Он медленно шёл вдоль шеренги пленных, вглядываясь внимательно в их лица, и приближался ко мне. На пути своём ко мне он успел застрелить двух раненых, сильно ослабевших при быстром скрытном передвижении, не пригодных для тяжёлых работ и выкупа. Меня тоже ожидала их учесть, так как я был ранен, и это сразу же бросалось в глаза по моему немощному виду пожилого человека, раненого в левое плечо. Я не сразу узнал его, но всё же вспомнил. Это был Кирим. Прошло более тридцати лет после нашей ссоры в колымской тайге. Он нанёс мне тогда опасную рану бензопилой и бросил умирать, истекающего кровью, сбежав от мести и правосудия. Я узнал его по незабываемому жесту, который принадлежал только ему, и который я никогда не забывал все эти годы.
Он почти не изменился, только выражение лица у него стало более жёстким, да борода покрылась проседью. В волнительные минуты своей сволочной жизни, он сгибал указательный палец левой руки так, будто нажимал курок пистолета. При этом... медленно поднимал эту руку на уровень лица, подносил этот скрюченный палец к своей левой щеке и быстрым движением руки в сторону, как бы сдёргивал со своего лица человеческую маску. В этот момент лицо его преображалось хищной улыбкой - гримасой, делающее его поистине зверским, так что губы его растягивались, открывая крепкие жёлтые клыкастые зубы, а в глазах появлялся блеск хищника, готового растерзать выбранную жертву.
За то время, что он спокойно шёл в мою сторону, в моей голове пронеслась вся моя недолгая магаданская жизнь, сведшая меня с этим недочеловеком. Это была одна из страниц моего жизненного пути, отмеченная яркими воспоминаниями экстремальных жизненных ситуаций, в которых мне удалось сохранить самообладание и выдержку ради сохранения жизни и здоровья, позволившие прожить мне нелёгкую достойную жизнь, которая в действительности состоялась. Мне удалось сделать в жизни почти всё положенное мужчине и дожить до седой бороды в согласии со своим "эго". И вот теперь, возможно, в последний раз надо проявить характер и не дать победить себя страху надвигающейся смерти..., записав последнюю недостающую страницу, растянувшуюся почти на человеческую жизнь, поставив точку в этой истории.
БРИГАДА
Стояло жаркое сибирское лето. Солнечным днём никому не было спасения от оводов - слепней, которые, словно злые маленькие ястребы, пикировали на наши разгорячённые работой потные тела и больно кусали, не давая нам спокойно махать топорами, порой на большой высоте. Вечером нас одолевал гнус и кровожадные комары, от которых невозможно нигде спрятаться, даже в палатке. Здесь они были огромными и производили много шума вокруг головы и рук, касаясь нас своими длинными лапками и хоботками, стараясь выбрать место поаппетитнее на оголённых частях тела, чтобы вонзить в него свой шприц - насос и насладиться нашей молодой горячей кровью. Особенно неприятен вездесущий гнус - стаи маленьких кровожадных мошек, которые просто въедались в кожу, оставляя на ней красные волдыри, не поддающиеся лечению одеколонами и мазями. Но человек ко всему привыкает, когда есть у него благородная цель, к которой он упорно стремится, преодолевая трудности и временные неудобства. А цель у нас была самая, что ни есть благородная, так как мы хотели как можно быстрее, ещё до холодов, осчастливить своих работодателей и построить для них новое здание сельской электростанции. Наши устремления тоже были не бескорыстны, так как мы все хотели получить за свою работу довольно значительное вознаграждение в виде денежных знаков, так необходимых мне в то непростое для меня время, когда я оказался абсолютным банкротом.
Как щедра природа сибирской тайги в летнее время! Кипучая энергия земли удивляет наблюдателя, замечающего, что буквально ежедневно появляются новые травянистые растения, торопящие показать цветы самых неожиданных форм и соцветий. Живя впервые в тайге продолжительное время, невольно замечаешь и удивляешься тому, как быстро цветы превращаются в ягоды и плоды, как неожиданно рядом с вашей тропинкой появляются первые съедобные грибы, радуя вас такими подарками. Невозможно вдоволь насытиться ягодами черники, земляники, жимолостью. Радуясь щедрым дарам дикого леса, невольно забываешь о его стражах, которые клубятся вокруг вашей головы и рук, требуя кровавой платы за деликатесные угощения.
Вначале нас было девять человек, объединённых одной идеей - поработать лето на стройплощадке, чтобы заработать и разбежаться по своим делам. Я появился в бригаде последним и не знал, как создавалась эта строительная бригада, из каких конкретно строительных мастеров или подонков нашего общества она состоит. Очень скоро я освоился в ней и добыл некоторые, интересующие меня конкретные сведения о том, стоит ли отдавать в жертву лето, чтобы ввязаться в эту авантюру. Я был совсем "на мели", а возвращаться в семью совсем без денег с "севера" я просто не имел права, так как на "материке" меня ждали жена с дочуркой, которых я очень любил.
Нашим бригадиром оказался Николай - молодой человек, лет двадцати восьми - тридцати, безбородый и невзрачный, невысокого роста, но крепкого телосложения, мастер - строитель. Как выяснилось, он знал своё дело и всю строительную "кухню", связанную с документацией, начиная с составления смет, строительных нормативов, строительных чертежей, и кончая оформлением нарядов и их закрытием по окончании каждого этапа работ до начисления зарплат и премий. Вообщем, я решил довериться его строительной компетенции и деловитости, так как не заметил за ним признаков неусыпного пьянства и надувательства членов бригады. Скорее всего, именно ему пришла идея предложить свои услуги директору совхоза и заключить с ним договор на строительство небольшой электростанции, чертежи которой, смета на неё и деньги у совхоза имелись. Ему удалось получить объект под хозрасчётное строительство здания электростанции в стороне от посёлка, где нам предстояло также и жить в армейской палатке. Я понял, что в бригаде у него было ещё только двое проверенных в строительном деле людей, на которых он и решил опереться во время работы и надеяться, что они не подведут его и не сбегут в критический момент, если он наступит.
Остальные члены бригады были случайными людьми, нуждающимися в хорошем заработке и не боящимися взяться за любую работу, вроде меня. Я неоднократно, ещё в студенческие годы, работал в студенческих летних стройотрядах, умел и знал многое из того, что предстояло мне делать в этой бригаде, поэтому не боялся любой работы. Я был молод и атлетически сложён, в юности занимался многими видами спорта, в том числе боксом и самбо, хорошо бегал и метко стрелял. Кроме того, в стройотрядах я часто тренировался в метании ножей и топоров, что у меня неплохо получалось, а владеть топором меня научил мой отец ещё в детстве. Я считался неплохим плотником - самоучкой, хотя приходилось работать бетонщиком и каменщиком. По образованию я был радиоинженером и уже несколько лет довольно успешно занимался разработкой радиоэлектронной техники и даже успел один год попреподавать в институте, где я получил образование, но это мне не понравилось. А жизненные обстоятельства сложились таким образом, что мне пришлось уйти с последнего места работы, где я проработал около года старшим инженером.
Одним из интереснейших членов нашей бригады был неопрятный низкорослый и слабенький на вид паренёк по имени Алексей, который мог по несколько дней совсем не умываться, а зубы он, по всей видимости, никогда не чистил. Любая одежда висела на нём мешком. Он мог мгновенно заснуть в любой небольшой перерыв в работе, и мгновенно проснуться бодрым, как только это было необходимо. Он был тощим и хилым, но в работе старался не отставать от других, хотя, по всей видимости, ему было трудно угнаться за нами - крепкими тренированными парнями. Как он попал в наш стройотряд, я не знал, но предполагал, что он обладает каким-то даром, пока мне неизвестным. Но вскоре выяснилось, когда начали по-настоящему работать с рассвета до заката и валиться с ног от усталости.
Дело в том, что мы питались в основном баночными концентратами, приготовленными на скорую руку очередным дежурным по кухне, которого сначала даже не освобождали от работ. Но вскоре выяснилось, что в таком режиме работать ежедневно без надлежащего питания и без выходных дней нам стало трудно, так как коротких летних ночей не хватало для полноценного восстановления физических сил даже крепким парням, так как наша работа была связана с кирпичами, раствором и брёвнами. Иногда мы отсыпались во время дождливых дней, которых иногда просто ждали, так как от усталости и неправильного питания валились с ног. Постепенно мы приняли для себя приемлемый распорядок дня, который, по возможности поддерживался, и стали по очереди дежурить на кухне. Правда, закупать продукты на целую неделю ходили в село сразу несколько человек во главе с бригадиром или казначеем - его помощником.
Не у всех очередных дежурных всегда получалось приличное варево даже из концентратов, по этому поводу были даже ссоры и неудовольствия. А вот Алексей умел так приготавливать обеды, что мы мгновенно всё поедали, припрашивая добавок. Я первый попросил Лёшу подежурить вместо меня на кухне, когда подошла моя очередь стать на камбузную вахту, а сам пошёл вместо него на работу. За мной последовали почти все ребята, так что Лёша стал нашим постоянным поваром и заготовителем. Постепенно, в нашем рационе появилось свежее мясо, картофель и овощи, а на кухне всё блестело от чистоты. Теперь Лёша сам ходил в село, когда ему было удобно, налаживая наше снабжение. Особенно ценными для нас в то время были репчатый лук и чеснок, считающиеся на севере большими и дорогими деликатесами, так как организм просто требовал их.
Среди нас был ещё один интереснейший "кадр", которого мы вскоре отправили на материк недели через две после начала интенсивной работы, посадив в вертолёт. Он был слишком "ушлым" и всегда выгадывал для себя более лёгкую работу, никого не стесняясь. Это был здоровенный малый, который очень много ел, но отлынивал от работы или исполнял её из рук вон плохо. Например, нам часто приходилось переносить бревна. Обычно бревно переносилось вдвоём на плечах, не выгадывая и не выбирая за какой конец бревна, тонкий или толстый, подпадало браться, а брались так, как удобней и быстрей сделать дело. Если же такая работа выпадала Богдану, так звали ушлого верзилу, он всегда успевал забежать вперёд и схватиться за тонкий конец бревна, хотя бы за толстый конец приходилось браться худосочному Лёше. Лёша безоговорочно брался за него, не выказывая неудовольствия по этому поводу. Интересно отметить, что чаще всего напарником у верзилы - Богдана оказывался именно худосочный Лёша. За это и многое другое - его невзлюбили в бригаде и без сожаления расстались с ним, собрав деньги на перелёт до Красноярска.
До сих пор не знаю о том, как появился в нашей бригаде угрюмый кавказец Кирим. Он был родом из-под Грозного, как узнал я значительно позже. Это был крепкий бородатый молодой человек невысокого роста. Ему ещё не было тогда тридцати, на мой взгляд, хотя возраст его было просто невозможно определить, так как все мы носили бороды, у кого они росли. Борода спасала нас, в некоторой степени, от комаров и гнуса. По работе на него было грех жаловаться, он не отлынивал и не гнал "туфту", а упорно трудился, делая своё дело тщательным образом, так что бригадир доверял ему и редко контролировал. Он часто был у меня напарником на всех более-менее тяжёлых работах, и мы без проблем работали с ним неоднократно. Он хорошо работал и умел делать почти всё, за что брался и был понятлив, когда бригадир что-нибудь объяснял ему или показывал на деле. Но чаще он был бетонщиком, тогда как я махал топором или аккуратно укладывал кирпичик за кирпичиком, возводя стены электростанции. Я был коммуникабельным парнем и находил общий язык со всеми членами нашей бригады, а вот с Киримом я просто не смог найти общего языка, чтобы запросто пообщаться на отвлечённые темы. Он очень плохо говорил по-русски или притворялся, чтобы не ввязываться в нашу болтовню. Ему чужд был смех над анекдотами, которыми мы иногда тешили себя, почти отвыкшие от женского общества и вина, так как у нас был "сухой закон" до окончания строительных дел.
Интересно отметить, что Кирим не понимал или не хотел понимать того, на основании каких документов и как нам начислялась заработная плата. Его не интересовали наряды и объёмы работ, он не хотел верить ни в какую бухгалтерию. Поэтому, когда происходила задержка в выплате зарплаты, то он шёл прямо к председателю совхоза и требовал: "Давай деньга! Деньга давай!" И всё! Ему объясняли, что выплатят, но не сейчас, а только после того, как всё будет перепроверено, обмерено и обсчитано по нарядам, которые пройдут через бухгалтерию и так далее. Наконец, в этот диалог включался наш бригадир, которому приходилось терпеливо объяснять Кириму несколько раз подряд одно и то же, клятвенно заверяя его в том, что всё будет в порядке с его деньгами, что завтра он их получит. Только тогда он, наконец, успокаивался и уходил домой, хмурясь. Вот потому-то, наверное, мы почти всегда вовремя и в полном объёме получали свою зарплату.
КРУТАЯ ТАЙГА
Я пришёл в строительную бригаду по рекомендации моего бывшего шофёра по колымской командировке. Вместе с ним мы попали в экстремальные погодные условия северной дикой тайги и с честью вышли победителями из этого нелёгкого таёжного испытания. Он узнал о том, что я нуждаюсь в хорошем летнем заработке, перед тем как улететь к семье в Свердловск. А дело было так или почти так, так как многое подзабылось со временем.
Я работал старшим инженером в одной из электронных лабораторий объединения Северо-восток золото в Магадане - столице колымского края. Мне выпала честь участвовать в разработке очень нужного для Колымы и интересного прибора - самородкоуловителя. Наша лаборатория изготовила несколько штук опытных образцов этих приборов и командировала меня в Сусуман для их испытаний в промышленных условиях. Сусуман находится на колымской трассе на расстоянии, примерно, в восемьсот километров от Магадана.
Я смонтировал и отладил все шесть приборов на золотопромывочных приисках с помощью местных специалистов по автоматике. Испытания проходили успешно, наши приборы надёжно срабатывали, предсказывая им хорошую перспективу будущего промышленного применения. И вот, подошло время моего возвращения в Магадан, так как заканчивался срок командировки. Всё было бы хорошо, если бы мой шофёр - алкаш не втянул меня в авантюру, в корне изменившую всю мою дальнейшую жизнь. Впрочем, я об этом не жалею, так как именно от моего решения зависела тогда судьба этого мероприятия, а дальнейшее развитие последующих событий, я просто не смог предвидеть или предугадать.
Был тёплый солнечный день. Суббота. Я только что объехал прииски, где были установлены приборы, и попрощался с инкассатором, который всегда сопровождал меня при этом, расписался в документах, обошёл вокруг машины, проверяя её техническое состояние, так как по утрам я постоянно сам ездил на ней, не тревожа молодого шофёра, крепко спавшего обычно после ночных попоек. Хотя на Колыме был введён "сухой закон" во время летнего золотодобывающего сезона, но пьяницы всегда доставали нужное им зелье и напивались постоянно, пока начальство не увольняло их с прииска и не отправляло во-свояси. Но, делалось это крайне редко, так как почти всегда была нехватка в специалистах в это горячее время.
Именно в это время ко мне подошли несколько молодых людей, среди которых был и Виталий - шофёр моей автомашины. Вместе с ним было четверо его местных дружков, которые попросили у меня разрешение доверить им нашу автомашину вместе с моим шофёром для поездки в тайгу на воскресную рыбалку. Они мотивировали свою просьбу тем, что в это время года хорошо ловится хариус, а в тайге появилось много ягод черники и жимолости, которые я тоже просто обожал. Они уверяли меня, что очень хорошо знают местность, знают хорошие места для отдыха и рыбалки, а для нашей новенькой машины с двумя ведущими мостами - таёжные дороги являются сущим пустяком, так что никакого риска не существует, а синоптики предсказывают просто превосходную солнечную погоду на эти выходные дни.
Немного подумав, я сказал, что поеду вместе с ними, если они выполнят некоторые требования, касающиеся подготовки к походу материальной части машины. Так, я просил их обеспечить нашу экспедицию всем необходимым в течении двух часов. Необходимо проверить машину на наличие масел в двигателе, коробке передач и обоих ведущих мостах. Необходимо также заправить машину бензином под завязку и запастись ещё пятью двадцатилитровыми канистрами бензина, десятилитровой канистрой масла для двигателя и пятидесятилитровый бидон питьевой воды. Кроме того, необходимо проверить и доукомплектовать необходимый наличный набор инструментов, в том числе: аптечки, двух топоров, бензопилы, огнетушителя, ещё одного дополнительного запасного колеса, двух лопат, армейской палатки и двух прочных канатов, способных выдержать буксировку нашей автомашины. И ещё, необходимо запастись хлебом и мясной тушёнкой в достаточном количестве с расчётом на два активных дня жизни в тяжёлых таёжных условиях бригаде в шесть человек. Я объявил, что иначе я не соглашусь доверить им автомашину и никуда не поеду с ними, так как готовлюсь к срочному отъезду в Магадан.
Немного поспорив и поворчав, молодые люди согласились выполнить все мои требования в точности, а я сам взялся проверить эту готовность досконально, как будто предчувствовал, что именно это всё пригодится мне в этом необдуманном походе. Я был молод и доверчив, но уже успел полюбить порядок во всех своих делах, в которых мне приходилось участвовать, тем более - руководить. На этот раз я отвечал за доверенную мне технику и людей, отправляясь в неизведанные незнакомые мне таёжные места колымского края.
При погрузке людей в кузов автомашины я заметил, что мои спутники оказались с ружьями, объяснив это тем, что в тайге много вкусных куропаток и можно встретиться даже с хозяином тайги - медведем, поэтому охотничье ружьё вовсе является не лишним в любое время дня и ночи. У меня тоже было с собой охотничье ружьё "Белка", приобретённого по случаю у геолога - пьяницы. Это очень удобная "переломка", компактно укладывающаяся в чехол. Она состояла из двух, вертикально расположенных, стволов. При этом верхний ствол был нарезным, мелкокалиберным, а нижний - гладкоствольным, двадцать восьмого калибра, всегда был заряженным против медведя пулей - жиганом. Так что я тоже был достаточно хорошо вооружён ещё и охотничьим ножом, который я умел очень эффективно кидать в цель. Я ещё раз расспросил своего водителя насчёт надёжности людей, с которыми нам предстояло отправиться в тайгу. Он заверил меня, что люди эти абсолютно надёжны и с ними в тайге безопасно и спокойно, так как они знают здешние места, как свои пять пальцев и ценные работники на прииске, с которыми он давно знаком. Я поверил ему, хотя понимал, что это были в основном его "кореша" по употреблению спиртного.
Наконец, вскоре после всех приготовлений, мы отправились в тайгу. Как я и ожидал, никакой дороги там не оказалось, мы продвигались вперёд по высохшему руслу небольшой речки, дно которого устилал песок вперемежку с галечником, иногда довольно крупным, но машина вела себя превосходно. В одном месте нашего пути мы оказались в лабиринте ледяных торосов, разделённых протоками - ручьями. Это были огромные ледяные глыбы - остатки огромной наледи, не успевшей полностью растаять за короткое колымское лето. Между ледяными торосами по протокам бродили дикие олени и другие таёжные звери, спасаясь от оводов, преследующих их всюду.
Вдруг, прямо перед нашей автомашиной оказался белый красавец - олень. Это был превосходный экземпляр дикого оленя - альбиноса, очень редко встречающегося в природе. Мы залюбовались им, остановившись. Но вот я заметил, как один из наших сотоварищей стал медленно стягивать с плеча ружьё, готовясь выстрелить в оленя, тоже с интересом наблюдавшего за нами, приостановившись. Я перехватил руку охотника и предупредил его, что немедленно отниму ружьё и высажу его здесь, если он не прекратит свои устремления уничтожить такую красоту. Мои слова возымели действия, но неудачливый охотник затаил на меня злобу. Я дал оленю спокойно ретироваться восвояси и подал команду двигаться вперёд. Мы долго плутали по различным протокам, пока не нашли подходящее местечко на возвышенности, где и решили остановиться, установив палатку.
Я расчехлил свою "Белку", зарядил её и отправился побродить в окрестностях нашего лагеря, любуясь красотой нетронутой человеком природы, радуясь солнечному тёплому летнему дню. То и дело из-под моих ног с шумом, неожиданно для меня, выпархивали, затаившиеся в траве, тяжёлые куропатки. Они обычно прячутся в высокой траве, затаившись, до тех пор, пока нога человека почти не наступает на них. Но подстрелить их в лёт из мелкокалиберки почти невозможно, поэтому я спокойно и с интересом наблюдал за ними до тех пор, пока они снова не падали где-нибудь в густую траву, продолжая жировать на сочных ягодах, в изобилии растущих в этих местах. Я тоже с аппетитом поедал дары природы в виде ягод черники и жимолости, растущей на небольших кустиках в виде небольших, чуть продолговатых тёмных сочных виноградин.
Расслабившись, я неспешно прогуливался среди низкорослых хвойных деревьев и кедрача, наслаждаясь неожиданным счастьем встречи с гостеприимной природой, угощающей меня своими деликатесами. Мне даже удалось найти несколько съедобных сыроежек - грибов, которыми действительно можно полакомиться в сыром виде, не опасаясь отравления. Я родился в Свердловске, окружённом лесами, куда часто брала меня с собой моя мать в моём прекрасном далёком детстве, выезжая в лес за грибами и ягодами, поэтому я знал почти все съедобные грибы. Особенно мне нравились сухие грузди, прятавшиеся обычно под толщей опавших жухлых листьев в берёзовых лесах. Срезав ножом белый крепкий корешок, мы лакомились им ещё в лесу, но грузди особенно хороши засоленными с веточками укропа и дольками чеснока. Это неповторимый деликатес к любому праздничному столу и не только.
Неожиданно до меня донеслись звуки дуплетного выстрела из охотничьего двуствольного ружья, а чуть позже началась частая беспорядочная стрельба. После первого выстрела лес наполнился громким страшным рыком раненого матёрого медведя, от которого мурашки забегали у меня по спине. Такого угрожающего и громкого рычания я никогда не слышал, хотя мне приходилось уже встречаться в тайге с медведем и мирно расходиться с ним в разные стороны. Вообще, встреча с медведем в тайге очень опасна, если ты выкажешь себя не дипломатом по отношению к "хозяину" этих мест, а ненароком выстрелишь в него. Медведя надо бить сразу наповал или дипломатично договариваться, не выказывая себя трусом и не угрожая ему, а постепенно и с достоинством уходить с его дороги. Но не всегда так получается. Обычно человек пугается, а зверь чувствует это. Выстрел, сделанный с перепугу, обычно, довольно неточный, а раненый зверь становится опасным вдвойне. Так и получилось в нашем случае, как я узнал позднее.
А случилось вот что. В то время как я ушёл на прогулку в окрестности нашего лагеря, мои пассажиры быстро соорудили самогонный аппарат на свежем воздухе. Они заранее запланировали это, прихватив с собой бидон браги и змеевик, который пропустили через небольшой ручей. В вырытой яме под бидоном с брагой развели костёр. Змеевик соединили с бидоном через специальную крышку и медную трубку. Таким образом, на выходе змеевика капал в кружку почти чистый спирт, приготовленный на природе умельцами - любителями этого зелья. Бесконтрольно быстро поднакачавшись самогоном, "отдыхающие" таким способом мои пассажиры не пошли ловить рыбку, а гурьбой отправились по лесу за приключениями. Им нужна была дичь для шашлыков. Я полагаю, что это были в основном охотники, а не рыболовы, как они ранее представились мне, тем более что я нигде не заметил поблизости достаточно большого водоёма, где бы мог водиться хариус.
Очень скоро один из них наскочил на медведя и ранил его, так как алкоголь не дал ему возможности сделать хороший выстрел. Раненый зверь разъярился и кинулся вдогонку охотнику, который быстро ретировался к своим сотоварищам под их коллективную защиту. Когда я прибежал к месту схватки, то увидел, как медведь грозно рыча, старался преодолеть кручу, на вершине которой стояли охотники и беспорядочно стреляли в медведя, который, казалось, лез вперёд, не обращая внимания на их выстрелы. Было такое предположение, что пули не причиняли ему никакого вреда, а он вот-вот доберётся до своих обидчиков и разорвёт их в клочья.
Опасаясь трагического исхода этой дикой охоты, я тоже включился в бой. Я оказался чуть в стороне от медведя, так что он находился от меня достаточно далеко и сбоку. Нас разделяла глубокая крутая впадина, на дне которой струился ручей. Я был хорошим стрелком и имел даже разряд по этому виду спорта. Прицельная дальность моих усиленных патронов позволяла поразить медведя. Поэтому я стал тщательно прицеливаться и посылать один выстрел за другим, целясь в ухо или шею зверя. Так продолжалось до тех пор, пока медведь не повалился набок, ещё раз грозно рыкнув на своих обидчиков, затихая. Надо отметить то, что медведь к этому моменту почти преодолел крутой подъём, за которым располагался наш лагерь и автомашина. Я не уверен, что мои малюсенькие пульки из малокалиберной винтовки существенно помогли завалить огромного зверя, так как череп медведя очень крепок. Но, тем не менее, я с горечью отмечаю, что участвовал в расстреле "хозяина тайги", опасаясь за разгром нашего лагеря.
К тому времени, как я добрался до лагеря обходными путями, на костре уже жарился шашлык из медвежатины, так как оказалось, что мои пассажиры были бывалыми людьми на охоте и всё умели делать со своими трофеями. Я выслушал их хвалебные рассказы о том, как ловко им удалось завалить матёрого зверя, и какими они оказались умелыми и бесстрашными охотниками. Я слушал этих подвыпивших удальцов, вспоминая, как тряслись у них руки, когда они перезаряжали свои ружья и оглядывались, выискивая пути к бегству в случае неудачного завершения дела. Я видел их всех четверых в бинокль, оценивая сложившуюся обстановку. Мне жаль, что я не прихватил с собой фотоаппарат, который я одолжил своему знакомому в Магадане, собирающему запечатлеть на память свадебные моменты своей сестры, намечающиеся в моё отсутствие. Я ничего не сказал своим новым знакомым о том, что тоже участвовал в расстреле этого красавца - медведя, мясо которого я сейчас с аппетитом поедал. Оно оказалось сладковатым на вкус, но не жёстким, как я предполагал. Видимо, кулинары знали своё дело и приготовили шашлыки по всем правилам кулинарии, так как предполагали, наверное, обязательно подстрелить оленя или настрелять куропаток, которых в этих местах полно. Я тоже выпил чуток огненной водицы за упокой медвежьей души, так как на сегодня не предполагалось делать никаких дальнейших передислокаций по этой нетронутой ещё человеком первозданной тайге. По всей видимости, мои пассажиры выполнили свою программу и завтра можно спокойно отправляться в Сусуман с чувством выполненного долга. Наш вечер прошёл в разговорах о случившемся приключении и вознёй с трофейным медведем, сниманием с его шкуры и делением трофейного мяса на куски для удобной переноски. Я только один раз подошёл к мёртвому медведю и потрепал его за ухо, как живого, как бы ободряя его за славный бой, который он преподал нашей ватаге охотников.
Наконец, мне надоели все эти разговоры. Я отправился в палатку, наломав свежих веток кудрявого кустарника, аккуратно разложил их в углу палатки и уютно устроился, положив рядом свою "Белку" - почти сразу же заснул. В походах я сплю очень чутко, как бы выставляя своего чуткого сторожа, реагирующего на все необычные изменения в окружающей обстановке. Я слышал, как приходили и устраивались на ночлег один за другим мои спутники, как под утро вдруг задул сильный ветер, и стало холодновато даже в палатке. Но вот, я уловил тихое постукивание капель дождя по палатке. Постепенно дождь усиливался, а потом стал интенсивно долбить по палатке, обещая затопить её, так как у нас не были предусмотрены никакие меры предосторожности на этот случай в виде окапывания вокруг палатки и изготовления отводного канала, хотя лопаты у нас были. Я попытался разбудить своего шофёра, чтобы он пообщался со своими друзьями и вынудил их предпринять необходимые меры от затопления, но не тут-то было. Мои охотники спали как убитые после попойки.
Я попытался предпринять что-нибудь, но понял, что надо просто быстро снимать палатку и устраиваться с ней в кузове автомобиля, натягивать тент на вставные палки, организовав там закрытую будку. Моя попытка разбудить охотников, не увенчалась успехом, поэтому я решил сам перебраться в кабину автомобиля и попытаться ещё поспать, так как чувствовал, что воскресный день для меня будет тяжёлым. Я понял, что моих спутников разбудит только водичка под их постелями, вот тогда-то они и возьмутся за дело, так как это были все бывалые охотники, а они не нуждаются в советах таёжного дилетанта. Устроившись в кабине, я тревожно думал о том, что не плохо бы именно сейчас же отправиться в обратный путь и попытался разбудить шофёра, но он и другие охотники спали довольно крепко, а я не проявил должной настойчивости. Наверное, нам не удастся попасть в Сусуман к понедельнику, если дождь продлится до полудня. Я понимал, что обратный путь по прежней колее нам будет надолго закрыт, а другого пути назад просто нет или есть? Тяжёлые раздумья лезли в мою голову, но мне всё-таки удалось ненадолго заснуть чутким сном.
Меня разбудили возбуждённые голоса вокруг машины. Наконец-то мои спутники проснулись и стали перебираться в кузов машины, обустраиваясь, как я и предполагал. Все вещи моих спутников тоже перекочевали в кузов машины, где продолжались долгие дебаты между ними о том, как следует поступить в таком непредвиденном случае, в котором оказались рыбаки - охотники, которым в понедельник предстоит выходить на работу. Никто не спрашивал моего мнения, так как боялись оказаться в моих глазах болтунами, обещавшими продолжительную хорошую погоду. Я уверен, что никто из нас не поинтересовался насчёт прогноза погоды и не позвонил в Магадан или к вертолётчикам. Меня они просто надули, желая прокатиться на халяву в тайгу, надеясь в основном на "авось - пронесёт" и повезёт. Мой шофёр всё время был с ними заодно, так как предполагал, что там будет хорошая пьянка на природе с шашлыком, а что ещё нужно пьянице, всё время стремящемуся, в основном, только к этому.
Я тоже размышлял о том, как бы нам добраться до большой дороги или трассы, чтобы побыстрей добраться до Сусумана, оформить необходимые документы по передаче своих опытных образцов приборов - "Самородкоуловителей" местной администрации и немедленно отправиться в Магадан. Но, как? Прежнее русло ручья, по которому мы забрались в эту глухомань, превратилось в широкий речной поток. Но сколько же необходимо сидеть в этой лесной глуши, чтобы дождаться восстановления прежнего состояния дорог? И вообще, нас же просто потеряют, так как я не поставил в известность местное начальство о том, что собираюсь прогуляться с этими пьяницами по девственной тайге! Я предполагаю, что мои спутники тоже никого не поставили об этом в известность, правда, их жёны могут поднять шум о нашем исчезновении. Но, всё равно, нас искать не будут, так как такой спасательной службы на прииске просто не было. Все занимаются здесь очень важным и ответственным делом - добычей драгоценного металла - золота для государства и хорошей зарплаты для себя.
Наконец, ко мне в кабину пожаловал мой шофёр, тишайший и немного напуганный. Он сообщил мне, что отсюда невозможно будет выбраться теперь достаточно долго, пока не спадёт вода в разлившихся речках, а это будет нескоро, так что мы попались. Всё это он узнал из разговоров бывалых охотников, знающих эту тайгу не по наслышке, а по собственному опыту. Наши пассажиры собираются пешком и налегке пробираться к большаку через тайгу, надеясь там сесть на попутку, бросив нашу машину в этой трясине, хотя и на возвышенности. Тем временем дождь продолжал идти, и никому из нас не было известно о том, когда он прекратится. Телефона и рации у нас тоже не было. Вообщем - мы в безвыходном положении. Немного поразмыслив, я вышел из машины и присоединился к своим местным попутчикам, чтобы обсудить проблему, в которой мы все оказались. Я сказал:
- Мужики, я слышал, что вы решили "слинять" из этих мест, подарив нашу машину "хозяину тайги", я правильно понял?
- Не кипятись, командир! У нас нет выбора, так как нам не простят на работе за прогулы. Мы тоже рискуем даже не добраться до большака, так как до него не менее двадцати километров топким таёжным лесом с канавами и буреломами. Мы примерно знаем куда и как надо идти, так что рассчитываем выбраться благополучно. Ну, а машину - придётся бросить. Тут ничего не поделаешь - "не до жиру, быть бы живу".
- Старина, давай выйдем из машины, - обратился я к одному из них, наиболее опытному, на мой взгляд, таёжному охотнику. - Покажи мне направление и ориентировки, по которым ты хочешь повести нас к большаку.
- Что тут показывать? Вот... гляди! - И он откинул полог тента, чтобы расширить кругозор. - Надо идти примерно в том направлении и держаться вон тех холмов, которые и выведут к большаку, - и он показал на Запад, туда, где предполагалось встретиться с большаком, связывающим Магадан - столицу колымского коря с Якутском - самую оживлённую северную автомобильную трассу России.
- Добро! - Сказал я и обратился ко всем. - Мужики, нас шесть человек и я думаю, что нам под силу преодолеть этот кусочек тайги вместе с автомашиной. Для этого у нас есть всё: наши руки, бензопила, топоры, лопаты, канаты, достаточное количество бензина, хлеба и мяса. А машину бросать в тайге нельзя, так как меня за неё посадят. Вы просили меня совершить этот поход и я согласился. Теперь пришла Ваша очередь выручить меня из этой непростой ситуации.
Я не могу описать тех споров, объяснений, препирательств и даже угроз в мой адрес, которые мне пришлось услышать, пока не появился огромный гусеничный вездеход, которому все несказанно обрадовались, кроме меня. Я сразу всё понял. Мои бывшие пассажиры быстро перебрались на него, который шёл на дальний прииск. Но буксировать нашу автомашину он отказался, мотивируя тем, что он разорвёт её на части и всё равно где-нибудь бросит, так как наверняка даже сам не сможет где-нибудь пройти. Мой шофёр тоже собрался было уже бросить машину и уехать вместе со всеми, но увидев, что я остаюсь - тоже забрал свои вещи с вездехода. Видя это, я попросил оставить нам весь съестной припас, палатку, канаты, бензопилу, топоры, лопаты, все канистры и другие необходимые нам инструменты и вещи. Они долго уговаривали нас уехать с ними, но я был непреклонен.
Итак, мы с Виталием остались один на один с дождливой неприветливой тайгой и с автомашиной на нашем "горбу". Дождик был уже не таким интенсивным, как ночью, но монотонно постукивал по крыше кабины, а небо заволокло низкими дождевыми тучами, в которых я не заметил даже признака просветов, дающих надежду на скорое прекращение дождя. Виталий был настроен переждать до завтрашнего дня, надеясь, что дождь прекратится, но я приказал ему готовить машину к трудному походу через тайгу, не теряя время. Я убедил его в том, что с прекращением дождя наша проблема не снимется, а нас просто потеряют даже в Магадане, куда меня уже вызывают, да и командировка наша подошла к концу. Перед тем, как взяться за дело, мы плотно пообедали в тепле и чистоте. Почему-то я верил, что нам удастся самим преодолеть опасный кусок тайги и добраться до большака. Я очень рассчитывал, что машина нас не подведёт и преодолеет все преграды на нашем нелёгком пути. В крайнем случае, если мы окончательно увязнем в трясине и не сможем вытянуть машину своими силами, я буду вынужден остаться один около неё, отправив Виталия одного в селение за помощью, но машину я не брошу - так я решил окончательно.
Вначале наше движение началось довольно успешно, и мы с трудом, но продвигались вперёд, включив оба ведущих моста. Изредка мы выходили из машины и мостили наш путь срубленными деревьями, подваживая осевшие глубоко колёса. Мы попеременно садились за руль, тогда как другой выискивал более - менее подходящую дорогу для продвижения вперёд и подкладывал под колёса срубленные ветки и молодые деревца. Казалось, ничто не помешает нам благополучно добраться до большака, и мы воспряли духом. Если бы местные охотники нас не бросили, то можно было бы без особых проблем проталкивать машину вперёд совместными усилиями, не прибегая к пиле и топору.
Этот трудный опыт ещё раз позволил мне убедиться, что собутыльники, не те настоящие друзья, которые не бросят друга в беде. Я просто не был по настоящему знаком с ними, поверив моему шофёру, который тоже знал их только по совместной пьянке и не более, хотя доказывал мне, что знает их хорошо и с ними надёжно в тайге, так как это надёжные люди. Какой же я для них товарищ, если они видели во мне даже здесь, в тайге, только, как бы, начальника - ограничителя их желаний: не позволившего убить дикого оленя - альбиноса. Они изготовили самогон и, перепившись, начали стрелять во всё, что движется и летает, замахнувшись на хозяина тайги - огромного медведя, который чуть-чуть было не растерзал их, если бы не мои маленькие точные пульки, сделавшие своё дело - так я считал тогда.
Но вскоре наш оптимизм поубавился, когда мы спустились в очередную долину, заполненную водой, которую надо преодолеть во что бы то ни стало, так как объехать это место было просто невозможно. Раскисший дёрн не держал нашу машину, колёса глубоко проваливались, а вся машина просто садилась на "пузо". Мы так измучились, вытаскивая каждое колесо с помощью ваги, что почти падали от усталости. Это такой приём, когда колесо машины приподнимается с помощью огромного рычага, изготовленного из молодого дерева, и под это приподнятое колесо укладываются тоже молодые деревца, давая возможность приподняться машине над трясиной. Мы очень устали, но все-таки переползли через эту протоку на более-менее твёрдый лесной дёрн, получив бесценный опыт преодоления таких трудностей.
Некоторое время мы сносно пробирались сквозь кустарник, но вдруг перед нами встала просто непреодолимая пропасть, которую невозможно объехать. Ничего не говоря, мы забрались в кузов машины под тент и начали обедать, обдумывая и придумывая способы преодоления очередного препятствия. Надо отдать должное Виталию в том, что он остался вместе со мной, не бросив в тайге одного меня. Я даже представить себе не могу сейчас, как бы я один выбирался из этого леса.
Насытившись, я заметил, что дождь почти перестал, но по небу неслись дождевые облака, обещавшие снова пролиться к ночи дождём на землю. Я взял лопату, выбрал место переправы и начал копать землю, сбрасывая её в канаву, готовя, как бы пологий спуск для машины. Вскоре ко мне присоединился Виталий с лопатой, но я показал ему на противоположную сторону канвы. Он всё понял и стал делать то же, что и я, только с другой стороны. Вообщем, мы подготовили как бы насыпной мост. Затем взялись за бензопилу и стали неистово валить ближайшие деревья, изготавливая из них мост в три наката. Верхние поперечные брёвна моста мы увязали вместе канатами с обеих сторон, и у нас появился приличный мост, по которому может вполне спокойно проехать даже джип, но тяжёлая машина...?! Вообщем, надо пробовать преодолеть и это препятствие, раз уже положено столько труда и времени. Было опасение, что канаты не выдержат и порвутся. Хорошо было бы иметь вместо канатов металлические тросы, но где их взять здесь, в этой лесной глуши. При обрыве каната хотя бы в одном месте, колёса машины мгновенно провалятся между брёвнами и мост разрушится под тяжестью машины, а мы окончательно застрянем в этом гиблом месте. Риск был слишком велик, но я сам взялся провести автомашину через этот "чёртов мост", беря на себя всю ответственность, хотя я был всего лишь шофёром - любителем и не так классно водил именно грузовые автомашины.
Я удобно устроился на водительском месте и открыл дверцы кабины с обеих сторон, а напарник зафиксировал их в открытом положении проволокой. Начало пути было обнадеживающим. При медленном движении мост покачивался, но стоял, а машина медленно ползла к противоположному берегу. Мне уже стало казаться, что у нас всё получится, как задумали. Но, под самый конец этого опасного пути через мост, машина резко качнулась, но успела проскочить ещё последние несколько брёвен и встала. Я не стал пытаться раскачивать её рывками, боясь окончательно развалить за собой мост, который может утянуть машину назад в провал. Я остановился, пытаясь уяснить степень опасности, в которой оказалась машина. Выйдя из машины, я заметил, что преодолел почти весь участок, но не выдержало одно звено связки верхнего наката брёвен, так как лопнула верёвка. Видимо, это случилось из-за дефекта самой верёвки, что чуть не привело к провалу всей нашей опасной переправы. Но угроза устойчивости автомашины в таком подвешенном состоянии ещё не устранена и надо быстро что-то придумывать и делать что-то, чтобы для начала хотя бы застабилизировать машину в этом положении. Нам удалось выполнить эту задачу и удержат машину на краю обрыва, надёжно закрепив её от заваливания набок. Мост нам был уже не нужен и мы, развязав брёвна, высвободили верёвку, укрепив её на машине, второй конец которой укрепили за ближайшее крепкое дерево. Только после такой подстраховки мы принялись окончательно перетаскивать машину через ров, что нам и удалось сделать, приложив неимоверные усилия, с помощью тех же верёвок и рычагов. Позднее я долго размышлял над тем: верно ли я выбрал темп движения через этот мост, заключающийся в том, что я медленно переползал через него. Не лучше ли было преодолеть его сходу, всё равно мост этот был одноразового использования. Кто знает?! Возможно, в этом случае я спокойно бы преодолел мост, а может быть наоборот - машина сразу же разрушила его, и я оказался бы в овраге, откуда вообще можно было бы не выбраться даже самому.
Вот примерно с такими усилиями мы работали всю ночь и преодолели ещё немало трудностей, прежде чем выбрались на трассу в конце концов, оказавшись на хорошей дороге. Нам даже не верилось, что все наши муки, наконец-то, закончились и мы вовремя доберёмся до Сусумана. Надо отдать должное нашему прекрасному грузовому внедорожнику горьковского автозавода, который не подвёл нас ни разу за эту трудную таёжную эпопею, в которой мы с Виталиком вышли победителями и вовремя прибыли на своё рабочее место. В администрации прииска меня ждал телекс, предписывающий срочно завершить все дела на прииске и прибыть в Магадан. Я попросил Виталия вымыть машину и подготовится к срочному возвращению домой, но сначала необходимо нам обоим отдохнуть и выспаться. Тогда я ещё не предполагал, что очень скоро останусь без работы, а Виталик устроит меня в строительную бригаду.
Каким-то образом моя таёжная эпопея стала известна моему начальству. На эту тему у меня был тяжёлый разговор с моим непосредственным начальником, который позволил себе накричать на меня нецензурно. В пику ему я тоже нагрубил ему и сказал, что не желаю больше работать с таким человеком, и тут же написал заявление об увольнении по собственному желанию, которое тоже было немедленно подписано. Ему давно не нравилась моя образованность, так как он видел в моём лице соперника в борьбе за власть над лабораторией и проектами. Дело в том, что вся власть в управлении принадлежала этому человеку, который бесцеремонно вмешивался во всё, стараясь делать даже технику так, как ему хочется, не будучи инженером, а только поверхностно представляя суть дела на уровне радиолюбителя.
Мне очень жаль, что так получилось, так как у меня было много интересных идей, которые хотелось бы воплотить в металле. Я считал себя хорошим инженером, так как успел уже поучаствовать в интересных разработках на оборонку и не только. В Магадан я попал случайно, так как хотел открепиться от одного института и перейти работать туда, куда звали меня мои хорошие институтские друзья. Ну, ладно, речь не об этом, а о том, как неудачно сложилась и эта моя трудовая строительная эпопея, с помощью которой я захотел стать немножечко богаче, чтобы не с пустыми руками возвратиться к семье, после года работы в Магадане.
ПРЕСТУПНАЯ НАТУРА
С бригадиром стройбригады меня познакомил Виталий, бывший мой шофёр по колымской командировке, в которой мы оба лучше узнали друг друга, оказавшись в критической обстановке, в которую мы попали не только по вине капризной погоды, но и по воле ненадёжных людей, бросивших нас в тайге вместе с бесполезной для них автомашиной. Наверное, Виталий охарактеризовал меня положительным и надёжным человеком, во всех отношениях и умеющим работать не только головой, так как я был инженером, но и руками, особенно топором. Поэтому, бригадир сразу же проникся ко мне доверием и принял меня в бригаду, спросив только о том, бывал ли я на стройках и что ещё умею делать, кроме как махать топором. Мои ответы ему понравились, так как я рассказал ему, что мне приходилось быть каменщиком, бетонщиком, крановщиком, грузчиком, шофёром и даже слесарем.
Прошло больше двух месяцев нашей интенсивной работы по строительству электростанции. Мы все втянулись в работу и использовали всё хорошее летнее время, чтобы продвинуться к завершению строительства до морозов. Мне тоже работалось неплохо, я умел делать почти всё. С ребятами, членами нашей бригады, я сдружился, отпустил бороду как все и рассчитывал успешно доработать до конца строительства, если всё будет в порядке. Я имею ввиду тот факт, что не заболею или не получу травму, не позволившую в полную силу продолжать работу. Ничего не предвещало мне никакой угрозы, правда, с Киримом я почти не разговаривал, как и все. Он, как бы, всех нас ненавидел и терпел только потому, что ему тоже были нужны деньги. Он жил каким-то своим замкнутым мирком, неизвестным нам. Мы привыкли к этому и не тревожили его в частном порядке, кроме как по работе, которую он выполнял справно.
Я давно обратил внимание на то, что Алексей обходит стороной Кирима, а при их встречах происходят инциденты, в которых Кирим физически обижает Алексея резкими ударами рукой или пинком. Сначала я думал, что это обычная игра или шутка, но в тот вечер я понял, что Кирим действительно пытается подчинить себе Алексея и заставить его работать на себя в бытовой житейской сфере. Я случайно услышал, как Кирим сказал ему, не предполагая, что я всё слышу:
- Почему мой носка грязный? Я давал тебе её! Морда бить буду! - я не понял, что ответил ему Лёша, так как вошёл в палатку и увидел, что он валяется на полу, а перед ним в воинственной позе стоит Кирим и грозно на него смотрит. Увидев меня, Кирим отошёл к своему месту и, как ни в чём не бывало, стал возиться со своими вещами.
- Ага, Лёша получает нагоняй за нерадивость?! - сказал я, шутя. - В чём дело Алексей? За что ты у него схлопотал? Горелой кашей накормил честного труженика? Я бы тоже обиделся, так как люблю вкусненько поесть. Ну, ладно. Шутки в сторону, мужики. У нас в бригаде должна быть дружба и деловой настрой. Никакой дедовщины не должно быть и мы все здесь равны, так как зарабатываем все одинаково, даже бригадир не имеет никаких особых привилегий. Так в чём дело? За что он тебя, Лёша? Говори, не бойся! Я гарантирую тебе неприкосновенность. А тебя, Кирим, предупреждаю. Будешь ещё обижать Алексея или кого-нибудь другого в нашей бригаде - отправим на материк, как Богдана.
Тут я заметил, как левая рука Кирима стала медленно подниматься на уровень лица. Большой скрюченный палец его левой руки коснулся левой щеки, а затем его рука резко ушла в сторону, как будто сдёргивая с лица маску, под которой открылись клыкастые жёлтые зубы, увиденные мной сквозь улыбку растянутых открытых треснутых губ. Это была поистине дьявольская улыбка, которую мне довелось впервые увидеть у него с тех пор, как я его знаю. В ту же минуту он метнулся в мою сторону, пытаясь нанести мне удар кулаком в лицо, но я применил приём и он улетел в угол палатки. Он лежал там и зло глядел на меня, ожидая моих дальнейших действий. Я подошёл к нему и подал руку, помогая подняться, приговаривая при этом:
- Ты извини, что так получилось! Я не хотел тебя обидеть. Позабудем об этом, нам надо с тобой вместе ещё долго работать, поэтому, больше никаких ссор. Прошу, не обижай Алексея и не заставляй его больше работать на себя. У нас здесь рабов нет! Иначе - будешь иметь дело со мной. И не запугивай его, я всё равно всё узнаю.
Вот мы добрались и до стропил в своём строительстве, а там и до крыши недалеко, а некоторые из нас даже стали готовиться к отделочным работам. Тут выяснилось, что в совхозе нет стропильного леса, и председатель предложил нам самим смотаться в лес с бензопилой и свалить такого и столько леса, какого нам надо. За эту непредвиденную работу нам хорошо заплатят, как сообщил бригадир.
Следующий день был субботним. Бросив жребий на эту работу, я понял, что именно мне с Киримом предстоит рано утром выехать с бензопилой в лес. Мы решили ехать рабочим узкоколейным поездом, который уходил на дальние прииски утром и возвращался вечером в определённое время один раз в сутки. Поезд проходил через строительный лес, где и предстояло нам завалить необходимое количество деревьев, чтобы выполнить поручение и успеть вечером на обратный поезд. В связи с этим, наш повар приготовил нам с собой авоську с продуктами на обед.
Описанный выше мой инцидент состоялся незадолго до того, как мне предстояло вместе с Киримом поехать в лес за стропилами. Я уже почти позабыл про этот случай, так как предполагал, что у нас уже всё застабилизировалось и вошло в обычное деловое русло. Ни с кем из бригады я не разговаривал об этом необычном разговоре, чтобы не разжигать ненависть к человеку, который в принципе хорошо работает, но со странностями, вероятно, связанными с его натурой или религиозным мировоззрением. В назначенное время мы вместе с Киримом ехали в рабочем поезде, состоящем из нескольких открытых платформ через колымскую тайгу, выбирая место, где росли подходящие строительные сосны, удовлетворяющие нашим требованиям, высчитывая остановки, узнавая у попутчиков время вечернего возвращения назад этой узкоколейной "кукушки" - маленького маневрового паровозика.
Сойдя с поезда, мы долго бродили по лесу, выискивая подходящую группу деревьев, чтобы в одном месте повалить как можно большее количество сосен и углубились в лес достаточно далеко от железнодорожной остановки. Сменяя друг друга у бензопилы, мы довольно быстро приспособились почти профессионально валить деревья и у нас дело пошло. А технология валки деревьев была довольно простая. Когда один человек подпиливал дерево бензопилой, второй - шестом или просто руками старался завалить его в нужном направлении, для того, чтобы удобно была быстро собрать их на щит трелёвочного трактора для транспортирования на место обработки или сортировки. Вдоволь наработавшись, и довольные собой, мы решили пообедать, так как приближалось время возвращения на железнодорожную остановку, боясь опоздать на последний поезд. Мы с аппетитом съели всё, что приготовил нам Алексей, и немного расслабились, любуясь таёжной красотой. Разговаривали мы очень мало, только разве о том, какие деревья ещё надо бы успеть свалить, но понимали, что не успевали сделать всё необходимое.
Вот, Кирим встал и завёл бензопилу. Он установил бензопилу на пне спиленного дерева. Бензопила "Дружба" продолжала работать на холостом ходу, дожидаясь когда возьмут её в крепкие рабочие руки.. Я подумал, что Кирим наметил свалить ещё одно дерево для продолжения работы, и тоже поднялся. Неожиданно, я почувствовал угрозу и посмотрел на него. Я увидел, что Кирим пристально смотрит на меня и медленно поднимает свой скрюченный указательный палец левой руки к щеке, как бы нажимая на спусковой курок пистолета, а затем быстро отводит руку в сторону, вскрывая оскаленную волчью гримасу, обнажая жёлтые зубы. Я, как завороженный такими перевоплощением в жестокую маску лица, наблюдал за ним, соображая о том, что он выкинет на этот раз, вспомнив наше первое пикирование в палатке. На этот раз он сначала заговорил, вкладывая в свои слова мстительную обиду за полученное им ранее унижение:
- Ти... не мешай мне жить, как... хочу? Ти... встрял и обидел меня! Я - князь! Он - мужик! Я не прощай тебе... за этот обид! Сдохни, собака!
С этими словами Кирим быстро схватил работающую бензопилу и кинулся с ней в мою сторону, целясь вращающимся лезвием бензопилы мне в живот. Между нами было метра два, не больше. Но его неожиданные резкие и сильные движения сделали своё дело, хотя он и не достиг желаемого результата, какого он ожидал. Мне удалось отскочить в сторону, но он широким махом достал мою правую ногу в районе икры. Я упал на спину и выхватил охотничий нож, которым я обычно ловко поражал цели. Мне бы удалось достать его броском ножа, но он знал это и, откинув в сторону рычащую тяжёлую бензопилу, быстро спрятался за дерево, выкрикнув в мой адрес из безопасного пространства следующие гневные слова, в которых не было сожаления о содеянном:
- Сам... сдыхай! Всё равно сдыхай! - крикнул он, убегая.
Он увидел, что сильно поранил мою ногу, так как кровь окрасила бензопилу и лилась поверх рассечённой почти надвое моей правой ноги, мгновенно окрасив её кровью. Он понял, что я не смогу далеко уйти на одной ноге, так как совсем скоро истеку кровью и потеряю сознание. Вращающиеся железные зубья бензопилы, по всей видимости, глубоко поразили мою ногу, порвав кровеносные сосуды и сухожилия, не говоря уж о мышцах. Правой рукой я пережал артерии под коленкой правой ноги, приостановив бурное истечение крови, наблюдая за бандитом, опасаясь его возврата окружным путём, чтобы добить меня, застав врасплох. Опасаясь этого, я выполз на середину поляны, чтобы иметь возможность наблюдать за окрестностью и не попасться в очередной раз под его удар. На что же рассчитывал мстительный горец, решивший таким образом рассчитаться со мной за обиду, нанесённому ему мной тогда, когда я заступился за подавленного и беззащитного перед ним нашего великолепного повара? Возможно, ему представился великолепный случай убить меня, свалив это на несчастный случай на работе, так как мы долго и плодотворно поработали с ним почти весь день. Мы оба работали рядом с бензопилой, и ей запросто можно было внезапно поразить друг друга при работе в любой момент. Можно просто запнуться и упасть на её вращающееся смертельное жало.
Скорее всего, Кирим весь рабочий день готовился к этому убийству и рассчитывал сделать это именно вечером, перед тем, как отправиться в обратную дорогу к поезду, так как в случае неудачи, он сам без меня может успеть на поезд, бросив раненого умирать в тайге. Так и случилось на самом деле. В случае удачного для него исхода дела, он может спокойно возвратиться в посёлок и сообщить бригадиру о несчастном случае на производстве, рассчитывая на оправдание. Но почему он "возбудился" чуть раньше времени? Возможно, его внутреннее состояние и дьявольский настрой не выдержали нервного перенапряжения до назначенного времени или что-то спровоцировало этот необдуманный порыв. Я никак не припомню за собой какого-то непочтения к его натуре в этот день, и относился к нему как обычно, так как мы часто были напарниками в различных работах, правда, дружбы между нами так и не завязалось. Интересно, что он предпримет в свершившейся ситуации, уехав один в посёлок. Он знает, что завтра воскресенье и нас вообще могут не искать, если мы не явимся вечером. Значит, мы решили остаться поработать ещё и в воскресенье или же просто отстали от поезда, но оба. Еды у нас хватило бы ещё дня на два, так как Алексей положил в нашу авоську банки с консервами, которые нуждаются только в костре.
Конечно, мне надо было быть поосторожней с Киримом, помня наш прошлый инцидент или вообще отказаться от этой субботней поездки с ним в глухой лес, испугавшись его угроз, но угроз-то не было. Отказавшись от этой работы, Кирим понял бы, что я испугался его, а значит - победил меня морально. Даже в тот момент, когда я заметил его странное возбуждение, отмеченное необычным ритуалом перевоплощения нормального человека в маньяка - убийцу, я должен был бы насторожиться, но я был уверен в себе и знал, что всегда сумею среагировать и отразить атаку, а ненависти к нему я не испытывал. Сначала я подумал о том, что он намерен просто поговорить со мной и выяснить отношения словесно, помня урок, который я преподал ему, значит, победить меня ему не удастся в любом случае.
ДОБРЫЕ ЛЮДИ ПОВСЮДУ...
Вот так. Я оказался один на один с глухой тайгой и опасным ранением голени правой ноги. Я убедился, что Кирим ушёл, так как лес не был густым в этом месте и хорошо просматривался. Первое, что надо бы немедленно сделать: остановить кровь, во что бы то ни стало. Для этого, я соорудил жгут с помощью ножа и правой руки, оторвав полосу нижней части рубашки, шириной в ладонь и перетянул скруткой правую ногу выше колена. Кровь перестала вытекать из широкого косого разреза мышц правой ноги, а в глубине раны просматривалась белая кость. Лохмотья из кусков разорванных мышц и кожи были запачканы лесным мусором и землёй. Я понял, что кость не задета и сухожилия тоже, так как я мог шевелить пальцами ноги. Это успокоило меня. Я не стал прочищать рану подручным тряпьём и делать перевязку раны, а только прикрыл её штаниной брюк и закрепил всё это носовым платком, так как предполагал, что мне ещё не один раз придётся добираться до раны, периодически спуская кровь для дезинфекции против застоя и заражения. Теперь, главное, не поддаться панике и не потерять сознание раньше времени.
Странно, но я почти не чувствовал боли и не паниковал, а понимал, что спасение моё находится только в моём собственном самообладании. Я понял, что теперь никто мне не поможет в этой глухомани и надо выбираться самому к людям, иначе, часа через два, три - начнётся гангрена, тогда мне придётся проститься с ногой, в лучшем случае. Я понимал, что к поезду мне не успеть, но надо двигаться именно в том направлении, которое мне немного знакомо. А впереди ведь ночь, правда, летние дни на севере довольно короткие и светлые, но мне необходимо как можно быстрее получить квалифицированную медицинскую помощь. Почему-то, я не сомневался, что выберусь, и не паниковал. Я больше беспокоился о том, что долго не смогу играть снова в футбол, который я очень любил в то время. Я чувствовал, что у меня немного кружилась голова из-за большой потери крови и я беспокоился о том, чтобы не потерять сознание. В бессознательном состоянии, меня точно долго никто не найдёт, так как завтра воскресный день и я просто не представляю, кому понадобится болтаться в лесу в воскресное время, кроме заготовителей древесины. Местные жители обычно не забирались так далеко в лес за ягодами и грибами, так как их здесь полным - полно прямо на опушке леса. Правда, хозяйственные мужики заходят довольно далеко в лес, выбирая нужный им строительный лес для домашних дел. Кроме того, в этих местах бывают охотники, которых тоже можно встретить в любое время. Вот, именно на встречу с этой категорией людей я и рассчитывал больше всего. Правда, меня может найти также и хозяин тайги - медведь или волк по запаху свежей крови. Тогда мне действительно не сдобровать, так как из оружия при мне - только один охотничий нож.
Медленно ползя по колючему настилу леса, оберегая раненую ногу от валежника, то и дело цеплявшегося за меня, я подумывал о том, что неплохо было бы соорудить деревянные костыли, с помощью которых я бы быстрее пробирался через запущенный лес. В эту минуту я вспомнил своего друга детства - Алёшу, который на костылях и одной ноге просто бегом бегал вместе с нами во время наших игр. Вот бы сейчас мне такие костыли! Но я понимал, что на это уйдёт очень много бесценного времени, а получится или нет у меня этот вариант на деле - очень проблематично. Поэтому, я медленно, но уверенно полз в нужном направлении, как мне тогда казалось. Через каждые полчаса я останавливался на отдых, усаживался спиной к дереву, внимательно прислушиваясь к лесным голосам, немного ослаблял жгут и выпускал наружу небольшую порцию крови, которая мгновенно начинала просачиваться сквозь грязную рваную рану, вокруг которой клубились мухи. Это было нужно для того, чтобы через рану не попала инфекция в застоявшуюся кровь, и не получилось заражение крови, вызывая гангрену - так я считал в то время.
Прикрыв лохмотьями рану, я вновь пускался в путь, ползя по земле на левом боку, опираясь на левый локоть, загребая правой рукой, словно пловец, плывущий на боку, но имеющий под собой не воду, а колющую подстилку леса, то влажную, то пыльную. В правой руке у меня был крепко зажат охотничий нож, который помогал мне продвигаться по колючему настилу леса, оберегая руку от порезов и царапин. Мои левое плечо и руки были ободраны о сосновые иголки и шишки, которых было просто уйма. Как я раньше не замечал их и только теперь увидел, что в лесу их так много, что в любом месте можно разжечь костёр. Я старался отыскивать звериные тропы или поляны, где было меньше препятствий и ползти по ним. В таком темпе я полз всего часа полтора, но мне казалось, что я ползу вечно и именно это и есть моё последнее предназначение на земле - ползти к недостижимой цели, так как подспудно понимал, что мне никогда не выбраться из этого леса и не увидеть людей. Но я гнал от себя эти мрачные мысли и с удвоенной энергией полз и полз.
Иногда я вдруг замечал, что вокруг меня открывалась неописуемая красота дикого леса, пахнущего хвоей и прелыми листьями, из-под которых осторожно выглядывают съедобные грибы, удивляясь, увидев беспомощного человека, которому они безразличны. Как же я не замечал раньше всей этой красоты, когда был абсолютно здоровым и мог свободно наслаждаться не только созерцанием, но и отведать спелых ягод и грибов, побегать по поляне за красивой бабочкой, поваляться в сочной мягкой траве. Неужели надо оказаться на краю гибельной пропасти, чтобы заметить это и захотеть жить!?
Я постоянно прислушивался к звукам леса, где кипела своя, невидимая обычному человеческому глазу, жизнь. Вспахивая своим телом нехоженую человеком подстилку леса, я стал более чуток к окружающему и к своему изумлению увидел тайгу и её жизнь другими глазами. Оказывается, за мной наблюдают любопытные или испуганные глазки мелких лесных жителей, таких как: белки, прыгающие с ветки на ветку, в поисках съедобных шишек; белок - летяг, тихой тенью, проносящихся над моей головой. Множество различных мелких грызунов копошатся в кустах, шуршат в сухой листве ежики, собирая на зиму грибы, а однажды я заметил затаившуюся рысь, внимательно наблюдавшую за мной некоторое время, лёжа высоко надо мной на толстом, разлапистом суку. Кроме того, лес был заполнен разговором невидимых птиц, изредка пропаривающих через лесные поляны, гортанно крича или нервно щебеча.
Вдруг, меня привлёк неясный, казалось, далёкий характерный звук работающего тракторного двигателя. Звук исходил откуда-то слева, в стороне от выбранного мною маршрута движения. Сомнений не было, я не ослышался и не принял желаемое за действительное, это был звук мотора трелёвочного трактора, вероятно, приехавшего в лес за поваленными ранее деревьями. Я долго не сомневался и пополз на спасительный звук, откуда можно ожидать немедленную помощь. Вероятно, я быстро продвигался вперёд, так как музыка этого звука приближалась, и вскоре я оказался на опушке вырубки, где заканчивались приготовления к отправке в дорогу гусеничного трелёвочного тягача, загруженного древесиной. Тягач стал медленно разворачиваться для следования в сторону, противоположную моему продвижению, волоча за собой несколько длинных, обработанных топором, сосен.
Я понял, что не успеваю и к этой оказии, как не успел к поезду. Неужели и этот мой "поезд" уйдёт без меня!? Мой голос тонул в трескучих звуках работающего дизеля. Подползая ближе, я наткнулся на развороченный трактором дёрн и обнаружил небольшие камни песчаника, которые оказались у меня под рукой. Тут я вспомнил, что всегда кидал ножи и камни очень метко и прилично далеко. Именно это и выручило меня. Я устроился поудобнее и метнул камень прямо в сторону кабины водителя, но неудачно, так как камень ударился о гусеницу, сверкнув искрами. В отчаянии, я кинул второй камень, вложив в него всю свою силу, и охнул, так как резким движением вызвал боль в ноге, ранее терпимой. Я не увидел, куда и как полетел мой камень, так как в это время обратил свой взор на раненую ногу, но когда снова посмотрел в сторону тягача, то заметил, что ко мне быстро приближается здоровенный верзила. В его правой руке я заметил ломик, которым он намеревался наказать меня, так как я, наверное, сотворил трактору или ему лично какую-то неприятность брошенным камнем, желая привлечь к себе его внимание.
Вид этого обиженного человека ничего хорошего мне не предвещал, но я обрадовался и замахал ему правой рукой, призывая приблизиться, и что-то кричал ему, хотя он наверняка меня не слышал. Подходя ближе, его намерения насчёт меня изменились, так как он понял, что я не был бандитом или хулиганом, а сам нуждался в его помощи. Наконец, он приблизился ко мне и спросил:
- Зачем ты разбил мне фару?
- Простите, дорогой друг! - заговорил я. - Но я не знал, как привлечь к себе Ваше внимание и не целился в фару, а просто кинул камень в Вашем направлении, чтобы Вы заметили меня. Я заплачу Вам за фару и хлопоты, только прошу помочь мне добраться до какого-нибудь селения. Я нуждаюсь в срочной медицинской помощи, так как часа полтора назад травмировал ногу бензопилой и вот приполз сюда на звук Вашего трактора.
Он обошёл меня кругом, внимательно посмотрел на мою рану, покачал кудлатой головой и сказал:
- Да...! Тебе действительно надо немедленно к хирургу, а то потеряешь ногу. Я завезу тебя в посёлок. Помню, у них был здравпункт и фельдшер, но неплохо бы тебя доставить в районный центр, где есть настоящие врачи. Но я туда не скоро доеду, далековато это на тракторе-то.
- Давай, Старина, вези меня в ближайший посёлок, к фельдшеру, а там видно будет. Пусть окажет мне первую помощь и вызовет машину, хорошо?
- Вообще-то, в мои планы не входили такие поездки с деревьями, так как я направлялся ехать к охотничьей избушке, которую мы с дружком решили подготовить к зиме. А это - приличный крюк. Но что поделаешь, не бросать же тебя в тайге на съедение волкам и медведям, которые водятся в этих местах, правда, они летом сытые и побаиваются людей. Но на беспомощного человека могут напасть, почувствовав кровушку. А ты держись, давай, не расслабляйся! Я мигом довезу тебя до фельдшера..., оказался бы дома. Ты ещё молодой, вроде меня, но мне под силу тебя перенести. Давай приспосабливайся потихонечку, у меня и местечко есть, как знал, что пригодится, бабу с собой не взял, а то бы не поместились в кабине-то.
Он подал мне в руки ломик, которым хотел наказать хулигана, наклонился и осторожно, как ребёнка, взял меня на руки. Довольно долго мы устраивались в его тракторной кабине, пока не поместили меня полулёжа так, чтобы моя правая нога легла почти на капот, высунувшись через открытое ветровое стекло. Наконец, мы тронулись в путь. Оказывается, ехать-то тоже не очень удобно, так как трактор нещадно трясло, что сказывалось на моей ноге. Тайга, не накатанная гладкая дорога, а сущая полоса препятствий. Именно здесь постоянно сказывались болевые ощущения, реагируя на пни и колдобины, по которым прокладывал дорогу наш "танк" к победе. Я был рад настолько, насколько смог себе представить свой праздник после непроглядного пессимизма, потихоньку вползавшего в мою душу со временем всё больше и больше.
Мне опять повезло, так как в худшем случае, я лишусь ноги, но не жизни, как предрекал мне Кирим. В принципе, он был прав, так как мне пришлось бы очень туго, если не представить более страшную картину последних минут моей жизни, не пошли мне бог на выручку ангела хранителя в лице этого славного парня по имени Иван Медведь, как я узнал позже. Он уверенно вёл свою машину, изредка поглядывая на меня. Мы почти не разговаривали, так как за шумом двигателя всё равно ничего не было слышно. Возможно, у меня в ушах стоял дополнительный шум, связанный с нервным напряжением и потерей крови. Кстати, пришла пора ещё раз выпустить немного кровушки из раны, но я решил этого не делать на этой тряской дороге, а ждать скорого врачебного вмешательства. В то время мне казалось, что все мои муки кончатся с приходом врача, который, как волшебной палочкой, мгновенно восстановит мою былую прыть.
НЕОБЫЧНАЯ ОПЕРАЦИЯ.
Вот и посёлок. Мы подъехали к закрытому на висячий замок домику, в котором располагался местный фельдшерский пункт. Иван сразу же убежал куда-то и вскоре возвратился со старушкой, которая открыла здравпункт и приготовила топчан, куда и уложил меня мой спаситель, действуя очень осторожно, словно управлялся с ребёнком. Медведь сказал, что бабушка Вера здесь самый главный человек, и он оставляет меня на её хлопоты. Она найдёт врача, который и поможет мне, а ему пора ехать, так как предстоит проделать довольно далёкий путь в оставшееся светлое время суток. Он рассчитывает успеть добраться до назначенного места засветло, так как единственная тракторная фара теперь разбита моим метким камушком. Меня тронуло его тёплое прощание со мной, и я поблагодарил его за своё спасение, подарив ему единственную ценность, оказавшуюся у меня с собой в это время - дорогой старинный охотничий нож с красивой рукояткой из слоновой кости - подарок отца. Этот нож был нашей семейной реликвией и переходил по наследству от отца к первенцу - сыну, когда тот обзаводился семьёй.
За окном ещё были слышны звуки удаляющегося трактора, когда вновь появилась озабоченная бабка Вера. Она с состраданием посматривала на меня и охала, бегая по здравпункту, перебирала какие-то лекарства, не зная за что браться и что сказать мне на мой немой вопрос о враче. Наконец, я не выдержал и напрямую стал расспрашивать её:
- Бабушка, кто Вы будете в этом здравпункте?
- Да я, сынок, здеся - санитаркой буду.
- Так где же врач-то или фельдшер здешний? Вы поставили его в известность, что его дожидается тяжелобольной пациент с опасной травмой!? Нет...!? Позовите его быстрее. Нужна срочная операция. Время дорого, так как прошло почти два часа, как случилось со мной это несчастье. Надо срочно промыть рану и зашить, вообщем сделать как надо. А телефон-то здесь есть?
- Сынок, фельдшер-то у нас хороший, извесный! Да больной он совсем! Плохой он! Пластом лежит дома, как бы не помёр! Сёдни-то жара была, вот и ударила его по лысой головке! Солнечный удар... значит. Не может он сёдня подняться на ноги. Не может..., вот и всё, хоть чё... делай!? Да и с телефоном-то... плохо. Второй денёк уж не звонит. Мастера, значит, ждём.
- Ну, а медсестра у вас в посёлке... есть?
- Была, как же! Была медсестра - то! Да уехала она отдыхать, в отпуск значит, а можот и насовсем. Чё ей, молодой-то, в глуши нашей... красоту свою казнить!? Она у нас - красавица писаная! Не отпустит её жених-то, с армии возвернулся, слышала. Так на материк, значит, сразу и уехала. Домой, к родителям, на Украину, значит!
- Так, неужели больше никого нет в посёлке, кроме Вас, бабушка, кто хоть немного знаком с медициной?! Неужели у Вас здесь больше нет врачей... скажем, детских или глазных? Ведь посёлок-то большой и всё может случиться с народом. А вдруг, надо кому-нибудь родить, как быть тогда-то?
- Тогда-то...? В район, значит..., в больницу. Там большие учёные врачи, значит, а нам-то и старенького фельдшера... хватит.
- Так что же будем делать, бабуся? Надо до районной больницы добираться или сами небольшую операцию сделаете? Ведь насмотрелись же на это врачевание... за свою жизнь! Всё ведь бывало, правда? Сможете сами? А...?! Или что предложите, пока я не потерял сознание, так как у меня начинает кружиться голова и я могу потерять сознание. Крови много потерял, пока к вам добирался. Дайте хоть попить!
- Постой, сынок, постой! Как же я, старая, совсем забыла. Только вчерась в посёлок прибыла практикантка, на глазного врача... вроде. Здеся, значит, побывала и Егор Ефимович определил её на квартиру к Прасковье. Там хорошая комната пустует с тех пор, как медсестра уехала в отпуск. Вот и определили её пожить немного там, пока не сбежит, значит. Так я за ней сбегаю, может дома... она-то! Я мигом справлюсь!
- А как же!? Есть! И гофта... есть? Щасс... поставлю кипятить и побегу, значит, времячо-то не терять бы. А не то..., ладно уж, сама справлюсь, раз надо, поврачую! А ты... потерпи, сынок. Щасс... я управлюсь, щасс... - и она быстро скрылась за дверями этой приёмной комнаты, оставив меня в раздумье.
Как нарочно, всё складывается не так, как ты предполагаешь. Ничего не поделаешь! Придётся вместе с бабусей поврачевать, если не найдётся практикантка. Она ведь тоже может отказаться делать мне непростую операцию, опасаясь внести в мою кровь инфекцию по неопытности, но я всё-таки рассчитываю на опытность бабуси. Кажется, она тоже решилась сама мне помочь. Ей-то ничего уже не угрожает, если что не так. Она доживает свой век, и многое, наверное, повидала на своём веку, особенно больных.
После нашего разговора, бабушка Вера вдруг поняла, что всю жизнь проработала рядом с врачами и действительно что-то знает в области медицины. В этой ситуации она оказалась самой главной около больного человека, которому потребовалась неотложная медицинская помощь. Она тоже уже решила для себя и была готова взять на себя ответственность за оказание мне срочной медицинской помощи, если практикантки не окажется дома. Но надо всегда надеяться на лучшее, разрабатывая наихудший вариант, чтобы избежать стрессового состояния. Ждать пришлось долго, но бабушка вернулась не одна, а привела с собой молоденькую худенькую симпатичную девушку. Девушка испуганно смотрела на меня, не понимая - зачем её позвали. Я начал рассказывать ей байку о том, что я - футболист и сегодня играл в футбол с медведем в нашей тайге. В трудном поединке я забил гол в его ворота, но он обиделся и достал меня своей когтистой лапой, чуть не оторвав всю ногу, но затем сжалился надо мной и приволок меня к Вам, в посёлок. До него дошли слухи, что молоденькая красивая девушка приехала сюда на практику, чтобы защитить диплом врача. Вот, он и принёс меня к Вам, чтобы Вы на практике показали, чему учили Вас в институте. Кстати, как Вас зовут, доктор? А я - Герман.
- Таней! Но, я ведь будущий глазной врач, а не хирург.
- Танечка, Вас неверно информировали Ваши профессора о том, что прежде чем стать глазным врачом, надо обязательно потренироваться в хирургии. Так что давайте, приступайте к практике немедленно. Пациент готов подставить свою ногу под Ваш скальпель.
- Но, я не умею ничего делать и боюсь всё испортить! - Почти плача сказала она, закрыв лицо руками.
- Татьяна, я понял!? Вы решили бросить раненого на поле боя, расписавшись в своём бессилии, даже не попробовав спасти ногу знаменитому футболисту!? Ну и ну! Таня, у Вас была же практика в катаверных с мертвецами, где Вы препарировали труппы, правда? - И она качнула головой, подтверждая мои слова.
- Так вот, Татьяна, возьмите себя в руки и начинайте тщательно мыть руки, готовясь к операции. Представьте, что я уже трупп и вы делайте всё так, как я Вам скажу и ничего не бойтесь, хорошо?! А я буду подсказывать Вам, что и как необходимо делать, так как я сам готовился стать хирургом, но в конце концов стал радиоинженером, а теперь каюсь в этом. Вот и хорошо, умница! А у бабушки Веры уже прокипятились хирургические инструменты и только ждут Ваших ручек. Бабушка Вера?! Пожалуйста, помогите мне стянуть с меня всё это грязное лесное тряпьё. Возьмите ножницы и срежьте с меня всё лишнее и грязное, да обмойте меня немного перед операцией.
Бабушка Вера знала своё дело и быстро стала готовить меня и рабочее операционное место, куда меня и пристроила, пока мой хирург готовился и настраивался на первую, в своей жизни настоящую операцию по сохранению моей ноги. У меня немного кружилась голова, но я бодро рассказывал Татьяне анекдоты и небылицы, чуть-чуть подшучивая над ней, называя её доктором и профессором. Иногда мне было особенно больно, так как операция проходила без анестезии, потому что в здравпункте не оказалось никаких обезболивающих препаратов, даже новокаина и резать, да и шить пришлось вживую. От резких болевых ощущений, я чуть ли не терял сознание, но продолжал руководить операцией, так как в это время я был главным действующим лицом, в одном лице и больным и хирургом - наставником.
Сначала операция протекала осторожно и вяло, как бы - боязливо. Но постепенно, мои доктора оправились от замешательства, в которое я их вовлёк, и стали действовать более уверенно. Бабуся Вера ассистировала Татьяне и похваливала её за уверенные действия. После того, как мою ногу немного обмыли вокруг раны, я приказал начать осторожно промывать рану перекисью водорода. Эта процедура заняла много времени, так как грязи и земли в ране накопилось очень много, а сама процедура - болезненной. Закончив с этим в первом приближении, мой доктор ослабил скрутку, и дал вытечь из раны небольшой порции свежей кровушки, по моей просьбе, так как я предполагал, что прошло уже достаточно много времени с тех пор, как я это действо совершал над собой ещё до встречи с Иваном Медведем.
После этого, доктор снова тщательно промывал перекисью водорода рану, очищая её от крови. Но рана была рваной, с обеих сторон висели просто клочья рваных живых мышц и кожи, которые необходимо срезать, чтобы шов получился достаточно ровным. Я попросил доктора взять прокипячённые острые ножницы, пинцет и действовать, не обращая на меня внимание, если даже я начну ругаться или кричать. К чести своей, я вытерпел эти, страшно болючие процедуры, рассказывая Тане очередной студенческий анекдот. Но меня ждало ещё одно испытание болью - зашивание раны иголкой с шёлковой ниткой. Перед тем, как зашить очищенную рану, я попросил насыпать в неё как можно больше порошкового стрептоцида - единственного препарата, оказавшегося в наличии в этом заведении, к моему счастью. В заключении, Таня наложила мне девять стежков шва из шёлковой нитки. Я просто не смогу описать те болевые ощущения, которые я испытал при этой операционной процедуре. Наконец, Таня засыпала стрептоцидом свою работу поверху и наложила тугую повязку. Только после этого, наконец-то, мой доктор осторожно сняла скрутку с ноги, освобождая свободную циркуляцию крови в ноге.
Всё. Операция сделана. Мои доктора выглядели уставшими и, вроде, довольные собой и мной. Надо надеяться, что всё получится хорошо. Мне помогли перебраться на кушетку, застеленную чем-то мягким. Бабушка Вера подала мне две таблетки аспирина и полстакана воды. Я принял первое лекарство и не помню, как заснул, поблагодарив перед этим своих докторов. Я проспал часов до десяти следующего дня, когда меня разбудили чтобы увести в районную больницу, так как из района за мной прислали просто грузовую машину - оказию, оказавшуюся в этих краях по делу.
Настоящие доктора районной больницы осмотрели мою ногу и похвалили работу, которая не требовала исправлений. Мне пришлось подробно рассказать докторам о несчастном случае на производстве, а они назначили мне процедуры в виде уколов и таблеток, да поместили в палату на мягкую кровать с белыми чистыми простынями, от которых я просто отвык. Мне выдали костыли, на которых я научился довольно быстро ходить чуть позже.
ПОСЛЕДНИЙ АККОРД...
По телефону я связался с председателем совхоза и попросил его прислать ко мне в больницу бригадира, который не заставил себя долго ждать, и мы долго беседовали с ним начистоту о случившемся со мной происшествии. Только сейчас я впервые подробно рассказал бригадиру правду о произошедшем конфликте в лесу между мной и Киримом. Я рассказал о том, как подло поступил он со мной, пытаясь внезапно напасть на меня и убить. Его нападение было ничем не спровоцировано с моей стороны. Ему удалось всё-таки тяжело ранить меня и бросить умирать в тайге, убежав от возмездия. Ему я рассказал также, наконец-то и о стычке, произошедшей между нами в нашей палатке накануне отъезда, когда я защитил Алексея от Кирима.
Выслушав мой рассказ, бригадир сказал, что Кирим скрылся, прихватив свои вещи и общую кассу. Он, вероятно, приходил в лагерь и незаметно сделал своё воровское дело, оставив бригаду без денег. По всей видимости, ему удалось улететь на материк. Даже бригадир не знал фамилии и настоящего имени Кирима, так что теперь его просто не найти. Но ребята из бригады попытаются что-нибудь разузнать о нём на стройке, где они работали с Киримом раньше и потому взяли его в свою новую бригаду. Поговорив, мы решили не заявлять властям об этом инциденте, так как следственные органы не дадут бригаде больше спокойно заниматься делом, а всех нас будут долго таскать по инстанциям, выявляя суть дела. Я всё равно не получу за раненую ногу никаких страховых денег, но бригадир пообещал хорошо рассчитать меня, за уже проделанную работу, так как ранее мы получали только аванс, а стройка подошла уже к завершающему этапу, так что я не останусь совсем без денег. Бригадир решил рассказать обо всём случившемся членам бригады, чтобы быть на стороже. Возможно, Кирим появится где-нибудь, тогда сами и разберёмся с ним.
Найти Кирима нам не удалось. В органы о нём мы также не решились заявить, так как нам нечего было им предъявить. Мы не знали о нём ничего, кроме как - лицо кавказской национальности. И всё. Мы не знали о нём ничего: ни настоящего имени и фамилии, ни клички. У нас не было даже его фотографии. Правда, я запомнил на всю жизнь одну странную его привычку, которая непроизвольно проявлялась у него в возбуждённом состоянии. Но, по этому признаку его не поймать властям, так как она проявляется очень редко. Лечение моё проходило успешно и, немного научившись ходить без костылей, я улетел на материк. Минимум полгода я не мог чувствовать себя полноценным человеком, так как не мог быстро бегать, как раньше и играть в футбол. Вот при каких обстоятельствах я встретился с этим человеком, которого я вновь повстречал на своём пути через много лет и вспомнил его именно по этой странной привычке. По иронии судьбы, он нашёл меня, чтобы завершить своё чёрное дело надо мной. Узнал ли он меня?
В отличии от него, я сильно изменился. Вместо густой шевелюры русых волос в виде "кока", какую я носил в то время, чем немало гордился, сейчас мою голову украшал короткий "ёжик" седых волос. Мой подбородок обрамляла короткая борода поседевшая частично. Усов я не носил, потому что они просто не украшали моё лицо. Сможет ли он узнать меня, подойдя поближе? Лучше бы не узнал. Я не хочу с ним объясняться о том, как мне удалось выбраться из ловушки, устроенной им мне в те далёкие времена, когда мы оба были молоды, но уже тогда стояли по разным сторонам границы общечеловеческих ценностей добра и зла, которое он воплощал тогда, да и сейчас.
В Чечню я попал случайно. Я был в Минеральных Водах по делам фирмы, в которой тогда работал. Я довольно быстро раскрутил порученное мне дело, но до его завершения у меня было около недели свободного времени, которое мне просто некуда было девать. Надеясь поскорее возвратиться в Одессу, где я жил последние тридцать лет, я не захватил с собой свой дорожный компьютер и теперь мучился бездельем. Вот при таких-то обстоятельствах я и встретил своего давнего приятеля из Ставрополя, с которым мне пришлось служить вместе срочную в Советской армии, в далёких шестидесятых годах. Мы несказанно обрадовались этой случайной встрече и не могли наговориться вдоволь, чтобы спокойно расстаться, возможно, навсегда. Он отправлялся на своей машине в Гудермес, где отслуживал свой воинский долг его сын, которому дали продолжительный отпуск после ранения. Вот за ним-то и поехал на своём микроавтобусе мой приятель. Он уговорил меня поехать вместе с ним и пообещал быстро вернуться. Подумав, я решил немного попутешествовать с такой приятной оказией, убивая этим сразу несколько "зайцев". Во-первых - время, во-вторых, захотелось подольше побыть в дружеском контакте с приятным во всех отношениях человеком и воочию увидеть многострадальную Чечню, прочувствовать на себе её военную атмосферу.
Прочувствовать атмосферу войны мне действительно довелось в самом прямом смысле, так как эта затея чуть не закончилась для меня плачевно. Сначала всё шло прекрасно и мы, мирно беседуя, довольно быстро продвигались вперёд. Но на одном из блок - постов нас остановили военнослужащие и предупредили, что дальнейшее продвижение по этой дороге таит опасность, так как в этих местах появилась неуловимая банда, за которой безрезультатно гоняются спецназовцы вот уже около недели. Они посоветовали присоединиться нам к конвою из нескольких автомашин с охраной, двигающихся в том же направлении, что и мы. Мы несказанно обрадовались этому и двигались некоторое время в её составе, под неусыпной охраной солдат. Но движение наше сильно затормозилось. Наверное, нам удалось бы самостоятельно быстрее и безопаснее добраться до места назначения, не подозревая об опасности. Кто знает? Трудно предвидеть неотвратимое. Но что случилось, то случилось. Очень скоро я потерял своего друга, а сам спасся чудом, иначе я не назову по-другому ту ситуацию, в которой вскоре оказался. А случилось вот что.
Наша небольшая колонна медленно продвигалась по дороге в гористо - лесистой местности, как вдруг раздался оглушительный взрыв в голове колонны. Шедшая впереди большегрузная машина опрокинулась и загорелась, остановив всю колонну. Одновременно, по машинам ударил шквал огня из автоматов. Это открыли по нам огонь бандиты, спрятавшиеся за придорожными кустами и огромными валунами. Вскоре наше жидкое сопротивление было сломлено и вокруг нас появились бородатые люди в защитной униформе, что-то гортанно крича друг другу и нам - теперь уже их пленникам.
С первыми же выстрелами моего друга убила одна из пуль, прошивших наш микроавтобус, так как он вёл машину и был за рулём. Я был в салоне микроавтобуса в это время и с первыми выстрелами упал на пол, ухватившись за раненое плечо. Бой закончился быстро. Я заметил, что машины быстро разгружают, а уцелевших здоровых людей и легко раненых, бандиты погнали прочь от дороги как скот по трудно - проходимой тропе в сторону гор. Я оказался среди этих несчастных, но понимал, что далеко с ними мне не уйти, если немедленно не получу медицинской помощи. У меня была сломана левая ключица и пулевое ранение рядом с жизненно - важными артериями. Кровь мне удалось немного приостановить, но чувствовалось, что я теряю силы. Пока что я бодрился, стараясь не отставать, выискивая возможность побега. В довольно высоком темпе нас гнали довольно долго. Наконец, мы прибыли в небольшое ущелье. На одной из полян нас остановили и разрешили сесть вдоль тропинки на некотором расстоянии друг от друга. Нас было одиннадцать человек. Некоторые из нас держались на ногах из последних сил, в том числе и я. Я уже понял, что этот великолепный горный пейзаж я вижу последним в своей жизни, так как понимал, что таким больным - я им просто не нужен. Я уверен, что они не будут меня лечить и дожидаться того момента, когда пригожусь им хотя бы, как раб. Главарь этой банды куда-то скрылся, и мы остались под неусыпным оком бдительных конвоиров, всегда готовых пристрелить непослушного пленного.
Прошло достаточно много времени. Мне хотелось пить. Наши охранники гоготали между собой, показывая пальцем то на одного, то на другого пленника. Один из нас осмелился задать им несколько вопросов, но напросился только на пинки и угрозы кинжалом, приставленным к горлу, так что все мы помалкивали, каждый переживая своё несчастье по своему, не надеясь на прекрасное будущее. Я понимал, что более молодые мужчины будут рабами, а за некоторых из нас попросят выкуп. Моя личность не подходила к этим категориям пленных. Я удивлён тому, что они взяли меня в плен, а не убили сразу же, как они делали со смертельно ранеными. Видимо, они считали, что я - важная птица и за меня заплатят хорошие деньги. Но моё состояние, по всей видимости, уже разочаровало их, так что я жду своей участи, приготовившись к самому худшему.
Наконец, появился главарь нашей стражи из каких-то подземных укрытий с важным седобородым чеченцем. Нам всем велели подняться на ноги. "Важняк" подошёл к пленникам и стал поочерёдно вглядываться в каждого пленного, видимо, оценивая его товарный вид. Он не расспрашивал пленных и не разговаривал с ними, а только внимательно слушал старшего бандита, пригнавшего нас на эту тропу. Первых двух молодых парней куда-то увели по его знаку. Третьим оказался раненый офицер, который в резких тонах начал что-то говорить важному чеченцу. Я не понял, что он ему сказал, но заметил, какое впечатление произвели его слова. Чеченец преобразился на глазах. Он медленно поднял свою левую руку со скрюченным пальцем к своей левой щеке и резким движением в сторону преобразил своё благообразное лицо в дьявольскую маску. В ту же минуту он выхватил пистолет и дважды выстрелил в говорившего смельчака.
Вот тогда-то, я и узнал его. Это был Кирим. Опять судьба свела меня с этим человеком. Я сразу же понял, что должен сделать. От судьбы не уйдёшь, а жизнь устроила мне эту встречу не напрасно. Да, я скоро умру, но я должен отомстить! Мы умрём вместе! Я стоял, прислонившись спиной к небольшому деревцу. Обе мои руки были заняты раной и находились на левом плече, баюкая рану, удерживая кровотечение. Я всегда имел при себе небольшой, очень хороший узкий нож, который я уже спрятал в рукаве раненной руки. Поэтому, я незаметно извлёк его правой здоровой рукой и заложил эту руку за голову, приготовившись метнуть нож в Кирима, как только он подойдёт поближе. Я ждал, решившись умереть в бою. Я понимал, что меня не застрелят, а зарежут тут же эти дикари. Иначе я не могу назвать этих людей, совершающих преступления.
Время как бы остановилось. Я многое передумал за эти несколько минут, пока он медленно приближался ко мне, на своём пути оценивая пленников, расстреливая раненых и неугодных. Вот он приблизился ко мне настолько, что я смог бы уже начать действовать, но что-то останавливало меня. Мне почему-то захотелось, чтобы он тоже узнал меня. Вот, наконец, его взгляд остановился на мне. Никаких эмоций о том, что он узнал меня, я не заметил на его лице. Он что-то сказал своему сопровождающему и тот согласно кивнул ему в ответ. Рука Кирима стала медленно поднимать пистолет...! "Пора! - сказал я сам себе и выгнулся в спине, готовый опередить его. Я успел метнуть в него свой стилет, который поразил его в шею, так как в это время он смотрел чуть в сторону от меня, разговаривая с бандитским главарём. В ту же минуту по ущелью загрохотали автоматные выстрелы, поразившие бандитов.
Кирим выронил пистолет и рухнул на землю, дёргаясь в судорогах предсмертной агонии, а нас окружили спецназовцы. Появился вертолёт и раненых стали быстро, но осторожно эвакуировать из опасного ущелья. Позднее я узнал, что бывший командир конвоя, в составе которого мы путешествовали по Чечне, не дождался разведчиков, обычно идущих впереди колонны и осматривающих маршрут продвижения конвоя. Он захотел побыстрее добраться до цели и недооценил ситуацию, так как, видимо, был плохо информирован о действиях неуловимой бандитской группы, которой командовал мой старый магаданский знакомый.
Вот такой оказалась затянувшаяся развязка. Кирим не узнал меня. Да он, наверное, и позабыл эту колымскую историю, ничего не значащую для него, так как, по всей видимости, у него было много более крупных подлых дел. Я же, в свою очередь, никогда на забывал о той оплошности и самонадеянности, которую допустил в молодости, недооценив угрозы, исходящей от Кирима. Всю оставшуюся жизнь моя старая рана беспокоит меня, напоминая о прошлом. До сих пор я ношу эластичный сетчатый бинт на правой ноге, укрепляя сосуды, так как на этой ноге развилась сильная варикозка, вероятно, от неправильно выполненной операции или других причин перераспределения нарушенных венозных кровотоков.
Моя чеченская эпопея закончилась для меня больничной койкой, а моего товарища жаль до глубины души, который погиб, не увидев своего сына, за которым отправился в Чечню. Я не навещал их семью, так как не знаю их адреса. Никто меня там не знает, да и мне не хочется бередить собственные раны, разыскивая их. Вот и я тоже стал невольным участником этой проклятой чеченской войны. Прошло несколько лет и положение дел в Чечне стабилизировалось. Чечня заживляет свои раны, которые будут долго кровоточить и напоминать о себе точно так же, как и моя рана, тревожащая меня до сих пор.