Гарридо Алекс : другие произведения.

Несколько стихотворений

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 8.00*3  Ваша оценка:


   ***
   Чтобы женщина, кудрявая и обязательно рыжая,
   золотые руки к ветвям поднимала
   и тянулась на цыпочках - еще чуть-чуть повыше! -
   и светлыми пальцами яблоки снимала,
   чтобы ноги ее босые в прохладной траве нежились
   и колени были зеленые от травяного сока,
   чтобы похожа была она на яблоко самое чистое и свежее,
   то, что на ветке самой высокой.
  
   ***
   Нет, моей песней не стало отчаянье,
   безнадежность не стала песней моей:
   ты проходишь, позванивая ключами
   от заветных дверей.
   Дверь любви под легкими пальцами дрогнет,
   распахнется - и светом ударит в лицо,
   а за ней твоим локоном вьется дорога,
   пыль сияет под солнцем драгоценным венцом.
   Дверь разлуки трогаешь осторожно,
   удержать пытаешься ее распах.
   Там то же солнце в пыли дорожной
   и высокие травы, танцующие на холмах.
   Дверь смерти словно пристыла к порогу.
   Ты удержишь крик, но уронишь ключ -
   не бойся, открой: там снова дорога,
   и солнце, видишь, выглянуло из туч,
   и по каждой дороге, дробясь и множась,
   отражаясь в неверном зеркале слез,
   я иду - все дальше, все больше на себя похожий,
   туда, где к солнцу перекинут мост.
  
   ***
   Послушай, я скажу: какая жалость!
   Ты опоздал на этот миг счастливый,
   как в бисерных подвесках красовалась,
   расправив листья, стройная крапива -
   в мой рост почти! как юный тонкий ясень
   на фоне старой сморщенной и грубой коры -
   светился! как неярко ясен
   был этот миг, неповторимо любый.
   И мальчик, голенастый мой кузнечик,
   раскачивал висячие качели
   на ветке старой яблони. И нечем,
   чтоб эти свет и радость уцелели
   от времени, мне удержать их было.
   И где ты был, когда был мир прекрасен!
   О, где ты пропадал, художник милый?
   На сморщенной коре светился ясень,
   покоилась улитка, и букашки
   сновали торопливые, и кашки
   белел прозрачно венчик кружевной.
   И где ты был, что не был здесь, со мной?
   Что ж мы бессильной жалости подсказки
   и слушаем, и принимаем всуе.
   Бери скорее холст, и кисть, и краски,
   я расскажу все-все, а ты - рисуй!
   И старым, добрым мастерам подобно
   запечатлей мне этот миг ушедший
   неторопливо, пристально, подробно...
  
   ***
   Эта птица такой породы:
   не живет ни в стае, ни в паре,
   не летает на огороды
   и не кормится на базаре,
   на ветвях убежищ не строит
   и под крышами их не лепит,
   да и видели только трое
   в вышине ее крыльев трепет.
   Но они разбрелись по свету,
   а она их кличет повсюду.
   Чем кончается сказка эта,
   я не знаю. А врать не буду.
  
   ***
   Не клади голову на плечо
   тому, не останешься с кем.
   Ему от виска твоего горячо,
   от жара в твоем виске.
   И ладони твоей не клади в ладонь,
   которую не сожмешь:
   он и отдал бы все, но знает он,
   что ты ничего не возьмешь.
   И ни рядом, ни следом за ним не ходи,
   слов не тверди, не стой у ворот.
   И даже в глаза ему - не гляди.
   Может быть, это его спасет.
  
   ***
   И рыжая кофта сползает с плеча,
   и кисти сережек щекочут ключицы,
   и чем эта женщина не огорчится,
   придут утешать ее два палача.
   Спешит, и небрежно, легко топоча,
   роняет улыбки направо, налево.
   Она никудышней была королевой,
   за что и попала сюда и сейчас.
   Жила, как хотела, - одной ворожбой!
   Она и в колдуньях была неумеха,
   она задыхалась от горького смеха,
   теряя одну и вторую любовь.
   С тех пор ей не больно. Но лишь загрустит,
   придут те любови и с нею заспорят:
   ах, это ли, милая, это ли - горе?
   Не хочешь ли вспомнить, как вправду болит?
   И к сердцу приставят два острых меча.
   Еще и сегодня она отмолчится,
   а только сережкой качнет над ключицей
   и кофту поправит на зябких плечах.
  
   ***
   Немыслимое мужество беспечности,
   непоправимо родственное мне,
   когда на волосок от бесконечности
   ты ловишь искры мимолетных дней.
   Ты обжигаешь пальцы, ты качаешься
   на волоске, натянутом судьбой.
   Но никогда ты насмерть не отчаешься -
   и вечность улыбается тобой.
  
   ***
   здравствуй же как я рад
   видеть тебя снова
   и отвести взгляд
   не проронив слова
   мимо меня иди
   я за тобой следом
   плечи твои впереди
   сухим осыпаны снегом
   оленьим твоим шагам
   в такт шевелю губами
   милый я все отдам
   за пять шагов между нами
   за то чтобы никогда
   рукой тебя не коснуться
   не дай тебе Бог оглянуться
   милый я все отдам
  
   ***
   Дня не узнаю: разве этот
   обещался заглянуть с утра?
   Ночь уходит прочь. До рассвета
   с нами засиделось вчера.
   Из вчерашних чашек вчерашний
   чай не обжигает рта.
   Позже выйти из дому, раньше -
   это не решит ни черта.
   Там, за переулком коротким,
   за углами серыми, там
   ехать на вчерашней маршрутке
   по вчерашним делам.
   Может быть, мы просто устали,
   просто нам теперь все равно?
   Отвечай, твоими устами
   истина - что мед и вино.
   Может, ты и вправду свободней,
   может, ты и вправду живешь,
   может, нас догонит сегодня,
   если ты его позовешь.
  
   ***
   Не завидуя сонму чужих забот
   и теплу чужого жилья,
   среди вас такой же один живет
   человек по имени я.
   И любой другой, кого ни возьми:
   пекарь, лавочник, почтальон -
   для него, как водится между людьми,
   человек по имени он.
   И мелькают бликами тысячи лиц,
   и смотрит Бог с высоты,
   как он ищет по всем сторонам земли
   человека по имени ты.
   А найдет - сколь чудны дела Твои!
   И свет родится из тьмы,
   когда родятся из тех двоих
   двое по имени мы.
   Дай им Бог, и ангел над ними рей,
   И храни их ангел от всех скорбей,
   да минует их судьба моя:
   человека по имени я.
  
   ***
   На лице твоем бумажном
   ни следа черновика.
   Только в голосе протяжном
   извивается тоска,
   только алою помадой
   ты рисуешь мимо губ.
   А глаза бегут от взгляда
   и рыдают на бегу.
   ***
   Любовь моя за тридевять земель,
   благодарю, прощаю Бога ради,
   за то, что жить в эпоху перемен
   мне повезло, в твои глаза не глядя,
   на страх и риск, мучительно, с трудом -
   и так легко, как мне дается ныне,
   не меряя себя твоим стыдом,
   твоей надеждой и твоей гордыней.
   Наверно, так устроила судьба
   надменная, заботливая, чтобы
   я стал, за неимением тебя, тобой -
   и чем-то большим, чем мы оба.
   И точно там, где мне всего больней,
   тебя всего смертельней не хватало,
   я рос. Так рвутся из живых корней
   над спилом стебельки побегов малых.
   И не торгуясь с Богом и судьбой,
   согласно или вопреки природе
   так я и заполнял самим собой
   зияющую пустоту напротив.
   И вот уже не стало пустоты,
   а что осталось - мною зарастает,
   и я не нахожу, куда здесь ты.
   Но мне тебя так странно не хватает.
  
   ***
   Игра теней на фоне двери:
   друг в друга проросли живьем
   приобретенья и потери
   по обе стороны ее,
   как эдакий король крысиный
   с зубами, о семи хвостах.
   А я - Щелкунчиком: в лосинах,
   в кафтане красном и в усах.
   Я погляжу, как в пасти черной
   Играют блики на зубах.
   Я сабелькою золоченой
   крест-накрест и вокруг себя!
   Ненастоящему герою
   не одержать семи побед:
   я нараспашку дверь открою
   в надежде совершить побег.
   Но: беглецом в кафтане алом
   метаться в проходном дворе
   нельзя.
   Ты видишь, все пропало,
   и мне не выйти из дверей,
   и если не придет подмога,
   меня не сменят на посту,
   то здесь, у этого порога
   игрушкой крашеной паду
   в мундире, празднично блестящем...
   Но ты, печальна и горда,
   в руках качая, настоящим
   ты назовешь меня тогда.
  
  
   Soprano
  
   Когда ты закроешь глаза, запрокинешь лицо,
   С пугающей легкостью звуки исходят из горла,
   И звонко трепещет оно, обнаженное гордо,
   И в этом родство твое с зябликом или скворцом.
   И нам остается почти суеверно застыть
   В боязни нарушить вот то состояние мира,
   В котором возможно так царственно, голо и сиро
   Собой пребывать, как сейчас это делаешь ты.
   Мы тоже, мы тоже - когда-то, когда-нибудь, но
   Однажды сумеем, мы станем такими, как надо,
   А если б не это, какая тогда бы досада
   Нам радость прожгла, что кому-то, а нам - не дано.
  
   ***
   Мне снилась охота, я не был охотником в ней,
   я спал на поляне, когда затрубили рога.
   И все мое тело до кончиков узких ступней
   подернулось дрожью, когда затрубили рога.
  
   И я потянулся из мятной моей тишины
   и смял ее в пальцах, когда затрубили рога.
   Стрекозы метнулись с нагретой лучами спины
   и взмыли сверкая, когда затрубили рога.
  
   И некому было утешить меня и обнять.
   Я знал, что случится, когда затрубили рога.
   И звери кричали и плакали, звали меня.
   И я отозвался, когда затрубили рога.
  
   И я обернулся оленем и мчал во всю прыть
   навстречу охоте, когда затрубили рога.
   И травы мне в ноги кидались, плача навзрыд,
   и ветви тянулись, когда затрубили рога.
  
   В короне ветвистой, как царь, величав и могуч
   я встал перед ними, когда затрубили рога.
   Я их уводил, и я знал, что уйти не смогу, _
   но встал перед ними, когда затрубили рога.
  
   И я не хотел до конца досмотреть этот сон,
   и он оборвался, когда затрубили рога.
   И пальцы я стиснул, и мята дохнула в лицо,
   когда я проснулся. Когда затрубили рога.
  
   ***
   Я вернусь, я очнусь, если только смогу,
   Там, где рыжая женщина пляшет в кругу,
   Там, где плещутся флаги ее на ветру,
   Я вернусь, если это и значит: умру.
   Я вернусь, дотянусь, я рукою коснусь.
   Если это во сне - никогда не проснусь.
   Где в траве ее ноги стройны, как трава.
   Там, где я был неправ, и она - неправа.
   Там, где солнце горело в ее волосах.
   Там, где тени легла от нее полоса.
   Где на краешке тени, на краешке дня
   Место есть, место есть, места нет для меня.
  
   ***
   влюбленный так давно
   что хуже быть не может
   я выгляну в окно
   и ты посмотришь тоже
   и в разных городах
   и даже в разных странах
   друг друга увидав
   вот то-то бы и странно
   зажмуримся, мой друг,
   врата захлопнем взгляду
   из множества наук
   вот этой нам не надо
   взаимности простой
   простого совпаденья
   мы только пустотой
   вступаем во владенье
   мы дикие зверьки
   диковинные звери
   не ближе мы руки
   протянутой и двери
   едва раскрытой в ночь
   и на краю испуга
   друг другу не помочь
   и не спасти друг друга
   а пустота легка
   к молчанью обязуя
   но взгляд издалека
   еще не наказуем?
   но взгляд издалека
   укол мгновенный жала
   чтоб струнка холодка
   в лопатках задрожала
   с собой не совладать
   мы в панике и бегстве
   друг другом обладать
   начало многих бедствий
   и первое, мой друг,
   взаимный страх потери
   прикосновенья рук
   стигматами на теле
  
   ***
   и шелком горло он повяжет
   от холода и выйдет прочь
   и запахнет пальто и скажет
   что вовсе эта ночь не ночь
   а черный день и почему бы
   ложиться спать в такую рань
   и гулом наболели губы
   а слов не стало лезет дрянь
   молчать не сможет будет злиться
   решит что нечего сказать
   домой под утро возвратится
   и ляжет спать
   к обеду и озноб и кашель
   и плохи все его дела
   он ничего тебе не скажет
   ты ничего и не ждала
   а если холода боялся
   зачем на улицу пошел
   и не спасает от ноябрьской
   простуды шелк
   а у него тоска под вечер
   и не придут к нему друзья
   ему себя утешить нечем
   к тебе нельзя
   забыта на столе прокиснет
   еда но что нам до еды
   и это только день
   из жизни
   при чем здесь ты
  
   ***
   Пока кругом сияет листопад,
   Колышет ветер золотую реку.
   На эти листья страшно наступать.
   А больше некуда.
   Еще успеем перезимовать
   И в грязь втоптать невинность бела снега.
   А страшно как любимых предавать.
   А больше некого.
   Весна прозрачна, шелк - ее наряд.
   Клянись, что расстаемся не навечно.
   Страшнее нет - надежду потерять.
   А больше нечего.
   Созрело лето, как запретный плод,
   И алый свет слепит глаза под веками.
   Молиться страшно. Богу - не поймет?
   А больше некому.
  
   ***
   кого зову не зову никого зову
   кто полюбит меня кто успеет пока живу
   кто торопится кто там кто так спешит ко мне
   чтобы услышать и умереть
   а на меня и не надо смотреть
   слышишь как эхо среди камней
   голос мой вторит себе самому
   что почему разобрать нелегко
   ветер уносит его далеко
   но слушай за руку хочешь возьму
   приведу к себе кратчайшим путем
   не толкованием толку ли в нем
   тишиной и безвидностью и на фоне
   тишины и безвидности как на ладони
   голос мой виден ярким огнем
   я в тени огня
   не надо смотреть на меня
  
   ***
   я гоняюсь по всему городу за любовью
   а никто меня в этом городе не любит
   вот сережа полюбил и испугался
   а катя приедет только во вторник утром
   вторник это аж послезавтра
   а до послезавтра еще дожить бы
   в среду вечером приедет ирина
   но она полюбила моего друга
   вот всегда так присмотришь одного другого
   человека чтобы можно влюбиться
   а они глядишь и влюбились друг в друга
   и вот у тебя ни друзей ни любимых
   а еще говорят ты хороший
   не уезжай нам без тебя будет грустно
   врут наверно потому что я вот он
   и еще пару недель здесь побуду
   а никто не спешит побыть со мною
   чтобы мне малышу не было так страшно
  
  
  
   10
  
  
  
  

Оценка: 8.00*3  Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"