Смотрю я иногда телевизор, и, бывает, слышу от разных языкотреплющих дядь и тёть: "Это твоя жизнь, и ты должен прожить ее так, как хочешь!". И улыбаются они так приятно, и умные все такие на лицо. И правильно всё вроде. И сразу хочется послать всех и вся и начать жить жизнью своей мечты. А это значит, хрен тебе, уважаемый мой однокашник и по совместительству босс Лёха, а не очередной трудовой день, и всем остальным уважаемым и не очень, торчащим на перспективном горизонте, боссам тот же самый корнеплод. Не дождетесь вы от меня никакого нового трудового подвига. Займусь-ка я лучше пивасиком, девочками, кабаками, тусовками, массовками и прочей богемой. Вот только не надо кисло-презрительно морщиться, вы же сами сказали, что жить мне нужно, как хочется, или нет? А еще лучше махнуть на какую-нибудь Ривьеру, вот где, наверное, кайф неподдельный. Но на какие, спрашивается, финансы?? Бабки мне где на проживание счастливой жизни оттопырить, драгоценные вы мои кандидаты и депутаты с душераздирающими улыбками на миллион баксов? И прямо местом одним чую я, что скажете вы мне на этот вопрос: "А не пошел бы ты милый на... работу! Ведь мы же это всё вроде как в том смысле, что живи, как хочешь, но на то, что сможешь выгорбатить на своем рабочем стуле". И съежусь я от вашего мудрого рентгеновского, насквозь меня, тунеядца и подлюку, просвечивающего, взгляда и залепечу: "А я что? Да я ничего...". И пойду на... работу и буду существовать мечтой и пониманием того, что жить мне надо так, как хочется.
Да ведь я и так хожу. Хожу за своей, мозгом и нервами выстраданной, зряплатой. И не потому "зря" платой, что получаю я свои грОши задарма, а потому, что, получая их, понимаю, что жизнь моя зря проходит!
Или не зря, дяди и тёти, а?
Поднимаюсь утром, принимаю какие-то там водные процедуры, чего-то там типа "Нескафе" или еще какой-нибудь дребедени и вперед к новым свершениям - вдоль по пыльным улицам, по Тверской-Ямской, мля... А вокруг люди, машины, спешат все куда-то. Да ясен пень, тоже к свершениям спешит народ, торопится прожить жизнь по своему усмотрению. День ходишь, два ходишь, месяц, год и начинаешь замечать, что люди-то всё одни и те же, лица уже узнаешь, а потом начинаешь запоминать номера и марки машин, физиономии водителей. Во, блин, снова этот дятел на черном "Москвиче" покатил, а вот "Нива" та, что месяц назад впилилась в "Мерс" у тебя на глазах. И т.д. и т.п. И тут приходит к тебе понимание того, что весь этот ежедневный геморрой с хождением в конторы, заводы и прочие дома науки и творчества ни к чему, кроме почетно-нищей пенсии, ни тебя, ни кого другого из твоих каждодневных товарищей по трудовому несчастью почему-то не ведет. Все по-прежнему на своих местах, а не на Ривьерах.
И вот, когда ты хромой, полуслепой и чахоточный будешь сидеть со своей аналогичной старухой долгим пенсионным днем перед экраном ТВ, какая-нибудь очередная умница, лапочка и просто добрейшей души человек, улыбчиво сверкая фиксой, скажет тебе: "Живи, братан, в свое удовольствие". Типа, как хочешь...
А, собственно, к чему я всё это? Да ни к чему, прописная истина. А куда деваться-то? Жить надо, кушать хочется, ну и т.п. Просто день сегодня такой, вот и наехало на меня. Чёрти что, а не день! А начинался почти как обычно...
Спросонья долбанул кулаком по озверевшему будильнику и неприлично долго искал его под гардеробом. После обязательных водных процедур добавил тонуса чашечкой кофе, и вот, наконец, она - долгожданная родная моя и ненаглядная засраная собаками и добропорядочными гражданами улица. Кто там, Блок, кажется, сказал: "Живи еще хоть четверть века, всё будет так, исхода нет"? Умница мужик был! Уж он то всю кодлу насквозь видел. А другой кто-то добавил: "Эта наша судьба, жить не можем иначе...". Вот именно, что не можем, какая уж там Судьба? Не хочем! Ладно, ерунда это всё, спешу, ждет меня босс Лёха. Трамвайчик бы вовремя подогнали, тогда и бог с ней с улицей. Ага! Вот и он - мой родимый красный звенящий подползает. Сел в него, вот и замечательно. Еду, любуюсь на детские и не очень автографы. Колёса постукивают на стыках рельс, сквозь оконное стекло припекает утреннее июньское солнышко, благодать. Долго ехать, задремал.
Вдруг дёрнуло - едва на месте усидел. Тпрррууу-уууу! Что такое? Мутным спросонья взглядом прочёсываю вагон. Как приехали? Вот мать-перемать, авария? А-а-а... Кого-то на путях раскорячило. Так уберите его оттуда к..., ну, вы меня поняли. Как вагон дальше не пойдет? Да вы что тут ошалели?? Меня же босс ждет, а его итальянцы ждут! А они ждать не любят совсем, это я по себе знаю. Нельзя мне опаздывать, Лёха друг и, хоть порой дерьмо из него во все стороны брызжет, но подводить его не хочется, а итальянцы, хоть и не плохие парни, но от них судьба конторы зависит! Если не успею, и контракт накроется, машину себе не раньше чем через год куплю! Так и буду на трамваях ездить!
- Уберите этого придурка с дороги!
Всё... пришлось выходить. Бегом к остановке. Лайн. Едем. Слава богу, кажется, успеваю, на грани фола, но всё же успеваю. Не развалятся итальяны от трех минут. Сижу на самом колесе. По заднице - бам, бам, бам - рессора накрывается, каждую кочку и выбоину на себя принимаю. Терплю, клацаю зубами на ухабах, но терплю. А водитель на меня косится так подозрительно в зеркало заднего вида, как проклятый эсэсовец на партизана. Ничего ты от меня изверг за рулем не дождешься, не дам тебе ключей от квартиры, где деньги лежат. Пытай меня, гад. Бам-бам-бам...
Мимо плывут пыльно-серо-грязные девятиэтажки спального района. Трах-бам-бац - что-то по крыше маршрутки. Визг тормозов... Водила чуть в форточку приоткрытую не выпрыгнул. Что, неужели опять приехали?! В три этажа матерясь, водитель с подножки заглядывает на крышу ГАЗели и спустя секунду разрывает воздух яростным воплем. Всё ясно - яйца куриные... Ну понятно, дети балуются, выспались, сил набрались - молодость лезет наружу, а засунуть ее некуда. Газельщик рвёт и мечет. Мать, тётя, дядя и прочие родственники бесчинствующих террористов икают и корчатся в предсмертных судорогах. Да ладно тебе, поехали, хватит стоять, не бомба ведь, все целы! Чё? Ты куда, мужик? Там столько квартир, хрен ты когда кого найдешь! Вернись, я всё прощу! Ну, ёлки-палки....
Опрометью из маршрутки - подальше от антитеррористической операции.
Обочина. Ожесточенные взмахи рукой. Тормози ты, стой! Куда? Да ты чё? Пустой ведь прешь, я тебе денег дам! Да стой ты! Следующему поперек дороги лягу! Взгляд на часы - фиаско, полет фанеры над Парижем!
Наконец-то удалось тормознуть... Даже не машина, а так - нечто, но с шашечками на боку. Как ездит-то еще? Пальцем в борт ткну, насквозь пройдет. Гони, шеф! Чем быстрее, тем я щедрее сделаюсь!
Чё ты мне там по погоду втираешь? На дорогу смотри! Вот ё... Да заткнись ты, не до тебя! Всё, следующий светофор и я тебя выкину! Не видишь что- ли - мне по мобиле с шефом пообщаться надо! И прямо ему, таксюку этому, в лоб:
- Пасть закрой и рули!
Он аж офигел! Но желание клиента, тем более явно перевозбужденного...
- Здорово Лёха, тут, понимаешь, дело такое... Ну, короче не успеваю я. Минут на двадцать пять опоздаю. Подождешь?.. Нет?! А как же ты с ними без переводчика будешь? Сегодня ж контракт подписывать! Как Макса пригласишь? Ты чего? Я, мать твою, итальянов этих и убеждал и развлекал, только что не спал с ними, а ты - Макса?.. Чего?.. Кинуть меня хочешь? Ну и сука же ты, Леха.
Бросил трубку.
- Всё, шеф, можешь открыть пасть, мне теперь наплевать. Вон ларек видишь? Тормози, а то пиво там перегреется.
Расплатился, вышел на тротуар и к ларьку. Что тут у нас из тёмного?.. Э-хе-хе... Ну, ладно...
- Девушка, мне "Балтику" четверку. Как сдачи нет? Ну, две бутылки давай!
Вымогательство какое-то...
Ухожу в соседний скверик. Приятное местечко и главное - никого. Тенек и мусора немного. По нынешним меркам, его тут вообще нет. Всё, расслабляюсь. Первая хорошо пошла. Теперь можно не спешить. Закурить бы... Ну да ладно... Сижу, стараюсь о неприятном не думать.
- Гражданин, - слышу за спиной, - распивать спиртные напитки в общественных местах запрещено.
Мент.
Весь кайф обломал. Я ему за это чуть башку неоткупоренной бутылкой не протаранил. Удержался. Он-то не виноват ни в чем. Пить нельзя, говоришь? Да у тебя на носу морды лица написано, что ты сам ходячий спиртной напиток. Осматриваюсь, думаю не послать ли его куда подальше без свидетелей. Но, нет! Метрах в пяти еще такой же кент в сером пасется и... с бутылкой пива. Прихлебывает... Ну, я своему показываю на того, а это, мол, что такое? А это, говорит, не ваше дело, и вообще, вопросы тут задаю я. Ну, хрен с тобой и с твоими вопросами, сунул ему в рыло полтинник, свалили они с корешем.
Допил вторую. Пора и в контору. Прошелся пешком. Что-то приятное в этом есть, когда не спешишь, а идешь на работу эдак прогуливаясь. Успел к концу обеда.
- Здравствуйте, Людочка. Как поживаете? Нормально? А Лёшенька наш разлюбезный не вернулся? Нет еще? Когда будет? А-а-а... они-с с гостями по ресторанам-с... А вы чего же, прекрасная фея, не обедаете? Дел много, бумажки важные? Не бережете вы себя! Выпить со мной не желаете? У меня вон в столе и бутылочка коньяку-с припасена! Ну и что с того, что на работе? А где ж еще-то? Дома не интересно, потому что вас там нет! Ну, как хотите. Неволить, так сказать, не хочу...
Налил.
- Людочка, а лимончика нет случайно? Нет? Жаль... Что ж мы всё без витаминов и без витаминов...
Выпил. Было неплохо, стало еще лучше. В углу тренькнул телефон.
- Что там?.. Ах, шеф звонит.. Ну и?.. Меня хочет? Люда, скажите ему, что я не девка, чтобы меня хотеть... Да-да, так и скажите!.. Говорит, чтобы я приехал? Нужен ему?! Странно... Вы поинтересуйтесь, как он считает, а нужен ли после утренней беседы мне?
Людочка зашептала в трубку, а я снова налил, выпил. Наезжает!
- Что?! Говорите, опять зовет к телефону? Не пойду я. Скажите ему, что записочку оставлю, приедет, ознакомится. Переводчики и в других местах нужны... Контракт у него горит?! Да пусть хоть двадцать контрактов у него сгорят!
Как наехало-то, хороший коньяк.
Нет, я не злопамятный, просто память у меня хорошая. Он путь и босс, но я его другом считал. Просчитался.
На выходе из конторы настроение было не сказать, что бодрое, но гораздо лучше утреннего.
И вот я дома, и вот он одинокий вечер. Комп слегка потрескивает винтом, играет незатейливая музычка, но что-то как-то не весело. Приятное пивно-коньячное опьянение куда-то безвозвратно скрылось. Осталась головная боль. Сижу, рубаюсь в старенького Дюка и одновременно пытаюсь сообразить, как жить дальше. Соображается туго, со скрипом, зато хитрый матерый вояка и убийца под моим неназойливым управлением лихо скачет по лабиринтам, круша всех, кто подвернется. Чёрт! Да что за уровень такой. Застрял, никак выход найти не могу! Напридумывали, блин!
Во, интересно про уровни! Каждому свой и попробуй с него выберись... И ладно бы нормальными они были, уровни эти. А так... Вот и пытаешь забраться куда-то повыше, на следующий уровень. Мечешься, тычешься из угла в угол, любой ценой дырку найти стараешься... Не, конечно чисто теоретически, рассуждая по-демократически, каждый может стать президентом. Но реально - накося выкуси! Ну ладно, даже если президентство оставить в покое. Просто нормальной жизни на своем месте хрен получишь! И вверх не пускают и просто жить не дают достойно, чтоб не подлизываясь, не заискивая и не унижаясь!
Родился, скажем, Вася Пупкин в ПГТ Говнище. Ну, родился он, никого об этом не просил. Бабки-мамки-тетки, детсад, школа, ПТУ. Почему ПТУ, а не университет? Ну допустим, Говнище это находится в таких еб..., далеко, короче, на столько от всяких там благ цивилизации, что до ближайшего универа, как от Лондона до Пекина. Были бы фунты, стерлинги, да тугрики - нет проблем! Езжай тогда драгоценный Вася за умом-разумом. А так только папина трактористская твердорублевая зарплата, которую мать-героиня пытается как-то растянуть до следующей на всю семейную ораву. Да и вообще счастье огромное, что хоть ПТУ есть и махонький заводик, куда после этого ПТУ можно пристроиться. И даже не будем считать, что Вася этот потенциальный Ломоносов, Лобачевский или, на худой конец, Белинский, чтобы не ронять напрасных слез о загубленном таланте! Нет! Он просто Вася! И вот закончил Вася ПТУ! Ура! И идет он на завод! И работает! Честно работает, не пьет, не ворует, вкалывает, как стахановец. И еще раз ему ура! Но чего он с этого имеет? А ничего ровным счетом! Шиш он имеет, ну, слава богу, если с маслом. Надеюсь, с этим никто в здравом уме и при наличии телевизора спорить не станет? И живет он в своем Говнище, как в соответствующей названию субстанции. И дай бог ему не осознать этого и не спиться к старости, как папа тракторист. Дай бог, не узнать, что кто-то не поднявший за свою жизнь ничего тяжелее ручки или ножа с пистолетом, живет в тысячу, да что там, в миллион раз лучше него. Так пусть накопит денег и езжает куда-нибудь, где можно жить лучше, скажете вы, Ломоносов ведь пешком дошел! Можно и так. Но на тысячу таких Вась, может быть, у одного что-то получится. А это, согласитесь, ненормально, сейчас у нас вроде как демократия с равными возможностями, а не матушка императрица. Но мы же условились, что он не Ломоносов! И не хочет он никуда уезжать, нравятся ему родные пенаты, душой прикипел и на чужбине ему каюк! И вообще, к чёрту всю эту лирику. Почему спрашивается человек должен жить плохо, жить в дерьме, если он не хочет грабить, убивать, воровать, лебезить, ехать куда-то и что-то кому-то доказывать, а просто хочет честно работать в своем ПГТ, на своем уровне? Разве он не достоин жить в нормальных человеческих условиях, а, значит, чувствовать себя нужным государству? А ведь эта "нужность", ощущение отдачи от труда придаст ему сил и желания работать ещё лучше и лучше! Разве не так? По-нашему выходит, что нет... Не нужен государству никакой Вася, будь он хоть сто раз стахановец. И труд его, выходит, никому не нужен. Поэтому ничего мы и не производим, а лишь продаём-перепродаём, выкачиваем и поставляем.
Да и взять меня! Вернулся после универа домой. Устроился в школу. И мне нравилась моя работа! Не хотел я никому ничего доказывать, просто хотел работать, завести семью, ребенка. Но шиш тебе, господин-товарищ учитель, а не семейное счастье на 3000 рублей в месяц. Конечно я понимаю - когда-нибудь потом было бы больше, аж на целых пару тысяч, потом бы ещё чуток за выслугу накинули, а пока... без опыта работы, без профессиональной репутации, короче, молодой специалист... Молодой-то молодой, но за те деньги был риск до старости не дожить. Не патриотично? Да ну и х... с ним. В пионеро-комсомол играть нам свыше уже запрещено, так что про ура-патриотизм не будем. Кушать-то всё же нужно регулярно и желательно не "Ролтон" - опять же не патриотично...
Не хотел я уезжать. И долго пропускал мимо ушей нытье родителей, о том, что надо мне выбираться отсюда. Они мне чуть плешь не проели! Смотри, мол, вон Васька сел, Колька спился, остальные тоже на подходе. Беги отсюда, сынок! Но почему я должен бежать куда-то из своего дома? Достали они меня в конец. Уехал после того, как Колян с перепоя застрелил брата, а потом застрелился сам. Сразу после похорон и свалил.
Да, сейчас я имею небольшую квартирку на окраине Москвы. Брал ее в кредит, но кредит брал не в банке (избави Господь от чумы и от банковского кредитования), а у старого школьного кореша. Он после отсидки раскрутился, бизнесменом заделался, сейчас миллионами ворочает, вот и сделал мне беспроцентную ссуду. Слава Богу, сумел отдать ему всё. Да, я могу себе кое-что позволить... На машину копил... Накрылась машина... Чёрт с ней! Чувствую я, что не мое это всё. Не тем я занимаюсь! Нафига мне вся эта нервотрепка с ублажением каких-то там итальянцев? Что я тут делаю? Разве не достоин был учитель маленького городка получать хорошую зарплату? А ведь мне действительно нравилось работать в школе! Разве не больше пользы принес бы я государству, обучая детей иностранному языку, а не заискивая перед буржуями, упрашивая их подписать очередной контракт? А что дает этот контракт? Новую партию итальянской сантехники на российском рынке! Что мы в свои унитазы гадить не можем? Выходит, нет... да и не во что. Потому, что все Васи за ненадобностью списаны в тираж, и унитазов производить некому. Вот и спускаем деньги в итальянские сортиры, вместо того, чтобы тратить их на своих детей...
Забрался я, короче, чуть повыше чем был, но безрадостно как-то. Но хоть и безрадостно, а опускаться ниже уже не хочется. Значит надо что-то придумывать! С Лёхой завязано, концы обрублены.
Звонок в дверь. Мля, только гостей мне сейчас и не хватает! Не буду открывать. Отсижусь. Ага, вот еще один голубчик за углом! Бах - раздалось из колонок и очередной труп на экране осел. Да сколько можно звонить-то?! Не открою же! По столу, тихонько завывая что-то про несчастную американскую любовь, запрыгал мобильник. Его поцарапанный местами помятый металлический корпус противно подребезгивает. Старьё... Взял его после того, как один за другим посеял четыре не самых дешёвых сотовых телефона. После третьего друзья и знакомые определили во мне редкий талант сорить ими. С тех пор едва ли не при каждой встрече ехидно интересуются, как поживает очередной, и долго ли собираюсь не разлучаться с ним. Когда месяц назад расстался с четвёртым, скрипя зубами от досады, решил, что хватит разбрасываться деньгами и приобрёл простенькое древненькое "б/у". И вот оно не унимается, дребезжит и завывает. Извести меня хотят что ли? Жму на комповой клавиатуре на "Pause/Break" и берусь за мобильник. На дисплее неизвестный мне номер.
Выразительно вздохнув, бреду к двери. На лестничной клетке стоит длинный молодой человек. Плечи слегка перекошены, рыжеватые волосы всклокочены на макушке, в голубых глазах тревога, а тонкие губы капризно изогнуты.
- Ну, заходи что ли. Чего притащился, попозже не мог?
- За два месяца ехать собрались, всё решили, а он теперь не может! - с порога выдаёт Паша. - А я уже собрался, отпуск взял. А теперь горит всё ясным пламенем. Что делать? Как...
Нет, ну надо же! Еще у одного что-то горит!
- Да погоди ты, не части! - обрываю я жалующего Павла. - Какая такая поездка?
- Отпуск! Хотели съездить отдохнуть...
- А от меня тебе что надо?
- Компания, - просительно выдаёт Паша.
- Ясно... Ну, вообще-то с сегодняшнего дня я свободен, как Винни Пух.
Отказав в распитии чая для закрепления договоренности, выпроваживаю этого истерика. Не, он в принципе нормальный парень, но с причудами. Видите ли, приятель не смог составить компанию, а ему одному, ловеласу, по девкам шляться скучно, всё пропало! Ну ничего, спасу товарища! Собственно говоря, что меня тут держит? Могу устроить себе небольшой отпуск! Да здравствует солнце, море и загорелые женские тела! И чёрт с ней с мечтой о машине! Потратим немного денег!
Всё, спать! Набираться сил перед приключениями!
Утром просыпаюсь от звонка мобильника. Судя по номеру на дисплее, опять Паша! И чего ж тебе не спится?..
- Ало! Ну? Да! А позже нельзя?.. Ладно, умыться мне хоть можно?.. Хорошо, через час буду.
Избранным Пашей поставщиком нас к жаждущим любви и ласки заграничным красоткам оказалось агентство "Дорога в Рай". Что ж, звучит заманчиво!
Дорога в рай почему-то началась с указателя на лестницу в полуподвальное помещение.
- Помнится мне, рай должен быть в другом направлении, - возмутился я. Но Паша сказал, что всё не единожды проверено.
Чертыхаясь и щурясь, спустились вниз. В отличие от пугающих ступенек, девушка в этом "райском" полуподвале оказалась вполне пригодной на роль райского обитателя. Такой ангел в мини-юбке.
- Здравствуйте девушка! Не могли бы вы подсказать, где сейчас море потеплее, а женщины погорячее? - приступаем мы к лобовой атаке и уже через каких-то десять минут убеждены в том, что если немедленно не наведаемся в Италию, то жить дальше не стоит.
Ну что же... Вива Италия!
***
Утро рабочего дня, чемодан с вещами, метро, толпа у перрона в ожидании поезда. Все стоят, я стою, все ждут, я тоже. Рядом две девицы, симпатичные такие, перешептываются, косятся то на меня, то на чемодан мой. Из туннеля зашумело. Толпа насторожилась, симпатичные лица девиц несколько позверели. Им уже не до меня. Голова поезда проплыла мимо. Приготовиться к штурму! Последний вагон скрежетнул и растворил двери. Толпа, возглавляемая девицами, пробуксовывая по скользкому мрамору перрона, ворвалась внутрь! Борьба не за жизнь, а за... свободные места! Девицы, орудуя локтями, заполучили вожделенное! Уселись, принялись прихорашиваться. Вошел. "Осторожно, двери закрываются!". За спиной кто-то сдавленно пискнул. Обернулся. Дверями зажало бабку. Почуяв неладное, двери распахнулись и ... с новой силой саданули по бабуле. Ну, и еще пару раз для порядка. В каком из филиалов гестапо учат на машинистов? Раздавленная пассажирка, наконец, ввалилась в вагон и охая забилась в угол. Поехали...
Трясемся. Кто-то читает, кто-то мучает мобилу, кто-то дремлет. Стою, наблюдаю. Еще несколько минут назад симпатичные, девицы вновь, вполголоса, переключили внимание на меня. У меня перед глазами картина недавнего штурма, успешно возглавленного этими особами. На передовую бы вам... Перефразировав почти классика: вам бы шашку да коня, да на линию огня, а любовные интриги... не про вас эта х..ня...
Пересадка. Толкотня на переходе, опять перрон. Этот поезд взяли без драки. Едем. Народ на станциях постепенно прибывает. Тесновато, но раз уж не на такси, так и нечего жаловаться. Кантемировская. В вагон ввалился парень лет двадцати пяти, "по-модному" слегка потрепанный, обросший и бородатый, с приличного объема рюкзачком за плечами. В руке книга - грамотный, значит, на шее - навороченный "гаджет" - типа, крутой продвинутый пацан. Вообще, я конечно из глубокой провинции, может, чего и не понимаю, но у нас неграмотных принято перед входом в общественный транспорт рюкзаки снимать. Но здесь-то... Парень прётся в самый центр весьма плотно заполненного пассажирами вагона. Не стоится ему у дверей, а ну как раскроются, и выпадет он вместе с драгоценным баулом? Недовольные возгласы распихиваемых пассажиров. Презрительно-уничтожающие ответные взгляды рюкзачника. Хорошо, что только взгляды, а то ведь и огрызаться начнет, визг поднимет. Пропихнулся, уставился в книгу. Едем... Орехово. Рюкзачник подрывается и, вихляя рюкзаком, порождая волну недовольства и ответных тычков, спешно продирается к выходу. Всего две станции...
Москва - местами вдохновляющая красота города и порой ужасающая пустота душ. Нигде больше не встречал такого контраста.
Маршрутка, аэропорт Домодедово, Паша, суровые лица работников таможенного контроля. На табло ищем рейс "Москва-Генуя". Регистрация уже открыта. Вот и замечательно. Билеты - миловидной и строгой девушке-контролёру, чемоданы - в багаж. На руках у меня остаётся спортивный рюкзачок, а у Паши - сумка через плечо. Что у нас дальше по программе? Дальше - личный досмотр.
Так, в этот тазик куртку, в тот ботинки, ремень снять, из карманов всё вон и вперёд через металлодетектор. Не зазвенел. Отлично. Обуваемся, одеваемся, потуже затягиваем ремни и без промедлений на паспортный контроль. Там женщина средних лет в безупречно белой блузке через стекло придирчиво сравнивает фото с оригиналом. Что-то уж очень долго сравнивает. Не изменился ли я часом? Может, лицо располнело?.. Неужели что-то не так? Вроде ни в чём не виноват, но под ложечкой неприятно кольнуло. Но вот женщина строго и вместе с тем приятно улыбается. Фу ты, кажется, порядок. Ага. Ставит в паспорт штамп и возвращает документ мне. Паша движется следом. Ожидаю, пока его сличат с фотографией. С ним управились чуть быстрее. Что теперь? Теперь еще один досмотр, на этот раз последний. Опять металлодетектор. А затем... Затем какой-то парень в белых перчатках проворно и повсеместно меня ощупывает. Я, конечно, против террористов, ловить их надо и сажать, но...но вот это... я даже не знаю как это без мата обозвать. Недовольно кривлюсь, вдруг думаю, вот если б женщина вместо парня была... и громко хмыкаю. Парень в перчатках бросает на меня удивленный и слегка настороженный взгляд. Затем чему-то улыбается. Уж не за ... он меня принял?
С интересом наблюдаю, как обыскивают Пашу. Он морщится, картинно закатывает глаза, но, в общем, держится молодцом.
Всё, мы почти уже не в этой стране. Теперь самое время совершить набег на "Дьюти Фри". Хотя, почему набег? Времени предостаточно, можно неспеша выбрать что-нибудь, чем можно скрасить перелёт. Останавливаем выбор на "Мартини" - вкусно и особо не опьянеешь. Паша долго крутит в руках блок неизвестных мне сигарет, но передумывает и вместо него прихватывает бутылочку "Джек Дениэлс". Я беру "Хеннеси". Затарились.
Устраиваемся на диванчике. Сидим, глазеем. Народ прибывает. Одни усаживаются и углубляются в чтение книг, газет и прочей прессы, другие гуляют среди витрин с парфюмерией и алкоголем. Достаю мобильник, пробегаюсь большим пальцам по кнопкам, на дисплее появляется надпись "Тетрис". Телефончик у меня старенький, никаких стрелялок-гонялок, зато есть в нём эта замечательнейшая на все времена игра. По мне, так другой и не надо. От верхнего края дисплея начинают падать кубики, палочки, загогулинки. Вращаю их, подгоняю, укладываю друг на друга. В правом нижнем углу увеличивается счётчик очков.
Судя по шуму-гаму, через контроль, наконец, прорвалась стайка подростков. В игре как раз пауза для перехода на новый уровень, так что можно оторваться и понаблюдать, как детишки мечутся от одного магазинчика к другому. Врубившись, так сказать, в ценовую фишку, молодняк начинает без разбору хватать спиртное. К кассам компания волочится, буквально в три погибели сгибаясь под тяжестью ноши.
- Во дают! - восхищается Паша и с тоской в голосе добавляет: - Эх, где мои шестнадцать лет...
- У меня спрашиваешь? Я тебя тогда в глаза не видел.
- Ну да... Эх, было время...
- Портвейн по рубль двадцать?
- Ага-а-а... - мечтательно вытягивает Павел. - Помню, в десятом классе под Новый Год с пацанами "Три семёрки"...
От этой его мечтательности я начинаю давиться от смеха.
- Чего? - возмущается он.
- Поперхнулся.
- А-а-а... - снова тянет Паша и погружается в воспоминания.
Минуты две он отрешенно смотрит впереди себя и вдруг выдаёт:
- А деньги?
- Что? - не понимаю я.
- Где б мы деньги взяли? Ну, чтоб не по рубль двадцать?
Жму плечами, собираюсь сказать что-нибудь неопределенное и тут вижу, как челюсть у Паши отвисает чуть ли не до груди, а глаза расширяются и лезут из орбит. Смотрю в направлении его ошалелого взгляда и вижу: чуть в отдалении от нас дефилирует девушка лет так двадцати пяти. Рост примерно метр семьдесят пять, длинные стройные ножки в изящных кремовых сапогах по колено, в меру широкие бёдра, обтянутые черной юбкой, оголенная узкая талия, бюст около третьего размера под короткой кожаной курткой, пухлые губки, щёчки с ямочками, широко распахнутые аккуратно подведенные глазки и вьющиеся льняные волосы до плеч. Снова смотрю на Пашу. Он по-прежнему в ступоре. С силой толкаю его в бок, чтобы привести в чувство. Павел дёргается и начинает ерзать на месте, что-то бубня под нос и пожирая взглядом прекрасную незнакомку.
- Я это... - наконец говорит он. - Пойду...
Всё ясно, Павла охватило желание познакомиться поближе.
- Куда? - на всякий случай уточняю я.
- Туда... - мнётся герой-любовник
- Может, она не одна, - предупреждаю я. - Подождал бы немного...
- Ага... - с явным огорчением произносит Паша и замирает на месте.
До неприличия пристально мы наблюдаем за тем, как, непринуждённо помахивая дамской сумочкой, девушка прогуливается вдоль витрин. Спустя какое-то время она останавливается у витрины с ювелирными украшениями и пристально их разглядывает.
- Всё, - не выдерживает Паша, - пошел.
Идёт он вразвалочку, как настоящий мачо. Она, то ли заметив его манёвр, а то ли просто так, направляется в противоположную сторону и исчезает в дверях попутного магазинчика. Немного помедлив для порядка, Павел следует за ней. Ну вот, самого интересного я не увижу... Или пойти подсмотреть, как хищник будет охмурять жертву, перенять опыт? Нет. У Паши задатки охмурителя в крови, на генном уровне. Такое не перенять. А мне от природы не дано. Как говорится, каждому своё...
До посадки в самолёт еще целый час. И занять-то себя нечем. Mp3-плейерами не балуюсь, предпочитая хорошо слышать, что вокруг происходит, книжку в чемодане оставил, так что даже почитать нечего. Чёрт, похоже, так и не продвинуть по нашумевшему творчеству Коэльо дальше пятнадцатой страницы. Так и буду сконфуженно мямлить при попытках знакомых завести беседу о гениальном писателе. "Ах, какой матёрый человечище!" - "Ну да, ну да. Конечно, конечно..." Думал хоть в самолёте сделаю над собой усилие, но нет, видимо не судьба. А уж в Италии... Какой тогда Коэльо? Эх, сколько на эти пятнадцать страниц потрачено сил! Признаться, до сих пор ни одна книжка не требовала от меня таких усилий. Ну не догоняю я его, как сейчас модно говорить. Вот такой вот приземлённый я человек - детектив мне подавай или фантастику. Семёнова или Стругацких, да мало ли у нас хороших писателей было и будет!
Сидеть надоело. Подхватываю рюкзак и Пашину сумку и иду к ближайшей витрине. На ней в футлярах и коробочках, в целлофане и без - сигары и сигариллы. Вид аппетитный, плюс к этому - из-под стекла пробиваются запахи табака разных сортов - крепкие и послабее, с ароматическими добавками и абсолютной чистоты. К горлу подкатывает слюна, возникает жгучее желание закурить. Но... я полгода, как бросил. Чёрт! - ругаюсь мысленно и, как заправский мазохист, продолжаю смотреть и вдыхать.
Курить или нет? Пара сломанных рёбер, проткнувших лёгкое, склонила чашу весов в сторону "нет". Если бы не тот полудурок на "Шевроле", купил бы я сейчас сигару поароматнее...
Эти мысли отдались в висках гулким буханьем. До сих пор ночами снится: перекресток, "зебра", светофор зажигает зелёный, я делаю пару шагов и... Дальше - два месяца в больнице и еще полтора с палочкой.
Вздыхаю, потираю лоб ладонью и машинально ощупываю сантиметровый шрам над правой бровью. Врач рассказывал, кровь лилась так, будто голова пробита. Оказалось - рассечение. Ладно, будем надеяться, что шрам меня лишь украшает, как полагается, придаёт мужественности. А полудурок тот приходил, денег предлагал. Потом папаша его приходил - солидный дядька, респектабельный. Говорил, что сын у него мальчик хороший, а на принципиальности я долго не протяну и гордостью сыт не буду. Зря он так, можно было по-человечески поговорить.
Условно сынку дали, полгода всего, видимо, вняли таки голосу папашиного разума.
Еще раз провожу пальцем по шраму и сосредотачиваю взгляд на своем отражении в витрине - не красавчик, но внешность, как мне неоднократно говорили, приятная. Смуглая кожа, тёмно-русые волосы чуть спадают на высокий лоб, густые сросшиеся брови над карими глазами, почти классический нос, широкие скулы и чуть выдающийся вперед подбородок.
За спиной чувствую движение, а в витрине вижу, как над моим плечом появляется улыбающаяся физиономия Пашки. Очевидно, охмурение прошло успешно. Оборачиваюсь. Так и есть. Под руку мой приятель держит ту самую девушку.
- Это Марина... Мариночка, - представляет он, - а это Дэн, Денис то есть.
Вот так сразу и Мариночка? - мысленно удивляюсь я и, улыбнувшись, говорю:
- Очень приятно.
- Мариночка тоже летит в Италию. Одним с нами рейсом, - объявляет Паша.
Улыбаюсь ещё раз. Внимательно смотрю на девушку и понимаю, что есть в ней что-то такое из-за чего она именно Мариночка, но что конкретно - определить пока не могу.
- Мальчики, давайте сядем! - говорит Мариночка, и я отмечаю, что голос у нее несколько резковат. Есть в нем что-то приказное и немного истеричное. Хотя, впрочем, голос как голос, и чего я придираюсь?
На диванчике собственной персоной мой обшарпанный "б/у". На всякий случай хлопаю по карманам. Пусто. Ну точно, мой!
Наблюдая за мной, Паша лыбится во весь рот.
- Это Денискин, - сообщает он Мариночке. - Он у нас парень такой, надоело - бросил!
- Да иди ты! - огрызаюсь беззлобно и прячу телефон в карман джинс.
Садимся. Мы по бокам, Мариночка между нами. Она закидывает ногу за ногу, поправляет волосы, её зелёные с поволокой глаза смотрят на меня, а потом на Павла.
- Значит, в Италию? - спрашивает она.
- Ага, - расплываясь в глуповатой улыбке, отвечает Паша.
- Первый раз?
Паша кивает.
- Я тоже, - сообщает девушка.
- Составишь мне... - начинает Паша, но тут же спохватившись, поправляется: - нам компанию?
Мариночка еще раз поочередно осматривает нас - теперь прищурившись - и до комичного серьезно говорит:
- Хм, надо подумать...
За нашими спинами раздается раскатистый, как из пушки, грохот. Мариночка вздрагивает, и все мы дружно оборачиваемся на звук. За стеклянной стеной на желтый диск солнца с востока наплывают свинцовые облака.
- Ну вот... - обиженно произносит Мариночка и, как капризный ребенок, надувает пухлые губки. От этого лицо ее становится еще привлекательнее.
- Подумаешь гроза какая-то, - спешит успокоить девушку Паша. - Это здесь, а там в Италии - наверняка отличная погода!
- Думаешь? - озадачивается Мариночка.
- Уверен!
- Смотри! Если обманываешь, обижусь! - предупреждает девушка, и я пытаюсь угадать, шутит она или нет.
- Если что, готов загладить вину так, как пожелаешь! - говорит Паша и подмигивает.
Мариночка как бы не замечает этого и задумчиво произносит:
- А вообще, я слышала, что отправляться в дорогу в дождь - хорошая примета.
Паша и, к моему удивлению, я согласно киваем. Некоторое время сидим молча. От нечего делать я еще раз оборачиваюсь и смотрю на улицу. Там под ещё не ушедшим в облака солнцем ядовито желто-зеленеет скромных размеров "Боинг". К самолёту от здания аэропорта ведет крытый подвесной коридор. На борту "Боинга" эмблема компании "S7". Вспоминаю кадры авиакатастроф с участием этой конторы и невольно поёживаюсь. А что делать-то? Можно, конечно, дома остаться... Ну уж нет! Авось пронесёт!
Объявляют посадку. Выжидаем, пока основная масса пассажиров пройдёт в самолёт и, когда у стойки контроля остается человек двадцать, отправляемся туда. На полпути где-то поблизости раздаётся громкая неизвестная мне мелодия. Мариночка вздрагивает и принимается суетливо копаться в сумочке. Мы с Пашей застываем на месте, с интересом наблюдая за этим процессом. Мобильник в недрах сумочки верещит всё громче и настойчивее, но, словно в издёвку, умолкает, как только попадает в руки к хозяйке. На Мариночкином личике досада: губки надуты, а бровки сдвинуты к переносице. Её наманекюренный ноготок пробегается по тускло-бирюзовым кнопкам мобильника, несколько секунд она задумчиво смотрит на дисплей, и в это время досада на её лице превращается в негодование.
- Мальчики, идите, я догоню, - бросает она и поворачивается к нам спиной.
Пока парень у стойки проверяет наши билеты, мы продолжаем наблюдать за новой знакомой. Мариночка теперь стоит к нам вполоборота и что-то тихо говорит в трубку. Что именно - разобрать невозможно. Лишь когда мы оказываемся за стойкой, до нас долетает Мариночкино строго-капризное:
Быстро проходим по коридору и попадаем в самолёт. Выслушав усталые приветствия стюардессы, занимаем свои места в хвосте, в предпоследнем ряду справа.
Мариночка появляется минуты через три. Несколько секунд она медлит в центе салона, смотря на одно из кресел, а затем направляется к нам. Рассеянно улыбнувшись, садится рядом с Пашей. Он делает грудь колесом и пытается приобнять её за плечи, но не тут то было. Мариночка отталкивает его руку, вжимается в кресло и закрывает глаза. Так, похожая на нахохлившегося воробья, она неподвижно сидит около минуты. Упрямец Павел снова пытается обнять ее, но она порывисто приподнимается в кресле, хлопает ладошкой по подлокотнику и зло гортанно произносит:
- Козел!
- Что? - выдавливает Паша, опешив.
- Козел! - повторяет Мариночка и обессилено плюхается в кресло.
- Я? - спрашивает Павел, опешив ещё больше.
- Да причём тут ты, - раздражённо произносит девушка. По лицу ее гуляет буря эмоций, а высокая грудь вздымается так, что, наверное, неплохо справится с ролью кузнечных мехов.
- И на этом спасибо, - тихо говорит Павел и отстраняется от грубиянки.
Я отворачиваюсь и смотрю в иллюминатор. По стеклу скользнули несколько капель дождя, оставив за собой водяной след. Ничего интересного за бортом не наблюдается, но не Пашей же любоваться? Мимо, мигая маячком, проезжает ярко-оранжевый заправщик, затем бело-голубой "Форд" службы охраны. Чуть поодаль тягач буксирует сто пятьдесят четвертую "Тушку". В памяти сами собой всплывают незабываемые впечатления от полёта на этой "птичке". Летал всего лишь раз, но воспоминаний хватит надолго. При любом изменении высоты уши начинали болеть так, что не дай бог врагу, хотя... смотря какому. Если взять...
В этом месте мои грёзы вероломно прерывает грубый с хрипотцой голос:
- Ой, а вы не пересядете? - предельно смягчив голос, интересуется она. - А то я тут с женихом... - указывает на Пашу.
Лицо Павла на мгновение перекашивается, точно отражённое в кривом зеркале, но он быстро справляется с эмоциями, расплывается в просительной улыбке и обнимает таки "невесту" за плечи.
- Ну ладно, - соглашается дядька, - куда садиться?
- Вот там, видите, женщина в шляпке...
- Та, что с ребенком?
- Да-да, - подтверждает Мариночка и дядька удаляется.
Толкаю Пашу в бок и на ухо шепчу ему:
- Жених, блин... Когда свадьба?
- Не дождешься, - скалится Паша и подмигивает.
Над нашими головами раздаётся тихий короткий шелест, а затем приятный женский голос:
- Уважаемые дамы и господа, капитан корабля и экипаж рады приветствовать вас на борту Боинга-737, совершающего рейс Москва - Генуя Просим вас занять свои места и пристегнуть ремни. Сейчас вам расскажут о средствах личной безопасности на борту самолёта.
В проход между креслами выходит стюардесса - молодая высокая девушка с привлекательным усталым личиком. Она долго и неинтересно рассказывает о том, где лежат спасательные жилеты, откуда выскакиваю кислородные маски и как этим добром пользоваться.
- Экипаж постарается сделать всё возможное, чтобы о полёте у вас остались только приятные воспоминания, - заканчивает она выступление и удаляется.
Самолёт вздрагивает и медленно трогается с места. Забирает немного направо и катится вперёд. Смотрю в иллюминатор. Вдалеке проплывает увитый "колючкой" забор, внизу на асфальте виднеется белая разметка, впереди торчит слегка подрагивающее крыло. Едем долго, несколько раз довольно круто поворачиваем то в одну, то в другую сторону. Наконец останавливаемся.
- Дамы и господа, - раздается из динамиков, - наш самолёт готов к взлёту, убедительно просим вас поднять откидные столики, привести спинки кресел в вертикальное положение и пристегнуть ремни.
Мы дружно выполняем просьбу - каждый в той части, где это возможно.
Гул турбин усиливается, чувствительная вибрация волной прокатывается по корпусу самолёта. Он трогается с места, едет всё быстрее и быстрее. С каждой секундой меня всё сильнее вдавливает в кресло. И вот оно на мгновение как бы проваливается подо мной. Я инстинктивно сжимаю ладонью подлокотник.
Отрыв. Самолет задирает нос и устремляется вверх. Земля в иллюминаторе удаляется. Общий вид становится всё крупнее, а частные детали - всё меньше.
Уши закладывает. Паша что-то говорит, но из всей фразы я разбираю лишь гагаринское "Поехали!", произнесенное с особым выражением.
"Боинг" заваливается на левое крыло, делая разворот, и забирается всё выше. Врезается в грязно-серую пелену облаков, прорывается сквозь нее, и в иллюминатор ударяют слепящие солнечные лучи.
Стараюсь дышать ртом, чтобы отлегло от ушей, но помогает слабо.
Сверху облака кажутся кипельно-белой снежной равниной, усеянной то тут, то там холмиками сугробов. Внизу - в редких, но крупных разрывах облаков - проплывают куски города: едва различимые квадратики и прямоугольники домов; узкие, как ленточка в косе первоклассницы, отрезки дорог.
Город остался позади. Самолет выравнивается. Похоже, набор высоты закончен, легли на курс. В подтверждение этого на табло потухает значок "пристегните ремни".
- Дамы и господа, - звучит из динамиков женский голос, - мы закончили набор высоты. В полёте вам будут предложены прохладительные напитки и завтрак. Желаем приятного полёта.
В проход между креслами две стюардессы выкатывают тележку. На ней пакеты с соком, бутылки с газировкой и пивом.
Мне минералку, Паше с Мариночкой апельсиновый сок. На свет появляется благоразумно приобретенный по бросовой цене "Мартини". Мои спутники смешивают коктейль, я буду пить чистый "Бьянко".
- Ну что, прощай... нет, до свидания, Родина!
***
Аэропорт Генуи встретил нас солнцем и ослепительно белоснежной улыбкой гида Андрея. Этот безмерно улыбчивый и добродушный парень помог нам разместиться в комфортабельном микроавтобусе, заполненном прибывшими туристами, и по широченной скоростной автостраде мы помчались к конечной точке маршрута - славному городу Сан-Ремо на берегу теплого Лигурийского моря. По дороге, пока Андрей вещал о радужных перспективах отдыха на знаменитом курорте, запоздало выяснилось, что Мариночке по счастливейшему стечению обстоятельств (так выразился Паша) забронирован номер в том же отеле, где предстоит остановиться нам.
Как оказалось, семиэтажный четырёх-звёздочный отель со всевозможными удобствами, так было заявлено в проспекте туроператора, расположился в самом настоящем пальмовом лесу на окраине Сан-Ремо. Конечно, в проспекте были картинки, но, глядя на них, я и представить не мог такой масштабности экзотических насаждении. От отеля до моря всего каких-нибудь двести метров пологого спуска среди расступающихся ребристых пальмовых стволов. По прибытии первым делом мы конечно же бросились к воде. Купались и загорали до самого ужина, после которого Паша отправился провожать Мариночку, а я вернулся в свой номер. Именно Пашка ещё в Москве настоял заборнировать каждому одноместный полу-люкс, чтобы, значит, иметь полную независимость и свободу действий в делах амурных. Вот бабник...
Приятно утомлённый купанием, я лежу на кровати, переключаю канал за каналом. Всё иностранщина. Сплошные MTV, BBC, CNN и прочее идеологически чуждое. Я конечно в языках поднаторел, но вот именно сейчас не хочется мозги переводом загружать. Продолжаю давить на кнопки пульта, тщась выловить что-нибудь "наше". Ага, стоп! Кажется, спутник не подвёл. По крайней мере, логотип в углу экрана до боли знаком. Показывают рекламу... Странно... Актёры почему-то не говорят, а размовляют. Что за чертовщина? Украинский канал что ли? На экране мельтешат шампуни вперемешку с перхотью, бульонные кубики с синюшными цыплятами и женщины с прокладками. Никогда не считал себя националистом, но именно на фоне украинской мовы всё это кажется мне ещё более смешным и в то же время противным.
Рекламный блок заканчивается, и на экране появляется дядька с лицом идиота, но в военной форме. "Смирнов, ко мне!" - странным для команды отечески-заботливым тоном выкрикивает он, и я с чувством глубокого удовлетворения вздыхаю. Всё же канал русский. Но почему реклама украинская? Загадка... На экране к командующему дядьке походкой пацака семенит лыбящийся доходяга. Очевидно, Смирнов. Сейчас, наверное, подбежит и скажет: "Кю". Но нет, Смирнов детским голоском докладывает, что прибыл по приказу и ждёт распоряжений. Дядька выслушивает. Довольно крякает. Делает лицо поумнее. Видимо, таки собирается распорядиться. На заднем плане - за дядькиной спиной - вразвалочку шествует галдящая толпа в камуфляже.
В дверь номера стучат. Я отрываюсь от телевизора и собираюсь сказать "войдите!", но не успеваю. Дверь распахивается, и в номер, не дожидаясь разрешений, входит Паша. Подбородок вздёрнут, руки за спиной, брови сдвинуты к переносице. Длинная широкая майка болтается на нём, как балахон, шорты прикрывают ноги до колен. Секунд пять он изучающе смотрит на меня, изучив, строго вопрошает:
- Киснешь в одиночестве?
В ответ я морщусь и пожимаю плечами - типа не знаю.
Паша делает несколько шагов вперед. Шагает он как-то странно, я бы сказал слегка пьяновато.
- Будешь? - осведомляется Павел, и из-за его спины появляется бутылка.
- Буду.
Отдыхать, так отдыхать.
Принимаю бутылку, свинчиваю пробку и отхлёбываю прямо из горлышка. Паша одобряюще кивает, мол, так держать, знай наших и проч. Виски оказывается резковатым, на любителя.
- О, у тебя телевизор по-нашему говорит! - восклицает Павел. - Что показывают?
- Кино какое-то.
Я делаю еще глоток, а Паша тем временем сосредоточенно всматривается в экран.
- Дай! - ни с того, ни с сего гаркает он и выбрасывает ко мне правую руку с разжатой ладонью.
От этого резкого движения я вздрагиваю и пытаюсь прикрыться, как от удара.
- Что? - спрашиваю я.
Лицо Павла перекошено в зверской гримасе. Не помню, чтобы раньше видел его таким. Не дожидаясь, пока я соображу, что ему нужно, он выхватывает у меня пульт и нажимает на первую попавшуюся кнопку. Из динамиков раздаётся итальянская речь.
- Сняли... суки... Санаторий для дибилоидов... - цедит Паша сквозь плотно сжатые зубы и швыряет пульт на кровать. - А кирзой по почкам - не хотите? А бросок на двадцать пять по полной выкладке?
Вот оно что... Воспоминания о былом. Протягиваю Паше бутылку. Он с жадностью припадает к живительной влаге.
Мне-то что? Меня армейская чаша миновала. А вот Пашка хлебнул. Но до сих пор у него об армии всё как-то вскользь и с усмешкой, когда ни спросишь. Мол, ездили куда-то, стреляли из чего-то, ну водку пили - само собой - вот и вся армия. А тут... Наболело, прорвало?
- Пойдём что ли? - осведомляется Паша, оторвавшись от бутылки. Говорит он уже беззлобно, как ни в чём ни бывало.
- Куда?
- Прогуляемся.
Покинув номер, направляемся к лифту. Паша идёт впереди, пошатывается и припадает на левую ногу.
Стеклянный лифт, скользя по стене здания, быстро уносит нас вниз. Перед глазами мелькает море огней. На улице стемнело, но территория отеля сияет, как рождественская ёлка.
На выходе из лифта сталкиваемся с группкой улыбающихся пожилых людей. Они о чём-то оживленно переговариваются на английском.
- Хай! Э вери найс дэй! - приветствует нас один из них - седовласый поджарый дядька в белой бейсболке.
Американцы - догадываюсь я и из вежливости отзываюсь:
- Хау а ю?
- Файн! - сообщает седовласый, и вся компания втискивается в лифт.
- Гуляют пенсионеры, - произносит Паша.
В его голосе я улавливаю нотки зависти и соглашаюсь:
- Да. Нашим бы так.
- Помечтай, - саркастически хмыкает мой приятель.
Я молчу в ответ. Что тут сказать?
Идём по территории. Навстречу то и дело попадаются отдыхающие. Все улыбаются и приветственно кивают нам. От этого лично я прихожу в некоторое смущение. Непривычно получать знаки приветствия от совершенно незнакомых людей. Проходим по пальмовой аллее. Над нами, цепляясь за стволы пальм, причудливо переплетаясь, нависает пышная растительность, усыпанная экзотическими цветами. Цветы благоухают. Воздух просолен морем и свеж. Я с наслаждением втягиваю его ноздрям.
- Твою мать! - раздаётся голос Павла.
Он оступается, но удерживает равновесие.
- Осторожнее! - с опозданием предупреждаю я.
Паша выругивается еще раз и идёт дальше, хромая сильнее прежнего.
- Что с ногой? - спрашиваю я.
- Да так... - неопределенно произносит он.
В конце аллеи показываются ворота. За воротами пляж.
Ступаем на песок. Он шуршит и податливо проминается под ногами. Лигурийское море шумит, непрерывно гоня к берегу солёные волны. Налетает ветер. Бесцеремонно и вместе с тем ласково он проходится по моей шевелюре. До чего же хорошо! - думаю я и с наслаждением потягиваюсь. Время позднее, пляж давно опустел. Разваливаемся в лежаках под широким плетёным зонтиком на длинной пластиковой ножке.
Долго лежим, смотря в черноту над морем. Где-то вдали тускло мерцают огни кораблей. Над нами - в прорехах сплетенных прутьев - огромные яркие звёзды. Южное небо ночью кажется до страшного близким. Протяни руку - обожжёшься о какое-нибудь светило...
- М-м-м... - мычит Паша.
Я оборачиваюсь к нему и вижу, как он ожесточенно разминает левую лодыжку.
- Болит?
- Ага. Дождь пойдёт.
- Думаешь? - недоверчиво спрашиваю я и ещё раз сморю на небо. Там ни облачка.
- Мой барометр не обманешь... Ну, если только из-за акклиматизации...
Я отхлёбываю из благоразумно прихваченной бутылки. Передаю Паше. Он отпивает и с силой втыкает бутылку в песок рядом с лежаком.
- Покурим?
- Ну, вообще-то я бросил.
- А... ну да, - припоминает Паша.
Он закуривает. В воздухе разносится дразнящий запах табачного дыма. Я с завистью наблюдаю за приятелем. Курит Паша жадно, глубоко затягиваясь. При этом он необычным для меня образом прячет сигарету в ладони. Даже находясь в метре от него, я не вижу огонька.
В очередной раз выпустив дым из ноздрей, Паша задумчиво произносит:
- День рождения.
- У кого? - для поддержания беседы интересуюсь я. То, что день рождения у Павла через два месяца мне известно, так что повода для волнений нет. Поздравить успею.
- У отца сегодня день рождения. Пятьдесят пять.
- Юбилей.
- Ага, - вздыхает Паша.
- Так какого ж ты здесь делаешь? Тебе бы на юбилее у родителя сейчас гулять!
Паша долго молчит, мусоля в пальцах окурок. Наконец, бросает его в закреплённую на ножке зонтика пепельницу, переворачивается в лежаке на бок и говорит: