|
Затравленный и прижатый к стене кот превращается в тигра.
Мигель Сервантес
- Вы не любите кошек? Да вы просто не умеете их готовить! - Лицо старика Лун Ди пересекла хищная улыбка, которую он шустро спрятал длинным рукавом халата. Каждый раз, когда китаец прикрывался рукавом, его лицо озаряло новое выражение - будто модница примеряет платья, так и мордочка Лун Ди хвасталась свежей эмоцией. Метаморфозы были настолько разительными, что казалось из-под рукава выглядывает уже другое лицо.
Но для детектива Алекса Дра все азиаты были однолики - узкие глаза, широкие скулы и неприятная лимонная кожа, поэтому ни времени, ни желания любоваться чудесным маскарадом Лун Ди у него не было. А от бесконечных то ли шуток, то ли народных мудростей начинали чесаться пятки.
Из почтового конверта, протянутого стариком, торчали авиабилет до Рио-де-Жанейро, где все поголовно в белых штанах, и фотография разыскиваемого: на пестрых подушках разлегся усатый котяра. Алекс привык ко многочисленным конвертам, которые он встречал не реже почтальонов: там скрывались условия заказов, деньги и чеки благодарности, отрезанные пальцы неудачников и даже частички души, запертые в овалах помады. Поэтому конверту он не удивился, а вот заказ попахивал абсурдом.
- Ты, уважаемый, меня за Эйса Вентуру держишь? - Манеры Алекса были далеки от ориентальной дипломатии. Бугай навис над китайцем утесом, готовым сорваться в любую секунду. - На хера гора проблем из-за какой-то кошки? Дублоны карманы жгут и ляхи опекают?
- Знаете, молодой человек, что любопытство убило кошку? - После очередного взмаха рукавом, лицо старика превратилось в маску строгости. Алекс напрягся, ожидая от азиата и прыти Джеки Чана, и магии Шаньсунга, но Лун Ди вновь воспользовался волшебным рукавом и теперь лучился интересом токийского туриста, фотографирующего Лувр. - А удовлетворение возродило её опять. Удовлетворите моё любопытство, а я потешу вашу жадность.
Алекс поерзался, безуспешно пытаясь почесать пятки. В карманах детектива уже давно не водилось ничего, кроме дырок от пончиков да моли-висельника, питающегося этими дырками - дублоны такие места обминали стороной. Звон брошенных стариком монет звучал пением коварной сирены: 'Клиент всегда прав, а деньги не мявкнут'.
- А что мне с животным делать: узнать о его самочувствии, привести обратно или может того...? - Алекс провел пальцем поперек своей шеи.
- Боюсь, вы слишком самоуверенны, - На лице Лун Ди появилась ирония, с которой Конфуций мог вещать перед полоумными. - Просто найдите кота, а там я сам решу, как свершить свою страшную месть.
- Я понял, без жертв, - поспешил заверить в своей сообразительности Алекс.
- Удачи в пути! - рот китайца сверкнул акульими зубами, но старик тут же взмахнул рукавом и сменил лицо на менее кровожадное.
'Сводить счеты с котом? Но чего еще можно ожидать в стране, в которой только кошка не кланяется королеве?' - Алекс спрятал конверт под плащ и покинул дом странного китайца.
Лондон затянулся трубкой Биг-Бена и утопил улицы в клубах тумана, местами настолько густого, что местные хозяйки намазывали его на сэндвичи. В столь суровых условиях охота за такси походила на погоню за единорогом. Но понаторевший на Нью-Йоркских улицах Алекс мигом заарканил проносившийся кэб и, забравшись под его черный панцирь, прогорчал: 'чтоб нес в порт быстрее черта, ужаленного молнией!'
В детстве Алекса сглазил бумажный змей. Всех обстоятельств того мистического события он не помнил, но после страх авиаперелетов и рождественской индейки верно следовал по чешущимся пятам. Боязнь праздничного стола, с неизменно царившей индейкой, заставили детектива покинуть Новый Свет. И чтоб не учить второсортный язык, Алекс приперся в Лондон, выглядевший как многокилометровая дыра. Но овсянку детектив переносил без проблем, поэтому и свыкся с крохотными лондонскими улочками, наполненными смогом. Кэбмен, бородатый пакистанец с чалмой и малоприятным радио, честно выполнял приказ угрюмого клиента и шайтаном несся по уснувшим в тумане переулкам, пока плеск волн и ругань докеров не заглушили завывания радиоведущего. Алекс неохотно рассчитался с таксистом, отчего тот загладил свою бороду так, будто обмочил в сметане.
К огорчению детектива, спешка (а следовательно и переплата таксисту дублонов) была излишней - ничего следующего в Бразилию в ближайшую неделю не нашлось. Оставался самолет или попутки, хотя, в случае Алекса, вариантов было и того меньше.
Корабль, следующий на Кейптаун, не отличался безопасностью: нервный капитан, на глазах пассажиров, обменивал якорь на ящик абсента. Кроме любви к морю, у кейптаунского капитана была мечта - нарисовать автопортрет, достойный амстердамского музея. Судя по отрезанному уху, писал портрет он не впервые. Удостоверившись в невменяемости капитана, Алекс купил билет в трюм, дабы познакомиться с местными крысами. Как только металлисты оттащили якорь, оставив ящик елового абсента, судно откололось от причала и поспешило загорать в Африку. К тому времени детектив уже выучил крысиный язык и теперь завоевывал авторитет пасюков карточными фокусами.
- Восемь, - одноглазый крыс считал пустые бутылки абсента, чтобы знать, когда покидать корабль.
Бугай успел побрататься с буйволообразным Гансом, крысиным королем, который доставал холкой до подбородка великана Алекса. В знак расположения, крысиные кольщики острыми, как иглы, зубами набили татуировки - о жизни морской, о делах темных.
-Двадцать четыре, - пропищал циклоп.
Время эвакуации: по старой морской традиции, крысы сожрали стариков, детей и женщин, чтоб облегчить им пересечение океана - все-таки плыть в желудке сытого крыса не одно и тоже, что грести в буйном потоке. Пока крысы готовились к отходу, Алекс с Гансом умывали друг друга слезами - так за время плаванья сдружились.
- Есть для тебя подарок, - сквозь слезы разлуки пищал Ганс, - век помнить будешь!
Алекс не смог отказать названому брату - крысиный король лично, любимым правым клыком, вытатуировал пеликана на плече детектива. Съел пеликан страх перед полетом, свел сглаз бумажного змея. Алекс со спин уплывающих в Бразилию крыс лишь кричал слова благодарности, перекривляемые наглыми чайками, а Ганс, несмотря на суровые 'сорок' одноглазки, оставался на корабле. Крысиный король покидает судно только с капитаном!
Как оказалось, пересечение океана было лишь началом бед в поисках кота. Не успел Алекс ступить на песчаный пляж Рио, сияющий счастьем и крупнозубыми улыбками, как детектива обчистили, обесчестили и упекли в кутузку за подстрекательство к грабежу, участие в изнасиловании и мокрые штаны. В городе, где все поголовно ходят в белых штанах, с этим было строго.
Суд был немноголюдным - чтобы не создавать особой шумихи и толкотни, роли обвинителей, адвокатов, свидетелей и присяжных примерили двое пройдох, которые и встретили Алекса на пляже. И лишь судья был независимым пропойцем, честно отрабатывающим свою кашасу. Превозмогая скуку, похмелье и блох в мантии, судья махнул рукой, начиная процесс.
- Он дублонами на весь пляж гремел, как в колокол колотил: 'Смотрите сколько у меня денег, а попробуйте меня ограбить!' - возмущался прокурор, свидетель обвинения и суровый присяжный, сперший утром деньги Алекса. - Да еще и не в белых штанах!!!
- Но он был таким нежным, таким желанным, - защищал его адвокат, свидетель защиты и сочувствующий присяжный, покусившийся на честь детектива сладострастник. - Хотя и без белых штанов!!!
- Он был без белых штанов!!! - Заключил судья, стукнув для важности молотком. Настучал на шесть тысяч лет за неподобающий вид. Все-таки строго с белыми штанами в Рио-де-Жанейро.
Когда Алекс рассказывал о судебном процессе своим сокамерникам, то те хватались за лопающееся от смеха животы всеми восьмью лапками. Пауки были в тюрьмах Рио частые гости, поскольку принципиально не признавали штаны и будоражили общественность аж восьмью голыми ножищами Настоящие беспредельщики и рецидивисты сразу накинулись на Алекса, и лишь завидев крысиные татуировки, не стали дубасить тридцатью девятью ногами сокамерника.
- Это за безжалостность и любовь к рыбе? - со взглядом знатока осмотрел хромой вожак Семипал плечо с альбатросом.
- Это чтоб высоты и птиц не бояться! - гордо ответил детектив.
- Ты как бумажным змеем сглаженный, - пошутил паучий вожак, продолжая ощупывать альбатроса своими ворсистыми лапками. Где-то поднажав, где-то поддержав татуировку, Семипал радостно воскликнул, - да она с секретом!
Из под татуировки альбатроса выглянула еще одна малоприметная татуировочка - крупнозернистый напильник. Посовещавшись, пауки согласились соткать из паутины напильник, если Алекс предложит равноценный подарок. Поскольку предложить детективу было нечего, пришлось слепить автомат Калашникова из черного хлеба.
- Зачем нам АК-47? - спросили пауки.
- Революцию сделаете, - подсказал Алекс, - без этого Латинская Америка забудет латынь!
- Патрио о муэртэ! - сказал Семипал, передавая свежесотканый напильник Алексу.
- Дура лекс, сэд лекс! - всплыло в голове покидающего тюрьму Алекса. Но значение навязчивой фразы спросить было не у кого - пауки, вооруженные автоматом, спешили вершить Революцию, ради борьбы с бедностью и засильем белых штанов.
Ушлый в темных делах, о чем свидетельствовали крысиные татуировки, Алекс знал, что в городах, подобных Рио, все решают обутые люди, а значит самые информированные здесь чистильщики обуви. Пара вьетнамок, выварив которые можно получить жирный бульон, у Алекса была, а вот с дублонами уже туговато, поскольку их отняли еще до суда. Пришлось забрать дырки от пончиков у моли-висельника, благо, пончики любят во всем мире. Не обращая внимания на причитания карманной моли, детектив уселся на табурете перед чистильщиком. Бой недоверчиво посмотрел на вьетнамки Алекса, готовые к новому эволюционному скачку, и не решился притронуться к ним, беспокоясь за сохранность своих конечностей. Но детективу требовалась лишь информация, поэтому он протянул бою фотографию кота.
- Знамо, где все кошки ошиваются, но слово лишь звук - его материальным подкрепить нужно! - Лицо чистильщика лучилось счастьем от возможности не прикасаться к хищным вьетнамкам и при этом подзаработать.
Алекс, знавший, что время - деньги, и поэтому не сорящий ни секундами, ни дублонами, без лишних объяснений отсыпал парню полную горсть дырок от пончиков. Обрадованный такой щедростью чистильщик указал в сторону Сметанного базара и помолился одному из девяносто девяти богов чистки обуви, за то, что его руки не осквернились прикосновением к вьетнамкам детектива.
Как и положено, Сметанный базар белел свежим молоком. Толстые тетки, неотличимые от собственных коров-кормилиц, перемешивали рогами белое золото в огромных чанах. Как и на любом базаре не обходилось без криков зазывал, походивших на мычание. Вальяжно прогуливающиеся между прилавков коты не слишком им доверяли и лишь изредка, макая кончики усов в сметану, пробовали товар. Вот и знакомый таксист-пакистанец засунул свою бороду в чан со сметаной, временами достигая нирваны ('На барыш от поездки в порт сюда добрался!' - зло подумал Алекс)
Но от злобы на пакистанца детектива отвлек пушистый хвост, пытавшийся скрыться в толпе таких же хвостов. Алекс узнал бы этот отросток из миллионов - ради него пришлось переплывать океан и сидеть в тюрьме. Наученный муравейником Нью-Йорка Алекс бросился в гущу шерсти, не обращая внимания на возмущенное мяуканье. Коты и кошки не успевали расступаться перед грозным великаном, за что платились отдавленными хвостами и сломанными усами, но и беглец ускользал. В рядах молочниц и коров стали встречаться густые проплешины, а сметана в чанах все желтее и желтее, и Алекс не заметил, как базар сменился храмовым садом.
С величественных стен из желтого кирпича на детектива смотрели разномастные твари, чистящие обувь. В глазах каждого из девяносто девяти богов читалось осуждение и ненависть непрошенному гостю. Словно подтверждая божественное негодование, из-под свода храма показалась толпа монахов с блестящими от гуталина лысинами. Они обступали Алекса, приготовив для него ржавые цепи и бензопилы. Кота-беглеца, с удовольствием наблюдающего за расправой, монахи игнорировали. Видимо, как в Англии котов не касались дела монаршьи, так и в Бразилии божественные.
Что бы не разбрасываться лишними конечностями и не гордиться открытыми переломами, Алекс прибавил скорости, не забывая о поимке кота. Но усатый словно и ждал этого: он бросился в глубь храма, остановившись на лысом пятачке, похожем на цирковую арену. Не задумываясь о последствиях, Алекс вскочил в круг, пытаясь ухватить кота за хвост. Следом монахи окружили арену, завывая бензопилами и свистя цепями, но за границу не заступали, превратив её из цирковой в гладиаторскую.
- Мне лишь нужно было тебя найти, - забеспокоился Алекс, окруженный разгневанными монахами.
- Глупец, - зло улыбнулся кот, - или я не знаю о мести!
- Но я действительно не должен мстить тебе! - Алекс говорил чистую правду.
- Ха-ха, - смех кота пытался выглядеть грозным, но мяучьи звуки снижали драматизм. - Это я должен отомстить тебе! Я Шер Тор! Я - лучший боец кошачьего мира! Адепт стальных усов и хвоста боли! Мой коготь вырывает сердце, моё шипенье охлаждает душу! Мое место в аду у ног Сатаны! И никто не спасет тебя, никто не поможет тебе! Ты на священной территории, здесь действуют лишь законы кошек, и согласно этим законам - ты должен умереть! Ведь закон - это Я!!!
- Но за что? - Пораженный Алекс уже не знал кого бояться больше: бензопил фанатиков или когтей Шер Тора.
- А ты вспомни, как убивал бумажного змея, - Когти Шер Тора засверкали маникюром Фреди Крюгера...
...И перед глазами Алекса пронеслась его недолгая жизнь. Он попытался помедленнее рассмотреть ту злополучную сцену с бумажным змеем: вот маленького Алекса опутывает веревка, с небес падает ромб змея, который отчаянно кусает ребенка и бьет своими крыльями. Еще немного и он утащит Алекса в гнездо, на прокорм своим дракончикам. Но мальчик не сдается: на пределе своих сил, он рвет тонкие крылья, пестрый хвост, хищную нить - и умирающий змей успевает моргнуть дурным глазом. А вот уже с отцом они идут мстить за сглаз: находят гнездо с дюжиной осиротевших дракончиков, ждущих кормильца, и отец убивает их по одному, так же безжалостно, как убили бы они его сына. А последнего, самого маленького, дракончика он оставляет задавить Алексу. Но ребенок не решается и отпускает дракончика, наврав отцу, что убил гадину. Отец верит и жизнь идет дальше, но уже без индейки и авиаперелетов. Потом пошли воспоминания, уже не касающееся бумажного змея, и Алекс вернулся к собственной смерти.
- Мы с многоликим Лун Ди много выступали вместе по пекинским ресторанам с номером 'Битва Тигра и Дракона', - Шер Тор наслаждался последними секундами Алекса, облизываясь от предсмертной паники, как от свежей сметаны. - Да, да, Лун Ди - дракон, которого ты пощадил! Поэтому он и не мог убить тебя. Но у меня пощады не жди!
Но вместо когтей в своем сердце, Алекса оглушили раскаты автоматных очередей. Окружавшие арену монахи неслаженно отступили: те кто пошустрее убегали в кельи, а сытые свинцом ложились спать прямо на полу храма. Пауки, вооруженные АК-47 и мудростью Семипалого, подошли к коту, не обращая внимания на детектива.
- Нам нужен Шер Тор - лучший боец кошачьего мира! Адепт стальных усов и хвоста боли, чей коготь вырывает сердце, а шипенье охлаждает душу! Тот, чьё место в аду у ног Сатаны!
- Это я! - гордо замяучил кот.
- Понимаешь, мы тут устраиваем Революцию и нам нужен специалист по кровавым баням, а в округе более квалифицированных нет. - Пока Семипал излагал кадровую политику, его подельники связали котяре лапы паутиной. Ошарашенный Шер Тор не сразу смекнул, что его тащат за хвост с храмовой территории, так и не дав расправиться с Алексом. - Ты пойми, Латинская Америка в опасности, она может забыть латынь. Если б мы могли без тебя, мы бы и не беспокоили...
Алекс посмотрел вслед удаляющимся революционерам и побрел в сторону аэропорта, пока того не коснулась Революция. Все смелые монахи остались на полу храма, поэтому никто детектива не задерживал. Обменяв билет из Лондона в Рио на билет из Рио в Лондон, Алекс впервые сел в самолет. И весь полет до Альбиона он представлял себе сладкую встречу с клиентом: как Лун Ди в очередной раз машет рукавом, а Алекс впечатывает кулак-кувалду в новое лицо китайца.
|