Гелин Александр Иванович : другие произведения.

Гуманитарная помощь

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Третья из серии Период полураспада


Период полураспада. Третья глава Хроники нового времени

Гуманитарная помощь

  
   Хусейн щелкает предохранителем и картинно целится Джеку в лоб. Стреляет. На полсантиметра выше бритой лысины. Пуля ударяется в стальную перегородку подсобки аэропорта и громко жужжит, отскочив от ухнувшей железяки. Все целы. Стою немного справа. Гильза неожиданно бьет о мою куртку, отскакивает и катится по гладкому бетонному полу. Смотрю на гильзу, и как она проваливается в яму, откуда блестит автомат. Боковым зрением замечаю, как Джек хватает Хусейна за голову. Вижу удивленное лицо нашего мучителя, и как оно (лицо) поворачивается буквально на 180 градусов вокруг своей оси под руками Джека, а затем возвращается на место. Хусейн мягко оседает в объятия нашему руководителю миссии красного креста и полумесяца.
  
   Джек пинком отшвыривает куда-то в глубину ангара выпавший из ладони Хусейна макаров и затем укладывает молодого бородача рядом с мешками с мукой. Прикрывает уже неподвижное тело чехлом от контейнера с детским питанием. Мы, не сговариваясь, быстро и молча выходим к хвосту нашего Кланка, у которого уже заведены оба пропеллера. Джек выдергивает кабель и бьет кулаком по черной кнопке рубильника. Самолет трогается. Без нас. Джек резко поднимает меня за плечи и забрасывает в открытую дверь дребезжащей железной птицы. Как куль с картошкой. Затем сам переваливается внутрь. Через минуту мы уже в воздухе. Невидимый из кабины Олегыч зачем-то делает круг над зданием аэропорта. Через стекло дна Ан-30-го вижу, как в нас стреляют из автоматов люди в черных куртках. Джек тоже молча смотрит, а потом говорит громко, чтобы все услышали, что наш самолет уже высоко для такого оружия. И еще хорошо, что у них внизу нет гранатомета. А то было бы хужее. "Worsest", - дразнит он мой английский. Не реагирую.
  
   Пытаюсь встать, но ноги подгибаются. Неловко сажусь, пытаюсь дотянуться до фляжки с водой и только сейчас замечаю, как дрожит рука, и стучат мои зубы.
  
   На прошлой неделе мне позвонил сутенер-работодатель. Сутенером зовут его все, кто отстегивает по тридцать долларов с каждой сотни, заработанной с помощью сутенерских контрактов. Он звонит всегда в шесть утра, сразу после своей зарядки и обливания водой. Сегодня говорит надо поехать в Ташкент и помочь попереводить на красный крест. Сам он не может - приехала его невеста. Видал уже его подругу и знаю, что главное качество - это паспорт. Сутенер хочет свалить. И готов на это, несмотря на разницу в возрасте в 20 лет. В ее сторону.
  
   Cоглашаюсь после минутной торговли. Набиваю полтинник сверху. Обещаны не только двести баксов за пять дней - в том 1992 это большие деньги - но и командировочные. Правда не знаю, сколько дадут на проживание, но с такого дохода сутенер обычно ничего не просит.
  
   Дома ищу и не нахожу паспорт на месте. Потом вижу, как моя дочь, которая тоже не уже не спит, держит в руках ножницы и готовится вырезать из моего документа герб СССР. Ножницы - ее любимая игрушка: у меня в стеклянной банке на кухне уже лежат пятьсот франков и полсотни канадских фунтов, разрезанные на мелкие квадратики. Баксы ей не нравятся. Все какие-то одинаковые. Ну, хоть так.
  
   Забираю паспорт, и через полдня уже в городе хлебном, как назвал его еще один Неверов (не депутат, а писатель), и где потом подрабатывал Тарковский, делая кино про то же место. На таможне заставили написать, что у меня нет денег. Как же вывезу гонорар? Ладно. Потом решим.
  
   Никто, конечно же, не встречает, хоть и обещали. Да и вещей нет у меня почти совсем. В поношенном рюкзаке только носки, майки и трусы. Сажусь в троллейбус. По бумажке с адресом прихожу к работодателям, которые почему-то сидят в здании проектного института. Никого из местных нет. По-английски кричу-здороваюсь и называю имя сутенера. Ненакрашенная страхолюдина, явно из иностранных волонтеров говорит, что ее зовут Маделайн. Потом говорит мне, что такого не знает и спрашивает, мол, какого хрена ты здесь. Сбиваюсь, но потом говорю что-то про красный крест. На мой голос выходит какой-то азиат, на вид как с рекламы зимней одежды спортивного журнала. Понимаю, точнее, ничего не понимаю из его английского, кроме того, что он южный кореец.
  
   Уже интересно. Первый раз вижу корейца, который не говорит по-русски. У нас таких нет.
  
   Кореец разглядывает меня и затем спрашивает, как отношусь к поездке в город Гаруми. Отвечаю, что если он в Корее, то с большим удовольствием, но мне может понадобиться виза.
  
  -- Нет-нет, - радуется двоюродный родственник Ким Ир Сена, - это тут недалеко. И показывает пальцем на точку на карте.
  -- В Гарм?
  -- Да-да - в Гарумэ. Тазикисутан.
  -- На машине туда ехать часов пятнадцать, - замечаю со знанием дела. Там раньше была база Института физики земли. И, - зачем-то продолжаю свой треп, - мы много спирта выпили.
  
   Появляется нехорошее предчувствие. Перевалы ночью. Нурек. Еще украдут - моджахеды - через забор. А в Гарме - так там вообще одни горы. Кто меня искать будет...
  
   Кореец понимает мою тоску. Пока его разглядываю, вспоминаю статью "Урод Чон Ду Хван" из журнала Корея сегодня. Интересно, кто у них там правит? Что-то уж больно этот расслабленный - прямо как западник какой-то.
  
  -- В Женеве работаю. Вот решил помочь, - оправдывается он, - и вас прошу.
  -- Чего?
  -- Поехать с нами. Мы отвезем сорок тонн гуманитарной помощи.
  -- Это надо двадцать машин. Вы видели, какие там дороги?
  -- Нет-нет. Мы повезем на самолете...
  -- Я что-то не помню аэропорта в тех горах.
  
  
   Кореец что-то сверяет: аэропорт есть. Что американцы уже привезли все сюда недалеко. Нужно перегрузить в маленький самолет.
  
  
  -- Сделаем три рейса, - говорит он с интонацией факира, который вот-вот распилит тетку.
  -- А я вам на что? Вот сами и везите, - решил взять на себя грех билета в Ташкент и обратно и послать их всех.
  
  
   "Двести больше-двести меньше", - говорю себе под нос и принимаю решение.
  
  -- Поехал-ка я домой, - говорю громко.
  -- Пожалуйста, - неожиданно скулит азиат, - помогите нам. Узбекским гражданам нельзя в Таджикистан. Их там могут убить...
  -- А меня, типа, нет?
  -- Я гарантирую вам, что все будет хорошо оплачено. Весь ваш риск. Меня зовут Ким.
  -- Я догадываюсь, - думаю я и вслух называю свое имя.
  
   Веду себя как на Алайском базаре и выторговываю еще сотню. Кореец ведет меня в соседнюю комнату, дает ветровку с большим крестом на спине, и предлагает выспаться.
  
  -- Где?
  -- Да вот здесь. Ложитесь на сумки. Завтра у нас тяжелый день. И все уже ушли.
  -- А гостиница?
  -- Ну что вы? Это и есть те сто долларов. Или хотите потратить их на отель?
  
   От усталости не спорю и ложусь одетым на гору каких-то тряпочных пакетов.
  
   Утром рядом со мной лежат еще трое: мой вчерашний знакомец, крепкий загорелый старикан лет шестидесяти - точно янка проклятый, и еще какой-то мужик. Похож на бомжа. Как и я.
  
   Просыпаемся все сразу. Американца зовут Джек. А бомж оказывается бельгиец. Зовут, что-то вроде Шифоньера. Просит звать его по фамилии - Берг. И где у них в Бельгии горы?
  
   Ким еще и шустёр! Откуда-то достаёт самовар и заделывает каждому пенопластовую чашку растворимой лапши. Вкусно. Амер было показывает вискаря, но потом вспоминает, что всего-то семь утра по местному времени и прячет пузырь в свой пузатый чемодан. В ответ мы с корейцем синхронно строим расстроенные рожи. Бельгиец достает малюсенькие шоколадки.
  
   Смотрю на своих коллег с гордостью нищего. Мне им дать точно нечего.
  
   Вахтерша первого этажа отпирает нам сортир директора института, в котором наш крест снимает офис. Мы по очереди моемся под желтоватой струей. Голая спина Джека все в шрамах. Спрашиваю. Говорит, упал с коня. Бельгиец не верит. Он врач. Говорит, что столько шрамов можно получить, только если падать с коня лет пять подряд раз в неделю. Мы все смеемся, а Джек говорит, что он еще вполне себе. Падает на пол и отжимается раз двадцать подряд.
  
   Стук в дверь. Заходит вчерашняя уродина. Не обращая внимание на то, что мы все полуголые, говорит, что весь груз прошел таможню, и первый рейс ждет команду на погрузку.
  
   Не выдерживаю и ору:
  
  -- Кто-нибудь объяснит мне, что тут происходит, и кто вы все такие? Я приехал переводить вас, а не возить какие-то вещи! Никуда не пойду, пока мне все не расскажут!
  
   Демонстративно сажусь на стул, достаю из рюкзака зубную пасту и щетку и чищу зубы без воды.
  
   Джек думает долгую минуту и кивает Киму. Ким подходит и, пока ерзаю щеткой по зубам и деснам, говорит неожиданно разумно:
  
  -- В Таджикистане идет гражданская война. Все перевалы перекрыты. Сейчас декабрь. Там в Гарме примерно семьдесят тысяч человек не имеют поставок продовольствия и лекарств с самого лета. Их соплеменник - очень богатый человек из Швейцарии выдал денег нашему Красному кресту. Американское правительство выделило самолеты, чтобы довезти эту помощь. Поэтому Джек - он у нас глава делегации. Но никто не учел, что в Гарм нельзя приземлиться такому большому самолету.
  -- Геркулесу, - встревает Берг.
  -- Ну да. И наша контора договорилась на перевалку груза в Ташкенте. За дополнительную плату, конечно.
  
   Глотаю пасту со слюной и спрашиваю:
  
  -- А я-то тут причем? И летите себе...
  
   Ким снова вертит головой в поиске нужных слов.
  
  -- Мы позвонили нашему другу, и он предложил тебя.
  -- Кто? Сутенер? То есть, хотел сказать, владелец переводческого бизнеса.
  -- Ну да. Он сказал, что ты такой проныра (slyboots), что все сумеешь, если у нас будут проблемы...
  -- О, Господи. Но вы же здесь по официальным каналам. Какие к черту проблемы?
  -- Проблем много, - вздыхает старуха.
  -- И что он еще сказал про меня? - жизнь становится интереснее с каждой фразой.
  -- Сказал, что ты хороший человек, только жадный (greedy).
  
   Я прочищаю горло и говорю:
  
  -- Ну, вот что, товарищи иностранцы! Идите-ка вы все к себе домой. У вас тут и война, и узбеки и миллионеры. А я у вас самый жадный. И еще вы хотите, чтобы тут все разводил на грани фола. И еще и летал на самолете по горам. А если нас арестуют, кто меня спасет?
  
   Джек делает шаг в мою сторону:
  
  -- Я тебя спасу. Вот тебе моё слово! Как спасал венгров в Будапеште в 1956-м.
  
   Джек подмигивает мне с какой-то угрозой.
  
  -- Я тогда первый раз в жизни стрелял из калашникова, - неожиданно добавляет он и жмет мне руку.
  
   Молчу.
  
  -- Ну, все, поехали, - кричит уже откуда-то сзади старуха, - и мы выходим на улицу.
  
   У подъезда стоит блестящий микроавтобус с дипломатическими номерами. Старуха садится за руль. О-го-го - они и тут экономят...
  
  -- Из посольства взяли, - шепотом мне намекает Берг и кивает на Джека, - они тут всем рулят. Им даже визы вроде отменили.
  -- Не отменили, - поправляет его Джек: оказывается еще слышит всё, гад такой, - а сделали трехдневные визы прямо в аэропорту.
  
   Берг вздрагивает и отворачивается к окну.
  
   Мы долго плетемся по городу. Маделайн строго соблюдает правила дорожного движения, на которые местные участники такового давно кладут болт. Почему-то едем не в сторону аэропорта. Уже пошли засушенные огороды, виноградники без листьев и бесконечные заборы. Снова не выдерживаю:
  
  -- Куда мы едем?
  
   Маделайн оборачивается и говорит, что на военный аэродром. Джек орет ей в ответ, чтоб смотрела на дорогу. И вовремя. Мы едва не въехали в брошенную телегу.
  
   Еще через час подъезжаем. Испытательный полигон Чкаловского завода читаю ржавый плакат. Как же так, Союз ведь меньше года как распался, а уже такое запустение. И нас никто не проверяет. Ворота из колючей проволоки открыты настежь. Джек машет рукой веселому старику в тюбетейке. Тот что-то кричит в ответ. Мы останавливаемся.
  
   Разглядываю индустриальный пейзаж из окна микроавтобуса. По периметру летного поля валяются части самолетов. Как прямо в фильме ужасов. Панораму украшают лишь четыре контейнера с красными крестами.
  
  -- А где самолет-то? - это уже спрашиваю подбежавшего к нам местного обитателя. Бежит руками вперед. Чисто зомби в загаженном маслом комбинезоне.
  -- Щас-Щас-Щас, - удивленно радуется он знакомой речи, - все уже тут. Вон там, в ангаре, - показывает он куда-то на горизонт. Вам подготовили Ан-30. Но за горючее тягачу им придется платить.
  -- Ну и скажите это им, - говорю, предчувствуя долгий перевод торговли.
  -- Я не умею, - жалобно улыбается местный.
  
   Подхожу к Джеку и говорю:
  
  -- Этот чел врет, что мы должны заплатить за тягача.
  -- Точно врет.
   Джек достает толстую прозрачную папку и показывает нашему визави платежку.
  
  -- Нет-нет-нет, - мотает тот головой, - тягач отделно! Клянус собственный здорове! - говорит он без падежей и мягких знаков.
  
   Перевожу и жалею, что не могу правильно передать тонкости акцента. Джек неожиданно достает из кармана сотню и отдает ее прямо в руки аборигену. "Смотри-ка, - думаю, - ему дал сразу, а со мной торгуется за каждую копейку". Джек понимает мой скрежет зубовный и тоже жалобно улыбается: без тягача нам никак!
  
   Хозяин аэропорта, радостно напевая, убегает куда-то в сторону, и слышу щелчки и переговоры по рации, которые обрывками приносит ветер со стороны ангара. Слышу гул дизеля и вижу Урал, который тянет наш подозрительно грязный летательный аппарат.
  
   Пока мы с Джеком разбираемся с тягачом, Ким, и Берг со старухой распечатывают первый контейнер. Я немного нервничаю думая, что надо еще и грузить. Но вижу полный кузов людей и понимаю, что обойдутся сами. Тягач останавливается, и Джек радостно бежит к самолету.
  
  -- О, Господи, Саша, - называет он меня впервые по имени, - это же драндулет! Всю жизнь на нем мечтал полетать.
  -- Какой драндулет? - не понимаю. Это же Ан-30.
  -- Да, но в американской классификации - Ан-30 это Clunker! Настоящий Драндулет! Просто знал, что что-то хорошее произойдет сегодня. У него прозрачное дно!
  
   Что он такое несет? Джек же лезет в сумку и достает фотоаппарат. Мы снимается во всех видах и позах, пока загружают мешки и коробки в самолет.
  
   Старуха выглядывает из контейнера и орет нам, чтобы следили за погрузкой. Было, суюсь в самолет, но там уже летчики все разводят без нас. Через час все готово.
  
   Грузчики выстраиваются в неровный ряд у самолета. Ждут чаевые. Берг нервничает - жалко уроду двадцатки! Ким обегает сзади Урал, лезет в кузов и выбрасывает на землю два мешка с мукой и с десяток коробок с детским питанием. "И когда они это сперли?" - думаем мы все. Работяги делают жалобные лица: им понятно, что не видать ни денег, ни хабара с борта. Они неспешно уходят, выплевывая злость на бетон. Мы с Джеком забрасываем недоворованное в самолет, к которому уже подъехала машина генератор.
  
   Берг со старухой обнимают нас и сматываются. Они будут ждать нас сегодня же вечером. Таких рейсов будет еще два, обещает мне Ким и почему-то подмигивает.
  
   Самолет ревет, мы взлетаем. Минут через 15 заходит пилот и просит представить его иностранцам. Перевожу его просьбу. На вопрос, как его зовут, говорит, что звать его Олегыч. Олегычу похоже столько же, как и Джеку. Но выглядит сильно хуже. Он говорит, что с ним еще трое в кабине: второй пилот по имени Колян, бортинженер и штурман. Намекает мне на чаевые. "Сбесились они тут все, что ли? Или без чая в местном государстве и солнце не всходит?" - думаю себе, - а потом вспоминаю, как сам торговался за дополнительную двадцатку, и так же мысленно краснею.
  
  -- Будет вам и кофэ и какава с чаем! - говорю ему Лёликом из Бриллиантовой руки, и Олегыч уходит, нервно улыбаясь.
  
   Пока с ним рядился, Джек уже разлегся на полу самолета и смотрит вниз - действительно, в нашем Драндулете есть окно для аэрофотосъемки. Ложусь рядом, а Джек сверяет вид снизу с навигационной картой. "Точно, сволочь - шпион!" - думаю про него в очередной раз. Джек понимает мои сомнения:
  
  -- Не, я не шпион. Мне просто все интересно!
  -- А ты потом кому рассказываешь, про то, что видел, - не удерживаюсь от сарказма. И потом ты же знаешь, что анализ несекретной информации является секретным?
  -- Саша, не язви, - остужает меня он.
  
   Нашу идиллию нарушает кореец. Сует папку с бумагами и просит перевести. В папке список получателей. Бланки расписок: для школы, детского дома, райбольницы. И еще список, кому не давать ничего: милиция, военнослужащие и приезжие. Сразу вспоминаю надпись на ветеранском магазине: "Сегодня обслуживаются только участники войны! Мясо выдается только лично". Пересказываю эту хохму корейцу. Ничего не понимает. Говорю тогда:
  
  -- А по доверенности, можно?
  
   Мы долго обсуждаем термин power of attorney и его отличие от понятия доверенность. Говорю, что, скорее всего, такового в Гарме и не существует, особенно зимой. Джек в ответ проникновенной речью клеймит меня великодержавным шовинистом, который смотрит сверху вниз на своих бывших сограждан. Говорю ему, что перед чем, как нести пургу (так и говорю, carry the snowstorm) надо б ему сначала побывать в местах пребывания гармцев, гармичей и прочих гармогородцев.
  
   Кореец, не мигая, слушает нашу перепалку, а потом говорит, что слово "гарм" - это горячий на фарси. Мы с Джеком замираем и хором спрашиваем о знании персидского нашим дальневосточным коллегой. Ким слегка мнется, но потом говорит, что знает, но плохо. Потому и вызвали Сашу - он показывает на меня. "Все вы жулики (swindlers)! - говорю им и валюсь на багажную сетку, чтобы поспать.
  
   Через полтора часа начинаем снижаться. Мы с Джеком снова лежим у окна в дне самолета. Джек тычет пальцем на Гарм. Видим взлетную полосу. Справа снежные горы - уже выше нашего курса. Из трубы у здания аэропорта идет дым. Сразу хочу есть: корейская лапша и кусочек шоколада не могут заменить куска мяса, который съел бы прямо сейчас.
  
   К нам пролазит Олегыч и говорит, что аэропорт не отвечает, и что это дым от подожженной башни аэропорта. Спрашивает, что делать. Джек спрашивает, что говорит диспетчер? Олегыч отвечает, что как пересекли границу, радио замолчало. А с аэропорта что-то говорят на местном языке. И еще ругаются матом. Олегыч говорит, что лучше бы полететь назад. Ким неожиданно начинает орать и требовать посадки. Олегыч достает макарова и машет им у носа Кима. Тот быстро успокаивается. Джек спрашивает, что произошло и, вообще, почему бы не сесть - у нас много груза и нас же ждут.
  
  -- Кто? - не понимает его Олегыч, - говорю вам, что на земле что-то не так. Я за вас волнуюсь. Мне то что, я типа шофер. Если сядем, взлечу. Но у нас горючего может не хватить на обратный путь, если с грузом. Решайте скорее. С другой стороны, погода хорошая, облачности нет.
  
   Надеюсь, что полетим назад. Несмотря на мой перевод, где умножил все потенциальные опасности на 20, Джек с Кимом уговаривают Олегыча, и тот соглашается. Говорю им:
  
  -- Тогда давайте быстро разгрузимся. Хотелось бы улететь засветло.
  
   Джек не понимает моей нервозности и просит успокоиться. Мол, сейчас приземлимся, поедим, пока самолет разгружают, и вылетим назад. Не хочу, но соглашаюсь. Слышу, как выпускаются шасси, и вот уже садимся.
  
   Вдоль полосы вижу тела людей и кровь. Начинаю визжать укушенным. Кричу Олегычу через весь салон:
  
  -- Давай, взлетай назад!
  -- Назад самолеты не летают, - острит он в ответ, - тут и вправду какая-то ерунда.
  
   Кореец, видимо, догадывается, что земное существование заканчивается для него неожиданно быстро, и спрашивает:
  
  -- Что там? Почему лежат трупы?
  -- Я не знаю, - надорванным от визга голосом отвечаю ему, - давай выйди и спроси. Ты ж у нас чешешь по местному.
  
   Джек тоже как-то сереет на глазах.
  
   Олегыч и вправду развернулся на полосе, но перед нашим Драндулетом уже стоит военный газик. Кто-то стучит в заднюю дверь, хотя пропеллеры работают. Колян, второй пилот выглядывает в малюсенький иллюминатор, и с явной неохотой открывает самолет. Видим мужика в военной форме, с бородой и двумя гранатами в нагрудных карманах. В руках держит калаша, мечту Джека.
  
   Пропеллеры тем временем замирают. Полная тишина.
  
  -- Вы кто? - орет нам моджахед.
  -- Мы от Красного Креста, - отвечаю ему я, - а вы кто?
  -- Я - президент Памирской республики. Выходите из самолета!
  
   Колян опускает лестницу и прыгает на землю первым спиной к нашему гостеприимному хозяину. Президент пинает его армейским ботинком и говорит:
  
  -- Я же понятно сказал - гостям выходить. А ну назад в самолет!
  
   Пилот покорно возвращается, а мы трое сползаем вниз. Вместо нас трое вооруженных до зубов мужиков из газика залазят внутрь Драндулета, толкаясь и наступая нам на ноги. Что-то гортанно кричат. Президент, помахивая автоматом, приглашает нас в освободившуюся машину. Сажусь на переднее сиденье. Ким и Джек молчат сзади. Из самолета раздаются крики и звуки ударов.
  
   Мы едем не больше, чем минуту. Видимо пожар на башне уже потушили - пахнет мокрой сажей. Проезжаем через разнесенные ворота и останавливаемся прямо у главного входа в аэропорт. К нам выбегают пять-шесть мальчишек в форме и открывают все четыре двери нашего газика. Президент говорит им что-то по своему, а потом уже по-русски. Притом безо всякой иронии:
  
  -- Видите, не успели мы взять власть, как сразу иностранные гости к нам приехали!
  
   Я перевожу. У открытой двери президент оборачивается и говорит:
  
  -- Добро пожаловать на свободный Памир, дорогие гости из Америки! Они из Америки? - спрашивает он меня.
  -- Нет, - говорю я, - Ким - из Южной Кореи.
  -- Ну, ничего. Будут американцами. Я им разрешаю здесь находиться. Сейчас их накормим.
  
   Нас действительно ведут в комнату без окон, в которой накрыт стол на пять персон. Наш президент приглашает нас сесть. Ким достает свою папку и, приглашая меня кивком к переводу, говорит:
  
  -- Ваше превосходительство! Спасибо за ваше гостеприимство. Мы привезли вам гуманитарную помощь. У нас есть список. Не могли бы вы нам помочь разгрузить самолет и раздать эту помощь в соответствии с ним?
  
   Я говорю глядя Киму прямо в глаза:
  
  -- Ты, наверное, полный идиот. Он сейчас нас застрелит за такие слова.
  -- А что? Мы же должны отдать все по назначению!
  -- Какие получатели? Пусть все забирают и разрешают нам улететь.
  
   Президент вопросительно смотрит, и чувствую, как он мысленно досылает патрон перед выстрелом. И говорю:
  
  -- Ким говорит, что было бы хорошо, чтобы вы разгрузили самолет и распределили товары по вашему усмотрению.
  -- А что за бумажки он держит?
  -- А это список рекомендуемых получателей.
  -- Кем рекомендуемый?
  -- Красным Крестом.
  
   Президент откидывается назад и краснеет от гнева.
  
  -- Еще какой-то засратый крест мне не указывал? Все сам раздам. И знаю кому! Переведи ему это! Только наши герои заслужили помощь. Все остальные для меня - просто собаки!
  
   Я медленно перевожу. Ким вскакивает и начинает вращать глазами. "Собак ему захотелось", - невольно думаю я. Джек хватает его за штаны и насильно усаживает на место.
  
  -- Господин кореец недоволен? - спрашивает президент.
  -- Нет-нет! - в один голос кричим мы с Джеком.
  -- Ну, то-то! - грозит он нам пальцем и строго оглядывает Кима.
  
   Ким в ответ снова что-то пытается сказать, но Джек его уже по-настоящему лупит по ребрам, и тот затихает.
  
   Нам приносят еду - одно вареное мясо и бульон. Прямо передо мной ставят чайник. Мальчишка, взглянув на президента, подсыпает нам в чай зеленый порошок из пробирки. Вижу это только я. Пробую. Понятно. Кок-нар. Порошок из сушёного макового молока. Выпиваю всю чашку. Сразу проходит страх и с ним, головная боль. Наливаю себе еще одну - помирать - так с музыкой. Джек допивает свой чай и говорит, что все в порядке. И тоже пьёт вторую пиалу. Кореец все не может успокоиться, но молчит.
  
   Президент решает поговорить с нами о международной обстановке. Естественно, свободный Памир, мировая закулиса, кукловоды и прочая чушь. Перевожу, как могу. Через 15 минут Джек его перебивает и говорит, что надеется, самолет уже разгружен, и нам можно улетать.
  
  -- Куда улетать? - не понимает президент, - вы у меня тут поживете пока. Мы вас обменяем на такие вот передачи по воздуху. Сколько у вас всего запланировано?
  
   Молчу. Жду, когда кто-то ответит, чтобы перевести. Джек не выдерживает.
  
  -- У нас было запланировано три рейса, но поскольку власть сменилась, то мы должны получить разрешение начальства, чтобы продолжить переброску грузов.
  
   Президент радостно хохочет.
  
  -- Звони прямо сейчас за своим разрешением. Хотя - связи то нет... Во! Я отправлю назад самолет, а вы тут у меня посидите, чтобы все доставили, как положено. Хорошо? Приведите мне летчика! - орет он в сторону.
  
   Минут через пять бандит с бородой заводит Олегыча. Узнаю нашего командира по одежде. Вместо лица один огромный синяк. И наверняка что-то сломано: он стоит, полусогнувшись и покачиваясь.
  
  -- Когда сможешь вылететь? - кричит на него президент.
  
   Олегыч не слышит вопроса. Видно, как ему больно стоять. Он прислоняется к столу и пытается сесть.
  
  -- Ты, урод, не слышишь? Я тебя спрашиваю, когда сможешь полететь? - орет уже другой бандит.
  
   Олегыч оглядывается. Понимает, что обращаются к нему. Он пытается ответить, но вижу только кровь и осколки зубов. Олегыч жалобно улыбается и что-то мычит.
  
  -- Хусейн, - обращается президент к бандиту, - зачем ты его так избил?
  -- Он не хотел разгружать самолет, вот и получил по заслугам, - гордо отвечает Хусейн и хлопает по кобуре с макаровым, которого еще пару часов назад мы видели перед носом корейца.
  -- Ну, тогда все правильно! Отведи его назад в самолет и пусть готовятся к вылету. Все разгрузили?
  -- Да!
  -- А этих, - президент показывает на нас, - отведи в ангар и запри там. Пусть они напишут, что мы их отпустим с третьим рейсом с мукой. А пока будут с нами. Хотя нет - пусть кореец летит с ними. Он сам все расскажет, а эти пока посидят в ангаре. Отведи их туда.
  
   Шепотом перевожу все нашим. Олегыча с корейцем выводят. Кореец улыбается и машет нам рукой. За ними выходит и наш президент. Хусейн облизывается и командует подъем.
  
   Хуссейн с автоматом наперевес ведет нас к ангару. Джек оглядывается по сторонам. Мы снова проходим через пролом. Вижу, как наш самолет уже подтягивают к ангару, и подъезжает заправщик. Вижу, Олегыч заползает внутрь. Джек меня легонько толкает в бок и что-то шепчет. Переспрашиваю, немедленно получаю от Хусейна прикладом по спине и падаю на мерзлую землю. Получаю пинок в район плеча, вскакиваю. Джек печально смотрит на меня, но даже не дергается, чтобы спасти от ударов.
  
   Встаю и, уже хромая, бреду за Джеком. Хуссейн стволом толкает меня в спину. Минут за пятнадцать мы доползаем до ангара, рядом с которым стоит наш такой родной Кланкер-Драндулет. Прикидываю, сколько бы отдал, чтобы в нем оказаться прямо сейчас.
  
   Заправщик отъезжает от самолета. Бандиты запрыгивают на него сверху и уезжают. Хусейн кричит им что-то, и они все вместе радостно ржут, показывая на меня и Джека.
  
   У входа в ангар Хусейн пинает меня еще раз и пытается ударить Джека. Мы заходим в темноту, Джек оборачивается и вырывает автомат из рук нашего врага. Хуссейн удивляется, и кричит, поосторожней, мол, автомат заряжен. От неожиданности перевожу его крик. Джек кивает головой, выдёргивает автомат, который сразу же выскальзывает у него из рук и падает куда-то вниз через решетку слива масла.
  
   Хусейн щелкает предохранителем и картинно целится Джеку в лоб. Стреляет. На полсантиметра выше бритой лысины. Пуля ударяется в стальную перегородку подсобки аэропорта и громко жужжит, отскочив от ухнувшей железяки. Все целы.
   .........
   Драндулет приземляемся в Ташкенте точно, как планировали. Берг и Маделайн уже ждут нас. Олегыч и его команда выходят первыми. Старуха почти падает в обморок от вида наших пилотов. Все едва живые. В полете Джек перевязал их всех какими-то тряпками, так что выглядят они еще страшнее. Весь пузырь вискаря извели на дезинфекцию ран. У бортинженера, видимо, проломлена голова. Он сразу ложится на землю.
  
   Мы выходим целыми. Берг кидается обниматься. Уворачиваюсь от его объятий и иду прямо к проходной. Мне что-то кричат вслед. Не оборачиваюсь. Через полчаса уже в автобусе в аэропорт.
  
   Сутенер больше не звонит. Обижен, наверное. Или Маделайн сдала его кликуху. Да и не нужен он мне больше.
  
   Джек находит меня через полгода. Звонит посреди ночи. Долго благодарит за что-то. Отвечаю, что сам ему обязан жизнью. Они, оказывается, тоже сразу уехали по домам. Передали контейнеры местным. Про пилотов он ничего не знает. А кореец сейчас большая шишка. Берг тоже жив и счастлив. Джек зачем-то хвастается, что его продвигают по службе. Спрашивает, чем нас так напоили, что у него прибавились силы, и почувствовал себя на 20 лет моложе. Отвечаю, что морфием-сырцом. Из сушеного молочка мака. Джек сразу вешает трубку. Потом еще раз перезванивает и просит никому не рассказывать. А то выгонят с работы. Тут уже вешаю трубку сам, так как проснувшийся ребенок уже вырезал портрет президента Гранта из моего последнего гонорара в 50 долларов и вот-вот приклеит в тетрадку со стикерами.
  

2013


 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"