- Родина дает вам еще один шанс... Несмотря на ваше предательство, на ваши преступления, Родина и лично товарищ Сталин! Те, кто вызовутся добровольцами, получат амнистию военпрокуратуры и начнут жизнь с чистого, незапятнанного листа.
Лейтенант оказался молоденьким, только из учебки. Новенькая фуражка, форма с иголочки, гладкое безусое лицо. Парнишка, каких много гуляет летними вечерами в парках под ручку с симпатичными девушками в ситцевых платьях. Там таким - самое место, а вот тут... Хмыкнул дядя Вова, и сплюнул, чертыхнувшись, Дорохов, настоящий зека по кличке "Сыпь".
Лейтенант переводил взгляд, пытаясь уловить на обветренных лицах хоть каплю понимания. Голос его подрагивал от волнения.
И все бы хорошо, но сколько уже таких речей слышал Сергей? И каждый, стоявший с ним в хромом этом строю, десятки раз внимал подобным высоким словам. Разве теперь поверят? Но - как неохота гнить и умирать в убойных ротах штафбата. Под пулями ковыряя мерзлую землю у самых фрицевских окопов, без нормальной жрачки, без оружия, без смысла.
А надежда всегда тянет, нашептывает: "Вдруг?".
И все бы ничего, но больно уж молод лейтенант, да и чёрт бы с ним. Но вот странные фиолетовые петлицы на новехонькой форме, и очень странное название части ДБРШ- 2...
Холодало. Костёр на притоптанном пятачке снега долго не разжигался. Наконец, слабый огонек захрустел веточками. Сергей осторожно подул, пламя послушно перекинулось выше, оставив за собой красные угольки. Хорошо!
- Лихов! - он вскочил, почти столкнувшись с Герасименко. Щегольскую шинель сменил добротный полушубок, не новый, зато теплый. Лицо лейтенанта заросло редкой светлой щетиной, щеку пересекал белый шрам. Война резко меняла людей, и узнать в этом стреляном жестковатом человеке совсем сопливого летёху с двухмесячных курсов было сложно.
- Слушаю, командир.
- Что с огнём? Добро, вижу. Помоги "колдунам" с палаткой, вымотались совсем. Я дальше смогу тут.
Рядовой Сергей Лихов козырнул и двинулся к топчущимся у края сосёнок отрядным техникам. "Колдунами" их прозвали сразу, да и кто они, по-честному, если не колдуны? Парни толковые, головастые, только вот руками не всегда после своей работы ворочающие. Дядя Вова кивнул, сунул в руки жердины - лезь внутрь.
Когда палатка, выгибая под холодным ветром стенку и хлопая входным клапаном, стояла, все четверо исходили паром, жадно вдыхая стылый вечерний воздух.
- Э-эх, столько работы, а простоим? Ночь? - Дядя Вова, крепкий седобородый солдат, вытянул из кармана кисет и протянул: - Угощайтесь, товарищи.
Молча свернули самокрутки, задымили. Не хотелось думать про завтрашнее утро. Снова переход? Бой? Ясно, что не отдых - в такой спешке на курорт не перебрасывают.
- Ночью жахнет, - шмыгнув, сказал Леха Пуговкин, самый молодой из "колдунов". - Такой дубарь придет, мама не горюй!
- Эт да, - кивнул дядя Вова. - Придёт, жопы морозить.
Переход по покрытым густым лесом холмам, с коротким привалом в узком распадке, вымотал всех. "Ходуны", поставив большую ротную палатку, потянулись кашеварить к разгоревшемуся костру. Сергей смотрел на небольшую группку людей и внутрь ему заползал холод почище намечавшегося ночью дубаря. Так бывает, когда по коже морозит даже летом. Словно подсказывает кто, приподнимая волоски - жди, человече, скоро уже.
А что конкретно... думай, солдат, сам.
Они покидали скуренные до самых губ "ножки", заторопились к огню. На дежурстве сегодня братья Самедовы, те ещё вояки, а готовить умели знатно. И, что очень ценили - быстро. За двадцать шагов Сергей учуял тёплый хлебный запах каши. В животе заурчало.
- Тихо ты, - старший Самедов цыкнул на сунувшегося к котлу бойца, - Ещё свали, шайтан! Минут двадцать жди, только вода закипела.
Закипела - не закипела, а запах шёл одуряющий.
- Свержин, как машины? - командир кивнул на край леса. - С воздуха не заметят?
Свержин, молчаливый, как большинство сибиряков, хмуро кивнул.
- Порядок, поставили под соснами, пусть хоть заубереров пускают, никто не учует.
- Добро. Баландин, твои сильно устали?
Дядя Вова почесал бороду и ответил.
- Морозно сёдня. Больше тратим, почем обычно, тут, как говорится, никуда.
- Во, загнул, - хмыкнул кто-то, наверняка Женька Малой. - Тебя, дядь Вова, если немцы в плен возьмут, точно расстреляют. Ты так скажешь, хоть голову выбрасывай: ничего не ясно!
Солдаты засмеялись. Даже Герасименко усмехнулся.
- Нам в плен никак нельзя. Там и смерть будет избавление, аненербы из нас все жилы повытягивают, к мамке не ходи! - отозвался Баландин.
- Верно говоришь, Владимир Михайлович, нам в плен нельзя, - кивнул лейтенант. - Сергей! Возьми кого-нибудь, сходите за дровами, пока совсем не стемнело.
Лихов свистнул Малого и Лёху Пуговкина. Уходить от костра не хотелось, мгновенно в лицо словно ковшик мороза плесканули. А тот и рад растечься по плечам, да на спину, будто обнимая.
На невысоком лесистом взгорке ветерок чувствовался сильнее: отряд стоял в большом разломе. Будто кто могучий стукнул кулаком в землю, оставив широкую яму, окруженную лесом. Костёр разожгли под прикрытием нависшего края, даже вот отсюда, с двухсот шагов, почти не видно его. Бойцы прошли мимо застывших, словно сказочные великаны, дэбээрша, чуть углубились в лес. Сергей приметил несколько поваленных ветром деревьев и махнул топором: берём эти.
В бараке темно, тихо, слышно как где-то в углу, под сеном, шуршит мышь. Хочется пить, но вставать сил нету.
- Лёх, - зовет Сергей. - Ты там как, жив?
- Хрен знает, - тихо отвечает Леха Пуговкин. - Голова едет совсем и кружится всё.
Ясно, у всех одинаково, даже у медведей типа Свержина или Баландина. Только они бывалые, повырубались и сопят себе, седьмой сон видят.
А пить хочется.
Лихов кое-как садится на топчане, встает, шатаясь словно пьяный, и идёт к столу, где в бачке вода. У стола замер, упёршись в него локтями, Дорохов. Сергей встречается взглядом с Сыпем и удивленно смаргивает - они светятся. Слабо, едва видимо, но точно светятся!
- Вот тебе и комсомол, братишка, да? Товарищ Сталин, мать его, учудил такое, чего как бы и нету, бляха муха, а есть, комарина душа.
- Тихо ты, - чуть испуганно одергивают Сыпя из темноты. - Сейчас услышат и того, сошлют, куда мама не горюй.
- Куда уж дальше-то? - хмыкает Дорохов. - Думаешь, есть куда ещё?
Сергею пить уже расхотелось, в желудок словно бухается комок льда. Попали они так попали, это точно. Рассказать кому - дураком сочтут, в лучшем случае. Только вот рассказывать они никому не смогут, было такое убеждение.
- Командир, - оторвавшись от еды, обратился к лейтенанту рядовой Батенев. - Я вот думаю, завтра же снова с утра выступим, или обождём до обеда?
Герасименко ел осторожно, дуя на каждую ложку. Некоторое время он молча жевал, а потом нехотя, будто через силу, ответил:
- Выступаем с самого утра. Наша задача - завтра занять оборонительную позицию на высоте у хутора Тёпловка, и чем раньше мы эту задачу выполним, тем точнее выполним приказ командования.
- А что за Тёпловка такая, товарищ лейтенант?
- Хутор небольшой. Можно сказать, брошенный. Расположен на всхолмке с названием Лоховой. Под холмом речка Беленькая, - ответил командир отрывисто, будто говорил только самое необходимое, боясь сказать лишнее.
- А что ж такого в этой высоте важного? - осторожно, в потрескивающие костром сумерки, спросил Лихов. Невольно вспомнил свою деревеньку: точь в точь, и холмы и речка. Только далеко до его Камышинки у Волги. Но по сердцу резануло: как там? Оттого и задал вопрос, да чуть сам не пожалел, что сорвались слова.
- По полученным данным, там может пройти небольшой отряд немцев с целью разведки возможного направления обходного удара крупных сил. Если пройдут и ударят с фланга, нашим только отступать снова.
Потрескивали угольки, звякали ложки по котелкам. И вроде понятна задача - зачем спрашивать? А вот все равно не ясно - если такая небольшая группа ожидалась, зачем их отряд понадобился? А если не хватит простой пехоты, ну, вывели бы танки и вдарили по фрицам. Или бомбами с самолётов.
- Пост как всегда, никаких лишних костров, и этот проследи, чтобы как можно меньше горел. Всем по сто граммов, колдунам по сто пятьдесят. Остальным, слушай мою команду: отдыхать. Сегодня тяжёлый день выдался, а завтра, может быть, втрое тяжелей будет. Вопросы есть?
Не в духе командир, ой не в духе. Какие уж тут вопросы ещё...
Звёзды над головой светили крупные, яркие. Луна не выходила, оттого да от мороза, казалось их сегодня особенно много.
- Страсть, - выдохнул Женька. - Хрен сосчитаешь!
Насколько Сергей знал, был среди всего отряда Женька самым молодым, поэтому и звали его все просто: Малой. Ни фамилии, ни отчества - Малой.
- Слышь, а как у тебя отца звали?
- А я и не знаю, с приюта я. Мамку вроде Настасьей, а папки не видел никогда, - выдохнул Малой.
Да... много таких. У него самого и родители были, и дед с бабкой в соседнем доме жили.
- Вот кончится война, приедешь ко мне на Волгу, я тебя с отцом своим познакомлю, коли жив будет. Он где-то на белорусском, мать писала. Вроде как при обозе, после ранения. Он знаешь, какой рукастый? Помню, такую лошадь из дерева сделал, все мальчишки мне завидовали.
Малой посопел и спросил:
- А тебе сколько, Серый?
- Двадцать пять почти. А тебе?
- Мне семнадцать две недели как.
- А что не сказал, отметили бы! Семнадцать лет... почти мужик!
Малой засопел сильнее. Обиделся?
- Да ладно, Жень. Это я так, шучу. На войне все мужики. Она не выбирает, сколько тебе годков, верно?
- Верно, - согласился Малой.
Помолчали. Тихо, только в лесу потрескивают от холода деревья. И ещё снежинки, сдуваемые с места ветром, чуть слышно шуршат по насту.
- Слушай, - спросил Лихов. - А как же тебя такого молодого в такой секретный отряд-то взяли, да ещё и колдуном?
- Это я не знаю, - безмятежно отозвался Малой. - Думаю, командир у нас не простой, почуял как-то. Помнишь, как он дядю Вову сразу распознал? Как глянул, так и отрезал: колдуном будешь!
Сергей невольно усмехнулся. Теперь весело даже немного, а вот в тот день... Тогда от страха даже зубы клацали. У всего строя.
- Часть у нас не просто секретная, а сверхсекретная, - в строю хмыканье.
- А-а-а-атставить веселье! - лейтенант замер, лицо его заливается яростной белизной. - И отряд не простой, а боевой! Имени знаменитого командующего фронтом Мерецкова! Ты! Из строя два шага вперед!
Палец указывает на Дорохова. "Сыпь" хмыкает и лениво делает пару шагов.
- В мире существует много различных сил, - Герасименко обходит Дорохова, а сам смотрит на разномастную шеренгу. - Некоторыми мы привыкли пользоваться: сила ветра, воды, электричество, бензиновые двигатели. О существовании иных пока даже не подозреваем. Или забываем о них.
Он доходит до конца строя и едва заметно наклоняет голову. Сыпя подхватывает, словно невидимым ветром, толкает в грудь, Дорохов чувствует, как ноги отрываются от земли, и он летит ровно птица. Дорохов вопит не своим голосом, падает на землю. Та выбивает дыхание, крик обрывается.
- И вы отобраны, чтобы научиться пользоваться этими силами. Вы!
Лейтенант смотрит на притихшую напуганную людскую линию.
- Советская власть первой должна овладеть этими силами, и с их помощью уничтожить всех своих врагов! И главных вы знаете! Это фашисты. Это захватчики. И, да! Предатели тоже. И они тоже враги, которых надо давить. Сейчас, сегодня, Родина дает вам шанс стать героями. Только не надо с этим шутить, иначе...
Он замолкает и обводит строй взглядом. Фиолетовые петлицы зловеще горят на отворотах шинели. Строй ёжится и разглядывает сапоги. Сыпь кряхтит на земле, ругается сквозь зубы. Лейтенант встречается глазами с Сергеем, кивает:
- Ты, два шага из строя!
И Лихов чует, как трясётся у него нутро, а в ногах такая дрожь, будто совсем не умеет ходить.
Из-под неплотно прилегающего края палатки лился слабый свет. Вместе с хмурым сумеречным утром в палатку заползал мороз. Крепкий, но Сергей уже и не помнил, как это, когда тепло. Поэтому тонкую струйку холодного воздуха воспринимал почти безразлично, но вылезать наружу всё одно не хотелось. Только приказ уже отдан, и, хочешь не хочешь, а пойдёшь: лейтенант с приказами шутить не любил.
Ели наспех, плотно, предчувствуя, что следующая нормальная еда неизвестно когда будет. И будет ли, вопрос. После дядя Вова раздал всем по пятьдесят грамм крови. На вопросы отвечал: командир приказал. От медяного вкуса перед глазами поплыло, а затем в тело влилось тепло. Так всегда.
- Отряд! - Герасименко выглядел не выспавшимся и усталым. - Задачу вкратце вы знаете. Занять высоту и, при необходимости, уничтожить врага. Переход недолгий, но скрытный. Первой идёт машина Дорохова. За ним в порядке номеров. Замыкающие Лихов и Свержин, расстояние двести метров. Жалобы есть?
- Нет, командир, - ответил за всех дядя Вова. - Всё как более-менее пока.
- Добро, - лейтенант поглядел на багряную полосу у горизонта. - По машинам!
Восемь ДБРШ и два обозных ГШР-3 застыли среди сосен. Лихов прошагал по снегу к своему дэбээрша номер шесть, полазил, осмотрел, отметив, что трещина на ноге не увеличилась, но проволока долго не протянет, надо менять. Закурил, дожидаясь подхода "колдуна". Короткие вспышки обрядов и шум оживающих машин вроде как и не замечал уже. Обыденным это стало. Привычным. От нечего делать проверил пулемёт, обмотанный от снега мешковиной, заглянул в патронные ящики, подергал лючки для пулемётных лент, не примёрзли бы. Те открывались хорошо.
Женька Малой подошёл, расстелил дерюгу. Достал чашу, пучок трав, вытащил из ножен короткий острый нож.
Раньше Лихов расспрашивал "колдунов": как и что. Самому порой до чёртиков хотелось стать одним из техников, выучить все эти вещи, жутковатые, неприятные, но в принципе обычные. А порой до холодных мурашек пронзала мысль: с какими же силами они имеют дело? Посмотреть со стороны - ведьмовство одно: травы, заклинания, кровь, жертвы. Как такое могло быть в Стране Советов? А вот было, запросто, оказывается. Не для всех только.
Но самой страшной была мысль - почему именно они? Не учёные, не специально обученные какие-нибудь люди, а... они вот? Тракторист дядя Вова, зека Сыпь, сам он, недоучка-технарь? Или малолеток Малой, который вон уже сбросил полушубок и развязывал повязку с незаживающей раной на предплечье.
Вот из-за этого вопроса он и бросил допытываться. Хватит с него просто войны, его понимания, и его грехов. К чертям остальное!
Он торопливо снял полушубок, Малой не железный же, замёрзнет; вон, шмыгает носом. Закатал рукав, размотал бинт. Женька забормотал непонятные слова, подковырнул ножиком присохшую корочку на лиховской руке, пуская алый ручеек на волю. Сергей скривился: неприятно все же.
Кровь по лезвию ножика сбежала в подставленную чашу, "колдун" кинул - хватит. Сергей прошептал затворяющие слова, приостанавливая ручеек. Силы у него было немного, поэтому до конца заживлять рану так и не научился. Может и к лучшему: каждый день новую не резать. Женька пустил немного своей крови в чашку, забормотал громче, бросил сухую травинку из пучка и, взобравшись на лесенку "шестёрки", плеснул из чаши машине на грудь. Вспыхнуло холодно и ярко, Сергей почувствовал, как в руки и ноги заползала чужая сила. Не холодная, не горячая, не добрая, не злая. Просто - чужая, не человеческая.
Только это не страшно: он знал, как ей управлять.
Лихов чуть повел плечом, потом выпрямил и разогнул руку, другую... ДБРШа послушно повторял за ним: плечо, рука...
- Нормалёк, чую его, - сказал Сергей.
- А я вот уже почти ничего не чую. - Женька выдохнул. - Ну, давай, удачи. Мне один остался всего.
- Спасибо, Малой.
Он подождал немного, привыкая к движениям деревянного механизма, ослабил контроль, накинул полушубок, хорошенько застегнулся и полез по лесенке в кабину. Машина слабо подрагивала, стремясь повторять каждое движение за ним, но Сергей контролировал своего робота: сила то у того есть, а вот души... души у дерева нету. Поэтому человек и главный.
Через пятнадцать минут все машины ожили, техники погрузили остатки снаряжения в грузовых роботов, разместились сами и грозный отряд из восьми боевых и двух обозных машин размеренно зашагал по склону заснеженного холма. Оставляя за собой странные и пугающе-непонятные обычным людям гигантские следы.
На коротком привале к Лихову подошел дядя Вова. Протянул махорки, раскурились.
- Слышь, не хочу показаться трусом, но, похоже, командир малёхо не договаривает, - когда надо было, старшина Баландин мог говорить понятно. - Ничего сам не чуешь?
Сергей затянулся и прислушался к окружающему снежному безмолвию. Тихо, кроме ветра между ветвей, ничего особенного.
- Да, вроде нет.
- Значит, нет, говоришь, - дядя Вова почесал бороду и прищурился. - А вот у меня парни говорят: идём мы к месту, где светит уж очень.
Лихов понимал, о чём это старшина: "светят" те вещи, у которых есть сила. Может и не такая, как для оживления ДБРШа, другая, они разные бывают. Но любая сила "светила", и знающий человек может учуять её. Знающий и умеющий.
- Думаешь, фрицы туда за этим могут пробираться?
- Не кажется мне эта Тёпловка уж очень важным пунктом. Далековата она от основного направления ударов, да? А думаю я, что хрен там маленький отряд будет. И думаю, что не простые туда фрицы лезут.
- Заубереры?
Баландин многозначительно поднял брови, и вздохнул.
- А еще, не заметил, что идём-то по болоту? Не поэтому ли нам такое задание дали, а?
Вот тебе да! Еще новости, думай, сколько хочешь.
"Шестёрка" мерно шагала по снегу, а в голове у Лихова крутились, складываясь в целую картину догадки, недоговорки и размышления. А что, если остановились они вчера пораньше не потому, что притомились, а чтобы их приближение не засекли фрицевские "колдуны"? Уж что-что, а заметить "свечение" от ДБРШек аненербовские псы смогут, кто бы сомневался.
И получается тогда, что лейтенант Герасименко вёл их не просто уничтожить отряд обычных немцев, а... дальше Сергей ничего выдумать не мог. Предавать своих лейтенант не будет, не тот человек. Ни Родину, ни солдат. В этом Сергей Лихов был уверен твердо. А значит ведёт их куда надо и зачем надо! Так? Сергей тряхнул головой. Тьфу ты, вот ведь как голову забить можно! Нет уж, пусть идёт, как идёт. "Светит" там или не "светит"...
Он посмотрел по сторонам. Уныло-однообразные серовато-белые поля, с высоким сухим камышом. Снега немного, голые деревья с корявыми ветками по краю болота. Прямо тоска в сердце. И вдруг, у самого горизонта, он увидел голубую точку, присмотрелся - церковь! Ей-ей, она! Чуть погодя глаза различили отдельные домишки, сгрудившиеся сараи... Тёпловка, не иначе! И "светит" она, правда! Да так, что... тепло.
"Моё это! Наше! - подумалось. - И никому я это не отдам!".
В голову будто загнали раскаленный гвоздь, и разом мысли улетучились. Фрицы! Сигнал передал Дорохов, не зря его вперёд командир посылал чаще других: умел Сыпь и засечь врагов раньше, и другим передать сигнал быстрее.
А тут как назло и укрыться негде - машины спустились с лесистого взгорка и теперь застыли на широком поле, лишь по самому краю деревья. Есть ещё впереди, но далеко. Шагавший справа Свержин высунулся из груди своей "четвёрки", свистнул. Сергей заметил, вытащил плечи из деревянного ящика-кабины.
- Давай к посадкам? - спросил сибиряк и кивнул в сторону. - По прямой заметно слишком.
От остального отряда их отделяло метров триста; там, видимо, тоже подумали про редкие чёрные деревья: один из обозных ГШРов уже топал к ним, второй разворачивался, немного неуклюже, на четырех ногах. Лихову подумалось в сотый раз - ну как человек может управлять четырьмя ногами? В боевом роботе всё как у человека: две руки, две ноги, только головы нет. И кабина на груди с водителем-"ходуном". Он двигал рукой - машина двигала деревянной ручищей, ногой - ДБРШка ногой. А как "колдуны" управлялись четырьмя? Да ещё поддерживали связь всех "ходунов" с их машинами. Сильных колдунов в техники набрал лейтенант, право слово.
Мысли мыслями, а ДБРШа зашагал к деревьям. Сто метров и можно будет опустить машину, хоронясь среди деревьев.
Ухнуло раз, другой, третий, на поле взметнулась земля, чёрными комками разлетаясь по небу. Лихов выругался и заставил робота почти бежать, хоть и трудное это дело.
- Фрицы! - услыхал он крик Свержина, - Фрицы, мать их так!
В небо взмыла красная ракета, а в голову плеснуло будто кипятком. Лихов застыл, повернулся. Приказ командира - в атаку! Но куда? Болото уходило к самой деревне, а слева - до далекого черного леса. Грязное поле, с клоками камыша и рваными яминами взрывов посередине. Впереди-слева - небольшая чёрная роща.
- Давай, братишка! - снова голос Свержина.
- Куда? - заорал, аж в ушах зазвенело.
- Сюда, сюда давай!
- Команду в атаку не слышал?
- Обождём чуть, обстановку поймём, тогда и...
Лихов отмахнулся и тяжело забухал ногами, переводя ДБРШа в режим бега. Пальцы лихорадочно искали выступающие с боков кабины гашетки. Развязать бы мешковину, да когда уж тут? Свистнуло, позади раздался новый взрыв. Ещё пара снарядов легли чуть в стороне от основного отряда. Стреляют три орудия? Всего? Или надеялись на неповоротливость больших машин?
Он добежал до отдававшего приказы командира в тот момент, когда надсадивший горло Герасименко послал "седьмого" и "восьмого" к Тёпловке.
- И чтоб мышь не проскочила!
- Мне куда? - проорал Сергей, едва переводя дыхание. Машина послушная и маневренная, но сил отнимает много даже просто при ходьбе, а тут...
- За мной, Лихов! - услышал в ответ и двинулся за "единичкой" командира.
Они шагали мимо воронок от первых взрывов, быстро заполняющихся чёрной водой, оставляя Тёпловку справа. Лейтенант вёл свою машину широкими зигзагами, Лихов, вспомнив тренировочные установки двигался чуть позади и сбоку, стараясь не повторять траектории первого робота. "Только бы не провалиться!". Болото замёрзло, ну а вдруг где ключи? Ухнешь ногой, поломаешь всю машину. Свистнуло - не наш снаряд! - взорвалось позади. Затем сбоку. Второй сбоку! Насколько Сергей мог определить, пока ни в один из ДБРШа не попали, шагающие роботы несинхронно, но в то же время слаженно, продвигались вперед.
Почти добравшись до рощи, чудом выросшей посреди болота, Лихов заметил четыре тёмных бугра. Чёрт! Он яростно поморгал, но нет, не почудилось. Те медленно отползали к деревьям! Бегущие впереди ДБРШа, должны были уже совсем скоро добраться до "бугров".
Яркие вспышки пламени и гром выстрелов.
Одного из шагающих роботов отбросило назад, деревянный великан гулко рухнул на землю, лишившись одной из ног. Другого ДБРШа развернуло, и Сергей отметил, что у того не было руки. Ярость бросила в жар.
- Врёшь! - заорал он и побежал так, как никогда не бегал ещё в тяжёлой машине. Пальцы надавили обе гашетки и, разрывая мешковину, заработали плечевые пулемёты. Пришлось чуть наклониться, компенсируя отдачу. Пули рикошетили от "бугров", Сергей видел это, значит там - металл! И в то же время...
Они "светили", это совершенно точно!
- А чего они деревянные-то? - дядя Вова почёсывает бороду и щурится на солнце.
- Кто ж тебе, деревня, железяку такого размера доверит? - Дорохов обходит вокруг стоящего страшилища. - А дерева, дядя, у нас хоть жопой жуй.
Сергей смотрит на деревянного великана и не может поверить, что все происходящее - правда. Он видел всякое, бывал в таких местах, что как выжил - сам не понимает. Но такое...
Внешне чудо слегка похоже на человека: тяжёлые суставчатые ноги, туловище, грубо сработанные, но руки... пальцы. На плечах закреплены толстые стволы. То ли пулемёты, то ли малокалиберные пушки. В "груди" чудища коробка-кабина, закрытая броневой пластиной. А головы нет. И высота - в три человеческих роста.
Такая штука не может ходить, и, тем более воевать! На чём она работает? Где двигатель. Где баки для топлива? Чёрт! Да о чем он, такой штуки просто не может быть! Робот! И, чёрт, деревянный!
- Дерево - природный материал. Металл противоестественен, - подходит к изучающим машину Герасименко.
- Чему? - задает вопрос один из братьев Самедовых, то ли Ринат, то ли Наиль.
- Той силе, что приводит его в движение. И тому, кто управляет.
Управлять этим? Он что, и правда, совсем с катушек съехал?
- Советский человек должен использовать все силы для правого дела, - лейтенант лезет в кабину. - И если есть возможность использовать мощь дерева, его неутомимость, его твёрдость, распространенность и многие другие полезные свойства, их надо уметь применять!
- А чего, железо: и прочней и долговечней же? - стоит на своем дядя Вова.
- Дерево - живое, а сталь - мёртвая. Живым можно управлять, мёртвым нет, - Герасименко поднимает руку, и истукан вдруг тоже поднимает руку вверх. - Деревянный боевой робот шагающий, вторая модель.
- Курва мать, - ругается Сыпь.
Железо не могло "светить"! Как?
Времени задумываться об этом у Лихова нет: по широкой дуге он приближался к крайнему левому "бугру". Видно чешуйчатую броню, словно у рыбы. Да и сама вражеская машина вблизи напоминала большую горбатую рыбину без хвоста, с намалеванным ненавистным крестом на боку. Из горба выглядывала толстая труба пушки, чуть ниже торчали трубы поменьше - пулемёты. Пушка выбросила клуб огня и дыма, Лихов шагнул в сторону, уклоняясь, и получил порцию пулемётных пуль, выбивших целый фонтан щепок из "шестёрки". Попадания отозвались жжением и покалыванием в ноге и боку: связь "ходуна" и робота была сильной, на уровне нервов. Сергей знал, что никаких повреждений у самого него нет, но чувствовал, как будто они были.
ДБРШа проделал несколько гигантских шагов. Оказавшись рядом с "рыбой" Сергей не нашёл ничего лучше, чем ухватить деревянными пальцами плюющийся пулемет и загнуть стволы вверх. Потом он ухватился за пушку, толстая труба гнулась неохотно, но много же и не надо.
- А! Теперь не стрельнешь! - завопил он не своим голосом.
Подскочил Герасименко и заорал, перекрикивая выстрелы и непонятный шум, исходивший от "рыбин".
- Перевернём, давай!
Лихов понял с полуслова. Они присели, ухватились за обрамленный чешуйчатой бронёй край и разом выпрямились. "Рыбина" дрогнула, неохотно пошла вверх, накренилась.
Под днищем обнаружились сотни небольших шевелящихся отростков, будто у мокрицы, они и производили странный шум. Лейтенант тыкнул деревянной ручищей - вперёд, сейчас не время!
Они зашагали к следующей вражеской машине, обходя сзади. И перевернули тоже, а подбежавшая "пятёрка" Дорохова ударом ноги погнула все орудия разом.
Третья рыба-машина горела, подожжённая выстрелом из бронебойной пушки, установленной на плече Дороховского робота, а последняя медленно пятилась и уходила, уходила, уходила!
- Давай командир! - услыхал Лихов хриплый голос Сыпя, - Вы справа, я слева. Вы отвлекайте только, я ему сейчас!
- За мной! - скомандовал Герасименко.
Они догнали "рыбу" почти у края рощи; та не стреляла из пушки, видимо заел механизм, огрызалась только пулеметными очередями. Дорохов забежал сбоку и пальнул бронебойным прямо в свастику. Через несколько мгновений изнутри темного фашистского механизма повалил дым, "рыба" дернулась последний раз и "умерла".
Сергей наспех огляделся. "Лейтенант, Дорохов и... Невдалеке зашевелилась и приподнялась ещё одна машина... "тройка", Батенев. А где же остальные? Самедовы у Тепловки, Свержин, сука, в кустах...
- Лёха! - крикнул он и потопал туда, где видел, как упал, отброшенный силой нескольких попаданий ДБРШа. - Пуговица! Лёха!
Робот - маневренная штука, так просто в него не попасть. Единственное место, которое действительно нуждалось в защите - кабина, она укреплялась бронированной сталью. Руки-ноги всегда можно подправить, дерева кругом много. Основные крепления и механизмы ехали в ГШРах: одного-другого робота поправить почти всегда можно за полдня. Единственное смертельно незащищенное место - чуть выше брони кабины. Иначе, видимо, сконструировать было нельзя.
Пуговица, Пуговица...
Лихов с каким-то тупым безразличием смотрел на то, что было совсем недавно весёлым Лёхой Пуговкиным. Снаряд фрицев попал так точно, что...
Он постоял совсем немного и, развернувшись, вернулся обратно к краю рощи. Роботу Батенева оторвало руку и при падении расщепило сустав на ноге, сам Олег, с залитой кровью головой, говорил, что он в порядке.
- Лёхи нет, - глухо ответил Лихов на немой вопрос командира.
Сыпь выругался. Он вообще часто ругается, не так как Лёха. Но Дорохов молодец все равно, хоть и зека.
- Гля, братцы! - завопив вдруг Батенев, - Ох тыж!
Они обернулись к фашистским машинам, и Сергей почувствовал, как волосы под шапкой у него зашевелились, будто живые. Из нутра каждой машины стремительно выползал чёрный, как сажа дым. Только вёл он себя совсем не как дым: извиваясь, словно огромные безглазые черви, четыре шевелящиеся ленты мрака жадно подрагивали... будто нюхали, искали, жаждали...
Сердце почти встало, дыхание перехватило - дым "светил"! Конечно, такое трудно было назвать светом, нет: это дышало что-то невыразимо злое, ужасно голодное и смертельно губительное. Стало так тихо, что потрескивание огня на горящих бронемашинах показалось Лихову оглушающим. Он застыл, не в силах ничего предпринять.
Его ДБРШа номер один скрипел деревянными суставами, будто рассохшиеся на морозе деревья в чаще. Он не боялся, а вот Лихову стало очень страшно за этого совсем еще молодого парня, потому что напротив судорожно подергивалось от ярости абсолютное зло.
Вспыхнули огоньки на плечах у "единички", а затем две ярко-красные струи пламени из навесных огнемётов врезались в чёрных дымных червей. Тишину прорезал беззвучный, и оттого ещё более страшный вопль. Он звучал не в ушах, он разрывал, казалось, извне тело Сергея, скручивал внутренности, выдавливал глаза, выплескивал кровь...
А затем вопль оборвался и Лихов увидел: огонь пожирал дым, намного быстрее, чем дерево. Быстрее даже сухого сена. Сергей заставил своего робота сделать шаг, другой, встать рядом с командиром. Тот выглядел бледным, полоса копоти на щеке и ярко горящие глаза.
- За Родину, за Сталина, - сказал лейтенант. Помолчал и добавил. - И за Лёху.
- Никогда так не пугался, - сказал подошедший Сыпь. - Что за дрянь, товарищ командир?
Лейтенант молчал, разглядывая беспомощно застывшие чешуйчатые бронемашины. Ножки перестали шевелиться, и теперь "рыбины" выглядели совершенно "дохлыми".
- Какая маскировка, а? - сказал, наконец, Герасименко. - Мимо пройдешь: ну бугор бугром. А чтобы не утопнуть в болоте видишь, как передвигается? Хитрое устройство, гусеница не гусеница, а давление на почву уменьшено, а? Фашистские заубереры в Аненербе не дремлют. А уж это... Что же они такое вытащили на свет и привели на нашу землю? Мёртвое может оживить только мёртвое.
- Горят они хорошо, - сплюнул Дорохов. - Победили же, командир... хоть бы и мёртвых.
- А представь, есть у них что-то и побольше, а, Дорохов? Они же железные, не как мы. Что если у фашистов есть такой робот как у тебя, только стальной?
- Хрен с ними, - хмыкнул Сыпь. - Я своей земли никакой мрази не собираюсь отдавать. Ни большой, ни маленькой.
Герасименко кивнул и хмуро посмотрел на Сергея.
- Где Свержин?
Лихов пожал плечами - не знаю. Говорить о предательстве бывшего товарища ему не хотелось.
Ракета ушла, а совсем скоро подошедшие ГШРы высаживали техников; дядя Вова, выпрыгнувший чуть не первым, уже бежал к останкам ДБРШа Пуговкина. Вскоре Малой, Алиев и Зуев деловито и шустро разбирали ногу батеневского робота.
Дорохов с Сергеем мрачно дымили "козьими ножками".
Свержин не показывался, так же как и братья Самедовы. Лейтенант лично выдвинулся в сторону Тёпловки, и дал вторую зелёную ракету.
- Скажи, Сыпь, - начал Лихов и замолчал.
- Что скажи? - Худое, покрытое оспинами лицо Дорохова скривилось. - Как мы в такое дерьмо сумели влезть, что дальше только страшней? И сбежать хрен куда выйдет, и тут не слаще? Прикинь, корешок, второй раз всего хотелось сегодня сбечь, аж прям вот до самого нутра!
- Почему ты не сбежал... ну, когда мы на испытаниях дээрбэшку поломали? Ведь мог же...
- Мог, - подтвердил Сыпь. - Тебе по горлу штыком, а сам в лес.
Сергей смотрел в жёсткие глаза зека и понимал - не шутил.
- Только кто-то должен эту гниду фашистскую выкинуть к бебеням с нашей земли, вот чего я подумал. Нам ведь с тобой силу доверили не так просто. Чуешь? Нашу, не как эти вон, да?
Лихов кивнул.
- Ты глядел на Тёпловку, чуял, корешок, почему мы тут, а? Как "светит"... Вот эта сила меня остановила, - закончил Дорохов. - Почему не я-то, подумалось тогда...
В голову ударил огненный клин сигнала. Фрицы! Снова!
Он мигом очутился в кабине робота, мельком отметив, что Сыпь тоже на месте. "Тройку" Батенева уже поднимали. Споро завершают крепёж - значит Олег почти в строю.
Выметнулись на простор, огибая край рощи, стали рядом с командиром.
От Тепловки, "светившей" так, что разом словно весной повеяло, к ним медленно ползли ещё четыре знакомых "бугра". А чуть отстав от них мерно перебирал суставчатыми ногами кошмар, почище всего, ранее виденного. Словно уродливый паук с множеством острых шишкастых ног, к ним направлялась огромная машина. Двигалась она рывками, веяло от паучары таким невыносимым злом, что Лихова тряхнуло.
- Ты гля, падла, что у неё наверху! - Дорохов выругался.
Лейтенант тоже ругался. Сергей напряг глаза и увидел - поверху паук ощетинился рядом тонких, еле видимых, пик. А на пиках болтались, в такт неровному ходу механического монстра, два тела. Кто это - не разглядеть, но страшной догадкой вспыхнули имена - Наиль и Ринат - братья Самедовы.
- Мразь! Что вы сдохли!
- Ну, товарищ Дорохов, что скажешь теперь? - спросил Герасименко.
- А то и скажу, командир, что раньше говорил. Хрен я им дамся. Можно их убить, значит...
- Убьём! - закончил Лихов.
Сзади, визгливо скрипя новым суставом, подошёл ДБРШа Батенева. А, всего минуту спустя рядом с Олегом встало два ГШР, и Лихов видел, как на наспех приделанных станках держались пулемёты, снятые с робота Лёхи Пуговкина.
Ветер, стылый и пронизывающий, летел над пустым заснеженным полем. Небо заволокло рваными, тёмными тучами.
- Кажись, меняется погода, - расслышал Сергей дядю Вову. - Снег повалит к ночи, как бы роботы не отсырели... Костер опять будет трудно жечь.
И, несмотря на надвигающийся ужас, отчего-то Сергею стало удивительно спокойно. Что это - предсказание или желание жить, но говорил старый солдат сейчас о вещах, которые будут потом... завтра. И Лихов верил. Получается - надо им победить, во что бы то ни стало - придётся! Чтобы так и было - снег, завтра, костёр...
Потому что по-другому быть не должно.
- Солдаты, бойцы, братья!- негромко сказал лейтенант. - Перед нами сейчас тьма, которую ни вы, ни я понять не можем. Злая, страшная, неживая. А за ней, в Тёпловке, бьет исток нашей силы. Русской, живой. Почему тут, я не знаю, но хотел бы узнать, изучить и применить на благо всей Советской страны. И её ни за что нельзя отдавать врагу...
- Это и ежу того этого, - прервал Герасименко дядя Боря. - Ты, командир, говори что делать, а там посмотрим.
- Давить надо фашистскую нечисть. Чёрный дым - жечь. Обходить "рыбин" и переворачивать и тоже жечь, а доберемся до большого..
- Я с ним по фене поговорю, - сказал Дорохов.
Лейтенант вдохнул и вдохнул:
- Вперёд, отряд имени Кирилла Мерецкова! Не посрамим! За мной!
И Лихов бросился следом за командиром. И внутри страха не было. Была уверенность в том, что подпусти они врагов к Тёпловке, то предадут Родину, своё то, что никак нельзя предавать.
Но они не подпустят, всех дел-то - уничтожить фрицев. И быть тогда добру.