Аннотация: Вторая палеонтологическая экспедиция в Вязники, в которой мне посчастливилось участвовать. Октябрь-ноябрь 2014.
Сейчас: 28 октября - 1 ноября 2014, Вязники, Владимирская область.
Тогда: конец Пермского периода - начало Триасового, ~250 миллионов лет назад +/- в обе стороны, суперконтинент Пангея.
День 1. Непрерывность
Идея возвращения в Вязники стала у меня практически навязчивой после сундырской экспедиции в августе. Я не просто очень скучала по работе там, но и страстно хотела разделить с местом инициации свою новую бытность писателя курсовичка по палеонтологической теме и опыт "моряка Санта-Марии"* из лета прошедшего с тех пор года.
Как назло, планируемая экспедиция туда все откладывалась и откладывалась из-за всяческих дел у палеонтологов в Москве. 17 сентября - день встречи с плечевой костью тероцефала типа мегавайтсии - я скромно отпраздновала с фотографиями и тезисами, в которых миру наконец предстало определение той моей находки. В середине октября в наших широтах выпал снег и нагло остался лежать, но зато пришла весточка о том, что поездке в Вязники быть - к ноябрю. Прочитав незадолго до этого в книге Виталия Очева "Тайны пылающих холмов" о том, как он, Гаряинов и Вьюшков копали в снегах ноябрьского Оренбуржья, я еще больше воодушевилась. Борьба со стихией - единственное испытание, к которому я готова всегда, а личность Вьюшкова уже сопровождала нашу работу в прошлом году: тогда мы искали его раскоп 50-х гг. Наверное, его трагическая история - он погиб в 31 год - и симпатичный мне характер сделали его в моих глазах кем-то вроде ангела-хранителя. Я настроилась ехать во что бы то ни стало.
Сроки экспедиции определились едва ли не в последний момент, так что собирала я свои пожитки с вечера, а уже утром сидела в поезде и смотрела на занесенные скудным снегом пейзажи вокруг железной дороги. Сразу с вокзала погрузилась в городской автобус и не без удовольствия доехала ровно до знакомых окрестностей гостиницы, а там добежала и до нее самой, спокойная в этот раз за бронь. Номер меня тоже порадовал косметическим ремонтом, очень забавным постельным бельем леопардовой расцветки с тиграми и личным чайником, но не порадовал набором посуды: вместо суповой тарелки с ложкой и граненым стаканом добрая гостиница предоставила в мое распоряжение пару изящных блюдец с чашечкой и вилку. Поскольку в прошлый раз я уже забывала КЛМ (Н брала)**, похоже, Вязники настроились превратить отсутствие у меня подходящей под утреннюю овсянку посуды традицией. Только я сгрузила вещи и собралась выйти прогуляться за миской, выяснилось, что москвичи уже подъехали и заселились в старый добрый штабной номер. Вскоре мы встретились в коридоре и пошли в столовую перекусить перед выездом на работу - день никак нельзя было терять, т.к. сроки у нас значились очень скромные.
Оказалось, что моего любимого "Патриота" (машины) с нами нет - его "экспроприировал" некий неизвестный мне аммонитчик. Другая же казенная машина сломалась давеча, не доехав десять метров до Палеонтологического института, поэтому нам предстояло пользоваться личной машиной В.К. с введением в распорядок сменной обуви и пакетов на ноги.
Из столовой мы символично выехали в то самое место, где закончилась моя прошлогодняя экспедиция, с границей Перми и Триаса. Примечательна она тем, что по этой границе проходило крупнейшее в естественной истории вымирание, уморившее 96% морской фауны и 70% видов наземных позвоночных. С ним осталась в прошлом Палеозойская эра и началась "эпоха динозавров" - Мезозойская. До сих пор никто не может точно сказать, что там произошло, поэтому так интересны для исследований окрестности Вязников.
Я прямо-таки с замиранием сердца наблюдала знакомый пейзаж в снежном обрамлении, но очень быстро насущные заботы вытеснили мокрую ностальгию: склон оказался очень скользким, поскольку внутри несколько промерз. Мы с переменным успехом подлезли к выходу пограничных отложений, где сделали несколько фотографий для научных целей и для себя, а также мне желаемый портрет "я и конец света". Там же мы расколотили несколько гравелитов (сцементированного гравия) из триасовых слоев в поисках костей в них, но лишь А.Г. повезло встретить обломочек. Стоило мне восхититься сухой погодой, как тут же начался несильный дождь, который, впрочем, в итоге отогнал нас от любимого апокалипсиса - зловещего, масштабного, ископаемого.
По дороге, прямо в лесу под дождем, я не выдержала и показала товарищам животину, которую сочла максимально похожей на обладателя челюсти из Сундыря, но и тут В.К. не согласился на применение mad skillz определения костей по фотографиям. Я уже было опять ударилась в панику, но к тому времени начало темнеть, мы свернули работу на сегодня и засобирались в ресторан при гостинице. Там мою тревогу за честь палеонтологии как науки в наших провинциях слегка развеяли еда и разговоры о приключениях на конференциях, битвах за окаменелости с "черными копателями" и самых "гибельных" группах по нашей теме - парейазаврах и дицинодонтах, на которых подозрительно часто засыпаются те, кто за них берется. Но затем мне было сказано, что определять кости можно годами, и я взяла себе бутылку Кока-Колы с тоски.
За вечерним чаем мое настроение значительно улучшилось, когда мне подарили книгу Елены Бояриновой "Вымершие животные. Доисторическая жизнь". Я углубилась в нее, пока специалисты рядом решали с помощью продвинутых технологий, куда и как мы завтра отправимся работать. Вереница желтых меток у них на карте предвещала неожиданный подход к палеонтологии как я ее до сих пор знала.
День 2. Apocalypse how
Утром я передумала покупать миску, вознамерившись аскетично пользовать блюдце под овсянку. В штабном номере мою идею не оценили и вручили запасную, видимо, тару вместе с кашей. А.Г. сказал, что с утра видел на подоконнике белку, которая забралась на третий этаж по рекламному баннеру на фасаде гостиницы. Идея приманить животное снова орехами не реализовалась, потому что орехи оттуда скатывались.
После завтрака мы выехали в Гороховец. Снег за ночь вдруг стаял, погода стояла солнечная и довольно теплая. У товарищей в указанном населенном пункте были официальные дела, а у меня тем самым появилось немного культурного досуга. Как личность малокультурная, я там вроде бы никогда не была, и теперь получила возможность пробежаться по окрестным улицам. Помимо многочисленных храмов, мне попались советская скульптура рабочего, рынок из 90-х годов отличной сохранности и несколько раз - Клязьма, даже с "местом для купания" в ветвях прибрежного дерева. Позже из окна машины А.Г. показал несколько образов модерна, но мы слишком торопились на работу, чтобы задерживаться возле них.
К некоторому моему удивлению, мы остановились на краю обширного рыжего поля, не решившись заехать на него, потому что земля под стерней размякла и угрожала поймать машину в цепкие объятия, выгрузились и пошли с инвентарем к лесу. Так, имея дело ранее только с приречными склонами и строительными карьерами, я открыла для себя еще один класс подарков из осадочных пород - овраги.
Наш первый в нынешней вылазке поначалу был вполне комфортен: сухой, светлый, с частыми обнажениями, которые геологи увлеченно описывали. При попытке порыться киркой в открывшихся в этот мир обратно из Триаса песках и глинах выяснилось, что породы местами ощутимо промерзли в укрытом от солнца микроклимате оврага. Однако мне удалось отковырять из массива буроватых глин большой кусок оных с занятными черными прожилками. Когда я обратила внимание товарищей на прожилки, они обрадовались и сказали, что это палеопочвы - фоссилизированный грунт с корнями растений, который при жизни периодически заносило илом. В пример трогательной преемственности мы нашли там фрагмент породы, в который пророс современный корень рядом с ископаемым ~250-миллионолетней давности.
На этом радостном моменте овраг решил ввести меня в курс дела совсем и явил мудреные завалы из стволов и крутые скользкие склоны под привлекательными обнажениями. Длинная куртка меня тут же подвела в молнии, поэтому пришлось ее расстегнуть, благо от овражной акробатики я быстро согрелась и без даров цивилизации. Меж тем испытания такой формы врат в прошлое не закончились: овраг углубился и приобрел ручей по дну с возросшей вокруг влажностью. На одном глинистом склоне над водой А.Г. нашел в конгломерате клык небольшого ( "гаденького" ) дицинодонта - растительноядной тварюшки из команды пушистых. Я забралась туда же и принялась колотить конгломерат-источник киркой, но малоуспешно, поскольку кирка для этого дела не предназначена. Однако колотила я упорно и к моменту откалывания куска себе для изучения обнаружила, что меня засосало в топкую глину по щиколотки. Подергавшись с писками, я все же избежала судьбы утопшей так в нашем любимом прошлом живности, но доверия конгломератам мне это событие не прибавило.
Пески, которые мне попадались по дороге, не обещали порадовать костями, будучи очень однородными, а значит, отложенными быстрым водным потоком, который тащил кости дальше. В одном месте нам встретились симпатичные красные и серые глины, в некоторых слоях просто набитые раковинами конхострак - небольших рачков. Мы собрали образцы, и я с некоторым трудом завернула их в "Вечернюю Москву" для немца Франка, тонкого ценителя такой мелкой фауны.
Вскоре после этого овраг кончился. С третьей попытки, цепляясь за склон киркой, я выбралась из него следом за А.Г. и едва не потеряла его из виду за фотографированием красивых предзакатных видов. Вращение Земли вокруг солнца осложняло нам работу, поскольку темнело в это время года много раньше, чем это было бы летом, и пришлось ограничиться одним оврагом. Преодолев поле в пути до машины, мы извлекли оттуда обед и сели употребить его прямо у трассы, а потом поехали в гостиницу, где В.К. заснул сидя на диване. Я утомилась несколько меньше, поскольку обнажения не описывала и даже прыгала по ним мало, не сразу сообразив, что там нужно делать, но и сама подремала с полчаса, прежде чем мы пошли все в тот же ресторан за неимением закрытой к тому времени столовой.
В ресторане нас ждал сюрприз: обычно тихий и почти пустой, тем вечером он изобиловал посетителями, из которых особенно выделялись тетеньки решительного вида. Они сначала подошли к нам пожаловаться на холод в номерах, а потом разогрелись и отправились плясать в специально отведенную для этого часть зала. К сожалению, стандартный уровень громкости музыкального сопровождения не отвечал их душевному порыву, поэтому они попросили включить "Боже, какой мужчина!" и другие поп-мастерписы разных лет так, что мы с трудом разговаривали. Но производимым шумом тетеньки не ограничились и являлись довольно замысловатой походкой-танцем к нашему столику с целью завлечь танцевать, причем даже меня. Еле дождавшись пельмешков в этом бедламе и оплатив перепутанный счет, мы удрали в штабной номер на чай и интеллигентные разговоры.
Там В.К. снова задремал, а мы с А.Г. подняли тему пермо-триасового вымирания. Наиболее распространенный в англоязычных интернетах подход к этой темой растет под крылышком неокатастрофизма, то есть объясняет пертурбации в фауне факторами среды - извержением вулканов, падением метеоритов, изменением химического состава воды и воздуха и другими катастрофами. Наш подход скорее биоцентричен и объясняет крушение фауны разбалансировкой сообществ. Пермские животные, особенно наши предки и родственники терапсиды (зверообразные рептилии, простыми словами), прекрасны, как рассвет, но друг с другом и с миром у них были сложные отношения из-за тяжкого наследия выхода на сушу, от которого они к тому моменту еще не избавились. Особенно непростой ситуация была в отношениях крупных хищников и фитофагов: уйти в высший размерный класс бедные жертвы из-за постановки конечностей в раскоряку, как у пресмыкающихся, не могли, быстро бегать не могли - по той же причине, а значит, хищники, в любом случае более компактные из-за укороченного желудочно-кишечного тракта, всегда могли их пользовать по назначению, а там и вымереть, если перестараются. Возможно, ранее терапсиды могли себе позволить беспардонное хищничество и частые кризисы в доминантном блоке с заменой отвалившихся видов свежими, но на рубеже Перми и Триаса на сцену вышли текодонты - предки динозавров, - которым удалось подчинить себе скорость путем подведения конечностей под тело, и заняли господствующее положение, организовав популярный мезозойский мир. Картина складывается довольно ладная: крупные хищники-терапсиды вымерли, освободив дорогу текодонтам, а те закрепились там и уже не пускали в высшую лигу неповоротливых пушистиков и одновременно выедали растительноядных терапсид (дицинодонтов), пока не загнали остатки самого ценного из тогдашних отрядов в нишу мелких зверьков, где мы и просидели до пресловутого вымирания динозавров. Эта душераздирающая драма нашего хрупкого существования мне от утомления навеяла обывательскую аналогию из жизни: выдающегося ребенка (терапсиды) загнобили в нежном детстве альфа-гопники (текодонты -> динозавры), а потом он вырос (млекопитающие) и стал маньяком (люди). С этакой постмодернистской мыслью я отправилась к себе и провалялась некоторое время без сна в размышлениях о судьбах таксонов и вытекающей из них нашей природе.
День 3. Долгая дорога в склонах
Если верить чудо-программе с картами, оврагов в округе было множество, а временем на их изучение реальность нас не баловала. Выехали мы с радужной надеждой осмотреть сегодня парочку, будучи свободными от других дел. Овражная деятельность сама по себе относилась скорее к геологии, нежели к традиционной полевой палеонтологии с выкапыванием костей, и имела целью пополнить данные об отложениях в регионе, чтобы заиметь некую общую картину местных преобразований на рубеже эр. Заодно подразумевалось, что мы можем открыть новое местонахождение, наткнувшись на собственно кости.
Мы оставили машину у устья оврага, забрались в него и поначалу продвигались быстро из-за слабой обнаженности, то есть малого количества выходов пермских и триасовых отложений в щедро усыпанных листьями склонах. Вязники и ранее в моем опыте здесь неохотно выдавали своих давнишних резидентов, что, как мне кажется, повлияло на формирование моего личного восприятия палеонтологии как практической деятельности. Конечно, есть богатые местонахождения с хорошей сохранностью остатков, но в общем и целом эти "порталы в другой мир" редки и каждое по-своему уникально, а находки - случайны, вероятностны, даже в разрабатываемой точке, как это было в Сундыре. Такая неопределенность в работе, где "приз" не гарантирован, тонизирует и побуждает искать дальше.
Маленькие обнажения иногда можно было заметить по осыпи у дна оврага, но обычно они сразу бросались в глаза провалами в грунте, чаще наверху у самых корней незадачливых деревьев на краю. Мы с А.Г. вырвались вперед и возле одного такого укромного выхода чистых пермских песков снова заговорили о Великом вымирании и климате. Я обнаружила в плотном куске занятную полость с выстилкой из кальцита и маленький кристалл оного, а немного в стороне нам попался кусок породы, видимо, из дна когда-то здесь бывшего водоема, весь в ходах неких червей. Сейчас в одном из них угнездился маленький слизень.
Я, наконец, сообразила, что от меня требуется, и везде принималась копаться в песке, пока А.Г. описывал слои в обнажении. Песок упорно оставался чист, изящен тонким составом и красив в своей красно-желтой слоистости, но ничего некогда живого не показывал. В какой-то момент геологи обнаружили эпичную щель через весь склон, которой был представлен весь состав пород нашего оврага. Склон в этом месте тянулся ввысь с еще большим энтузиазмом, чем обычно, и отличался крутизной, поэтому я не стала мешаться в опасных высотных условиях и полезла немного далее на другое обнажение поменьше. Там мне случилось обнаружить угол с гравелитами, вроде бы хорошей вещью для поиска костей. Ни разу еще мне не удалось ничего обнаружить в пестроте таких образований, но я принялась колотить выпадавшие на меня куски в надежде на лучшее. Через некоторое время кости стали мерещиться мне в нагромождении включений разной формы и окраски, как грибы в осеннем лесу под опавшими листьями, и я сочла за лучшее показать породу опытным товарищам. Набрав несколько кусков в левую руку и цепляясь за склон киркой в правой, я кое-как забралась к ним на самый верх, где проходил диспут о геологии этого места. Половину кусков я в пути потеряла, потому что переоценила функциональность собственных конечностей. Зато мне, по крайней мере, удалось выяснить, что костей в пестроте действительно нет.
Затем мы обнаружили еще один крупный разрыв в склоне с обильными выходами песков. А.Г. забрался в самую высокую часть, где обнаружил часть обрыва, сплошь изрытую норками насекомых. Я потом поковырялась в них и извлекла пчелку, так что норы, вероятно, принадлежали этим насекомым рода Andrena. Сама я пристроилась порыться несколько ниже. При первом же ударе киркой отвалился ровный пласт песка, за которым появились мелкие мухи, рядами восседающие на открывшейся стенке. Мухи тут же разлетелись при моем к ним интересе, а на втором подходе к песку из него показались орехи. Они лежали кучкой в шесть штук, явно кем-то припасенные. "Ну вот, всех обидела", - шутливо прокомментировал мои находки А.Г. со своих высот, пока я туда добиралась с орехами в кармане. Палеонтология - самая безобидная из всех околобиологических наук, поскольку изучает свои объекты уже после жизни и не требует никаких жертв, но обитатели исследуемых пород все же иногда страдают от нашего вмешательства. В то же время есть что-то в том, что чей-то уровень смерти - это новый уровень жизни.
Когда мы спустились с этого обнажения в русло, А.Г. сломал геологический молоток об очередной конгломерат в ручье. Молоток, видимо, был очень стар, но это не слишком повлияло на огорчительность случившегося. Впрочем, главную часть инструмента удалось надеть на оставшуюся после слома рукоятку, да так, что молоток вернулся в строй.
Дальше овраг, как и вчерашний, стал менее гостеприимным, нагромождая на нашем пути упавшие деревья. Я неоднократно похвалила себя за светлую идею надеть резиновые сапоги вместо ботинок, поскольку часто приходилось идти прямо по воде. Неожиданно ручей покрылся льдом с ровной границей между осенью и зимой. Нам так понравилась это место смены сезонов, что мы задержались и там. Меж тем день уже клонился к закату, снизу заметному только по ухудшению освещенности, а мы все еще не прошли полтора километра оврага. Еда ждала нас в машине, поэтому мы не обедали.
Нужно было уже возвращаться, а овраг все не кончался. Уже вблизи его предсказанного силами GPS устья обнаружился крупный отвержек в сторону, который тоже необходимо было осмотреть. Словно предупредительный камень там валялся расколотый ЭЛТ-монитор, но мы храбро прошествовали мимо него. Очень быстро отвержек сузился до коварной щели, перегороженной деревьями, где я пару раз чуть не свалилась с преодолеваемых препятствий, а в итоге нам открылись только четвертичные (слишком свежие для наших нужд) суглинки. Для полноты картины беспомощности перед силами природы попытка позвонить В.К. не увенчалась успехом, потому что телефон А.Г. вообще не ловил связь в глубинах оврага, а мой ловил, но с другой стороны все равно почти ничего не было слышно.
На поверхность мы вылезли как из лабиринта, но испытания на том не кончились, поскольку машина оставалась у начальной точки маршрута в полутора километрах оврага, но теперь сверху. Идти там было не намного легче, так как поле у кромки приовражного лесочка густо заросло каким-то цепким стелющимся растением мне по колено. Зато, даже когда солнце скрылось и налетел мимолетный град с ледяным ветром, мне было вполне тепло в расстегнутой куртке, а вся глина с сапогов обтерлась жесткими стеблями.
Обедать мы уже не стали, сразу отправились в гостиницу с рестораном, где с голодухи слегка вышли за пределы условной нормы, но весьма вкусно и приятно после целого дня шатаний по овражным склонам. Я оплатила еще один день, чтобы остаться в Вязниках на Хэллоуин и успеть навестить одну из прошлогодних точек, набрала у В.К. книжек на флэшку и только зашла с ней к себе в номер, как у нас неожиданно исчезли электричество и горячая вода. В коридоре освещение осталось, туда тут же высыпали взбудораженные постояльцы, коим я предоставила разбираться с катастрофой, а сама на удивление безмятежно уснула в ней.
День 4. Blackout
С утра в гостиничном быте никаких изменений к лучшему не произошло. Я стоически принимала холодный душ с фонариком на лбу, когда ко мне постучался А.Г. с некоторыми сомнениями в завтраке. Я предложила употребить по такому случаю вчерашний невостребованный обед и скоро явилась в штабной номер, чтобы нарезать там колбасу к чаю - его погрели у администратора. Ночью, как мне сказали, приходил электрик, установил, что в энергосистеме гостиницы что-то сгорело, да так, что он счел случай на тот момент безнадежным и ушел. Несмотря на потери в наборе благ цивилизации мы выехали вовремя и теперь забрались по кривенькой проселочной дороге к оврагу в стороне от трассы. Он был поменьше предыдущих двух и имел такого же небольшого братца, поэтому мы надеялись к Ночи всех святых посмотреть оба.
Уже на спуске в овраг нам попался череп крупной собаки, что было, конечно, занимательно, но не по нашей теме. Маленький овраг оказался сходу, как собачки в анекдоте, концентрированным по части завалов. Еще он изобиловал хвойными деревьями, видимо, для пущей непролазности и никак не желал нас порадовать ни искомым известняком, ни тем паче новыми местонахождениями.
Здесь я ближе познакомилась с найденными вчера в отвержке четвертичными глинами. В одном месте они выходили на вершине такой кручи, что я оставила внизу не только рюкзак, но и куртку, чтобы спокойнее туда забраться, и выяснила, что альпинизм все же не для меня. Кирка хоть и способствовала "самозадержанию на склоне", но от гравитации совсем не спасала, а ближайшие стволы и корни надежностью не отличались.
К моим скудным познаниям по геологии региона и вообще добавился занятный минерал под названием палыгорскит, он же "горная кожа". Он, как мне было сказано, образовался в аридных (засушливых) условиях, но то была еще Пермь, а не Триас и не центральная драма между ними.
Овраг неожиданно - для того, кто был без GPS - кончился широким выходом в заросшее поле, где меня облепили благодарные репьи, а товарищи набрели на яблоню, вокруг которой обильно нападали ее зеленые плоды. Пока я туда дошла, товарищи успели их попробовать и насобирать в рюкзаки. Поскольку в моем почти ничего до сих пор не было, я сложила часть урожая туда. На пути ко второму оврагу явилась еще одна яблоня, и на сей раз от собирательства не удержалась даже я, потому что красные яблоки мне казались более съедобными, чем зеленые. Рюкзак у меня стал заметно тяжелым, но я не обращала на это внимание до тех пор, пока мы не спустились в цель N2. Там у оврага была, очевидно, конечная часть, потому что ручей мог бы сойти за мелкую речку, а идти приходилось вверх против течения - и по мокрым завалам, разумеется. Рюкзак я теперь скидывала сразу при появлении в поле зрения любого обнажения, в котором собиралась рыться, потому что яблочки скоро стали о себе напоминать.
Местами попадались обнажения с песками, глыбами очень твердого песчаника и даже немного конгломератов, но ничего нужного в них обнаружить не удалось. Однако мы успели обойти оба намеченных оврага за день, добраться до машины и пообедать, что уже было некоторым прогрессом в тайм-менеджменте.
Поскольку мы управились так быстро, что световой день нас еще не покинул, но в другие овраги мы бы уже не успели, решено было съездить на карьер, в котором добывался для всяких строительных целей бесценный пермский песок прямо с костями и копролитами (ископаемыми экскрементами).
Собственно, последними это место было на удивление богато, как будто пескодобытчики раскопали терапсидный сортир, хотя лично мне кажется, что там был пляжик, а уж гадить в таких райских местах у нас в теплой зверообразной крови. Но это я шучу, гадили там не только наши предки и родственники, но и архозавры. Отличить произведения терапсид от творчества архозавров можно по степени переваренности пищи в них: зверообразные - как млекопитающие ныне - силой желудочного сока не отличались, поэтому в их экскрементах можно найти рыбью чешую и мелкие кости, а вот у архозавров - как теперь у крокодилов - кости перевариваются (а чешуя остается). Кроме того, по форме хищные терапсиды являли миру вытянутые колбаски, а архозавры - более короткие. Интересно также, что первая статья о совместной деятельности российско-польской экспедиции была посвящена как раз копролитам ("Upper Permian Vertebrate coprolites from Vyazniki and Gorokhovets, Vyatkian Regional Stage, Russian platform", 2012), а недавно поляки сообщали, что вроде бы нашли в них волосовидные структуры.
Итак, мы рванули к карьеру, обгоняя закат. Когда добрались, нам открылась тревожная картина: карьер явно продолжали использовать по строительному назначению, при этом срывая костеносную линзу. Перед высокой желто-красной стеной лежал "бархан" осыпавшегося песка. К нему мы и пошли первым делом. Я от волнения запрыгнула прямо на него, хотя так делать не надо было, и пропустила первый же копролит у основания. Темнело стремительно, но копролиты попадались на каждом шагу, а В.К. нашел небольшую кость. И каково же было мое удивление, когда я сама углядела в сгущающихся сумерках совсем маленькую белую косточку на поверхности осыпи. Ухватив ее, я подбежала к товарищам, чтобы удивить их тоже, но они, будучи более опытными, как я не купились и сразу поняли, что косточка - современная. При ближайшем рассмотрении в хорошем освещении выяснилось, что это коракоид лягушки. А.Г. заверил меня, что и такое в палеонтологической работе бывает, но меньшим приколом со стороны дорогого мироздания мне косточка казаться не перестала.
К тому моменту разглядеть что-либо в песке стало очень сложно, и мы поехали в гостиницу. Она встретила нас темными окнами жилых этажей, так что мы уже были готовы к продолжению полудикого существования, однако все починили, а темнота объяснялась отсутствием наших соседей: они все съехали, потому что закончилась какая-то местная ярмарка. В ресторане по такому случаю было тихо и темно.
За ужином обсудили неудавшихся палеонтологов, которые боялись. Основная, наверное, мысль сводилась к тому, что все они были недостаточно решительны для "экстраординарных доказательств" [своих стремлений] по Сагану и даже относительно простых современно-бюрократических действий вроде получения высшего образования. Побочная же привела к источнику этой неуверенности в детско-родительских отношениях, так как у всей "выборки" оказались гиперопекающие родители, сформировавшие такой характер, который не смог взять штурмом цитадель Палеонтологического института. Если со злом родительства все понятно даже обывателю, то природа противостоящей ему свободной воли остается для меня загадкой. По ходу беседы вспомнили еще известное изречение уже даже не знаю, кого именно (Ефремова? Давиташвили?), о том, что палеонтология и астрономия привлекают сумасшедших. Я уже раньше об этом слышала, и вне контекста "естественного отбора" у научных сотрудников оно, конечно, звучало забавнее. Но теперь мне подумалось, что чем сложнее система, тем больше в ней возможных ошибок, ведущих к саморазрушению, а система характера для успешного сидения одним сознанием и в настоящем мире, и чем-то большем должна быть очень сложной.
День 5. Два часа в ноябре
Возвращаясь к началу рассказа об этой вылазке, скажу, что к холодам полевые работы в норме прекращают. Так делают даже не столько от заботы о людях, сколько из-за чисто технических сложностей - порода промерзает, кости становятся более хрупкими, их сложнее извлечь. Упомянутый случай Очева, Гаряинова и Вьюшкова*** - исключительный. Ну а мы лишь немного приблизились к их опыту, но это было занятно.
В последний день нам предстояло сдать ключи от номеров и разъехаться по своим городам, причем в Москву нужно было выехать раньше, чтобы успеть к вечеру в ПИН. Но карьер оказался настолько соблазнительным, что мы решили заехать туда с утра до расчетного часа. Таким образом, на его обследование у нас была пара часов в первый день ноября.
В отличие от ноябрьского Оренбуржья из "Тайн пылающих холмов", Вязники радовали бесснежной и сравнительно теплой погодой, даже вчерашняя серость разошлась. Я распрощалась с гостиницей сразу после завтрака и села в машину вместе со всеми пожитками для отъезда, причем относительно приличные джинсы для цивилизации лежали сверху для срочного переодевания в автобус.
На месте толща преимущественно красных песков с желтыми прослойками высилась надо мной, как стена грозного ущелья. Я пристроилась у края осыпи, собирая замеченные копролиты в левую руку. Очень быстро у меня набралась горсть этого добра, а А.Г. нашел какую-то доску для складирования образцов, куда я периодически относила улов. Копролитов действительно было очень много, в основном маленьких.
В поисках я рылась в верхнем сухом слое песка, а глубже, где он был более влажным, применяла верную кирку. Песок оказался довольно холодным, но мне это не мешало, и даже перчаток я не надевала, поскольку голыми руками было удобнее выискивать в нем мелочи.
Когда среди копролитов мне попался маленький продолговатый предмет весь в пупырышках, я очень обрадовалась и отнесла его А.Г. на первичное опознание, поскольку сама не имела ни малейшего представления, что это такое может быть, но видела, что оно было когда-то живое. А.Г. опознал в находке кусок рыбы, причем, к моему дилетантскому удивлению, определимый до рода по рисунку "пупырышков". Рыбу он тут же спрятал в коробочку, рассказав историю об аборигене, который отучил его оставлять находки на виду: тот подошел поинтересоваться происходящим на раскопках, взял череп и за светскою беседой принялся его ломать. Вокруг местных не наблюдалось, но я тоже сочла за лучшее спрятать такую экзотику в стройных рядах копролитов подальше.
Что до самих копролитов, то А.Г. нашел нестандартный вариант с ребристой поверхностью, намекавшей на то, что автор отличался анусом в виде звездочки. Больше про него ничего в конкретный момент выяснить не удалось, но я вполне впечатлилась и такой информацией о мягких тканях супротив традиционных "сообщения в костях". Мне же тогда явился копролит, словно разделенный бороздой на две части. Здесь особенной загадки не возникло: то был след спирального клапана - выроста кишечника, который увеличивает его всасывательную поверхность. Он и сейчас есть у древних групп рыб, особенно развит у акул и скатов.
Некоторые копролиты торчали прямо из стены песка, но слишком высоко, чтобы до них можно было дотянуться со дна карьера. Я поднялась на поверхность ради попытки вытащить их сверху, но на практике оказалось, что я скорее свалюсь бомбой на головы товарищам внизу, чем доберусь до копролитов. На песке у края отпечатались следы кошки, это смотрелось даже символично, если посчитать, что где-то под ними в толще песка могут лежать кости предковых форм для этой кошки и нас самих.
Когда я начала спускаться по дуге обратно в карьер, А.Г. крикнул нам заканчивать поиски и собираться назад в гостиницу. Именно в этот момент мой взгляд уперся в проглядывающую из песка кость. Она была заметно крупнее всего до сих пор обнаруженного нами за пребывание в карьере в нынешней вылазке. Правда, при попытке ее извлечь, она начала строптиво крошиться, прямо как находки из Сундыря, а пропитки под рукой не было. Я призвала на помощь более опытных товарищей, у которых дело пошло лучше, но тут выяснилось, что для такой кости у нас нет подходящей по размеру коробки. Мы кое-как засунули ее в самую большую из имеющихся, оставив вмещающую породу торчать снаружи, а потом В.К. обнаружил в том же месте под моей находкой еще одну кость похожего размера. Оценить их форму и тем более кому-то причислить на тот момент было крайне сложно, так что пока я не знаю, кто там остался в конце Перми, но сам факт меня обрадовал неимоверно.
Теперь уже мы в самом деле начали собираться в обратный путь, но не слишком активно, поскольку А.Г. еще паковал находки, В.К. извлекал вторую кость, а я ползала по более или менее пологому склону, алчно собирая копролиты. А.Г. решительно заявил, что он их больше не принимает, но содействием Последнего Момента мне попалась парочка настолько крупных, что он ради них вынул тематическую коробочку из рюкзака.
Я так привыкла воспринимать Вязники как столь же непростую, сколь и особенную точку, покорную только упрямым, как моря в той песенке - смелым, что наши успехи за какие-то два часа меня просто ошеломили.
Когда мы расставались с этим местом на межсезонье, погода совсем расщедрилась на яркое солнце, под которым пермские пески засияли в пожухлой осенней растительности. Мы вернулись к машине, где я переоделась в цивильные штаны и ботинки, а затем не выдержала и рванула заснять красивые виды. А.Г. пошел за мной с теми же целями, и капризная среда тут же укрыла солнце облачком. Стоило нам махнуть на фотографирование рукой и снова подойти к машине, солнце вернулось, словно поддразнивая нас.
На этой мажорной ноте мы погрузились в машину, доехали до автовокзала и там окончательно вернулись в мир победивших терапсид. Но только на время, надеюсь.
* "Санта-Мария" - один из кораблей Христофора Колумба в экспедиции, открывшей Америку.
** КЛМН - кружка, ложка, миска, нож в походном слэнге.
*** Очев, "Тайны пылающих холмов", глава "В оренбургских снегах"