Аннотация: Двое пьяниц рассуждают о современной медицине, традиционных ценностях и экзистенциализме
Разговор двух пьяниц о медицине, традиционных ценностях и экзистенциализме
- Колян! Эй, Колян! - закричал Петрович, увидев своего приятеля. - Сто лет тебя не было! Где пропадал? - обнял он его, подойдя ближе. - Благоверную твою встречал пару раз; спрашиваю - где муж-то? Отвечает что-то невразумительное и скорей домой...
- Да я это... того самого... У тёщи в деревне отсиживался, - отвечал Колян, понизив голос и оглядываясь по сторонам. - Ну, значит, чтобы не загребли...
- Я так и подумал, иначе чего бы твоей супруге конспирацию соблюдать? - улыбнулся довольный своей сообразительностью Петрович. - Теперь, стало быть, вышел из подполья?
- Что поделаешь, деньги надо как-то зарабатывать, а там посмотрим... - Колян почесал в затылке.
- Это да, - согласился Петрович. - Что же, выпьем за встречу? Я флягу с собой взял: настоечка знаменитая, на семнадцати травах, - помнишь, поди?
- Как не помнить? Вещь! - ответил Колян. - Но как бы моя не заругалась: скоро должна из магазина придти, а я не предупредил её, что на улицу подышать выйду.
- Она из магазина не скоро явится, - уверенно сказал Петрович. - При мне туда пошли соседки твоей благоверной; начнутся у них тары-бары растабары, так что раньше, чем через пару часов, она домой не вернётся.
- Ты, Петрович, прямо-таки Мессинг, про которого фильм был, - видел? Он тоже будущее предсказывал, - засмеялся Колян.
- Мессинг не Мессинг, но и мы кое-что можем: откуда бы мне знать, что встречу тебя, а фляга-то вот она, булькает! - Петрович потряс её. - Пошли на нашу скамейку, - только извини, закуски нет.
- Под эту настойку закуска не нужна, - возразил Колян. - Грех такой вкус перебивать.
- Ты у нас известный гурман, - подмигнул ему Петрович.
***
Выпив по первому разу, они продолжили разговор.
- В деревне, значит, отсиживался? Ну, и как тебе там жилось? - спросил Петрович.
- Скукотиша, глушь, все поля лесом заросли, - вздохнул Колян. - В деревне живут всего три семейства, старики; молодые наведываются только летом - туда и летом-то проехать трудно, а зимой вовсе дороги нет: зимовали, как полярники на льдине. Продукты из своих запасов, а с медицинской помощью совсем беда: никакая скорая не доберётся. Раньше медицинский пункт был в самой деревне, какую-никакую первую помощь оказывали, но потом его закрыли - сказали, не оправдывает себя. Теперь, если заболел, надо ехать в районный центр, а до него шестьдесят километров по бездорожью. Осенью у одного старика сердце прихватило, так не довезли: умер в пути.
- Что за бред! "Не оправдывает себя!" - возмутился Петрович. - Да разве человеческую жизнь деньгами измеришь? Хоть миллиарды в миллиардной степени дай, всё равно жизнь не купишь - выходит, даже если одну жизнь в этом медицинском пункте спасли, он уже себя окупил... Впрочем, слыхал я подобные утверждения о том, что медицина должна деньгами измеряться, а не жизнями спасёнными: рентабельность, де, должна быть. Один крендель недавно по телевизору выступал - утверждал, что нынешняя медицина лучше прежней: мол, в районных больницах находятся лучшие врачи и оборудование, а в деревенских пунктах лишь аспирин давали, и пользы от них никакой не было. Вранье это: и в деревне, как ты правильно говоришь, людей спасали, - а в районных больницах далеко не всё так распрекрасно, как этот крендель вещал... Ему, правда, вопрос задали телезрители по прямой линии: пусть в районе помощь на высоком уровне, но как туда попасть? Доехать как? Особенно, если человек старый, и машины не имеет... А крендель отвечает: на такой случай санитарная авиация имеется, она вмиг больно домчит на вертолёте.
Тут у меня душа вскипела - хотел в студию позвонить и сказать: много ли вертолётов к районным больницам приписаны, чтобы в любую деревню немедля вылететь? А хоть бы и имелись вертолёты, так им ещё приземлиться где-то надо, что далеко не везде возможно... А нелётная погода? У нас, чай, не Египет, где почти весь год ясная погода стоит, так что египтяне даже крыши на домах не делают; у нас то дождь, то ветер, то метели, то заносы - что же, выходит, дожидайся больной с инфарктом или иными неприятностями пока подходящая погода установится? Или, может, всепогодные бомбардировщики за больными отправлять и бетонные взлётно-посадочные полосы в каждой деревне строить?..
- Но есть же сельские врачи, если о деревне говорить, - вставил Колян, желая немного подразнить Петровича. - Говорят, они будут помощь оказывать.
- И много ты видел сельских врачей, пока жил в деревне? - взглянул на него Петрович.
- Ни одного, - признался Колян.
- То-то же! - сказал Петрович. - А хоть бы и были: ты попробуй, опять-таки, доберись до каждой деревни, а если и доберёшься, надо быть на все руки мастером. Чехов Антон Павлович, проживая в своём имении Мелихово, работал сельским врачом; жуткое дело, жаловался, у меня двадцать деревень, и то роды надо принять, то вывих вправить, то горячку вылечить, не говоря уже обо всём прочим, - а когда эпидемия началась, холера пришла, тут и вовсе труба! А ныне мы вновь к тому же возвращаемся, - видать, в русле общего возвращения к традиционным ценностям... Такая у нас нынче медицина, прости господи! - Петрович сплюнул.
- Да уж... - протянул Колян.
- Я тебе про себя рассказать могу, коли интересно, - продолжал Петрович. - Чувствую, чего-то не то со мной стало происходить: в холод из носу течёт, из одной ноздри, просто спасу нет, и глаз слезится. Чепуха, конечно, но неприятно, - решил сходить в поликлинику, провериться: оказалось, киста образовалось в носовой пазухе. Я стал выяснять, как от этого можно избавиться, а избавиться можно легче лёгкого - лазерную операцию делают за пятнадцать минут под местным наркозом: прокалывают лазером кисту, жидкость удаляют, и живи себе без забот!
Я обрадовался, побежал к врачу: дайте мне направление на такую операцию! А врач, - врачиха, вернее, - в ужасе на меня руками замахала. "Знаете, сколько стоит эта операция? Больше ста тысяч! Мы на неё направление даём только тем, у кого особые льготы есть: участникам боевых действий и прочим. А если я вам направление дам, главный врач всё равно не подпишет, потому что с него за каждую медицинскую услугу строго спрашивают, чтобы отпущенные на обслуживание населения денежные суммы он ни в коем случае не превышал, а лучше всего, всячески экономил... Я, говорит, давеча одной женщине на дорогое импортное лекарство, которое ей позарез необходимо, бесплатный рецепт дала, - так меня объяснительными замучили: зачем дешёвый отечественный аналог не выписала? А от этих аналогов пользы никакой, наоборот, серьёзные побочки могут быть..." "Что же мне делать? - спрашиваю. - Уж очень досаждает мне киста". "Могу дать направление на операцию по-старинке, - отвечает врачиха. - Разрежут вам губу под общим наркозом, кожу отвернут, выдолбят в кости дырку, жидкость откачают и вставят трубку, чтобы она окончательно вышла. Сразу скажу, что после наркоза больно будет, но дня через три, когда трубку снимут, всё пройдёт". "Это ничего, можно и потерпеть, - говорю. - Но будет ли излечение?" "Гарантии нет, - признаётся врачиха. - У меня недавно был пациент, перенёсший подобную операцию, однако у него через год опять киста образовалась в том же самом месте... Но вы платно можете, то есть за свои деньги, лазерную операцию сделать, о которой вы просите, - вот она даёт пожизненную гарантию от рецидивов"...
Понял? Платную операцию! - Петрович стукнул ладонью по скамейке. - Где же мне денег-то взять? Я живу на пенсию в семнадцать тысяч рублей, из которых пять тысяч за квартиру отдаю, ещё около трёх тысяч - на разные лекарства, что мне по моему возрасту нужны, а ведь надо и питаться и одеваться. Ну, ладно, одеваюсь и обуваюсь в китайское барахло, которое покупаю время от времени, но и на одно питание девяти тысяч, что у меня остаётся, всё равно маловато будет, не объешься. А уж о более серьёзных тратах и речи нет: на холодильник молюсь, чтобы он не сломался; стиральную машину впору святой водой окроплять, чтобы работала; телевизор многие годы служит, и, дай Бог, чтобы ещё столько же прослужил; диван у меня чиненный-перечиненный, - сам с ним разбираюсь, мебельное ремесло освоил... Вот и выходит, что жить мне с моей кистой до самой смерти, а ежели другие какие заболевания обнаружатся, то и с ними тоже, если они меня быстрее не угробят.
- У нас немногим лучше, - погрустнел Колян. - Славу богу, хоть здоровы...
- Вижу, вы и детей не торопитесь заводить? - спросил Петрович.
- Не осилить нам пока детей, - вздохнул Колян. - Да и обстановка сейчас такая - вон, что творится...
- Ладно, жалью море не переедешь, - сказал Петрович. - Давай, что ли, по второй пропустим, да поговорим о чём-нибудь более весёлом...
***
- Ты жену свою мог бы съесть? - спросил он затем. - Ну, то есть натурально съесть за обедом или ужином?
- Ты, чего, Петрович, того? - Колян покрутил пальцем у виска. - Перегрелся на солнце?
- Я не от безумия спрашиваю, а как раз в тему о традиционных ценностях, о чём уже в связи с медициной упомянул, - ответил Петрович. - Недели две назад было сообщение, что какой-то религиозный деятель на Востоке сказал, что мужчина, если он голодает и есть ему нечего, полное право имеет съесть свою жену, и она должна этому только радоваться, потому что её главная обязанность - во всём угождать мужу и следить, чтобы он недостатка в питании не имел.
А что? Коли о традиционных ценностях заговорили, то самые что ни на есть традиционные - это те, которые дольше всего существовали. В цивилизованном мире мы относительно недолго живём, а до этого сотни тысяч лет проживали в первобытном состоянии - стало быть, первобытные ценности надо возвращать и жить пещерным способом...
А и при царях жилось не лучше; вот, сейчас "Домострой" снова в моду входит и всё, что с ним связано. А тогда как было? Удел женщины, скажем, - рожать, рожать и рожать, а без этого народ прекратился бы: ведь сплошные были войны и зверства всякие. Ныне тоже рожать призывают чуть ли не с тринадцати лет, для беременных школьниц премию установили; аборты совсем хотят запретить, а противозачаточные средства выдавать строго по рецепту, в исключительных случаях. При Иване Грозном, мол, никаких противозачаточных средств не было, и жила-процветала Россия, - а с противозачаточными средствами ей не выжить.
Чего улыбаешься? Я сам слыхал, как очередной крендель точь-в-точь так по телевизору говорил. А другой призывал пенсии отменить: пусть, де, дети о стариках заботятся, как в старину было, а если детей не нажил, значит, старость себе не обеспечил - если и накоплений у тебя нет, ходи тогда по миру, побирайся.
И ему хотел я позвонить, да звонки в студии не принимали. Хотел сказать: чего останавливаться, почему лишь пенсии отменять? Давай и больничные листы отменим и разные пособия - тоже, ведь, в старину ничего такого не было. А вслед за тем и от электричества следует отказаться, и от авиации, и от прочих достижений цивилизации, - а уж об Интернете и слов нет: страна грехов и разврата, как иные утверждают. Что поп в церкви скажет, то и правдой будет, а народ пусть плодится и размножается, чтобы его всегда в достатке имелось для всяческих войн, которые власть вздумает затеять, и других её потребностей.
- Но с народонаселением у нас действительно плохо, а дальше ещё хуже, видать, будет, - возразил Колян. - Запустеет страна-то...
- И это ты говоришь, который сам детей завести не решается? - усмехнулся Петрович. - Да и нет нужды плодиться и размножаться, как кролики. Мы уже с тобой беседовали как-то, что в природе по-другому нельзя, чтобы род не погиб, но в разумной человеческой жизни качество над количеством всё более преобладать должно.
- Это как? - удивился Колян. - Переведи.
- Не помнишь, что ли? Я тебе битый час об этом толковал, - с досадой поморщился Петрович. - Раньше человечество количеством выживало, а каждый отдельный человек был не так важен, - ну, почти, как у животных. Однако с общим развитием цивилизации значение каждого человека всё увеличивается и увеличивается, о чём ещё великий философ Кант писал. Стало быть, задача разумного правительства жизнь устроить таким образом, чтобы каждый человек мог в полной мере свои положительные и нужные для общества качества реализовать, - а жизнь человека надо при этом всесторонне оберегать, и, конечно, не губить её ни за что, ни про что. Тогда и недостатка в людях не будет, и страна начнёт процветать; есть на свете малые страны, где народу всего ничего, а живут припеваючи, однако есть и большие страны, где народу тьма, а жизнь - хуже некуда; так разве от количества народа она зависит?
В былые времена, говорю, без большого количества народа было не прожить, а ныне на это рассчитывать смешно и глупо - так, в самом деле, легко в первобытное состояние вернуться. Как сказал один умный человек: "Движение вверх - это всегда долго и трудно. А вот оскотинить и озвереть - это очень просто, легко и быстро".
- Ну, Петрович, тебе бы лекции читать! - засмеялся Колян.
- Ты каждый раз это говоришь, и я тебе снова отвечу: мог бы и читать, мы тоже не лыком шиты, - улыбнулся Петрович. - А если вернуться к тому, с чего начали, скажу: коли мы возвращаемся к традиционным ценностям, то до людоедства от них всего один шаг. Я читал, что ещё недавно на островах в Тихом океане мужчины выбирали себе жену потелеснее и поупитаннее, чтобы съесть её в случае голода. Эдак и мы к этому придём, тем более, что при непрерывном размножении продуктов на всех может не хватить. Твой-то супруге опасаться нечего: при её стройном телосложении на жаркое она не годится, - разве на холодец? Но женщинам телесным и упитанным надо будет держать ухо востро, а то их вмиг съедят.
- Весёлый у нас разговор, я же предупреждал, - ответил Петрович. - А выпить я всегда готов...
***
- Ничего... Как пел доктор Айболит в фильме Быкова: "Это даже хорошо, что теперь нам плохо", - сказал Петрович, отхлебнув из фляги и передав её Коляну. - Ты об экзистенциализме слыхал?
- Чего? - поперхнулся Колян.
- Не в то горло попало? - Петрович похлопал его по спине. - Об экзистенциализме, говорю, слыхал?
- Это эпидемия такая? - спросил Колян.
- Сам ты эпидемия! Направление такое в философии, - пояснил Петрович.
- Я философией не интересуюсь: сплошное занудство, - сморщился Колян.
- А зря! В ней умные вещи встречаются, - сказал Петрович. - Признаюсь тебе, я всерьёз экзистенциализмом увлёкся. Сложная штука, с налёту не одолеешь, зато большое умственное удовольствие получаешь и для души успокоение. Эти самые экзистенциалисты утверждают, что для осознания своей сущности, которую они "экзистенцией" и называют, человек должен оказаться между жизнью и смертью, - вот тогда он и поймёт, что он собой представляет и кем является в этом мире. По-ихнему, это состояние "пограничной ситуации", а в ней главные чувства, что человека обуревают, это тревога и страх. Они куда как сильнее, чем в других ситуациях, и они-то и помогают человеку разглядеть мир до последней чёрточки. Эти страх и тревога сжигают, как огонь, всё что сверху к экзистенции прилипло - всё, стало быть, несущественное и наносное. Вот тут-то ты и начинаешь понимать, что многое из того, чем тебя напичкали, чушь и враньё; теперь тебя водить на верёвочке не получится...
Да... - протянул Петрович. - Помнишь, как поётся: "Никто не даст нам избавленья: ни бог, ни царь и ни герой. Добьёмся мы освобождения своею собственной рукой", - он вдруг громко запел:
Довольно кровь сосать, вампиры
Тюрьмой, налогом, нищетой!
Для вас - вся власть, все блага мира,
А наше право - звук пустой.
Когда ж тираны нас заставят
В бою геройски пасть за них,
Убийцы! В вас тогда направим
Мы жерла пушек боевых.
- Тише, Петрович! Очумел? - зашикал на него Колян. - Вдруг кто услышит?..
- А пусть слышат! - Петрович махнул рукой. - "Интернационал" петь не запретили покамест, даже в школьных книжках текст ещё есть... Так вот я и говорю: это даже хорошо, что теперь нам плохо - из-за этой плохости осознаем мы себя, и тогда непременно что-нибудь хорошее получится, а уж перемены-то в любом случае будут... Ну, допьём? - он потряс флягой. - По глотку всего и осталось... Будь здоров, Колян!..