Когда он проснулся, утренний свет едва брезжил за матовым стеклом. Ему было тепло и мягко: точно отмеренный угол подушки под щекой, одеяло обернуто коконом вокруг - все как он любит. Одеяло? Прямо поверх свитера и брюк? Он спит в носках? Где он спит? Матовое стекло?
То самое, по которому он размашисто водил светло-сиреневой помадой Мадлен.
И наволочка пахнет дезинфекцией сквозь сладковатую отдушку. И одеяло такое же, как то, в которое он завернул Клемса - вот накануне же. И сам он под таким лежал недавно, здесь же.
Как будто в коробку сложили кусочки от разных паззлов: одеяло, подушка, окно это от больницы, как раз куда он и планировал попасть и, насколько он помнил, действительно попал. Но не хватает ремней и трубочек с иглами, и почему он лежит, подогнув ногу, как цапля, и почему руки свободны и обнимают подушку, как будто он спит дома или на базе?
- Это почти незаметно, Док... - сказал кто-то. - Почти незаметно, но я вижу, что ты проснулся и растерян. Зачем гадать? Можешь спросить, я тебе отвечу.
Док приподнялся и поглядел на говорящего. Тот сидел в углу окна на подоконнике, спиной к свету, но Доку не нужно было видеть его лицо, чтобы узнать: это не Гайюс. Другой, его коллега из того варианта, который Док называл про себя "измерением Рея".
- И что ты хочешь, чтобы я у тебя спросил?
- Ага, - удовлетворенно сказал не-Гайюс. - Совсем проснулся.
- Как ты догадался, - проворчал Док.
- У меня в записях про Рея значится, что он редкий зануда и вредина. Я рискнул предположить, что на тебя это тоже распространяется, Док.
Док сел, потянулся, покрутил головой. Ботинки стояли рядом с кроватью, он сунул в них ноги и прошелся по палате, разминаясь.
- Значит, все-таки, Док?
- Ну, ты же написал: "разуй глаза". Чего ты ожидал после этого? Что ты будешь исчезать и появляться, то с чипом, то без чипа, то голый, то одетый... Пристегнутый к кровати - или сладко сложивший ладони под щекой, как дитя? И никаких чипов, никаких следов чипа - а это не шутки. И что, я должен списать это на бред? Так это у тебя бред, не у меня.
- Это почему? - возмутился Док.
- Так уж сложилось: пациент здесь ты, значит, и бред может быть только у тебя. И если я вижу, что ты не Рей, если замечаю разницу между вами...
- Ты же не замечал раньше.
- Раньше не замечал. Это правда. Но после того, как ты любезно снабдил меня подсказкой, я стал присматриваться. И кое-что мне удалось заметить. Кое-какие концы, которые не сходятся. Особенно твой замечательный побег из архитектурного бюро через сад и по крышам.
- С этим-то что не так?
- Видишь ли, невозможно уйти из бюро через сад. Строго говоря, сада там шагов на семь, остальное - иллюзия. Купол, зеркала и проекторы.
- Черт... - выдохнул Док. - А как же?..
- Это не ко мне вопрос. Как-то ты прошел, и это видел не только я. Конечно, это входит в профессиональные риски. Случаи индуцированных галлюцинаций... случаются. Даже массовые. Но не в данном... случае. Я признаю, что был не прав. Я крайне заинтересован в том, чтобы разобраться в происходящем. Так что расскажи мне еще раз все с начала. Пожалуйста.
- А кофе?
- Я знал, что ты спросишь, - он наклонился над сумкой, стоящей на полу у его ног, и вытащил блестящий стальными боками термос. - Хлеб, сыр, джем. Кстати, меня зовут Камилл.
- Надо же, - хмыкнул Док. - Хлеб, сыр, джем. Камилл. А вот этих подходцев ты у Гайюса набрался?
- Подозреваю, что нас учили примерно одинаково.
- Я буду есть и говорить одновременно, подходит? - спросил Док и не стал ждать ответа.
***
- Все как-то... происходило. Видоизменялось. Было разное. А сейчас все застыло, ничего не меняется. Все одно и то же.
Камилл покивал. Потом мотнул головой несогласно.
- Из того, что ты рассказываешь, мне представляется, что были хаотичные изменения, без связи и общего смысла. А сейчас как будто выстраивается один цельный сюжет. Появляется его развитие. Если бы речь шла о...
- Ну?
- О твоей внутренней реальности, я бы сказал, что это хороший признак. Но поскольку этот как бы бред оказывается не только твоей реальностью...
- А ты точно не допускаешь мысли, что я и есть твой бред? Что эта вот моя история - это все твоя внутренняя реальность?
- Есть и такая вероятность.
- Не пробовал проверить?
- Я полагаю, что если я пойду к своему супервизору, то окажусь в соседней палате быстрее, чем ты задал этот вопрос. Но я совсем, совсем не хочу этого. Если я болен, пусть я буду болен. Но не там.
- Рея-то ты уложил...
- Это правда. Не могу сказать, что жалею об этом. Других вариантов у меня просто не было. Теперь есть, спасибо тебе. Шаг за шагом мы пришли туда, где мы есть сейчас. Не то чтобы это облегчало мне жизнь. Но, несомненно, это расширяет мои представления о мире.
- Кажется, у тебя для всего есть подходящие слова.
- Я рад, что мои слова тебе подходят.
- А делать-то что будем?
- А зачем ты пришел?
- Вытащить девчонок оттуда.
- Что для этого нужно?
- Чтобы ты вколол мне этой дряни, и я как-то попаду тоже туда и как-то оттуда с ними выберусь.
- Очень ясно. Исчерпывающий ответ. Я впечатлен. Ну, давай. Ложись, устраивайся.
- Ты хочешь, чтобы я тебе доверился?
- Док, ты для этого и пришел. Для этого и в прошлый раз приходил - и записку оставил для этого же. Чтобы мне довериться. Но сейчас тебе даже не нужно мне доверяться. Ты пришел, чтобы получить свой укол. Ты здесь спал, ты ждал, что я с тобой это сделаю. И даже если бы я тебе не поверил, я все равно вкатал бы тебе этот укол. Ну?
- Это правда, - вздохнул Док и лег, вывернув руки венами кверху. - Давай. Только не тяни. Редкая же гадость...
- Я знаю, - ответил Камилл, и Док уже не сомневался: да, этот действительно знает, и больше, чем сам хотел бы.
Стянутое резиновым жгутом плечо, укол, тянущая боль в сгибе руки - Док в злой досаде втянул воздух сквозь зубы.
- Ну, я пошел, - его голос, небрежно размазанный по воздуху, закачался вокруг. Многократно интерферируя и перемежаясь с ним, чей-то зеленоватый голос ответил:
- Удачи.
Темные стены. Белесый свет, едва сквозящий из приоткрытой двери. Металлическое звяканье за ней, как перекладывают медицинские инструменты. Шаги, едва слышное бормотание, затем громкий смех. Деловито и буднично, как на работе. Ну да, они же на работе. А тело вжалось в пол, как будто чтобы впитаться, утечь в бетон, как вода. Сколько в нем еще силы, в бедном, объятом страхом теле. Дикой силы, той, которую не выжмешь из себя, сколько ни пытайся - только отчаянно выплескивается в мгновения запредельного ужаса. Но разве ему не пора плыть в прозрачном бесчувствии, которое есть последние прибежище обреченного? Что вообще происходит? Он там, куда стремился попасть, и он помнит и понимает.
- И ты опять здесь?!
Чего больше было в голосе Рыжей - удивления или ярости? Нет, Док не мог бы ответить на этот вопрос. Как и на многие другие вопросы, которые не он сам - а ему задавали здесь много-много дней и ночей подряд.
Но не в этот раз. Ему задавали вопросы не в этот раз. Не сейчас. А которое "сейчас" он имеет в виду?
Удивительно: он понимал себя как бы изнутри - того, кто здесь был много-много дней и ночей, но и как бы снаружи: только что пришедшего сюда в обход времени и пространства. Понимание как будто само образовалось и происходило в голове Дока, но в то же время его было нелегко удерживать - как равновесие на качающемся канате. Это отнимало уйму сил, и Док ответил грубее, чем хотел бы.
- Да за тобой же и пришел, чертова ты кукла. Ты еще вопросы задаешь! Между прочим, здесь довольно погано.
- Еще бы! - с чувством воскликнула Рыжая. - Тебе здесь очень, очень больно, Док.
- Я в курсе.
Боль была только в том Доке, который был здесь долго-долго. Но тот, который пришел только что, чувствовал ее всю как будто в самом себе. И в то же время - отдельно, издалека. Как будто боли нет. Хотя она есть. Это было довольно близко к безумию.
- Так какого ты сюда опять приперся? - промурлыкала Рыжая.
- Ты издеваешься? За тобой и твоими чертовыми сестричками. Где они? Надо выбираться, пока эти отдыхают.
Но Рыжая, кажется, вовсе не торопилась выбираться. Ярости в ней больше не было видно. Она покачивалась на расставленных ногах и увлеченно крутила на пальцы оранжевый канеколон. Вылитая журнальная дива шестидесятых: стрелки, "бабетта", детские пухлые губы.
- "Эти"! - она пренебрежительно дернула плечиком. - Я тебя не для "этих" сюда заманивала. А ты, дурак такой, и заманился. Опять. Ну, смотри, кто здесь тебя ждет.
Дверь открылась, и они вошли. Все в наглаженных белых халатах, причесанные волосок к волоску, в перчатках, с возбужденными улыбками на лицах - Гайюс и Камилл, Мадлен и Зигмунда, и с ними Клемс, настоящий, не призрак. Уж это Док не мог не заметить - блестящие глаза, глубокое дыхание, легкий румянец на смуглых щеках. Клемс улыбнулся шире и протянул аккуратно сложенный халат Рыжей. Та умело вдела руки в рукава, затянула завязки.
- Ну, теперь мы сами тобой займемся! - с энтузиазмом воскликнул Гайюс - или Камилл, здесь они были совершенно неотличимы. - Теперь дело пойдет!
Док стал телом, своим телом и только им - дикая сила вжала его в пол, как будто стремясь впитаться в в сырой бетон, словно лужица грязной розоватой воды.
- Вот это как раз то, что нам и надо, - обрадовались они все. - Теперь ты здесь, весь, наш. Не бойся, мы тебя не выпустим больше. Все будет хорошо.
Док видел в их руках инструменты - отчетливо, и в то же время так неясно, как будто и правда не мог разглядеть. Док чувствовал, что лежит уже не на полу, а на длинном столе, и лампы сверху бьют в глаза, и тени нет, ее больше не будет, он будет виден им весь, целиком, каждый его изгиб, каждая плоскость, каждая глубина и каждый взлет, каждый звук и каждое молчание будут равно замечены и прочитаны ими. Каждый оттенок боли расцветет для них, как цветок, и каждая его потеря станет ликованием и победой для них, и он не сможет ничего утаить и спасти. Он не сможет уплыть от них в безразличие обреченного, теперь не сможет. Они победили. Потому что Клемс с ними. Мадлен, Молли, Зигмунда. И он.
-Как ты попал сюда? - ласково спросил Камилл.
- Ты сам знаешь, - прошептал Док, и над ним расцвел огромный тюльпан, тугой, яркий. Камилл одобрительно кивнул и добавил еще несколько тюльпанов. Все развеселились, стали хвалить цветы, вдыхать пьянящий аромат. От этого щеки у них разгорелись сильнее, глаза засияли ярче. Рыжая наклонилась к нему, как будто подошла ее очередь.
- Зачем ты пришел, Док?
- Ты знаешь, - ответил Док, и черно-красные маки ринулись к потолку, разворачивая влажный шелк лепестков, как знамена.
- Попробуй иначе, - нежно прошептала Зигмунда, срывая цветок. Она вплела его в темные волосы и стала еще прекраснее. Док не мог оторвать взгляда от ее лица, а она смотрела ему в глаза и улыбалась так, что он не сомневался: смерти не будет. Только тюльпаны и маки, рвущиеся из его тела к бетонному небу.
- Я пришел за вами.
Копьем пробил его грудь амариллис, высунул из разверстой пасти множество острых языков, осыпанных желтой пыльцой.
- Ложь, - прошипела Мадлен, мягко оттесняя сестру. - Ты лжешь нам, глупенький, и это очень, очень дурно! Но еще хуже то, что ты лжешь себе. Из-за этого нам и приходится...
- Сначала надо разобраться, как он сюда попал, - прервал ее Камилл.
Док почувствовал, что ни за что не должен говорить об этом, ни за что не должен ничего им объяснять. Но он не может не ответить, не может ничего от них скрыть, это он тоже понимал, потому что это шептал ему на ухо Гайюс, медленно, властно, и под размеренный звук его голоса цветы поднимались выше, гуще, закрывая небо. Док никогда не видел таких цветов, не знал, что они существуют, не ведал их имен. Он не мог их назвать, и от этого цветы наливались живой неукротимой силой, высасывали из него остатки чего-то столь же неназываемого, чего-то необходимого.
Напоследок ему стало легко-легко: он ощутил, как ощущают что-то физическое, что он совершенно не представляет, как попал сюда. И тут же он узнал один из цветков. Это был огромный, со стеблем крепким, как молодой дубок, кроваво-красный подсолнух.
- Зачем ты пришел? - он уже не мог разобрать, кто из них, одетых в красное, задавал вопросы. Он мог только отвечать:
- За куклами.
- Ты лжешь. Ты пришел за ним. Ты спасал нас только потому, что мы можем помочь тебе оживить его. Ты делал для нас все, чтобы мы вернули тебе его. Ты отдал нам на растерзание своих друзей, и жен своих друзей, и их детей. Мы получили их и делаем с ними, что хотим. Нам больше ничего не нужно от тебя, глупый Док. Смотри, даже цветы из тебя больше не растут: ты пуст, ты ничто. Тебя нет, Док, и больше ничего твоего нет.
- Да, - сказал Док. - Конечно.
Теперь он слышал нежный сухой шелест. Лепестки летели ему на грудь, стебли оплывали серебристыми струйками. Сквозь их тающие ряды Док видел лица садовников, перемазанные красным соком цветов. Красного больше не осталось. Свинцовый, сизый, серебряный серый затянул все. Дым, пепел. Прах. Док и сам чувствовал себя призрачно-серым, несуществующим. Это не было плохо и не было хорошо. Это было единственно возможным, и он смирился и принял эту данность. Так ему казалось. Дикая сила рвущегося из гибели тела оставила его, он лежал в потоках праха, сам прах.
У души тоже есть эта дикая сила. Волей не выжмешь ее из себя - она по ту сторону воли, там, где все кончается. И Док как раз оказался там. От гибели его не отделяло уже ничего, когда он встретился взглядом с Клемсом. Это был какой-то другой Клемс, не здешний. Его лицо было белым, как снег. Его глаза были черны. Он был мертв. Так честно, прямо и неподдельно мертв, что вся ложь этого места стала видна, как черная грязь на белом саване. И, глядя в его глаза, Док стал называть эту ложь.
- У тебя должна быть красная роза в волосах. Не мак. Роза. Ты не настоящая. Ты - не моя приемная дочь смерть. А ты, рыжая, ты должна бы знать, что я отказался от тайгерма, чтобы спасти трех дурацких сломанных кукол - и ты не одна из них, ты не моя безумная жизнь. И ты тоже подделка, клыкастая, ты даже кровь пить не умеешь - вымазалась, как младенец кашкой. Ты не моя любовь, и близко не похожа.
На двух оставшихся он даже не взглянул, пробормотал устало: где они видели таких... даже не смешно.
Его клонило в сон, но он знал: нельзя. Где-то здесь должны быть три дурацкие сломанные куклы. Где-то там ждет Камилл. Или Гайюс. Рассказать им этот бред - посмеются. За Клемсом придется идти отдельно и неизвестно куда. Но это потом. Спешить некуда. Он уже умер. А девчонок надо вытаскивать прямо сейчас.
Док еще раз посмотрел в мертвые глаза Клемса. Подожди еще.
И вдруг спохватился.
- А ты... согласен? - спросил вслух. - Ты-то сам хочешь вернуться?
Мертвые не отвечают на такие вопросы. Клемс отвернулся и больше Док не мог его видеть.
Тогда он встал, стряхнул прилипшие к ранам лепестки и пошел искать своих девочек.