Темно-синее пальто Борха, долго висевшее на вешалке, приобрело очертания своего владельца. Оно сузилось в груди, обмякло, локти оттопырылись, на спине образовалось подобие горба.
Пальто пахло путешествиями, въевшимся в ткань налетом чужестранных душистых ветров и далеких дыханий, только воротник лоснился от наслоений, оставленных густой мглой московского воздуха.
Кроткер надел пальто и ему показалось, что он становится Борхом. Непреодолимая воля одежды заставила его ссутулиться, опустить плечи; руки сами собой чуть согнулись и настороженно замерли, будто приготовились защитить туловище от чьих-то ударов.
Кроткер пытался вспомнить лицо Борха, хоть какие-то черты, но в памяти всплыла лишь одна каштановая шевелюра, тронутая металлическим блеском проседи.
Подойдя к зеркалу, Кроткер убедился, что остался Кроткером - кроме осанки, ни малейших признаков сходства с другом, отчужденным от него громадой пространства.
Он почему-то раскрыл рот, хотел что-то произнести, но вместо своего голоса вдруг услышал голос Борха, встревоженный внезапно сменившимся местом заточения.
- Почему я здесь? - спросил Борх, вынуждая Кроткера шевелить губами. - Зачем ты надел мое пальто?.. Флорина хотела послать меня на рынок, а я вдруг сделался как истукан, язык отнялся, сказать ничего не могу... Как теперь быть?
Пусть Флорина сама идет на рынок, раз ты онемел - подумал Кроткер, и его мысль передалась Борху.
- Она волнуется. Вызвала "скорую" - я ж без движения и почти без признаков жизни, только глазами моргаю.
Паникерша.
- Ты бы видел эту картину. Я сижу на стуле, пошевелиться не могу, а она меня теребит, расталкивает, бьет по щекам. Сейчас вот зачем-то к окну подбежала... А-а-а, поглядеть, не подъехала ли "скорая".
Так быстро?
- В Германии они сразу приезжают... Боюсь, как бы чего не вышло: мы ведь ждем Орха... Она и так вся на нервах в последнее время... Боже, врачи!.. Меня отправляют в больницу на Кёниг-штрассе.
Погоди, Борх. Что за ерунда! Ты ведь ничего не успел рассказать. Как ты? Что ты? Мы так давно не виделись.
- Всё потом, сейчас не могу. Меня кладут на носилки... Соседи, черт их возьми, сбежались, даже герр Шульц, с которым я в ссоре два года... Пока...
Голос Борха прервался, и Кроткер внезапно почувствовал тоскливо подступившую к горлу тошноту. Он ринулся в ванную и склонился над раковиной.
Кратковременное вторжение Борха не прошло для Кроткера даром. Горло царапало, грудь жгло, желудок ныл.
Он едва доковылял до прихожей и, снимая пальто, случайно сунул руку в карман. Там лежала резиновая груша с коротким заостренным наконечником. Кроткер сдавил ее пальцами: изнутри вырвалось светлое облачко какого-то мелкого порошка, точнее, пыли. Она стремительно разлеталась в лу-чах солнца, вихрясь возле распахнутых окон.
Кроткер лег на диван и стал глядеть, как искрящаяся множеством крупинок туманность медленно рассеивается в воздухе.