Стемнело очень быстро. Казалось бы, только что было светло, как днем, и вдруг в комнате ничего без включенной люстры не разглядеть. Вчера начали, наконец, топить и по запотевшим стеклам тонкими дорожками, рывками, всякий раз дожидаясь какой-то своей, строго определенной критической массы, сочились капли, оставляя за собой влажные, еле заметные бороздки. "Как определяется ими эта масса?" - Подумал Кирилл и сам удивился: на кой черт нужны ему эти сведения? Он и так считал, что знает намного больше, чем нужно. Не то, чтобы считал себя умным, а просто почему-то казалось, что и так большинство его знаний ему абсолютно не нужно. Да и не только ему.
В детстве он очень любил рисовать разные рожицы, домики и прочую ерунду на таких же запотевших стеклах в комнатах или в промерзших, с гулким скрежетом покачивающихся на своих рессорах, автобусах. Его дочка тоже частенько пыталась изобразить следы маленького босого человечка, зачем-то идущего по окну автобуса куда-то вверх. Получалось забавно, но Кирилл всякий раз строго отговаривал её от этих занятий: "Прекрати! Одень варежки! Хватит собирать микробы!" Интересно, говорили ли ему то же самое его родители? Он об этом не помнил. Возможно, они были умнее его и только молча наблюдали? А как будет вести себя на его месте дочка? В голову лезли разные вопросы, ответы на которые ему не представлялись такими уж важными, чтобы их находить, но поразмышлять на пустой желудок было забавно, не менее забавно, чем когда-то в детстве рисовать на стекле.
Из кухни шел приятный запах самодельной пиццы - поджаренные хлеб и грибы с разными приправами манили к столу. Жена готовила ужин и одновременно смотрела по небольшому, кухонному телеку какую-ту очередную ток-лабуду, как называл псевдоинтеллигентные шоу Кирилл. Сам он по диагонали просматривал взятые домой рефераты, отмечая на полях явные нелепости и изобличая особенно наглых в том, что данный инетовский образчик ему уже неоднократно приходилось читать и у других подателей "собственных полу научных изысканий".
Ничего не предвещало о том, что этот вечер пройдет как-то иначе, чем тысячи вечеров, которые остались позади в их многолетней супружеской жизни. Вдруг он услышал крик жены, не предвещавший, к сожалению, начало ужина, но настойчиво призывающий срочно подойти. "Таракана, что ли, увидела? - Подумал Кирилл. - Лет пять уже ни одного не было. А тут, на тебе, новое развлечение", - и нехотя поплелся на кухню.
- Иди сюда! Иди, иди, быстрее! - Всё торопила она, как будто по телевизору сообщили о том, что он стал Нобелевским лауреатом или в Москве начинается очередной путч.
На прямоугольном, чуть выпуклом экране телевизора со своей постоянной ухмылкой на лице о чем-то говорил Колька. Под его физиономией медленно поплыла бегущая строка: "Злотин Н. В. Директор института стратегической обороны США".
Кирилл еще раз посмотрел на ухмыляющегося Кольку, затем вновь прочитал повторно, видимо, для опоздавших, побежавшую слева направо строку. Все правильно. Колька. Почти не изменился, только стал немного тучнее и, как все их одногодки, "постарел лицом". Время, как говорится, хороший лекарь, но абсолютно никудышный косметолог.
На студии, наконец, сменили крупный план колькиной физиономии на общий, и Кирилл понял, что ток-лабуда, под которую колдовала у плиты жена, не что иное, как программа "Отражение" с её вечным ведущим Александром Сканидзе.
Чуть меньше четверти века назад, вроде всего ничего, они втроем заканчивали истфак МГУ. Колька тогда в качестве основного поручения комитета комсомола факультета в свободное (и не только) от учебы время руководил выпуском факультетской стенгазеты. Сканидзе был одним из членов его редколлегии. Другими словами, подчиненным Кольки.
Вот и сейчас, несмотря на солидное положение, которого Александр достиг на российском ТВ, он как бы по привычке постоянно поддакивал своему экс-боссу, соглашаясь со всеми его тирадами.
- Понимаешь ли, - по-отечески вещал Колька в камеру, - Соединенным Штатам, если откровенно, абсолютно не нужна Россия, будь она коммунистической или демократической, все равно. Это очень, очень важно вам сейчас понять. Другими словами, Соединенные Штаты, как в настоящее время, так и в обозримом будущем являются одной из немногих самодостаточных стран мира. Можно без всякого преувеличения сказать - самой самодостаточной. А вот России без Соединенных Штатов не обойтись.
Сканидзе в очередной раз еле заметно, понимающе кивнул, не смея подтвердить свое согласие словесно: аудитория передачи пестра, и без особой надобности нет смысла высовываться со своими мнениями. Задать вопрос: "Господин Злотин, как Вы можете оценить/прокомментировать/разъяснить нашим телезрителям...", выслушать ответ и кивками создавать гостеприимный климат передачи - это все, что требуется.
- Вместе с этим, - несло Кольку раскрыть россиянам глаза на проблему, - в настоящее время, на мой взгляд, между нашими странами наметились очень позитивные перемены, наши позиции по целому ряду вопросов стали близки как никогда. Понимаешь, есть друзья, и есть друзья...
Сканидзе удивленно расширил глаза, поднял брови и его небольшие, в легкой железной оправе очечки заметно съехали на самый кончик носа.
- Я поясню, - продолжая играть роль доброго дяди, добавил Колька. - Есть друзья, с которыми можно решить ту или иную проблему. Они помогут друг другу, потому что уверены: попади один из них в затруднительную ситуацию, друг его обязательно выручит, в долгу не останется. Это один уровень дружбы, так?
- Конечно, - поспешно согласился Сканидзе.
- А есть такие друзья, которые общаются друг с другом не ради "решения проблем", не ради получения какой-либо выгоды для себя или своих близких, а потому что видят друг в друге интересных людей, общение которых взаимно обогащает.
Сканидзе продолжал мелко трясти подбородком в знак согласия, и было понятно, что в общих чертах их диалог заранее был до мелочей продуман и той, и другой стороной. "Хорошо устроились, ребята! - порадовался за однокурсников Кирилл. - Вершат политобразование россиян прямо с ящика! Как будто сами недавно не сидели за партами. Да, только ведь учили-то их, - задумался Кирилл, - всех одинаково, и совсем не этому. Почему же сейчас одни - пророки, другие - лохи?
- Так вот, - продолжал, тем временем, Колька, - наш президент, как известно, недавно пригласил господина Путина на свое ранчо. А это он делает очень и очень редко. Это - раз. Соединенным Штатам, повторяю, ровным счетом ничего от России не нужно. Это - два. Понимаете?
- Это значит, - с готовностью подхалимистого студента подхватил Сканидзе, что наши страны - настоящие друзья!
- Вот именно! - Подытожил Колька. - И это в России очень, очень важно понимать. Я бы даже добавил, - и у него в глазах, как показалось Кириллу, промелькнули, словно пришельцы из далекого прошлого, озорные искорки, - архиважно!
Передача продолжалась. Камера еще раз отъехала, и стало видно, что к их беседе присоединился ещё один их однокурсник (в те годы возглавлявший комитет комсомола факультета и как раз распределивший когда-то своим собеседникам те общественные поручения, которые их тогда сблизили) - Слава Никитин. Сейчас он стал президентом одного известного общественного фонда и считался одним из авторитетнейших специалистов в российско-американских отношениях. Без него не обходилась ни одна мало-мальско серьезная аналит-лабуда ящика. Никитин со своей обаятельной улыбкой звезды если не голливудской, то уж точно мосфильмовской величины, охотно подтвердил умозаключения Кольки и заверил, что россияне, вне всякого сомнения, всецело понимают и высоко ценят дружеские отношения между нашими странами и, как говорится, уверенно идут дорогой построения нового демократического общества.
Через несколько минут, как водится, время передачи истекло, пошла реклама, и Кирилл вернулся к своим рефератам. Но так же, как до передачи - пролистывать, сканируя взглядом по диагонали и размашистыми росчерками оценивать на последних страницах очередные шедевры студенческой мысли - не получалось. Он отложил их в сторону и его думы, как у знакомого со школьной скамьи классика, погрузились в былое. Оно, казалось ему, все еще так близко, совсем рядом, как будто было вчера...
... В те годы Колька жил в зоне "Е" высотки - специально отведенного под квартиры преподавателей супер-флигеле главного здания МГУ. Жил с родителями, представителями университетской профессуры и, конечно, с удовольствием принимал приглашения Кирилла, который к тому времени уже жил отдельно от предков.
Общались они часто. И тогда, когда были студентами, и тогда, когда оба начали подготовку к защитам своих кандидатских творений. Конечно, обоим нужны были публикации с так называемой апробацией в "научном мире" основных тезисов диссеров. Вот они и договорились "кооперироваться", как раз в духе горбачевских нововведений. Другими словами: кто бы не нашел подвернувшуюся халтурку в виде статьи или заметки, мало-мальски в тему героического прошлого или трудовых будней советского народа - записывает другого в соавторы. Так и остались с тех времен у Кирилла статьи в соавторстве (кто бы тогда знал!) с директором института стратегической обороны США.
Колька защитился на Специализированном Совете по теории научного коммунизма. Тему взял проходную: "Совершенствование научного управления социальным развитием трудового коллектива в условиях развитого социализма". "Наверное, - с иронией отметил про себя Кирилл, - эта узкая, но перспективная специализация явилась первой ступенькой молодого советского ученого на вершины американской элиты". Потом Колька женился и на его свадьбе, естественно, Кирилл выступал в роли свидетеля жениха.
Так они и жили, пока не накатила перестройка со своими "рыночными отношениями" и "новыми возможностями". Секретари райкомов комсомола стали крупными менеджерами Нью-России. Перепало и верхушке сферы образования: пришло время посылать "лучших из лучших" для прохождения стажировок на уже почти дружелюбном Западе. Так ли уж важно было тогда США знать все наши секреты, влияющие на развитие трудового коллектива в условиях развитого социализма, или нет, но в этот оплот, как тогда было принято говорить, загнивающего империализма, послали именно Кольку.
Уехал он на три года вместе с женой. Потом развелся, отвез экс-супругу обратно в Россию и вновь вернулся в Штаты, теперь уже навсегда. Вновь женился. На этот раз проходной оказалась жена, и не прошло десяти лет, как "простой советский парень", как пелось в одной из песен того времени, стал одним из ближайших сопровождающих Буша лиц в поездке по России. Все однокурсники, наверное, как его увидели с таким подстрочником, так и застыли с непрожеванными кусками яичниц или перемазанные промахнувшейся ложкой йогурта.
"И почему, - с неприкрытой обидой размышлял Кирилл, все уехавшие в эти Штаты такие занятые? Ведь писал же ему, поросенку, в девяностых (сам откопал в инете его координаты) - черкни про жизнь, не поленись". Один раз только и ответил, как отрапортовал, по военному: мол, времени совсем нет; может, приеду как-нибудь в Москву, тогда и пообщаемся. И пропал.
Передача давно закончилась.
Колька так и не позвонил.
И все же. Все же Кирилл был ему премного благодарен за науку, за те разъяснения уважаемым россиянам, которые он дал в программе насчет друзей. "И нечего обижаться! - Сам себе пригрозил Кирилл. - Колька ясно сказал: "Есть друзья и друзья". Одни - для решения своих проблем. Это у них было. Что было, то было. Другие - это те, для которых важно само общение. От нас давно ничего не надо, а ведь, смотри-ка, общаются же, разговаривают.
Ну, не со всеми, конечно. Так, это не важно. Главное, чтобы хоть с президентом общались друзья эти, которые, как бы, без своих проблем. Может, хоть президенту с ними повезет. Кто знает?
И Кирилл вновь придвинул к себе рефераты и продолжил методично сканировать их в ожидании сытного, уже полностью распространившего во все углы квартиры свои запахи, ужина.