'Taк: вино купил; шоколадку, слава Богу, не забыл; свечи у меня всегда наготове. Цветов, жалко, нет. Ну да ладно, обойдемся как-нибудь. Неужели она не придет?' - суетился Виталька, приводя их с ребятами берлогу в соответствующий предстоящему событию вид. Соседи разъехались на выходные и поэтому комната была в его полном распоряжении.
Вчера он весь день кружил вокруг Вероники, уже не в первый раз пытаясь завлечь в общагу, 'послушать музыку. Как он дышал ей в ушко в перерывах между лекциями, заплетая кружева слов и пересыпая их легкими вороватыми поцелуями. А, как он завораживал ее косыдами Гарсии Лорки: 'Сегодня чувствую в сердце неясную дрожь созвездий, сегодня все розы белы...' - проникал он строкой в девичье воображение, отмечая отзвук в трепете ее ресниц, блеске глаз, в пылающем румянце на щеках. Ника всякий раз отзывалась легкой дрожью, пробегающей волной вдоль тонкой спины, на прикосновения его губ к ее пульсирующей жилке на длинной открытой шее.
'Ты как мед! Как вспомню - зубы ноют!..' - эксплуатировал он бессовестно вчера и Олжаса Сулейменова, томно вглядываясь ей в глаза в поисках производимого эффекта. Она, не пряча глаз, подставляла, то шейку, то ушко на встречу его ласкам, так и не сказав ему 'да', но он видел, что 'нет' она сказать ему тоже не решается.
'Бокалы, кажется, отмыл. Грязную посуду на кухню. Туда ее точно не поведу. Душ принял. Носки поменял. Трусы тоже свежие. Побрился, дезодорантом побрызгался... Что еще?' - спрашивал сам себя Виталик, скрупулезно инспектируя полигон предстоящего рандеву. 'Шторку задернуть, чтобы этого безобразия на подоконнике не видно было. Столик пододвинуть к кровати, табуретки тоже на кухню - дабы избавиться от лишних передвижений. Вот теперь, кажется, все!' -вздохнул он облегченно и откинулся на подушку.
Ох, как терпеливо Виталик обхаживал эту девочку, боясь отпугнуть неуместным напором, такую сладкую, но при этом такую неискушенную. Оплетал высоким слогом, возбуждая в ней томительное любопытство: а что же там, за этими поэтическими грезами? Ее невинность распаляла его сладострастие, не давала ему покоя и, одновременно, заряжало терпением, которое сегодня, возможно, будет вознаграждено.
'Неужели она не придет? Музыку приготовить чуть не забыл' - кинулся он к магнитофону и, торопливо перебирая кассеты, бормотал себе под нос: 'Битлы не пойдут - слишком много философии. Джо Дассен - старо. Ролинг Стоунс - грубовато для наших утех. Так, наша попса - вообще ни в какие ворота... О! Патрисия Каас, пожалуй, то что надо! Тут тебе и лирика, и страсти, и эротика... думаю 'поведется''. Вставил кассету и, приглушив музыку, улегся на кровать, окунувшись в трепет ожидания.
Среди его былых 'трофеев' столь милого и трогательного в своей наивности существа еще не имелось. Ника, не смотря на свои восемнадцать, продолжала смотреть на окружающий мир распахнутыми глазами, принимая его целиком и еще не различая в его палитре цветов резких, холодных и агрессивных.
'Для начала подпущу интима. Запалим свечечку под Пастернака: '... На свечку дуло из угла, и жар соблазна вздымал, как ангел, два крыла крестообразно... Свеча горела на столе, свеча горела...', а затем можно и винцом разбавить, и Лоркой слегка подогреть: 'В ночи сада, выбеленной мелом, пляшут шесть цыганок в белом...'. А на ушко: 'Видеть тебя нагою - постигнуть жажду ливня, который плачет о хрупкой плоти...' и на подушечку ее... на подушечку...' - улетел Виталик в свои, далеко не целомудренные видения. Он уже улавливал нежный ромашковый запах ее бархатной кожи, зарывался лицом в шелке ее густых волос, волнистым потоком, рассыпавшимися по подушке, слышал взволнованный стук ее сердца, любовался ее еще никем не залапанной грудью, рвущейся из тесных уз блузы на волю. Не замечая убегающего времени и убаюкиваемый эротичными блюзами, 'Казанова' забылся сладким молодетским сном.
Ника робко поскреблась в дверь и, подавив легкую панику, затихла в ожидании. В ответ доносился далекий голос Патриции Каас, будто успокаивая ее: 'Не сегодня, малыш... Не сегодня...'. Да ночь-покровительница ворожила ей косыдой Гарсии Лорки: