Дети Дагона^[1]

Южная часть города наша. Лондонский мост рухнул, а Ватерлоо ушёл под воду. Боро, Ламбет, Фулхэм отныне тоже принадлежат нам, как и весь восток до самого моря. Ваши маленькие островные анклавы теперь исчезли почти целиком. Челси и побелевшие кости Вестминстерской больницы без вас опустели. Мы заморили вас голодом в Паспортном столе на Белгрэйв-роуд, а когда ворвались в здание Театра Виктория-Палас, вы ушли по собственному желанию, отчаянно гребя на плотах, сделанных из дверей и столов. Даже Музей естествознания стал нашим, и мы выползаем с мелководья, чтобы ступить в его сводчатые твердыни и посмотреть на рухнувшие обломки модели кита. Мы позаботимся о его реликвиях лучше вас.

Мы снова в движении. Звучащая песня отозвалась призывом к оружию через затопленные артерии Подземки. Кланы собираются, чтобы отвоевать Найтсбридж у ваших немытых орд. Теперь это наши места; вы лишились управления ими, но всё равно спускаетесь к кромке воды, оборванные и голодные. Всё равно вы приходите, чтобы ловить нашу рыбу, разбивать наши ловушки для крабов и наши капканы своими голодными руками. Вы подходите к краю берега и смотрите на юг, в сторону затонувших сокровищ Слоан-сквер, пытаясь притвориться, что всё это снова стало принадлежать вам.

Что ж: мы идем за вами, все наши воины. Мы горбатимся и мчимся по новым городским каналам на Лайалл-стрит и Лоундес-плейс, и мы собираемся внутри сломанной скорлупы, некогда бывшей немецким посольством. Имена, которые вы нам завещали - мы читаем их на ваших памятниках и уличных знаках. Интересно, когда вы видите эти буквы, вы также знаете звуки, которые те издают, историю, которую они скрывают, или сейчас это просто отметины на стене? У вас осталось хоть немного вашего прошлого, брошенного вот так?

Но лучше наземных улиц, где вода мелеет и некоторые из ваших умных обезьяньих людей все еще могут устроить нам засаду, лучше этого только Подземка, беспросветная затопленная сеть, свитая под улицами Лондона. Мы мчимся по её великим артериям, поднимаясь на каждой станции, дабы перевести дух, издаём низкие звуки стона, которые позволяют нам чувствовать свой путь вдоль стен. Взывая друг к другу голосами, слишком низкими, чтобы вы могли их услышать, которые звучат по всей ширине района; мы вдыхаем воздух в Южном Кенсингтоне и погружаемся в темноту.

Некоторые из нас вырвутся из прибоя на Ганс-роуд и Уолтон-стрит; остальные будут за вашей спиной, выползая из пропасти, которая является станцией Найтсбридж, с нашими копьями, арбалетами и очень острыми зубами. И мы нанесем настолько глубокую рану в вашу коллективную память, что ни один из вас не осмелится вернуться в поле зрения Тайберн-Брук или Кенсингтон-роуд в течение целого поколения. А когда это поколение уйдет, воды поглотят Найтсбридж целиком, колонизировав его для нашего образа жизни.

****

Его называли Доктором Диконом, человеком, кто явил нас миру. Отныне у вас отныне есть другое имя для него; он стал частью обедневшего пантеона дьяволов, который составляет большую часть того, что вы помните о мире до появления воды. Когда ваши предки всё еще отрицали таяние льда, Доктор Дикон усердно трудился: создавал нас; наследие, достойное будущего, которое все предвидели, и никто не заявлял, что верит в него. У нас в ходу свои истории о тех временах: как мудрецы рассказывали вам о потопе, но вы слишком погрязли в грехе, чтобы даже смочь построить лодку. Мы держим библиотеку недалеко от Воксхолла высоко и в сухости, и я видел записи тех дней. Вы всегда жаловались на погоду. "Кто бы не хотел пару более жарких лет?" - говорили вы.

Вся земля была вашей, и в те времена это было немыслимым даром. Вы не понимали того, что у вас есть. Вы грабили моря, взрывали землю и покрывали её бетоном и асфальтом, которые намного переживут вас. Когда лёд начал таять, вы забыли, как вся ваша цивилизация, все ваши великие прибрежные города, были построены на краю чаши, и что произойдет, когда чаша начнёт переполняться?

Доктор Дикон знал, и потому даже в ту пору, задолго до того, как был достигнут переломный момент, он усердно работал. Вы смеялись над ним, говорят предания - но позже, когда вы узнали о содеянном, смех прекратился. В те дни, теперь канувшие в глубины истории, ваши мудрецы были способны на многое. Вы могли взять живые черты одного существа и подарить их другому: внедрить иммунную систему, регенерацию тканей и свечение медузы кошке или кролику.

Наш прародитель секвенировал жизненный код ваших кузенов-млекопитающих, которые избрали воду своим домом. И он взял ваших детей и начал свою ужасную работу, замечательную работу, работу, за которую и мы, и вы помним его. Подозреваю, наши воспоминания о нём полны большей нежности. В наших сказаниях он шаман, Тюлень и Морская выдра - его тотемы. В ваших же он злобный и сумасшедший, и хотя я знаю, что он любил нас, я не могу до конца спорить с обратным. Должно быть, он был немного безумен, но в той степени, как безумны те, кого коснулся сам Бог.

****

Мы собираемся на станции Найтсбридж, прямо под её поверхностью, дыша по очереди на полузатопленных ступенях. Теперь Найтсбридж - это полуостров, зажатый между прорвавшимся северным берегом Темзы и озером Серпентин. Вам бы следовало знать, что, на самом деле, с вашим маршрутом для бегства, суженным до этого единственного сухопутного моста, туда не следует ходить, но воды в тех местах плодородные, одни из лучших на всём огромном пространстве мелководья, которое когда-то было Центральным Лондоном. Там мы занимаемся фермерством, нашими водорослями и рыбой, нашими ракушками и крабами, и вы приходите туда, чтобы украсть у нас. Мелководные моря - рай для моего народа, их теперь там много в этом мире, где у вас отняли плодородную землю. Вы же не заботились о ней, в конце концов. Если б вы были достойными хранителями, нас бы здесь не было. В нас бы не было нужды.

Я иду вперёд, подтягиваясь вверх по гребням лестницы. На открытом воздухе алое солнце на западе вырисовывает силуэт изломанного горизонта. Наступает вечер, и вы злоупотребляете гостеприимством. На мгновение я испытываю неловкость, ощущая твердую землю, прежде чем встаю на ноги. В том, как я это делаю, всё ещё сохранилось что-то от вас. Мой позвоночник более гибкий, моя осанка более изогнута; моя шея длинная, моя голова обтекаемая. Мои глаза - огромные тёмные озёра, которые пронзают густые сумерки гораздо лучше ваших. Там, где вы подбираете тряпки, чтобы прикрыть свои голые тела, у меня есть свой маслянистый мех.

Хотя, мои руки подобны вашим: местами перепончатые, но у меня ваши пальцы, особенно большой, тёмные и обнаженные. Или, в конце концов, это могут быть лапы выдры. Я бы предпочел последнее.

Я крадусь из беззубой пасти станции Найтсбридж, перенося своё гибкое тело из из укрытия в укрытие: теперь, на суше, я не такой ловкий, но в состоянии преследовать двуногую добычу лучше всех. Ваши часовые не видят меня среди надвигающейся темноты и яркого заката.

Вас так много! Я всегда поражаюсь, когда обнаруживаю, сколько вас осталось, и это всего лишь часть вашей массы в данном месте и времени. Мы узнали число людей, живших на земле, когда Доктор Дикон начал свою работу, но значение лишено смысла. Это цифры, которые никому не нужны. Я знаю, сейчас вас должно быть гораздо меньше, но всё же... людей так много, ползающих, как черви, по полуострову Найтсбридж, ловящих сетью и цепляющихся за щедрость воды, лишая прибрежную зону всего съедобного. Ваши привычки не изменились с тех пор, как пришла вода.

Я жду там, наблюдая за вами, пытаясь увидеть в вас нечто иное, чем просто составную, поглощающую массу. Вы бледны и грязны, и я чувствую отсюда тонкий, кислый запах, исходящий от вас. Ваши тела худые - конечности словно палки, лица как черепа. Вы сбиваетесь в свои маленькие кланы: в этот день вы привели целые семьи на побережье. Я чувствую дым ваших маленьких костров, но многие из вас просто рвут сырую рыбу зубами, слишком голодные, чтобы ждать.

Я наблюдаю за вашими детьми. Даже голодные, полные отчаяния, в этом свободно тянущемся конце вашей истории, они всё ещё остаются детьми. Они играют и прыгают, как наши; дерутся друг с другом, как наши; плещутся в воде, глаза их горят любопытством. Несомненно, вы любите их, так же как мы любим своих. Вы хотите лучшего для них, теперь, когда ваши родители и их родители гарантировали, что дальше будет только хуже.

Я слишком долго жду, наблюдая за вашими детьми. Несмотря на то, что мы дети другого бога, я не могу смотреть на ваших детей, не испытывая смешанного чувства жалости. Мы все когда-то были людьми, и наш создатель оставил в покое то, что позволяет нам думать и чувствовать. Моё сердце, мои легкие, мою кровь, мои кости, все это было им улучшено, но ту часть меня, которая любит, он оставил в покое.

Однако все эти земли под тенью воды теперь наши, и у нас тоже есть голодные дети. Даже сейчас ваши занятые руки вырывают еду из их ртов. Я стряхиваю с себя жалость. Я перестаю следить за вашими детьми и вместо этого отмечаю ваших охранников и часовых. Пришли сумерки, и наступило наше время.

****

Вы пытались уничтожить нас, когда обнаружили. К тому времени Дикон был уже очень старым человеком, но вы взяли и отдали его под показательный суд. Вы совершили набег на его лаборатории, уничтожили его образцы и конфисковали его машины. Это случалось даже в те времена, когда вода поднималась, когда вы смотрели в пасть своего апокалипсиса. Если бы вы тогда отступили; если бы вы заглянули в будущее и увидели что-то, чем могли бы поделиться, то мы, возможно, не убивали бы вас и не изгоняли бы со всего побережья. Но вы называли нас мерзостью. Некоторые из вас взывали к божественному писанию, другие - к медицинской этике, но никто не допускал мысли, что вы больше не уникальны. Вы презирали доктора Дикона за то, что он играл в бога.

Но к тому времени он лишился одиночества. Какими бы ни были преследования, всегда находился кто-то, продолжавший его работу. Он так и не узнал, к тому времени, как вы довели его до смерти, что его труд увенчался успехом. Его будущая раса уже размножалась в водах всего мира.

Иногда я задаюсь вопросом, как он представлял подобное. Хоть эта мысль и не является приятной, он, вероятно, не ожидал текущей войны. Возможно, он надеялся, что мы будем жить среди вас, будем помогать вам, кормить и защищать вас, когда воды поглотят ваши города. Быть может, мы бы так и сделали, если б вы только нам позволили.

Некоторые из нас все еще задаются вопросом, сможем ли мы достичь с вами какого-то соглашения, но мы едва в состоянии больше общаться, и каждое поколение приносит больше поводов для ненависти с обеих сторон. И мы не нуждаемся в вас. Вам нечего предложить нам, кроме голодных ртов.

****

Поэтому я возвращаюсь в темные воды станции Найтсбридж и даю сигнал, гулко проникающий в туннели, которые усиливают резонанс моего голоса. Мои приказы грохочут в затопленных крепостях подземелья и катятся по залитых водой равнинам Белгравии, курсируя между выступающими зубцами зданий, которые бросили вы сами или с нашей помощью. С эхом собственных слов, отражающимся в моих ушах и на моей коже, я бросаюсь через неприметную границу, которая разделяет сушу и воду. Мы идём на войну.

Мы потопом выливаемся из станции. Я уже слышу крики и вопли, когда вы замечаете нас. Мой арбалет взведен и заряжен: он сделан из кости и пластика, с натянутыми сухожилиями и болтами из осколков стекла или найденного металла. Богатство павшей цивилизации лежит под волнами, чтобы мы могли спасти его.

Большинство из вас бежит, устремляясь в низ полуострова обратно к своей земле, к тем частям Лондона, которые воды ещё не успели благословить. Вы живёте там, в ваших кишащих, голодающих ордах, в ваших гнездовьях, жестоких, феодальных королевствах: Холлфилд, Мэрилебон, Сохо. Вы тратите больше времени на борьбу с самими собой, чем на то, чтобы беспокоить нас. Я вижу, как вы ссоритесь, паникуете и мешаете друг другу. Основная волна наших людей уже вырывается из воды. Копья вонзаются в вашу бледную кожу; вихрем кружатся дубинки.

На мгновение я останавливаюсь. Мое прежнее сочувствие всё ещё держится в теле. Я вижу, как вы подхватываете собственных детей своими тонкими руки. Вижу, как некоторые из вас остаются, чтобы прикрыть остальных, это благородная жертва. Я вижу, как вы делаете всё то, что мы бы сделали - уже сделали - поменявшись местами. Когда-то мы были вами. До того, как Доктор Дикон переделал нас для нового мира, наши предки являлись вашими предками. Мы были всего лишь людьми.

Затем я слышу грохот выстрела, стряхиваю с себя транс и иду на работу. Звуки слишком глухие для меня; быть вне воды - всё равно что слышать наполовину. Я вижу вспышку: мой кузен Энцо падает, за ним ещё пара человек, прежде чем стрелок замолкает. У вас осталось это древнее оружие, но его мало, и сколько пуль в наличии? Каково число стволов, которые сохранились за долгие годы с момента изготовления? Вы размахиваете ими в изобилии, но я слышу лишь несколько выстрелов, и каждый из них - боеприпас, который вы больше не в состоянии заменить. Сколько времени пройдёт, прежде чем это драгоценное огнестрельное оружие, которое вы так любите, станет всего лишь талисманом, а его истинное предназначение забудется?

Я целюсь, стреляю, перезаряжаюсь и снова целюсь. Это моя седьмая стычка с такими, как вы. Я научился сражаться из воды, оценивать расстояния, игнорировать сухой воздух, жару, пыль. Это ради вас я терплю всё это, ибо вы не будете знать своего места. Ваше место в глубине страны. Ваше место в прошлом.

Воды обретают красный цвет. Вы больше не украдёте наши труды. Те, кто выживет, вспомнят ужас, пришедший с моря. В этом году мы вас больше не найдём в этим местах, быть может, через год. Возможно, в следующем году Найтсбридж тоже будет под водой.

Я смотрю, как последний из вас бежит. Наших раненых, наших мёртвых тянут обратно в воду, чтобы оказать им все почести и сбросить по течению. Ваших мертвецов тоже следует утилизировать. Мы оттащим их на разрушенные высоты ваших зданий; пусть воздушные твари клюют вас; пусть мухи вылупятся из вас. По крайней мере, так вы вернете миру хоть что-то.

Мы загоним вас в выжженные места, в бесплодные места. Должны ли мы испытывать сочувствие? В конце концов, это мир, который создали вы. Некоторые из нас спрашивают, как вы вообще могли понять, что создаете его для нас? Но те из нас, кто пересказывает старые предания, знают лучше. Вы могли видеть, как плотина стонала под тяжестью вод ещё до того, как Доктор Дикон отправился заново создавать свой вид. Вы могли бы остановить это; Вам не нужно было предлагать нам мир. Теперь не плачьте своим мёртвым богам, когда мы пришли, чтобы отнять его у вас.

1. Children of Dagon, 2016