Город возник на реке, в четырёх местах придушив её дамбами.
Город. Дороги перерыты, перекрыты. Сносят старые здания, строят новые. Огораживают всё это заборами с навесами над тротуарами. Навесы ветром потреплены - из них торчат доски и гвозди. На дорогах пробки. Среди коптящих машин с усталыми злыми водителями ходят усталые злые цыгане и просят денег. Перехожу дорогу. Цыганская девочка лет десяти зачем-то громко крикнула мне в лицо: "Але!". Раскатистое ударное "А". Я вздрогнула. Что это значит не поняла.
Шумят автомобили, стучит сваезабивающая машина.
Пыль. Ветер. Протухший канал. Чтобы вода хоть как-то двигалась, в нем устроены фонтаны. Ветер. Пыль. Распыленная вонючая жижа брызжет в лицо.
Неровный асфальт. Высокие каблуки. Длинные ноги. Короткие ноги. Плоские подошвы. Какой-то седой дядя в белоснежном костюме, белых ботинках и красной рубашке.
Апофеоз одиночества: полный двор детей, качели, похожие на колодец-журавль; мальчик складывает на один их конец камни, а сам пытается взобраться на другой. Что было потом не знаю, потому что автобус повёз меня дальше.
Вычлененная из потока, обрывками из сорокаминутного кусочка вырванная, реальность бредовее любого художественного произведения. И эту бредовость ни передать до конца, ни воспроизвести... И однорукий, одноногий, одноглазый бандит с половиной носа выглядит на этом фоне существом гораздо более реальным, чем ты сам.