Аннотация: Опубликовано в журнале: "Новый Мир" 1998, N8 РЕЦЕНЗИИ. ОБЗОРЫ Павел Валерьевич Басинский - писатель, литературовед, критик, академик Академии русской современной словесности. Лауреат Государственной премии РФ (2018).
Павел Басинский
БЕЛЫЙ ГАЙДАР
Игорь Гергенредер. Комбинации против Хода Истории. Повести. Berlin - Brandenburg,
Verl. Thomas Beckmann, 1997, 286 стр.
Папка, - усаживаясь мне на живот, попросила Светлана, - расскажи что-нибудь про маму. Ну, например, как все было, когда меня еще не было...
- Было тогда нашей Марусе семнадцать лет. Напали на их городок белые, схватили они Марусиного отца и посадили его в тюрьму. А матери у ней давно уже не было, и осталась наша Маруся совсем одна.
- Что-то ее жалко становится, - подвигаясь поближе, вставила Светлана. - Ну, рассказывай дальше.
- Накинула Маруся платок и выбежала на улицу. А на улице белые солдаты ведут в тюрьму и рабочих и работниц. А буржуи, конечно, белым рады, и всюду в ихних домах горят огни, играет музыка. И некуда нашей Марусе пойти, и некому рассказать ей...
- Что-то уже совсем жалко, - нетерпеливо перебила Светлана. - Ты, папка, до красных скорее рассказывай...
Аркадий Гайдар, "Голубая Чашка".
Перед воротами купца Ваксова волновалась толпа. Из дома донесся выстрел, теперь долетали женские крики. Дюжина красногвардейцев с винтовками в руках топталась у приоткрытых ворот. Здесь же стояла бурая лошадь Пудовочкина.
Он вышел на крыльцо; фуражка набекрень на белокурых кудрях. Застегнул казакин на крючки, подтянул пояс, поправил винтовку за спиной. Балетной побежкой пронесся к воротам. Сидя в седле, помахал толпе рукой, дурашливо крикнул:
- Поздравляю с громом "Грозы"! - простецки рассмеялся. - "Гроза" - мой отряд! - И ускакал.
Красногвардейцы пошли в дом купца грабить. А люди узнали, что Пудовочкин изнасиловал дочку Ваксова, гимназистку пятнадцати лет, а защищавшего ее отца застрелил...
Игорь Гергенредер, "Комбинации против Хода Истории".
Но что самое поразительное - оба отрывка абсолютно правдивы. Правдивы не оттого, что в точности передают исторические факты (кто их сейчас проверит на уровне малых российских городков, с их рабочими и работницами, купцами и мещанами, попавшими в водоворот Гражданской войны?), но прежде всего оттого, что оба талантливо написаны.
Манеры разные. Гайдаровская - приподнятая, романтическая, с легкой поволокой в глазах. Гергенредеровская - сухая, жестковатая, с едва заметной иронией. Балетная походочка красного главаря, как и его опереточная фамилия, выдают влияние позднейших прочтений. Ну, хотя бы бунинских "Окаянных дней", которые истинный рассказчик, отец Игоря Гергенредера, бывший гимназист из города Кузнецка, доброволец антибольшевистской Народной Армии Комуча (Комитета членов Учредительного собрания), прошедший "грустный путь отступления от Волги до Ангары", затем отработавший несколько лет в одном из самых первых советских концлагерей и позже "в так называемой Трудармии", а затем до конца дней проживший в роли "незаметного советского обывателя" (из послесловия автора), разумеется, едва ли читал.
Но что еще поразительней - и факты меж собой не спорят. Огни и музыка в домах буржуев? Будьте любезны! Шагают из Оренбурга в заснеженные степи отряды наспех одетых и вооруженных юнцов... В прошлом мальчики стреляли разве что из детских монтекристо да тайком из отцовских охотничьих ружей. Шагают, чтоб сгинуть за свою "белую Россию".
"Проходим Неплюевской улицей. Горят окна ресторана гостиницы "Биржевая", доносятся звуки оркестра. Из распахнутых дверей вываливаются господа в одних сюртуках, хватают пригоршнями снег с сугробов, прикладывают к багровым лицам. От съеденного и выпитого им так жарко, что надобно взбодриться... Один из гуляк кричит нам: - Ребятушки-земляки, самарские есть? Какой полк? Победа будет?"
И это не красный Гайдар пишет. Это отец Игоря Гергенредера вспоминает о своей обиде. О том, что, когда он со своими сверстниками замерзал насмерть в снежном окопе под непрерывным артобстрелом, какая-то сволочь пила и жрала за их спинами и хотя и не насиловала, но таскала-таки гимназисточек в номера. И во всем этом было не меньше препохабнейших оперы и балета, чем в "геройстве" красного атамана Пудовочкина. Кому война, а кому мать родна...
Вот странно: я читал прекрасно и благородно написанные повести Игоря Гергенредера, много раз восхищался его способностью "держать" интонацию, схватывать и передавать через зримые жесты и детали мгновенные изменения души и психики (честно сказать, давно не читал такой вкусной и "вещной" прозы!) - и все-таки мне постоянно чего-то недоставало... Уж слишком банальна главная идея. Уж слишком она на поверхности! "Береги честь смолоду!" Это "переходящее знамя" русской прозы от Пушкина через Булгакова берется здесь чистыми и крепкими руками. И бесконечно жалко белых юношей-добровольцев, лезущих в самое пекло страшенной гражданской бойни, да еще и вполне по-гайдаровски переживающих, что этого самого пекла на их долю мало достанется! И гордо за этот цвет русской нации, который хотя и осыпается на страницах книги столь катастрофически, но - каким пышным и красивым дождем! И охотно забываешь о том, что все это, в сущности, было не так... Что вовсе не гордость и благородство определяли это время, но смерть, голод и паника, справиться с которыми может только Его Величество Террор, по крайней мере вгоняющий абсурд в видимые и всем понятные логические перспективы. Что в результате той кровавой и ничем не оправдываемой бойни не белое и не красное солнца взошли над Россией, но черное, которое и видел донской казак Мелехов...
Однако искусство имеет право на идеализацию любого, даже такого, исторического материала. И это вовсе не говорит о его вненравственной природе, но только о том, что искусство не равно жизни. Оно лишь наше представление о ней. И если представление о ней чище, благородней и нравственней самой жизни, значит, человечество еще не до конца пало. Здесь, и только здесь, точка примирения Гайдара и Гергенредера. Хотя отец второго был жертвой красного террора, а первый сам расстреливал безвинных хакасов, о чем не так давно и без пощады к имени любимого мной писателя рассказал (или напомнил!) покойный Солоухин.
Понимая все это, я все-таки чувствовал в книге Игоря Гергенредера какую-то "недостаточность": эпоха Гражданской слишком испахана нашей литературой вдоль и поперек, чтобы сказать о ней свое слово. И вот это слово неожиданно само и, быть может, без ведома автора сказалось в послесловии. В вышецитированной строке о поздней судьбе отца. После лагеря стал незаметным советским обывателем.
Стоп! Так вот куда, в частности, опадал цвет русской нации! Что мы знаем об этом? Мы знаем о судьбе "корня" (крестьянство). Об этом есть целая прекрасная литература ("деревенщики"). Мы теперь знаем и о судьбе "цвета", но только о самых ярких и заметных его бутонах. Мы примерно знаем, как пропадала (и как благоустраивалась) русская интеллигенция в парижах и нью-йорках. Мы кое-что знаем, как погибала (и как приспосабливалась) она дома в тяжелые времена. Но все это имена "штучные", выборочные. А вот что было с теми, кто не попал в калашный ряд? И опять же - о том, что было с теми за рубежом, мы знаем хотя бы по биографии Гайто Газданова, чуть не оставленного судьбой навеки в ночных таксистах. Но - что знаем о жизни незаметного советского обывателя из белых добровольцев?
А ведь едва ли пример отца Игоря Гергенредера единичный. Не на всех хватило крымских пароходов до Константинополя, не все оказались по ту сторону трапа во Владивостоке, чтоб проснуться в Китае или Америке. И - что самое важное! - не все они хотели оставить Родину. Гергенредер так и пишет об отце: "Судьба послала ему возможность уехать в Америку. Но он ею не воспользовался". Воевал дальше, с последними остатками разгромленных белых. Честно отработал свое в Трудармии (так или иначе, но для взявшей верх советской системы он был политическим врагом). Честно работал (служил?) в Брянске, тщательно скрывая свое прошлое и тайно рассказывая сыну, советскому школьнику, свое "непридуманное". Я намеренно акцентирую слово "честно", вполне понимая, как странно оно звучит в некоторых контекстах. Потому что, на мой взгляд, именно оно определяет главный вектор этой судьбы, которую Игорь Гергенредер лишь обозначает и не развивает.
Мне же важно развитие. Ибо о доблести белых воинов из вчерашних кадетов и гимназистов я кое-что читывал. Слеза на этой могиле проронена. Но кто проронит слезу на могиле незаметного советского обывателя с дооктябрьским детством, ставшего - вольно или против воли - сперва плотью, а затем почвой Советской России - вовсе не сочиненной страны, о которой мы, дети ее, оказывается, ни черта не знаем!