- Не знаю, было это или нет, однако всё правда - как и то, что вы и я здесь, а в не какой-то Ковне, где все мостовые зачем-то из камня и от этого удивительно жёсткие.
Один башмачник, и без того человек несчастный - ко всему вдобавок женился на ведьме. Почему бы и нет? На каждую кастрюлю найдётся своя крышка, в конце-концов, ведь так?
Правда и то, что кроме башмачника, ведьмы и глухого пробоша, в той стране жила королева и каждый день ей была нужна обувка и не простая, а королевская - и все разы, представьте себе - новая...
Каждое утро королева отправляла посыльного с поручением к башмачнику - и спозаранку до самого вечера, шил он новые королевские башмаки, и каждый вечер - стоило страже запереть городские ворота, башмачник относил королеве новую пару, а чтобы добраться до её покоев, шёл он сорок переулков вперёд, три перекрёстка налево, переходил наискосок Рынок, спешил по мосту и поднимался в башню по лестнице, у которой ступенек было не менее, чем сто - и если бы видели сколько там было порогов и поворотов - у вас устали бы даже глаза, а ведь бедолага всюду ходил ногами...
Стоит ли говорить, что жене башмачника всё это сильно надоело, и вправду - любая бы возмутилась на её месте, даже и не будучи ведьмой.
- Да когда же кончится это наказание, - замечала башмачникова, пересчитывая шеляги за королевины пантофлики. - Будто мало, что муж этой женщины, уехал на войну, кстати довольно давно - уже и неизвестно жив ли, так она ещё и делает соломенных вдов из честных мещанок. Я вижу своего шьющим и спящим, только и всего...
Однако не всякий разговор помогает делу, особенно если беседуют на пустой живот - поймите меня верно. Потому ведьма, как всякая достойная жена и хозяйка, испекла пирог, нацедила пива и пошла к кузнецу.
- Что, тебя ещё не утопили совсем? - спросил кузнец едва завидя гостью.
- Невозможная жара, - ответила ведьма на это. - Должно быть, кто-то всё время крадёт дождь, в Громезере по косточку.
И она оглянулась на бочки вокруг кузни.
- И то правда, - согласился хозяин. - Припекает.
- Самое время охладиться пивом, - сказала ведьма. - Любой работе нужен отдых.
- Ну садись к столу, в холодок, - сдался кузнец, - и пиво своё бери, и пироги прихвати, а то как бы не задохнулись.
В тени бузинного куста ведьма с кузнецом пили пиво, в кузне сам собою стучал молот - и почему бы ему не постучать, скажу я, правда? Флоксы уже зацвели, да и кузнечики стрекотали вокруг, а стрижей слышно не было - ведь лето шло к концу.
- Доброе пиво ты сварила нынче, - похвалил кузнец. - Пироги тоже ничего себе, хвалю. А ко мне, зачем явилась? - спросил он. - Может просто шла мимо?
- Калеб,- ответила ведьма, - ну что ты как маленький? Пришла и пришла, в конце-концов, к кому тут ещё можно сходить в гости?
- Видно на болоте и вправду засуха, - изрёк кузнец ядовито. - Ну, говори, прямее - надо-то чего?
- Башмаки, - кротко сказала ведьма.
- Ну да, конечно, - ответил кузнец, - как это я сам не догадался. Если бы твой муженёк был гончар - ты бы попросила крынку.
- Да не в том дело, - ответила ведьма, - башмаки мне нужны необычные.
- Неужто железные? - спросил кузнец, не без надежды.
- Серебряные, - мрачно сказала ведьма в ответ. - Стукалки. Скажешь тоже - когда такое было, чтоб бралась я за железо по доброй воле? Сделай мне медные.
- А на взамен? - спросил кузнец. - Денег с тебя не возьму, так что...
- Вот жбан, - вздохнула ведьма. - Там пиво...
- А вот бузина - тут черти, - ответил кузнец.
- Непереводно, - ответила ведьма и скромно смахнула пылинку с рукава.
Кузнец внимательно осмотрел жбан и зачем-то вылил пиво прочь, потом глянул снова. Сдул пену. Улыбнулся криво, как подобные усмехаются завсегда, и вымолвил.
- Ну, слово сказано. В четверг за бутами зайди, уже и дело сделано будет.
- Это всего полдела, - ответила та. - Смотри только - там стопа средняя, вот тебе мерка: подъём высокий и подбор нужен пошире, чтобы хорошо стоялось.
- Что ты придумала опять? - спросил он её у калитки.
- Да вот, решила срезать звёзд пяток и, наверное, посею в саду, на осень. Должны приняться хорошо. Как считаешь?
- Видела бы тебя мама, - сказал кузнец на прощанье и запер калитку.
Если идёшь - рано или поздно кого-нибудь да встретишь, вот так и башмачница встретила своего супруга в обычном месте и в привычное время - он сидел у окна и шил.
- Мне кажется, я понимаю, - сказал башмачник.
- Что уж тут непонятного, - ответила ему супруга. - Дратва, шило да парча; как ни крутись, а быть туфельке.
- Она в них ходит, - ответил башмачник.
- Ну не странно ли это? - отозвалась ведьма-жена. - Ходить в туфлях, скажешь тоже. Да у королев полно причуд! Думаешь, она и глаза закрывает во сне? Вот проказница...
- Когда много скучной работы, остаётся время и на мысли, - оскорбился башмачник. - Так это у меня. А когда времени много - можно плясать да ходить, тогда на подошвах остаются дырки... вот как у неё.
- Думаешь, она пляшет там... куда таскается? - хмуро переспросила башмачница. - Не королевское это дело, скажу я - тут бы сидеть на троне ровно...
- Так и мне... - начал было башмачник, да не закончил. Потому как запел в конце их улочки флажолет, звонко процокали подковами копыта лошадки - и влетел в башмачников домишко заполошеный вестовой, от самой что ни на есть королевы, да ещё и с письмом, аккуратно свёрнутым в трубочку.
Вот напасть!
В письме же говорилось, что отныне башмачник будет жить, где работает и работать, где живёт - и ничего бы не было необычного, в документе с печатью, если бы местом жительства башмачника не был назван замок...
- Маледетто! - заметила ведьма. Они всегда так говорят, если видят что-то неприятное. К примеру: пустое ведро - ведь хочешь, не хочешь, а придётся идти по воду.
Вот и сапожнику пришлось собрать инструменты да матерьял и отправиться в замок, через всякое не хочу и не могу. Я так скажу: собрался то он быстро, но шёл долго и камни тамошних мостовых чуть не плакали - так бедняга вздыхал всю дорогу...
Башмачница, же - супруга его, долго смотрела мужу вслед, и даже плеснула из чашки в ту сторону...
Затем задула свечу, обулась во флоренские туфли - как всякой, уважающей себя, ведьме и положено, прихватила посох да суму, заперла дом, закрыла садовую калитку и отправилась в прямо противоположную от мужа и замка сторону, и путь её был неблизкий.
По городу, за ворота, через пригород , сквозь палисады - затем вдоль реки , да по мосту, за ним дорога выделывала петли, и спустя пару шагов делилась , сама-собою на три, и правильно делала, скажу я вам - потому как дальше был лес , а в такие места в одиночку лучше не ходить - втроём куда как веселее.
Тут на самом, что ни на есть раздорожьи, что будет пострашнее иного перекрёстка рос куст, весьма колючий, но впрочем, большой, старый и тенистый.
Вот под ним- то ведьма расстелила свой плащ и уселась на него с удобством - словно восточная царица на коврах, у себя, в серале.
Прошло совсем немного времени, вот только-только башмачница успела разложить на блюде огурчики, крендельки да шкварки и выставить на тот же плащ штоф со шклянками, как подошла к ней, неизвестно по какой дороге, древняя старуха - седая-преседая, худая-прехудая, хитрая-прехитрая, хоть и не сгорбленная совсем, а высокая и в шляпе, да ещё и с тростью в руке. Поравнявшись с башмачницею, старуха вдруг громко вскрикнула, замахала руками, покачнулась, и совсем было упала - да зацепилась платьем за колючий кустс крепко-накрепко: вот бедняга, - исцарапалась вся, а ведь могла сломать себе ногу.
- Здравствуй, мама, - сказала ведьма. - Со свиданьицем...
- Вот уж свиделись, так свиделись, - ответила старуха на это. - Может, и к столу позовёшь?
- Ну, пусть будет стол, - незамедлительно ответила ведьма. Так и произошло.
- Это что у тебя, чёрная водка? - спросила ведьмина мать, умостя под кустом да за столом и себя, и шляпу с тростью.
- Не с пустыми же руками идти, - ответила дочь.
- Вот и я говорю - не пропадать же добру, - раздумчиво заявила старуха, и они славно выпили, чокнувшись перед тем цветными рюмками.
- Что там, в простой жизни? - поинтересовалась старшая ведьма, хрустя огурчиком. - Ты уже завела кур?
- У меня чудесный садик, ещё хочу рой приманить, всё-таки свой воск...
- Экое мещанство! - откликнулась старуха и прибрала крендельки в карман. - Ещё чуток - и свиньи...
- Он добрый человек, - отозвалась башмачница.
- От свиней хорошему не научишься, - гнула своё старуха.
- Воспитание творит чудеса, - весело сказала младшая ведьма. - Хотя надо ли быть свиньёй, чтобы валяться в грязи...
- Водка у тебя чудесная, дочка, - буркнула старуха, - а вот намёки скверные. Где ты такого набралась, просто ума не приложу. Тебе надо чаще бывать в обществе, так сказать, выходить в нелюди, что ли.
- Гостевала я у Калеба , и недавно к тому же.
- У него страсть как неуютно, - доверительно сообщила маменька. - Сплошное железо. Я, в последний раз, извертелась вся, и шлейф порвала. Безобразие - я так и сказала. А он посмеялся над матерью и всё - чистый Ирод, весь в папашу. Так зачем ты пришла, может и говорила уже, да я запамятовала.
- Мешок, - кратко ответила дочь.
- Никакого куска у меня нет!
- Там мои вещи... жабий камень, коральчики, бязь...
- Хорошо бы мазь, такая вот знаешь, от всего, но не можжевеловая, чтобы без запаха.
- Там ещё сверху туман, ты помнишь. Мой мешок...
- Да так и водится, стукни по камельку - тут тебе и с мазью горшок.
Что тут ни скажи - всё лишнее, пришлось ведьме сотворить под тем кустом камин - а затем уж и горшок с мазью и кофейник с кофеем, и дзыгарик с боем - правда маленький, чтобы сильно не колотился.
Старая карга осталась довольна - всё похвалила, что, по правде сказать, не все крещёные делают...
- Ишь, какой славный кофейник, так и блестит! И мазь хороша, что ты туда положила? Вот смотри - никаких царапин. О, и кружева как новые, а пятен то и нет! Вот потеха. Мне бы этот столик, да поближе к камину, и чтоб экран, ага... Ага... Хороша работка: хоть на пйонтек, хоть на свёнтек... услужила старухе, хотя и просить пришлось иногда и трижды... Ладно, так и быть - добро к добру, за словом - дело. Хоть и общипали вы маму, конечно же - держи свой никчемушный мешочек. И фляжку в придачу. А водку эту, чёрную, я приберу, нечего тут... Знай доброту мою, и помни - у мамы в переднике есть всё, что нужно глупым детям - розги, книжки, носовые платки, вражьи головы. Что ты всё-таки туда положила? Нос уже не тот... но прошибает...
- Розмарин, шалфей, зверобой - всё как всегда, мама.
- Плата хорошая! - сказала старуха. - Ух! И водка чудесная! Такой сейчас и не достанешь! Дело сделано.
Ведьма накинула на себя туман, вместо отданного плаща и пустилась обратно - совсем не попрощавшись - ведь у ведьм свои взгляды на случайные свидания. Да и стемнело вокруг куста порядочно, не говоря о мосте, дороге и городе - где всегда вечереет раньше.
Кто спешит к заутрене, тот успеет и к вечерне - башмачница же замешкалась, пусть дорога и была пуста. На мосту ведьму повстречали трое - все как один в чёрном, да носатые. С первого взгляда - судейские или ксендзы, но, со стороны глядя, скорее вороны.
- Час недобрый, вечер поздний, - поклонилась ведьма.
Что ни говори, а ворон ведьму не клюнет - чего про судей с ксендзами не скажешь, конечно же.
- Кра... Кра... Красавица, кор... кор... короткой тени тебе, - вроде бы как поздоровался самый рослый и длинноносый из трёх.
- Что скажете мне, если я испрошу услугу? - поинтересовалась ведьма. - Знать хочу...
- Кре... кре... кредит, - усмехнулся второй встреченный, с глазами полными тени.
- Корм, - откликнулся и третий.
- Ну корм, так корм, - ответила ведьма. - Там: за ракитами, под обрывом, нынче утром видела я славную лошадку, сорвалась с кручи видно. Думала про вас - потому и спрятала ото всех. Теперь слово говорю: пришло время делиться, чья потеря - мой наход.
Тут третий чернец не выдержал... Топнул, хлопнул, кранул - обернулся птицей чёрной, и шасть - за поживой, под ракиты. Ну точь в точь - судейский.
- Про... просила воду... пра.. принести, - сказал хрипло старший.
- Кро... кро... кропила, - подхватил второй, выпуская из очей всё больше сумраков. - Кра-крапиву рвала. Кра... кра... кричала криком, - произнесли они почти единым гласом. И второй чернец, растворившись мраком грающим, канул к обрыву.
- Кра... кра... красть у смерти хотела, - закончил старший чернец, с лица вылитый расстрига. - Кор... коро... королева. Какова кра... крамола!
Тут явились на небо звезда собачья и планета пастушья - и кинула ведьма перстень на мост, ворон ухватил блестяш, каркнул шумно и был таков.
Ушла и башмачница, спешила.
Всегда они побеждают, почти. Да часто и ходят так : рука об руку - ночь и смерть. Идут неторопливо, заодно и неминуемо.
Ведьма же, башмачникова жена, то бишь - оказалась в дому у себя заполночь, хотя и вдалеке от смерти своей, которая в те дни была в Пружанах, на пиру у Боны-злодейки. Впрочем, хорошей хозяйке некогда думать про злодеек, те, рано или поздно изведут сами себя скверным нравом и худобой.
Наша же хорошая хозяйка, переделав срочное и, предоставив мышей - кошке, а необходимое домовику-крошке, занялась важным, а именно - мешком. Чего там только не было, помимо всякой всячины: немного ветра, несколько тумана, тютюн, сито, соль, зубная боль, кошачий смех и рыбий мех, дукаты, жемчуга, чёртова кожа, когти орла, змеиные слёзы, персские розы, зубы льва, сыра голова, пряники с перцем и заячье сердце. И конечно же болиголов, наперстянка и дягиль - ну как без них.
Башмачница отыскала в мешке передник с лебедем, левый край чьего-то савана и две чёрных свечки. Если этакие зажечь в час нечистый неизвестно где, то можно увидать кое-кого особенного - это правда, также как пятница после четверга.
Ожидая утра да петухов, мешала ведьма дело с бездельем и читала некую книгу, что всегда водятся у подобных ей - в точности как флоренские туфли или пестик из парцелы - ну бесполезные же вещи.
За окнами начало уже светлеть, а из кабаков наконец выгнали ночную стражу, когда ведьма намазала подмышки колдовской мазью и скоренько отправилась за город, на лужок, на бережок - туда, где криница, и в холодке славно спится.
На поле рассветном она растрепала как следует волосы, обрядилась в свой передник, растопырила его пошире, да пошла по лугу - собирать росу.
- Беру, да не всё, - говорила, шагая, и в подоле её набралось росы преизрядно, на большой флакон хватило, ещё и на поле осталось, и для других таких же. Двенадцать раз проступила она по росе, а на тринадцатом шаге обернулась на пятке три раза вокруг себя, да полетела домой - досыпать нетутейшие сны.
Что на среду ни приснится - сбудется.
Видно кузнецу снилась кварта, а может даже две.
Потому что, когда явилась башмачница забрать заказ - долго-предолго колотила она в калитку, стучала по ограде и даже кинула камнем за забор - и видимо попала во что-то и услышана была, ибо ей открыли.
- Хух... - сказал кузнец с порога.
- Наелся мух... - не удержалась ведьма.
- Не начинай, - буркнул кузнец и посмотрел на ведьму выразительно. - Вчера вот, встретил маму...
Ведьма принюхалась.
- Ага, - сказала она.
- Страшно и вспомнить, - пробормотал кузнец и смачно икнул. - Она остаться хочет, - промямлил он и обвёл длинным мутным взглядом кузню и подворье. - Надолго, кстати...
- И? - вставила ведьма словечко.
- Строит... ты понимаешь, домик, прямо там, в терновнике. Около него. А я говорю - некстати это, не к добру... А она ... Ох.
- Сажа и мох...
- Вот не начинай, - проскрипел кузнец. - И не топай ... и вообще, ты так дышишь громко - сухот не было?
- Мне бы башмаки, - отозвалась ведьма.
- А мне бы сейчас другую голову... - кисло сказал кузнец и тяжко вздохнул. - Твоё на приступке - зайди, возьми.
В кузне всё было по старому - мыши накрывали на стол, стуча подковцами; мехи качались, огонь гудел, молот бил по крице...
- Веденецкие? - воскликнула ведьма, едва завидя обувку. - Ну ты и выдумщик, однако. Знаток...
- Чего ты всё время кричишь? - тоскливо спросил кузнец. И совсем дурниной гаркнул на молот: 'Тише!!!'. Тот пискнул. Мыши съёжились. Ведьма хмыкнула.
- Калеб, - сказала она. - Мера, мера, и в третий раз...
- Чума... - слабым голосом отозвался Калеб.
- Не сейчас, - ответила ведьма. - Сейчас - вот.
И она выставила на стол бутыль тёмного стекла, укутанную в шерсть.
- Нет! - всхлипнул кузнец.
- Не 'нет', а бульон, - ласково сказала ведьма. Бутыль тем временем, распуталась из тряпок, и миролюбиво подобралась к кузнецу поближе...
- Ты хуже мамы, - сказал тот нервно, принюхиваясь к содержимому бутыли.
- Поправляйся, - незлобиво пожелала ведьма, забрала обещанное и была такова.
Когда башмачница явилась в город вновь, три четверти по одиннадцати уже отзвонили, и полночь становилась всё ближе и ближе. Уже можно слышать как совы, всюду сопровождающие её, ругаются со светляками. Да, совершенно верно - что тогда, что теперь - каждый светляк считал себя звездой... и конечно у сов было своё мнение на этот счёт. Что до звёзд - их спросить позабыли.
- Ну, здравствуй, - сказала королева.
- И тебе не хворать, ваше величество, - ответила башмачница. Она почти не запыхалась.
Королева тоже дышала ровно и выглядела бледной.
- С чем пожаловала? - милостиво поинтересовалась она.
- Да всего понемногу, - уклончиво проговорила гостья. - Тут и пара розог, и чья-то голова - должно быть сыр, и пальчатки, но, к сожалению, обе левые, и конечно же - башмаки...
- Может варенья? - поинтересовалась королева. - Недавно сварила, попробуй. Верно, ты такого и не ела. Варварская ягода - кизил.
- Благодарю покорно, - расшаркалась ведьма. - Можно и варенья. Но чашка кофе куда как лучше.
- Пусть будет по-твоему, - сказала королева и поставила на плиту кофейник.
- Хорошо бы, - отозвалась ведьма и время, что кофейник тихонько посапывал на конфорках, обе дамы провели в молчании - слышно лишь было как тикали часы в зале, да как пробил колокол полночь на ратуше.
- Так что же у тебя в мешке и зачем тебе понадобилось идти ко мне так далеко, высоко и поздно? - поинтересовалась королева, пододвигая к ведьме чашку кофе и вазочку варенья.
- Тут не один вопрос, а два, - ответила башмачница с немалым достоинством. - Только из уважения к твоему чину я не спрашиваю у тебя в ответ, высочество, то есть величество ваше - где теперь твои чёрные крылья? А? Забыла? Смотри, в мешке моём, всё то, что нужно тебе, но возможно и нечто большее. А у тебя есть принадлежащее мне - давай меняться и дело сделано.
- Что будет, если я прикажу отрубить тебе голову? - спросила королева .
- Я заложилась на потерю, - ответила ведьма. - Не беспокойся, прошу .
Королева по-особому щёлкнула пальцами, потом хлопнула в ладоши. Послушала...
- Я так понимаю, там у тебя не совсем сыр? - хмуро спросила она.
- Это как посмотреть... - отозвалась башмачница, допивая кофе.
- Так неловко, когда не остаётся ничего для себя, - сказала королева, и присела на резной стул, - всё на виду да на виду. Раньше был у меня славный садик... Но и тот... И в городе меня недолюбливали, в те поры, и вот...
- Хватит хныкать, - беспощадно заметила ведьма. - Суди сама: ты королева, и дома и замужем - вроде как, ещё. К тому, в придачу, позволяешь себе носиться невесть где каждую ночь - тут или здоровье бычье или никаких дел. Впору сосредоточиться уже, а то впотьмах всякое ... я к тому, что пора выбрать или, скажем, что-то бросить - как думаешь?
- Ты не забывай, я могу бросить тебя, в темницу, - сварливо заметила королева.
- Я про жребий какой-нибудь. Или гребень через плечо. В крайнем случае - туфельку, это работает, я проверяла ... Некоторые, как вцепятся бывало и ... впрочем ладно, раз ты к беседе не расположена, то и я пойду восвояси.
- Я тебя не отпускала, сядь, - процедила сквозь зубы королева. - Впустую трачу время, только. Безобразие.
- Сама себя губишь, - отозвалась ведьма. - Время твоё - сейчас, а место - здесь ... Я пришла не сидеть.
- Ну, тогда перейди к сути, - произнесла королева. - Уже просто теряю терпение, если ты не заметила.
- В этаком беспорядке что-то потерять несложно, - ответила ведьма и провела кончиком платка по столу. - Тем более то, чего никогда и не было, - она глянула на платок и подытожила удовлетворённо. - Я так и думала....
- Стража! - крикнула королева и прислушалась. Часы в зале прозвенели полночь.
- Не придёт. Совсем не придёт, - вздохнула ведьма, притворно причём. - Вся передралась и спит.
- Бимбер на росе, с гадючками? - понимающим тоном осведомилась королева. - Сила...
- Мой торг простой - живая вода за живого мужа, - сказала ведьма. - И кое-что в придачу. Но никаких гендлей, не на рынке всё же.
- Как это так получилось? - спросила королева. - Вот что не могу понять... Кто ты и кто он?
- Просто мне приснился волк, - отозвалась ведьма. - Однако ты не поняла другого, мало времени... Аквавита, амант, кипроко ... Ваде.
- Лабра леге, - заявила королева на это. - Ты меня не подгоняй... Где вода? Да и кое-что твоё, я пока не видела, кстати... Вдруг там бурочки?
- Ну, - ответила на это ведьма. - Посмотреть - не потрогать. Гляди-заглядись.
И она достала из мешка выкованные кузнецом мешты - те так и засияли. Хоть и света было - огонь в камине.
- Славно, медно, плодно, - тут же откликнулась королева. - Какая прелесть. Да вот выстою ли, на таких?
- Хочешь проверить? - спросила ведьма. - Ну, бери своё - верни моё.
- Хочешь вернуть - найди, - доброжелательно отозвалась королева. - Твоя беда, не моя.
Она едва тронула стол пальцем - тот сразу же повернулся, словно сухой лист, королева прытко схватила со стола медяные мешты и скоренько их обула.
- Слово моё ясно, дельце моё красно - заявила королева всем , кто имел неудовольствие слушать её в ночь-полночь. - Несите меня буты ставно, ставьте меня явно, не далеко не близко, не высоко не низко. Вот, переворот, згинь и аминь.
- Ну когда как, а я сыплю мак, - рассудительно заметила ведьма. - Что ни скажу - всё будет так.
Сказано - сделано, раскрыла ведьма мешок и насыпала по всей комнате мак. Закрутилась королева юлой на высоченных своих туфлях - только подолы шелестят, да медь о камень цокает.
- Моё - не перебить, как сказала - тому и быть, - рыкнула она; остановилась и направилась к порогу бочком, ступая тяжко по ведьмину зерну.
- На колоде еду, гадом погоняю, - отговорилась ведьма, - вражине не уступаю. Сказала - иди, желала - найди, что тебе - возьми. Слово моё, дело твоё. Ключ небо, замок - земля.
- Ах ты шкильда, - возмутилась королева и тут же споткнулась - раз, другой и третий, покачалась, но выстояла. - Слышит зверь мамыра - ни лица ни рыла. Тебе, вражья дочка, грыжа и мороков тыща. Будь по моему, - приказала королева. - Изгинь и пропади, а твоё не отдам ... - и она даже топнула ногой.
Тут грянул гром, огонь в очаге совсем погас - и в темноте состоялась немалая потасовка - слышно было, даже и тем, кто слушать не хотел, как зверь рычит, комар пищит, кажан летает и кость о кость задевает.
Говоря проще: наутро во всём замке посуды целой не осталось - пришлось занимать, так-то.
Лютовала королева, лютовала - аж во дворе оказалась, сама не знает как. Хотела стать, да вскрикнуть в ночь: ' мщение моё страшно', да не под силу было; идёт и идёт - след зелёный за собою оставляет, кривой, вроде как змея проплелась.
И из дверей вышла, и пороги прошла, и переходы проскочила, и по лестницам спустилась, и из подвала выбралась - и ходу, ходу, ходу - только башмаки лязгают и цокотят - будто и не ясновельможная поспешает, а собака дикая несётся.
Тут и в небо звезда соответствующая явилась - Марс немилосердный, указующий нехорошую планиду и скорые бедствия для властителей. Да только вверх глянуть у королевы времени не нашлось - быстро шла она вперёд, стукали по камню медяные мешты, хлопали во тьме рукава и юбки - ветер стегал злую женщину со всех сторон, словно град или же розги.
Миновали и канули мимо королевы: улицы, переулки, плац, торжище, ворота, эспланада, пригород, палисады, мост - а дорога всё не заканчивалась, будто дразнила. Как на горе, и погода сделалась совсем скверная - вот как всегда в Лепеле, например. Вечная сырость и молнии. А ещё комары...
Даже солнце поворачивает на вечер, повернула и королева - дороге вслед, та шла под уклон - поспешила с горы и королева, да задержалась трошки, от удивления наверное, но возможно и от чар - потому как вышла из лесу к ней на дорогу лиса, вышла и не поклонилась, а сказала противным голосом.
- Ходила, бродила, чудила - всё сквозь колоду, беру под володу.
Сказала так, тявкнула мерзко, плюнула, дунула и обратно ушла - что с неё взять, лиса-лисой, зверь рудой.
- Не слышу тебя! - громко тявкнула лиса из норы. - Подойди поближе, коли сумеешь - скажи слова снова.
Да не стало сил у королевы вопить в каждую нору, все слова растеряла. Побежала она дальше, только пыль и курилась, да об камушки башмачки постукивали.
Дорога, как и положено месту хитрому, сделала петлю, потом другую, а после сама к себе вернулась - видно соскучилась.
Тут королева едва не лишилась сил - и людских и нечеловеческих, однако перемоглась и приметила девицу, худущую да обтрёпанную, что под лунным светом на камне сидела - грелась, ещё и с прутиком в руке.
- Послушай, девочка, - сказала королева. - Ну-ка сделай доброе дело, да побыстрее. Сними с меня башмаки, сейчас же!
- Теперь не могу: вину несу, в костяном лесу скотинку пасу, - ответила девица.
- Одумайся, дерзкая! - закричала королева, и даже ногой топнула, да так, что звон пошёл.
А у девицы из-под ног во всю прыть зайцы порскнули - что с них, трусов, возьмёшь. Не к счастью, с зайцем повстречаться, а на дороге - особенно.
Так девица королеве и сказала, когда лицом повернулась - пренеприятным, надобно сказать. Слепоглазым да бледным.
А ещё сказала: 'Велено передать, а от кого не велено передать'. А потом отдала королеве тряпицу некую, подозрительно схожую с саваном, с самым его краем.
- Как звать тебя, благодетельница? - спросила королева сердито.
- Долечка я твоя, люди зовут так, - сказала костлявая панюся, затем лебедью чёрной обернулась и в тёмном небе скрылась - неразличимая совершенно.
У королевы сил стало лишь зашипеть и плюнуть ей вслед, Долечке своей, во тьму - и такое инде бывает, а в Вильне особенно.
Дорога понеслась дальше, с нею и королева шагала, стегал её ветер, хлестали кусты, вдоль дорог росшие - всё сплошь глод, живоплот да терен - что никому не верен. Так потрудились, что устала королева ветки ломать и шипы ругать, поникла вся и шла-шла-шла, плелась - едва башмаками цокала. С того и сталось, что на перекрёсток дорога пришла при параде - вся в плитах каменных и деревьях тенистых по сторонам, а королева явилась без сил, без чепца растрёпой и в платье изодранном.
На перекрёстке никого и не было, а чуть поодаль, сидел на траве волк: вроде серый, но скорее седой, а глянешь - так белый - и читал 'Вечерний День'. Вились вокруг светляки, видимо из любопытства - ведь про день светлякам неизвестно ничего, даже и про вечерний.
- Просто удивительно, что сейчас пишут, да ещё и на таком маленьком листке, - сообщил волк королеве. - Глаза разбегаются ... Вот, читаю словечки по буквам: 'Из Гродны извещают: 'Наблюдали в небе хвост'. Скажите, какое событие - кто же в Гродне ещё не видел хвост?
- Дурья башка, - фыркнула та.
- Редкое имечко, - ответил ей волк, - но тебе, побродяжке, подходящее.
- Это кто тут побродяжка? - спросила королева хрипло.
- Действительно, - подхватил волк. - Кто?
- Можно без грубостей, животных этих? - откликнулась королева. - Устала...
- Скоро отдохнёшь, время подходит, - сказал волк и мило зевнул. В сосняке послышался страшный треск - будто время и вправду надвигалось, не особо выбирая путь... - Ты же знаешь, как идти на отдых? - спросил волк у исцарапанной королевы.
- Верно, что ногами, - отозвалась та.
- Тогда ступай, - сказал волк и улыбнулся. Королева же побежала от него прочь, по тёмной дорожке, даже быстрее чем хотела...
Ведьма же в ту пору занималась делом неблагодарным, а именно - исполняла желание. И не чьё нибудь, а королевское - искала ведьма башмачника, проще говоря - налила на серебряный поднос первой воды и крыжила по ней тростинкой какие-то знаки. Всегда удобно высматривать свою потерю или чужие сны на подносе - особенно на серебряном, особенно во дворце, особенно в ночь-полночь... ведь лучше видно.
Дело было знакомое, средство верное, время тёмное - ну вода на серебре вдруг заклокотала, вспузырилась - сначала красным, потом жёлтым, затем чёрным... и пропала, как не было её. Зато паркетины, плиты чёрные и белые, что вымощено было ими всё королевино палаццо, сверху донизу - паркетины вдруг зашевелились, задрожали, выпрыгивать стали из своих пазов и сложились в нечто всем известное - дорожку, затем лесенку, дальше в переход, потом под горочку - а там и дверь, а за ней комната, а в комнате, среди свечей и факелов тусклых, измаянный башмачник, шьёт-пошивает уже третью пару пантофликов - шарлатную, кровавого, значит, цвета.
- Работе конец, делу венец, - сказала ведьма, собой довольная. - Спасибо углу чужому, вернёмся к дому.
- Сделал всё, как ты сказала, - ответил башмачник. - И ведь удалось. Ты знаешь... оно похоже на плохую замшу...
- Знаю, - ответила ведьма. - Такая она и есть по сути - плохая замша. Ты собирайся, посмотри - не забудь чего, матерьял там какой, инструмент. Затем вниз иди, жди меня у ворот, заберу тебя. Доспишь дома...
- Это было так забавно, - не умолкал башмачник, собираясь. - Вначале я просыпал на пол, то, что ты мне дала - и она и вправду прилипла, но тут же вырываться начала, да как рьяно. Я отхлопнул её дверью... Правда не всю...
- Не всю? - внимательно спросила ведьма. - Ноги?
- Голову... - повинился башмачник.
- Прелесть, - восхитилась ведьма, - просто прелесть, что. Умница! Куда дел?
- Прибил, как ты велела, гвоздиками. Двадцать шесть ушло и ещё семь.
- Славная работа, дело сделано.
- И кто бы мог, подумать. Вот только представь - тень, а наощупь, что замша... Но всё равно - в работе тонкий материал, непрочный. Что с ней будет?
- С тенью? Ничего.
- А с той?
- Завеется, заснёт, забудет, - ответила ведьма. - Ну, спускайся уже. Я своё прихвачу и во дворе буду скоро.
Башмачник роратку ночную нашёл, засветил, и из комнатки прочь - пошёл себе вниз, плитами-сходцами, а с них сойдя - коридорцами, залами, да галереей. Вздыхал...
Ведьма походила по залу, заглянула в спаленку, в кабинет... Прихватила - там одно, здесь другое, но больше чужое, конечно же.
Во дворе, башмачник ждал её на маленькой скамеечке. В самом углу двора того же, укрываясь от лунного света беспощадного, в тени фонтана храпела стража...
- Скажи мне, - спросила мужа ведьма, - ты хочешь домой? Прямо сейчас?
- Чтобы не идти? - спросил тот. - Хочу, очень.
Ведьма пошарила в мешке, извлекла очень чёрную свечку, отдала башмачнику, а роратку себе взяла - и приказала супругу строго. - Сиди, лети, не рыпайся даже.
Затем свечку эту запалила и только сказала: "Свечка, свечка - дым у гору, а муж мой до двору" - как скамейка, с нею башмачник с реманентом своим и свечою чёрной в руке, взвились просто к месяцу - и понеслись тёмным небом, шляхом лёгким в дом любимый, двор уютный.
Ведьма же, вслед им глядела недолго, вернулась во дворец и долго шепталась там со столпами мараморными, со стенами цегляными, потом с паркетинами-плитами - особым шёпотом с чёрными, а затем с изразцами - с теми было всего труднее: ибо было всё нарисованное на них суть правда, и олень трирогий - называемый однорог, и зверь синий, египский - коркодрил о пяти ногах, и птицы: живущие вечно: за Ракусами на полудень - фениксы, и неведомая рыба филодельфин, что поёт утопшим долгие сны.
А королева тем безвременьем, шла и шла, спотыкалась и не раз и не три. Тьму и светляков ругая, проклинала град и ветер, на сычей лаяла, на жаб брехала - уж очень зла была: рот чёрный, глаз ярый...
Когда вдруг дорога дрогнула - точь в точь, как река скресает: треск, шум и скрежет, ну и льды ходуном. Так и тут: была одна дорога - стало три пути, и все пропащие - топь, зыбь и аминь. Вот у начала их: в тени куста да осины, среди камней, над источником - и заприметила королева камелёк славный, да стол накрытый, а за ним пожилую даму разодетую знаменито. В чепце гродетуровом с лентами цветными, в бомбазиновом платье чёрном, но как бы с искрою - потому что стеклярус, да поверх того: епанча куньим мехом подбитая, застёжка золотая, с камнем. А цепей на аксамитовом корсаже неперечётно, да к поясу прицеплены: кисет - весь в жемчуге чёрном, рог рынский в оправе, ключи - большие и невеликие, кордубской кожи кошель, да нюрнбергское яйцо с цоканьем - экая страсть - у королевы аж глаза сверкнули.
По всему видать, женщина не бедная, тут же и прибор весь на столике парцеловый, новомодный, для питья - муранского шкла, а который для еды - так и вообще сталёвые вильцы, редкая прихоть...
Тут королева и остановилась, сказать по правде - села, без сил опустилась. Где тот стул и взялся...
- Может водочки? - спросила дама милостиво. - За знакомство...
- Почему нет, - ответила королева устало, втихомолку радуясь, что не бежит никуда, не стремится. Наоборот: сидит тихо, ясно, и даже, отчасти, грозно - как и положено ясновельможной.
- Всё от боли, - сказала старуха и пододвинула королеве чарку. - Выпьем, и побольше - чтобы боль уменьшилась, верно? Чтоб все бабы - как среда, а я как суббота, одна молода. Будем...
Королева выпила. В чарке было как в небе - черным черно... на вкус - горше горького.
- Ещё буду, - сказала королева.
- Повторим непременно, - ответствовала дама. - Кто его знает, что из этого выйдет ...
- А!А!Ах! - запнулась королева. - И на чём только настаиваете такую... такую... чёрную. Ух...
- Я всегда настаиваю, - ответила пожилая дама, пока что приятным голосом. - Безотказно дотеперь.
- Су... сударыня, - икнула королева. - Вот не имею чести знать вас, но поверьте - не надо со мной говорить ... ик... туманно. Не люблю туман.
- Имя моё начинается на редкую букву Ф, - раздумчиво сказала дама. - А касательно тумана ... я запишу, не забыть, чтобы. Согласны?
- Ещё бы - развеселилась королева. - Я привыкла... представьте себе: говорю, а они пишут и пишут, молча! Скрип, чёрные брызги - и это на мраморе, а ведь бывают и красные - ну ужас что. А эти всё пишут, когда я ничего не говорю - тоже. Каждое словечко... пишут, даже и молчание тоже. Людцы. Отчего так много людцов? Во дворце нечем дышать... стёкла.. п.. потеют, синие особенно.
- До дна, как жизнь одна! - скомандовала хозяйка. Звякнули рюмки...
- Вы называли имя, но я позабыла... - сказала королева, глядя на хозяйку стола пристально.
- Не называла... - откликнулась та. - Вы угощайтесь, госпожа моя. Без стеснения. С дороги ведь.
- Вы давно здесь? - поинтересовалась королева, уцепив на сталёвую безделицу груздик.
- Ненадолго, - уклончиво ответила дама. - Думала строить дом... да вот. Хлопотное это дело - строить. Там слова сильные, вот это всё: "обмостка, заподлицо, створки", разом не возьмёшь. А сто и одно - мне всё равно! У вас есть дом?
- Целый дворец, - живо отозвалась королева, истерзав вилкою печень, похоже что лосиную. - Он в той... - она ткнула вилкой воздух в сторону севера... - Нет, в той. Нет, забыла. Неважно, я недавно оттуда и звёзды ещё ... Глядите дальше, говорю я. Следите...
Дама внимательно следила за вилкой, кивала. Гостья говорила: много и путано; ела - также обильно и вперемешку. Уронила нож, салфетку, кубок. Пересела от огня.
- Чудовищно хороши у вас цветы, - кивнула она хозяйке.
И вправду - по убитой земле, между камином и столом, бродили странные клубки - стоило им остановиться хоть на миг, тут же высовывался длинный побег усеянный маленькими багряными цветами и оплетал всё, что чуял вокруг, хорошея неимоверно.
- Самой нравятся, иногда, - довольно ответила хозяйка, потчуя свои растеньица взбучкой. - Люблю выдумывать. Раз - вообразите, намалевала букетик: омела там, асфодель, роза собачья - ну, а что... приколоть к шляпе, может и в вырез, иногда, вы же понимаете. Главное, чтобы руки заняты были, потом отвлеклась - забыла рисунок, потом нашла, случайно почти... Знаете ли, осенняя уборка, хлопоты... но я там редко бываю, в сто лет раз, и валялся мой эскиз под полынной настойкой. Подложила и забыла, усталая была. Там что-то не так с рецептом - неразборчиво с самого начала или в столбик - так и не поняла: не то мушлей, не то мушек, не то мух - я взяла всего понемногу, ведь это лучшая пропорция, давно заметила. Но полынь всё перебила. Туда ещё ноготки затесались, докинула сослепу вместо когтей. И бутыль треснула, и столик пропал - всё таки без солнца почти, кто же выдержит полынь столько? И календулу эту полоумную, да... Мухи передохли вот. Пролилось на рисунок - ну они и выросли, с листа, значит - соответственно моменту. Сами о себе заботились. Всё впроголодь...Там ещё замок был на этом месте, раньше... Правда же они вышли забавные? - поинтересовалась хозяйка у гостьи и хорошенько отходила слишком близко подползший побег тростью.
- А, да! Ещё сад... - продолжала королева, сама себе наполняя кубок. - Целый сад только мой, был... Деревья, клумбы, черепа - ну загляденье. Было где продышаться от людцов. Болиголов цвёл... Но когда отец выпер ... Хотела сказать, разрешил на мне жениться нынешнему, - она пожевала губами и словно выплюнула. - Королю. То садик мой снесли, срыли весь ... - она выпила из кубка, щедро. - И не вступился никто... Брат был у меня, правда, да одно название - ну ничего велебного. Оденется в лахи и ходит-шатается лишь бы где. "Людей слушаю", говорит. Вы представьте: королевич, шляхтиц - слушает и кого - людцов! Переоделся раз свинопасом - и ... два года искали, искали ... Грамотки, гонцы, шум - и всё в свинячий голос. Ну я так и сказала:"Туда ему и дорога, чучелу - к свиньям полосатым". Только мама меня и понимала, давно, - доверительно сообщила королева. - А нынче я сирота, да... - она обильно запила эти слова и прислушалась - в ближнем лесу кто-то плакал.
- Но был один, не.. нечело... И я с ним была, и он ... один... был. Он не такой, - она наморщила лоб и пошевелила пальцами у лица, словно пыталась нащупать ускользающие слова. - Я летела ... ходила... шла ... куда же я шла?
- Подумайте о чём ином, ваша велебность, - участливо подсказала дама, - и вспомните тотчас. Ведь вы помните? Это ружикветы, так-то.
- Да, - неуверенно ответила королева. - Помню гору! Град... Камни! Много камней! Я летела, затем шла, долго шла меж камней, я стучала и ... - она посмотрела на хозяйку, затем в огонь и сказала, источая каждым словом яд. - И потом они отрубили ему голову! Меня заставили смотреть... И бал, это был бал для всех. Павану играли, быстрые, вольту. Пир... Заманили... А меня лечили, потом. Они сказали, что лечат - старый и новый король: водой, зельем, огнём. А я смотрела, я знала - если его голова увидит солнце, он окаменеет. А я этого не хотела. И покорилась, тогда.
Она допила остаток - сначала прямо из кувшина, затем приложилась к штофу.