Наши внешние чувства, имея потребность высказаться, тяготеют к различным грамматическим формам: зрение предпочтительно изъясняется в настоящем времени, слух - в прошедшем. Поскольку видим то, что перед глазами сейчас, а слышим о том, что минуло. Кроме того, мы говорим "вижу", чтобы сказать "знаю", слух же не претендует на достоверность.
***
Не могу назвать его имени (Ван, Цзинь или, может быть, Чжу), которое не дано изначально и представляется мне только смутно, подобно рисованному иероглифу: можно понять его неясные - как сквозь туман - очертания, но вслух - не прочесть. И если представленное звучит несколько на китайский манер, отнесем это за счет ни к чему не обязывающей случайности, указывающей, впрочем, приблизительное направление к месту действия.
Названный таким образом Чжу или Цзинь (опять же, не имя, как таковое, важно, а только его наличие) в сопровождении слуг поднимается на высокую башню. Откуда-то мне известно, что каждый правитель перед тем, как взойти на престол, поднимался на эту башню, чтобы провести там некоторое время в молчании. Таков древний обычай страны.
Чжу, будущий правитель, уже известен в народе своей мудростью. Можно ожидать от него в этот день значительной мысли, высказанной в назидание потомкам в виде крылатого слова.
Чжу не молод годами, ему трудно подниматься. Лестница узкая и крутая. Тяжелые своды нависают, как в подземелье. Вот площадка, пол из неровных плит, два узких окна для света. Тяжелая дверь, которую много лет не открывали.
Здесь он оставил своих людей и дальше поднимался один. Что-то произошло с его зрением, пока он поднимался. Теперь он не видит того, что вблизи, а только вдаль, зато с ясностью - необычайной. В окружении высоких гор он видит равнину, и на равнине он видит одновременно четыре времени года. Белое поле зимы, и летнее, сожженное солнцем, и весну, переходящую от черного в зеленый, и, разумеется, осень, осень... Ему холодно от зимнего ветра, ему жарко от солнца. Он смеется от радости. "О чем это знамение?", - думает он погодя. И тут же понимает, что виденное им ничего не предвещает и не должно предвещать, что это само по себе значительное событие. Более того, он понимает, что все, что ни случится в будущем, будет ненужно и мелко по сравнению с этим, что этой прошедшей минутой как бы исчерпано дальнейшее содержание его жизни.
По прошествии времени он спустился вниз. Закрыл рукавом лицо и, заплакав, сказал: "Ныне жестокие наследуют землю".
Следующим утром его младший брат поднимался на башню. А сам Чжу (временно названный так) исчезает из поля зрения, уходит в тень, становясь безымянным, как прежде.
Говорили, что он был убит в начавшейся скоро смуте. Что спокойной улыбкой встретил удар меча.