Медведи не едят мертвечину. По странной логике они считают мертвым любое неподвижное тело, не удосуживаясь даже тронуть его. Большой самец бурого медведя, один из главных хозяев леса, пришел ранним утром к берегу реки на водопой, увидел лежащего на камнях человека и с интересном его обнюхал. Человек не двигался, не пах порохом и смертью, и вообще, был немного ему знаком, так что медведь вскоре удалился туда, откуда пришел. А я продолжала лежать на прохладной гальке, свернувшись калачиком, и силилась пробудить отупевший разум и отделить реальность от безумных снов.
То, что было сном - это странная картина, залитая солнцем, бриллиантовым блеском воды и сиянием летнего неба. Я и Марк плаваем на перегонки в реке, смеемся, брызгаем друг в друга водой и дурачимся, как дети. Все было просто замечательно до того момента, когда я поняла, что смотрю на это не своими глазами, а как бы со стороны, будто посторонний зритель. А потом я пригляделась и поняла, что там, в воде, не я, а какая-то другая черноволосая девушка. Она повернулась в мою сторону, и я с ужасом узнала в ней Анжелу Длас, живую и громко хохочущую. Как в любом плохом сне, голос превратился в шепот, я не смогла даже закричать. Потом ко мне повернулся Марк, и на этот раз я испытала еще больше ужаса. Это был Роман... В памяти пронеслось смазанное, туманное воспоминание о путешествии в Серый свет, о странной электричке, полной заблудших душ - и там же был он. А сейчас два умерших существа беспечно веселятся, будто они простые живые люди. И вскоре в их радостных криках и смехе я начала различать что-то вроде: "Как хорошо, что она умерла... Правильно, это мы все должны жить, а она нет! Она во всем виновата! Из-за нее чуть не погиб Марк.... Эй, Струцкий, иди сюда!". Я долго наблюдала эту фантастическую картину, прислушивалась к звонким голосам в теплом воздухе, но когда они позвали Марка, я вдруг очнулась. Тогда же вернулось ощущение реальности.
Утро. Холодно. Гомонящий лес. Плеск реки. Прохладная галька, покрытая влагой. Боль в затекшей спине, боках, тяжелая, дергающая нервы боль в голове и глазах. Половину ночи я лежала, таращась в темноту и пытаясь забыться, убедить себя в том, что ничего не произошло, что это все мои фантазии, и сейчас придет Марк и заберет меня... Потом я погрузилась в мутный прерывистый сон, серый и беспросветный, и только под утро увидела какие-то картинки. Окончательно очнувшись, я убедилась, что действительно нахожусь около речки. Вокруг не было никого, но в голове все еще звучал гулким эхом тот самый крик...
Преодолев боль и сев, я уткнулась лицом в колени и попыталась расплакаться. Не получилось. Как же долго я была бесчувственной ведьмой... Ни слез, ни эмоций, одни воспоминания, леденящие кровь отголоски звуков и страшное осознание полного одиночества. Эта мысль прострелила меня насквозь, оставив новую боль во всем теле. Я крепко зажмурила глаза, чтобы не видеть очередной день, веселый и беспечный, будто ничего плохого не случилось. Почему-то в голову пришла идея отправиться туда, где вчера вечером были люции, но сейчас я не могла сдвинуться с места. Мне было плохо. И страшно. И больно. Без моего люция.
***
Простой русский заговор - умыться тыльной стороной ладони в речной воде со словами "ты теки-бежи, быстра река, во сине море, унеси, быстра река, мою кручину-горе" - помог немного прояснить разум и успокоиться. Едва переставляя ноги, я медленно добрела до землянки. Действуя почти на автомате, достала Талисман Хаоса, надела его, стараясь не смотреть по сторонам, достала чайник, развела огнь в очаге, чтобы согреть воду, потом скатала покрывала, лежавшие на лавке Мака, его зимний плащ и дождевик, спустила все это в погреб и бережно уложила на деревянный короб. Новое пополнение в коллекции утрат. Будто боясь, что при свете меня заметят, я уронила, в сыром полумраке погреба несколько слезинок, но тут же вытерла глаза. Выбравшись наверх, я сидела в полной прострации, ни о чем не думая, не отмеряя время, пока не дал о себе знать чайник, загремевший жестяной крышкой. Я заварила валериану, мяту и душицу, и в ожидании, пока успокоительный настой остынет, села за стол. Наверное, я так устала, что сейчас даже моя магия дремлет - у меня не получилось перетащить к себе Книгу Хаоса. Оставив ее, я грустно вздохнула. Потом настроила третий взгляд и попыталась охватить внутренним взором всю окружающую меня местность. То, чем дышала земля испокон веков, что отражало все события и процессы и что люди иногда называют биополем планеты, пришло в норму и стало привычной смесью цветов и оттенков, складывающихся в размытые образы. Никаких следов пребывания Серафимов, никаких чужеродных сил и давления. У меня не было сил даже удивиться и подумать, почему не пришел Виссарион - испугался меня, признал себя проигравшим или еще что-то помешало незнакомому мне архангелу? Пусть... все они ушли. Это значит, что все закончилось. Что Марка действительно больше не будет. Что же он сделал...
Конечно, был один ответ - он спас меня. Жизнь - лучший дар и благо. Живая мышь лучше дохлого льва... Да сколько угодно можно философствовать и изрекать формулы, истина будет одна. Я потеряла единственного в жизни близкого человека, способного понимать меня, способного просто быть рядом.
Нет ничего ценнее в мире, чем бескорыстная, искренняя жертва на благо другого, но как, оказывается, сложно, это осознать и принять эту жертву, когда теряешь кого-то близкого. Но ведь Марк даже не был человеком, и я совсем не боялась его потерять, к тому же, из-за себя самой! И от этой внезапности еще больнее. Жаль, что никто не узнает о его поступке. Да кто вообще из магов сможет поверить, что на земле, просто так, в лесной глуши, жил истинный люций, который любил, защищал ведьму с даром Хаоса, просто радовался жизни и ходил среди людей?.. Я сжала руками голову, надеясь хоть немного унять боль. Я никогда не смирюсь со своей маленькой трагедией. Она слишком нелогична, несправедлива и неожиданна...
***
Дни полетели стремительно, как влекомые мощным порывом ветра осенние листья. Я потеряла счет времени, отгородившись от всего мира. Те места, где я бывала теперь стали недоступны никому - я заколдовала тропы, берега реки, лес на несколько километров вокруг, чтобы меня не тревожили живые и неживые. Так выросли стены моего одиночества, и я больше не хотела их переходить. Наверное, около месяца я находилась в состоянии какого-то отупения, двигаясь на автомате, не слыша ничего, даже собственных мыслей. Когда же я вдруг обнаружила иней на опавшей пестрой листве под ногами, то стала немного понимать, что произошло. Смены погоды, перелеты птиц, наступающие холода и участившиеся дожди напомнили, что все меняется и уходит, что я все еще живу. Неважно, как, но живу. Я забыла об обычном распорядке дня. Что я делала? Колдовала. Будто пытаясь заполнить внезапно возникшую пустоту, изобретала что-то новое, записывала это в Книгу Хаоса, довольно шуршавшую страницами, экспериментировала с заклинаниями, тренировала третий взгляд, училась чувствовать на расстоянии материальные предметы. Страх перед будущим, отчаяние, боль притупились, отошли куда-то вглубь сознания. Их затмила невыразимая благодарность и трепет перед тем высшим существом, ставшим для меня теперь полубогом. Иногда, глядя на ослепительный в своей чистоте и прозрачности золотистый закат, я начинала плакать, закрыв лицо руками, но это быстро проходило, стоило погаснуть последним лучам, которые превращали ясное голубое небо в бледно-зеленое.
И кто сказал, что время лечит? Есть неизлечимые болезни, единственным средством от которых является только смерть. Но и ее у меня не было. Была огромная сила, ответственность за нее и необъяснимая скорбь, спрятанная глубоко в душе. Я смирилась с этим, привыкла к постоянной апатии, к головной боли и легким приступам слабости. Я не задавалась глупым бессмысленным вопросом "Зачем я живу?", потому что каждую ночь из глубины сознания, темных образов, непонятных мельканий картинок и звуков, я слышала негромкий, спокойный низкий голос: "Я хочу, чтобы ты жила" и высокий силуэт на фоне закатных лучей. Я доверчиво тянула руки к этому недоступному голосу, но он бесследно таял, и я просыпалась - резко, как от удара по голове, не понимая, где я и что со мной. А потом опять приходило осознание реальности, и все становилось по-прежнему пусто.
***
Так, в свои неполные восемнадцать лет - по меркам магов, далеко не солидный возраст - я стала носителем Дара Хаоса. Я сумела удержать эту магию в своих руках, но радости у меня это не вызывало. Я знала, что для счастья и нормальной жизни мне не хватит только одного - Марка. Но с удивлением я обнаружила, что тоска и уныние могут банально надоесть, и тяжелое покрывало меланхолии захочется сбросить и сжечь в первых лучах рассвета.
Однако, после стольких дней скорби, я не могла принять такие мысли просто так, и поэтому во мне боролись две совершенно противоположные идеи - "забудь его, живи сегодняшним днем и радуйся своей жизни" вместе с "всегда помни тот страшный день, ты не сможешь больше быть счастливой, потому что виной всему ты". Днем был свет, была магия, заклинания, искры и причудливые звуки, неумолкающие голоса природы, покой, а ночь приносила мрачные сны, будто прерывая мне путь к исцелению.
Раз я проснулась в темноте, внезапно вынырнув из вязкой пучины полудремы. Вокруг стоял сплошной мрак и тишина, что меня поразило, - ни дыхания ветра, ни уханья филинов, ни единого звука живой природы не доносилось снаружи. Я подумала, что начинаю сходить с ума и что я оглохла от долгого молчания. Быстро одевшись наощупь, я подошла к двери и, помедлив, осторожно открыла ее. Холодный воздух коснулся лица, в глаза ударил странный режущий блеск. На миг сердце застучало сильнее, потом сбавило ритм, точно огромный молот, тяжело падающий на наковальню. Всего на секунду мне показалось, что я увидела на земле следы силы люциев - белые пятна света, мерцающие сами по себе. За одну секунд я вздрогнула, испугалась, обрадовалась, вспомнила все нереальные сны последних дней и убедила себя, что эти сны реальны, а то, что произошло и есть мой кошмар, и Марк сейчас пришел после долгого отсутствия. Наверное, он стоит у двери и терпеливо ждет, пока я открою дверь... В одной ситцевой рубашке и джинсах, босиком, я выбежала на поляну, судорожно задохнувшись от морозного воздуха, счастья, от бесплотной надежды и волнения.
Стоило ли радоваться? Да, наверное... Этой ночью выпал первый снег, но тучи быстро разошлись, и светила половинка луны. Снег посеребрил все деревья и поляну, почти засыпал крышу землянки и теперь мечтательно искрился в полумраке россыпью хрустальных звезд. Снежные ночи светлы сами по себе, даже когда небо облачно. Этот странный свет был простым, земным, холодным, это блики лунных лучей на снегу обманули меня... Я опустилась на колени и зачем-то загребла ледяной пух обеими руками, рассмотрела стремительно тающую белизну в ладонях и так и осталась сидеть посреди белого океана холода, улыбаясь в пространство и ощущая, как слезы настойчиво жгут глаза.
Именно в такую красивую, тихую снежную ночь я впервые встретила Марка. Впервые... Странно прозвучало у меня в голове это слово. А ведь между нашей первой и последней встречей прошло меньше года - столь малый срок, для того, чтобы возненавидеть, помириться и влюбиться! Я вспомнила, как Марк сидел тогда в каком-то дворике, под непрестанно падающими хлопьями снега, в свете уличного фонаря, окутанный призрачным сиянием.... И когда он был окутан уже другим, огненно-красным светом, и его силуэт выделялся на фоне багрового неба, пустого и пугающего. И слова... Ну как же я могла забыть то, что он мне говорил? При этой мысли мне расхотелось плакать и злиться на весь мир. Нет, я никогда не забуду, ради чего Марк ушел, оставив меня одну. "Я хочу, чтобы ты жила". "Я слишком сильно люблю тебя..."
Снег начался снова. Крупные снежинки неспешно опускались на белую перину, укрывавшую землю, на мои волосы, плечи, руки. Попадая на щеки, они таяли, притворяясь моими слезами, и скатывались с лица прозрачными каплями. Я поднялась на ноги, не ощущая холода зимней ночи, и пошла в дом. На душе гораздо стало спокойнее оттого, что я наконец все поняла.
Я буду жить, Марк, как ты этого хотел. Я слишком сильно люблю тебя, чтобы позволить твоей смерти стать напрасной.