Вторая граната разорвалась под левым ухом, и мир внезапно стал белым.
Поплыли стаи птиц и непонятных кренделей, завязанных морскими узлами.
*
Дула танков направились друг на друга, но вырвавшийся из плоской ямки огонь мины сделал их пушки мягкими, как хоботы, которые сникли к земле.
Война шла по полю, давя людей, а мы шептали: "еще немного, еще чуть-чуть".
Но синий космос молчал.
Снова закричал человек со звонким именем "солдат": "Отец, зачем ты оставил меня?!"
Другие молча ели глину.
Гусеницы ворчали и взбивали песок.
Вскоре вся земля разжижилась и начала, словно шкура, сползать с каменных плеч планеты.
А с ней поплыли и окопы - глубокие борозды, заполненные кровью.
Тяжелая туча грохота все чаще и чаще слетала с небес и падала вниз, чтобы подняться и упасть снова.
*
Папиросы почему-то не закуривались.
Наверно потому, что весь огонь изошел на взрывы, а так он был как бы и ни к чему.
Солдат встал, плюнул на высоту своего роста, и плевок пропал в щетине мертвой травы.
*
Грохот теперь затерялся вдали, отрывисто ухая; эхом колотился о перепонки, словно младенец в материнской утробе.
А шкура земли ползла.
Ползла и убыстрялась.
Небо стало прозрачным, и крупные звезды расцветили небосклон.
Окопы скользили по прямой куда-то
быстрее, быстрее...
Ветер скорости уже начинал дуть солдатам в лицо, созвездия мелькали, будто в окне поезда - деревья.
*
Скоро шкура осталась в одиночестве: пропала планета и звезды.
Шкура сползла и теперь падала в узкий сжимающийся тоннель.
Один из людей в окопах вытащил нож и на ходу воткнул его в стену туннеля - она оказалась черствой, но аппетитно хрустящей, как печеный хлебушек в осеннее утро.
Это и был хлеб.
И ото всюду посыпались крошки.
Движение остановилось.
По лабиринтам, сквозь поры в хлебе все выбрались наружу и увидели сиреневый воздух с голубыми прожилками.
Война кончилась.
Танки сдулись и припечатались к поверхности - ровной, как стекло, зернистой, как бумага.