Рассвет застал меня у стены, подобной той, что ограждает Московскую резервацию от Джунглей. Резервация в резервации... Цитадель стрелков.
Когда-то этой стены не было. Под высоким голубым небом шумело московское лето. Андрей Островцев с женой Галиной гуляли по тропинкам ВВЦ мимо сидящих на скамейках парочек и мамаш с детьми, ели мороженое и сладкую вату, фотографировались у барельефа на памятнике космонавтам. Островцев вскарабкался на блестящее колено бронзовой женщины и Галина сфоткала его на память. Впоследствии выяснилось, что китайская "мыльница", к огорчению Галины, засветила пленку.
Я остановился перед глухими воротами. Видимо, нужно постучаться...
Отколупнув ногой кусок обледенелого снега, я с размаху швырнул его в ворота. Лед разлетелся на куски, словно разбилась хрустальная ваза. А ворота оказались не такими уж и глухими. Скрипнув, отворилось окошко; заспанные глаза уставились на меня.
-Че надо?
-На рождественские испытания.
Караульный простужено засмеялся.
-А еще раньше ты не мог придти?
-Не понял?
-А тут и понимать не х... Приказа запускать мясо пока не было.
Окошко захлопнулось. Под мясом стрелок, надо полагать, разумел таких, как я. Ну что ж, мясо так мясо.
Я присел на корточки напротив ворот: жаль, не из чего развести костер. Достав из-за пазухи сухарь и сушеного кальмара, принялся жевать без особого удовольствия, просто чтобы убить время.
-Не пускают, братан?
Рыжеволосый мужик в форме стрелка остановился напротив меня. Надо же, как тихо ходит, - даже снег не скрипнул! Я поднялся на ноги.
-Как видишь.
-Вот козлы, блин, - рыжий смачно харкнул в сторону ворот.
Этот мужик был сшит природой весьма добротно. Стрелковая одежка, коей следовало бы быть на пару размеров больше, выразительно подчеркивала его мускулатуру.
-Борис, - он протянул широкую руку.
Не знаю: то ли язык мой как-то не так повернулся, то ли само естество, носящее имя "Андрей", отказалось становиться стрелком.
-Ахмат, - представился я.
И мне стало легче. Пусть будет так: этот незнакомец - Ахмат участвует в испытании, возможно - становится стрелком, а Андрей вроде как ни при чем.
-Смотри-ка, еще трое, - сказал Борис. - Ну, теперь потянутся...
Он оказался прав: у ворот собралось человек тридцать. И - молчание, волчьи взгляды: скоро мы будем рвать друг другу глотки... Знать имя того, кто рвет тебе глотку, либо того, кому рвешь глотку ты - непозволительная роскошь. Похоже, из всех нас так не считал лишь Борис.
Он заговаривал с каждым новоприбывшим, но в ответ получал презрительное молчание.
-Во, народ, - поняв, что с этим народом словесной каши не сваришь, Борис снова подошел ко мне. - Суровые, б...дь.
Я усмехнулся: а ты чего ждал?
-Такое впечатление, что их только из Джунглей пригнали. Дикари.
-В Джунглях не дикари, - не выдержал я. - В Джунглях - игроки, которым Теплая Птица так же дорога, как и мародерам.
-Правда? - он явно обрадовался моей отзывчивости. - А я думал - там одно зверье, вроде тварей.
Кстати, о зверье. В толпе перед воротами началось движение.
-Запускают? - вытянул шею Борис.
Толпа выплюнула хрипящий клубок. Перекатившись несколько раз по снегу, он распался на две части - узкоглазого скуластого мужика, прячущего за пазуху нож, и бородача с залитой кровью грудью. Ошмонав карманы убитого, победитель спокойно занял свое место в толпе.
Похоже, этот инцидент послужил для кого-то знаком. Ворота отворились. Толпа хлынула было внутрь, но тут же подалась назад под ударами прикладов. Нас встречал отряд стрелков в полной боевой готовности. Невысокий седой командир что-то кричал караульному. Наконец, он вспомнил о нас:
-Не толпиться. Запускать по одному! Куда ты прешь?
Командир вскинул пистолет и выстелил в голову особо нетерпеливому претенденту.
Разом все успокоилось. Толпа растянулась в длинную цепочку, в самом конце которой очутились мы с Борисом.
-Несправедливо, - недовольно пробурчал Борис. - Пришли первыми, зайдем последними.
Как раз в это время стрелки за руки за ноги выносили убитого командиром претендента. Тело с хрустом упало в сугроб.
-И умрем последними, - добавил Борис.
Я засмеялся.
-Кому весело? - крикнул командир. Он даже привстал на цыпочки, осматривая цепочку.
Я поспешил проглотить смех, совершенно здесь неуместный.
-Прости, братан, - Борис положил мне руку на плечо. Я сердито скинул ее. Этот болтун доведет до могилы.
Цепочка стремительно уменьшалась. Один за другим претенденты исчезали за воротами. Наконец, очередь дошла до Бориса. Он кивнул мне:
-Удачи, Ахмат.
-И тебе удачи.
Борис скрылся за спинами стрелков. Хороший малый, - Христо был бы рад видеть его среди возрожденцев...
-Последний, что ли? - командир окинул меня нехорошим взглядом.
-Похоже, да.
-Входи.
За воротами были только стрелки, ни одного претендента.
Командир откашлялся и, запинаясь, прочел с желтого листа следующее:
-Согласно приказу 45в, подписанному лично Лорд-мэром, лицу, явившемуся на Рожественские испытания, присваивается порядковый номер, в полном соответствии с очередностью. Лицо, получившее номер, подпадает под юрисдикцию Устава Армии Московской Резервации и обязано бережно хранить номер, в случае утраты претендент подвергается каре по пункту 2 седьмого параграфа Устава Наказаний.
Покончив с официозом, командир с видимым облегчением сунул бумагу в карман.
-Тебе все понятно?
-Да.
-Отвечать "Так точно, офицер".
-Так точно, офицер.
-Ну, тогда, держи.
Офицер протянул мне металлический кружок с выбитой цифрой "32".
-Эй, - он обратился к стоящим навытяжку стрелкам. - Фомин и Сосо - проводите его к особистам.
В интонации, с которой седой офицер произнес слово "особисты", я уловил презрение, смешанное со страхом.
Два стрелка выскочили из строя.
-Ну, ты, шагом арш! - крикнул один из них - черноусый мордоворот, и несильно ударил меня между лопатками прикладом АКМ.
Я послушно зашагал по плацу, а на душе скребли кошки - до чего же погано по доброй воле соваться в пасть льва.
Из труб на крышах многочисленных деревянных бараков, поднимался рыжеватый дым. За шаткими стенами слышались разговоры, ругань, крики.
Когда мы проходили мимо очередного барака, хлипкая дверь отворилась, и в облаке пара на пороге возник обнаженный до пояса стрелок. Не спускаясь вниз, прямо с крыльца, он принялся мочиться и, когда я приблизился, задел меня желтой теплой струей. Конвоиры захохотали, я же усилием воли заставил себя продолжить путь, стряхнув со щеки вонючие капли.
За бараками показалась гигантская статуя, смутно мне знакомая. Вернее, не мне, а Андрею Островцеву. Два могучих тела, воздевшие в едином порыве руки, с накрепко стиснутыми в кулаках рукоятками серпа и молота - не вырвешь, не отнимешь - эти двое могли бы держать на руках небесный свод. Рабочий и колхозница. Мужчина и женщина. Прямо как я и Марина.
Перед статуей - широкая площадка, на которой, уныло свесив лопасти, дремали вертолеты.
Далеко впереди виднелся обломок Останкинской башни и щербатые коробки многоэтажек.
Слева от меня расположилась каменная арка с шестью колоннами и статуей. Опять-таки - мужчина и женщина, снова - воздетые к небу руки, но на этот раз в них не серп и молот, а нечто похожее на веник. Прямо перед аркой стояли стрелки, а за ней виднелись увенчанные звездами золотистые шпили.
Я свернул к арке.
-Куда?
Приклад врезался между лопатками.
-Направо топай.
А вот и тот самый барельеф, где фотографировались Островцев и его жена! Бронзовая женщина как ни в чем ни бывало изучает какие-то схемы; космонавт в шлеме и в шнурованных, похожих на мои, ботинках, поднимается по ступеням к гигантской ракете. Вот только ракета никуда не летит - сломленная по каменному шлейфу, она лежит неподалеку от постамента.
По ступенькам мы спустились к узкой решетчатой двери, рядом с которой дежурил стрелок. Он посторонился, не обронив ни слова. Мы вошли. Просторная зала освещена несколькими тусклыми лампочками, на каменном полу - обширные лужи, подернутые ледком. Костюм космонавта, модель спутника, луноход, - похоже на музей.
-Вон туда.
Конвоир подтолкнул меня к двери, сам же, как и его товарищ, остался в холле.
Я замер на пороге небольшой комнаты, где за столом перед красным абажуром сидели мужчина и женщина. Свет от лампы играл на черной коже их плащей, на двух значках, пришпиленных к отворотам плащей, - бронзовых, тяжелых значках: сомкнутая звериная челюсть держит букву "О".
-Проходите, товарищ, - сказал мужчина. У него был ласкающий голос и открытый, добродушный взгляд. За окладистой бородой и усами не видно рта, но казалось, что он улыбается.
-Меня зовут Глеб Пьяных, я капитан ОСОБи первого ранга, это - моя помощница.
Особист... Один из тех, кто ... кто изнасиловал мою Марину. Мне захотелось вцепиться в скрываемое бородой горло...
Женщина прятала глаза за стеклами темных очков. Судя по ее выпяченному подбородку и поджатым синеватым губам, она не склонна к болтовне.
Я присел на указанный особистом стул.
-Мы рады приветствовать вас в Цитадели, - бородач улыбнулся, обнажив желтые пеньки зубов, и достал портсигар. - Лорд-мэр, со свойственным ему великодушием, дает вам шанс изменить свою жизнь в полном соответствии с девизом нашего движения "Будущее зависит от тебя".
Особист закурил, с наслаждением втягивая в легкие дым.
- Как вы воспользуетесь этим шансом - это уже ваше дело, но лично я советую не упустить его. Другого не представится.
-Джонка - это плавучий ресторан на Москве-реке, я пробудился в его трюме.
-Где именно это произошло?
Бородач буквально ел меня глазами.
-Точно не помню. Джонку прибило к берегу ночью.
Бородач отложил в сторону сигарету, взял со стола какой-то тюбик.
-Не желаешь? - спросил он у напарницы. Та отрицательно качнула головой.
-Обожаю космическую жратву, - особист выдавил из тюбика себе в рот что-то желтоватое.
-Состоите ли в какой-либо секте? - особистка вновь повернулась ко мне.
-Нет.
-Знаете что-нибудь о врагах Лорд-мэра?
-Ничего.
Она отложила в сторону карандаш.
-Ну что же, тридцать второй, полагаю, вы можете быть допущены к испытаниям. Ты не против? - особистка посмотрела на напарника.
Бородач развел руками.
-Я могу идти? - приподнялся я.
-Но! - засмеялся Глеб Пьяных. - Прыткий какой. А взнос?
Так вот, значит, за что погиб Снегирь! За взнос...
Я открыл рюкзак и, вынув холщовый мешочек, выменянный у Цыгана, положил на стол перед особистами.
Бородач развязал зубами бечевку, достал пакетик с белым порошком.
-Кокаин?
Надорвал пакетик, лизнул порошок.
-Весьма недурно, - по физиономии особиста разлилось блаженство. - Можете готовиться к испытаниям. И передайте своим конвоирам вот это.
Он протянул мне клочок бумаги. Выходя из комнаты, я успел мельком глянуть на клочок: на нем крупными печатными буквами было написано: "ЖИЗНЬ". Что это значит?
Конвоиры уставились на меня, как на вернувшегося с того света. Почему стрелки так боятся особистов? Мне черные плащи не показались страшными. Уж не лгун ли наш великий учитель Христо?
-Давай резолюцию, - пробасил усатый конвоир.
-Что?
-Резолюцию, говорю, давай.
Я протянул бумажку.
-"Жи - знь", - прочел он. - Ну, пошли.
Снаружи стемнело. Кое-где на сером небе заискрились звезды.
Мои конвоиры стали гораздо разговорчивее и даже добрее по отношению ко мне. Того, что с усами, звали Сосо, второго, тощего блондина, - Фомин.
-Уже четверых до тебя в расход пустили, - сообщил мне Сосо. - Повезло тебе.
Вот значит, что такое "Жизнь" - печатными буквами. Интересно, какую резолюцию получил Борис?
Мы двигались по направлению к баракам, окутанным сизой дымкой.
Блондин толкнул напарника в плечо. Я думал, сейчас начнется свара, но эти двое только посмеялись. Должно быть, пидары, вроде Цыгана с Вадимом... Впрочем, пидары они или нет, - меня совершенно не колышет. У меня своя цель, своя Серебристая Рыбка.
![[]](/img/g/gawrilenko_w/teplajapticach41/wwcputx.jpg)
![[]](/img/g/gawrilenko_w/teplajapticach41/wwc8.jpg)
![[]](/img/g/gawrilenko_w/teplajapticach41/wwc5.jpg)
![[]](/img/g/gawrilenko_w/teplajapticach41/wwc4.jpg)
![[]](/img/g/gawrilenko_w/teplajapticach41/wwc3.jpg)
![[]](/img/g/gawrilenko_w/teplajapticach41/wwc2.jpg)
![[]](/img/g/gawrilenko_w/teplajapticach41/wwc11.jpg)
![[]](/img/g/gawrilenko_w/teplajapticach41/wwc1.jpg)
![[]](/img/g/gawrilenko_w/teplajapticach41/razr.jpg)