Он сдвинул набок длинную яркокрашеную челку, тонкий, выцвеченный черной губной помадой рот, невольно расплылся в усмешке - до чего все эти люди нелепы. Смешны и глупы в своем странном неприятии, непонимании, в холодности, в страхе. Уставились, даже не потрудившись скрыть в глубине глаз презрение и опасение перед ним. Как на змею в террариуме. Он плотнее запахнул кожаную "под лак" куртку. Развернулся, пошел было прочь.
Замер.
А затем расхохотался в полный голос. Коротко, зло, с неприятным даже самому "взвизгиванием".
И, не оглядываясь на замерших, шокированных "человеков" на остановке, прямо под лившем все сильнее дождем зашагал вдоль края дороги.
- Придурок, - услыхал вдогонку.
Наверное, тот солидный, в очках, с портфелем. Седеющий во времени и абсолютно серый в длинной своей жизни. С мелкими радостями - "...вот, купил за полцены отличный костюм...". Которому через месяц исполнится тридцатник, его отдали бы и задаром - но...
Неужели есть смысл в таком?
И в его работе - приходится называть это так, пожаловался он самому себе - есть? Сегодняшнее наблюдение подтвердило все предварительные догадки, от этого было невесело. Так какого... ему это надо?
Холодная вода потекла за воротник куртки, чертовски неприятные ощущения. Хотя с другой стороны - они неприятны только осенью и весной. Летом, к примеру, никто не был бы против такого прохладного душа. Все относительно, всему свое время.
Бр-р-р-р!
Он передернул плечами.
Шагать под дождем. Куда? Вероятней всего - вперед. Хотя есть о чем поспорить, но хотелось думать - вперед; туда, где живет Счастье, где растут ананасы и бананы, где люди улыбаются или плачут, не стесняясь быть непонятными другим. Странное, должно быть, место, просто удивительное и фантастическое. Там нет...
Мимо плыл, дробясь в каплях, развеиваясь в частицах водяной пыли, город. Бесцветно-серые стены домов ближе к центру разукрашенные десятками оттенков горящего неона, тут, на окраине однообразные и неприкрытые красочным плащом рекламы, сгрудились, нависая над землей. Светящиеся окошки белесо таращились на осень. Скоро станет совсем темно, и их косой свет вырежет на земле все неровности, до самой маленькой выбоинки, до самого маленького камешка. А потом все это укроет тьма.
В наушниках пел "Muse". О чем? А есть ли необходимость знать, если музыка так подходит ко всему этому: осени, дождю, вечеру и настроению? Разве что сделать чуть громче.
Она шла...
Она? Почему она - это Она? Ха! Потому! Жизнь налаживается? Может и дождь не такой уж сильный?
... навстречу.
- Привет, - он улыбнулся.
Она замерла. Мокрые черно-розовые волосы делали ее похожей на какую-то встрепанную кошку. Если такие бывают. Черно-розовые встрепанные кошки с сумкой-"почтальонкой" через плечо. Тонкий ободок наушников.
- Чего? - переспросила она.
Ободок переместился на шею.
- Привет, говорю, - он еще раз улыбнулся.
- Ну, привет.
- Слушай, сыро чего-то, да?
Она усмехнулась, чуть опустив голову.
- Немного да.
- Вот и я думаю - почему?
Он замолчал.
- Почему что? - не выдержала она.
- Почему ты идешь одна под дождем, разумеется, - ответил он.
Легкая улыбка накрашенных черной помадой губ, появившаяся было всего секунду назад, вмиг исчезла.
Она дернула плечом, обошла его и стремительно зашагала прежним маршрутом. Он догнал, загородил дорогу.
- Пусти, - приказала она.
- Почему?
- Потому!
- Но ты мне нравишься...
Она подняла глаза и заглянула в его. Карие с зеленой нереальной кромкой радужки... и блестевшими слезами уголками.
Мгновение...
Другое...
- А ты мне нет...
Она еще раз обошла его. "Muse" пел, дождь лил, вечер сгущал туман, лепил из него сумерки и бросал на шуршащую машинами дорогу.
Он обернулся, разглядел удаляющуюся фигурку с "почтальонкой" унизанной значками, наискосок через плечо.
- Ты нравишься мне! Слышишь?
Она замерла. Нет, она не обернулась, но... Она слышала? Слышала!
Шли бесцветные люди - в черном, в сером, в блекло-зеленом. Они ходят в этом всегда, всю жизнь. Меняются куртки, шапки, меняются... оставаясь все тем же блеклым: серым, черным, зеленым. Он замечал их, но не видел. Все не видят всех. Идут, смешавшись в одну массу, словно пластелин - яркий в отдельности бурый и невзрачный перемешанный. Хмурые лица, фальшивые улыбки порой.
- Я найду тебя! Слышишь? Ты мне нравишься!
Черно-розовая встрепанная кошка наклонила голову, подняла руку, подержала ее ладонью вверх, словно ловя холодные дождевые капли. И пошла дальше.
Он подставил ладонь, поймал несколько бесцветных клякс.
Прощай - здравствуй?
Пластелин недоуменно и неприветливо смотрел на замершего мокрого человека. Неужели ему не надо идти? Он что, больной стоит под дождем? До чего докатилась современная молодежь. Почему он улыбается, в конце концов?
В подъезде хоть глаз коли - обычная экономия или обычные гопники - без разницы. Обычно. Встроенный фонарик дешевой "Нокии" высветил ободранные, поцарапанные надписями, стены, пару пустых бутылок на подоконнике между этажами. Железные двери и кодовые замки - попытка защититься - всего лишь мнимые препятствия, словно туман.
Звонить не хотелось, к тому же ключи сегодня в карманах были.
Он улыбнулся. Холодно, черт возьми.
- Ромка, ты?
Едва успел открыть дверь, как мама тут же вышла в коридор.
- Ой, горе ты луковое, - всплеснула руками, - Ты же весь мокрый!
Он виновато развел руками.
- Ну, разве так можно? - жалуясь неизвестно кому, продолжала мама. - Ромк, ты же простынешь и заболеешь. Неужели ты не понимаешь таких простых вещей? Быстро переодевайся и ужинать.
Она ушла на кухню, больше ничего не допытываясь, хотя в последнем взгляде явно читался укор. Роман взглянул в зеркало. Худое, пару дней небритое лицо... ну и рожа, у тебя... Он подмигнул отражению, оно - в ответ. Такие дела, брат, такие дела.
- Мокрое сразу вешай, не бросай на пол, - донеслось с кухни.
- Хорошо, - отозвался он. Все хорошо.
Потом он сидел на скользкой табуретке, глотал, обжигаясь, жареную картошку с салатом, запивал вишневым компотом. Любимый мамин компот. Да и его, если совсем по-честному.
Мама сидела напротив, отложив в сторону обычный свой сканворд. И молодая совершенно еще, сидит, разгадывает, словно у нее нет никакого более интересного занятия. Как у всех. Нет, конечно, все не так. "О тебе, балбесе, заботится". Знаю.
- Мам, зачем ты их разгадываешь? Сходила бы куда-нибудь, в кино, или в театр там...
Она усмехнулась чуть грустной улыбкой.
- Куда мне в театры. Вышли уже мои кино, закончились прогулки. Холодно на улице, не то, что раньше было.
- Нет, ну правда, ма.
- Чего правда-то, Ром? Куда я пойду? С кем? Подруги по семьям, у всех дети, мужья...
- Ну...
- Ешь, давай, пока не остыло. Подложить еще?
Он закивал - конечно! После холодного вечера, пронизанного липкой паутиной дождя, сырых кедов... наверное это и называется счастьем - миг в колоде минут старика Времени. Наверное.
- Ты чего улыбаешься?
Он ответил не сразу, колеблясь: говорить - нет. Решился, кто еще в конце-концов может ответить?
- Ма?
- Чего, ма?
- Знаешь, в общем, как ты думаешь... может человек влюбиться с первого взгляда?
Он заинтересованно поднял стакан с компотом, принялся увлеченно пить. На кухне повисла тишина. Не та неуютная и напряженная, от которой ерзают и нервно складывают руки на груди, а приятная, с тиканьем ходиков, тишина легкой недосказанности, безмятежности вопроса, на который можно и не отвечать. Ответ очевиден. Такой вопрос возникает только у тех, кого уже накрыло понимание.
- Горе ты луковое, - мама покачала головой. - Зонты ведь никто еще не отменял. И можешь стоять под окнами хоть до утра.
- Да нет, не под окнами! А сразу, столкнулся и...
Он махнул руками, не в силах выразить всего.
Мама улыбнулась. Какая красивая у нее улыбка, удивительно.
- Наверное, может... Ромео влюбился в Джульетту именно так. А у тебя что-то произошло, да? Расскажешь?
Он с шумом поставил стакан на стол, улыбнулся.
- Спасибо, ма, все очень вкусно! Я пойду, подготовлюсь, завтра семинар в универе. Ладно?
И, не дожидаясь ответа (не менее очевидного, чем и на его недавний вопрос), вскочил, забросил тарелку в мойку, уверенный на все сто, что потом вымоет (и никогда до этого потом не добирающийся). Стянул печенюшку, крутнулся и вылетел из кухни, услыхав напоследок
- Ой, не ударься.
- Я ж не маленький уже, мам.
И уже краем уха, еле расслышал:
- Не маленький...Весь в отца...
Разумеется, готовиться к семинару он не стал. Старенький диванчик скрипнул под Ромкой, рухнувшим на раскинувшегося по пледу тигра. Пульт был как раз под рукой, на полу, рядом с тапочкой. Удивительное дело - зачем ему тапочки? Он попытался припомнить, когда одевал их в последний раз. И не смог. Вот дела.
Центр радостно пикнул, взмахнул ресницами индикаторов. Так, посмотрим, что предложит случайный выбор. "Волей-неволей бегаем по морю..." Отлично? Можно сказать и так - порой удивительную волнующую радость можно усилить еще больше, просто послушав нечто такое. Наверное, Ромка был бы доволен выбором электронного музыканта, если бы не вовремя-неворемя сказанные слова.
"Весь в отца". Три слова, простых и замечательных. Каждый ведь мечтает быть похожим на своих пап - самых сильных, умных и вообще.
Но не у всех они есть.
Даже "самые сильные, умные и вообще" уходят... порой просто к другим людям, порой насовсем. Исчезают, пропадают... Погибают.
Ромка сунул руку между отошедшей от диванного "тела" спинкой и достал общую тетрадь с загнутыми уголками синей клеенчатой обложки. Тетрадь была пухлой, по синеве разбегались куриные лапки трещин.
То, что порой остается...
Огромные серые вороны каркая, раскачивались на голых ветках. Осень самое тусклое время, самое воронье. Вон какие здоровые, наглые, сидят на самом верху и с пренебрежением смотрят на мельтешение под ногами. Ромка опустил голову: шея затекла. Взглянул на часы - уже десять минут десятого. Когда он там прикрутит глушак или чего там он крутит?
- Чувак, ты совсем того, да? - Леха присел рядом и нервно затянулся. - Не ну я не могу!
- Да ты успокойся, - посоветовал Роман, - Все же нормально.
- Чувак, не! Ты... Тебя тут как-нибудь, попадешь не в настроение, убьют за просто так. А я еще буду себя чувствовать виноватым, ага. Чего надо?
- Собраться надо.
- Когда?
- Сегодня.
Леха откинул недокуренную сигарету, та пролетела метеором и пшикнула в небольшой луже.
- Узнал чего? - сипло спросил он.
- Похоже да. Дэну позвонишь?
Леха кивнул светловолосой головой. Звякнули цепи на куртке с надписью "Харлей" по спине.
- Ну, тогда до вечера.
Ромка поднялся, поправил сумку, провел рукой по волосам.
- Лех, возьми... ну ты понял... Ладно?
- Чувак, ты чего задумал?
- Вечером. А то нервничать будешь.
- Ага, так то не буду, ты прав!
Ромка пригладил челку. Махнул рукой, повернулся.
Обратный путь лежал снова мимо входа в "Байк-бар". Рядком стоят блестящие хромированные монстры на двух колесах: изогнутые рога рулей, тонкие острые зубы спиц. Здоровенные пузатые и бородатые мужики, с голыми татуированными руками, несмотря на "бодрящую" погоду, неприязненно смотрели на него. Ромка улыбнулся им - мир, добрые люди. "Добрые люди" презрительно отводили взгляды. Эти хотя бы спокойные, молодежь у байкеров лучше никак не провоцировать: ни словом, ни взглядом - порвут, доказывая свою крутизну и брутальность. Сами себе, сами для себя.
Небо хмурилось, солнце уже не пыталось прорваться за баррикады серых туч и бледным пятном просвечивало сквозь их драную одежку. Что такое осень? Это небо...
Серый кирпичный прямоугольник без окон, без... нет дверь была. Над ней некогда ярко и крикливо, а теперь выцветше до однотонной сине-белой гаммы висела вывеска: "Сумашедшая мышь. Интернет-салон". У двери, в картонной мокрой коробке высилась груда бутылок из-под колы, вперемешку с пустыми пачками из-под чипсов. Компьютерщики поголовно принадлежали к кольно-чипсопитающимся. Ромка усмехнулся, отворил китайскую фальш-металлическую дверь и шагнул во мрак.
- Мест нет, - тут же донеслось из темноты. Ромка поморгал и увидел кого-то сидящего за монитором. Бледное пятно лица, подсвеченное монитором - не поймешь парень-девчонка.
- Привет. Мне Димку только найти, - сказал он.
- Какого? Проца, чтоль?
- Ага.
- Он на своем компе сидит, в углу.
"Компы" занимали собой абсолютно все небольшое помещение. Так казалось Роману, пока он пробирался к углу, где находился Димка, известный тут как Проц. "Как в дурацкой бродилке", - пронеслась мысль. Точно, блин. Несколько раз ноги цепляли провода ("...ползучие белесые корни неведомых деревьев...") и тогда от светящихся мониторов ("...магических шаров...") слышалась негромкая ругань. Он извинялся и двигался дальше, сотню раз пожалев, что не попросил просто позвать Димку на улицу.
Проц слился с машиной и не замечал никого и ничего вокруг. Ромка заглянул на экран. Там в мельтешащей суете носились зеленые, синие и прочие, наряженные как елки в броню, увешанные гирляндами амулетов, топоров, бутылочек. Из под прилегающих к Димкиной голове наушников доносились взрывы, рычание и победные выкрики.
Ромка подождал немного - реакции на его появление не было. Тогда он протянул руку и снял наушники.
Проц немедленно обернулся и вздрогнул.
- У, блин! Я думал, и сюда добрались патлатые.
- Здорово, Димыч.
- Здорово! Встретиться надо бы.
Ромка кивнул, спохватился - чего в этой темноте увидишь, и ответил:
- Я с тем же к тебе.
- Кое чего откопал, ты не поверишь, насчет... ну... - Димон. неопределенно дернул головой. Ромка понял. - Ты был прав... нашел я на такого.
- Ладно, Димк, вечером приходи. Я всех собираю.
- Важное?
- Не то слово, так что будь готов.
- Всегда готов, - Проц поднял руку.
Ромка хлопнул по подставленной ладони и отправился в обратный путь по темноте. Вокруг клацали кнопки мышек, шелестели в невидимых системниках кулеры, решались в нездешних сражениях чьи-то судьбы...
Жизнезаменитель собирал свои минуты, часы, эмоции. Соревновался с серым небом снаружи, с лужами и редкими мелкими каплями-слезами. Не без успеха заменяя их.
"...Философский вопрос? Нисколько, мне кажется. Все же он стоит, давно и постоянно - чем отличается человек от любой другой живущей на земле твари? Понятие "душа" не объясняет ничего. Что есть душа? Философия, опять отвлекаюсь...
...Одним из составляющих (берусь утверждать, что во многом основополагающей) является особенность и умение человека (и некоторых других животных, стоящих на эволюционной лестнице близко от него) испытывать эмоции: радость, горе, любовь... Не страх потерять кого-то, ни чувство опасности, а именно, казалось бы, беспричинные непонятные чувства...
...Пустое раздражение, безразличие, так же как и вспышки ярости - всего лишь отсутствие эмоций (или замена их на более "слабые" в энергетическом плане)..."
Именно так, замена. Лучшего на всего лишь хорошее, хотя всегда кажется, что наоборот.
Ромка тряхнул головой, отгоняя всплывшие строчки из... Отец, ты прав, сто, тысячу раз прав. Значит все правильно, кто-то должен.
Он толкнул дверь и свет, неяркий, почти бессильный, тем не менее, ударивший по глазам, заставил зажмуриться.
Здравствуй старый добрый родной мир планеты Земля.
Мимо тек бесцветный поток. Машины, люди, секунды. Где же все же настоящее, попробуй разберись. Если такой умный.
Третья-четвертая пара в универе, пара "горячих собак", последний диск "Tokio Hotel" несколько раз по кругу в небольшой коробке мптришника. Так и проходит еще один день.
Ромка улыбался. Несмотря ни на что это кажется сейчас самое важное. По другому - никак. Осень, безусловно, тянет на диван - хандрить. Мировые премьеры кинопроизводства действую угнетающе. Интересно, кто их снимает?.. Книги? Может быть, но не сегодня.
Адреналин холодил желудок, трепал, тасовал мысли, словно колоду карт: вот валет, а вот и туз, пан-пропал, выиграл-проиграл.
Темнеет рано, фонари только-только включили, и они промаргиваются, светя вчетверть сил. На часах без семи шесть, как раз дойти до места. Тянет несильный, но какой-то стылый ветерок, заставляя ежиться и ускорять шаг. По спине бегают холодные пупырышки. Не холода, не страха, сами по себе.
Ромка оглянулся по сторонам - никого, и свернул к темнеющей справа недостроенной многоэтажке. Таких сейчас много - скелетов возможных домов, строительство заморожено, сторожи пьют и спят. Особенно воровать уже нечего и нормальные люди туда не суются. Разве что, Ромка про себя хмыкнул, "чертовы наркоманы". Почему все бабушки используют эти слова, будто в них (в словах, не в старушках) есть скрытые силы, вроде как в заклинаниях? Загадка почище тайн древних пирамид.
Фонарик верной "Нокии" преданным другом осветил ступени в подвал - туда, где скрываются... Кто скрывается? Ну да, они...
Он спустился в подвал и пройдя десять шагов свернул в небольшое помещение, в возможном будущем, возможную кладовую возможного дворника. Там светилась стоваттная лампочка, что было несомненным чудом разгильдяйства строителей, успевших протянуть до дома подземные силовые кабели, но забывшие отключить их на подстанции. В желтом свете стеклянной колбы стоял стол, принесенный сюда с балкона Дэна давным-давно....несколько месяцев назад. Он подставил потрескавшуюся высохшим лаком спину под негреющий свет. На пластиковых ящиках, вокруг стола сидели "чертовы наркоманы": хозяин стола Дэн, Димка уткнувшийся в неизменно рычаще-кричащий навороченный мобильник, Женька, обычно травящий анекдоты, но сегодня хмуро нахохлившийся, словно замерзший воробей.
- Здорово, орлы, - поприветствовал всех Ромка, - Леха скоро будет?
- Ты же пришел, значит и Леха придет, - философски откликнулся Дэн.
Ромка прошел, поздоровался со всеми за руки, пододвинул поближе в шершавой плешине стола ящик и сел. Почти сразу же за спиной послышался шум шагов и в "штаб" ввалился Леха. В руках Леха держал мотоциклетный шлем и продолговатый сверток, стянутый веревкой. Их он тут же бросил на стол, и вместо приветствия сообщил:
- Менты на Московской шмонают всех без разбору, пришлось в объезд. Блин, чуть моцик не угробил.
- Главное привез, - кивнул Ромка на сверток.
- Ну... Дык. Уф, упарился только. Рассказывай, чего нашел.
Леха присел, стряхнул с каски прилипши листок. Ромка поерзал на "стуле".
- Димк, заканчивай, давай, начнем.
Проц тяжело вздохнул, немного демонстративно щелкнул слайдером и подвинулся в пятно света.
- В общем так, давай чего я накопал. Я проверил этого Кугу, все что смог найти: счета, телефоны, карты, поликлиника тоже взломалась... по прописке, там вообще свежие базы... и... - Димон замер, выжидая.
- Чего и? - переспросил Леха.
- Ничего, - как всегда.
- Неважно, - сказал Ромка. - Все равно это не человек.
Он сказал то, что они уже предполагали, когда собирались месяц назад. Тогда были уже почти уверены, а теперь - точно. Они думали об этом когда встречались друг с другом. Они проверяли, наблюдали, анализировали.
Когда правда точно не известна, есть еще некоторая надежда, что все не так. Вроде как держишься за веревку вися над пропастью, и думаешь, что она самая прочная и никогда не порвется. Но она лопается и тогда внезапно все приобретает совсем другие краски, совсем другое значение. Даже ощущение полета перестает радовать.
Темнота за кругом света от лампочки ожила, налилась чернотой, приобрела плотность. Наполнилась шипящей неизвестностью, таящейся в одном несказанном слове.
Они его знали - паразимулятор.
"...Энергия не исчезает "в никуда", она может только переходить из одного состояния в другое - этому учат детей в школе. Почему же мы забываем об этом едва выйдем за классный порог?...
...Людская энергетика, заключенная в наших эмоциях, вот лакомый кусок. Если можно накопить или удержать электричество, почему нельзя накопить и их? Накопить, а затем унести из этого мира... а мир - выкачать, умертвить, уничтожить...
... Мы в нашей группке называем их паразитами-аккумуляторами, симулирующими человека - всего лишь наша замена. Людского облика, поступков, имитация жизни. Сокращенно (это Алексей придумал) - паразимуляторы. Их единственной целью является украсть как можно больше наших эмоций, заменить их на безразличие или раздражение, украсть и перенести в свой мир. Для чего мы не знаем, но то, что паразимуляторы существуют нам доказывать не надо - мы их видели... мы уничтожили... восемь..."
Общая тетрадь с загнутыми уголками синей клеенчатой обложки с куриными лапками трещин.
То, что порой остается, то что достается, неизвестно в помощь или в наказание.
- Ладно, чего притихли, - Ромка невольно вздрогнул, услышав Женькин голос, - все равно ведь знали. То, что подтвердилось, а это так?..
Он посмотрел на Ромку и тот кинул:
- Так. Я проторчал последнюю неделю, все глаза проглядел. Тусуется в своем клубе, потом едет в другой. Не спит, не есть, с девчонками...ну, только так. Бипер рядом с ним показывает ноль. Ну и Димыч тоже накопал... Все как всегда, как отец писал. И вот...
Ромка достал из кармана фотку и передал Женьке.
То, что было на ней, напоминало человека только отчасти. Существа, называемые Ромкиным отцом паразимуляторами, принадлежали человеческому миру не полностью. Оттого и свет отражался от них не всегда так, как должен был. Нужно всего лишь знать - как фотографировать, несколько ничего не говорящих большинству параметров: диафрагма, выдержка, поляризирующий светофильтр. Люди привыкли к "автомату" - нажал и готово. Пускай даже на снимке совсем не то, что есть на самом деле.
- Тогда все ясно? - Женька выругался под нос.
- Не все. Когда? - Леха шмыгнул носом, полез за сигаретами, закурил.
- Сегодня, - ответил Ромка и потрепал волосы.
Три пары глаз уставились на него.
- Завтра Куга уезжает... якобы в Питер... но он полон, уходит он, в общем...
- Ну ты чувак, - выдохнул Леха, - А раньше не мог сказать?
Ромка через силу усмехнулся. Тут даже отвечать не нужно - и так понимают.
- Понятно, чего надо было встретится. Нда, елы-палы, - сказал Дэн. - Хорошо Светке сказал, что не приду... сегодня, сегодня только.
- Правильно, что только сегодня, - сказал Ромка.
- Завтра наверстаешь, - хмыкнул Димка.
- В глаз дам, - беззлобно бросил Дэн. - Где, Ромк, ты уже прикидывал?
- У клуба, когда в машину сядет.
- Бл.., Ром, ты долбанулся? - подскочил Леха.
- Лех, успокойся, - сказал Ромка, - больше нигде не получиться. Он все равно старается на людях быть почти всегда. Или ты думаешь в клубе проще? Я же говорю - он никуда больше не ездит, у него ни дома, ни телки, ничего. У клуба последний шанс, если доберется до аэропорта - все, считай, ушел. Там охраны валом, там камеры. Вот и думай. Думаешь мне все в кайф?
- Вот когда нас всех повяжут, навешают нам всякого, вплоть до расизма и всего остального сатанизма, тогда доказывать будешь им. Только не докажешь!
Рома откинул со лба челку, посмотрел на Леху.
- Не идешь? - спросил.
Леха засопел. Другой может и вскинулся - на слабо берешь? - но Леха знал Ромку с детсада. Знал что друг так не сделает. Да и какое слабо, когда все намного серьезней: ошибись хоть на миллиметр... СИЗО еще не самое страшное. Штука, которую нужно уничтожить, нечеловек, и силы у него нечеловеческие. И убить он может просто за то, что они знают кто он на самом деле.
- Если уйдет, много заберет? - вместо ответа переспросил Леха.
- На несколько взрывов в метро хватит, - сказал Ромка. - Или несколько самолетов. С полтысячи жертв.
- Мать... - выдохнул Дэн, - Точно? Удивляюсь, как ты высчитываешь. Не, не, я помню, твой батя... этот прибор, ну... Но как... не понимаю. Ну, блин, вот... ну понял, да?
- Я сам не до конца понимаю, - ответил Ромка, - Отец высчитывал, его разработка. С дядей Лешей и Василь Васильевичем. Им даже военные деньги выделяли пока... не разбились. Я только краешек знаю, что в дневнике было.
- Для прошлых раз хватало, хватит и теперь, - Женька стал серьезным, даже голос звучал хрипло: от волнения с ним всегда так. - Если дела до этого нет больше никому, значит мы должны.
- Должны, - Леха поморщился, словно от зубной боли, - Слово такое... армейское.
- А мы и есть армия, - сказал Ромка и улыбнулся.
На лицах, освещенных стоваттной лампочкой в стылом подвале недостроенного дома расплылись улыбки.
- Ты-то справишься? - спросил Женька.
- Не знаю, - ответил Ромка.
В животе появился огромный кусок льда. Лежал, выжигая уверенность. Потому что Ромка и в самом деле не был уверен, что справиться.
Те, которых раньше, казались слабыми, размытыми...тенями Куги. Тоже забирали конечно много: кто на взрыв, кто на всего лишь на аварию, кто на самолет. Энергию в замкнутой системе-мире надо чем-то восстанавливать - самое простое жалость и сочувствие: равнодушие убивают на раз. И заменяют тоже - быстро и естественно. Мир устроен сложно, ужасно сложно, но и просто - если взять из него, он сам вернет обратно. Самым простым способом. Куга утягивает...чересчур. Такое если разом... Ромка передернул плечами. Мало не будет никому.
Стоваттка разбивала мрак символом светлого будущего. Вперед, к победе антинечеловеков. Блин, какая дрянь лезет в голову, особенно когда она нужна абсолютно чистой и ясной.
- Должен, - Ромка пригладил яркие волосы, - Готов пострадать за счастье других.
- Я тебе в глаз дам, - пообещал Дэн, - Герой, елы-палы.
- Договорились.
Горящий неон, столбы белого света из прожекторов. Нехилая по наглости попытка человека победить ночь. Тысячи отблесков от хрома и начищенной нержавейки: стойки, молдинги, обода "бумеров", "кашкаев" и прочей навороченности. Стучащая в голову сквозь стены музыка: без мелодии, без слов - только ритм. Возле входа, несмотря на поздний час и бодрящий воздух толпится молодежь. Фейс-контролеры не пускают, а очень хочется.
Хочется присоединится к двигающейся в непрерывном "тумц-тумц" толпе, выплеснуть энергию, отдать толпе свои эмоции, раскрыться...
И уйти абсолютно опустошенным, чтобы наутро почувствовать только непонятное раздражение. И тянущую пустоту, помочь избавиться от которой можно только там - за синим неоном, блеском цепочки на входе, подрагивающими - "бум-бум" - стенами.
Там где среди бурлящего озера человеческих тел-мыслей-инстинктов живут и тащат-жрут-крадут такие как Куга.
Ромка отыскал глазами серый, неприметный "хюндай" Артема Васильевича. Он и сам серый, неприметный. После разговора через минуту даже не помнишь как он выглядел, в чем был одет. Серость и нас всех тянет к ней: все одинаковые, все без эмоций, без желаний. Общество будущего, каким его любят рисовать фантасты. Что же, они в чем-то оказались правы: такое возможно.
"Нокия" задрожала вибровызовом. Леха.
- Ну чего?
- Пока там. Тут народу сегодня много.
- Зашибись, чего еще скажешь!
- Надо чтоб отъехал, а то камеры твой драндулет щелкнут, потом по нему и вычислят.
- Уже, Ром, уже. Дэн с Димоном ждут за два дома, один туда, другой... в другую сторону вобщем. Как свиснешь я подхвачу и...
- Ладно, Лех, понял.
- Давай.
Куга вынырнул из клуба за час до закрытия - без минуты три. Двигался нечеловек плавно и несколько замедленно, но в то же время удивительно быстро: только что его не было, а вот он уже, словно в кино, поднимает голову и осматривается по сторонам. Он не проверяет, нету такой привычки. Он уверен, что сейчас сядет в машину, доедет за последней "дозой" в другой клуб и ... уйдет, как уходил, наверное, уже не один раз. Отец писал, что такие ходят к нам, словно книжные сталкеры в Зоны.
Серый "хюндай" тронулся по Талалихина.
- Вверх, - бросил Ромка в телефон.
Через секунду рядом с ним затормозила урчащая "ямаха". Ромка уцепился за плечо Лехи и неуклюже брякнулся позади него.
Ромка сжал зубы, чтобы не лязгали - понеслось! Дыхание зачастило, сердце - тоже. Как всегда, некстати полезли мысли о матери, о жизни... ну, простой жизни. "Зачем надо...". Затем! Ветер свистел в ушах, "ямаха" чуть заметно дрожала. Одинокие фонари мелькали слева-справа.
Впереди завизжали прищемленными кошками тормоза и, даже сквозь шум, звук разбивающегося стекла разнесся округ.
- Давай! - заорал Ромка.
Мотор адски взревел, а три удара сердца спустя шины заскребли асфальт, стачивая протекторы и отчаянно дымя. В свете фары была видна застывшая серая машина с распахнутой дверцей, а возле нее фигура Куги: зловещая, неподвижная, окаменевшая на миг, как замирает готовый атаковать леопард. Асфальт кругом блестел искрами рассыпавшейся лобовухи. Это было почти красиво, той самой нереальной, иррациональной красотой, которую иные эстеты почитают за высокое искусство.
Рука Куги нереально быстро поднялась: в ней тускло отсветил пистолет.
Но первым выстрелил Леха: словно наследник древних кочевников - прямо с седла. Доисторическая двухстволка со спиленными стволами жахнула резанными гвоздями вперемешку с солью - не зря, говорят, ее так не любит разная нечисть.. Эхо заметалось между скрытых темнотой многоэтажек и пропало, заблудившись во дворах.
- Попал? - Леху окутало облако сизого дыма.
Куга дернулся и выронил пистолет. Гвозди зацепили левую сторону и развернули его, почти опрокинув на машину, из ран тут же повалили струйки пара-дыма, соль выжигала псевдотело паразимулятора. Но он не упал, даже ошарашен был похоже не сильно. Ни один мускул не дернулся на разорванном лице. Крови не было... откуда?
Леха поспешно перезаряжал обрез. Пальцы его не слушались, и сквозь стук сердца Ромка слышал шипящую ругань.
Какого сам-то он застыл?
Ромка спрыгнул на землю и зашагал к паразимулятору. Как бы ни обернулось, его место рядом с... этим. Глаза не отрывались от освещенной фигуры Куги. Тот верно только сейчас понял, что это не просто нападение, что его идут убивать. Уничтожать. Насовсем.
Куга стремительно-медленно выбросил вперед руку. У него же пушка! Ромка отпрыгнул, но похоже целились не в него: мимо пронеслось нечто обжигающе-ледяное, и луч из мотоциклетной фары резко ушел вверх. Леха вскрикнул, "Ямаха" звеня и громыхая, застонав, рухнула на асфальт. Чем это он? Точно не из пистолета.