Аннотация: Очень большая просьба от автора кидать побольше обуви, особо не целясь :)
По лугу шествовала смерть.
С каждым взмахом тихонько звенящей косы под ноги косарю ложилась густая трава, наполняя жаркий летний полдень запахом свежего сока. Босой, полуголый - лишь в измаранных зеленью полотняных штанах - и дочерна загорелый, он шёл, бездумно глядя вдаль.
И на лице играла лёгкая улыбка.
- Ишь ты... - один из мужиков, что отдыхали в теньке под густой старой ивой, приподнялся на локте и покачал головой: - Шпарит, как заведённый. - снова улёгся. Зевнул, прикрыл, разморённый, глаза. - И что ему неймётся?.. В самый-то зной.
- Дак, колдун. - пояснил дедок, что сидел, опершись спиною на ствол. Прервался, приложившись к глечику. Вокруг заинтересованно молчали, пока он шумно - булькая и отдуваясь - глотал ядрёный холодный квас. Наконец, выдохнув и аккуратно отерев пегую бороду, старик дополнил: - Что ему солнце-то...
- Ишь ты... - пробурчал всё тот же мужик, что дивился неуёмности косаря. - Колдун, значит. - вновь зевнув, почесал поросшую густым чёрным волосом грудь и спросил: - Это откуда ж он такой взялся-то? Колдун этот...
- Эх, Милай... Сразу видать, что не местный ты. - дед ухмыльнулся. - До каких годов дожил, - он подмигнул оживившимся мужикам, - а не знаешь, откуда дети берутся...
Немудрящая шутка, но вокруг оживились, заулыбались. Чернявый Милай же, лишь хмыкнул добродушно. С хрустом потянулся, прогудел:
- Всё б те, старый, шутки шутить... - приоткрыв глаз, скосился на деда, что смиренно молча, правил косу невесть откуда взявшимся камнем. - Ты, старый, лучше б рассказал - кто, да что, да с чем едят. Под хороший рассказ и время быстрей проходит.
Старик уж было открыл рот - не иначе, собираясь ещё разок подколоть чернявого, да прервали:
- А и впрямь, Палыч, расскажи чего. - попросил молодой, весь красный от солнца детина с выгоревшими до белизны волосами. - Уважь уж общество. Всё легче, по жаре-то...
- Ну, ежели простите, тогда уж, отчего и не рассказать... - Палыч отложил точило. - Только, вот, про что рассказать-то? - спросил.
- Так про колдуна и говори. - гулко откликнулся Милай. - Раз речь зашла. Кто такой, отчего жары не боится, да и вообще... - тут он согнул локоть и повертел указательным пальцем, выписывая какие-то кренделя.
Палыч, прикрывая глаза ладонью, посмотрел вслед тому, кто уже успел удалиться чуть не к самой Вороне-реке и сказал:
- Что ж. Про колдуна, так про колдуна...
Он помолчал немного, собираясь, по виду, с мыслями. И, наконец, приступил:
- Вас-то тогда и в проекте не было, да и сам я сопля - соплёй был, когда он у нас появился...
- Дед, колдун-то, нам сосед. Какие ж тут полста-то лет? - спросил белобрысый.
- А ну, цыц, Ванька! - рассердился старик. - Примолкни-ка! Дойдём ещё и до этого... - он мотнул головой в сторону реки. Помолчал, глядя в никуда - толи с мыслями собираясь, толи разглядывая что-то в прошлом. Вздохнул тяжело. И - продолжил: - Так вот. Лет с полста тому - ну, может, поменьше чуток, но за сорок-то точно! - дело было, когда замятня поулеглась маленько. Оклемались, огляделись тогда, да прослезились - всё пограблено, мужиков, как корова языком, вместе с князем и старшиной городской. А соседи, кто поцелее остался - мечи-ножики дотачивают. Того гляди - схарчат. С треском заушным. - Палыч прервался, снова потянулся к кувшину. Промочив горло, отставил в сторону. - Подумали-прикинули и решили под Княжество идти. Вот тогда-то, как холмогорцы людей своих гарнизоном посадили, и поселился в нашем Верхнем Воронце этот самый Морту-колдун. Чем он занимался... Что говорить-то? Да что он делал и сами знаете. И хорошо дело знал - чай, про мор все и забыть-то успели. Потом же, лет с десять назад, он себе ученика завёл. Долго искал. Ездил даже куда-то, чуть не в самый Поморск.
- Дед, а этот-то, зачем косит? Да в самую жару? - спросил кто-то из-за спины старика. - Непонятно как-то... И на кой ляд ему сено-то?
- Хех! Это всё сказка-присказка была. - дед хитро улыбнулся, отчего морщины на лице словно зашевелились. - А суть в том, что колдун-то старый - был арап! Что всем по черноте его видно было. - Палыч потыкал указательным пальцем в небо. - И в наших краях мёрз. Даже летом в шубу кутался, сами ж видали. Отчего и топил круглый год. А парень - у него жил же, вот к жаре и привык. Думали, одно время, что и сам как головешка почернеет. - не удержавшись, старик хихикнул: - Гадали даже - когда.
Он замолчал, сосредоточенно и неторопливо набивая табаком добытую из сумы трубку. Долго стучал кресалом, добывая огонёк. Наконец, раскурил. Попыхтел, затягиваясь глубоко и с удовольствием. Сказал:
- Да и то сказать, учитель его - колдун-смертник, некромаг, по холмогорски если. Они от того, что рядом мрёт кто - силу берут. Ну, и, понятно, от того, что силы много - кайф им от этого и удовольствие одно сплошное. А что делает трава, когда её косят? - тут дед выдержал преисполненную значительности паузу. - От. То-то и оно. А сено и продать потом можно. - заключил он, разведя руками. - В накладе не останешься. - снова приложился к глечику, на сей раз - надолго. - Да и полезно оно. Вон, вымахал какой...
Тем временем, пока мужики, позабыв про жару, увлечённо обсуждали колдунов, холмогорцев, цены на сено и виды на погоды, косарь успел развернуться и пройти большую часть пути обратно.
Коса ходила над землёй всё также мерно. А на земле, истекая пачкающим ноги соком, медленно умирала трава.
Ему оставалось пройти последние метры участка, когда с южной дороги в луга свернула отчаянно пылящая фигурка. Прикинув - успеет, нет ли - колдун немного прибавил. Так что, когда запыхавшийся малец выпалил, что, мол, ваше колдунство, начальник в гарнизоне ждут, с травой он покончил.
И чувствовал себя изумительно.
Присмотрись кто к нему в этот момент, счёл бы, что ничего не изменилось. Но лицо посерьёзнело, улыбка исчезла, а серые глаза смотрели на мир настороженно. Натянув рубаху и взяв косу на плечо, он сердечно попрощался с соседями и лёгким пружинистым шагом двинулся к городу...
***
Чем ближе она подъезжала к Старшему мосту, тем чаще обгоняла телеги и пешеходов со всей округи, направляющихся к переправе.
Но тракт, широкий и прямой, всё равно казался пустым.
Низкорослая мышастой масти лошадка, взятая под подорожную на последней станции, неторопливо рысила давно знакомой дорогой, так что, вздумай даже Тень отпустить повод, беды не вышло бы. Однако повод лежал в ладони, поскольку, как говорят на востоке - "Бережёного бог бережёт". Впрочем, чего там только не говорят. А на деле...
С каждым убегающим под брюхо лошади метром мощёной каменными плитами дороги приближался конец долгого и мучительно утомительного пути. Последнюю пару часов Тень мечтала о возможности слезть с этого проклятого животного и упасть. Неважно куда.
Не помогало даже то, что она не раз переводила лошадь на шаг. Двигаться надо было быстро и каждый раз, пуская лошадку рысью, она мучительно кривилась - ноги сводило от усталости. Хорошо ещё, что деревья, высаженные вдоль дороги, давали достаточно тени. Иначе и так не блещущий приятностью путь окончательно превратился бы в пытку.
Доехав до места, где деревья заканчивались, Тень тяжело вздохнула и осадила лошадь. Приходилось смириться с тем, что последний отрезок пути - пару километров до барбикена, выглядевшего отсюда игрушечной башенкой, надо будет ехать под солнцем. И, хотя задерживаться не стоило, отказать себе в маленькой передышке она не смогла. В конце концов, пара минут задержки не решала абсолютно ничего. Зато - можно было привести себя в относительный порядок.
К счастью, беглый осмотр её вполне удовлетворил - свободная белая рубашка осталась почти столь же белой, что и утром. Отряхнув с неё пыль и поправив волосы, Тень хмыкнула и двинула коленями, посылая кобылу в рысь.
Десятью минутами позже, окончательно изжарившись на полуденном солнце, она подъехала к открытым настежь воротам. В широком проёме, за полосатым брусом шлагбаума, перегораживающим путь, виднелся опущенный мост.
Караул перед серой громадой барбикена встретил её могучим грохотом костяшек о доски и громогласным воплем:
- Рыба!
Под навесом, за массивным деревянным столом возле оружейной стойки забивали козла.
Осадив лошадку, Тень, молча, чтобы не мешать игрокам и не лишать себя такого зрелища, наблюдала, как проигравший, метя неухоженной чёрной бородищей по земле, пролазит под стол, провожаемый смехом и грохотом кулаков по столешнице. Троекратно откукарекав во всю лужёную глотку, луговой в серой армейской форме полез обратно, в то время как остальные караульные обратили, наконец, внимание на всадницу.
- Кто? Куда? Зачем? - традиционно кратко и сурово осведомился старший из караульных - видный, крупный мужчина с начинающим седеть ёжиком волос.
- Гонец. В кабак. За водкой. - столь же традиционно откликнулась Тень, с трудом удерживаясь от улыбки. Илья Сапожок торжественно кивнул, лёгким движением нахлобучил старенькую пехотную каску и, небрежно вскинув руку куда-то за нащёчник, заорал: - Смир-рна!