Настеньку отвлекло хихиканье за спиной. Она обернулась.
Мальчишки - Витек и Валерик - показывали пальцами на асфальт и уже буквально давились со смеху.
Настенька повела следом взгляд, и он наткнулся на грязного сизого голубка, который никак не мог попасть клювом по хлебной корке. Одна лапка у птицы была сморщена и скрючена, как это бывает либо после сильного обморожения, либо от удара электричеством на мокром проводе. Да и крылышко голубь держал как-то косо, волоча кончики мягких перьев по серой тверди улиц.
- Скоро сдохнет, - взвизгнул от восторга Валерик. - Наверное, еще и вшивый.
- Не, просто это пьяный голубь! - сказал Витек. - О, снова промазал! Умора!
- Девушка, вам что положить? - раздался недовольный голос продавщицы.
Настенька снова повернулась к окошку:
- Мне две брынзы. А эту вот, - она указала на "крошку-картошку" в еще неразрезанной фольге, - с селедкой, пять раз.
- С собой? Здесь? - переспросила продавщица, недоумевающе глянув на хихикающих подростков, а потом осмотрев свой белый, без единого пятнышка фартук.
- Пацаны, мы тут будем? - осведомилась Настенька у товарищей.
- Ага! - подтвердил Витек, дернув за колечко на пивной банке.
Пена брызнула на Валерика, тот подался назад:
- Ты че? Козел что ли?
- Сам козел, я случайно! - обиделся в свою очередь Витек.
- Нате, хавайте! - сказала Настенька и протянула друзьям порции, но сама при этом глядела под ноги, где сизый голубок все никак не мог попасть по хлебной корке.
Иногда, правда, ему это удавалось, он как-то приплясывал на одной лапке, опираясь на крыло, и с третьей-четвертой попытки отщипывал от брошенного хлеба кусочек. Потом снова заводил голову, выглядывая корм единственным глазиком, и опять промахивался, и так это повторялось под смех подростков...
- Вот умора!
Бедняга оказался совсем близко к Настенькиному сапожку, девочка брезгливо дернула ногой и отпихнула от себя искалеченную птицу.
Голубок не удержался, и вспорхнуть тоже не поспел - отброшенный на полметра, он завалился на бок и, помогая себе клювом, пытаться встать на единственную здоровую лапу.
- Во урод! - сказал Витек, посматривая на голубка и лопая селедку с картошкой.
- Ага, - согласился Валерик, уписывая дымящееся пюре. - Я бы вообще взял всех больных и уродов, и убил бы.
- Точно, - подтвердила Настенька, - всех недоделанных, а то заразу разносят.
- Чтоб не мучились, - в один голос откликнулись подростки.
Голубок заковылял к заветной корке. По прямой ему идти не удавалось. Как он не старался идти напрямик - получалось "по окружности". Валерик поставил перед птицей ботинок, преградив и этот путь. Потыркавшись, голубок стал боком-боком обходить препятствие.
- Да чего там! - воскликнул Витек. - Во как надо! - с этими словами он наступил на хлебную корку и, несколько раз поводив мыском на месте, раздавил ее, точно затушил окурок.
Тогда Валерик отставил свой ботинок на рифленой подошве, и сумасшедший голубок радостно поковылял дальше. Но корки на месте не оказалось, а было что-то такое размазанное по осеннему пыльному асфальту. Ослабевшим клювом птица пыталась сковырнуть лепешку.
- Ну, пошли на "Матрицу", чуваки? - спросила Настенка, комкая фольгу с остатками обеда. - Круто будет!
- Поехали, - согласился Витек, вытер рукавом под носом и швырнул в бак для мусора желтую пенопластовую тарелку.
Был он не столь меток, картофельная шелуха просыпалась на тротуар.
Юркие воробьи спикировали с дерева вниз и принялись бойко подбирать еду. Голубок толкался меж этой веселой стаи, ему мало что доставалась.
- Кыш! Кшшшш! - зашипел Валерик.
Воробьи бросились в разные стороны. Не улетел только "сумасшедший" голубок.
Тогда Валерик швырнул в него последками - на этот раз вышло метко, потом поддал мыском... и "руки в брюки" бодро зашагал следом за Витьком и Настенькой.
Те успели уже достаточно далеко отойти, так что Валерик имел возможность по-хозяйски оглядеть стройную фигурку Настенки с тылу. Он отметил, что у девочки красивые длинные ножки, и вообще она вся классная, словно бы создана для такого крутого пацана, как сам Валерик.
- И нечего Витьку клеиться к ней! - подумал он, догоняя парочку.
Продавщица отомкнула дверь зеленого фургончика "Крошка Картошка", натянула полиэтиленовые перчатки, и принялась собирать мусор со столиков и прилавка. Под самым колесом она приметила неподвижно лежащее тельце сизаря.
Она колебалась, задвинуть ли трупик под палатку, чтобы никто не видел...
- Слышь, подруга, тут птица дохлая! - сказала она напарнице через окошко.
- Это не к добру, - *отозвалась вторая продавщица. - Надо бы куда-нибудь выбросить подальше, а то еще будет лежать - все кишки с червяками навыворот. Тебе совок-то дать, а Зин?
- Ну, давай! - ответила Зинаида.
- Сейчас, вынесу!
* * *
Настенька любила поспать, и потому недовольно заворочалась, когда сквозь дремоту в сонную небыль проник этот будничный неприятный звук, точно ножом скребли о тарелку.
Она с трудом разлепила веки.
Звук снова резанул слух, обостренный в первые секунды возвращения в явь.
Приподнявшись на локте, Настенька пасмурно оглядела комнату.
Спала она с не зашторенными окнами, но, несмотря на это, сейчас не поручилась бы, который час - вечер или день.
Звук был с улицы, предки давно ушли на работу, так что, кроме самой Настеньки, в квартире никого не могло быть.
На жестяном подоконнике любились птицы.
Отсюда, с кровати, Настенька видела голубиные головы.
- Нашли время! - разозлилась она.
Вставать не хотелось, а кинуть в стекло тапочкою, чтоб вспугнуть надоедливую парочку, она поостереглась.
- Ну, я сейчас вам... - подумала Настенька.
Соскочив с постели, она бросилась к окну.
- О, господи!
За стеклом ей померещился вчерашний уродливый голубь, который прохаживался по жести, помогая себе скукоженной культей.
Птичья голова клонилась на бок. Клюв голубок держал полуоткрытым, словно бы ухмылялся. И он проводил этим клювом по жести, туда-сюда, и подмигивал Настеньке глазиком.
Настя отшатнулась. Отскочила, опрокидывая стул с наброшенными поверх одеждами. Зацепившись за него, не удержавшись на ногах, она упала посреди комнаты. И так неудачно.
- Взжик, взжик!.
* * *
- Валер, слыхал! Настька то ногу сломала! Прям среди квартиры, - выпалил Витек, и капельки его слюны так и брызнули в лицо Валерке.
- Ну, да? - не поверил тот.
- Ага! Точно! Факт. Ее мать звонила в училище, - уточнил Витек, подсаживаясь рядом, на парапет.
Валерка помедлил, осмысливая новость, припоминая вчера еще стройные ножки Настеньки, и разглядывая свои - болтающиеся вон там, внизу, в кроссовках.
Парапетом называлось также злачное местечко, как спускаться от Арбата к Сивцеву Вражку, затерянное в разоренных московских дворах. Огороженное с трех сторон пошарпанными стенами, оно возвышалось над дворами. И вот, бывало, по десятку подростков, а то и каких-то великовозрастных верзил, сиживали на том "Парапете", свесив ножки.
Когда пива было много, то один, то другой вставал с этого насеста и отходил отлить прямо под окна - под звон гитарных струн и песенок о героических кроликах, ищущих приключений по свету, как это говорится - на свою кроличью задницу.
Там, где раньше прошли люди с рюкзаками за туманами, а не за длинным рублем, шастали теперь эти грызуны из американских мультиков, воспетые с пафосом и убежденностью в том, что есть настоящее искусство. И вообще "круто будет..."
- Да, хорошая девчонка была. Не повезло, - проговорил Валерик и сплюнул вниз.
- Ну, я думаю, что сейчас такая медицина. Кого хочешь на ноги поставят! - успокоительно заметил Витек.
- Будет хромать теперь, - продолжал размышлять вслух Валерик.
Валерка, в самом деле, встал и удалился "по делам", а Витька остался сидеть на парапете. Он еще посмотрел через плечо, куда там приятель направился, а когда обернулся, углядел двух сизых птиц, голубка и голубицу, целующихся в каких-то полуторах метров от него.
Он бы не обратил на птиц и внимания, но ему показалось, почудилось в какой-то момент, что они еще и переговариваются:
- Взял бы я этих уродов, - говорил голубь, припадая на скрюченную лапку. - И убил бы.
- Точно, точно - отвечала как бы голубица. - Ты красивый, дорогой мой! Иди ко мне - еще поцелуемся!
- Взял бы я этих уродов, - не слышал ее голубь, разевая мертвый клюв и кривя шейку...
- Всех бы этих больных и уродов! - смеялся голубок, наступая на него по парапету, расставив в стороны недоломанные крылышки с редкими перьями.
Грудь птицы, развороченная, разложившаяся, то ли в белых червях, то ли в каких-то голубиных внутренностях, пульсировала от хихиканья.
- Точно, точно! - поддакивала голубка. - Иди ко мне, родной! Я тебя поцелую!
Нет, не нашелся тот предусмотрительный автор, что придумал бы кучу опавших листьев для Витька, сорвавшегося вниз.
Он бухнулся на спину, да еще на какую-то корягу или железяку. Просто, быстро и жестоко.
Когда Валерик подбежал к приятелю, тот еще что-то лепетал непонятное, сглатывая кровь:
- Голубок! Голубок! Вот умора...
* * *
Знавшие Валерика как "крутого такого пацана", весьма удивились бы, узнав, что сотоварищ их, заводила и неутомимый придумщик на всякие веселости, вместо того, чтобы дымить в подворотне, таращиться на "телок", тащиться, оттягиваться, плющиться и колбаситься, выражаясь тем же новоязом, взялся за ум.
К Витьку в больницу не пускали, лежал в реанимации, а вот Настенка порассказала всяких глупостей. И кабы не последние слова дружка - не внял бы Валерик бабьим страшилкам.
Он живо представил себе умирающего сизаря, ненавидящий взор его единственного глаза, тельце, бьющееся в предсмертных судорогах...
- Бррр... Какая гадость. Наверное, и Витек и Настена шибко впечатлительны... - размышлял Валерик.
Но окна с тех пор зашторивал, и берег себя от разных глупостей - не шатался по крышам высоток, не плевал с моста на виляющие задом поезда, улицу переходил строго на зеленый, домой возвращался во-время...
Предки были довольны - мальчик повзрослел..
- Ты че, больной? - услыхал он однажды от нового вожака всей их шумной ватаги, когда поехали тусоваться и зажигать в ночном клубе, а он, Валерка, отнекивался.
- А пошел ты... - предложил Валерик.
- Во больной! - услышал он снова. - Ему как лучше хотят, а он материт. Да брось ты свою Настьку - она хромоногая! Почапали!
- Это я-то урод? - воскликнул Валерка. - А ну, повтори!
- Взял бы всех этих больных и уродов, - начал вожак, - и одним бы махом, чтоб не мучались. - И он показал рукой, как бы это следовало делать, чтоб быстро. Хохотнул, разевая рот. - В землю бы закопал.
И вот тут, вглядевшись в наглую рожу обидчика, Валерка не поверил собственным глазам.
Кожи-то на лице нет! И все оно было сизое, словно бы покрытое мелкими перышками.
И руку, руку-то держит, словно курица, скрюченные пальцы! Как кипятком ошпареннные. И махает ею...
- Умора! - снова хохотнул сизарь. - Всех бы этих больных и уродов!
А черви копошились у него на груди, шевеля пух, проникая все глубже и глубже в птичью плоть - белые, большие червяки с черными точечками вместо глазенок.
- Пацаны, гляньте-ка! Вот урод! - сказал сизый, указывая корявым птичьим когтем на Валерика. - Во сумасшедший!