Он был отчаянно, безмерно НЕ ТАКОЙ,
и сам с собой не находивший примиренья...
Но из души рвались прекрасные творенья,
непостижимой напоённые тоской.
Забит Олимп почти такими же, как он:
Шекспир, Уитмен, Микеланджело, Челлини
и тьма других, чьё благородство слов и линий
не отдавалось самосуду на поклон.
А он - не мог. Он каждодневно умирал...
Не тот порок.
Не та страна.
Не та эпоха.
И стыд, в душе проросший палочкою Коха,
незримой болью наполнял концертный зал.
Шестой симфонией он сделал всё, что мог -
услышал Бога и достиг земного пика...
Лишь смерть творца могла бы быть равновелика
анданте ночи между дивных нотных строк.
Холера, яд ли... Но погас небесный свет,
конец бесславный положив слушкам и вздору...

Десятки тысяч шли к Казанскому собору
навстречу Музыке, которой выше нет.