Кому из них взбрело в голову шарахаться по сельскому кладбищу, Шурка вспомнить так и не смог, возможно даже и ему. 'А куда ещё податься с подругами, если танцы в школе в десять уже закончились? Так вот сразу и разбежаться, не догуляв до полуночи?' - справедливо недоумевал он. Конечно же 'гениальная' мысль, кому бы она не принадлежала, была подхвачена с энтузиазмом.
Не встретив возражений со стороны своих спутниц, всей компанией двинули сначала по Садовой, а там, сразу же за домом участкового, направились прямиком к кладбищенским воротам. У жилища представителя закона слегка присмирели: тот, судя по не уставным выражениям, доносящимся из открытой форточки, ещё бодрствовал, употребив с устатку как минимум 0,5-литра 'тонизирующего'. У ворот девочки нерешительно притормозили, пребывая в некоторых сомнениях, которые были тут же героически рассеяны: 'Кого бояться? Там одни мёртвые. К тому же - полная луна: светло почти как днём. И, в конце концов, мы же с вами!' Последний аргумент пубертатных юнцов был принят безоговорочно. Растянувшись вереницей вдоль узкой дорожки, протоптанной между могил и как бы невзначай распределившись по парам, направились в глубь скорбного пристанища. Всевозможные страшилки наперебой посыпались из уст покровителей, от чего нежные прелестницы, неизменно повизгивая, спасались в 'благородных' объятиях. Повизгивали чуть громче... Зависали на юнцах чуть дольше... Вездесущая 'чёрная рука' тискала за бока то одну барышню, то другую, вызывая у каждой восторженное негодование. Два непарных недоросля, заскучав должно быть от обделённости, бестолково дурачились в хвосте их 'ритуального хоровода', но, не получив должного внимания со стороны одноклассников, повернули обратно к выходу.
Шурка всё своё детство провёл живя у погоста, поэтому не находил ничего необычного в соседстве с ним. В летний зной всей ватагой они часто играли в тени кладбищенских зарослей; в дни поминовения усопших таскали сладости с могильных холмиков; 'по-взрослому' покуривали, скрываясь от глаз родителей - и никакого при этом дискомфорта. Но, вот только не сегодня... не в полнолуние. В этот неурочный час всё выглядело иначе: невероятно удлинённые контрастные тени крестов и обелисков причудливо преображали скорбный ландшафт в силуэт мрачного загробного городища. Тени, оголённых поздней осенью, деревьев тянулись к ним своими гипертрофированными щупальцами, пробуждая суеверные страхи, гнездящиеся в душе каждого. Доброе старое кладбище вовсе не пребывало в сонном упокоении, как это представлялось Шурке раньше. Оно было переполнено звуками потаённой ночной жизни: шуршало и скрипело; стонало, фыркало и ухало; светилось жёлтыми глазками неведомых существ из кустов; цеплялось ветками колючего шиповника за полы одежды и не хотело отпускать. Оробевшие не на шутку девочки жалобно поскуливали и всё теснее прижимались к мальчикам, от чего Шуркино сердечко тревожно колотилось, приправленное уже не только мистическими предчувствиями. Покровительственно приобняв Алёнку, трепещущую то ли от страха, то ли от иных каких переживаний, он ободряюще бубнил ей на ушко что-то о вампирах и вурдалаках, обитающих под каждым надгробием и что с минуты на минуту эти бестии начнут выбираться на поверхность, чтобы принять участие в коллективном променаде.
- Смотри, смотри... вон тот крест уже шевелится. - указал он куда-то в сторону, между могил. Крест там и в самом деле зашевелился: со скрежетом покачался из стороны в сторону, а потом резко вздыбился в воздух и на фоне полной луны замаячили два вурдалачьих силуэта. На Шурку напал столбняк: последнее слово застряло в глотке, сердце ухнуло куда-то вниз, ноги вросли в землю. Какая-то неведомая птица размером с молодого птеродактиля заколотилась в кустах, загромыхала оглушительно крыльями и, вырвавшись на волю, вознеслась над крестами. Она несколько раз промелькнула зловещей тенью между деревьями, располосовав крылом ночное светило на двое, а после, сотворив мёртвую петлю над головами вурдалаков, разразилась сатанинским хохотом и унеслась прочь. В ореоле бледного диска луны, словно в пучке света театральной пушки, бились в конвульсиях вокруг крестовины две нечисти, но затем, замерев на секунду, они вдруг сиганули на встречу полуночникам, перепрыгивая через захоронения и замогильно голося. Алёнка с визгом вывернулась из под руки ухажёра и унеслась к воротам, за ней припустили остальные. Мимо Шурки с душераздирающим воем амплитудой в четыре октавы галопировали одноклассницы, за ними - с каменными лицами его друзья, а под финал - два непарных обалдуя с выпученными от ужаса глазами и с крестом наперевес. Не иначе, как потусторонняя сила сдёрнула Шурку с места и он рванул что было мочи вслед за 'крестоносцами': мимо устрашающих обелисков, мимо ворот, мимо дома блюстителя порядка. Тот, надо отдать ему должное, весьма оперативно отреагировал на нарушение ночного покоя граждан: выскочил на крыльцо с табельным пистолетом в руке, но, запутавшись в сползших до колен форменных штанах и утратив боевую позицию, катапультировался, минуя низкие перила, аккурат в люльку своего служебного мотоцикла. Лёжа в 'мото-колыбели' с растопыренными вверх конечностями, он палил беспорядочно в небо и совсем уж не толерантно вопил им вдогонку :
- Стоять, педарасы! Всех пересажаю!.. 'Ага... - мысленно возразил ему Шурка - Ты попробуй сначала догони хоть кого нибудь'.
Нагнал он спринтеров только в противоположном конце улицы: беглецы тяжело дышали и затравленно озирались по сторонам. Чуть в отдалении препирались два давешних 'вурдалака':
- Ты чего побежал?
- А ты чего заорал?
Обветшалый крест они обронили у крыльца 'артиллериста': 'Вот будет тому ранним утречком над чем почесать репу. - 'переживал' за него Шурка - То ли метка бесовская?!.. То ли знак Божий?!..'
Девочки распрощались с ними в эту ночь отчего-то раньше обычного. 'Нет, ну какие придурки! - не добро подумал Шурка о 'крестоносцах', подходя к своему дому. - Так это их, оказывается, имел ввиду гомофоб из люльки. - снизошло на него внезапное озарение - Да, тут и не поспоришь! - легко согласился он с участковым - Ведь как хорошо всё начиналось!..'