Как работает человеческая память? Почему какие-то события своей жизни человек помнит отчетливо, словно это происходило с ним вчера, а какие-то не помнит совсем? И что означают слова "почистить память"? Если сравнить мозг человека, например, с деревянной доской, на которой вырезан какой-либо текст, то удалить этот текст можно двумя принципиально разными способами. Способ первый - радикальный и потому необратимый. Текст удаляется вместе со слоем древесины, на котором он вырезан. Тогда действительно не остается ничего - голая и гладкая доска. И есть второй способ - консервативный, щадящий. В этом случае поверх старых записей неведомым маляром наносится новая краска, слой за слоем, до тех пор, пока буквы полностью не исчезнут. И тогда поверх идеально чистого, словно новенького, листа можно записывать совершенно другие слова. Или писать другую картину. И вряд ли когда-нибудь кто-то догадается, что прежде здесь было изображено что-то совершенно иное...
Ну, а если сковырнуть нечаянно краску? И неожиданно разглядеть под поздними наслоениями то самое первое, изначальное, истинное. Под сухими и скучными словами давно ненужного распоряжения можно вдруг обнаружить изящные руны старинной легенды. А под аляповатой мазней бездарной посредственности - утерянное творение великого мастера.
Грэг смеялся и говорил, что она фантазерка и до сих пор слишком сильно верит в сказки. И что если ей мерещатся какие-то звуки и голоса, то это повод сходить к соответствующему врачу. Но ведь она не сумасшедшая. У нее нет раздвоения личности, она вполне адекватно воспринимает действительность. И "дежавю" с ней никогда раньше не было. Тогда откуда вот это? Эта музыка? Эти слова? Эти сны?
Это случилось впервые в музее древностей, куда они с Грэгом забрели случайно, плутая по узким улочкам чужого города. В этот небольшой приморский городок они приехали отдыхать, оба согласившись с тем, что раз так удачно вышло, что совпал их отпуск, грех этим не воспользоваться. И обставить дело так, будто это и не отпуск даже, а запоздалое свадебное путешествие. Правда, чудесно все вышло. Романтично и трогательно. Как будто и не женаты они уже три года, а познакомились лишь недавно. Они сидели, обнявшись, на берегу и смотрели на гаснущее, постепенно тонущее в воде красное солнце, на пляшущую по воде зыбкую алую дорожку, и Грэг вдруг шепнул ей на ухо:
-Я загадал желание.
Она улыбнулась.
-Какое?
-Я хочу, чтобы после этой поездки у нас с тобой наконец-то родился ребенок.
Сердце в груди у Вессы взволнованно подпрыгнуло, остановилось на секунду, а потом снова забилось, учащенно, словно торопясь нагнать пропущенный удар. Весса все-таки справилась со смятением и нежно чмокнула мужа в щеку:
-Конечно, милый.
Он встревоженно заглянул ей в лицо.
-Что с тобой?
Он всегда понимал ее. Бесконечно родной и любимый человек, он всегда чувствовал малейшие изменения ее настроения. И теперь сразу заметил и натянутость ее улыбки, и едва уловимую блестящую пленку слез, мгновенно затянувшую глаза. Весса поспешно сморгнула, прижалась щекой к его груди, ощутив тонкий запах мыла, исходивший от его рубашки.
-Ничего, не переживай. Все в порядке. Просто накатило что-то.
Он погладил ее по волосам, понимающе кивнул. Солнце между тем скрылось за горизонт и увело за собой свой мерцающий розоватый след. Море стало однообразно серым, отражающим такие же серые, грустные облака.
-Пойдем домой. - Кто это сказал, она сейчас уже не помнила, но это было выражением их общего настроения. Им обоим становилось неловко после таких вот разговоров. Появлялось неприятное чувство отчужденности, вставало между ними, словно тень. Весса не хотела этого, поэтому она всеми силами пыталась избегать подобных разговоров.
Весса знала, она прекрасно знала, как сильно Грэг хочет ребенка. Неважно, сына или дочь. Главное, чтобы в их семье появилось еще одно живое существо, похожее на обоих. Которое можно будет укладывать спать и петь колыбельные, гулять с коляской и гордо говорить при встрече со знакомыми: "Мой!" Сначала, когда она отшучивалась: "Рано!", он лишь вздыхал и недоуменно пожимал плечами. По его мнению, все девушки ради этого и выходят замуж - чтобы иметь детей. Потом он начал рассказывать ей о современных методах обезболивания родов, видимо, решив, что именно этого она и боится. Когда и это не помогло, он прямо спросил: "Почему?". Весса нерешительно улыбнулась и лишь развела руками. Она сама не знала, почему ей не хочется заводить детей. Причем чужие дети вызывали в ее душе только положительные эмоции. Когда Грэг притаскивал жену к своей сестре, Весса с удовольствием играла с его племянниками, ее ничуть не раздражал шум, который поднимали двое неугомонных мальчишек.
Однажды они серьезно поссорились из-за этого. Грэг холодно и зло чеканил слова, а Весса, обомлев, смотрела на него и не верила, не хотела верить в то, что он и в самом деле так считает, о чем сейчас говорит. Что она совершенно его не любит, раз настолько категорично не желает даже попытаться завести ребенка. Что, по его мнению, лишь черствые, бездушные, эгоистичные люди, живущие только для себя, могут быть безразличны к детям. Потом... Потом она долго плакала, а он успокаивал ее, просил прощения и клялся, что больше никогда даже не заикнется ни о чем подобном. Что он ее любит больше жизни.
Они попробовали. Ничего не получилось. Примерно через год, когда стало ясно, что одного только желания для осуществления мечты недостаточно, Весса пошла к врачу. Пожилая женщина в старомодных больших очках долго рассматривала результаты ее анализов, потом предложила прийти на прием вместе с мужем. Грэг без возражений согласился на медицинское обследование. Но и оно ничего не дало. По всему выходило, что оба они - совершенно здоровые люди и ничто не мешает им иметь ребенка.
Потом была еще одна докторша. В коротком медицинском халатике и на высоченных шпильках. Она выдала им на руки стопку рекламных плакатов, в которых на каждой странице улыбались беззубые малыши и их счастливые родители, и долго рассказывала о современных прогрессивных методах планирования семьи. Единственным их недостатком была цена, но Весса и Грэг уже согласились закрыть глаза и на это. И снова ничего не получилось. Выращенный в пробирке эмбрион никак не хотел приживаться. Организм Вессы отторгал чужеродное образование.
И когда Грэг, пряча глаза, заговорил о суррогатном материнстве, Весса разозлилась. Гораздо проще, раз уж он так сильно хочет иметь детей, просто развестись с ней и жениться на другой женщине. Больше он об этом не заговаривал. До сегодняшнего дня.
Они шли по городу. Привычных для северян длинных сумерек, во время которых даже после заката солнца небо все еще продолжает отсвечивать блеклым сиянием облаков, на юге не было. Здесь почти мгновенно наступала темная ночь. Это казалось странным и вызывало у Вессы зябкий холодок между лопаток, заставляло ближе прижиматься к мужу. Он, впрочем, понимающе улыбался и лишь крепче обнимал ее за плечи.
Особенно не по себе стало, когда дорога, до этого исправно следовавшая параллельно морскому побережью, неожиданно нырнула в паутину узких улиц. Улицами эти замощенные неровными булыжниками тропы можно было назвать с большой натяжкой. Весса привыкла к широким, ровным, застеленным асфальтом проспектам родного города. Когда они с Грэгом сюда приехали, первое время Весса постоянно озадачивалась вопросом, как местные жители ориентируются в этих запутанных лабиринтах. Здесь в порядке вещей была ситуация, когда улица, до перекрестка казавшаяся вполне приличной, ровной, вдруг шаловливо взбрыкивала и разделялась на три рукава, причем ни один из них не являлся ее прямым продолжением, а примыкал под острым углом. Весса выучила дорогу от гостиницы до набережной и старалась без серьезных причин не отклоняться от знакомого маршрута. Еще одной привычной и не внушающей опасений дорогой был путь к рынку, на котором можно было за небольшие деньги разжиться каким угодно спелым фруктом. Эти две дороги Весса могла пройти даже в одиночку, если Грэгу, любившему по утрам подольше понежиться в кровати, не хотелось составить ей компанию.
Но сейчас над головой расстилалось бархатным черным балдахином усыпанное звездами небо. Дорога освещалась неверным тусклым светом редких фонарей. И город вновь превратился в таинственного незнакомца. Пожалуй, единственным точным ориентиром оставался шум моря. Оно продолжало плескать о берег где-то за спиной, это давало слабую надежду, что сбиться с пути не получится.
Однако через час стало понятно, что нужный поворот Грэг и Весса все-таки пропустили. Гостиница, которая должна была появиться давным-давно, все никак не находилась. И Весса, устав спотыкаться на неровной брусчатке, взмолилась:
-Грэг, мы заблудились. Давай, наконец, спросим дорогу.
Мужчина с досадой развел руками.
-У кого? Ты видишь кого-нибудь?
Улица была пустынной. Случайно они забрели в старые кварталы, где с наступлением темноты жизнь замирала. До сих пор Весса с Грэгом вечером прогуливались только в центре города. А там освещение в этот час сияло не хуже дневного, искатели приключений просто перемещались с пляжа в разнообразные магазины и рестораны. Здесь же не было видно ни одной живой души. Окошки в приземистых домах уютно светились, там, за закрытыми шторами тоже находились люди. Но стучаться в эти окна пока совершенно не хотелось. Возможно, еще немного поблуждав по незнакомым улицам и окончательно убедившись в невозможности самостоятельно выбраться из городского лабиринта, Весса и Грэг все же решились бы и на это, но им неожиданно повезло. Впереди они увидели высокий столб с горящим на его вершине ярким фонарем, а рядом - вывеску и вход в какой-то маленький магазинчик. Дверь была открыта, и окна светились.
Днем эта лавчонка была бы совсем неприметной, с низкими, почти у самой земли, подслеповатыми окошками и выщербленными ступеньками, ведущими вниз, в полуподвальное помещение. На покосившемся столбе красовалась пафосная вывеска: "Музей древностей", выбитая на зеркально блестевшей в свете фонаря металлической пластине. Понизу ее украшала причудливая гравировка, изображавшая двух драконов, переплетших свои хвосты и оскаливших друг на друга зубастые пасти. Собственно, эта вывеска в первую очередь и привлекла внимание Грэга, любившего все необычное и таинственное.
Они осторожно спустились вниз, придерживаясь за шаткие перила. Если бы Весса была одна, она, наверное, не решилась бы войти в этот дом даже днем, таким мраком и запустением оттуда вдруг повеяло. Но сейчас она была с Грэгом, а тот ободряюще улыбался: "Спросим дорогу, и все".
Но как выяснилось, спрашивать было не у кого. Лавка или, вернее, Музей оказался совершенно пустым. Большая комната была заставлена старинными предметами. Посередине располагался массивный стол из потемневшего от времени резного дерева с ножками в виде львиных лап, на нем возвышался бронзовый канделябр с пятью зажженными свечами, а рядом стоял такой же антикварный стул с высокой спинкой и обитым потертой кожей сиденьем. За таким столом и на таком стуле воображение Вессы тут же дорисовало хозяина - согбенного старика с кустистыми бровями, окунающего в чернильницу перо и выводящего на пергаментном свитке что-то вроде "В лето от рождества Христова..." Хозяин, впрочем, отсутствовал. Остальная обстановка была выдержана в том же стиле, довольно мрачном, вызывающем чувство тревоги и создающем печальное настроение. Грэг подошел к огромному зеркалу и, проведя пальцем по раме, иронично прокомментировал: "Пыль веков". Вессе все больше становилось не по себе. Словно она зашла без приглашения в чужой дом и начала в нем хозяйничать. Ей казалось, что вот-вот появится сердитый охранник и грозным голосом потребует покинуть помещение.
Впрочем, открытая, скрипнувшая при этом дверь и звякнувший колокольчик должны были оповестить хозяина или смотрителя музея о приходе посетителей. И если он до сих пор не появился, значит, чем-то занят, но вот-вот придет. Грэг прошел дальше, а Весса осталась стоять в дверях. Она могла понять интерес мужа. Ему всегда нравилось все, связанное с историей. Вессе было слышно его восторженное бормотание "Интересно, это все-таки музей или антикварный магазин? Можно это купить или нет?".
Любопытство, наконец, пересилило страх, и Весса тоже отправилась вдоль правой стены, рассматривая встречающиеся по пути предметы. Старинный шкаф, заполненный пыльными книгами с потрепанными корешками, кресло-качалка с наброшенным поверх него клетчатым пледом, стеклянная витрина с коллекцией трубок с длинными мундштуками. Наконец, она дошла до одной необычной экспозиции. В отличие от остальных, здесь отсутствовало стекло. А судя по богатому убранству, именно в таких витринах должны были находиться особо охраняемые музейные ценности, например, корона правящей династии. На пурпурной бархатной подушечке лежал длинный металлический предмет, назначение которого с первого взгляда определить было трудно. Вессе стало любопытно, захотелось поближе рассмотреть эту вещь. Ее сердце почему-то забилось быстрее, хотя повода для волнения никакого не было.
Больше всего эта вещь была похожа на рукоять от шпаги, во всяком случае, как ее Весса представляла по историческим фильмам и книгам. Девушка не причисляла себя к знатокам холодного оружия. В отличие от Грэга, Вессу эта тема не слишком интересовала. Довольно длинный серебристый стержень с ровной обмоткой из упругого, похожего на шпагат материала, завершался крестовиной с изогнутыми краями. Насколько Весса помнила, такая штука называлась гардой и предназначалась для защиты пальцев бойца во время поединка. Но вот только клинка у этой шпаги не было, лишь эфес. Весса протянула руку и осторожно прикоснулась ладонью к лежавшей на бархате рукояти.
Сигнализация не сработала, не засверкали лампочки, не завыла сирена, но ощущения были похожие. Словно сквозняком дунуло из раскрытой двери, а возле уха девушки раздалось злое шипение:
- Кто вам позволил это брать?
Весса испуганно развернулась и наткнулась взглядом на буквы: "Анджи Риг, консультант" - это было написано на белом клочке не то бумаги, не то ткани, вилось серебряной вязью на атласно блеснувшем фоне. Мужчина был высокий, худой, черноволосый, в черных, непроницаемых для взгляда очках и в черной форменной одежде. Откуда он взялся, Весса так и не поняла. Скорее всего, он вышел (или вернее сказать - вылетел) из-за портьеры рядом со шкафом, чтобы вынуть из рук Вессы тот самый предмет, который она взяла секунду назад. Сделал он это довольно бесцеремонно, почти вырвал у девушки рукоять и строго повторил:
-Кто вам позволил это брать? Это, к вашему сведению, оружие, и очень острое, вы без пальцев хотите остаться?
Девушка растерялась. Она же видела, что Грэг точно так же брал и рассматривал лежавшие на стеллажах и витринах вещи, оценивая и прицениваясь. И ничего. Этот консультант, скорее всего, давно уже за ними наблюдал, но никак не реагировал, пока Весса не взяла в руки эту странную безделушку. Но он все-таки был прав - им никто не разрешал что-то здесь трогать. И Весса смущенно пролепетала:
-Извините, я не знала.
Мужчина что-то неразборчиво буркнул и стал укладывать отобранную вещь на прежнее место. И в эту самую секунду, когда он уже повернулся спиной к Вессе, в ее голове вдруг прозвучала музыкальная фраза, всего несколько нот, как начало какой-то незнакомой песни. Или нет, почему-то смутно знакомой, но накрепко позабытой. Весса даже отшатнулась от неожиданности. Что это, сон наяву? Подошел Грэг, встревоженный, готовый броситься на защиту.
- Что тут случилось?
Весса шагнула к мужу, прижалась к нему.
- Все в порядке. Всего лишь оказалось, что здесь нельзя ничего трогать руками.
Странный консультант развернулся к ним, побуравил их невидимым, но ощутимым даже сквозь темные очки неприязненным взглядом, и, чеканя каждое слово, холодно исправил:
- Я сказал - нельзя трогать эту вещь. Все остальное - можно. Эту - нельзя. Ясно?
Вессе все сильнее хотелось уйти из этого непонятного и не слишком приятного места. Она тихо попросила Грэга:
- Давай спросим дорогу и пойдем уже наконец.
Дорогу они спросили, и консультант Анджи Риг подробно объяснил, как им выйти на нужную улицу, вполне доброжелательно при этом улыбаясь, однако Вессу не оставляло чувство, что он продолжает настороженно изучать ее лицо. А когда они вышли снова на улицу из этого мрачного подвала, Весса облегченно вдохнула свежий воздух, словно только что выбралась из тюремных застенков.
Грэг улыбался, называл Вессу глупым испуганным воробышком. Его это приключение лишь позабавило. Оказалось, что они все это время блуждали буквально в нескольких метрах от нужного перекрестка. Вернувшись в гостиницу, он заказал в номер шампанское и фрукты, чтобы отпраздновать их счастливое освобождение из лабиринтов каменных джунглей. А ночью Вессе приснился сон.
-Ах ты, маленькая дрянь!
Раздается звук пощечины, огнем обжигает левую щеку, и от незаслуженной обиды и боли из глаз брызгают слезы. Весса, придерживая рукой оторванный лоскут платья, бежит куда-то по двору, лихорадочно соображая на ходу, куда же можно спрятаться, чтобы ее не нашли в первую же минуту. Наконец, она затаивается за дровяной поленницей и оттуда следит настороженным взглядом за суетой, поднявшейся во дворе. Слышится громовой голос хозяина:
-Найти немедленно! Что значит, нет нигде? Я сам ее выпорю. А не найдете - вместо нее получите палок.
Она его укусила! В душе Вессы все еще что-то вздрагивало от восторга и ужаса. Толстый Ристинг, не ожидавший от худосочной девчонки такого отчаянного сопротивления, опешил, упустил момент, и он сумела-таки вырваться из его цепких рук. Но теперь возбуждение постепенно начало проходить, все больше и больше уступая место беспросветной тоске. А дальше-то что? Что ей теперь делать? О злопамятности и жестокости этого человека ходили жутковатые байки.
Весса обхватила колени руками, привалилась щекой к шершавым бревнам. Никто не вступится за безродную сироту. И неизвестно, что лучше. Или сегодня Весса дала бы себя полапать ненавистному хозяину, или он теперь ее попросту убьет.
Была ночь, тихая, звездная. В окно светила луна, словно громадный фонарь, повисший на цепочке облаков. Весса села на кровати. Странный сон все еще стоял перед глазами, продолжал оставаться ярким, осязаемым, словно был не сном, а воспоминанием о реально произошедшем событии. Обычно сны после пробуждения мгновенно бледнеют, забываются и через несколько минут человек уже не может вспомнить ничего из того, что происходило с ним. Весса же все помнила отчетливо. Свои ощущения, горящую щеку, чувство безысходности, охватившее душу.
Грэг сонно поинтересовался:
-Ты что? Случилось что-то?
Весса покачала головой.
-Нет. Просто сон приснился. Странный.
Муж протянул руку.
-Иди ко мне.
Весса снова легла, вернувшись в уютное тепло под одеялом рядом с Грэгом. Это всего лишь сон. Просто сегодня был суматошный день, она перенервничала, вот и снится всякая ерунда. Почему-то снова вспомнился тот непонятный консультант из музея, его невидимый за черными очками настороженный взгляд и музыка - всего пара аккордов, оставлявших в душе чувство недосказанности, незавершенности и тревоги.
Некоторое время все было спокойно, жизнь катилась по своим гладким рельсам, события не выходили за рамки привычных. Отпуск кончился, Весса с Грэгом вернулись в свой родной город, в зябкую, дождливую северную осень. Грэг первое время с надеждой поглядывал на Вессу, уже, видимо, боясь напрямую спрашивать о результатах их романтического путешествия, но в его глазах отчетливо читалось "Ну, как?". И когда Весса отрицательно покачала головой, не мог скрыть своего разочарования и обиды. Вессе тоже было почему-то обидно. Ведь она не давала ему никаких обещаний. И ее вины в том, что опять у них ничего не получилось, никакой нет. Она и сама уже очень хотела ребенка. И страшно было. И хотелось. Потому что холодок отчуждения между Вессой и Грэгом становился порой уж очень ощутимым. Весса надеялась, что рождение ребенка поможет вернуть то чувство теплоты, защищенности, уюта, которое было в их отношениях с мужем раньше, и которое теперь улетучивалось, словно сквозняком выдувалось через раскрытую настежь дверь.
А потом Вессе снова приснился странный сон.
Весса видела себя маленькой девочкой лет пяти. Она стоит в луже под дождем и размазывает по щекам слезы. Ощущения ее в этот момент наполнены безысходностью, чувством горькой обиды и одиночества, брошенности, ненужности никому. Пожилая пара под огромным черным зонтом склоняется к ней. Женщина в старомодных больших очках с искренним участием в голосе спрашивает:
-Что с тобой случилось, маленькая? Почему ты плачешь? Как тебя зовут? Где твоя мама?
Весса плачет еще сильнее, еще горше. Она этого не знает, не помнит. Мужчина, продолжая держать свой зонт над всеми тремя, повторяет:
-Но как тебя зовут, ты хотя бы помнишь?
Она кивает:
-Веша.
Да, так ее называли когда-то. Веша, Вешенка, Веточка, Иветта. Она помнит, как чей-то очень знакомый, родной голос нараспев произносит эти слова, словно детскую считалку. Женщина переглядывается со своим мужем и растерянно переспрашивает:
-Как? Может быть, Весса?
Но ей уже все равно. Она очень устала и замерзла. Поэтому, когда мужчина решительно говорит:
-Так. Разберемся. Только не здесь. Такие вопросы на улице не решаются. Ты есть хочешь? - и, не дождавшись ее ответа, постановляет: - Домой. Она совсем промокла. Простудится. - Снимает с себя плащ, закутывает в него девочку с головой, берет на руки, она не сопротивляется. Почувствовав тепло, исходящее от большого и доброго человека, она доверчиво прижимается к его груди.
Весса проснулась в слезах. Она помнила своих родителей. Ни разу, ни одной минуты за всю свою жизнь она не сомневалась в том, что они являются для нее родными, столько любви и заботы они ей дали. Они растили ее как собственную дочь, ни словом, ни намеком ни разу не дав понять, что когда-то подобрали ее, мокрую и закоченевшую, на улице.
Она погибли оба четыре года назад, возвращаясь с дачи на своем маленьком стареньком автомобиле. Занесло на обледенелой весенней дороге тяжелый грузовик. Весса лишь случайно не поехала в тот день с ними - осталась дома, готовилась к семинару. И рыдала потом, обвиняя в случившемся себя. Грэг утешал ее. Доказывал, что несмотря ни на что она должна жить. Обязана. Ведь они любили ее. И хотели, чтобы она была счастлива. Теперь он будет заботиться о том, чтобы она всегда чувствовала себя счастливой. Грэг. Однокурсник, на которого она до этого не обращала никакого внимания. Через год он стал ее мужем.
Сон был настолько ярким, что Весса даже не сомневалась в его правдивости. Она лежала на кровати и слушала, как стучит по крышам затяжной осенний холодный дождь. Грэг спал, как обычно, повернувшись спиной. Будить его не хотелось. А Вессе сейчас очень нужно было, жизненно необходимо поделиться с кем-нибудь своими чувствами. До утра еще оставалась целая вечность. Весса закуталась в одеяло и, глотая слезы, начала вспоминать те счастливые мгновения, которые когда-то она принимала как должное, только теперь поняв, насколько они бесценны. Вот она качается на качелях, а мать встревоженно кричит ей: "Осторожно!". Вот отец приносит ей в подарок огромного плюшевого медведя. Память. Временами она похожа на карточный домик. Только кажется, что он прочен и устойчив. Малейшее колебание - и все посыпалось.
Почему раньше Весса не замечала очевидного? Например, что в их семейном альбоме на всех фотографиях ей больше пяти лет? Да, мама говорила, что им приходилось часто переезжать из города в город, и что какие-то вещи просто потерялись. И Весса этому беззаботно верила.
Наутро Весса рассказала Грэгу свой сон. Он встревожился, начал интересоваться ее здоровьем, посоветовал сходить к психологу. ("Ведь у вас на работе, кажется, был психолог? Поговори с ним"). Грэг, в отличие от Вессы, был твердо убежден в том, что сны - это сны, и никакого влияния на реальность они не оказывают и оказать не могут. ("А может, лучше записаться на прием к психиатру?").
В парке царила золотая осень. Деревья сыпали на мокрую от дождя дорожку круглые желтые монеты, и они плавали в лужах, постепенно превращаясь в бурый, никому не нужный мусор. Это была пора тихого увядания. Если день был солнечный, то печаль не чувствовалась так сильно. Природа напоследок гордо демонстрировала роскошь своих нарядов, сверкая гранями навешанных на ветви деревьев драгоценностей. Но когда небо с утра заволакивали тучи и принимался бесконечный серый дождь, все эти прекрасные платья обвисали грязными, мокрыми, старыми тряпками, словно у Золушки, вернувшейся пешком ночью домой после королевского бала. Тогда особенно остро ощущалась тоска по чему-то, ушедшему безвозвратно. Весса шла по парку, собирая букет из листьев. Сегодняшний день был каким-то особенным, нес с собой ожидание. Вот-вот что-то должно случиться. Хорошее или плохое, неизвестно. Но что-то будет. Сны теперь повторялись чуть ли не каждую ночь. Память всякий раз подбрасывала еще один кусочек головоломки. Как решить эту головоломку, Весса пока не знала, не хватало деталей. Но кусочки постепенно складывались в какую-то картину.
Мелодия была чудесной. Нежной и звонкой, словно утренняя песня проснувшейся птицы, которая приветствует восход солнца. Или голос молоденькой девушки, набирающей воду у родника в серебряный кувшин. Весса сняла пальцы с клавиш, прислушиваясь к уже затихшим, но продолжавшим звучать где-то в глубине души звукам. Потом стремительно сорвалась со своего места.
-Гир! Гир! Ты где?
Она быстро и легко пронеслась по коридору до лестницы и свесилась через перила.
-Гиранд! У меня получилось! Иди сюда. Послушай.
И она понеслась назад, уверенная, что тот, кого она звала, непременно откликнется на ее зов. Девушка снова села к инструменту, тщательно расправила складки на платье, торжественно распрямила спину. А когда от двери раздался чуть недовольный, ворчливый голос "Ну, что тут у тебя", повторила, не в силах скрыть своего ликования:
-У меня получилось. Ты только послушай.
И она снова, немного робея, прикоснулась к клавишам, которые отозвались чистыми, ясными звуками. Мелодия оживала, лилась, как журчащий лесной ручей, как поющая, сверкающая на ярком весеннем солнце капель, как ветер, играющий юными зелеными листьями в березовой роще.
Сзади послышались шаги, легкие, уверенные и стремительные, и тот же голос, только уже удивленный и радостный, подтвердил:
-Да, ты умница. Это очень хорошо. Только вот здесь, послушай. Здесь надо чуть-чуть по-другому.
На ее пальцы сверху легла теплая мужская ладонь, чуть сжала, нежно и требовательно, и Весса послушно убрала руку. И теперь уже под его уверенными пальцами из инструмента зазвучало продолжение ее песни. Словно к голосу девушки добавился еще один, мужской голос, ведущий мелодию более сильно, но в то же время мягко. Последний аккорд прозвенел и стих. Весса счастливо вздохнула. От переполнявших ее чувств почему-то слезы навернулись на глаза. И потому она не поворачивалась, боясь, что Гир снова начнет смеяться и называть ее глупышкой, у которой по любому поводу глаза на мокром месте. Но он лишь ласково повторил, не скрывая гордости:
-Ты умница.
Она начала поворачиваться, чтобы увидеть одобрение в его глазах. И тут же проснулась. И не разглядела черт его лица. Лица человека, который стал приходить в ее сны, чтобы что-то ей напомнить. Что-то, забытое в этой жизни. Или не в этой, но тоже происходившее с ней, с Вессой. Когда-то очень-очень давно.
Весса лежала без сна, слушая птичий щебет за окном. На потолке дрожали солнечные пятна. Ночью, похоже, снова шел дождь, и залитый водой подоконник отбрасывал солнечные зайчики, словно текучее, живое зеркало. Грэг спал, безмятежно посапывая. Весса некоторое время смотрела на его спину, потом отбросила свою половину одеяла и решительно встала. Так и есть. Подоконник полон воды, а из-за окна бьет по глазам слепящий солнечный свет, отражающийся от мокрого асфальта.
Весса полюбовалась промокшей березой с потемневшим стволом и оттого еще более яркими, сверкающими от воды влажными янтарными листьями. Мелодия, услышанная во сне, по-прежнему звучала где-то внутри. Та самая мелодия. Только теперь это не был отрывок в несколько нот, а полнозвучная, сильная и звонкая песня. И Вессе очень сильно захотелось повторить ее. Голосом ли пропеть, или попробовать на чем-нибудь сыграть. Казалось - получится. Она никогда не училась музыке. И даже желания такого никогда в ней не было. Но теперь она почему-то была уверена в том, что сможет. Но вот только как Грэгу объяснить такой странный каприз? Свои странные сны Весса ему теперь не рассказывала. Боялась, что не поймет или поймет как-то неправильно. Потому что при пробуждении ее не покидала уверенность. Это не сон, это - воспоминания о какой-то иной жизни. Один раз Грэг уже высмеял ее и посоветовал обратиться к врачу.
Но мелодия звала и требовала выхода на волю. Нужен рояль или пианино. Инструмент во сне был клавишным. Должно получиться.
Долгое время после этого снов не было. Закончилась осень, ноябрь выдался промозглым, холодным и бесснежным. Обычно он сам по себе являлся самым темным и мрачным месяцем в году, а нынешний был особенно безрадостным. Березы под окном облетели, стояли черные, закоченевшие. Весса ходила на работу, выполняла каждый день одни и те же привычные дела, потом шла домой, где ее ждало все одно и то же, обыденное. Порой ей казалось, что она мчится на стремительном поезде, дни и недели мелькали за окнами, словно полосатые придорожные столбы: понедельник, снова пятница, и так без конца. Ложась спать, Весса каждый раз надеялась, что во сне память ей снова покажет кусочек жизни, иллюзорной, но более настоящей, чем существующая действительность. Однако засыпала и просыпалась она словно в темноте, - ни снов, ни воспоминаний. И от этого почему-то становилось тоскливо.
Потом пришла зима, как всегда, неожиданно. Город засыпало снегом, потеплело, снег превратился в скользкую рыхлую кашу, а потом снова подморозило, и все замерзло буграми. Ровные городские дороги стали практически непроходимыми и непроезжими. Когда Весса пробиралась по узкой тропе между снеговых гор, наваленных трактором, чистившим улицу, ей почему-то снова вспоминался тот приморский городок с его неровными дорогами. А потом в одну и ту же ночь ей приснилось сразу два сна.
Шла битва. Ну, то есть, Вессе так казалось. Она сидела на земле, плача навзрыд, закрывая голову руками, и чувствовала, как над ее головой свистит воздух, рассекаемый не то саблей, не то мечом, а в зажмуренных глазах мелькают сполохи света, нестерпимо яркого даже под плотно сомкнутыми веками.
Когда, наконец, звуки боя стихли, она опасливо разлепила ресницы, продолжая все еще судорожно всхлипывать. Прямо перед ее глазами были чьи-то огромные сапоги в ошметках засохшей грязи, и из них торчали ноги. Только ноги с запекшейся черной кровью на коротких обрубках. Вессу замутило. Она зажала рот ладонью, пытаясь справиться с тошнотой. Чьи-то сильные руки подняли ее с земли и знакомый голос произнес:
-Не стоит тебе на это смотреть, девочка. Иди сюда.
И ее подхватили под колени и за спину, как ребенка. На одно мгновение перед ее глазами мелькнула знакомая рукоять, но теперь у этого оружия было лезвие - сияющий нереальным, ослепительным светом клинок.
Весса проснулась. В глазах все еще стояли радужные круги. Так бывает, если слишком долго смотришь на солнце. Глаза слезились то ли от нестерпимо яркого света, то ли от не до конца утихших рыданий. Вессе казалось, что она уже не уснет этой ночью. Память подкинула еще один кусочек головоломки, надо было над этим подумать. Но сама не заметила, как снова провалилась в сон. И он совсем не был продолжением предыдущего.
Слышится рев пламени, стеной встающего вокруг двух людей. Весса панически прижимает к груди захлебывающегося от плача ребенка, совсем маленького, полгода от силы. С ужасом и надеждой она смотрит на стоящего напротив нее мужчину. А он, тот самый, чей голос она постоянно слышит в своих снах, стоит, раскинув руки, словно держит над ее головой невидимый купол, защищающий от огня ее и сына - почему-то она твердо уверена в том, что ребенок на ее руках - это именно мальчик. И столько усилий нужно прилагать мужчине, чтобы удерживать незримую преграду, оберегающую всех их от губительного жара, что вены на его руках взбухли от напряжения. Голос звучит отрывисто и сухо.
- Слушай меня внимательно. Я сейчас попробую вас спасти.
Она вскидывается.
-Вас? А ты? Гир? Я никуда без тебя...
Он жестко перебивает.
-Ты должна сейчас думать о ребенке. Спасать его и себя. Если у меня все получится, я вас догоню.
-А если нет? - На глазах у Вессы закипают слезы. Он неумолимо повторяет:
-Ты спасаешь сына.
Она спрашивает, лишь бы отсрочить миг расставания, который, она это остро чувствует, приближается с неотвратимостью несущегося по рельсам состава:
-Скажи хотя бы, что ты собираешься делать.
Он категорично отрезает:
-Ты все равно не поймешь.
Весса горестно опускает голову. Ее губы шепчут едва слышно:
-Конечно, ты всегда считал меня глупышкой, неразумной дурочкой, готовой во всем и всегда тебя слушаться, что бы ты ни приказал.
Он смягчается.
-Не выдумывай. Я никогда так не считал. Я собираюсь применить двойную редукцию личного времени. Портал очень нестабильный, у меня не получится удерживать его долго.
Она действительно почти ничего не понимает. Понимает только одно. Сейчас они расстанутся. Возможно - навсегда. Сердце разрывается от растущего внутри колючего кома, который ранит острыми гранями и причиняет нестерпимую боль. Гир улыбается печально и нежно. Вессе сквозь слезы, застилающие глаза, почти не видно его лица. Но по голосу слышно - улыбается.
-Подойди ко мне. Я хочу тебя поцеловать.
Она делает шаг к нему и, закрыв глаза, поднимает голову. Прикосновение губ, мягких и теплых.
-Береги себя. И прости за все, за что я в свое время не попросил прощения. Не открывай глаз.
Потом вокруг ослепительно вспыхивает свет, слышится гул в ушах, возникает ощущение полета, когда Весса невольно крепче прижимает к груди ребенка. И падение. На колени и на руки. Прямо в холодную лужу.
Идет дождь. Вокруг - промокший серый сквер. Нарастающее чувство невосполнимой потери. Одиночество. Немолодая пара под огромным черным зонтом склоняется над плачущей пятилетней девочкой.
-Что с тобой случилось, маленькая?
Весса открыла глаза. Была ночь. Ее сердце билось в груди так быстро, словно превратилось в детскую игрушку-флюгер, подхваченную порывом сильного ветра. Хотелось вскочить с постели и куда-то побежать, что-то сделать, кого-то разыскать, кого-то спасти. Только вот кого? Как? Вопросов в голове было множество, ответов - ни одного. Но ведь должен быть человек, который знал бы ответы на эти вопросы. И сумел бы все ей объяснить. Весса даже помнила имя этого человека. Это Гир. Она не сомневалась в его существовании так же, как не сомневалась в реальности всех тех событий, которые происходили с ней во сне.
Весса чувствовала, что начинает потихоньку сходить с ума. Это было не раздвоение личности. Это было раздвоение жизни. Она воспринимала себя и в действительности, и в снах одним и тем же человеком. Но только там, во сне, она жила в каком-то другом мире, любила другого человека. И там у нее был сын! Сердце сжалось от тяжести утраты. Что же случилось с ним, с этим крохотным мальчиком, чье теплое, весомое тельце она прижимала к груди несколько минут назад? Не мог же Гир, спасая ее, пожертвовать ребенком? Нет, не может этого быть, он наверняка все предусмотрел. Он ведь такой умный. Недосягаемо. Весса помнила свой взгляд на этого человека во время разных снов. Неизменно снизу вверх, восхищенно-благоговейный, взгляд, пронизанный безграничной любовью. Она смиренно принимала его отношение к себе, почти всегда снисходительно-насмешливое. Он позволял ей себя любить. А она, та Весса из сна, она не просто его любила, она его боготворила. Она верила в его всесильность. Он знает все. Он может все. Но только, Господи боже мой, кто бы объяснил Вессе, что все это значит. Зачем все это?
Весса лежала без сна на кровати, глядя в темноту. Возбуждение первых минут прошло, и теперь с ужасающей ясностью она понимала, что никто и никогда ничего ей не объяснит. Это всего лишь сон. Необыкновенно яркий, продолжающийся, словно очередная серия затянувшегося сериала, но сон. Говорить Грэгу обо всем этом Весса не хотела. Не оставляла беспощадная уверенность, что он не сумеет ее понять. Поднимет снова на смех или, что еще хуже, с тревогой в голосе настоятельно посоветует обратиться, наконец, к врачу.
Оставался один выход, кроме, разумеется, посещения психиатра. Нужно вернуться к тому, с чего все началось. Приехать в тот город, где они были. Найти этот странный Музей древностей. И поговорить с тем самым консультантом, после встречи с которым у Вессы и начались эти невероятные, слишком похожие на реальность сны. Возможно, этот разговор сумеет хоть что-нибудь прояснить. Итак, решение принято, надо ехать.
-Ты с ума сошла!
Грэг нервно дернул бритвой, и его подбородок украсился уже второй кровоточащей царапиной. Весса смотрела на мужа и отстраненно размышляла над тем, почему раньше она не замечала очевидного. Ведь они очень похожи. Ее реальный, из плоти и крови, Грэг и тот несуществующий мужчина из сна, Гир. Оба безапелляционно решают за нее все вопросы. А ведь это ее судьба.
-Я не спрашиваю у тебя разрешения. Я просто ставлю тебя в известность.
Весса и сама поразилась, насколько холодно и спокойно прозвучали ее слова. Грэг отложил бритву и развернулся к ней, сумрачно уставившись на ее лицо.
-Ты понимаешь, что сейчас меня никто никуда не отпустит?
-Я поеду одна.
-С ума сошла? - повторил Грэг уже со злостью. - Что ты там надеешься найти?
-Не знаю, - честно призналась Весса. - Но так продолжаться больше не может. Мои сны начались именно тогда, в то время, в том месте. Может быть, это какой-то знак?
-Какой?
Она пожала плечами.
-Приеду, пойму.
Грэг повторил в третий раз, уже обреченно.
-Ты сошла с ума.
Весса не слишком хорошо помнила дорогу. Вернее сказать, она ее не помнила вообще. В потрепанном путеводителе по городу, тому самому, который они с Грэгом купили в прошлый раз на привокзальной площади, ни о каком Музее древностей даже не упоминалось. Пришлось полагаться исключительно на зрительную память.
На такси девушка доехала до знакомого отеля "Южная звезда", в котором они жили тогда, но номер снимать не стала. Сначала надо сделать дело. С собой у нее была лишь небольшая сумка с самыми необходимыми вещами. Прогуляться по городу можно и с ней, невелика тяжесть. Вот если ей до вечера ничего не удастся выяснить, то тогда можно будет переночевать и в отеле.
Город разительно отличался от того, что она помнила. Тогда была ранняя осень, которая здесь, на юге, мало отличалась от лета. Разве что ночи были довольно холодными, да днем уже не было изнуряющей жары. Увядания, которое дома уже начало трогать золотой краской листву на деревьях, тут не было и в помине. Весса помнила одуряющий запах цветущих кустов, мимо которых они с Грэгом проходили, когда пытались найти дорогу к набережной. Теперь она едва узнала те кусты. Заснеженные, они выглядели таинственными незнакомцами, закрывшими свои лица масками.
Весса постояла немного у парапета, посмотрела на море. Свинцово-черное, оно продолжало бить волнами о скалы. Лишь кое-где у берега оно покрылось снежным налетом. Весса зябко передернула плечами, плотнее закуталась в воротник пальто. Впрочем, было не так уж и холодно, особенно по сравнению с домом. Просто стало очень неуютно смотреть на ледяную воду. Да и от нервного напряжения слегка потряхивало.
Девушка медленно пошла вдоль кромки моря, пытаясь припомнить их с Грэгом тогдашний путь. Вот и дорога, взбирающаяся на холм. Подошвы сапог заскользили по булыжникам, Вессе пришлось схватиться за ограждение, чтобы не покатиться с горки вниз. Впрочем, дальше стало проще. И места стали казаться более знакомыми. Вот и дом со стеной, отделанной серым нешлифованным камнем и коваными балкончиками. Наконец, Весса вышла к покосившейся вывеске "Музей древностей" и облегченно вздохнула. Замерла, нерешительно глядя на дверь. Что она сейчас скажет? Как объяснит незнакомому человеку, почему она решила обратиться именно к нему со своей странной проблемой? Не зря ли она проделала весь этот долгий путь? Быть может, стоило послушаться Грэга и просто записаться на прием к психиатру? Но эта мысль вызвала в Вессе злость. Ну уж нет. Она не сумасшедшая. Весса решительно толкнула дверь. Колокольчик неубедительно звякнул и замолчал.
Здесь по-прежнему было тихо, пыльно и темно. Хотя на улице сейчас был, пусть и не солнечный, но все-таки день. По-прежнему тускло светили настенные лампы, едва развеивая подвальный сумрак. Как и в прошлый раз, Вессе показалось, что в помещении никого нет. Она прошла вперед. Все экспонаты были на своих местах. Те же запыленные книжные шкафы с унылыми рядами своих никому не нужных бумажных жильцов и старинные вазы на подставках. Непонятное громоздкое сооружение в углу, закрытое полинявшей занавесью, выставка старинного оружия - алебарды и палицы, прикованные к стене проржавевшими цепями. Часы натужно пробили полдень, внутри них что-то заскрипело. В витрине, стоявшей у противоположной к входу стены, там, где в прошлый раз лежала рукоять от того самого необычного клинка, было пусто. Весса растерянно разглядывала малиновую бархатную подушечку, на которой все еще оставалась продолговатая вмятина от эфеса, и чувствовала, как в ее душе растет разочарование. Она так надеялась, что взяв в руки эту вещь, сумеет вспомнить или понять что-нибудь важное.
Вдруг за ее спиной раздался голос, хрипловатый, словно простуженный.
-Вас снова привело сюда любопытство?
Весса стремительно развернулась. Этот человек умел двигаться совершенно бесшумно. Он стоял в двух шагах от Вессы, а она даже не слышала, как он подошел. Черные очки надежно прятали от девушки его глаза, но она чувствовала его взгляд - настороженный, словно мужчина готовился к бою. С кем? С ней, с Вессой? Она пролепетала, едва справившись с волнением:
-А куда делась эта штука, которая здесь была раньше?
Он сдержанно объяснил:
-Убрал. Слишком рискованно держать такую опасную вещь на виду.
-Боитесь, что украдут. - Весса попыталась улыбнуться, но улыбка вышла жалкой.
-Боюсь, что кто-нибудь покалечится. Так что же вас на этот раз привело сюда? Вы так и не ответили на мой вопрос. За все время моей работы в этом Музее вы - единственная, кто появился здесь дважды.
Весса вздохнула. Ну вот. И что ей ответить? Начать рассказывать о своих снах? Почему-то в присутствии этого человека совершенно не хотелось откровенничать. А хотелось, как перепуганной птице, забиться в какую-нибудь щель и засунуть голову под крыло. Она даже в глаза ему смотреть не могла. Вернее, не в глаза, а в эти непроницаемые черные стекла. Поэтому взгляд девушки невольно опускался ниже и зацеплялся за блестящую серебристую полоску с изящными черными буквами: "Анджи Риг, консультант". Едва слышно Весса спросила:
-А почему сюда никто не приходит во второй раз?
Мужчина, не ответив, отошел от Вессы и остановился возле огромного старинного зеркала в бронзовой раме, отражавшего всю мрачноватую обстановку музея.
-Вам не кажется, что это место напоминает склеп? Здесь хранятся никому не нужные вещи давно умерших людей. Всем, кто сюда попадает, хочется быстрее убежать. Туда, где жизнь, где свет и солнце.
-Почему же тогда вы отсюда никуда не уходите?
Он грустно улыбнулся собственному отражению.
-Мне некуда.
У Вессы начало сильнее стучать сердце. Да, надо все-таки у него спросить. Кажется, с ним все-таки можно разговаривать.
-Послушайте, Анджи Риг. В прошлый раз, когда я была здесь, вы упомянули, что тот предмет, который раньше здесь лежал, это на самом деле оружие.
-Да, это так.
-А как оно выглядело, скажем... в боевом виде? Вы не могли бы мне его описать?
-Зачем вам это?
Он строго смотрел на Вессу из зеркала. Она стушевалась. Ну, как, как, в самом деле, ему объяснить? И вдруг ее взгляд снова задержался на серебристой полоске с черными буквами. В зеркальном отражении надпись выглядела иначе. Глаз, зацепившись, вдруг сложил слова по-другому. Имя теперь читалось совсем не так, как раньше. Холодея, Весса произнесла, почти не слыша собственного голоса:
-Гиранджи?
Мужчина стремительно развернулся.
-Что вы сказали?
Весса повторила, чувствуя, как ее сердце проваливается куда-то в живот:
- Гиранджи. Гиранд. Гир. Ведь так?
Он молчал. И при этом побледнел так, что стало казаться, что его лицо светится в полумраке. Никаких слов больше не требовалось. Ответ уже был получен. Весса опустилась прямо на пол. Ее затрясло крупной нервной дрожью. Кусочки головоломки, которые до сих пор никак не хотели складываться, теперь выстроились в логичную, пусть пока и неполную картину. Теперь Вессе не требовалось объяснения, почему именно после встречи с этим человеком ее начали посещать странные сны.
-Что ж. Похоже, я не зря сюда приехала.
Это был он, Гир. После того, как их пальцы соприкоснулись, когда он вынимал из ее рук свой клинок, память, надежно зацементированная поздними наслоениями, пробудилась, словно спящий вулкан. И начала подкидывать своей хозяйке картины из прошлого. Странного прошлого. Чужого и в то же время родного и близкого. Весса задала вопрос, который волновал ее сильнее всего:
-Что случилось с моим сыном?
Он уточнил с горечью:
-Нашим сыном. Ты вспомнила все?
Весса покачала головой. В картинах, нарисованных памятью, было слишком много белых пятен. Чересчур много. Но теперь ей еще сильнее хотелось получить ответы на все вопросы. Подробные и честные.
-Ты сказал - портал нестабилен. Я проведу двойную редукцию. Что это значит?
Мужчина двумя руками взъерошил черные, с проблесками седины, волосы.
-Это... Долго объяснять.
Весса грустно улыбнулась.
-Ничего. У меня много времени. Я специально приехала сюда, чтобы все, наконец, выяснить.
-Одна? И муж отпустил?
Весса не ответила. Пусть иронизирует сколько угодно. Она не чувствовала по отношению к этому человеку того благоговейного обожания, с каким относилась к нему та наивная молоденькая дурочка во сне. Весса всего лишь хотела узнать правду. Какой бы она ни была. Но мужчина не спешил откровенничать. Он стоял у зеркала, скрестив руки на груди, и молча смотрел куда-то в пространство перед собой. Весса поднялась с пола и подошла к нему.
-Сними очки.
Он удивленно спросил:
-Зачем?
Но все же выполнил ее просьбу. Снял очки и уставился на Вессу насмешливо и вызывающе. Она, наконец, смогла нормально разглядеть его лицо. Мужчина был удивительно синеглазый. Весса поймала себя на мысли, что таких глаз в природе не существует, стопроцентно линзы. На вид ему было порядком за тридцать, в коротких черных волосах серебрилось довольно много седых нитей. Лицо приятное, скулы немного выступают, но это его не портит. А вот ярко-синие глаза в сочетании с черными волосами и бровями создают эффект светящихся фонарей.
-А на самом деле, без линз, какие у тебя глаза?
Он отрезал:
-Без линз и без очков я никому не рискну показываться. Тебе в том числе.
-У нас, кажется, даже сын был. А это должно говорить, как я думаю, если не о любви, так хотя бы о доверии.
Мужчина снова водрузил очки на прежнее место, словно отгородившись непроницаемой стеной, и сухо заметил:
-Ты теперь другой человек. И имя у тебя другое. И жизнь. И муж. А память... Прости, что так вышло. Если бы я сразу тебя узнал, то, конечно, постарался бы забрать сейк, не нарушая защиты. В то время, когда... я тебя знал, у тебя были волосы другого цвета.
-И какого же? - Сердце у Вессы вдруг взволнованно забилось. Никто из ее нынешних знакомых, даже муж, не догадывался, что она регулярно красит волосы. Гир ответил, неожиданно тепло улыбнувшись.
-Рыжего. Ты была, как одуванчик. Веселая, конопатая, рыжая девчонка.
Он перестал улыбаться, отвернулся.
-Где ты остановилась? В гостинице?
Весса растерянно возразила:
-Нет. Пока еще нигде.
-Понятно. Пообедаешь со мной? Здесь недалеко есть кафе, где неплохо готовят. А потом я провожу тебя до гостиницы. В свою берлогу, прости, не приглашаю.
-Боишься, жена приревнует?
Весса поймала себя на том, что ее почему-то очень сильно волнует его ответ. Но Гир отозвался коротко и сухо.
-Нет.
Они сидели за столиком в маленьком кафе. Перед Вессой стояла тарелка с какой-то заказанной Гиром едой, но девушка даже не притронулась к ней. Она слушала.
-Ну, что тебе рассказать. Портал и в самом деле был очень нестабильным. Трех человек он принять никак не мог. И даже двух - под вопросом. По сути, портал - это такая щель в пространственно-временном континууме. Теоретически ее можно расширить, но мне в тот момент не хватало на это сил, да и не до того было. Огонь подошел слишком близко, защитный купол уже трещал, еще несколько секунд - и обвалится. Я больше ничего не успевал сделать, только редукцию, причем двойную. Щелка оказалась слишком маленькой, только ребенок и проберется. Я ведь надеялся, что успею. Догоню и все исправлю. Специально выбирал такое место и по временному вектору, и в пространственной сетке, где было бы максимально безопасно.
Гир замолчал, погрел в ладонях стакан с красным вином, которое он заказал для себя, но до сих пор так и не пригубил.
-А почему я ничего не помнила о своем прошлом, когда оказалась... по ту сторону?
Он как будто слегка смутился.
- Я немного почистил твою память. На всякий случай. Ребенок не может ничего знать о том, что с ним произойдет через несколько лет. Это фантомные воспоминания, они были бы совершенно лишними. И, похоже, чуть-чуть перестарался. Но, как выяснилось потом, это было и к лучшему.
-Все пошло не так, как ты планировал? Что-то случилось с сыном?
-Да. Все пошло не так. - Гир грустно улыбнулся. - Но это совершенно не то, о чем ты подумала. Переброска как раз прошла удачно. Правда, тебя выбросило не совсем там, где должно было, но в целом все получилось хорошо, ты не пострадала. Догнать не удалось.
-Почему?
-Рухнула потолочная балка.
Гир замолчал. Весса, холодея, спросила:
-И что?
Он пожал плечами.
-И все.
Он осушил одним глотком свой стакан и отставил его в сторону. Затем придвинул в себе свою тарелку и стал сосредоточенно поглощать лежащую на ней еду, едва ли чувствуя ее вкус. Весса уточнила дрожащим от волнения голосом:
-Я правильно тебя поняла? Ты остался в горящем доме, не имея возможности из него выбраться? Как же ты после этого остался жив?
Гир вздохнул.
-А кто тебе сказал, что я остался жив?
Весса почувствовала, как по ее телу забегали неприятные зябкие мурашки. Голос ее вдруг стал сиплым и с трудом проходил через горло.
-Ты хочешь сказать, что в тот день ты... умер?
Он ответил спокойно, и от этого Вессе стало совсем жутко.
-Да.
Потом, почувствовав, видимо, ее страх, мужчина беззаботно улыбнулся.
-Да не бойся ты так. Сейчас я вполне живой. Вот, можешь потрогать, теплая.