Стражник обмакнул перо в чернильницу и, поглядывая в лежащие перед ним документы, записал: "Рон Крейг, 33 года, магистр юриспруденции, член Коллегии адвокатов стран Просвещенного Мира. Убыл за пределы герцогства Анмейского третьего июля сего года, через заставу под номером 36. Цель поездки - туризм. Без сопровождения. С Предупреждением о ситуации в Запредельных землях ознакомлен, под роспись. Предполагаемое время возвращения не сообщается".
Потом собрал документы и с вежливым полукивком протянул господину магистру, облокотившемуся локтями о стойку.
Неужели и правда адвокат? Повадка какая-то неофициальная... С другой стороны, кто их знает? В здешней глуши господа этой породы появляются редко. Может, такие они и должны быть...
Стражник еще раз мельком глянул на проезжающего.
Среднего роста, довольно подтянутый. Говорят, у городских, особенно тех, кто хорошо зарабатывает, нынче в моде спортивный имидж. Одет так себе. Охотничья рубашка с сотней карманов, дорожные брюки и верховые сапоги. Потертая кожаная сумочка на потертом кожаном поясе. Все это ни о чем не говорит, так многие одеваются, если едут куда. Бороды и усов не носит, но уже много дней не брит. Руки и лицо загорелые - видать, давно едет верхом. И пахнет лошадью. Впрочем, выглядит аккуратно, умеренно короткая стрижка, ни колец, ни перстней, ни цепи на шее. Кажется, не курит. И вообще вид такой, какой бывает у образованных. Да, вот еще - меч за спиной: дорогой, с востока - у всяких бродяг не бывает таких. Может, и вправду тот, на кого документы...
Ладно, леший с ним - пусть проваливает побыстрее. А то устаешь так долго косить на дверь в соседнюю комнату, на стол с картами - не подменил ли чего в них напарник...
"С Предупреждением о ситуации в Запредельных землях ознакомлен..."
Крейг усмехнулся, забираясь в седло.
Нет тут никакой ситуации. Запределье, то есть все, кроме стран Просвещенного Мира, бывает самое разное. Здесь, на северо-востоке Эстернии, оно тихое и сонное. Да, в нем нет государств и законов. Но их потому и нет, что они и невозможны, и не нужны. Здесь такие просторы, что нужно в тысячу раз больше людей, чем живет здесь, чтобы хоть как-то их контролировать. А жить тут почти нечем. На юго-западе можно расчистить от леса немного земли. На севере, на востоке - только охота. Еще дальше на север - летом топкая тундра, зимой снег, мороз и полярная ночь. Здесь нечего делить: если чего не хватает - просто отъезжай на несколько десятков миль. Многие так и живут. В здешних лесах, особенно подальше на северо-восток, встречается всякое пушное зверье. Можно пару раз в год приехать в какой-нибудь местный поселок, обменять шкурки на то, чего нет в лесу, и снова исчезнуть. Поселки стоят неподалеку от границ стран Просвещенного мира, и в них всегда можно достать все необходимое.
Чем живут в поселках? Одни охотятся, другие обрабатывают землю; большинство зимой делает первое, а летом - второе. Официальной власти в поселках столько же, сколько в лесу. Но люди, разумеется, выработали некие правила и способы их поддержания. Способы эти сводятся в основном к тому, что все вооружены и готовы постоять за себя. Если надо решить важный вопрос, в поселках собирается вече, то есть собрание всех взрослых жителей - это традиция пришла когда-то с Восточных Равнин, ныне стран Восточной Эстернии. Еще в каждом поселке есть свои лидеры. Лидерами становятся по-разному - кто умом, кто богатством, кто силой, кто хитростью. Есть что-то вроде политических партий. Есть семейные кланы и кланы из родственных семей. Все это длится не первую тысячу лет. За это время сложилось некое равновесие из сил и интересов, общего и личного, стремления выжить вместе и стремления преуспеть в одиночку, и много еще из чего.
В Просвещенном Мире о здешней жизни знают мало. Мало, потому что она никак не влияет на Просвещенный Мир, а здешние земли бесполезны Просвещенному Миру. Поэтому никого не интересует, кто и как тут живет.
Говорят, что иногда в эти края уезжают те, кто не хочет иметь дело с правосудием. Уезжают, конечно - но преследовать их не принято. Во-первых, это очень трудно - попробуй, найди человека на здешних пространствах. Во-вторых, Запределье юридически никак не связано с Просвещенным Миром. Попытки преследовать там кого-то и незаконны, и часто плохо кончаются для преследователей - местные не любят вмешательства в свою жизнь. В-третьих, для большинства жителей Просвещенного Мира Запределье - это место, несовместимое с нормальной жизнью. Поэтому сбегают туда нечасто, даже если есть от чего. И разумеется, Просвещенному Миру только удобно, когда самым неудобным его гражданам есть куда убежать. И где, на самом деле, совсем не так плохо, чтобы возвращаться во что бы то ни стало.
Но одно обстоятельство даже в самых спокойных уголках Запределья действительно неудобно для многих: надо всегда быть готовым к тому, что защищаться придется самостоятельно. По крайней мере, если вы захотите настоять на своем.
Как сюда занесло его самого?
Крейг не смог бы ответить на этот вопрос определенно. Он ехал на Средний Восток. Из Западной Эстернии туда проще всего добраться, если поехать по железной дороге до одного из портов на Южном Средиземное море. Оттуда, морем, до любого восточного порта рукой подать. Он же хотел доехать верхом до одной из больших рек, которые текут по Восточным Равнинам с севера на юг, и впадают в то же Южное Средиземное море. И по этим рекам плыть к морю, как делали с давних времен. Путь для туриста, который никуда не спешит, и хочет посмотреть новые места из седла, а не из вагона. Но и в этом случае можно было взять южнее, не въезжая в Запределье.
Проще всего было сказать, что он ищет новых впечатлений. Но Крейг подозревал, что он не ищет, а убегает. И то, от чего он бежит, связано не с местом, и не с обстоятельствами, а с ним самим.
Два дня он ехал лесными дорогами, и не встретил ни одного человека. Утром третьего дня, судя по карте, дорога привела его в окрестности поселка.
Подъезжая к поселку, Крейг начал то и дело съезжать с дороги в лес, заодно срезая ее, если карта предлагала такую возможность. Он хотел подстрелить дикую курицу, которые неизменно обеспечивали его мясом с тех пор, как он миновал последний постоялый двор.
Конечно, он мог купить еду в поселке. Деньги, лежавшие на его банковских счетах, сложно было соразмерить со стоимостью обеда в деревенском трактире. Но во-первых, он не возил с собой много денег. Во-вторых, он старался выглядеть попроще, и не тратиться там, где можно без этого обойтись. В-третьих, он всегда был безразличен к роскоши, сколько ни зарабатывал, и считал, что разумная экономия - это разумно.
Он очень увлекся этим сочетанием охоты и оптимизации пути, и углубился в него настолько, что перестал замечать все остальное.
Внезапно его отвлекли.
Леди на серой кобыле с беспечным шумом двигалась по лесу, скорее катаясь, чем охотясь, не смотря на маленький охотничий арбалет, висевший в чехле за седлом.
Заметив Крейга, она шагом подъехала ближе, рассматривая его, и остановилась.
- Доброе утро, сэр...
- Доброе утро, миледи...
Он так засмотрелся на нее, что не успел поприветствовать первым. Она ему сразу понравилась. Фигуру всадницы нелегко угадать, особенно если на ней свободно сидящая рубашка и широкие кожаные штаны. Но по всем повадкам ее Крейг тотчас почувствовал, что она привыкла нравиться себе и другим. Лицо ее, с правильными чертами, казалось несколько легкомысленным, особенно когда она улыбалась. Но это не портило ее - учитывая к тому же то обстоятельство, что ей было лет двадцать, максимум - двадцать с небольшим. Казалось отчего-то, что она имеет право на некоторую легкомысленность; что мужчине естественно, будучи с ней, проявлять серьезность и за себя, и за нее. И конечно, она пользуется этим правом совершенно осознанно. За этой осознанной легкомысленностью Крейг ясно видел человека, обладающего умом и избежавшего глупости; он считал, что первое отнюдь не всегда означает второе. Сложно было представить, что она интересуется всякими абстрактными вещами. Но глупых поступков в повседневной жизни Крейг от нее не ожидал. Она выглядела, как городская девочка из образованных слоев; было несколько странно видеть ее здесь.
И еще одно обстоятельство сразу произвело на него сильное впечатление.
Она улыбалась. Улыбка казалась ее неотъемлемым свойством, словно была неизменным состоянием ее души. Улыбка была на ее лице в тот момент, когда он впервые увидел ее. Была, а не появилась. Потом улыбка становилась то сильней, то слабее, но никогда не исчезала совсем. Губы ее могли перестать улыбаться, но лицо и глаза - нет. В этой улыбке была какая-то детская радость - от того, верно, что в ее маленьком детском мире все хорошо; вся жизнь существует ради того, чтобы в ней были такие улыбки. Хорошо именно сейчас; ребенок, которому эта улыбка принадлежала, не вспоминал прошлого и не беспокоился о будущем. Конечно, это было наивно и небезопасно - но только это и позволяло ей так улыбаться. Было в этой улыбке что-то от солнца, пробивающегося через листву; Крейг подумал так, и потом то и дело возвращался к этой ассоциации. И конечно, этому солнечно-детскому впечатлению способствовали ее волосы - длинные, пушистые, того золотистого цвета, что служат предметом насмешек со стороны завистников, а на самом деле смотрятся очень красиво и мило.
Вообще-то, Крейг предпочитал темноволосых. Он всегда стремился к постоянству, много предлагал и много требовал, а обладательницы темных волос казались ему в целом серьезнее остальных. А может, они нравились ему по другой причине. Но сейчас, глядя на незнакомку, он не мог и не хотел выйти из-под ее обаяния. Если бы ее описали ему, он сказал бы, что такая ему не подходит. Но когда он ее видел, желание оценивать исчезало совершенно. Она обладала такой красотой, что полностью отключает мозги - даже в том случае, если знаешь этот эффект и сознаешь его. Она имела на это право, и никто не имел права сопротивляться ей. Она могла, наверное, вызывать неприязнь или ненависть. Но Крейг чувствовал совершенно отчетливо в эти секунды, что даже ненависть к ней может идти только от симпатии - и совершенно естественно, ненавидя ее, сделать для нее все, что только сможешь. И уж конечно, она не позволяла оставаться безразличным, и не позволяла, пока была перед вами, другим мыслям делить место с мыслями о ней.
Потом Крейг подумал - интересно, кто она в здешнем обществе? Думать об этом было несколько странно. Странно и даже неприятно, потому что не хотелось, чтобы ее личные качества смешивались с чем-то еще. Что могло дать ей любое место среди людей, что оно прибавляло к ее достоинствам? И при чем здесь общество с основой его существования - дележкой? Естественно было считать, что достоинства ее - это часть Мира, который равно и полностью принадлежит всем. В Мире немного явлений, которые так явно и так близко стояли бы к его вершине и самому смыслу его существования, как она. Казалось вздорной нелепостью пытаться присвоить ее, или завидовать ей, или каким угодно образом сравнивать ее с собой.
Но, как ни естественно казалось это соображение Крейгу, он понимал, что на самом деле все обстоит совершенно иначе. И та его часть, которая существовала только среди социальных условий и условностей, принялась за свою работу, хотя он ее об этом и не просил.
Логично было предположить, что при такой внешности у леди должны были быть деньги. Но признаков денег Крейг не увидел. Серая кобыла была верховой, но отнюдь не породистой, а сапоги и кожаные штаны явно служили еще одному поколению. Меч, висевший в чехле сбоку-сзади седла, дополнял впечатление: прямой, явно дешевый, и кожа, обтягивающая рукоять, совсем вытерта. Тоже наверняка достался по наследству... По тому, как именно чехол прикреплялся к седлу, Крейг мог предположить, что всадница возит оружие в основном потому, что в здешних краях не принято ездить безоружным. Из такого положения меч доставать неудобно; следовало повесить его немного иначе... Только рубашка была дорогая - словно из какой-то другой жизни.
Однако все эти обстоятельства, похоже, совершенно не портили настроения незнакомке. Крейг умел понравиться женщинам, но полагал, что для этого ему необходимо приложить усилия. Сейчас он никаких усилий не прикладывал. Посему радостную улыбку незнакомки он мог объяснять чем угодно, но только не своим появлением. В иных обстоятельствах настолько красивая женщина могла вызвать в нем комплекс неполноценности и раздражение. Но во всем виде незнакомки было столько искренней радости, что Крейг просто не успел почувствовать что-то, относящееся к нему самому. Все его восприятие переселилось в это удивительное существо, и возвращаться в себя он и не хотел, и, пожалуй, не мог.
- А вы, видно, издалека...
Полувопрос - полуутверждение. Интересно, кстати - Крейг читал, что в здешних краях обращение "вы" почти не употребляется. По крайней мере, люди примерно равного положения говорят друг другу только "ты". Незнакомка, похоже, хотела показать вот что: она полагает, что он не здешний, и сама хочет показаться не здешней, а эстернийкой.
- Я из Ольтани. Жил там с рождения... в разных местах.
Она кивнула с таким видом, как будто ее предположения оправдались, и она этим довольна.
- А здесь... если не секрет?..
- Оставил работу, и путешествую. Хочу сменить обстановку.
Она снова кивнула, и улыбнулась - верно, тому, что собиралась сказать дальше:
- Оставили работу в университете?
Он рассмеялся:
- Почему в университете?
Она тоже рассмеялась:
- Вы похожи на преподавателя. На преподавателя, который оделся для охоты в лесу, и уже неделю не бреется, и спит под кустом...
Потом вдруг она прервала и свою речь, и сопровождавшую ее улыбку, и сказала серьезно:
- Может быть, вы Маг?
Он, тоже серьезно, отрицательно покачал головой:
- Нет. А почему так?
- Вы возите восточный меч. Я жила в Эстернии пять лет, училась в Анмейском университете... Я знаю, что в Эстернии такие мечи носят только те, кто умеет хорошо ими работать. Если не умеет - принято носить обычный, прямой, как у всех. У вас лицо человека, который зарабатывает на жизнь тем, что много думает. И восточный меч. Только Маги все без исключения носят такие мечи.
Он улыбнулся, и снова покачал головой:
- К сожалению, я не Маг... Я адвокат. А восточный меч - просто хобби. Давнее, с детства еще...
Она покивала серьезно, и ему показалось, что она молча сказала ему:
- Знаете, я поняла, что не стоит расспрашивать много... по крайней мере, о том, что было...
И в этот момент ее улыбка, та, что является не реакцией на обстоятельства, а неизменной чертой, исчезла.
Вслух она сказала:
- Здесь рядом есть поселок - вы знаете?
Он кивнул:
- Да. Я именно туда и еду, - и добавил, отвечая на вопрос, который она, возможно, хотела задать, но могла постесняться, - хочу остановиться ненадолго, отдохнуть и привести себя в порядок. Я уже три недели в дороге, и постоялые дворы мне попадались не каждый вечер.
Она улыбнулась:
- Останавливайтесь. У нас дома сдают.
- Комнат нет?
Она отрицательно покачала головой:
- Нет. Сдавать комнаты у нас как-то не принято. Сдают пустые дома, где сейчас не живет никто... ну, старики умерли, или хозяева в отъезде, и некому жить... Но вы не беспокойтесь - у нас за дом возьмут не намного дороже, чем за комнату в каком-нибудь городе в герцогстве.
- А вы из этого поселка, да?
Она кивнула, рассмеялась отчего-то:
- Из него...
Последовала пауза, совсем короткая, а потом Крейг сказал:
- Меня зовут Рон.
Тогда их глаза встретились, и в ее глазах он увидел нечто новое. Секунду, может - долю секунды она смотрела на него, точно поверх стрелы, прицеливаясь. Она что-то хотела. Или могла захотеть в будущем. Это "что-то" шло от расчета, от плана; но Крейгу показалось и еще одно: готовность добавить к этому расчету столько всего, сколько потребуется, чтобы о расчете можно было забыть.
Или принять, как должное.
Он наклонил голову в знак согласия.
- Меня зовут Элис, - сказала она.
- Вас, Элис, уместнее было бы встретить в столице герцогства, в каком-нибудь гламурном местечке, - сказал он.
Она отвела взгляд, и пожала плечами с тем деланным простодушием, что демонстрирует очевидность услышанного и желание ничего не объяснять.
Тогда он продолжил:
- Но мне, разумеется, куда приятнее, что сейчас вы не там...
Она снова посмотрела на него. "Разумеется, мистер - именно этого я от вас и жду. Этого, и всего остального... это же неизбежно, так? А здесь, знаете ли, бывает скучно..."
Вслух она сказала - со снисходительно-приветливой улыбкой, с какой принимают ухаживание, когда оно начинает становится настойчивым, и это нравится, но нельзя ответить согласием прямо сейчас:
- Спасибо, сэр, вы весьма любезны... - потом другим тоном, дружеским, без иронии, - но я вас, однако, заговорила... Вот посмотрите - чтобы попасть в поселок... - она оглянулась на утреннее солнце за деревьями, - поезжайте вот так. Если отклонитесь немного в сторону, не важно. Поселок стоит на реке, река пересекает ваш путь, так что мимо нее не проедете. Выедете на реку - ищите на другой стороне, за лугами, еловый бор. Он издалека виден. Напротив бора на нашем берегу и стоит поселок.
Крейг кивнул:
- Хорошо, миледи, спасибо... - потом улыбнулся, - буду рад еще вас увидеть...
Она тоже улыбнулась, покивала со снисходительно-разрешающим видом - "да, пожалуйста, мне это не сложно" - и тронула лошадь.
Показался берег реки, а за рекой и лугами - тот самый еловый бор. Он открывался по правую руку, и Крейг повернул направо.
Вскоре, с плавным поворотом реки, низкий поначалу берег стал подниматься, и показались на нем первые дома поселка - сперва у воды, потом - среди деревьев, по склону пологого холма. Над водой возвышались несколько причалов; с десяток лодок стояли у них. Людей не было видно. Да и что им делать на улицах поселка посреди теплого, почти жаркого летнего дня?
Крейг неспешно приблизился, и оказался среди домов. Ни улиц, ни заборов в поселке не было. Дома стояли так и этак - поближе к дороге или подальше, повыше на холме или пониже. Но их фасады смотрели в одну сторону - на реку, луга, еловый бор и огромный, до горизонта, простор за рекой.
При всей простоте антуража в поселке чувствовалась зажиточность. Крейг обратил внимание на тройные стекла в окнах. К каждому дому примыкала сауна, а за домом непременно виднелась конюшня, явно не на одну лошадь. Он подметил и несколько домов с закрытыми ставнями, с травой у крыльца; видно, про такие и говорила Элис, упоминув об аренде.
Судя по отсутствию всяких садов-огородов, в этой части поселка жили те, кто зарабатывал охотой. Склон холма в этом месте, и верно, был мало пригоден для сельского хозяйства. Зато вид на реку и леса за ней открывался отсюда отличный. Крейг даже остановил мерина на пару минут, чтобы посмотреть повнимательней.
За рекой, широкими изгибами уходящей на юго-восток, обширную пойму занимали луга; за лугами темной стеной поднимался еловый бор. Дальше на юг начинались пологие холмы, и лес уходил этими холмами за горизонт, разными оттенками сине-зеленого на фоне светлого неба. С севера же подступал редкий, густеющий за поселком лес, среди которого и стояли дома на склоне, и простор за рекой сочетался с какой-то обжитой уютностью, которой не было бы, если бы поселок стоял просто на пустом месте.
Прежде всего, надо было найти пивовара. Крейг знал, что в здешних краях, даже если в поселке два дома, третьим непременно будет пивник. Местные любят пиво, и надо же где-то собираться людям... Пивовар также играет роль справочника для приезжих. Кто сдает жилье, и почем; какая нужна работа; что за приезжие живут сейчас в поселке, и откуда они родом - все, вплоть до того, кому отдать починить рваную куртку, знают эти господа, и обычно охотно рассказывают каждому, кто покупает их пиво.
Однако, местные строятся широко, и ездить по всему поселку в поисках пивника Крейгу было лень. Вместо этого он подъехал к ближайшему дому, и негромко посвистел.
На его свист из пространства внутри каменного фундамента вылезли несколько лохматых ездовых собак, и принялись лениво лаять, увидев чужого; это помещение, прохладное в любую жару, служит им убежищем в летнее время. Вскоре после сего появился хозяин, человек пожилой и неторопливый; махнул рукой на собак и подошел. Крейг спешился, и, поприветствовав почтенного господина, как принято, осведомился о местонахождении пивника. Тот рассказал, осматривая Крейга с вежливым любопытством. Крейг заметил, что взгляд господина несколько раз скользнул ему за спину, где висел меч, рукоять и цуба которого виднелись из-за плеча. Но никаких вопросов господин Крейгу не задал, и тот, поблагодарив, поехал своей дорогой.
Пивник оказался одноэтажным зданием под невысокой, как у сауны, крышей. То ли выводить высокую показалось хозяевам излишним, то ли они решили не нарушать единства архитектурного ансамбля, центром которого являлся рядом стоящий дом... Крейг привязал мерина и вошел; в небольших поселках можно не опасаться воровства, а если и нужно - пивовар тут же предупредит. Внутри все было, как всегда в местных заведениях этого рода. Посетители отсутствовали - время обеда еще не наступило.
На звук колокольчика, сопровождавший открытие двери, появился хозяин, господин средних лет. Увидав Крейга, он усмехнулся - широко и довольно. Вполне естественно: каждый приезжий - не только новый клиент, но и небольшое событие...
- День добрый, почтенный... пива?
- День добрый, хозяин... да, пожалуйста...
Крейг подошел к стойке, и влез на высокий табурет; некоторые элементы интерьера, видимо, сопутствуют людям везде.
- Светлое - темное?
- Светлое, - сказал Крейг.
- Крепкое - жидкое?
- Жидкое, - сказал Крейг; пить крепкое днем не полезно для репутации надежного человека; время для него будет вечером.
Пивовар нацепил кожаный фартук, и вскоре перед Крейгом явилась кружка с требуемым содержимым. Крейг отхлебнул, и довольно усмехнулся - скверное пиво осталось в больших городах; в поселках в сотню домов его не найдешь.
- Достойно...
Пивовар довольно усмехнулся в ответ:
- Чем богаты, тем и рады... может, еще и сэндвич?
- Да, - сказал Крейг; после завтрака прошло немало времени, а курица ему так и не попалась.
Пивовар кивнул и удалился - верно для того, чтобы слазить в подпол.
Пока он отсутствовал, Крейг сидел, опершись локтями о стойку, закрыв глаза. Какое-то необычное, давно позабытое чувство, что-то вроде приятного волнения, появилось вдруг у него. Ощущение азарта и скорого появления чего-то, что вызывает этот азарт. Захотелось повнимательнее прислушаться к этому чувству, попробовать понять - что именно приближается из будущего, чего ему ждать? Он ничего не успел понять. Но ему было и так хорошо, без понимания. Словно распахнулись двери из ненужной формальности, которой было его существование в последние годы, в настоящую жизнь. Чем настоящую? Этого он не мог объяснить. Но важнее всех объяснений было ощущение интересного. Он давно не воспринимал происходящее с ним, как интересное. Но было время - в детстве, в ранней молодости - когда жить было действительно интересно. И тогда все казалось возможно, и даже легко, и не было ни скуки, ни все вокруг пропитавшего беспокойства - вечного спутника его взрослой жизни. Казалось, ему не о чем было беспокоиться, будучи вполне самодостаточным, занимающим неплохое положение человеком. Единственное, что реально ему угрожало - не хватит денег на очередную покупку. Но он догадывался об истинной причине своего беспокойства. Причина была в том, что настоящая жизнь кончилась. И сколько бы ни продлилось его существование, жизнь он потерял, и никогда уже не получит.
А сейчас он чувствовал, что получит - и очень скоро.
Появился хозяин, принес сэндвичи с мясом - вполне стандартный продукт, одинаковый на пространстве в тысячи верст.
- Ты, верно, издалека, - сказал пивовар скорее утвердительно, чем вопросительно.
- Да, - сказал Крейг, - весьма. Королевство Ольтани.
- Если не секрет - по делу?
- Проездом. Хочу доехать до какой-нибудь реки, по которой возят на юг. Мне надо к Южному Средиземному.
- Не близко.
Крейг кивнул:
- Согласен...
- У нас-то надолго задержишься?
Крейг пожал плечами:
- Не знаю еще. Не очень, наверное. Просто я уже три недели в пути, хочется посидеть на месте несколько дней... У вас жилье сдается?
- Дома.
- Дорого?
Пивовар усмехнулся:
- По городским меркам - не дорого. А вообще, каков покупатель, такова и цена. С тебя много не возьмут - на богача ты, извини уж, не очень похож.
Крейг улыбнулся:
- Да я и не рвусь в богачи-то...
Пивовар качнул головой:
- Впрочем, как я посмотрю, одна дорогая вещица у тебя все-таки есть ...
Разумеется, заметил; все замечают.
- Любимая игрушка, - сказал Крейг, - с молодости еще. Можно сказать - единственная радость в жизнь...
Пивовар покивал:
- Ну, раз единственная... Не женат, наверное, если - единственная, и катаешься за тысячи миль?
- Был, развелся.
- Что так?
- Не мое это.
Пивовар тонко улыбнулся:
- Кто так говорит - или телок очень любит, или наоборот - просто ненавидит...
Крейг откровенно засмеялся:
- Да за что мне их ненавидеть?
Пивовар улыбнулся пошире:
- В городах, наверное, выбирать есть из чего?
Крейг сделал утвердительный жест:
- Само собой... да только, как я погляжу, у вас с этим тоже неплохо.
- Только приехал, и сразу заметил?
- Заметил одну леди, что катается по лесу на серой такой кобыле, и вроде как кур стреляет... Лет двадцати, волосы такие светлые...
Он специально смотрел несколько в сторону в этот момент, но держал в поле зрения лицо пивовара - вдруг удастся что-нибудь прочитать по нему? Элис его очень заинтересовала; чем дальше, тем больше он это осознавал. Но он привык к тому, что самое интересное в людях - это то, что люди скрывают. И узнавать это приходится всякими хитрыми способами.
Приемчик сработал - пивовар сделал короткую паузу во всех своих реакциях на жизнь, и в лице его появилось выражение некоторой заинтересованности. Впрочем, вполне ожидаемое выражение. Пивовар показался Крейгу бабником; владелец пивника - человек из местной элиты; у Элис мало денег. Простенький паззл складывается в банальную картинку. Конечно, Элис тут не место, и она уедет. Но едва ли прямо сегодня. Лишние деньги ей не помешают, а у пивовара они есть...
Наверное, Крейг мог бы почувствовать ревность, пусть даже чисто рефлекторную, которую не принимаешь всерьез. Но он и этого не почувствовал. Пивовар - он был почти уверен - относился к категории наивных интриганов. Вся его хитрость выработалась в процессе содержания пивника, да в сексуальных похождениях, не выходящих за границы поселка. Столкнувшись с незнакомым, она вполне могла подвести. Благоразумный человек знает границы своей хитрости, и не использует ее там, где ему не хватает опыта. Пивовар выглядел благоразумным. Он должен понимать, что ему не стоит серьезно вкладываться в отношения с Элис - во всех смыслах - потому что серьезные инвестиции неизбежно будут потеряны. А несерьезные, скорее всего, тоже будут потеряны, потому что их просто ни на что не хватит. Пивовар готов воспользоваться случаем, но создавать его самостоятельно не станет. Он не конкурент, это сразу было понятно. Но Крейг все равно продолжал свои приемчики, позволяющие собирать информацию. На всякий случай. Он давно привык всегда считывать все, что люди показывают против своей воли, и запоминать это.
- Лет двадцать, и волосы такие... вроде кукольные?
- Ну да.
Пивовар хмыкнул - без особенного выражения, но с некоторой иронией:
- Это Элис... наша местная выскочка.
- Почему выскочка?
- А ты ее что - не рассматривал?
- Красивая.
- Выпендривается.
- Да она маленькая еще. Ей простительно.
Пивовар скептически качнул головой; и улыбка, и ирония его разом исчезли:
- Возможно. Но некоторых это злит. Зачем она здесь? Все равно за местного не пойдет. Только дразнит. Такие вещи иногда плохо кончаются.
- А в самом деле - зачем?
Пивовар пожал плечами:
- А леший ее знает. Она училась в герцогстве, в университете. Как закончила, несколько месяцев жила там же, в столице. А осенью, перед самым снегом, заявилась назад. Почему - никто не знает. Ловить ей тут нечего - пустой дом, да земли немного. Земля сдана, но доходу приносит ломаный грош, едва прожить можно...
- А почему пустой дом? Родни у нее здесь разве нет?
- Нету. Отец ее не местный был, просто приезжал как-то зимой на охоту. Мать несколько лет назад уехала с другим каким-то приезжим, неизвестно куда, и с тех пор ничего о ней не слыхать. Она не хуже дочки была, даже и на пятом десятке - ну, и нашла, с кем из нашей глуши выбраться... Старики умерли. Вот и все...
Все? Так просто? Позвольте не поверить - это, наверное, сотая часть всего, что на эту тему можно рассказать...
Крейг неопределенно качнул головой, и принялся за сэндвич. Потом сказал:
- Видать, и эта не долго задержится. Будь я побогаче, предложил бы прокатится со мной до Южного Средиземного... или еще куда...
- А вот хрен там, - сказал пивовар.
- То есть?
- То есть то, что это будет непросто.
Крейг посмотрел на него, изобразив легкое удивление:
- Почему непросто?
Пивовар хмыкнул:
- Потому, что большие люди есть не только в большом городе. У нас тоже свои большие есть. И один такой будет очень огорчен, если кто-то приезжий захочет ее увезти.
Несколько секунд Крейг смотрел на него, вроде как переваривая услышанное, а потом рассмеялся:
- Бедность спасает от соблазнов, брат! Хорошо не иметь лишних денег - телку не увезешь, зато шкуру свою увезешь в сохранности!
Он снова держал в поле зрения лицо пивовара, и понял, что тот ему не поверил.
Вторая половина дня ушла на всякие мелочи. Крейг вполне усвоил неторопливый стиль ведения всех почти дел, принятый у жителей здешних мест по обе стороны границы. Сам он привык действовать в несколько раз быстрее. Но в последние дни он как-то разучился спешить. И какой смысл быть единственным спешащим, если от этого ничего быстрей не идет?
Он договорился об аренде дома - одного из тех, что видел пустующими, в "охотничьей" части поселка, с видом на реку, луга и еловый бор за лугами. Плата, и верно, не намного превышала стоимость комнаты в городе. Но едва Крейг вошел в дом, как просто забыл о деньгах - и забыл бы о них, даже заплатив втрое больше.
Дом оказался великолепен. Он был просторным и удобным: приятная среди жаркого дня прохлада, добротная мебель, котел для душа, встроенный в дровяную печь в прихожей; в остальных комнатах, разумеется, были камины. Всеми этими качествами давно обладали все сельские дома. Но фермерские дома строятся для большой семьи, и это придает им какую-то разделенность, разменянность; в большом фермерском доме есть что-то от лабиринта.
Этот дом больше всего был похож на пентхаус. Во-первых потому, что стоял высоко над рекой, на склоне холма. А во-вторых, была в нем характерная сверхдостаточность, свойственная дорогому жилью. Его строили для совсем небольшой семьи. Наверное, от основания поселка никто не перестраивал здешние дома потому, что изменилась мода, или стало больше жильцов. Дома строили раз и навсегда. Когда дети вырастали, им просто строили еще дома. Население поселка не росло: земли под посевы мало, и урожаи невелики; зверья в лесу не становится больше от того, что становится больше охотников. Лишним людям тут нечего было делать, и они просто уезжали. Со временем домов стало столько, что в каждом остались только родители с маленькими детьми, или вообще только двое. И это произошло уже очень давно. Вокруг сколько угодно строевого леса, и он совершенно бесплатный. В доме нужно всего несколько комнат, а экономить на размерах бессмысленно. Комнаты стали огромными, с соответствующей высоты потолками.
Дом, предложенный Крейгу, оказался типичным образцом стиля. Минимум мебели подчеркивал объем. Массивные доски пола и потолка подчеркивали фундаментальность сооружения. Вертикальные доски потоньше, которыми обшивали стены, направляли взгляд вверх и подчеркивали высоту помещений. Тишина напоминала, что здесь не бывает многолюдности и связанной с ней суеты. Но лучше комнат был чердак - огромное треугольное пространство, посреди которого поднимались широкие, высокие, как мачты, серебристые от времени брусья, поддерживающие крышу. Крыша была слишком велика для того, чтобы использовать цельные стропила; они делались из двух частей, и места соединений и поддерживали колонны. Чердак был отделан доской с такой же тщательностью, как и первый этаж. Вероятно, кто-то из хозяев этого дома только охотился, и более полугода не имел никакого определенного занятия. Вот он и резал бревна на доски, и аккуратно обшивал ими помещение за помещением, год за годом...
Дом содержался в полном порядке, но в нем давно никто не жил, и все расходные материалы отсутствовали. Крейг натаскал воды в котел для душа, притащил из леса несколько сухих нетолстых стволов, и напилил поленьев для печи. Идти за сушняком пришлось далеко - лес возле поселка был очищен от него, словно парк. Еще надо было достать сена на подстилку в денник, и корма - лошади не стоит долгое время есть только то, что она находит в лесу.
Когда дела закончились, был уже вечер. Потом солнце село, и волна густеющего синего света поднялась над лесами, размывая границу между ними и небом.
Крейг постоял, посмотрел, как это происходит. Потом вернулся в дом, где горел уже огонь в печи, согревая воду для душа. На приятно пустом чердаке, куда Крейг притащил матрас, пахло какими-то растениями, что хозяева развешивали на веревках, засушивая на зиму. Крейг едва успел подумать, как странно после леса оказаться в большом доме, со всем, к чему привык цивилизованный человек - и отключился мгновенно, а потом уже было утро, и полосы солнечного света лежали на серебристо-сером дереве вокруг.
Весь этот день прошел в неспешной работе. Крейг позавтракал в пивнике, и отправился за курами. Оказавшись в лесу, он почувствовал, что вернулся домой. Это развеселило его - и потому, что он жил в лесу меньше месяца, и потому, что сейчас отсутствовал в нем меньше суток. Как бы то ни было, возвращение оказалось приятным, и он не покинул лес, пока ни добыл двух кур. Одна предназначалась ему, вторая - для обмена на картошку. С огородами возятся в основном старики, а они не охотятся на курей...
Пока он готовил обед, пока обедал, пока возился с лошадью и убирался в деннике, начался вечер.
Приближение вечера Крейг воспринял с энтузиазмом. Он уже понял, что лучший способ встретится с кем-то в таком поселке - это прийти вечером в пивник. В пивнике по вечерам собирались очень многие. Утром, в лесу, он искал Элис, но не нашел. Может быть, она не выезжала в тот день; может быть, они разминулись. Но прийти вечером в пивник она должна была. Человек среднего возраста может провести время с семьей, но молодежи нужно какое-то место, где можно собираться. В здешних краях собираться на природе можно месяца три-четыре в году - если, конечно, не идет дождь. В остальное время остается только пивник. Что именно он будет делать, Крейг пока не знал. Чтобы узнать, следовало собрать еще информацию. Но и ее лучше всего было собирать в пивнике, потому что люди там болтают, будучи не вполне трезвыми. И уж в любом случае - он хотел видеть Элис, хотя бы просто видеть. Ради одного этого имело смысл идти куда угодно, даже если там нет никакого другого дела.
Когда он пришел, пивник был уже полон, прокурен и в шуме не всегда было легко услыхать собеседника. Пивовар пребывал за стойкой; в зале суетились - как потом сказали Крейгу - его жена и двое дочек-подростков. Все трое светлые и симпатичные - но не как Элис, совершенно не так...
Глянув вокруг, Крейг тотчас уловил элементы местной экзотики. Для начала, все мужики были при мечах, а у леди иногда просматривались охотничьи ножи; скорее всего, они были у всех, только не на виду. Причем по всему было видно, что оружие носят настолько часто, что никто не замечает его; оно воспринимается, просто как элемент одежды. И мечи, и ножи носили на поясе, и Крейг сделал также, хотя привык носить свой меч за спиной, как это принято, например, у Магов. Второй элемент экзотики следовал из первого: вместо лавок, обычных для деревенского пивника или трактира, здесь были табуреты. Конечно, лавка дешевле - потому и распространена. Но сидеть на лавке с любым мечем на поясе весьма неудобно. Посему пришлось тратится на табуретки...
Крейг всегда с интересом рассматривал любое клинковое оружие, и сейчас ему не потребовалось много времени, чтобы кое-что заметить, и сделать кое-какие выводы.
Местные использовали только очень легкие и неизменно прямые мечи. Восточные тоже очень легкие; не очень легкие сейчас можно увидеть только в музее. Но клинки высшего качества не делают прямыми. Изогнутые лучше по многим причинам, и если уж вы потратили столько времени и денег на сталь и технологию, которых требует хороший клинок, имеет смысл потратиться еще и на то, чтобы сделать его изогнутым. А вот дешевый клинок "изогнутость" удорожит настолько, что никто не купит его за такие деньги. Дешевое и классическое восточное оружие различаются в цене примерно в сто раз; естественно, второе покупают или богатые, или те, кому это очень нужно.
Восточные мечи дороги потому, что очень трудоемки в изготовлении их клинки. Зато они сочетают в себе гибкость и очень высокую твердость режущей кромки. Изначальная цель такого сочетания - возможность разрушать доспехи; такие мечи рубят не очень качественную или не очень толстую сталь, хотя это им, разумеется, не полезно. Любая серьезная защита стоит очень дорого, и бандиты ее не используют. Поэтому для самообороны в мирной жизни достаточно самого простого меча - лишь бы он был хорошо сбалансирован.
Кроме чисто практической стороны, есть и еще одна, отличающая меч за сто монет от меча за десять тысяч. Тот, что за десять тысяч, создает совершенно другое ощущение при рубке. Твердая сталь принимает и довольно долго держит заточку на уровне хорошей бритвы. И если вы умеете вести клинок точно в его плоскости, то при столкновении его с препятствием можете получить ощущение беспрепятственного движения. Рука не чувствует отдачи; клинок как будто не замечает то, что он рассекает. Впервые почувствовав такое, едва веришь в реальность происходящего. Это ощущение похоже на волшебство. Оно напоминает о философской концепции, согласно которой единственная реальность в мире - это мы; все остальное - только порождение нашего сознания. Когда ваш меч проходит через мишень, не замечая ее, ощущение того, что вы существуете, а ваш противник - нет, кажется не философской аллегорией, а неоспоримой реальностью, подтверждаемой чувствами. Вы получаете монополию на реальность. Ваш противник - не такой как вы; он - несуществующей. Это неожиданно сильное ощущение, и его хочется испытывать снова и снова.
И Крейг его очень хорошо знал.
А вот люди, сидящие вокруг него в пивнике, скорее всего, ничего такого не знали.