Ханука. В этом году - ранняя Ханука, первые две свечи зажгли 28 ноября. На следующий день - три свечи, потом - четыре, и так - до тех пор, пока свечей станет девять.
Хорошо, когда Ханука приходится поближе к Новому году: тогда гирлянды мишуры и цепочки мигающих ханукальных фонариков сопрягаются с тщательно хранимым, но всё труднее ощущаемым рождественско-новогодним настроением. Обычно эти две церемонии делают вид, что не знакомы, и всё же... в их соседстве есть и интрига, и взаимный отсвет. В этом году они разошлись слишком далеко. Взаимодействие снивелировано по гауссиане в ноль. Скучно. Жалко.
Надеваю кроссовки и ветровку, выхожу в парк.
Мой пёсик, маленький собачий мальчик, поднимает шерсть на загривке и бросается за поздним автомобилем. Автомобиль шарахается в сторону.
Все, кто проезжает иногда по нашему переулку, хоть раз шарахались от моего серьёзного, грозного пса. Я всегда пытаюсь их защитить, потому что мне страшно, что кто-то из них когда-то забудет или не успеет шарахнуться. Но остановить наглую тварь нет возможности: мой щенуля глух от рождения, а в минуты автомобильного гона, когда он стелется над травой, обгоняя хвост на полкорпуса, негодяй делает вид, что не видит меня, не чувствует моего грозящего пальца.
Авто ушелестело по мелким камешкам. Подбегает. Оттрепать? Как можно! слишком невинен взгляд и слишком вопросителен: ну, как я его? оценила?
Оценила. Ты молодец. Охотничий пёс.
Входим в парк. Иду по асфальтовой дорожке, отбрасывая носком кроссовки попадавшие апельсины и осторожно отодвигая огромных улиток с прохода в траву. Улитки сейчас неподвижны, они присохли к асфальту и дремлют внутри тёмных раковин: слишком сухо, дождь был три дня назад и перестал, а улитки, поверившие в приход зимы - середина зимы! - остались там, где застала каждую нехватка влаги.
Когда дождь идёт так, как надо, улитки покидают места, где летовали сотнями, и ползут по дорожкам. Их так много, что не всегда найдёшься, куда поставить ногу; а бывает, задумаешься о своём и - крак!
Хорошо, что сегодня сухо.
Большинство апельсинов треснуло при ударе об асфальт. Те, что лежат в траве, тоже изранены. В нашем парке гуляет много собак, и хозяева используют апельсины вместо палок. Палку хорошую для собаки не найти, разве что - пальмовую ветку, но её неудобно кидать, так же, как еловую живую лапку, например. Зато апельсины имеются в избытке, причём, чтобы швырнуть апельсин далеко и красиво, не нужно даже нагибаться и брать его в руку: от футбольного удара ногой оранжевый снаряд летит метров на триста. Следом бросается зверь, ловит апельсин, приканчивает его и приносит, лопнувший по шву, к ногам хозяина.
Я хочу апельсин. Срываю с дерева и чищу. По пальцам и по ладоням течёт желтое, тяжёлое масло. Что-то мешает разглядеть на циферблате, который час. Неужели масляный аэрозоль попал на очки?
Так и есть. Теперь вокруг фонарей - радужный ареол.
Через ореол придирчиво рассматриваю парк, но нигде не вижу движения. Где мой мальчик?
Должно быть, удрал домой, потеряв меня из виду.
И верно: сидит перед входной дверью, прижавшись спиной, а глаза честные-честные, весь полон искреннего недоумения: как так опять случилось, что он меня потерял? Такого быть не могло: это я сама его потеряла. Верно?
Верно, маленький. Дай, возьму тебя подмышку: ножки вымоем сейчас, и спать, кто - под ватное одеяло, а кто - на одеяло сверху, чтобы угнездиться в его складочках.
Скорее, к тёплому одеялу: ведь сейчас - середина зимы.