Водил палочкой по песку туда-сюда. И случайно чёрточки сложились в буквы, а буквы -- в слово. Совершенно случайно, правда!
Ярик поскорее затёр слово ногой. Посмотрел по сторонам -- не заметил ли кто? Дети носились по площадке, играя в зомби. Мамы и бабушки болтали, сидя на скамейках, и постепенно перемещались вслед за тенью всё ближе к дому. На Ярика никто не смотрел.
Он выбросил палку за забор и притащил, прижимая к себе и пачкая рубаху, камень побольше, чтоб придавить на всякий случай то место, где появилось слово.
Вечером, когда мама укладывала его спать, Ярик собрался было ей рассказать про слово. Но мама так грустно и тихо что-то напевала, глядя в окно, что он не захотел ещё больше её расстраивать. Может, их и не накажут, ведь никто не видел же!
***
Класс сковала скука. Учитель бубнил урок, все хором повторяли. Ярик сидел на циновке в последнем ряду, у самой стены, и продавливал ногтем символы на кожице яблока.
Облако. Дым. Дождь. Гроза. Хлещет. Ветер.
Он научился прятать слова. Если учитель подойдёт, он быстро откусит и проглотит то, что написал.
Ярик давно уже не боялся слов. Они таили силу, соблазняли всемогуществом. Чем больше он писал, тем смелее становился. Единственное, что пугало его -- слова перестанут приходить, и он потеряет способность творить, проживать и воссоздавать этот мир в словах. Они казались ему ключиками, открывающими другие миры.
***
Сегодня он признался Лене. Ярик без слов видел, что она рада. Как засияли глаза, как грудь вдруг подалась вперёд, словно наполненный парус! Лена нежно и крепко обхватила его ладонь, и они до позднего вечера гуляли, не разжимая рук.
Ярик вернулся домой уже заполночь. В доме горел свет, что странно -- родители обычно ложатся очень рано. Ещё у порога Ярик расслышал, как ругается отец, тихо и монотонно, как плачет мать.
Руки у Ярика дрожали, когда он открывал дверь.
Весь пол был устлан словами. Клочки одежды, высушенных листьев, щепочек, коры -- всё смешалось. Они нашли тайник.
Глаза отца были белыми от ярости. Он никогда не повышал голоса, а выдавливал из себя ругательства, как через пресс.
-- Откуда это у тебя?! Кто дал? На плаху нас всех загнать решил?!
-- Это моё, -- Ярик сжал кулаки. -- Я сам написал.
-- На-пи-са-ал? -- отец побелел и весь будто скукожился. Мать спрятала лицо в ладонях, завыла раскачиваясь.
-- Кто это видел? Кто знает? -- отец засуетился, начал сгребать слова горстями и ссыпать в ведро. Зачиркал спичками. Но слова в ведре не помещались, выпархивали из отцовских рук, разлетались по комнате.
Повязали руки, дом опечатали. Родителей везли отдельно, в другой машине. Даже сквозь затемнённые стёкла Ярик видел, что везут их на полигон, за город. К серебристой стреле башни смотрящих.
Доигрался.
Что теперь будет с ним? С родителями? А Ленка...
Ярик представил, как соседи рассказывают Лене про него. Что с детства он был странный, ходил везде один, бормотал себе под нос. Как Лена узнает про слова из морщинистых и пересохших губ, спешащих вывалить ей в уши свои домыслы.
Ярику стало душно, горло стиснула тоска. Не так он думал рассказать ей о словах. Он мечтал показать ей сначала один мир, потом другой. И тысячи дверей Вселенной распахнуть. Она бы поняла, почувствовала.
-- Выходим, -- один из сопровождающих потянул его за локоть.
Машина стояла в подземном ярусе. Как они заехали сюда, Ярик не заметил. Пандус плавно увлекал их вверх. Скованные руки онемели. Ярик обернулся, но ни отца, ни матери не увидел, их разделили.
В кабинете его уже ждали. Длинный стол у окна, три кресла с высокими спинками. Вокруг всё белое, стерильное. Лишь небо манило синевой.
Они сидели спинами к свету так, что Ярик не мог разглядеть лиц. Они задавали вопросы. Когда, где, кто научил. Какое первое слово. Ярик молчал.
Они подвинули к нему лист бумаги.
***
Ярик сидел в своём кабинете и писал. Белые стены, пол, потолок. На столе стопка белых, ровных листов. Таких тонких, что можно на просвет увидеть буквы с другой стороны. Рука монотонно выводила слова.
Статистика. Расчёт. Превышение. Виновен.
В тот день родителей отпустили. Да, он никогда не увидит ни отца с матерью, ни Лену. Зато они заживут спокойной, обеспеченной жизнью. Пока Ярик в башне, пока он пишет. Ему придётся всю жизнь прожить в одиночестве. Никто не должен знать силу слов.
В тот день он рассказал смотрящим всё, в обмен на свободу близких. Всё, кроме первого слова.