|
Не убивайте душу, которую Аллах запретил убивать, если только у вас нет на это права.
Коран 6:151
Тело ударяется о гравий возле железнодорожных путей. Я нажимаю кнопку - взрывная волна тащит меня по земле. Руки и ноги счесаны щебнем, в ушах звенит, голова раскалывается, но сознания не теряю. Жуткая боль разливается по всему телу. Хочется выть, орать и рыдать младенцем, но парализованное болью способен лишь на конвульсии, а может, и агонию. Вот только мертвые не чувствуют боли, а значит, я не в одном из лучших миров, а все еще на грешной земле. И ради сохранения status quo следует поторопиться. У меня нет времени для агонии. Красные пятна боли сменяются привычной темнотой, и я решаюсь разомкнуть веки.
Развороченное чрево вагона. Горит даже железо, полыхает. Лижут небо языки пламени. Внимание притягивают мелкие детали: догорающая шторка, придавленная металлом спортивная сумка, плавятся пластмассовые глаза-пуговицы плюшевого медведя, вспыхивает его рыжее тело. А когда возвращается слух, то слышу не рев бушующего пламени или звон лопающихся от жара окон, а тихий треск медленно дотлевающих кожаных сидений. Журнал с красотками на обложке подхватывает ветер, обожженный край разгорается, и пламя целиком окутывает глянец. Прощальным фейерверком он отправляется в небо. Красиво.
Посреди всего этого великолепия возвышается металлическая балка. Я даже не догадываюсь, часть это вагона или выгнутая взрывом рельса. В стальном месиве она выглядит самым цельным предметом. Среди кусков покореженного металла балка возвышается древним идолом. Демоном, вырвавшимся из заточения и требующим человеческих жертв.
А люди...
Лодев. Десять месяцев до Подвига.
Смерть - это неизбежность, дарованная всем. Я знаю это, как и любой учащийся школы Хафиз Иман. Всякий шахид понимает, что с точки зрения Вечности, разница между смертью в двадцать и в пятьдесят ничтожна. Все равно ничего путного из нас бы не вышло, раз уж угораздило попасть сюда.
Хотя школа как школа. Ничем не хуже других на юге Франции: и казармы чистые, и кормежка сносная, да и деньги после Подвига семья получит немалые. Это стопроцентно, ведь кому еще верить, если не государству.
Мне и деньги-то некому оставить, если б не сестра, мать-одиночка с двумя детьми, даже в шахиды б не взяли. А мне деваться некуда: ни работы, ни образования, и срок государственного пособия вышел. Мусульманские полисмены вытеснили из городов все молодежные бригады, в одной из которых я состоял. Исламисты были лучше вооружены, а главное, более жестоки: пока мы сражались за клаптики земли, именуемой Родиной, они защищали Всевышнего. В какой-то момент я устал ежесекундно бороться за жизнь и перестал бояться встречи с Творцом, потому и напросился в Хафиз Иман. Хотелось закончить свой путь по-мужски, а не как свинья, отловленная обкуренными полисменами.
Нет, разумеется, мы тоже курили гашиш, только редко, по праздникам. В отличие от инструкторов, вечно жующих густую смолу анаши, нам полагалось хранить разум в кристальной чистоте, дабы не напортачить в самый ответственный момент своей никчемной жизни - в момент смерти.
- Ничто, я повторяю, ничто, - орал жующий гашишную жвачку инструктор, - не должно нарушать чистоту сознания во время Подвига!
Тогда мы особенно нуждались в ясности восприятия, поскольку ползли под паутиной колючей проволоки. Если сдохнуть во время тренировки - невелика заслуга. Нужно дожить до настоящего Подвига, лишь тогда радость от встречи с Создателем можно считать полной. Ведь героев Он встречает вне очереди.
Ползущий за мной Мишель меньше всего походил на героя: рыжие волосы, конопатое лицо, тело червя. После позорной казни отца-винодела, ему, студенту, как старшему сыну, перешла очередность заботиться о прокорме семьи. Несколько бессмысленных попыток раздобыть денег - и Мишель очутился в Хафиз Иман. Как приняли такого дохляка, я не знаю, но было в рыжем что-то похожее на пресловутый внутренний стержень, какая-то наглость идти до конца. Её-то и разглядели опытные вербовщики школы.
Тело юноши оказалось неприспособленным для ползанья в грязи под навесом из стальных колючек, поэтому наглец хватал за ботинок меня, ползущего впереди, и подтягивался. Инструктор, конечно, это заметил, но не спешил возмущаться. Мне Мишель тоже не мешал, потому я не отказывал ему в посильной помощи. К рыжему я испытывал почти дружескую симпатию.
Здесь друзей не заводили. Тренировки сжирали все время: инструкторы себя не жалели, готовя нас к Подвигу. У нас не хватало сил даже на ненависть, один Подвиг на уме. На остальное места не оставалось. Мы иногда ругались во время изнурительных тренировок, но нормально поговорить не удавалось - инструктора орали как бесноватые. А после занятий даже язык уставал, что часом и к блудной материть послать никого не мог. Лишь дежурные фразы, которыми мы изредка перекидывались с Мишелем, чтобы не забыть человеческую речь, чтобы напомнить, кем мы были до школы.
Мишель пыхтел, преодолевая последнее метры колючки. Я бы уже давно закончил, но боялся, как бы рыжий не застрял посреди траншеи. Упражнение не на время, поэтому ждал, пока товарищ подтянется на моей ноге. Я не видел ничего зазорного в том, что мы закончили упражнение последними, но инструктор остался недоволен.
- Эй, солнцеликий, - от инструктора это звучало грубейшим оскорблением, - таким, как ты, не Пророка славить, а убирать мусор после подвигов его истинных сыновей! Убирайся прочь к своей жирной мамаше!
Из Хафиз Имана только два пути: на Подвиг, или за казарму, где устраивали скорую встречу с Создателем. Инструктор подписал Мишелю смертный приговор, и это понимали все.
- Я сам решу, шакал, как и когда мне встретиться с Творцом. И ни одна собака не помешает исполнить дарованный мне небом Подвиг. Я герой, а не жирный трус, как ты, толстая свинья!
Наверное, инструктор должен был рассердиться. Орать, бить кулаками по худому телу Мишеля, повалить того на землю, а после достать пистолет и разрядить обойму в наглеца. Наверное, он бы так и сделал, но, говоря обидные слова, Мишель протыкал инструктора остро заточенным карандашом - тем самым, что писал письма "жирной мамаше" - в глаз, в шею, в щеку, еще раз в шею...
В лазарете инструктор истек кровью. Мишеля увели. Всю ночь мы ждали, что затрещит автомат за казармой, но выстрелы так и не нарушили тишину. А утром Мишель вернулся к нам и продолжил тренировки. Как не в чем не бывало.
Бирмингем. Шесть месяцев до Подвига.
Каждый конец света имеет свою легенду. Мир топят в бесконечных дождях, терзают астероидами, а самые законченные физики мечтают о черной дыре. В какой-то момент нашей жизни мы даже можем увериться в стабильности мироздания и неиссякаемости окружающих нас благ. Но все эфемерно, как сон...
Где-то в Умани, на далекой Украине, студент после бурной ночи хотел взбодриться энергетиком - напитком с повышенным содержанием кофеина. Денег не хватало даже на автобус, но на столе нашлась взломанная пластиковая карта. Задумка студента была проста - повторно снять стипендию и ломануть банкомат, чтоб не сдал. Подходящий вирус студент изобретал долго.
Несмотря на немалый мороз, парень прошагал больше часа, прежде чем нашел приглянувшийся банкомат. Заветный аппарат исправно выдал оставшиеся на карте деньги - в пересчете чуть больше десяти евро - и погас. На эти деньги студент купил две пачки курева, пару банок энергетика, а остаток потратил на травку, чтобы отпраздновать удачную аферу...
Через два часа упала банковская система Украины. Еще через двенадцать минут сумасшествие настигло и финансовую систему России. На двадцать секунд дольше продержались США. Евросоюз сопротивлялся вирусу почти три часа, за это время поседели финансисты Японии и Южной Кореи. Арабские страны вирус посетил последними, одолев их банковские счета почти на сутки позже украинских.
Вирус выискивал цепочки цифр и перемешивал их в произвольном порядке. После банковских счетов он принялся за базы данных, попадавшиеся на его пути: цифровая связь, спутниковая навигация, глобальные коммуникационные сети, интернет... Пока программисты и математики думали, что делать с правильными цепочками бессмысленных цифр, радикально настроенные арабы вторглись в Израиль.
Паника охватила Европу. Тысячи людей вышли на улицы: одни жгли машины и грабили магазины, другие пикетировали государственные учреждения. Деньги обесценились уже на следующее утро, ими жгли костры. На второй день массовые беспорядки переросли в вооруженные столкновения.
Нервозности прибавила и ситуация с США. В Российской Федерации еще со времен Союза имелся военный проект "Мертвая рука". В случае полного уничтожения населения России восемнадцать ядерных боеголовок вылетали из разных подземных шахт необъятной страны и наносили удары по потенциальным противникам. Абсолютно автоматически. Вирус добрался и к "Мертвой руке": Китай успел отбить две боеголовки из четырех; американцы получили остальные, поскольку их ПВО вирус уже вывел из строя. Учитывая полное отсутствие связи, можно было смело говорить, что США как сверхдержава исчезла с политической карты мира. Китай же вторгся в Россию без предупреждений, как и получил две незаслуженные ракеты.
Большинство европейских правительств ушло в отставку или было свергнуто. Уже на четвертый день на площадях Роттердама и Лиссабона расстреливали финансистов и политиков. Когда на восьмой день хаоса арабские танки въехали в Париж, сопротивляться им было некому: разрозненные банды вели войну за выживание. Многие забыли о либерализме и искренно присягнули на верность Пророку ради мира и стабильности. Да и объявившиеся эмиры, многие с европейским образованием, не слишком отличались от былых политиков. Некоторые шутили, что теперь не надо тратиться на выборы, да и воровать не будут - у себя не украдешь. Строгие законы шариата, учитывая шок от разрушенной информационной и банковской системы, европейцы приняли с пониманием.
Неисламскими в Европе остались островные Британия и Скандинавия, объеденные в Христианский союз. А на западе продвижению Европейского Эмирата мешал русский медведь, в зад которому вцепился китайский дракон.
Я считаю, что уманский студент - не более чем байка. Даже если б и нашелся гений-одиночка, сумевший создать подобный вирус, он бы предвидел последствия. А учитывая задержку в проникновении вируса в сеть арабов и стремительное вторжение в Европу, вывод о виновных напрашивался сам собой.
Мой же личный конец света начался в Бирмингеме, и его виновник - бывший студент, а теперь выпускник школы Хафиз Иман, шахид Мишель.
После событий с незадачливым инструктором, Мишеля остерегались. Хоть наша команда и состояла из отморозков - на каждом висело по десятку трупов - мы интуитивно боялись Мишеля, потому принимали за старшего.
В Эджбастоне, где разместился наш отряд, давно привыкли к арабским беженцам. Казалось, люди бегут от учения Пророка, а я из окна видел минарет. Когда раздался призыв муллы, мы достали ковры-намазлыки и приступили к молитве. Нас предупредили, что ради общего дела нарушить несколько запретов не считается грехом, но идти на такие жертвы не пришлось.
После Хафиз Иман наша сорокаметровая квартирка выглядела даже просторной. Мулла из школы рекомендовал провести вечер перед Подвигом в раздумьях и молитвах, но искренне это получалось только у Мишеля. Остальных мучило смутное беспокойство, отдаленно напоминающее сомнение. Ребята топили его в бесконечных чашках кофе, разрешенного в Британии.
Мишель от кофе отказался. Как только стемнело, он напомнил нам, что нужно выспаться, дабы с чистым сознанием встретить Создателя, а сам напялил кожаную куртку и ушел. Разумеется, о своих планах он не распространялся.
Я допил очередную чашку кофе и лениво глянул на звезды. Они мерцали в ночном небе тлеющими угольками, как толпа курильщиков на концерте рок-звезды. Захотелось курить, присоединиться одиноким огоньком к вселенскому шоу. В Британии даже табак был легальным. Я тоже снял с вешалки куртку, но уйти без объяснений, как Мишелю, не удалось.
- Куда намылился? - Скорее для порядка спросил один из шахидов, но по угрюмому выражению его лица я понял, что отвечать придется.
- За сигаретами, - небрежно бросил я.
- А как же чистота сознания? - с ехидцей добавил Марк.
- А ты девка, что тебя от курева развозит? - пошутил я, подозревая, что ребята тоже соблазнились на табачок. До арабской экспансии мы все были заядлыми курильщиками.
Под дружный хохот ребята достали остатки денег, и мне пришлось принять заказ на прощальный ужин. Ничего запрещенного, кроме кофе и сигарет, в основном сладости.
Недалеко от дома я наткнулся на подходящую лавку. Заправляли в ней два негра, судя по акценту, земляки-французы. Ребята были навеселе, поэтому долго искали нужные товары на своих полках. Особую сложность доставили консервированные персики: несколько жестяных банок затаились на верхней полке, и плохо справляющиеся с гравитацией негры были вынуждены воспользоваться стремянкой. Наверное, это испортило им настроение, ведь дать мне позвонить они отказались. Лишь десять фунтов "на чай" помогли вспомнить об общей родине на той стороне Ла-Манша. А землякам нужно помогать.
Я быстро вернулся с покупками, чему обрадовались ребята. Мы уселись вокруг стола, разложили еду и принялись отмечать предстоящий Подвиг. Самыми вкусными в тот вечер оказались все те же сигареты и кофе. Несмотря на советы Мишеля, мы наслаждались обжигающей "нефтью" и запретным дымом. Вскоре небольшая квартира утонула в табачном тумане.
Вернувшийся глубоко за полночь Мишель наше застолье не одобрил. Даже в сигаретном дыму было заметно недовольство на его лице. Но отчитывать нас Мишеля не стал, не до того.
С собой он привел какого-то парня. Нам показалось, что перед нами стоит брат-близнец Мишеля, вернее, его двойник: та же кожаная куртка, коротко стриженые волосы, один рост и худощавость. Конечно, черты лица не совпадали. Особенно взгляд: затравленный, который бывает у ягненка перед бойней, в противоположность решительному взору Мишеля. А если присмотреться, то разницу выдавали разбитые губы и свежие кровоподтеки на лице. Но сходство было несомненным.
Мишель не стал объяснять, кто этот тип, просто пристегнул его наручниками в ванной. А нам приказал не гневить Творца и ложиться спать. Мы послушно расстелили матрасы и уляглись на полу. Я и без объяснений Мишеля понял его замысел с двойником, и вплоть до самого утра пытался придумать, что делать с этим неучтенным фактором.
Мы проснулись с первыми криками муллы, после утреннего намаза, по очереди приняли душ и выпили по кружке кофе. Странный двойник сидел за столом, обреченно разглядывая нас. Его лицо опухло не столько от гематом, сколько от непрекращающегося за ночь плача. Мы старались не обращать внимания на этого неудачника.
Во дворе стоял белый фургон. Как я и ожидал, Мишель не сел с нами, а затолкал в машину двойника. Куда мы едем, знал только водитель. По приезду, его следовало отпустить, а дальше действовать согласно плану. Что делать с двойником, Мишель не сказал, видимо счел очевидным. За закрытыми дверьми фургона двойник подавленно смотрел на нас, но заговорить боялся.
Так же недружелюбно смотрел на пять страшных и одну помятую рожу полицейский на выезде с неспокойного района. Здесь недолюбливали "исламский сброд", резонно считая его виновником большинства беспорядков. Наш фургон был чист: ни бомб, ни гранат, только у водилы перочинный ножик. Но все равно что-то тревожило полисменов.
- А с этим что? - указал полицейский стволом "узи" на побитого парня.
- Пить не умеет, - ответил Марк, словно извиняясь за младшего брата.
- Да, у нас не у вас. С непривычки можно и опозориться. - Понимающее усмехнулся полисмен, видимо гордый за легализацию алкоголя в Британии.
Марк понимающе кивнул и отвесил смачную затрещину бледному двойнику. Тот лишь тихо заскулил. Наверное, подзатыльник лишил его последней храбрости для обращения к полисмену-спасителю. Двери фургона закрылись, и мы двинули к центру города.
На складе, адрес которого знал только Мишель и везущий нас водила, мы должны были забрать пояса, начиненные взрывчаткой, потом надеть их под куртки и войти в оживленные вагоны метро. В самый час пик, когда невыспавшиеся британцы спешат на работу. А дальше просто нажать маленькую кнопочку. Уверен, что для многих в электричке это стало бы таким же освобождением, как и для нас.
Наш фургон остановился посреди контейнеров для дальней перевозки грузов. Водила еще раз сверил номера с оставленной Мишелем бумажкой, после чего заглушил мотор.
- Приехали, - буркнул он. Через секунду его голова дернулась. Красные ошметки полетели на лобовое стекло. Тело покачнулось и упало на руль. Завыл протяжный клаксон.
У двойника не выдержали нервы. Он что-то нечленораздельно прокричал и бросился из фургона. Его никто не держал, тем более прямых указаний от Мишеля мы не получали, дверь фургона не запирали. Парень вылетел наружу, но не успел сделать и нескольких шагов. Его голова тоже резко качнулась, и тело упало на асфальт. Судя по всему, работал снайпер.
Ребята, смекнув что к чему, не сговариваясь, сложили руки за головой. Даже без приказа появившегося спецназа в касках и бронежилетах. Безоружные, мы все равно не могли им сопротивляться. Не ножом же покойного водилы? Спецназовцы грубо выволокли нас из фургона, не забывая бить ногами, и уложили мордами в асфальт рядом с лужей крови из тела двойника. После обыска нас затолкали в бронированные полицейские машины. Каждого в свою.
- Один ушел! - чуть не орал я, когда дверь закрылась.
- Успокойся! Главное, мы твоего бешеного грохнули. Да и боезапас взяли. - Майор Бламп был доволен ходом операции, на которую я потратил год жизни.
- Вы завалили не Мишеля, а его двойника! - У меня были самые недобрые предчувствия. - И водилу зря грохнули!
- Мы не могли рисковать, - ответил майор, мысленно получая награду за поимку террористов. - А что про двойника не предупредил?
Я хотел сообщить, что двойник объявился уже после звонка, но тут в дверь постучали.
- Майор Бламп. - Лицо потревожившего нас офицера было бледным, с оттенком зеленцы, которой позавидовали бы давние утопленники. - У нас проблемы...
Пока мы разглядывали картонные ящики, в которых лежали не пояса шахидов, а обычный пенопласт, Мишель вышел из вагона метро. После этой остановки электричка неслась по эстакаде, прямо над оживленной магистралью.
Мишель смотрел на эстакаду, но тут заметил, что за ним наблюдает девчонка лет шести. Она и сама следила за электричкой в ожидании отлучившейся мамы, но теперь её внимание привлек интересный дядька. Ей было скучно.
Мишель улыбнулся, подходя к девочке. Та не испугалась странного незнакомца и улыбнулась в ответ.
- Хочешь, фокус покажу? - предложил Мишель.
- Какой? - разрывалась девочка между запретом на разговоры с незнакомцами и обязанностью быть вежливой со взрослыми.
Мишель достал продолговатую ручку с кнопкой на конце и передал её девочке. Тем временем мама заметила незнакомца, пристающего к её чаду, и поспешила к ним.
- Ты умеешь считать до десяти? - спросил Мишель, ничуть не пугаясь приближения дамы. Девочка утвердительно кивнула. - Тогда начинай, а потом нажмешь кнопку. Будет красиво. Обещаю.
Девочка еще раз утвердительно кивнула и принялась отсчитывать десятку. Обеспокоенную маму Мишель встретил извиняющейся улыбкой, вежливо поклонился, и поспешил к выходу со станции. Когда мать обратила внимание на странную ручку в руках дочери, та продолжала считать:
- Восемь, девять, десять... - и нажала кнопку.
Один из вагонов электрички озарила яркая вспышка. Раздался грохот. Взрыв дернул весь состав. Электричка, как толстая змея на ветке, не удержалась на эстакаде. Груды железа, наполненные людьми, падали на магистраль с двадцатиметровой высоты. Скрежет металла смешался с криками пассажиров и воющих внизу клаксонов. Густой черный дым накрыл возвышающуюся станцию...
Я знаю эти подробности, поскольку неоднократно опрашивал и девочку, в чьи руки Мишель вложил детонатор, и её мать, и еще сотни свидетелей, выживших, родственников погибших в том теракте. Легенду своего личного конца света я знаю во всех деталях.
Поезд "Вильнюс - Москва". Два часа до Подвига.
Жизнь - как огромный поезд: как бы не старался, сколько б не стоил билет, все равно ехать неудобно. А самое главное, чешет этот поезд без оглядки на чье-либо хотение. Не остановишь, не развернешь. Можно, конечно, сойти, но тут как повезет.
Вон ребятам за окном не повезло. На поводках у вооруженных автоматами таможенников злые овчарки. Лают на троих бедняг, исходят слюной, рвут ошейник. Не жалеют собаки глотки, проявляя служебное рвение. На их лай сбежались торговцы, сотрудники вокзала, хронические командировочные и гости Эмират.
Когда таможенники удовлетворились количеством публики, началась основная часть шоу. Один из них поднял желтые листы билетов и что-то выкрикнул. Так он называл номера рейсов, на которых задержали контрабандистов, подчеркивая, что поймали бедолаг всего пару часов назад. После таможенник достал из стоящей рядом сумки четыре литра белой жидкости.
Всего четыре литра спирта на троих. Не шибко-то и много, чтобы так попасть. Но дураков, желающих подзаработать, всегда хватало. Таможенник открывал по очереди бутылки и выливал жидкость на головы бедняг. Те плакали, молили о пощаде, один даже обмочился. Бесполезно. В Европейских Эмиратах с алкоголем строго.
Казалось, сейчас таможенник достанет сигарету, подкурит, а спичку швырнет в контрабандистов, как в старом кино. И будут те гореть стогами сена, навевая ужас на гостей и жителей Эмиратов. Вот только табак здесь тоже запрещен, поэтому таможенник не поджег бедолаг, а подозвал своего коллегу, и тот расстрелял контрабандистов. Спокойно, даже как-то буднично. И от этого стало еще более жутко, чем от пылающих стогов.
Мой сосед нервно сглотнул. Его лицо выражало не ужас, а некую брезгливость, даже раздражение. Судя по лопнувшим капиллярам на носу, с алкоголем он был знаком не понаслышке. Скоро поезд въедет в Россию, где алкоголь легален, потому в вагоне-ресторане было оживленно. За одним из столиков расположились возвращавшиеся с соревнований спортсмены, чтоб отметить то ли победу, то ли поражение. Рядом нервная мамаша постоянно одергивала дочь, играющую с рыжим плюшевым медведем; в руках дама мучила пачку сигарет. А напротив меня сидел мой попутчик по купе: седоватый то ли дипломат, то ли бизнесмен. Больше всего он хотел выпить; видно, что с Эмиратами он прощался как с кошмарным сном.
Наш поезд задержали неслучайно. В отличие от Христианского Союза, Европейские Эмираты с Россией войну не вели, хоть эти отношения и не назовешь дружескими. Попытки контрабанды из России сигарет и алкоголя на территорию Эмират предпринимались регулярно. Эмиры боролись с этим как могли.
В Европе виноделие и самогоноварение искоренили быстро: ввели смертную казнь по упрощенной схеме судопроизводства, то есть, на месте, по факту обнаружения. Это же относилось и к контрабандистам. Но некоторые решались на риск. Причиной такого безрассудства стал голод в воюющей с Китаем России. Ведь какая к бесу разница, расстреляют за дезертирство или за контрабанду? Все быстрее, чем от голода пухнуть.
Но по убранству вагона-ресторана поезда "Вильнюс-Москва" сразу и не скажешь, что в России голод: кожаные диванчики, изящные шторы, плазменный телевизор на стене. Бизнес-класс, одним словом. Да и сосед, несмотря на признаки хронического алкоголизма, явно финансово не стеснен.
Мои надежды оправдались: поезд начал неспешный ход сразу же после казни. На перроне нерасторопный пассажир с клетчатым саквояжем пытался добежать до отходящего состава. Проводники буквально на руках втащили опоздавшего в вагон. Разумеется, у него был самый настоящий билет и паспорт. Только откуда пассажир знал, что поезд задержат?
Мишеля я узнал по хромоте. После Бирмингема (175 чел.) прогремел взрыв в Лондонской подземке (61 чел.); потом смертники на Ратушной площади в Копенгагене в сочельник (208 чел.). Там же Мишель попал в паническую давку - его ногу собирали буквально по частям. Но пока я добрался до Дании, Мишель сбежал из больницы. Последний раз рыжий засветился в Милане: итальянцы осмелились на митинги за легализацию вина. Несколько автомобилей, начиненных взрывчаткой, рванули возле пикетирующих (44 чел.) - это охладило пыл протестующих.
Конечно, Мишель никогда не действовал от имени эмиров. Все его Подвиги приписывали радикальной террористической группировке, по-своему защищающей слово Пророка. Хотя для меня, прошедшего Хафиз Иман, государственная поддержка Мишеля была очевидной.
Но уточнить кое-что не помешало бы, жаль, Мишель обычно убирался с места Подвига еще до моего прибытия. Мы впервые были столь близко друг от друга после Бирмингема. Причиной этому опять стала международная политика: напряжение между Россией и Эмиратами росло. Не в последнюю очередь сказывались скорые казни россиян на таможнях. Обозленные войной русские требовали жесткого ответа на исламский беспредел. Появление Мишеля-устрашителя оказалось лишь вопросом времени. Мне пришлось основательно разобраться в хитросплетениях железнодорожного документооборота, который после падения информационных систем вернулся к надежной бумаге, но теперь я даже знал купе, в котором едет мой враг.
Мишель расположился в четвертом вагоне, в середине состава. Зная методы диверсионной работы Мишеля, тот должен был взорвать бомбу на полном ходу, чтоб пустить под откос и остальные вагоны. Правда, в школе нас учили умирать на месте Подвига, но Мишель не спешил к Создателю. Рыжему придется передать кому-то детонатор, ведь можно рассчитывать лишь на короткое расстояние радиопередатчика. Простака, который нажмет кнопку, Мишель наверняка угостит запретным алкоголем, чтобы ослабить бдительность. Я бы и сам так сделал, поэтому ждал француза в вагоне-ресторане.
- Границу пересечем - я вас водочкой с икоркой угощу, - предложил сосед. - Вы таких еще не пробовали!
- Спасибо, я не пью, - отказался я, - чту слово Пророка.
Запойное лицо пассажира скривила гримаса неприязни. Меня раздражало мнение русских, что все европейцы по-старинке хотят нажраться в хлам и лишь злые арабы им мешают. Русские мне напоминали детей: будто что-то их обязывало нарушать запреты. Может, и в самоубийственной контрабанде главным был риск, а не нажива?
Судя по тому, как засуетился официант, мы находились на территории России.
- Триста грамм лучшей водки, икорки и огурчиков, - русский заговорщицки подмигнул мне, - и интересный журнал.
- Мне тоже свежую газету и кофе. - Решил развлечь я себя. Не напиваться же с попутчиком.
- Русскую или эмиратскую? - спросил официант.
- Русскую, конечно, - за меня ответил сосед, - пусть почитает, как люди живут и воюют. Небось, у вас про нас такое пишут...
"Интересным" журналом оказался глянец, на обложке которого гибкие девчонки вытворяли... Одно только хранение доэмирского порно в Европе каралось кастрированием, а за новое вообще расстреливали. Русский улыбнулся, наливая водку в две рюмки, как бы показывая, как хороша жизнь в России.
- Еще раз предложите мне выпить, и я расценю это как оскорбление! - осадил я щедрого русского.
- Да понял я, понял, - примирительно махнул рукой попутчик и уткнулся в свой журнал.
За один из соседних столиков сел молодой парень с двумя блондинками, похоже, скандинавками. Кроме вина и шоколада, парень попросил у официанта несколько столовых приборов, которые никак не вязались с заказом. Они послужили реквизитом для нехитрых фокусов: вилки вертелись на зубочистке, исчезла солонка, порванная салфетка становилось целой. На блондинок трюки производили впечатление настоящей магии. Да, Мишель был бесподобен!
Когда в его руках появилась автоматическая ручка, то я насторожился.
- Фокус называется чудо-телефон, - втирал Мишель блондинкам. - Обыкновенная ручка, попробуй.
Подруга несколько раз нажала на кнопку. Стержень привычно появился и пропал. Ничего необычного.
- И у меня ручка. - Мишель вытянул из кармана еще одну. - Я скоро буду сходить, вы же подождете две минуты и позвоните мне. А я вам отвечу. Обещаю.
Мишель заулыбался и поднес ручку к уху, как старый мобильник. Девушки заржали, не веря фокуснику. А вот я в фокус Мишеля верил как никто. Поэтому и достал свою ручку, подходя к столику троицы. Я выхватил детонатор в тот момент, когда его передавали девушке.
- Может, воспользуетесь моей? - Я направил дуло своей ручки прямо в лицо Мишелю. Именно дуло, поскольку из отверстия вылетал не стержень, а ядовитый шип. Пронести другое оружие в поезд я не мог.
Но Мишель тоже знал, что это не канцелярский прибор, поэтому не стал страдать героизмом при девчонках. Я решил разобраться с террористом в своем купе, тем более что попутчик бухал в ресторане. В первую очередь мы забрали чемодан Мишеля, мне было спокойнее держать его при себе. Пробираясь по узким коридорам, я не удержался от вопроса.
- Ты знал, что среди нас предатель, или перестраховывался?
Мишель неопределенно пожал плечами. Если бы у меня был пистолет, а не ручка, то я влепил бы ему затрещину рукояткой. Его спокойствие меня раздражало.
- Урод, что бы изменилось, если бы мы все были чистыми? - Если б Мишель промолчал, то я бы треснул его по затылку кулаком. Для разговорчивости.
- Я не дал бы девочке детонатор.
- Что?! - я не сразу осознал сказанное.
- Я бы нажал на кнопку сам, - буднично пояснил Мишель. Я пытался сдержать себя в руках, подавляя ярость.
- А если бы бабы, которым ты впаривал детонатор, взорвали бы бомбу пока ты еще в поезде?
- На все воля Творца! Но бомбу надо активировать, - улыбнулся Мишель. - Хорошо, что мы вернулись за ней. И активировали...
Мишель потряс саквояжем. Я был готов застрелить его прямо в проходе, а потом затащить тело и чемодан в купе. Наверное, это было самым правильным решением, но я не успел.
- О, мужики, пошлите со мной выпьем! - Это звал мой пьяный попутчик с порнографическим журналом в руке.
Я развернулся, чтобы послать русского, но тот достал пистолет из-под глянца. Смотрящее на меня дуло рекомендовало не делать глупостей.
- Пройдемте в вагон-ресторан. Я угощаю! - Несмотря на задорный тон, русский был абсолютно трезв.
Вагон-ресторан был пуст. Люди покидали его в спешке. На столах остались недопитая водка и недоеденные салаты. Даже сумки и детские игрушки лежали на сиденьях. Нас ожидало еще двое хмурых типов, наверняка агентов КГБ, иначе как бы они пронесли оружие в поезд.
- Мы сотрудники госбезопасности, и нам известно, что вы исламские террористы, - подтвердил мои догадки попутчик. - Попрошу без шуток!
Не знаю, как они расценили то, что один террорист конвоирует другого, но меня прорвало.
- Какие шутки?! - Я себя не контролировал. - Я агент МИ-6! На счету этого террориста полтысячи трупов! В чемодане взрывчатка! Останавливайте поезд! Эвакуируйте пассажиров! Вызывайте саперов! Отцепите вагон от состава!
Русские были удивлены моей экспрессией, но этим замешательством воспользовался Мишель. Он резко развернулся и бросил мnbsp;не в лицо горсть соли. Террорист проскочил мимо меня, подлез под руку моему "попутчику" и выбил пистолет из его рук. Русский успел выстрелить, но лишь разбил окно. А ведь целился в меня.
Двое других кэгэбэшников открыли стрельбу по Мишелю. Француз огрызался в ответ из пистолета "попутчика". Я оказался под перекрестным огнем. Мне ничего не оставалось, как выпрыгнуть через разбитое окно, зажав в руке заветный детонатор.
Тело ударилось о гравий возле железнодорожных путей. Я успел заметить, что остальные вагоны отстают от нашего. Значит, поверили русские, отцепили вагон от основного состава, перестраховались. Не зная исхода перестрелки, я не мог рисковать, поэтому нажал кнопку: взрывная волна тащила меня по земле...
Превозмогая боль, я смотрел на металлическую балку. Она возвышалась демоном, вырвавшимся из заточения и требующим человеческих жертв.
Но люди не спешили на пожарище. Они выходили из своих вагонов, что-то кричали, перебарывая страх. Несколько далеких фигур все же бежали ко мне, но я не был рад встрече. Было бы трудно объяснить им, чем мой Подвиг отличался от Подвига Мишеля и почему при этом погибли русские. Я думаю, что за этих ребят отвечу перед Создателем отдельно, а вот попасть на допрос к придирчивым кэгэбэшникам совсем не хотелось.
До прибытия поисковых бригад с вертолетами и собаками оставалось еще часа два. Этого времени вполне хватало, чтобы затеряться в густом непролазном лесу, стоящем по обе стороны железной дороги.
|