Герт Илларион Михайлович : другие произведения.

Гномья летопись, или Быль об Олвине

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Книга посвящена Е.Л., которая снабжала меня полезной информацией, делилась своими мыслями, словом и делом помогала мне с сюжетом и рисовала моих героев. И, как всегда, я использовал при написании свой уникальный, необычный стиль, в котором нередко рифмуются слова, хотя это не стихи, но проза; который написан так, будто это легенда, сказание или миф...

Предисловие

   Перед вами -- хронология основных событий из жизни гнома Олвина и всего его великого народа, от Первой эпохи и до наших дней, добытая мною с тяжбою изрядной. Эти рукописные труды -- старания не одного летописца, начертанные магическими рунами на папирусе, пергаменте, камнях и деревянных дощечках. Каждая глава являет собой отдельный свиток, состоящий из разрозненных записей, отражающих, однако, в совокупности своей определённую эпоху. Я сдул со свитков пыль, бережно взял в руки, расшифровал и ныне дарую сии знания и вам, дабы имели вы представление о тех, кого уже нет рядом с нами. Они были, они есть, и они будут среди нас, но уже только в нашей памяти. Помните же, о люди, что гномы, и только гномы -- первопроходцы кузнечного и ювелирного ремесла; искусны эти мастера были весьма, и многому нас обучили. Храните Гномью летопись в сухом и прохладном месте, но лучше всего -- в своём сердце, разуме и душе, ибо книга эта -- бесценный дар; это все, или почти всё, что дошло до нас от гномов...

Свиток #01. Пробуждение гномов

   На небе есть звезда: она поярче остальных -- те все золотые, а она серебряная; величавая и яркая. И освещала она край, что был под нею, и край этот был раем.
   Край ещё был юн, когда с облачных небес спустились боги. Они сразу же облюбовали эти земли, и благословили их. Они вдохнули туда жизнь, и забурлили реки, все горные потоки; деревья распустили листья, травы и цветы тянулись к освещавшей их звезде.
   Ту яркую звезду приметили и эльфы: они приплыли на своих ладьях, пристали к берегам и стали возделывать почву, на которую вступили, и которую очень и очень возлюбили. И нарекли они звезду, пред которой ходили, именем Аэль, а землю же, что была под их ногами -- именем Эллеа.
   И были эльфы прекрасны лицем, с заострёнными слегка ушами, и не менее прекрасными в душе, сердцем своим добрым превосходя всех; осанкою слажены отлично, и в целом подобие богов. И женщины эльфов были столь красны, что немало статуй, изваяний и портретов были писаны, сооружены и почитаемы столетьями! И как высоки они ростом, так и немалы разумом, но сие заслуга богов, которые многими и многими знаниями одарили эльфов, а после того вознеслись они обратно на небо, ибо не пристало богам всё время находиться на земле.
   И не охотниками, но земледельцами и землепашцами являлись эльфы; величайшей скверною им было умерщвлять живых созданий, в которых пусть и в меньшей степени, но присутствует частичка дыхания богов.
   И преуспели эльфы в земледелии весьма, но пашнею своею, да не возгубили землю, и разделили они угодия земные под пашню, под пастбища, под сенокосы, под леса, и под иное.
   И на одном всходило, росло и множилось то, чем кормились эльфы, и было сие для них излюбленною пищей, и урожайность была высока, ибо и земля полюбила эльфов, и давала им дары в ответ на их дружелюбие и мудрость.
   И на другом всходило, росло и множилось то, чем кормился скот, и был скот доволен весьма, ибо всё необходимое для них имелось в преизобилии. И давал скот эльфам за их заботу шерсть, и наловчились эльфы прясть; преуспели они в изготовлении тканей и одежд.
   И пуще всего эльфы возлюбили лес, и ходили туда любоваться цветением, благоуханием природы; манили их леса изрядно, и многие из эльфов даже переселились туда жить. Селились они в чаще, и на опушке, и вблизи водопадов, и осели там навсегда, и размножились весьма.
   Другие эльфы остались скотоводами, при земле своей остались они; а вот третьи не могли найти себе места, ибо несколько иными они были по складу своему. Чего-то или кого-то не хватало им; другим жили они. И не было им покоя, и всё чаще поглядывали они обратно, в сторону моря, и даже подались они проживать у берега, хотя покидать благословенный некогда богами край всё же не торопились.
   Не мил был эльфам третьим свет серебряной звезды, и зажгли они свой собственный, и секрет сей, сокрыт был в тайне великой. Они не взращивали на земле побеги, ибо не росло у моря ничего, и не спешили в лес послушать дивных птиц -- вместо того кормились они рыбою; таким образом, первыми пролили они кровь, и осквернились этим пред иными эльфами весьма, и не якшались те более с эльфами морскими впредь.
   Странными были эти эльфы, что обитали на самом берегу, и чьи хижины мокрели от приливов, и для кого отлив был великою отрадою, ибо можно было найти средь донного ила всяких моллюсков да рачков, полакомиться ими вдоволь, всласть. И вынув из морской пучины раковины, приставляли к ним уши свои, и слушали, слушали ту музыку, и поколение за поколением пристрастилось к этому занятию; так и сидели они на берегу, внимая льющемуся из ракушек зову моря, и тосковали, ибо уж и позабыли, откуда все они приплыли. Так морские эльфы музыку родили, и знатными они стали певцами, и протяжно пели от зари до зари свои песни, одним лишь им понятные.
   Будучи на берегу, грудь свою морскому бризу подставляли, а тот слегка волнил их светлые волосы, и стелились, струились они по их плечам, немного дрожа от того слабого ветерка. И бороздили на ладьях своих пространство водное, морское, не убоявшись глубин и тёмных, и холодных; но слишком далеко не отплывали, ибо мир был юн, и эльфы вместе с ним; мало ещё было в нём каких-то крупных перемен.
   Окружали этих эльфов лишь камни вроде гладкой гальки. И от невообразимой скуки не знали эльфы моря, чем же им заняться, ибо вечны они были, как и все прочие эльфы, и как один друг с другом схожи, и не было в них никакого разнообразия.
   Немногочисленны были морские эльфы, и всё чаще и чаще глядели они на камни, что окружали их. И увидели они, что одни камни не похожи на другие, и призадумались весьма, ведь, как уже было изложено выше, хоть и были эльфы красивы, да все как на подбор одни и те же; приторно им стало от красы их. А камни, эти груды твёрдой материи, разнились между собой; разными они были и по цвету, и по плотности своей.
   И взмолились тогда эльфы морские, воззвав к своим богам:
   -- Вот, рассказали нам боги о земле чудесной; вняли и приплыли мы, дабы исполнить наказ, преобразить и приукрасить её. Но разделились мы меж собою ещё на заре времён, и каждый пошёл своей дорогою. И хорошо эльфам простым, ибо простыми они и остались -- довольствуются они тем, что произрастёт на их земле, что родит им плодородная почва; и молоко коров, овец и коз наполняет их желудок всяческой лихвой. Вот и лесным эльфам хорошо живётся, ибо нашли они себя среди стволов древесных, и даже обучают их своему наречию. И как одним пригоже жить в дружбе со скотом да взращивать различные культуры -- так и другие постигают все прелести общения с птицами и всеми зверятами лесными. А нам, что делать нам? Ведь в море мы не всякий раз, ибо шторм порой на нём пресильный! Дельфины нам друзья, но они не могут с нами пребывать всё время. Маемся мы в своём отчаянии изрядно, ибо, придумав музыку, на что-то большее не годны. Вот глядим-глядим мы все на камни, и многие века беседуем мы с ними; вот только ответом служит нам молчание, а так не терпится поговорить! Не камни ли отныне нам друзья? Кто бы смог их оживить?
   Не поняли боги стенаний, причитаний морских эльфов, но внемлили их просьбе, и вдохнули в камни жизнь.
   Спали гномы очень долго; но постепенно, камушек за камушком пришли в движение, и начали осыпаться с ближайшей к морю горы на землю, и началось сие действо в Первом году Первой эпохи.
   И испугались эльфы, и сбежались на шум. И пришли в предгорную долину не только морские эльфы, но и все остальные, ближайшие к ним родичи. Они стояли вместе, рядом, но, в то же время порознь, ведь Зло проникло в эти земли ещё до эльфов; и было это самое презлое Зло, какое только можно было себе вообразить. Сейчас оно ещё было молодое, неокрепшее, но подающее огромные надежды... Для того чтобы тот благодатный край когда-нибудь был испепелён да уничтожен.
   -- Минуло порядком пару-тройку тысяч лет, -- Молвил эльф, что рядышком стоял, поближе всех к взбеленившейся долине. -- Но такого я совсем не видел.
   -- Мы увидели воздух, мы увидели землю, -- Продолжил эльф другой. -- Мы подружились с лесом, подружились с морем; но такого мы не лицезрели никогда!
   -- Что же там творится, и что же происходит? -- Вопрошал эльф третий. -- Воистину, для нас это загадка! Необъятна ся земля, ведь горы -- нечто новое для нас.
   И подошли они ближе, и вот: уже не камни, но какие-то невиданные доселе существа сидят прямо на земле, и стряхивают с себя пыль, отчаянно чихая из-за ярких солнечных лучей, так раздразнивших их ноздри. Недра же земли умолкли, и грохотание в горах на время прекратилось.
   Новоявленные взору эльфов создания были коренасты, невысоки ростом, и всё как-то больше вширь они удались; полнёхонькие, престранные на вид пухлецы. Растительность на их теле была в преизобилии -- в особенности на их суровых лицах. И если эльфы были бледны, как лунный серп, то новички были ни дать, ни взять ожившие камни -- такие же грубоватые, шероховатые, неотёсанные комки; комки шерсти, на вид немного глупые и смешные, но с гординкой во взгляде, и страшно сердитые.
   -- Уф, уф, уф, как долго же мы спали! -- Щетинясь, произнёс один из неизвестных.
   -- Уф, уф, уф, но всё же пробудились! -- Пробурчал ему в ответ такой же преугрюмый тип, стреляя глазками из-под нависших и густых бровей.
   -- Уф, уф, уф, водицы бы испить! -- Шумел третий из непонятных комочков.
   -- Уф, уф, уф, и желудок плотненько набить! -- Ворчал четвёртый.
   И подошли к ним эльфы ближе, и развели руками, переглядываясь между собой.
   -- Хе номэс? Хе номэс?1 -- Спрашивали, говорили, и совсем не понимали. -- Вы только появились... С чего ж вы голодны?
   -- Гномес? Кто такой "гномес"? -- Переспросил тут самый важный, самый главный из Рождённых горой, подходя к своим.
   Этот сородич древних камней был заметно выше остальных своих собратьев; статен и более серьёзен он был. И притихли разом все, ибо понятно стало, что именно он -- вождь и предводитель целого народа; племени, что явилось пред лице эльфов из-за скал, гротов и подгорных пещер.
   -- Нет средь нас никаких "гномес". -- Спокойно, степенно и безо всякой обиды и тревоги в голосе изрёк он, выступая немного вперёд. И все его родичи попрятались было за его спиной, но тотчас расправили свои плечи, ибо уже тогда, с самого своего возникновения обрели они и храбрость, и отвагу, и достоинство, и честь -- ведь боги, сотворив их, не забыли про них и наделили другим видом своего благословенного дыхания. -- Но если слово это ново для вас самих, и не выражает неприязни к нам -- стало быть, мы и будем отныне гномами, ибо это первое, что мы услышали после того, как породила нас вон та высокая гора.
   -- Мир тебе, о славный гном! -- Расступились эльфы в изумлении великом, и добавили с глубоким уважением. -- Селись, где хочешь, народ нам твой нисколько не мешает; он не ущемит нас нисколько и ни в чём, ибо узрели мы во взгляде твоём великую мудрость уже сейчас, хотя ты только в мир этот явился.
   И собрал говоривший с эльфами гном весь народ свой в круг, и сказал так:
   -- Се, земля наша, что у гор; здесь мы родились.
   И дали эльфы гному имя "Нейн", и первым среди гномов был он во всём, и пример всем подавал преподобающий. Суровым, крепким, властным, но к просьбам страждущих -- несомненно, соучастным; поучал Нейн гномов любя, ни разу голос не возвысив. Одевался же он неброско, скромно; строг, но многомилостив он был. И слушали его все, и внимали; и чад своих во справедливости да наставляли. Тянулись к Нейну даже змеи, что ползают на чреве своём пред богами древности уже порядком лет. Истинно, истинно это есмь тот, за которым пойдут даже на Край Света -- сказывали даже, что тот гном побывал и на Луне, и в глубочайших недрах земли, и даже под водой.
   И обучили эльфы Нейна своему языку (каждому из трёх наречий), и овладел он им в безусловном совершенстве; и в ответ обучил Нейн эльфов гномьему говору. И как эльфийский язык был восхитителен на слух, упоительной усладой для ушей, ибо точно музыка лилась, вместо росы из хрустального кувшина -- так и гномий язык был мужествен и звучен.
   И более же всего радовались гномам поначалу морские эльфы -- ведь именно они на протяжении многих лет тщетно пытались разговорить камни: они даже расписывали камни рунами (которые придумали лет за пятьсот до становления гномов); но не проявили гномы должного интереса в ответ -- нет, они не были неблагодарными, но водная стихия не предназначена для них, судьбою не отпущена. Не находили они там себя, чурались моря. Не строили гномы себе кораблей, ибо это было им не нужно -- вместо того, вознамерились они приобщиться к тому, из чего были сотворены -- и часто навещали они одиноко стоящие камни подле высокой-высокой горы, что не превратились ни в кого; стояли и глядели на них длительное время. Первыми каменщиками, первыми каменотёсами стали гномы; великая их в этом заслуга; день и ночь кипела работа в их каменоломнях. Однако же, пока что не спускались гномы вглубь земли, в глубокие и тёмные пещеры -- ведь не было ещё в том всём нужды. Для жилья они использовали либо уже имеющиеся в горах пространства, либо прорубали скалу по своему усмотрению, и каждая пещера была рассчитана на одну семью.
   И сблизились гномы вместо того, с эльфами лесными, и великая дружба пробежала меж них, ибо полюбили гномы всё древесное. И поставляли эльфы им стволы -- но не стволы молодых деревьев, а старых и больных, но не менее крепких. Доски и брёвна делали из них гномы; первыми в мире столярами и плотниками они стали. Гномы, гномы явили миру первую мебель, и была она удобна и гному, и эльфу, ведь мастера трудились и старались ради всех. Столы и стулья, диваны и кресла, кровати и оконные рамы -- это всё они, гномы; пожалуйста, помните о том.
   А эльфы же объединились меж собой все вновь, и зажили дружно, как никогда ранее, ибо не рассорили, но помирили их гномы появлением своим -- когда держали гномы свою речь, все эльфы взялись за руки, и впредь уже не отпускали. И основали эльфы своё королевство, и назвали его Эльфхейм; и больше не было меж ними распрей относительно того, какой путь они избрали -- морской, лесной или равнинный. И лесной народ даровал народу морскому свиристели из тростника, и по-новому зазвучали их мелодии; и даровал взамен лесному народу народ морской поющие ракушки, и сей подарок был велик и мил. И равнинный народ снабжал и тех, и других всевозможными тканями и добротною одёжей.
   Нейн же, основав своё собственное королевство, назвал его Гномгард, но не было меж двумя странами никаких границ, ибо все они, и эльфы, и гномы, жили в великой дружбе, мире и согласии. И когда заболевали гномы, то лечили тех именно эльфы, ибо искусны они были во врачевании весьма, и много целебных кустрав знали; как и в каком количестве сготовить снадобья из них. И собирали гномы волосы свои длинные в великий хвост, и прятали его под одёжей, дабы не мешался при ходьбе; и заплетали бороды свои в косички. Вечерами гномы собирались все вместе, дабы посидеть у очага и обсудить последние новости. И флагом гномов являлось полотнище с перекрещёнными на нём молотом и топором, а девизом -- "Мой дом -- моя крепость"...

Свиток #02. Житие Нейна

   Царствие Нейна обещало было долгим, и его низкорослый, рыжеволосый, светлоглазый народ поначалу процветал.
   Нейн, правя мудро и достойно, разделил однажды свой народ для удобства на три больших рода, каждый из которых состоял из нескольких кланов, и каждая семья могла обратиться за помощью к сородичам из своего клана. И назначил Нейн на каждый род Мать гномов, которая бы и рассудила спор, и помогла советом, и общалась бы с богами. Мать гномов выбирала место молодожёнам под строительство их будущего жилья, советуясь с богами, и неженатый мужчина не имел права на свой собственный, отдельный дом, довольствуясь проживанием в доме общинном -- потому по достижении совершеннолетия каждый добропорядочный гном старался сыскать себе достойную жену.
   И созвал Нейн первый Совет; учредил его с целью решать на нём наиболее сложные вопросы. На Совете обязаны были присутствовать все главы родов и их кланов, общим количеством двенадцать, по одному представителю от каждого -- из числа самых трудолюбивых, умных и богатых его, Нейна, сородичей. В прямые обязанности Совета вошло регулирование всех денежных потоков. Также, Совет должен был отныне выбирать гномам короля -- так Нейн был повторно переизбран, уже официально, обладая всеми необходимыми, и даже расширенными полномочиями, и было это на сто пятый год его правления, ровно через пять лет после получения его сыном Зайном огня. И решено было Советом так, что королевский титул остаётся за его обладателем на всю жизнь, но по наследству передать свой титул король бы не мог.
   Поскольку эльфы научили гномов и читать, и писать, те позаимствовали у своих учителей привычку строить огромные библиотеки; в обычай это вошло у них. Казалось бы, о чём писать в Первую эпоху, когда мир был молод? Но гномы начали переводить на свой язык все эльфийские предания, хоть тех и было относительно немного. Также, начали гномы вести летопись, жизнеописание своего народа в мельчайших подробностях; текущую жизнь свою, а также окружающего их мира -- потому каждая семья помнила свою родословную, хранила это в своей памяти, передавая из поколения в поколение на протяжении всех времён, и берегла как зеницу ока рукопись (один вариант которой хранился в Главной библиотеке, а другой -- у главы семьи). Гордились гномы библиотеками своими, бережно храня каждую запись, стараясь пополнить книжные полки новыми рукописями. И первым гномьим летописцем стал сам Нейн, ведя всему учёт в своём королевстве. И поначалу писал он на камнях, когда никаких библиотек ещё не было. Позднее перепробовал он разные носители, где б хранились письмена -- деревянные и глиняные дощечки, папирусные свитки; остановился же он на пергаменте (ибо и в выделке шкур преуспели гномы), каждый день что-либо туда записывая.
   Гномы буквально влюбились в горы, ведь совсем ещё недавно они были частью этих гор; спящими камнями, пробудившимися от дыхания богов и по крупицам, скатившимся вниз, на землю, дабы стать великим и могучим народом.
   Невысокие, малорослые дети гор; столь же крепкие и сильные, как самая твёрдая скальная порода, они брали в руки каждый камушек и внимательно рассматривали, разглядывали его, и было им это в радость.
   И увидели гномы (как когда-то эльфы), что все камни разные, и каждый особен, уникален по-своему: одни твёрже, другие -- мягче, одни ярче -- другие более тусклые и невзрачные, но не менее манящие, удивительно притягательные. Гномы прижимали к сердцу каждый камень, и не было поначалу у них любимца среди камней.
   И заметили гномы, что некоторые камни неоднородны по составу своему, и были этим слегка озадачены. И вот, пуще же всего им понравились те из камней, что содержали в себе некоторую неизвестную доселе руду. Самородков было очень мало, но и этого было вполне достаточно, чтобы любопытство гномов разгорелось до невероятных размеров: руда была крайне твёрдой и на зажим и на зуб, а ещё слегка блестела при дневном свете.
   И было у Нейна три сына, и вот: выступил вперёд один из них, по имени Зайн, и сказал так:
   -- Позволь мне, отче, взяться за новое ремесло; есть к тому во мне и тяга, и уменье, и стремление.
   И пошёл Зайн, и соорудил себе нечто, и взял в помощники наиболее способных гномов. И начал Нейнов сын и так, и сяк тесать, кромсать руду, как только мог, да голыми руками -- силач он был он отменный с самого своего рожденья. И осенило Зайна, и взял он в одну руку кремень, и в другую -- брусок сухой из тех, что поставляли им за так лесные эльфы. И потёр он древо и кремень друг о друга, и вот: мелькнула, пробежала меж ними искра. Подивились тому и гномы, и эльфы; се, случилось в их краях невиданное доселе и неслыханное: извлёк гном Зайн огонь; явил он миру пламя, и было это на сотый год правления Нейна, а правил Нейн гномами с тех самых пор, как породила их высокая гора.
   Выстроил Зайн себе на холме отдельное убежище, и оно же служило ему местом для его трудов. И научил Зайн гномов извлекать из горных пород руду, и обрабатывать её. И построил Зайн первую в мире кузницу, и начал изготавливать из руды острые ножи, и ложки, и кружки, и чашки, и тарелки, и кастрюли, и казаны.
   Зайн стал величайшим мастером своего времени, и предложил гномам объединяться в гильдии в зависимости от рода деятельности: так появились кузнецы, шахтёры, торговцы, ювелиры, кулинары; много позже к ним добавились оружейники и воины. Как правило, в подмастерья набирались дети от шести лет, и к своим двадцати годам они становились достойным подспорьем, хорошей заменой своим учителям.
   И пришли эльфы поглазеть, сравнить, и вот: из тяжёлого металла сотворены предметы обихода, из меди и железа; они тверды, не гнутся, не крошатся, не трескаются, не бьются при падении и не ломаются. И поглядели эльфы на свои сосуды для пития, что являлись плотно сшитыми меж собой листками, лепестками, и похвалили гномов; искренне, от всего сердца, безо всякой зависти в душе -- ведь и гномы многому научились от эльфов, многое переняли -- обучили эльфы гномов в своё время грамоте и привили любовь к музыке, хоть и видоизменили её гномы по своему хотению, желанию да усмотрению, сделав более шумной, но и более ритмичной, ибо изобрели гномы барабан, и искусными мастерами в нём они стали, весьма в том преуспели. И научили эльфы гномов игре на тростевых духовых инструментах, но также и на смычковых.
   И продолжили гномы совершенствовать кухонную утварь. Однако первая посуда была громоздкой, неудобной; первый блин, как известно, комом. И предложили эльфы гномам вернуться к глине, но подвергнуть её огню -- и вот, из обожжённой глины кувшины и сосуды; более прочны они. И нанесли мастера эльфов на эти глиняные предметы орнаментальную роспись, и краше в разы стали они, и радовать глаз они начали. И хлопали гномы в ладоши, и улыбались эльфы, и не было предела их дружбе великой.
   И переняли эльфы у гномов их уменья, и довели до совершенства процесс изготовления ножей; и многие из этих ножей были гораздо длинней и массивней обычных кухонных. Однако, не для войны, не для нападения, обороны и защиты заготавливались они, ибо не с кем и незачем было воевать.
   И нашли гномы горный хрусталь, и поделились с эльфами своим великим открытием. И совместным их достижением стало изобретение стекла. И застеклили эльфы свои окна, до того являющимися просто оконными рамами, на лето всегда открытыми, а зимой прикрываемыми деревянными ставнями. И иное применение нашли они стеклу, и вот: бокалы из стекла, хрустальные вазы, деревянные и глиняные тарелки отныне на столах и у гномов, и у эльфов! Вместе, обоюдно, сообща они развивали керамику, и наглядеться не могли на плоды своих стараний -- настолько замечательными они были!
   Излюбленным напитком гномов стало пиво, которое они же и придумали, скрестив солод и хмель в своих пивоварнях; без пива не обходится ни одно застолье гномов. Более же всего гномы обожали пиво ореховое; слабое и сладковатое -- его давали даже детям! Нередко гномы употребляли и другое, гораздо более крепкое пиво -- мозголом; оно поднимало настроение и увеличивало словоохотливость, но у выпившего наутро сильно болела голова. Также гномы пили эль -- например, эль из лишайника (который, правда, при неправильном приготовлении мог стать ядом). Гномам, живущим исключительно в пещерах, по вкусу был чёрный эль -- абсолютно чёрная, густая и пенная жидкость. Подгорный эль, по виду похожий на лаву, готовили непосредственно в Подгорном подземелье; он очень быстро согревал, хорошо подходя для долгих зимних вечеров. Всего же гномы разработали более пятидесяти двух сортов пива и семнадцати видов эля, а также двенадцати разновидностей медовухи; всё это при умеренном потреблении придавало низкорослому народу силу и выносливость.
   Что же до лакомств и блюд, то повара гномов радовали всех блинчиками, тесто для которых готовили из семян и высушенных трав, а затем жарили в большом количестве масла. Взрослые гномы обожали вертушки с грибами -- рулетики из блинов с грибной начинкой, а детям жарили пышуги-- нечто вроде оладий, обильно политых медом и кленовым сиропом. Печеные в золе каштаны -- ещё одно лакомство, которое в Гномгарде готовят, как шашлык, на шампурах. Для вкуса их обильно посыпают пряными травами и употребляют с густым соусом из пчелиного нага. Это растение не может есть никто, кроме гномов -- ягоды содержат горький, вязкий сок, белый как молоко и очень питательный. Каша из тыквины -- праздничное блюдо. Для него выбирают разные сорта этого овоща, который отличается вкусом: так, зелёная тыквина имеет слегка сладковатый вкус, но тонкую кожицу; жёлтая содержит наибольшее количество полезных семечек, а оранжевая отличается медовой сладостью. В кашу добавляют растёртые семена мака, льна, сушёные богдары (виноград) и много мёда. Подают блюдо в горшочках, также сделанных из тыквы-горлянки. Летом гномы ищут поблизости от своего жилица фруктусы, которые напоминают гибриды привычных нам яблок со сливами, персиков с грушей, а также собирают кислую алычу, и сушат, нанизывая как бусы на нитки и развешивая на солнце.
   Гномы же придумали и все колбасные изделия (включая сосиски из рыбы, которую привозили им морские эльфы). Но эльфы мяса не ели (за исключением тех, что жили у моря -- но и те питались лишь рыбой), а потому не могли оценить стараний своих друзей на этом поприще. Гномы же пошли по другому пути, и ходили на кабана, оленя и диких баранов -- однако же, охотились они не ради забавы, но ради пропитания, живота своего; мясо делало и без того сильных гномов ещё сильнее, и некоторым из эльфов это не очень понравилось, но они были заверены гномами, что повода для беспокойства нет и не будет. И наращивали гномы мышечную массу, и участвовали в состязаниях, а именно в вольной борьбе, кулачных боях да армрестлинге. Шум, гам и тарарам царили на тех мероприятиях; и подавалось на столы мясо вяленое и мясо жареное, мясо варёное и мясо тушёное; и пиво лилось рекой. Эльфы же считали всё это дикостью, дурачеством и подобные вещи благополучно пропускали, предпочитая иной досуг для себя, а именно чтение и пение, а также кройку, шитьё, вязание.
   Когда эльфы гостили у гномов, те познакомили их с газированной водой из горных и подземных источников. Как раз это была гномья свадьба; добрый и светлый праздник, и королевой всех напитков там была райская медовуха.
   -- Восхитительно! -- Заявил Мейленггр, один из равнинных эльфов, выпивая третью кружку ледяной газировки. -- И освежает, и жажду утоляет; пожалуй, мы включим это в свой рацион.
   -- Ещё бы! -- Хитро улыбались гномы. -- Всё-таки зря вы, эльфы, отказываетесь от мяса -- авось, вам и оно приглянулось бы?
   Соблазн был слишком велик, и морские эльфы, которые уже имели представление о животной пище, не сдержались и таки попробовали тушку дикой козы, которую Нейн после охоты собственноручно и целиком запёк на вертеле.
   -- Фи! -- Скривились несчастные эльфы, уже пожалев, что вкусили это. Но, как следует распробовав, дали гномам важный совет: впредь поливать печёное мясо вином и посыпать травами -- а именно такими специями, как петросиловая трава, огуречная трава, тимьян и базилик.
   -- Всё вкусней будет! -- Говорили эльфы, а Мейленггр поднял вверх большой палец своей левой руки.
   -- Но где мы возьмём вино?! -- Развели руками гномы.
   -- Из наших виноградников. -- Предложили равнинные эльфы. -- У нас же имеются и кое-какие из трав -- а те, что не сыщутся, найдутся у наших лесных братьев.
   На том и порешили.
   Когда гномы гостили у эльфов, те поили их эльфийским смузи, рецепт которого отличался в зависимости от сезона, но наиболее частым ингредиентом смузи являлся сладкий кабачок. Из фруктов на стол подавались ароматы, зелёные яблоки, ягоды смородины. Сами же эльфы питались мёдом, росой и цветочной пыльцой, а также дорожным эльфийским хлебом, завёрнутым в широкие листья, который они называли лембас. Эта выпечка хорошо утоляла голод и хранилась достаточно длительное время. Точный секрет эльфы хранили в тайне, но было ясно, что, помимо муки, эльфы добавляют туда корицу и имбирь. Лесные же эльфы угощали гномов съедобными цветами -- они специально выращивали в своих садах настурции, срывали их бутоны и мариновали, как зелёные огурцы. Вкус у них был свежий, островатый и с ароматом каперсов. Из лепестков же настурций эльфы делали леденцы для своих детей.
   Некоторая изначальная сварливость, угрюмость гномов не мешали им по-доброму, без злого умысла шутить над эльфами, когда те по дружбе оказывались когда-либо у них в гостях: так, эльфы часто были сбиты с толку, когда видели одинаковые штреки (либо отсутствие табличек над входом в туннель), и не знали, куда именно им следовать; любили гномы путать эльфов. Но был это здоровый юмор, лишённый дурных начал, и гномы, весело хихикая из-за угла, уже через минуту были тут как тут, не давая эльфам чересчур углубиться, заблудиться.
   Также, ребятишки гномов потешались, кидая камешки на головы неосторожных путников (либо вывешивая полное воды ведро над дверью так, чтобы при открытии двери оно облило эльфа с ног до головы) -- с тех пор эльфы стали ещё более зоркими и остроухими. Нейн журил за это детей, и даже наказывал, но за всеми не мог уследить даже он, и только разводил руками. Но для детей то всё была игра, забава, развлечение -- им незачем было почём зря эльфов обижать; привлечь к себе внимание имели они цель, и просто интересен был им тот народ, что приходил к предгорьям из-за морей, лесов и равнинных земель.
   И ходил-бродил однажды Нейн вокруг горы, и народ его; и завидели они в вышине небесной каких-то летающих тварей -- и то были драконы, извергающие пламя. И поняли гномы, что высекли они огонь, может, и первыми -- но отнюдь не первыми они стали его применять, ибо драконы были ровесниками этого мира; одними из первых существ являлись драконы, и огненные потоки из их пасти были древнее того пламени, что сотворил Зайн.
   Но драконы, что летали в небе, были миролюбивы, и пользовались своим жаром лишь зимой, дабы растопить снег, да найти под ним хоть что-то съестное. Им стало чрезвычайно интересно: кто же это там, внизу, у их владений, и что им нужно? Да ещё и огоньки на палках у них в руках!
   Зайн, который придумал также и факелы, поднялся повыше, не обращая ровным счётом никакого внимания на крылатых летяг, и крикнул оттуда своим:
   -- Глядите! В горе то ли нора, то ли небольшая пещера! Она никуда не ведёт, ибо тут же сразу и тупик. Зато тут хорошо укрытые мхом и опавшей по осени листвой огромные, вытянутые штуковины белого цвета... Они лишены углов, и в одном из них я слышу какой-то шум.
   Нейн и его гномы дали Зайну знак спускаться обратно, но тот их не услышал и не увидел, ибо ветер отнёс призыв Нейна в сторону.
   Двое же из драконов, едва завидев чужака возле своего жилища, отделились от своей стаи и поспешили туда, застлав своими тенями полнеба -- оттого и не увидел Зайн своих сородичей. Он подумал уже, что наступила ночь средь бела дня, но повернулся и увидел двух чешуйчатых, пернатых, длиннохвостых существ, издающих предупредительный клёкот и одновременно рык. От их ноздрей шёл пар, а глаза были точно стеклянные, как неживые.
   -- С добром ли ты пожаловал сюда, о маленький бородатый незнакомец? -- Произнёс один из драконов, глядя глаза в глаза Зайну, а его перепончатые крылья, слегка поджатые, были беспокойны. -- Уходил бы ты отсюда...
   -- Отчего ты гонишь меня, будто я тебе презлейший враг? -- Отвечал ему Зайн.
   -- Это наш дом; не трожь наши сокровища, ведь в них заключено до поры до времени наше потомство! -- Бросил гному другой дракон (по-видимому, мать будущих детёнышей). -- Яйца наши весьма дороги нам; отступись же, странник...
   -- Чужого мне не надо, -- С гордостью, обидой проговорил гном, направляясь к выходу из норы. -- Двигала же мной простая гномья любознательность. -- Добавил он, немедленно спускаясь к своим, ибо нора была в горах невысоко, и спуск на землю был достаточно удобен.
   И прошло некоторое время, и свела судьба гномов и драконов вновь, ибо первые, спускаясь всё ниже, обнаружили драгоценные камни-самоцветы, что причудливо блестели, а последние весьма ими прельстились, наблюдая украдкой, как гномы возвращаются на поверхность с какими-то переливающимися на свету каменьями в своих ручищах.
   И подлетел один из драконов ближе, ибо видел он неважно, и уселся на ближайшую глыбу, и во все глаза уставился на гномов. И страсть как интересно ему было, что же тащат из-под горы гномы! Но не украл, не отнял силою дракон у тружеников их добро; так и сидел он, перелетая с твердыни на твердыню, ибо разбросала некогда гора камней больших и малых немерено, и наблюдал.
   И заметил однажды драконье любопытство Нейн, и, погладив свою длинную и уже седую бороду, бросил в воздух такие слова:
   -- Я слышу движение крыльев, я чую перемещение некоей огромной энергии. Если б замышлял ты зло, то давно бы это враз свершил. Чего ж тебе надобно, угодно? Ведь оставили мы вас в покое, и впредь уж не выслеживаем.
   -- Что такое блескучее вы вынимаете из горных глубин всякий раз? -- Не скрыл дракон своего интереса, подлетев ближе.
   -- Так вот оно в чём дело! -- Рассмеялся себе в ус Нейн, продолжая гладить бороду. -- Делаем мы из них украшения для своих жён; Зайн, которого ты уже видел -- мой сын и главный ювелир!
   -- Подари хоть кусочек! -- Взмолился дракон, прижав крылья к туловищу, и вид у него сейчас был самый презабавный. Никакого страха и ужаса не смог бы он навести, ибо не было в первых драконах никакого зла -- также, как и в эльфах и гномах.
   -- О-хо-хо! -- Расхохотался предводитель гномьего народа. -- Чего же ты раньше молчал? Нам не жалко; там, в недрах земли, камней этих великое множество. Правда, слишком глубоко мы не спускаемся... Так уж и быть, держи.
   И протянул дракону Нейн самый красивый из сегодняшних найдёнков. И выхватил тот сей подарок, и уставился на него.
   -- Но что ты будешь с ним делать? -- Спросил Нейн, перемигиваясь то одним, то другим глазком.
   -- Я вручу это сокровище другому сокровищу. -- Немного подумав, сказал дракон. -- Которое вот-вот вылупится из яйца.
   Сказал -- и был таков. Улетел дракон к себе обратно, но уже на следующий день прилетел вновь.
   -- Приветствую тебя, хозяин гор! -- Вежливо поздоровался с драконом Нейн, слегка кланяясь. -- Полагаю, ты -- за новым блестуном?
   -- И да, и нет. -- Ответил дракон. -- Скажи: а какие они, ваши жёны? Ни одной я ещё не видел. Всё мужчины да мужчины...
   -- Жёны наши сидят дома и воспитывают наших детей. -- Ответствовал Нейн. -- Ведут они хозяйство, стерегут очаг, готовят пищу. Дома они покидают редко -- но, если понадобится, в любой момент они придут нам на выручку.
   -- Интересный вы народ, гномы. -- Задумался дракон. -- Мы такие разные внешне, но такие схожие внутри. Не могли бы мы сдружиться?
   -- Я считал, что мы уже с тобой друзья, Летающее пламя. -- Поднял свои брови вверх владыка Нейн.
   -- Разве ты -- не король? -- Подивился тот. -- Не впервой высматриваю я, и наравне со всеми ты свершаешь всякий труд. -- Наш лишь раздаёт приказы.
   -- Потому-то и избрали королём, дабы первым среди первых был во всём, да подавал пример; чтобы было, кому направлять, и было, за кем идти. -- Подходя, высказался Нейнов сын, Зайн.
   И протянул он новоявленному крылатому другу в знак почтения и уважения, в знак дружбы такой камень, при виде которого дракон не знал, куда себя деть от переполнивших его чувств и эмоций, ибо протянул ему Зайн драконий глаз, один из лучших камней горы.
   -- Ты весьма щедр, маленький гном; нет в тебе и капли скупости. -- Произнёс дракон. -- Наверное, тяжело порою вам обмениваться дарами с вашими друзьями, что живут у моря, в лесу и на равнине? Нам будет приятно вам помочь, и мы с радостью будем перевозить любой груз, летая туда-сюда. Нам будет нетрудно, и никакой платы мы не возьмём ни с тех, ни с других; ни с гномов, ни с эльфов -- лишь камушком красивым не обделите -- ради наших детей, которым нужно с чем-то да играть. И если в суровые годы не найдём мы пропитания -- сможем ли мы надеяться, рассчитывать на вас, дабы раскопали б вы в земле заветные для нас коренья? Авось не оставите без пищи, хотя бы на обед...
   И дал Нейн слово, и держал его исправно; так началась меж гномами и драконами великая дружба, как ранее с эльфами, и было это на сто десятом году правления гномьего короля, через пять лет после его переизбрания. И нарёк Нейн гору, пред которой проживал его народ, горой Энгер, а дракона -- именем Хаггн; супругу же Хаггна стали величать не иначе, как энгерской хвосторожкой.
   И ходил Нейн пред очами богов ещё одну добрую тысячу лет и, пресыщенный жизнью и плодотворными трудами своими летописными, довольный как своими отпрысками, так и своим народом в целом, отошел, наконец, в мир теней -- ибо гномы, хоть и появились раньше эльфов (просто очень долго спали среди камней), не наделены были даром бессмертия. И оплакивали его все весьма, ибо воистину Нейн был величайшим вождём гномов, их первым предводителем, первым королём; и как милая пастушка, али поводырь не бросит своих беззащитных ягнят, так и Нейн никогда не вёл свой народ по ложному пути, пути всякой скверны, мерзости и лукавства. Его жизненный путь был долог и непрост, ведь вкусили гномы и смерть, и боль, и разочарование, и непонимание. Однако же, предстояло им постичь и другое -- а именно пройти через ложь, предательство, смуту и иные бедствия. Но на веку седовласого, длиннобородого, морщинистого Нейна отпущено уже было предостаточно; упокоился он с миром, и земля, из которой он восстал, была ему пухом. И скорбели гномы молча, стоя многие дни, и вой плакальщиц ещё долго не умолкал. И помогли эльфы гномам с погребением, и склонили головы свои в этот час и в этот миг, ибо Другом эльфов был Нейн; хвала ему во веки и веки.

Свиток #03. Великаны на пороге

   -- Неспокойно нынче в Гномьем королевстве. -- Сказал Мейленггр, отдыхая у себя в саду.
   -- Что же не так в Гномгарде? -- Спросил у него эльф помладше, и имя ему -- Кермотт.
   -- Многое открыто для нас, хоть и не до конца. -- Загадочно ответствовал тот, что для Кермотта являлся не просто собеседником, а издавна -- главою всех равнинных эльфов. Правда, сейчас гномий мозголом уже сделал своё дело, и Мейленггр уже мало чем соответствовал настоящему эльфийскому королю, окончательно захмелев и опрокинув главу свою на стол.
   И тормошил Мейленггра Кермотт и раз, и два; поняв, что бессмысленна его затея, велел он отнести бутылку мозголома обратно на кухню, от греха подальше, а самого короля, взяв под руки, отвёл в его покои, и уложил в кровать, предварительно сняв с того сандалии и омыв ему стопы.
   К тому времени, к началу Второй эпохи, на десятый год властвования гномьего короля Ронфутта, лесные эльфы делились на светлых, сумеречных и зелёных, а также на болотных (грибных) и диких, которые селились в горах и были соседями гномам и драконам. Что же касается эльфов морских и эльфов равнинных, то не знали гномы, чем они живут, ибо более-менее тесным оставалось их общение, их дружба именно со всеми лесными эльфами. Торговали гномы со всеми эльфами без исключения, но наиболее желанными гостями гномов были эльфы лесные, и чувство это было взаимным.
   Великими шахтёрами и горных дел мастерами стали гномы: они буквально чувствовали породу, легко прорубая штреки и туннели; расширяли пещеры, делая из них прекрасные залы, склады с сокровищами, склады с провиантом. Они продолжали оттачивать своё умение по окончательной обработке камня -- его полировке, укладке, резьбы по камню, установке мощных колонн. Рука гнома легко и непринуждённо скользила по граниту, базальту, мрамору, обсидиану, бетонию, метеориту, дракониту.
   Во Второй эпохе гномы познакомились с такими элементами, как олово, свинец, сурьма, железо, платина, серебро, золото, цинк, кобальт, никель, алюминий, медь и хром; знали их так же хорошо, как эльфы знали про фосфор, фтор, хлор, серу, кремний, ртуть, красную ртуть, вечнолёд, щёлчерод, магнезию, элизиум, мышьяк, магний, натрий, калий и кальций. Некоторые из этих металлов и неметаллов были известны и тем, и другим ещё в Первую эпоху, но досконально их свойства изучены были лишь ныне. Так гномы стали ещё и отменными металлургами, и была металлургия двух видов -- чёрная и цветная. Однако промышленность свою гномы-труженики настроили так, чтобы её отходы не причиняли никакого вреда ни атмосфере, ни литосфере, ни гидросфере, ни биосфере в целом; как они этого достигли, каким образом добились -- есть их большая тайна и секрет; извечная для нас, людей, загадка.
   Также, гномы начали хорошо разбираться в магии земли, творить её, хотя эльфы и превосходили гномов в магии. Ронфутт всячески одобрял и поощрял гномьих магов, которые занимались производством из металла редких сплавов (помимо более-менее распространённых, вроде чугуния, стали, тантрила, бронзы и латуни), ведь алхимия гномов ни в чём не уступала эльфийской, но и гномы, и эльфы одинаково бились над тем, чтобы найти заветный философский камень, магистерий, который превращал бы в золото свинец и ртуть.
   Из чугуния, который есть сплав железа с углеродом, гномы стали делать себе казаны и сковороды. Из бронзы и латуни гномы делали музыкальные инструменты, а из стали... Что они только из неё не делали, но любимым гномьим металлом являлся мифрил, который есть большая редкость в земной коре; ради него стоило спуститься как можно глубже, ведь был он прочен и лёгок одновременно, и титану до него далеко.
   Освоили гномы и механику: они буквально жили ею, придумывая так необходимые шахтам всякие механизмы и подъёмные устройства, сооружая капканы, ловушки для дикого зверя и мелкие игрушки для своих чад.
   Гордились гномы достижениями своими, ведь их инженеры были заняты строительством дамб, противовесов, створок для огромных ворот. Но более же всего хвалились они изобретением часов, ибо лень им стало сверять время по серебряной звезде, что висела в небе над ними, и свет которой не проникал в глубины, оттого гномы-землекопы особо обрадовались часовому механизму, более всех. Для эльфов гномы сконструировали часы песочные, тогда как сами для себя смастерили часы-ходики, и диковинкой они казались, ибо стрелки шли сами по себе, указывая на цифры, которые также есть гномья новинка. Но эльфы не завидовали этому нисколько, потому что за эльфами -- буквы; первые они в этом.
   Также, гномы начали развивать и военное искусство, а именно заготавливать из железа боевые топоры, секиры, тяжёлые копья, мечи, щиты, шлемы и кольчуги. Более утонченные эльфы изобрели лук и стрелы, а также арбалет; тяжёлым мечам гномов они предпочитали клинки и кинжалы своего производства, и были те ничуть не хуже -- разные методы, разные взгляды приводили к схожему результату. Позднее гномы откроют и порох.
   Почему они всё это делали -- сказать трудно, ведь никто ни на кого нападать вроде бы не собирался. На земле по-прежнему царил мир; но мир этот был уже другим, ибо драконы, возвращаясь из своих кругосветных путешествий, с каждым разом прилетали со всё более кислой миной на своих мордах -- и то, что они были чем-то озабочены, не ускользнуло от проницательных глаз эльфов. Гномы же были более беспечны -- только не вздумайте сказать это гному прямо в лицо.
   Что же касается драконов, то обитавшие на вершине горы Энгер хвостороги, похоже, были не единственными их представителями -- там, дальше, за горами, зоркие эльфы, будучи у гномов в гостях, видели и других, пролетавших над землёй ящеров -- злых и агрессивных горгулий, ядовитых виверн, но также и других крылатых тварей -- а именно птеродактилей и археоптериксов. Там, по ту сторону хребта, ползали огромные вирмы, перемещали свои чресла хищные динозавры и травоядные диплодоки. Но почему-то ни у эльфов, ни у гномов никогда не возникало желания исследовать те земли, что лежали за пределами их владений -- не были кочевниками ни те, ни другие; и как осели однажды каждый на своём участке, так и жили себе преспокойно. И если эльфы проявляли хоть какой-то интерес к дальним краям, записывая однажды увиденное в свои свитки, то гномы не интересовались ими вовсе, продолжая с кайлом в руке доводить до ума то, что лежало прямо перед их глазами.
   Необычайно широки земли гномов и земли эльфов: принадлежат им и просторные луга, и густые леса, и горные массивы. И строили трудолюбивые малорослики бесконечные лабиринты, наивно полагая, что их размеренная жизнь будет продолжаться вечно.
   Однако никому было невдомёк, что гора породила не только гномов -- по ту сторону хребта обломки скал под чьим-то чутким руководством тоже ожили, и были это великаны. Из того же камня вышли они, что и гномы, но были чрезвычайно велики ростом, чрезмерно сильны, но обделены интеллектом -- потому очень долго не могли они объединиться между собой в один целостный народ. И поскольку не получили они благословения богов при своём появлении, то анима их была более предрасположена к Злу, которое обитало поблизости, и существовало всегда. И, похоже, что не одни лишь великаны начали представлять собой мишень для Зла и опасность для всех живущих по другую сторону Энгера -- бок о бок с великанами лазали горные тролли, циклопы, карлики-гоблины и прочая, не менее мерзкая братия. И не было над ними птиц с чудесным оперением, но гадкие, отвратительные на вид василиски со змеиными хвостами и гипнотизирующим взглядом.
   Тень пала на земли и гномов, и эльфов; всё падать начало у них из рук. И в мелочах проявилось Зло; дождалось-таки оно своего часа и ликовало без меры.
   И вышли однажды в поле сыновья Зайна, Ульфин и Паркун, и пошли на зайцев. И увидел Паркун, что во сто крат лучше поохотился сегодня брат его, и завистью извелось сердце его. Но умолчал он об этом, и до поры, до времени таил в себе неприятие своё.
   И в другой раз, будучи сильно уставшим, попросил Ульфин у брата своего соизволения отведать похлёбки раньше срока, отведённого под обеденное время.
   -- Конечно, брат мой, -- Охотливо налил супа Паркун. -- Бульон немедленно взбодрит тебя и придаст сил.
   И прикорнул Ульфин после принятия пищи, и, проснувшись, не смог подняться, ибо увидел брата своего, который сидел на ногах его, и в глазах Паркуна горел недобрый, нездоровый огонь.
   -- Что с тобою, брат мой? -- Спросил Ульфин, непонимающе на него глядя.
   -- Вот, во всём ты хорош, -- Начал Паркун свою речь так. -- Во всём ты лучше меня, ведь старший ты надо мною. Опора матери, смена отцу, и брату раздаватель всяческого положительного примера. Сделал я благое, доброе тебе; так продай же мне своё первородство! Отец стар и почти слеп; он не заметит подмены, ибо надену я твои одежды, и чадить будет от меня, как от тебя. Он благословит меня, и отдаст лучшую и большую часть наследства.
   -- Ты спятил, брат мой. -- Ответил Ульфин, и, сбросив Паркуна на пол, ушёл восвояси, отчаянно при этом ругаясь, самыми бранными на свете словами.
   Паркун же, оставшись на полу, закрыл лице свою ладонями, дабы никто не видел унижения его. После же встал, и направился к зубных дел мастеру, ибо разболелся у него резец не на шутку.
   -- Стоить будет это тебе одной золотой монеты из кармана твоего. -- Заявил ему зуборватель, зубодратель.
   -- Да никак ты опух почище, чем моя щека? -- Разгневался тут Ульфинов брат, не стерпев.
   И выйдя вон, устроил в ближайшем трактире драку; и страшен был Паркун в ярости своей великой, хоть и не без пользы для него обернулся им же учинённый погром: кулак одного из гномов, что сидел с ним за одним столом, таки выбил ему именно тот зуб, который его и допекал. Сам же избавитель тихо отдыхал под столом, ибо отключился от Паркунова удара. Так хитрец сэкономил дважды, не заплатив ни зубнику, отмаявшись от напасти; ни трактирщику, ибо пивом, что испил Паркун, его угостили прямо перед устроенной им потасовкой.
   Благополучно сбежав от стражи (драки без веской причины карались по закону строго), начал Паркун точить на Ульфина, брата своего, другой свой зуб, ибо возненавидел того за всё хорошее, что в том было.
   И подкараулил один брат другого, и поднял Паркун руку на брата своего, Ульфина, в неравном бою, ведь стоял тот перед ним спиной, не подозревая об угрозе, исходящей совсем рядом. И напал, и убил Паркун брата своего, проломив тому голову. И налетел ветер, и нашла на открытое поле дождливая буря. И текли по земле и потоки воды, и Ульфинова кровь. Постояв немного, обернувшись и увидев всё это зрелище -- убиенное, бездыханное тело и разверзнувшиеся ставни небесные -- разодрал Паркун уже порядком намокшие одежды свои, и заголосил не благим матом. И припал на колени, и стал ворочать брата своего из стороны в сторону, до последнего надеясь, что тот очнётся и поднимется на ноги свои, и задаст ему, Паркуну, взбучку за всякое неподобающее поведение и прочее ослушание. И обнял Паркун тело брата своего, и заплакал, но небеса не слышали плача его, ибо рёв небесный был в разы мощнее рёва гномьего, ибо негодовали боги весьма и всесильно. И иссёк Паркун ту руку свою, что поднялась на брата, в кровь; но понял он, что не вернёшь этим брата, и не простят его ни небеса, ни родичи. И пошёл он, потупив взор, от того места прочь. И завидев одиноко стоящее дерево, иссохшее от времени, вынул из кармана бечеву, что всегда таскал с собою, взял да и удавился насмерть. И обмякло тело Паркуна, и затихло.
   Богам же всё произошедшее показалось весьма нелицеприятным, и вот: прокляты гномы богами, ибо братоубийство есть величайший среди грехов; и то, что не устоял Паркун перед обуявшим его Злом, в зачёт не шло никак. С тех самых пор сократился срок жизни гномов втрое, и в среднем составлял лишь три столетия.
   И дошли печальные известия до Зайна, и вот: едва не прервался род его, но сжалились над гномами все боги, и носила Зайнова супруга, чьё имя -- Шинойя, под сердцем дочерь милую, родную, хотя обыкновенное женское у неё давно уж прекратилось, и было ей уже порядком лет. И страшно обрадовался этому мастер Зайн, но слишком поздно: и вот, с улыбкой на устах, и, не дождавшись дочери рожденья, испустил великий гном свой дух в обители своей; на смертном одре, в трауре высилась над ним Шинойя, будучи беременной. И лет жизни Зайна было тысячу и два года, ибо на него, Зайна, за все заслуги его не распространилась кара богов, ведь не в ответе он был за злодеяние младшего из своих сыновей. И все те, кто был рождён до Паркунова грехопадения, также доживали свой тысячелетний срок, и вошли в царствие небесное, для того, чтобы воссесть за стол рядом с богами; но все те, кто зачат был после, лишены были сей радости, сей чести, и убавлен был им жизненный путь в три раза.
   И радовалось этому Зло, ведь всё шло по его плану: свой сгубил своего, и теперь дело за малым; но содеянное было лишь началом бедствий, обрушившихся на Гномгард и Эльфхейм.
   И вот, содрогаться начала гора; неспокойно стало на обратной, неведомой взору гномов стороне.
   И вышли из-за горы Энгер великаны, что были немногим меньше самой этой горы, с массивными дубинами в руках; недобр был их взгляд, ибо направляемы они были Злом в нужное Злу русло. И вёл великанов гигантский колосс Еттин, и не было никого в Волшебных странах, кто бы сравнился с ним по росту и весу. И подвизались в сподвижники к великанам также и тролли, ведь лучшими побратимами им они являлись. Вот и гоблины, скуластые и узкоглазые уродцы ликуют, предвкушая быструю победу. И шло от гоблинов невыносимо смрадное амбрэ, ибо не мылись они никогда; сопутствующими же товарищами им были гниль, и гной, и грязь, и слизь, и болотный ил, и горная пыль, и несвежий перегной, коими поливали, посыпали себя проклятые гады.
   И случилось так, что не оказалось в это время гномов на поверхности земной, ибо трудились они во глубине Энгерских руд. Не слышали они ни гула, ни раскатов горы, ни топота, потому что в поте лица, в шуме великом, изрядном добывали они сланцы. Не похолодело у них внутри, не содрогнулись плечи от приближающегося лиха на друзей исконных, эльфов их родимых, что не по крови, но по духу стали побратимами гномам уже давным-давно.
   Эльфы же лесные, которые ближе всех были на пути злодеев, попрятались было на всякий случай среди деревьев, ибо поначалу не сразу разгадали замысел новоявленных проходимцев. Поняв же и раскусив весь коварный их план, начали отстреливаться стрелами из луков, звеня тетивами, но было уже слишком поздно -- ибо, хоть и медленно перемещались великаны, но верно, и один их шаг был равен нескольким эльфийским. И глубоко вдавались в почву их стопы, давя грибы и ягоды, что служили эльфам пропитанием.
   И вскочил на своего белоснежного единорога королевич Рилиас, дабы предупредить отца своего, Бальдиса, о грядущей катастрофе. Бальдис же, выслушав сына, велел тому запрягать гиппогрифа и лететь к равнинным эльфам, дабы известить о возникшей проблеме и их.
   Когда же Рилиас очутился на землях сородичей своих, то заприметил, что расползся моровой туман -- и вот, стенают эльфы, ибо хворь приключилась со всем скотом их; болезненные язвы на телах их. И жалкое, неприятное это было зрелище, и отвернул Рилиас лик свой, дабы не видеть этого ужаса. Понял он, что опоздал, но упрямо выставил вперёд подбородок свой, и пешим ходом направился ко дворцу короля своих собратьев.
   Что же увидел королевич? Тихо в покоях короля, а сам Мейленггр с ног до головы покрыт белою пеленою из плотной ткани, ибо наслал на него враг проказу.
   Тогда укротил королевич жеребца из конюшни, и не воспрепятствовал его самоволию никто, ибо не до него было равнинным эльфам. И поскакал Рилиас к морским эльфам, и обрадовался страшно, ибо только их пока что не настигло ещё никакое бедствие.
   И призвал Рилиас, вместе с королём морских эльфов Хелембордом, богов на помощь. И спустились с небес боги, недовольные весьма.
   -- Чем провинился народ наш пред вами, что испытываем мы страшные горести и ужасную нужду? -- Вскрикнув, возвысил свой голос Рилиас и умолк, отчаянно всхлипывая.
   И скупы были боги на слова, и медлили с ответом. И через некоторое время, а именно через три четверти часа соизволили они, наконец, ответить так:
   -- Не слишком ль полагаетесь на нас? Ведь созданы вы по нашему образу и подобию, и великая сила, магия дремлет в вас, не находя выхода, ибо закупорена. Выплесните же её! Вы же мужи, не жёны! Подобает ли столь светлой расе бояться каких-то пришлых увальней, которых и войском-то назвать сложно? Неужто эльфы -- трусы? Жёны гномов перещеголяют вас в храбрости, силе, отваге, чести и достоинстве...
   И хотел было ответить богам Рилиас, что магия эльфийская, вступив в единоборство с магией пришельцев, пока жестоко уступает, терпя позорное фиаско, но король Хелемборд остановил его.
   -- Не перечь богам, Рилиас: они правы. Мы сами виноваты, засидевшись в своих светлых залах, под дворцовыми люстрами из горного хрусталя, в цитаделях своих белокаменных, вкушая яства и совсем не тренируя ни своё тело, ни свой изначально пытливый ум. Изнежены мы стали, в отличие от гномов, которые и по сей день достойны называться гномами. Пора же показать врагам, кто хозяева здешних мест! Пора доказать, что морские эльфы умеют не только строить лодки да ловить рыбу; пора доказать, что равнинные эльфы -- не только лишь пастухи; пора доказать, что лесные эльфы -- не только собиратели цветов, грибов и ягод!
   С этими словами Хелемборд простёр длань свою, и вложил в неё всю силу, всю мощь свою великую, и вот: защитный купол опустился на земли эльфов; невидимой преградой стал он всей той нечисти, что перелезла через горный хребет.
   И сказал Хелемборд Рилиасу:
   -- Давай, скорее к гномам! Ибо, хоть и не по зубам великанам магия, что я наслал -- однако ж, и они не лыком шиты: есть среди их сброда те, кто не только устоит, но и продерётся сквозь тот временный заслон. Купол дарую я на время, дабы успели все эльфы сплотиться, и дать отпор своим обидчикам, грабителям поганым. Торопись же, ибо один я не удержу наши владения, хоть был бы даже купол тот магический -- тройной.
   И опасен был бы до крайности путь Рилиаса к гномам, ибо путь лежал к горе Энгер, а великаны вышли именно оттуда, хоть и с другой стороны, шутя перевалив через неприступные скалы. На счастье удалого эльфа, в небо взмыл один из драконов.
   "Наконец-то вы проснулись", обрадовался королевич: драконы пробудились от сна даже раньше обычного, и это было ему на руку.
   Сначала стая хвосторожек кружила над горой -- скорее всего, так они делали перекличку, или это был какой-то их обычай -- после сна облетать Энгер по кругу.
   Наконец, один из драконов учуял эльфа, и прищурился: и впрямь, кто-то отчаянно машет руками, зовя на помощь. Стрелой понёсся ящер к эльфу, и уже через пару мгновений остановился перед ним.
   -- Что-то стряслось? -- Вырвалось из груди ещё сонного дракона.
   -- Стряслось! -- Передразнил своего друга эльф. -- Великаны! Они пошли на нас войной, и застали врасплох. Моих уже смяли, а равнинных поразил мор вместе со всем скотом их; болеют весьма. Только племя Хелемборда ещё держится, ибо до морского берега, хвала богам, даже великанам шагать целые сутки.
   -- Так вот оно в чём дело... -- Зевая, протянул дракон. -- То-то я смотрю, шевелится что-то по ту сторону давеча; движение какое-то, непривычное.
   -- Почему же вы нас вовремя не предупредили?! -- В сердцах бросил лесной эльф.
   -- Мы же плохо видим! -- Обиделся дракон. -- Мы нюхали, вдыхали воздух что есть мочи -- пёрло камнями, как от гномов; ну, думаю, решились-таки обогнуть гору, а то всё вглубь да вглубь...
   -- Довольно тратить драгоценное время на пустую болтовню! -- Чуть не плача, обратился Рилиас. -- Быстрей лети к гномам: они обычно в это время уже вылезают на поверхность. Только будь осторожен: тот, кто нам друг, великанам -- враг.
   -- Не достанут! -- Успокоил того дракон, и на полной скорости полетел к горе.
   И вправду: гномы, с высоты драконьего полёта казавшиеся просто тёмными точками, уже вовсю копошились, регулируя подъём и спуск вагонеток по вертикальному лифту; в вагонетках были золото, серебро и самоцветы. Руду они не поднимали, переправляя вагонетками же, но по лифтам горизонтальным в те сектора подгорного подземелья, где были у гномов подземные кузни.
   И приземлился дракон, и спустился Рилиас на землю, и поспешил к гномам. Но сегодня они были отнюдь не рады визиту эльфа, ввиду занятости работой; неприветливы, а то и вовсе не в духе.
   -- Доброго дня и успехов в делах! -- Поприветствовал гномов эльф лесной.
   Но многие из этого гордого, важного, коренастого народа даже не обратили на него абсолютно никакого внимания.
   -- Да послушайте же! Я не то, что с просьбой, а с мольбой: идёмте биться!
   Наконец, гномы остановились, как вкопанные, и с явным сомнением уставились на Рилиаса, ибо намять друг другу бока они любили.
   -- Вы же, эльфы, вроде бы не признаёте состязаний наших, не хаживаете на них. -- Заметил один из гномов.
   -- Глупцы! Роетесь в своих подземках, и даже не знаете, что началась война, и неприятель шествует по землям нашим! -- С горечью и укором воскликнул Рилиас, топнув ногой.
   -- А вот это уже оскорбление... -- Начал другой гном.
   Тут вмешался Ронфутт, который только что вылез на свет богов:
   -- Оставь, Фнатт... О какой ещё войне речь? -- Спросил гномий король.
   И эльф рассказал тому в деталях обо всём.
   -- Мы глубинный народ, и нет нам дела до ваших распрей! -- Заявил гном из рода Железа. -- Лично на нас пока никто не нападает.
   -- Это надо собирать Совет... -- Нехотя приподнялся гном из рода Меди. -- А на это уйдёт время.
   -- Почему же молчат гномы из рода Олова? Им нечего сказать? -- В отчаянии вскричал Рилиас; он был молод и горяч.
   -- Сиюминутно такие решения не принимаются. -- Выдавил, наконец, из себя король Ронфутт. -- Я даже не знаю, что тебе ответить, друг.
   -- Друг??? -- Вскипел лесной эльф. -- Друг познаётся в беде! Пока мы с вами тут разглагольствуем, враги, возможно, убивают мою родню и грабят наше добро!
   -- Что же вы не поделили, с великанами-то? -- Съехидничал кто-то вдогонку.
   Рилиас обернулся, и со слезами на глазах ответил:
   -- Я думал, что мы друзья. Запомните этот день, ибо придёт другой день, и уже на гномов пойдёт враг!
   -- Так мы его встретим! -- Воздели руки гномы, и в руках у них были и кирки, и ломы, и мотыги, и кайлы, и секиры, и боевые топоры, и молоты, и кувалды, и копья, и мечи.
   -- Вы действительно пахнете одинаково. -- Вмешался тут дракон, до этого сидевший молча. -- Одинаково с великанами, ибо одной с ними породы; каменной. Полетели, Рилиас: наше племя не оставит твоё в беде; огнём драконов, мечом эльфов изгоним мы всю ту шваль обратно.
   С этими словами подхватил дракон эльфа, усадил к себе и исчез высоко в небе.

Свиток #04. Сигрун Победитель

   Некоторым гномам стало не по себе после драконьих слов.
   -- Что он хотел этим сказать? -- Гадали они.
   -- Что нам до великанов? Пусть только сунутся -- мы зададим им жару! -- Перебили их другие гномы, и гномов этих было большинство.
   И ушли гномы к себе обратно, в свои норы и пещеры. Оттого весьма опечалился Хелемборд, глядя в свою Призму, ведь гномы были очень устойчивы к магии, и хорошим подспорьем бы были.
   -- Выходит, мы можем рассчитывать лишь на собственные силы. -- Его плотно сжатые губы сомкнулись ещё крепче, а на лице не дрогнул ни один мускул. -- Драконов слишком мало; всего одна стая, против такой тьмы.
   И выступили морские эльфы в путь, дабы отвоевать поруганные земли. И по пути к ним часа через два присоединились эльфы Кермотта и эльфы Рилиаса -- все те, кто не испугался и мог дать сдачи. Над войском эльфов чешуйчатым щитом расположились все пять драконов-хвосторогов, летя на такой скорости, чтобы эльфы за ними поспевали.
   -- Самих великанов немного. -- Высказался Кермотт, вглядываясь вдаль, на приближающийся пылевой смерч. -- Но с ними поганая шушера вроде гоблинов, которые берут количеством, и василисков, которые убивают одним лишь взглядом; остерегайтесь их.
   -- Я высылал дракона на разведку. -- Добавил Рилиас. -- По его словам, к великанам и троллям присоединились циклопы и летающие глаза.
   -- Я опасался худшего. -- Сухо и хладнокровно изрёк Хелемборд. -- Я боялся, что грохот великанов разбудит духов гор, и неизвестно ещё, чью бы сторону они приняли; не стоит лишний раз их тревожить.
   Противник приближался; шёл, а точнее, бежал навстречу эльфийскому войску. И вступили эльфы в ближний бой, и засверкали на свету их клинки. И редеть начало вражье войско, пока не прогрохотали гигантские тамтамы, и не ударили в гонги барабанщики -- гоблины расступились, и показалась ходячая гора с палицей в руке.
   -- Это Еттин. -- В страхе попятились многие эльфы, но Хелемборд, Кермотт и Рилиас не повернули своих лошадей вслед за ними, и наиболее верные воины также остались при них.
   -- Коли суждено... -- Проговорил Хелемборд, без тени страха в голосе, выступая вперёд, но его опередили.
   Какой-то пеший воин, в мифриловой кольчуге, в стальном шлеме, с тяжёлым молотом в одной руке, и с не менее тяжёлым боевым топором в другой руке пошёл на Еттина в одиночку.
   -- Гномы! -- Обрадовались эльфы, уступая дорогу смельчаку и храбрецу.
   Однако Сигрун, которого многие эльфы (особенно дикие и зелёные) знали лично, пришёл один.
   -- Иди-ка сюда, мелкотня! -- Скосив на гнома свои глаза, зарычал Еттин. -- Отведай-ка моей дубинки!
   -- Ага, аж два раза разбежался! -- Ухнул ему в ответ Сигрун. -- Попробуй-ка, достань!
   Раз ударил Еттин дубиной -- лишь пыль столбом; ударил и во второй -- снова отскочил наш гном, и показалось Еттину, что этот комок попросту потешается над ним.
   Взревел от ярости Еттин, и обрушил на гнома удар такой силы, что, пожалуй, попадали бы все птичьи гнёзда с деревьев, и море вышло б с берегов. Но Сигрун был ловок и увёртлив; хоть бы хны ему.
   И стояли, и смотрели на это противостояние как эльфы, так и их враги, потому что поединок считался боем священным; таким боем, в котором могли участвовать лишь двое, и в который никто не посмел бы вмешаться.
   Удар за ударом, вновь и вновь; казалось, силы великана неиссякаемы, неисчерпаемы. Одолевать он стал Сигруна, и даже обидное "Эй, карлик!" уже почти не подзадоривало гнома бравого, отважного. Уже вторые сутки бился он с колоссом гигантским, и пришла, закралась к нему усталость. Уж давно слетел с главы его шлем, и можно было разглядеть его огненно-рыжие волосы -- бакенбарды, усы и борода которых были завязаны косичками. Сломался боевой топор; лежит древко уж на земле. Но и Еттинова дубина приказала долго жить, от постоянных потрясений.
   И кинули великаны Еттину тяжёлый металлический шар на громадной стальной цепи, и шар этот был весь утыкан острейшими шипами. И кинули эльфы гному щит, но тот насмешливо пнул его ногой обратно -- слишком был он горд.
   С молотом в руке он прыгнул, дабы проломить Еттину его великанью башку, но потерпел неудачу, ибо отшвырнул от себя великан гнома, словно надоедливую букашку. Больно ударился гном, и вывихнул руку; и чуть не потерял сознание, и капала изо рта и носа кровь. Но поднялся Сигрун без рук, и бешеным, непокорным взглядом смерил своего противника. И поднял израненный Сигрун свой молот снова, и понял великан, на котором было ни царапины, что бой продолжится, и закончится ещё не скоро.
   И бросили великаны Еттину копьё, и кинул он его в Сигруна. И еле увернулся гном на этот раз, ибо силы начали изменять ему.
   И бросили эльфы гордому гному пращу, и принял на сей раз помощь воин, и подстрелил он пращей великану глаз.
   К этому моменту подоспело к месту сечи гномье войско, вооружённое до зубов. Но великаны не увидели этого, ибо столбом стояла пыль, да и всё их внимание было сконцентрировано на поединке.
   -- Каким ветром? Ну, надо же... -- Сузил лаза Рилиас, восседая на своём гнедом скакуне.
   -- Ты звал; мы явились. -- Без красок в голосе отозвался Ронфутт.
   -- Лучше поздно, чем никогда?
   -- Мы пришли, как только закончили все свои дела...
   Между тем завязалась борьба не на жизнь, а насмерть: стиснул в своих объятьях гнома великан, и только чудом у того не переломились рёбра; но и гном был страсть как силён и могуч -- несладко пришлось и великану.
   И бросили Еттину его лиходеи ещё одно, неведомое, незнакомое ни эльфам, ни гномам оружие; и бросили родичи Сигруну его меч, который он не взял с собой. И понял в тот миг гном, что он не один, и ощутил прилив сил. Вселилась в его сердце надежда, закрепилась в нём; уповая на богов и веруя в себя, твёрдой рукой обхватил он рукоять своего меча и, собрав остатки сил и волю в кулак, рассёк он Еттина пополам, перерубив ему ещё и голову при падении его туши на землю.
   Скатившись вместе с великаном оземь, вскочил Сигрун на свои ноги, и, сплюнув на изуродованный, обезглавленный труп, победно и не без бахвальства крикнул:
   -- Ну что, уродцы, получили? Отныне знайте своё место, ибо мёртв ваш предводитель! Как -- вы не расходитесь?! Кто следующий? Я жду...
   Но чудовища и не собирались расходиться, ибо Зло, что направляло их, ещё было среди них, присутствуя незримо. С воем они бросились в атаку, ибо терять им было уже нечего; и в первых их рядах были Груунк, вождь гоблинов, что припадал к земле, кривляясь, и вождь троллей Тхроугхт, что похлопывал себя по свисающему, отъетому курдюку.
   И тяжкой, непростою была битва, но всё же гномы одолели великанов, и отогнали их обратно за гору Энгер, в их городище Абр-Дабр -- но не без помощи драконов, которые пикировали нечисти на головы, изрыгая пламя; и не без помощи статных эльфов, которые прикрывали гномов, обрушивая на врага град стрел, а также бились плечом к плечу с двуручными мечами в своих ладонях.
   Убит Груунк, повержен Тхроугхт -- однако, не обошлось и без потерь: пал на поле брани Ронфутт, что гномьим королём являлся, и Хелемборд, что властвовал над эльфами морскими; на носилках унесли и Кермотта, и Рилиаса, и Сигруна -- хвала богам, всё обошлось. Но сёстры-близнецы из эльфийских воительниц, Джайс и Дэллис, таки встретились нечаянно взглядом с василиском -- они слегли, и не вставали, и вскоре отправились к богам: нет от взгляда василиска никакого противоядия, и любая магия бессильна.
   И вот, закончилась та битва в пользу сил добра, и исцелившийся от проказы Мейленггр жалился, что не смог быть рядом в трудный час -- равно как и Бальдис, который остался охранять леса. И шёл пятнадцатый год Второй эпохи; последний год правленья Ронфутта, погибшего в войне с троллями да великанами. И было Ронфутту сто пятьдесят годков, и пожил он хорошо.
   И предложил после сраженья Рилиас Сигруну омыть чресла свои в лесной реке, что исцеляла раны:
   -- Не бойся, гном: не заржавеет твоя бронь от наших вод; ведь знаю я, как цените вы каждый свой доспех, и как относитесь к воде.
   На что ответил ему гном не без улыбки:
   -- Как странно это слышать, эльф, и вместе с тем -- приятно; да будет же тебе вдомёк, что из мифрила сделан мой доспех. Не грозит ему ни ржавчина, ни потускнение.
   Но всё же принял доблестный и сильный гном приглашение от любезных эльфов, и, залечив немного свои раны, отправился на пир по случаю свадьбы между Рилиасом и избранницей его, Вреоной.
   -- Отпей же, о герой, из сего кубка. -- Предложили гостю эльфы. -- Это молоко коз, и его пьют даже наши дети; надеемся, что тебе понравится.
   И выпил это гном, и был на седьмом небе. Тогда говорили эльфы ещё:
   -- Испробуй же на вкус и следующий наш напиток: это мировур, он редок на нашем столе; придаёт он силы и бодрость, а делается он с использованием неувядающих цветов дерева Йаванны.
   После же всего, отъехал гном в свои края обратно, и по пути в своё королевство повстречался с королём эльфийским, Мейленггром, что прибыл из равнин в совершенном здравии и скакал на вороном коне в ту же сторону, что и Сигрун.
   -- Знавал я двух величайших гномов -- Нейна и Зайна, -- Начал эльф свою речь так. -- Теперь же довелось мне лицезреть и Сигруна, которого не зря теперь повсюду кличут Победителем! Весьма лицеприятен ты мне, и сочту за честь скакать я рядом, бок о бок, ибо давненько не бывал я в краю вашем -- коль ты не против.
   -- Может, наоборот? -- Краснея, улыбался гном.
   И прибыл Сигрун прямо на Совет, где гномы короля себе искали. И нашли его в лице Сигруна, встретив, как героя.
   -- Нехорошо это, Сигрун, после пораженья великанов ехать к эльфам в их лесок. -- Нашёлся Фнатт, гном дерзкий, беспокойный.
   -- Ждали мы тебя; мы ждали короля. -- Сказал ещё один гном.
   -- Да какой с меня король, коль просто воин я с рожденья? -- Смеялся от души Сигрун, прекрасно понимая, что гномы обожают и его, и эльфов, и попросту скучали.
   -- Послушай мудрого совета у Совета. -- Внёс лепту тут Мейленггр.
   -- А, и ты тут, славный эльф? Какие новости привёз? -- Загалдели гномы.
   Вообще-то, на Совет не-гномы не допускались, но Мейленггр был им свой, и как родной, ведь многим он напоминал о Нейне, ведь были они с ним огромными друзьями.
   -- Спешу заверить вас, что весточки хорошие: поженились Рилиас с Вреоной в землях лесных эльфов; а также, после гибели Хелемборда, взяла Альтинда, дочь его, и скипетр, и жезл -- бразды правления теперь в её руках.
   И дозволили Мейленггру присутствовать на Совете, и держали гномы Совет семь дней, хотя уж на шестой всем было ясно, кого хотели королём. И избрали гномы Победителя, и не смел Сигрун им отказать. И воссел Сигрун на трон из лилового мрамора, и воцарился в Гномгарде. И возвысил он по правую руку наиболее сильного из гномов (после него), и заделал заместителем; и усадил по левую руку наиболее смышлёного из гномов, и только тогда угомонился. И закатили гномы пир на весь мир, и ели, намазывая на свои твердокаменные лепёшки, вересковый мёд, что гостинцем привёз им Мейленггр из равнинной части королевства Эльфхейм.
   И пробыл Мейленггр во владениях гномов ещё три недели, но внезапно нашёл там свою смерть, ибо однажды в одиночку пошёл осматривать окрестности Энгерского хребта.
   -- Так вот ты какая, о великая гора! -- Ахнул эльф. -- Поистине, и впрямь: высокая весьма. Жаль, драконы ещё спят...
   -- Зато я давно уж не дремаю! -- Сказал некто, выглядывая из-за горы. -- Ну, здравствуй, достопочтенный, вечный эльф!
   Отпрянул Мейленггр, не веря ни своим ушам, ни своим глазам: он увидел ладони великана, ухватившегося за гору, и саму голову, показавшуюся следом.
   -- Еттин?! -- С недоверием выпалил эльф.
   -- Он самый, -- Кивнул ему громыка и громадина. -- А, точнее, его кровный брат. Пришёл я по Сигрунову душу -- но, так уж и быть, полакомлюсь тобой; надеюсь, ты не против?
   -- Как бы не так! -- Не осрамился Мейленггр: с собой, не будь дурак, он прихватил эльфийский арбалет.
    
   Что тычешь мне игрушкою своей?
   Сие оставь ты для детей!
    
   И рявкнул брат Еттинов, и зашиб Мейленггра навсегда -- но, прежде того, успел великий эльф прицелиться, и в грудь врага вошла стрела. И рухнул оземь великан, Мейленггра придавив. И спровоцировал сей грохот извержение Энгера, и вот: раздался гул, и задрожала почва. Ходуном пошла земля, и взмыл вверх с кончика горы столб сначала белый, аки облако. Но после, мгновения спустя, повалил с Энгера чёрный, плотный дым, и переполошились тут проснувшиеся хвостороги, и забили враз тревогу. И цепкими когтями перенесли они свои яйца на безопасное расстояние, но потоки жидкого огня, потоки вязкого пламени неумолимо катили сверху вниз, сжигая на своём пути буквально всё.
   В это самое время Шинойя (которая есть великая целительница и прорицательница), уже родив, бродила у горы, собирая травы. И не смогла уберечь она саму себя, ведь у основания горы раскрылись поры, и пошёл оттуда серный газ.
   Хоть разорвись: драконы, спасая своё потомство, не могли приблизиться к Шинойе, дабы забрать и её. Более того, один из драконов обжёгся от исходившего с Энгера пара, и летал неважно.
   -- Бегом в пещеры! Беги, и не поворачивай назад!
   Как ни кричали сверху ей драконы; как ни старались предотвратить ужасное -- однако ж, не послушалась Шинойя, и женское любопытство пересилило страх: обернулась она на приближающийся шум, и вот: обошли её потоки лавы, пойдя по другому руслу; но тотчас превратилась гномиха в соляной столп... И умерла Зайнова жена, и упокоила её возмутившаяся гора камнепадом. И было лет жизни её двести девяносто девять.
   И подоспели гномы, хоть и с опозданьем; и спрятали они драконьи яйца в своих подземельях. И держали их там до тех пор, пока не успокоилась сумасшедшая гора. И благодарны были гномам драконы весьма, и ещё больше укрепилась дружба между ними.
   Во времена Сигруна Победителя гномы стали выпекать свои твердокаменные лепёшки -- ставший впоследствии наиважнейшим для них боевой хлеб, который содержал в себе растёртые бодрящие зёрна каввы и семена трын-травы (делающие гнома бесстрашным перед лицом опасности), и муку из пяти злаков: хляи, просового зерна, гречихи, солода и пшеницы. Такой хлеб мог храниться годами, и выручал в походе; его размачивали в обычной воде или молоке диких коз, оленей и даже зайцев.
   Сигрун же показал себя мудрым и достойным властителем, хорошим и справедливым правителем. И при нём Гномгард стал ещё более сытым и богатым; лучше, чем прежде. Однако ж, пришло время и Сигруну уйти в небытие: воцарился он в возрасте тридцати восьми лет, и процарствовал до конца дней своих; и лет жизни Сигруна было ровно триста, и шёл двести сорок седьмой год Второй эпохи.
   И возложили Сигруна в общую гробницу, ко всем прочим гномьим королям, коих было ещё немного, включая Нейна и Ронфутта. И забальзамировали, и захоронили, притворив исполинскую дверь из обсидиана, как и подобает, ибо чёрный был у гномов цветом траура. И воспели о Сигруне великую песнь, и написали о его подвигах множество сказаний и легенд. И тосковал Рилиас в своём лесу, и горевал, ибо в день тот слякотный и пасмурный он друга потерял.

Свиток #05. Берилла и Варианн

   Королева Берилла мирно проживала со своими гномами в Подгорном подземелье. Она была справедливой и щедрой правительницей, любившей музыку и богатые трапезы. Из всех своих приближенных больше всего властительница ценила менестреля Глима и мастера ювелирных дел Оррина. Первый играл на свирели, вырезанной из ветки Великого бадьяна. Дерево это, как известно, росло еще в Райском саду и являлось олицетворением гармонии и порядка. Его саженец привёз из странствий по эльфийским землям прадед Бериллы, король Ронфутт. С тех пор могучее дерево разрослось и закрывало собой вход в тайные пещеры.
   Случилось так, что волшебные звуки музыки донеслись до княжеского сына, Варианна, который охотился на пограничных с Гномгардом землях, ибо в те края несколько десятков лет назад неведомо откуда пришло племя людей, и утвердилось там, основав своё собственное княжество.
   -- Что я слышу? Пренепременно надобно идти туда! -- Собрался княжич.
   Как зачарованный, Варианн забрёл далеко в горы, заплутал в тумане и провалился в один из ходов, ведущих в Подгородное подземелье. Гномы, хотя и считались ворчливыми и нелюдимыми, не бросили несчастного на произвол судьбы, а принесли в королевский дворец. Взглянув на странника, Берилла сразу отдала ему свое сердце. Надо сказать, что княжич был очень красивым -- светлые локоны падали на лоб золотистыми завитками, губы напоминали розовые лепестки, а ярко-голубые глаза блестели, как самые драгоценные камни.  
   Долгие недели гномы, известные способностью к целительству, лечили княжеского сына, используя тайные знания. Целители использовали порошок из гелиописа, или камня жар-птицы, мгновенно останавливающего кровь, давали питье с перламутром, пока его кости не срослись, а моховой агат-- пока раны не зарубцевались. Когда же Варианн поправился, то сразу заговорил о возвращении домой, ибо соскучился по отцу и матери. Королева была в глубокой печали и стала уговаривать княжича остаться. Она показала ему сокровищницы, наполненные золотом, драгоценностями и платиной, добытой в Лиэрских рудниках. На стол дорогому гостю подавали самые редкие яства, среди которых запечённые золотые яблоки и знатная медовуха с корицей. На всё это взирал Варианн с удивлением и завистью, ведь даже его отец не имел такого богатства. Когда же Берилла призналась ему в любви, он только рассмеялся.  
   Как -- ему, наследнику Мэннского княжества с прозвищем Прекрасный -- и жениться на уродливой низкорослой гномке? Хоть и королева она. И ответил княжич отказом; прекрасный снаружи, он был крайне отвратителен внутри, ибо использовал в своём отказе не вежливость, но надменность, ехидство и жестокость.
   Такой удар сердце Бериллы перенести не смогло. Она велела немедленно собрать Варианна в дорогу, а сама уединилась в дальней пещере, и велела никого к ней не пускать, кроме Оррина и Глимы. Прежде весёлая, королева стала день и ночь проливать слёзы, и, капая на землю, они превращались в удивительные камни -- чистый, как слеза, берилл. Глядя на её страдания, верный менестрель написал удивительной красоты музыку, и её звуки лились в горах, заставляя замирать даже листья на ветках деревьев.
   Долго страдала от разбитого сердца королева, но однажды ей подали кубок с напитком из росы, собранной на рассвете в праздник Бельтэйн. Напиток этот приготовил придворный маг Бериллы Биллброн, добавив в него корни, травы и измельчённые в порошок минералы с целебными свойствами. Сделав несколько глотков, Берилла глубоко вздохнула и избавилась от чар неразделённой любви.
   Камни, собранные в пещере, приобрели волшебные свойства -- из прозрачного берилла гномы стали изготавливать украшения и амулеты, дарующие взаимное чувство и защищающие от измены. Один из них вошёл в летопись Гномгарда как амулет гнома по имени Айх, возглавившего очередную, но не менее великую битву в великанами, воюя с переменным успехом вот уже который день. Медальон с прозрачным бериллом, подаренный возлюбленной, уберёг его не только от измены, но и от смерти!
   Возвратившись к отцу и представ перед ним, поведал Варианн о своих приключениях.
   -- Как же ты беспечен, сын мой! -- В сердцах воскликнул князь, и не было на нём лица, и страшно переживал он за отпрыска своего. -- А если бы с тобой что произошло? Если б погубили тебя эти гномы?
   -- Полно вам, отче. -- Поспешил успокоить его Варианн. -- Обходились со мною хорошо.
   -- Расскажи мне о гномах! -- Помолчав немного, попросил князь, и поудобней уселся на троне своём.
   -- Гномы есть невысокий бородатый народ, отличает которого огромная сила; ныне затеяли они очередную потасовку с великанами, которые нас самих припирают к стенке. Живут они, как правило, в горах (точнее, под ними), но в связи с известными обстоятельствами... Покинувшие горы гномы чаще всего селятся в холмах, где устраивают целые подземные города. Могут поселиться в лесу -- но также дома их будут под землёй. Они в большинстве случаев не любят слишком афишировать своё пребывание на данной местности. Поэтому мы можем пройти гномье поселение или город, так и не заметив его.
   -- Стало быть, по большому счёту земли эти ничьи? Коли гномы живут под ними.
   -- Увы, отец: это не так. Всё же этот народ выбирается на поверхность... К тому же, их соседями являются эльфы, которые с ними в большой дружбе. Удивительно, но к гномам благоволят и драконы!
   -- Но ты сам видишь, сын мой, что тесно нам меж двух огней: с одной стороны, великаны и тролли, да набеги гоблинов; с другой -- народ, который толком не бывает на земле, ему принадлежащей.
   -- Я понимаю, к чему ты клонишь, отец. -- Понимающе кивнул Варианн. -- Однако силой гномов не сломить, да и магией тоже: в одном они искусны, и в другом. Я это видел собственными глазами...
   -- Ты забыл про хитрость. -- Подмигнул ему князь. -- Предоставь это мне.
   После заварушки с великанами, окончившейся на сей раз ничьей, велела Берилла через своего опытного полководца Айха укрыться гномам под землёй; великаны же на время отступили туда, откуда заявились. Таким образом, когда в Гномгард прибыли люди, они ещё более уверились в том, что земли эти пусты и заброшены, хотя Варианн и твердил иное. Самому Варианну было на руку, что гномы где-то далеко и глубоко; но он, не будь совсем уж туп, отлично сознавал, что гномы обязательно вернутся -- для торговли ль с эльфами, для полётов на драконах, либо для каких-то иных нужд.
   Окраинные по отношению к гномам селения эльфов располагались не близко, но передвижение повозок эльфы заметили. Они пожали плечами, не став вмешиваться: мало ли, что творится в Гномгарде -- возможно, гномы в курсе всего происходящего, и специально пригласили людей для каких-то совместных дел? Кто его знает... На то, что самих гномов нет, эльфы внимания не обратили.
   Люди же, расположившись вначале лагерем, и не думали расходиться. Они начали проживать, существовать, точно это их земля, и топтали её своими ногами.
   На поверхности земли, у холмов гномы держали сады и огороды наподобие эльфийских, а также беседки для отдыха и прочие, мелкие строения. Теперь же люди присвоили это себе; их вовсе не волновало, что пользоваться чужим имуществом -- нехорошо.
   И искали люди дружбы с эльфами, и нашли её. Вошли они в доверие к ним, и оказывать стали эльфы во всём им всяческое содействие. Эльфам же люди говорили, что они большие друзья гномам, и что те намеренно позвали их, дабы сторожить верхушку гномьего айсберга, их великого муравейника, пока они все, гномы, поглощены работою в своих глубоких шахтах.
   Доверчивыми были эльфы весьма, ввиду великой доброты в их сердцах. Но драконы не были столь наивны, и призывали эльфов одуматься:
   -- Вот, пришли эти ваши "люди" на всё готовое; ничего своего они не изобрели. Всё позаимствовали они от вас и от гномов. Люди ходят либо в гномьей рубахе, либо в эльфийской тунике, и подпоясывают чресла свои поясом, к изготовлению которого пальца о палец не приложили!
   Но молчали эльфы, ибо не знали, что возразить на это.
   И продолжали драконы свою обвинительную речь:
   -- Всё извратили люди: если ведунья -- то, несомненно, ведьма. Если торгаш -- то обязательно вор. Не пристало нам попустительствовать размаху их бессовестных деяний...
   Но эльфы отмахнулись от праведных наставлений драконов; были они глухи, слепы, немы. И радушно приглашали людей на свои праздники и фестивали, угощая нектаром, в состав которого входил сваренный сок диких цветов, смешанный с мёдом и секретным ингредиентом. Люди прозвали данный нектар "вино фей", ибо сей напиток раскрепощал и побуждал к свободному поведению на протяжении нескольких часов и даже дней.
   И научили эльфы людей всему тому, что умели сами, но с превеликим трудом: ленивыми оказались люди, плохо обучаемыми и, ни к чему не приспособленными; и всё время люди лишь жаловались на великанов-людоедов, которые сгубили почём зря не одну их человеческую жизнь.
   Со всей душою, от всего сердца помогали эльфы людям во всех их начинаниях; так прошло несколько месяцев. И надумали драконы сменить место своего проживания, ибо тошно им стало от этого зрелища; от лицезрения того, как люди, в глаза улыбаясь эльфам, за их спиной творили непотребство.
   Алчны и корыстны были люди, и однажды показалось им мало всего того, что они уже имели. Ещё от Варианна они были наслышаны о неисчислимых сокровищах гномов, об их богатстве. Как не увещевал их княжич, всё тщетно: застлала людям глаза пелена жадности, наживы. И поддался княжич, ибо и сам был таким же гнилым, как и все они -- он лишь боялся возмездия, ибо, в отличие от остальных, не понаслышке был знаком с гномами; с теми, кто выходил его, больного и простуженного; с теми, которые холили его и лелеяли...
   И отправилась небольшая кучка людей, возглавляемая проводником Варианном, в недра земли, дабы завладеть драгоценностями и камнями, ради своего обогащения. Также, себе за цель и задачу они поставили найти либо создать такое оружие, которое бы не для защиты, но для порабощения служило.
   Что же до гномов, то они нередко делились с эльфами добытыми сокровищами, ибо камни и минералы, полученные и обработанные мастеровитыми руками, приобретали необычные свойства. Каждый гномий род имел свои реликвии и богатства, и в случае необходимости готов был защищать их любой ценой.
   Спустившись под землю, люди, к своему немалому удивлению (и облегчению), сразу гномов не встретили, зато наткнулись на множество различного рода преград. Кого же они повстречали, блуждая в кромешной тьме многие дни?
   В глубине Подгорного подземелья раскинулись бесконечные коридоры и лабиринты, из которых нет выхода случайному путнику. Здесь гномы веками добывали редкие минералы и драгоценные камни. Опустевшие шахты занимали волшебные народы, среди которых водяные и водяницы.  
   Там, где текли подводные реки и образовывались чистейшие озера с ледяной водой, проживали лориэк -- русалки с белой кожей и длинными зелёными волосами.  
   Эти коварные создания заманивали путников и утаскивали под воду, но случалось, и награждали тех, кто им понравится. Тогда в руки счастливчикам попадали редчайшие камни -- ларимар "дарующий радость" и синий лазурит, "придающий искренность и честность". Бывало и так, что лориэк дурачили попавших в пещеры и подбрасывали им обманки. Среди таких камней наиболее известны синий опал -- камень обманутых надежд; апатит, внешне схожий с драгоценным бериллом и топазом, но не имеющий цены; а также водный аквамарин, мгновенно теряющий прозрачность на солнечном свету.  
   Если в озерах единолично правили лориэк, то затопленные серебряные копи и шахты приглянулись водяницам.  
   На службе у них были свирфлы -- подгорные светляки, которые заманивали своими огоньками случайных прохожих. Бывало, что путникам улыбалась удача и, пойдя за огоньком, они находили редкие камушки, способные нести свет даже в непроглядной тьме -- селенит. До сегодняшнего дня (благодаря неустанному труду гномов-летописцев) дошли легенды о камне, который был создан богиней Луны, Селеной. Этот минерал, имеющий божественное происхождение, при падении на землю рассыпался на множество осколков, но сохранял свои первоначальные свойства.  
   В лабиринтах, где встречались и высокие водопады, из брызг рождались подземные существа -- тламхген-и-дурр, или водяные попрыгуньи. Эти создания были самыми дружелюбными в Гномгарде: всех, кто им встречался, они готовы были одарить своей магией, а также сокровищами. Случайным путникам доставались авантюрины -- камни, избавляющие от любого риска и защищающие в пути от всякой опасности; также стоит упомянуть русалкин глаз, дарующий способность предвидеть опасность и избегать её на воде и на суше.
   В самых глубоких пещерах, где обитали цверги (так люди прозвали гномов), было много сталактитов и сталагмитов, некоторые из которых состояли не из бесполезного известняка, а из драгоценных минералов. Доставались они людям крайне редко, поскольку встреча даже с одним цвергом не несла путнику ничего хорошего и часто заканчивалась трагически. Сами гномы камни эти не ценили, потому залежи их до сих пор встречаются в горах в большом количестве. В их числе -- серый целестин - хрупкий минерал, напоминающий глыбы соли. Этот камень использовали для создания немеркнущих огней -- истолчённые, они могли очень долго гореть даже под землей. Бесценным был галит -- эта крупная соль могла исцелить даже смертельные раны, а также притягивала богатство к тем, кто носил кристаллы в кошельке. Тот, кто находил в пещерах и мог отломить от сталактита кальцит, мог избежать любой опасности в пути в воде и по земле; избавлялся от старых обид и ночных кошмаров, мог преодолеть страх. Женщинам гномов такой камень давали в растёртом порошке, если они были бесплодны -- и как камень рождается от капель воды, растворяя соль земли, так и женщины становились матерями.
   Варианн и его люди бродили по пещерам недели, если не месяцы. Собрав всю необходимую информацию, они заторопились наверх, но из сорока безумцев, рискнувших посягнуть на святая святых, на гномьи залежи -- на поверхность выбралось лишь девять, и Варианна с ними уже не было. И пришли люди к выводу, в благоразумии своём, что они были неправы, и идти разворовывать гномьи пещеры впредь зареклись. И раскаялись они в содеянном ранее, и устыдились; убоялись они показываться на глаза гномам, хотя и понимали, что однажды это всё равно случится.
   И пришли люди к эльфам, с повинной миной на своих лицах, но на сей раз даже драконы, будучи у эльфов гостями, заметили, что люди ведут себя иначе, чем прежде; гораздо лучше во сто крат.
   -- Вот, за недоразумение наше, за завидущие глаза наши, за загребущие руки наши, наказаны мы, ибо постигла нас кара.
   -- Что же свершили вы, и почему с поклоном идёте к нам, а не к гномам? -- Нахмурила брови Вреона, королева лесных эльфов.
   -- Изначально мы ввергли вас в свой обман, ибо жаждали мы власти над землями гномьими, и над всей добычею их. Вздумалось нам добраться до сокровищ гномов, минуя самих гномов, и вот: заплутали, заблудились мы во тьме! Долго, долго мы искали, а друзья наши -- пропали! Многих потеряли мы: одни прельстились пустыми стекляшками, и погибли; других завлекли магия камней и магия русалок -- потеряли мы и их; третьих угораздило попасться к самим гномам... Се -- наша вина; признаём мы свой проступок.
   -- Мы вас приютили, накормили, напоили; обогрели, кров и знания свои вам предоставили. Так вы нас отблагодарили? -- Осерчал Рилиас, вставая с возвышения, на котором он сидел. -- Но мы, эльфы, отходчивы; мягкосердечны, терпеливы и многомилостивы. Мы дарим вам своё прощенье, но простят ли людей гномы? Вы нанесли нашим друзьям такую обиду, которую просто так не загладить...
   Пришёл час, и гномы возвратились со всех своих глубин на земную твердь -- поистине, на сей раз они углубились слишком далеко, ведь искали они сердце горы. Жить под землёю они уже привыкли, потому и не было их почти что целый год.
   И вышли гномы, наконец, на свет богов, и дружно, многократно раз чихнули, ибо после тьмы претил им яркий свет. И что же? Словно ждали их уже, ведь столпились сразу возле них.
   И пали люди ниц, и поведали историю свою. И по мере того, как они рассказывали, лица гномов всё темнели, багровели. Каждый житель глубин теперь был потенциальным вулканом, и одно лишнее движение, один опрометчивый проступок могли стоить жизни любому их обидчику.
   -- Ах, люди! Какие же вы низкие! -- Напали, набросились на них словесно гномы, приукрашивая речь матерными оборотами, приправляя почти каждую свою фразу острым словцом. -- Низкие, несмотря на то, что выше нас по росту! Да как же вы только посмели, в наше-то отсутствие, воспользовавшись долгосрочными делами нашими, не позволявшими нам отлучиться с подземелья, положить и глаз, и руку на то, что принадлежит только нам; на то, что досталось нам кровью и потом?!
   И просили за людей и эльфы, и драконы -- удостоверились последние в искренности слов юного народа.
   Долго, очень долго держали гномы обиду на людей; сто долгих лет. Помнили они о том, как поступил с Бериллой и ими самими Варианн; насколько неблагодарным, чёрствым, злым он оказался. Не могли они сего простить в одночасье -- а даже когда простили, до конца людям так и не доверяли; ни в делах, ни на словах.
   Время шло, и, в конце концов, гномы подружились и с людьми -- в особенности, с тем их племенем, что невысоким было, и кудрявым, и весёлым, беззаботным; эти невелички ходили босиком, курили трубки и рыли норы, как когда-то -- гномы. Эльфы же больше полюбили высоких, златовласых и голубоглазых, которые имели в этом с эльфами некоторое сходство. Но были среди людей и те, кто раскаялся наигранно; те, кто и не думал отступаться от однажды задуманного. Эти смуглые, скуластые, узкоглазые, жёстковолосые создания, не имеющие никакого понятия ни о дисциплине, ни о культуре, ни об архитектуре, ни об искусстве, не захотели жить ни среди эльфов, ни среди гномов: они ушли к тем, кому они были ближе -- к троллям, гоблинам и великанам, и некоторое время не казали свой нос ни в Гномгард, ни в Эльфхейм.
   -- Всё ли изложил ты о камнях, мой друг? -- Обратилась однажды к одному из своих верноподданных королева Берилла, будучи уже стара, ибо время не стоит на месте.
   -- Всё, да не всё, о госпожа! -- Ответил Наиварр. -- Кое-что я упустил.
   И открыл Наиварр Золотую книгу, и вписал в неё следующее:
   "Рассказывая о сокровищах гномов, нельзя не упомянуть камень жизни. Чтобы его добыть, нужна была очень крепкая кирка и острый нож, которые ковали мастеровитые гномы-кузнецы. Этот минерал продлевал человеку жизнь и делал его неуязвимым к болезням и ранам. В истории известны лишь несколько случаев, когда камень жизни доставался людям, но те не знали о его коварных свойствах. Камень это нельзя передать по наследству или подарить. Он служит единственному владельцу и только до его смерти, а потом рассыпается в прах.  
   Многие из людей и царствующих особ мечтали завладеть и таким сокровищем, как бронзин. Этот редчайший камень, напоминающий золотые слитки, находили на месте, где в горах застыла лава и на глубине не меньше пяти метров. Минерал имел способность притягивать золото к своему обладателю и использовался для украшений и амулетов.  
   Особую цену для гномьих королей и эльфийских правителей имел аметист. Этот волшебный камень использовали для изготовления посуды. Выпивший из неё говорил только правду, а любой яд мгновенно терял свои свойства и становился безвредным. Честным и целеустремленным людям, выпившим напиток из чаши, сделанной из аметиста, он придавал ясность ума, бодрость и силу для исполнения своих желаний, а мудрецам помогал медитировать и мыслями проникать в будущее...".
   Дописав, Наиварр вздохнул с облегчением. И только тогда закрыл он Золотую книгу, и отнёс в Главную библиотеку, бережно поставив её в один ряд с Гномьей летописью, в которой летописцами разных лет, времён и эпох описано пробуждение гномов, житие Нейна, нашествие великанов, подвиги Сигруна Победителя и любовь Бериллы к Варианну.
   -- Рассказывать о камнях и их волшебных свойствах я могу без остановки. -- Сказал самому себе Наиварр. -- Самые важные сведения были мной записаны. Теперь можно и на боковую!
   А Золотая книга существует и по сей день -- хранится она в Подгорных пещерах. Все надписи в ней выполнены особыми чернилами и умелой рукой; они исчезнут сразу, как только попадут на дневной свет -- а сделано это для того, чтобы уберечь древние знания гномов от людей и других народов.

Свиток #06. За столом у фей и тифлингов

   Тифлинги, как и гномы, оказались большими любителями вкусно, сытно, плотно подкрепиться: самыми знатными лакомками они оказались, самыми всеядными, и принято у них было садиться за стол аж семь раз в день.
   Когда тифлинги приглашали гномов в свои уютные, комфортные норки, то столы их прямо-таки ломились от яств. Так, повара тифлингов угощали желанных гостей тушёным кроликом с репой и картошкой, которого готовили в казанках на открытом огне, обязательно приправляя травами -- то лучшая еда, как для завтрака, так и для сытного обеда. Но любую пищу нужно чем-то запивать, и тифлинги, прекрасно зная о том, как гномы любят эль, заблаговременно наготовили к праздничному столу множество его сортов, среди которых золотой, сезонный, мягкий, двойной, пшеничный и многие другие -- как же не угодить дорогим гостям? Ведь как замечательно порой собраться хорошей компанией за не менее хорошим столом просто так, безо всякого повода, дабы обсудить важные и не очень дела -- например, узнать о том, что творится в мире, и услышать нечто новое об обычаях и традициях друг друга!
   -- А что вы любите есть сами? -- Спросил однажды на одной из таких посиделок Арн Говорящий, который слыл среди гномов сказителем и баснописцем, а также собирателем всевозможных гербариев.
   -- Жареное на огне мясо. -- Мгновенно нашлись тифлинги. -- Чаще всего на углях запекаем бабируса (он родственник домашней свиньи); жарим также куропаток и даже ящериц. Помимо этого, в нашем рационе имеются пироги с беконом, которые мы назвали "Кольцо дракона". Наши кулинары выпекают их в огромном количестве на праздники и дни рождения; эти острые, сытные, жирные пирожки с удовольствием едим как мы сами, так и наши дети. Ещё в нашем меню есть хоббитанские кексы! Маленькие и очень сладкие, они готовятся по особому рецепту и подаются со сливочным маслом, которое щедро намазывают на каждый кусочек выпечки.
   -- А что вы любите пить? -- Не унимался Арн, попутно записывая всё увиденное и услышанное в свой дневник.
   -- Сладкое пиво "Шимэ"; его у нас пьют все без исключения. "Шимэ" варят и выдерживают в дубовых бочках, а подают в больших литровых кружках. Заготавливаем мы и янтарное вино -- из крыжовника и белой смородины; оно имеет очень сильный и приятный аромат, и больше подходит для наших женщин. Ну, а мужчинам больше по душе драконий сидр -- как вы сами можете убедиться, он получил своё название из-за большой крепости, красноватого оттенка и очень яркого яблочного вкуса.
   -- "Кольцо дракона", "драконий сидр"... Я рад, что вы с ними сдружились! -- Сказал Арн. -- С драконами. -- Добавил он некоторое мгновение спустя, делая ещё один глоточек.
   -- Это правда! -- Подтвердили тифлинги.
   -- Право же, нам уже пора... -- Заторопился Арн. -- Собираться надо, в путь-дорогу.
   -- Мы всегда рады дорогому гостю! -- Замахали руками тифлинги, не желая отпускать гномов с пустыми руками и собирая им подарки и гостинцы, для жён и детей их. -- Может, стоит подождать до утра? Проведёте ночку у нас, мы вам постелим.
   -- Благодарим. -- Отвечали им гномы, поступая по-своему: во всём должна быть мера, и не следует наглеть, злоупотребляя гостеприимством и радушием хозяев. Также, гномы, при всей своей природной беспечности, никогда не позволяли себе напиваться вдрызг ни в гостях, ни у себя дома. Равно, как и эльфы, они считали это признаком дурного тона. Тифлинги им в этом вторили, отличаясь умом, сообразительностью, порядочностью, пунктуальностью и темпераментом, чего нельзя было сказать о двух других племенах людей -- в особенности тех, что обитали бок о бок со всякими неразумными творениями, затаившимися за бугром, дожидаясь своего часа.
   Настоящий тифлинг всегда перед уходом проверял, запер ли он дверь, потушил ли свет, и отключил ли кран над умывальником (гномы, будучи ещё и неплохими сантехниками, понастроили густую сеть канализаций, и приучили всех остальных правильно пользоваться всеми их новшествами на этом поприще). Но всё же, тифлинги были не столь гостеприимны и радушны, как могло показаться на первый взгляд: они не откроют дверцу своей круглой норки первому встречному, и даже если идут к кому-либо в гости, заранее извещают об этом, дабы не получилось так, что пришёл гость, а хозяина нет дома или он не желает принимать его в это время. Каждый тифлинг чётко следовал им же составленному графику, распорядку дня, и был безупречен, безукоризнен в этом; порой это выливалось в паранойю (по крайней мере, так считали все остальные люди). В некотором роде тифлинги были манерны, и даже жадны, ибо не давали в долг (при этом стараясь не залезть в долги сами). Они умели экономить, и составили целый свод норм, правил и законов, к которым приглядывались, присматривались и другие народы -- но и в этом есть заслуга гномов, которые никогда не отличались несобранностью, расхлябанностью, ленью. Тифлинги, общаясь с ними, впитывали в себя, как промокашка, все их наработки, всё самое лучшее и только хорошее, отчего гномы и были так привязаны к ним, испытывая к ним всяческое уважение. Ещё, тифлинги были до крайности опрятны, чистоплотны и воспитаны; они активно посещали выстроенные эльфами театры, ходили на выставки картин живописцев. Этот народ, как губка, вобрал в себя всю культуру старших народов, и весьма ценил их архитектуру и искусство. Но тифлинги были абсолютно не склонны к опрометчивым, авантюрным поступкам; вместо этого они предпочитали коротать деньки в своих норках за чтением какой-нибудь интересной книги. Отличаясь высокой дисциплиной, они прививали её и своим детям, растя тех со всею строгостью. И за каждую шалость ребёнка, за любое его ослушание следовало справедливое, достойное наказание: так, в случае небольшой провинности ребёнка ставили в угол. Если же малолетний непоседа сильно баловался, противился запретам и ограничениям, нарушая их; если разбил вазу, много намусорил, мучил кошку -- такого негодника ставили на горячую соль либо снимали ему портки и пороли при всех по мягкому месту деревянным дрыном, кожаным ремнём либо смочённым в воде (или раскалённым) прутом, дабы впредь исполнял то, что ему велено, и не делал, не творил того, что ему не велено. Проказникам вбивали, что такое "хорошо", и что такое "плохо", и это было наилучшей формой их обучения и воспитания; им с рождения, с детства прививали нужные, угодные черты характера и поведения, и новый тифлинг подрастал уже вполне здоровой и нормальной частью своей общины. И гномы, и эльфы были в восторге от мер, принимаемых тифлингами в отношении своего потомства, поскольку и сами не выносили хаоса, шума, беспорядка, разгильдяйства, громких криков и визгов, постоянной беготни; их это бесило и раздражало, действовало на нервы, и они радовались тому, что их друзья не потакают капризам своих чад, пресекая на корню всё их нытьё.
   -- Коли с детства не приучишь -- всю жизнь будут головной болью, горем луковым и обузой для семьи. -- Одобряюще кивали гномы. -- Обязаны они слушаться старших, а всё их недовольство -- от Лукавого.
   -- Дети должны быть счастью и отрадой, достойными наследниками и надёжной опорой в старости, а не венками на могилах своих родителей. -- Соглашались с ними эльфы.
   Прямой противоположностью тифлингам были грязные пройдохи, что кучковались подле племён троллей, гоблинов и прочей нечисти, уподобляясь им во многом. Эти люди собирались в группы среди густой травы, растирая её меж своими ладонями, дабы войти в странное состояние. Они бы превратились в животных, если бы не их зависть, враждебность, ненависть и месть; алкали они изничтожить все добрые народы. Эти человеки строили себе жилища из древа и камня, а также костей и шкур диких животных. Жажда отмщения, подпитываемая Злом, подтолкнула чёрных и душой, и телом людей выковать себе подобие всего того оружия, что имелось у эльфов и гномов. Оно уступало всему тому во многом, но скопилось его уж целая гора, ибо, как гномы были поглощены поиском самоцветов -- так и чёрные люди не сидели на месте, снедаемые низкими помыслами о не менее низких свершениях; пока прохлаждались эльфы, совершенствуясь в магии и всём духовном, зловредные людишки набирали силу телесную.
   Племя Варианна, высокое, красивое, золотоволосое и синеглазое, было промежуточным звеном между невысокими зеленоглазыми тифлингами и богомерзкими чернолюдами -- антисанитария у них, в отличие от последних, хоть и была не в почёте, зато многими иными, не менее дурными качествами они обладали. Их мужчины могли напиться до невменяемого состояния; они изменяли своим жёнам и поднимали на них как руку, так и ногу. Их женщины были не многим лучше, ибо поклонялись красоте да моде; на первом месте всё это было у них. Тяжело им было постирать и погладить свою одежду утюгами, что некогда изобрели гномы; им было лень зашить прореху, но проще выбросить, иль сжечь. Сутки напролёт они могли валяться в кровати, на печи аль на земле, и не делать ничего, не совершая никакой полезной работы. Дети этого племени были взрослым под стать, и от поколения к поколению становились всё хуже и хуже, и не было сему предела. Их государственность, будучи изначально шаткой, держалась лишь за счёт их врождённой хитрости.
   Нет худа без добра, и боги, дабы уравновесить одно с другим, послали в Волшебные земли фей, и поселились они неподалёку от королевства Эльфхейм, совсем рядышком. Арн Говорящий, будучи гномом весьма любознательным, поспешил туда немедля, ибо страсть, как хотел познакомиться с новыми, доселе неизвестными ему волшебными существами.
   Феи же были повсюду: садовые, цветочные, облачные, речные феи предстали взору Арна, как только он добрался до края эльфийских земель; они встречались гному на каждом шагу, и он с удивлением пялился на них, вне себя от счастья, ибо ему всегда было интересно всё неизведанное. Среди деревьев же притаились дриады, которые есть лесные феи.
   Феи представляли собой крохотных малышек с полупрозрачными крылышками за спиной. Их лица светились от счастья, и в глазах читалась всякая радость. У фей-девочек волосы были либо собраны в хвостики, либо завязаны в косички, либо же в их волосах был красивый, пёстрый бант. У фей-мальчиков просто были веснушки на щёчках и золотистые кудри, точно они все взапрямь ангелочки.
   "Какие большие бабочки", подумал про себя гном-баснописец, гном-сказитель, гном-путешественник.
   Существенным недостатком, пороком Арна являлось чревоугодие: любил он потрапезничать. А потому первым делом он поинтересовался у фей, чем же они питаются, и те с удовольствием рассказали, усадив гнома за стол и надев ему слюнявчик.
   И записал Арн Говорящий в свой дневник следующее:
   "Феи предпочитают сладкую и ароматную еду, особенно фрукты и ягоды -- самыми желанными из них являются плоды маллоу и сочные рисовые груши: их подают в свежем виде или нарезают красивыми дольками. Безусловно, бесподобны их медовые пирожки -- эту выпечку готовят по особу рецепту: она может очень долго храниться, не черствея, и спасает фей во время зимних холодов, к которым они, феи, не привыкли; и, чтобы сберечь аромат лета, они добавляют в тесто корицу, ваниль и пыльцу крестоцветника. Также, отмечу сладкое масло -- деликатес, за которым (как мне сказывали по секрету сами феи) часто охотятся не только люди, но и мы, гномы! Для его получения в полнолуние сливки взбивают с мёдом и патокой, добавляя секретный ингредиент - нектар неувядающих цветов марипоса. Ещё, стоит упомянуть про зелёный салат -- большинство фей любят бобовые и часто употребляют их в пищу, смешивая зелёную спаржу, сладкий горошек, дикий лук, базилик и листья лолло-роса. Наконец, добавлю и про напитки, а именно про родниковую воду и утреннюю росу -- пожалуй, самое лучшее их питьё, придающее феям лёгкость и весёлый нрав. Лично же мне весьма по нраву пришёлся молочный коктейль с мёдом и пчелиной пыльцой -- праздничное угощение, имеющее сладкий вкус и густую пенку. Пьют его феи через соломинку и приправляют по своему вкусу: фруктусами, ягодами водяники, княженкой и рябиной...".
   И откланялся гном, удовлетворив всё своё любопытство, и возвратился в Гномгард, дабы переписать меню фей в Большую поваренную книгу -- дабы, в случае визита феечек в его королевство не осрамиться, и порадовать гостей той пищей, к которой они прикипели, но также отпотчевать их и гномьими закусками, да напитками.
   И уснул Арн, взойдя на своё ложе, и сменяли сны друг друга.
   И приснилось гному, будто спустил кто-то с небес золотую лестницу. И вот: то ли боги, то эльфы перемещались по ней; одни спускались по лестнице на землю -- другие же, наоборот, поднимались по ней на небо. И странным показался Арну этот сон.
   И приснилось гному, будто он, Арн, одиноко дремлет в чистом поле, и вот: луч света будит его. Но переворачивается он на другой бок, пока вдруг некто не начинает его, Арна, тормошить. И вот, при тусклом свете неизвестной звезды, борется он с этим незнакомцем, и борется аж до самого утра, приминая траву и листву. И одолевает, и говорит ему побеждённый: се, многих одолевать ты будешь. И странным показался Арну этот сон.
   И приснилось гному, будто братья усадили его, Арна, в зиндан, и не дают пищи, а его отцу принесли окровавленную одежду, якобы растерзан его сын диким зверем. И вот: потух взгляд очей старца, а братья продали его, Арна, в Абр-Дабр, на поругание и рабство, точно он скот какой. Но вызволил гнома из глубокого тюремного рва правитель великанов, потому что сбылись все предсказания заключённого под стражу Арна: обезглавили сидевшего с ним гоблинского виночерпия наутро, а пекаря хлебов отпустили. И возвысил правитель великанов его, гнома, представителя малого народа, и сделал управителем дома своего, и всех амбаров, хлевов и житниц своих. И предсказал Арн неурожай и голод, и вовремя запасся всем необходимым. И когда сбылось речённое, только земля великанов осталась в достатке и изобилии. И пришли в страну великанов его братья, вместе с отцом их, дабы не издохнуть от обезвоживания и недоедания; и не узнали его, Арна, не признали его, ибо был он в золоченных, украденных в своё время великанами из гномьих сокровищниц одеждах. И накормил Арн родичей своих пятью хлебами и двумя рыбинами так, что сытыми оказались все до единого. И просили после трапезы братья прощения у Арна, ибо после принятия пищи вернулись головы их на места их, и позвали домой. И отпустил великан гнома и семью его с миром. И странным показался Арну этот сон.
   И приснилось гному, что взял его с собой отец на охоту, однако вместо того взял да и возложил его на жертвенник вместо агнца да поджёг. Но погрозили боги старику кулаком, и сгинули во тьму и мрак все видения гнома. И странным показался Арну этот сон.
   И приснилось гному, что вышли в поле два стада коров, тощих и тучных. И тощие пожрали тучных, хотя должно быть наоборот. И странным показался Арну этот сон.
   И приснилось гному, будто люди в непонятном упорстве своём строят башню до неба, отчаянно поклоняясь при этом золотому телёнку. И решительно настроены -- да так, что прогневались боги в ярости своей, и низвергли и башню, и тщеславных её строителей обратно; до основания снесли. И вот: попятились горе-строители кто куда, ибо не понимали речь друг друга совсем. И странным показался Арну этот сон.
   И приснилось гному, будто он -- в открытом море, и проглотил его большущий кит. И пробыл он в китовой пасти три дня и три ночи, плавая вместе с китом, где ни попадя, от вод тропических до вод арктических, и обратно. И надоел он, Арн, тому киту, и выплюнул млекопитающий плаватель гнома на сушу -- да так выплюнул, что аж в Гномгарде он оказался. И, о чудо: ни вмятины, ни царапины; ни затрещины и ни единого ушиба. И странным показался Арну этот сон.
   И приснилось гному, будто воцарился он в Гномгарде, и утопает в злате-серебре; и что пожаловала к нему некая принцесса от людей. И возлёг он с нею на широком ложе, под семью замками от любопытных глаз, и любил шесть дней и семь ночей без перерыва на еду и иные дела, а проснувшись, увидел, что связан он путами по рукам и по ногам! Простой танцовщицей оказалась его зазноба, и восскорбев в унынии своём, воссмердел он к предательнице сей, и обрушил на неё и её братьев колонны белокаменные, к которым был прикован он. И странным показался Арну этот сон.
   И приснилось гному, будто опять на его несчастье допекает его, Арна, та искусительница от мира людей, и вот: восседает она на троне мраморном, и поедает кушание за кушанием; и поедает за троих, и куда ж в неё всё это только помещается? И велела госпожа гному на протяжении тысячи и одной ночи ублажать её всякими разными сказками, дабы не было ей скучно. А после она всё равно взяла да и съела бедняжку на десерт, даже не подавившись. И странным показался Арну этот сон.
   И приснилось гному, будто свалился на голову Эльфхейма и Гномгарда великий потоп, и уберёгся лишь один из трёх гномьих родов, отплыв на ковчеге к самой вершине горы Энгер, и в ковчеге том был и он, а также яйцо дракона и ещё не окуклившаяся фея. И странным показался Арну этот сон.
   И приснилось гному, будто дрожит-дрожит земля, а потом затихает, и так несколько раз. И вот: идут гномы войной на великанов, но слишком крепка твердыня их. Тогда подняли вдруг гномы гигантские трубы и горны, чуть ли не больше их самих, и задудели в них. И раздался тут глубокий, протяжный стон из тех медных инструментов, и слышно было его на много лиг вокруг. И не сдюжили, не осилили этого звука великаны, затыкая себе уши своими ручищами, а врата их попадали от гномьей музыки. Но не воспользовались этим гномы почему-то! И странным показался Арну этот сон.
   И приснилось гному, что пошёл он искать Время, и Смысл Жизни, и ноги его сами собой, да терновою тропой забрели на какое-то сборище, что на высоком, превысоком холме. И вот, открылось его взору, что у костра сидят двенадцать богов. И понял Арн, что это -- Месяцы; и самым старым из них был Декабрь, а самым юным -- Январь. И спорили они меж собой, а когда увидели его, гнома, пуще прежнего рассвирепели; пуще прежнего рассердились они. И погнали они гнома палёным тряпьём прочь, и кубарем покатился он с холма, и путь ему преградил широкий водоём. Но воды расступились пред гномом, и встали стеною по левую и по правую его руку. И странным показался Арну этот сон.
   И приснилось гному, что возлюбила одна великанша одного гнома. Но сквозь сон расслышал гном глас богов, что не он, Арн, этим гномом окажется; что другого гнома ждёт сия участь. И странным показался Арну его сон.
   По прошествии же всех тринадцати снов проснулся Арн Говорящий, и понял, как мало он знает о мире, в котором живёт. И задумал гном повидать все закоулки, да записать все открытия в особую книгу.

Свиток #07. Вечный скиталец

   Арн Говорящий, будучи наказан на гномьем Совете за своё чревоугодие, облачён был на некоторое время во вретище, дабы усмирилась его плоть, и укрепился дух. Гнома отправили простым батраком на Лиэрские рудники, и всякий раз его роба-власяница напоминала Арну, за что он провинился. Жил он там же, в колонии-поселении, вместе с такими же изгнанниками -- кто-то не донёс самоцвет до телеги, положив его себе в карман; кто-то свершил ещё какой-то дурной поступок. Но исправительная каторга всегда была на пользу, не во вред: мера эта была явлением временным, и обычно через полгода очередного исхудавшего аскета забирали родственники из его клана к себе домой, дабы как следует отмыть, и в целом привести в нормальный вид. Гном, хоть один сезон проведший на Лиэрских рудниках, навсегда и напрочь отучался от вредных привычек, будь то курение сосновой смолы (а не табака), злоупотребление мозголомом, нечистота на руку, непочтение к главе рода или клана. Лиэрские рудники служили хорошей школой жизни: умаление благ, ношение колючей робы и нагрузка тяжёлым трудом закаляли гнома, делали его ещё выносливее и давали путёвку в новую жизнь, где нет места прегрешениям, и где гном сам старался показать пример хороший и пригожий.
   За все былые, за все прошлые заслуги Арна Говорящего освободили раньше срока, но с тем условием, что он сам выберет себе наказание, более щадящее, и впредь более да не переедает -- надсмотрщики видели, что жирок чревоугодника мало-помалу исчез, потому с бывшего толстяка и пухляка можно со спокойной совестью снимать вретище. Также они заметили, что гном перестал быть отъявленным болтуном из разряда "язык без костей" -- се был ещё один из двух его недугов.
   И решил гном-сказитель, гном-баснописец исходить вдоль и поперёк все Волшебные земли своими ногами, не сидя на пони, не летая на драконе, ибо не понаслышке, но воочию захотел гном повидать все неизведанные доселе края; своими стопами познать пески, иль заросли. Знал иль догадывался Арн, но чувствовал, что в мире, где живут гномы, эльфы, тифлинги и феи, живут и другие, не менее интересные создания. Большинство сведений о них тот смышлёный гном, отправившись из Лиэрских рудников в одно большое и бесконечное путешествие, собрал и записал в Зелёную книгу -- ему было не привыкать марать пергаментные свитки, ведь до этого Арн Говорящий на протяжении многих лет вёл дневник, куда записывал предания, легенды, забавные и интересные истории, рецепты и меню блюд различных племён и народов Волшебных земель. Из его писаний многие страницы с годами были утрачены, но кое-что сохранилось до наших дней, и приоткрывает завесу тайны:
   "По всей территории Волшебного края от Эльфхейма на севере до Тёмных земель на юге с давних времён живёт многочисленный крылатый народ. Многие птицы запросто соседствуют с людьми и эльфами. Есть и такие, которые предпочитают Гномгард. Что до непроходимых Тёмных лесов, до сих пор неизвестно, сколько дивных созданий прячется под его кронами. Несмотря на то, что многие их них малы размером, или имеют безобидный вид, каждое из этих существ обладает сильной магией и особыми способностями.
   Кое-что о редких и уникальных птицах. Обширные земли Гномгарда, заселённые многочисленными племенами малорослых жителей, издавна привлекали необычных крылатых существ. Среди них -- дубовик, проживающий в лесных чащах. Эта небольшая птица очень коварна и даже считается злобным волшебным существом. Дубовик живёт в кронах дубов и на стволах этих деревьев. Он заманивает путников своим мелодичным пением и предлагает им различные кушанья и подарки. Брать пищу у этого магического существа ни в коем случае нельзя, и местные жители знают об этом, ибо угощения его ядовиты. По ночам птица отправляется на охоту и может подстерегать случайных прохожих, поэтому наши гномы всегда обходят стороной срубленный дуб, где может прятаться дубовик.  
   Гианы -- птицы, которых осталось крайне мало. Они проживают в глубоких лесных чащах, недоступных человеку и могут превращаться в прекрасных женщин. Проблема этих сказочных существ в том, что среди них нет мужчин и для рождения потомства им нужно встретить и заманить путника. Вреда гианы не причиняют; в человеческом образе они любят сидеть на ветках и прясть пряжу.  
   Возле болот, озёр и других водоёмов живёт птица-неразлучник. Внешне она походит на утку с сине-зелёным оперением, но имеет уникальное строение: у этих птиц по одному крылу и одной лапке, поэтому передвигаться и летать неразлучники могут только парой. Из-за этой особенности в прошлом на них охотились люди -- их дарили жениху и невесте, чтобы избежать неверности и сохранить брак. Раз в столетие птица-неразлучник отправляется в дальний полет -- к Луне. Светило притягивает их своим сиянием, но остаётся недоступным, поэтому из путешествия неразлучник уже не возвращается.  
   Какапо -- нелетающая птица с жёлто-зелёным оперением. Считается, что они обитают там, где спрятан клад с золотом, или зарыто сокровище. Найти какапо в зарослях сложно; помочь может их уникальная особенность -- сильный медовый аромат, который источает их оперение. Питаются они семенами и плодами, для чего с помощью сильных лап забираются на деревья, откуда спускаются как на парашюте, раскинув крылья.
   Среди крылатых созданий встречаются крупные и опасные. Один из самых известных и грозных хранителей золота и защитников сокровищ, спрятанных в горах -- грифон. От его крика мгновенно вянут растения, а человек, гном или иное живое существо падает замертво. По своему виду грифон напоминает существо с телом льва, головой и крыльями орла. Глаза у него отливают золотом, клюв огромен -- до трёх четвертей альна2 в длину и такие же опасные когти. Грифоны стерегут сады с волшебными яблоками. Вкусив такой плод, можно получить вечную молодость, поэтому охотников на них всегда было достаточно, особенно среди людей.
   Гиппогриф -- одно их опасных существ, которое поддаётся приручению. Для этого необходимо установить с ним зрительный контакт, но сделать это нелегко из-за их буйного нрава. Внешность у гиппогрифов уникальна -- тело лошади, задние лапы, как у льва, передние -- как у хищной птицы, голова и клюв -- как у грифа.  
   Нельзя обойти вниманием и такое существо, как птица-могол или громовержец. Это волшебное создание способно менять погоду одним взмахом своих крыльев и часто вызывает сильнейшую грозу. Внешне могол похож на крупного ворона с орлиным клювом. У него отливающие синим и зелёным цветом когти и клюв, неуязвимое к любому воздействию оперение. Эта птица бессмертна и никогда не стареет. Громовержец тщательно оберегает свою кладку -- единственное железное яйцо. Приближаться к ней нельзя -- птица убивает каждого, кто может причинить вред будущему потомству.
   Пришло время поговорить о птицах милосердия, любви и света. Первое место в этом списке, однозначно занимает, феникс. Существуют синий феникс и золотой феникс, которые отличаются только цветом оперения. Эта птица является воплощением милосердия и добра, неотделима от солнца и света. Внешность у существа необычная -- клюв петуха, хвост павлина, длинная, как у змеи шея, и перья, переливающиеся пятью цветами. Феникс -- долгожитель, он может прожить до пятисот лет, а когда приходит время умирать, вдыхает запах благовоний, воспламеняется и сгорает. Из пепла рождается огненная саламандра или змейка, которая впоследствии превращается в феникса. Это волшебное существо имеет способность утихомирить своим пением душевную боль, а его слезы излечивают любую рану.  
   Волшебная птица алконст -- райская птица с женской головой. Она имеет прекрасный облик и чарующий голос. Прилетая утром в сад или рощу, алконст грустит и плачет, но вернувшись после полудня -- смеётся и радуется. Встреча с этим волшебным существом приносит благодать -- стряхивая с веток капли росы или плоды, птица делает их целительными.
   Среди летающих волшебных созданий одно из главных мест занимают и драконы, но им в моей Зелёной книге посвящены другие страницы...".
   И вёл Арн Говорящий свою Зелёную книгу на протяжении остатка всей своей жизни; до конца дней своих вносил он туда важные сведения, пометки, записи и примечания. И состарился, и вот: не стало сего гнома-летописца, и прожил он половину от половины тысячелетия, а именно двести пятьдесят лет. И завернули Арна в багряницу, и схоронили со всеми почестями. И оплакивал гнома странствующий голубь, что сопровождал того повсеместно. Но выстроили гномы родичу своему памятник ещё при жизни, ибо редкий гном проводит большую часть своего жизненного пути вне Подгорного подземелья, да ещё и ведёт жизнеописание растений, животных и птиц, что больше характерно для эльфов и отчасти -- тифлингов. И отнесли гномы Зелёную книгу в Главную библиотеку, и поставили в один ряд с Золотой книгой, Большой поваренной книгой и Гномьей летописью, дописав в последней и строки про Арна Говорящего...

Свиток #08. Лихие годы

   -- Назови мне сегодняшний день, а также дни, окружающие его! -- Дал старый Янггл новое задание своему ученику.
   -- Середа, громодень, свободень3. -- Не задумываясь, выпалил тот.
   -- Восхитительно и безупречно! -- Не мог нарадоваться Янггл. -- Ты заслужил хорошую отметку!
   Янггл преподавал в начальных классах, и слыл гномом строгим, но весьма справедливым. Он был уже стар и даже дряхл, но был лучшим из учителей старой школы. Его ценили и уважали все, кроме некоторых его учеников, которые сегодня опять что-то натворили.
   И действительно: зайдя в библиотеку, Янггл не досчитался одного из них. Хулигана он обнаружил в подземном коридоре, который соединял библиотеку с другими помещениями. Гномик рисовал на стенах каракули, и не сразу заметил, как над ним нависла суровая тень, которая немедля схватила его за ухо и потащила в кабинет.
   -- Какой противный, неуёмный мерзопакостник! -- С презрением и недовольством отругал сорванца преподаватель, что учительствовал над ним не первый день, и не последний. -- Да что ж мне за наказание такое с тобой? Свалилось на мою шею, проклятье богов! Кто ж тебя всему этому учит-то, а?
   Провинившийся гномик стоял и молчал -- но, похоже, вовсе не чувствовал своей вины.
   -- Ничтожный гномчишка! Все дети, как дети, а ты портишь своей росписью стены, что отполированы были за много лет даже до меня! Что же тебе не сидится-то, на одном месте, егоза ты этакая?! Может, червиё тебя заело, или ж шило в одном месте? Крутишься-вертишься, точно вредная юла!
   Ученик смолчал и на сей раз.
   -- Всё тебе бы вынюхать, сломать! Носишься, как угорелый, по всем пещерам; ищи-свищи тебя! Орёшь, как бешеный, точно тебя режут тесаком!
   Старый Янггл поправил бороду, откашлялся и снял с переносицы запотевшие очки, дабы протереть их салфеточкой.
   -- Спёр из картинной галереи полотно, где старый добрый Нейн сбирает вкруговую весь наш народ; порвал Зелёную книгу; разбил прекрасную вазу, милую сердцу не одному гному... Безрукий, безалаберный гномёнок! Как тебя только земля носит? Будь ты неладен... Прочь с глаз моих долой!!! А не то возьмусь за розгу, и розгою же всыплю, как следует! Ты весь пошёл в Паркуна и Фнатта -- ни дать ни взять, их отродье...
   И тот гадёныш, зверёныш, спиногрыз пустился наутёк, дабы Янггл не привёл в действо все свои словеса.
   С испорченным настроением учитель проследовал в свою каморку, дабы собраться с мыслями; в укромное место, где его бы никто не видел и не слышал.
   "Вот же гномята пошли -- не гномята, а сто монет убытку! То ли дело другой гном -- тот, кого в пример я ставлю всему классу: отзывчивый и добрый; кто, несмотря на своё происхождение, не бахвал, но скромняга. Прилежный ученик; на него вся моя надежда. Надеюсь, он ещё своё возьмёт, получит, и однажды встанет в ряд с такими гномами, как праотец Нейн, как кузнец Зайн, как охотник Ульфин, как воин Сигрун Победитель, как полководец Айх, как летописец Наиварр, как король Ронфутт, как королева Берилла, как маг Биллбронн, как менестрель Глим, как ювелир Оррин, как путешественник Арн Говорящий...".
   На следующий день Янггл вызвал к доске одну шестилетнюю гномку, которой дал задание заучить руны и их значение в хозяйстве, лечении и магии.
   -- Итак, я внимательно тебя слушаю, дитя моё. -- Настроился преподаватель, предвкушая полноценный, правильный, развёрнутый ответ.
   -- Руна "дагаз" означает сокрытие; делает невидимым предмет или гнома, на которого она нанесена. "Гедо" -- руна единства: что чувствует один -- то чувствует и другой (бинарное действие); помогает определить, здоров ли, жив другой гном, которого нет рядом. "Йера" -- вызвать смерч, ураган, зациклить любое магическое действие; помогает получить отличный урожай. "Кеназ" -- огонь; помогает разжечь даже сырые дрова, сделать магические факелы для подземелий. "Сауло" -- энергия, сила; помогает в лечении ран и исцелении больных. "Тир" -- руна победы. "Беркана" -- женская руна; руна плодородия, мира. "Эваз" -- "лошадка" -- помогает использовать любое животное как тягловую силу, или для езды верхом; помогает быстро перемещаться. "Наут" -- принуждение; злая руна, которая используется колдунами и ведьмами для подчинения воли...
   -- Достаточно. -- Прервал ученицу Янггл, вполне удовлетворённый ответом. -- Иного я и не ожидал услышать; ты не подвела.
   "Ещё одно моё чудо", подумал Янггл после занятий. "Она подаёт неплохие надежды, у неё есть перспектива".
   Но не суждено было Янгглу увидеть плоды своих стараний; не увидел старый мастер, ни достижений юной гномки, ни великих свершений одного из своих лучших гномов: наступили Лихие годы...
   В один не самый прекрасный, но пасмурный, безрадостный день снизошли на Гномгард полчища вражеские, и была их тьма тьмущая. Ими, как и прежде, двигало великое Зло, но на сей раз эта нечисть зашла уж слишком далеко, ибо в нечестном, неравном бою искала себе победу -- не в открытом поле, как когда-то, но без всякого предупреждения ворвались они в обитель гномов, в их пристанище! Не остановила сегодня врага неизвестность глубоких пещер, не погнушались они ничем.
   К гномам заявились всё те же извечные враги -- великаны, тролли, гоблины, василиски да чернолюды. И последние, брызгая слюной и страшно ругаясь, попирали все творения гномов, и многих из них взяли в рабство, в плен, дабы ишачила на них эта "мелюзга", ведь под силу гному то, что неподвластно человеку. И никто, никто не пришёл в тот роковой час на помощь гномам, ибо эльфы не совали нос в Подгорное подземелье; тифлинги давились вторым завтраком; драконы ещё спали, а потомки принца Варианна варились в собственном соку, в великом своём себялюбии упразднив всяческую подмогу ближнему.
   Поначалу гномы были попросту смяты, сбиты с ног, обескуражены, ведь застали их врасплох. Но постепенно, шаг за шагом, опрокинули они всех поработителей своих, ожесточённо, остервенело и с пеной у рта дерясь в пещерах до последнего издоха, до последней капли крови. Объединились кланы, каждый в свой род, и дали захватчикам и угнетателям достойный отпор. Не пропустили гномы неприятеля на нижние ярусы королевства своего, и уберегли Главную библиотеку и все летописные труды в ней. Но много и полегло гномов, и многих не досчитались они после сраженья -- убитыми, пленёнными, пропавшими без вести.
   И поняло в тот день Зло, что не иссякла ещё сила в рудниках и подземельях; что возьмёт рука топор иль молот, да настучит по головам всех иноземцев -- ведь даже женщины их, дети -- герои этой новой стычки...

Свиток #09. В гостях у Юнни

   У края тропы, что вела от Фаннихольма в Шеллфолд, удобно пристроилось одно небольшое придорожное заведение, а именно таверна "Коннахт". На этом участке дороги (и дороги достаточно протяжённой, вымощенной синим кирпичом) таверна была хорошим пристанищем утомлённым путникам -- как конным, так и пешим, ибо, помимо всего прочего, являлась ещё и гостиницей (единственным сооружением подобного рода в этой части местности, единственным жилым строением -- если вспомнить, что гномы живут под землёй, а на поверхность выходят в случае крайней нужды).
   И Фаннихольм, и Шеллфолд лежали в стороне как от Королевской дороги, так и от главных торговых путей. Тем не менее, от посетителей здесь не было отбою, и вот почему.
   Отдохнуть, прикорнуть, отведать сытенькой похлёбки -- такая мысль мелькает у любого, кто долго был в пути; ночлег и плотная, здоровая еда -- о чём же ещё мечтать постояльцам? Но "Коннахт" не был рядовым пристанищем в непогоду или в самый обычный голод -- это место издавна славилось как своими блюдами, так и мягкими, тёплыми, пушистыми подушками, да одеялами. Здесь рады были и гному, и эльфу, и человеку; тут кого только не встретишь, с кем только не перебросишься парой-тройкой фраз за кружкой эля перед камином! Тихое, уютное местечко вдали от шума, гама, суеты...
   Завсегдатаями харчевни, как правило, были гномы, что обитали тут неподалёку, под землёй в своих норках. Их было с добрую дюжину, включая самого Олвина; эта братия обычно приходила в "Коннахт" просто подкрепиться, а порой и поболтать, хотя эти угрюмые создания были достаточно немногословны.
   Другие наведывались сюда изредка, и манили их сюда и слава, что шла о таверне за много лиг отсюда; и любопытство, ведь, судя по слухам, тут можно было услышать много интересных историй; и, разумеется, запах, ибо, как только ноги незнакомца, или копыта его коня ступали на эту тропу, ноздри, вдыхая изысканный аромат (что разносится на много-много лиг), являлись наилучшим проводником к "Коннахту", этому замечательнейшему заведению.
   Эти "другие" делились на тех, кто стучался просто перекусить (и чьи кони ещё смогут скакать дальше), и на тех, кому было необходимо переночевать, ибо долог был их путь, обременён тяготами да невзгодами, всякими превратностями судьбы. Редко, редко в "Коннахте" не находилось мест для ночлега, а мест было на два десятка душ -- каждому ключик, который отпирал дверь, за которой сон, покой, умиротворение, отличная кровать.
   Убранство гостиницы весьма располагает: за круглой деревянной дверцей, над которой висит, звеня сам по себе, красивый волшебный колокольчик, вас ждёт изумительный вид вовнутрь, к лакированным скамьям и покрытым скатертью столам. Над входом, изнутри грозно висит морда хряковепря, дикого секача-одинца, а под ней -- скрещённые топор и молот, наиглавнейшее оружие всех гномов. Вы думаете, вы попали в самую что ни на есть обычную столовую? Ах, как же вы заблуждаетесь! Над головами, на стенах помещения, высятся труды знатных художников, великих мастеров своих эпох; это просто чудо, настоящая картинная галерея.
   Отдельной похвалы удостоена и хозяйка таверны, гномка Юнни, ведь именно она заправляла "Коннахтом" и справлялась со своими обязанностями на "ура". Многие знали её именно под этим именем, но некоторые, наиболее близкие друзья знавали и её настоящее имя; её же второе, рунное имя, также данное при рождении, не знал (и не мог знать) никто, кроме самой Юнни, поскольку оно являлось магическим, важным оберегом.
   Одни почитали хозяйку за её кулинарные способности -- её диковинные деликатесы были на самом высшем уровне, и всякий раз менялись. Другие боготворили за неземную красоту, недюжинный для женщины ум, а также за ловкость, доброту и многое другое -- у гномки имелось немало прекрасных качеств и достоинств. Увы, находились и третьи, которые ворчали, что на самом деле она -- ведьма, и сама в забегаловку не хаживает, но подсылает туда вместо себя какую-то юную особу, которая и обслуживает гостей с меню, подносом или бокалом в руках. Эти третьи давились завистью, потому что им было нестерпимо неприятно видеть, наблюдать, что есть такое местечко в этом порою неспокойном мире, где всё спокойно, хорошо; где тишь да гладь, где счастье таки есть...
   Ранним утром в таверне ещё пустовало. Солнце, проснувшись из-за горизонта часов в шесть, поднималось всё выше, преображаясь от малинового до ярко-оранжевого.
   "Холодно!", заметила Юнни, ёжась и зябко водя плечами. "Олвин бы обязательно сморозил, что я -- зяблик. Ну, ничего; ладно, прохладно. Раз сегодня я проснулась раньше обычного, значит -- успею больше обычного. За работу!".
   Трудолюбия гномке было не занимать, и она, вместо того, чтобы накинуть на плечи шаль да улечься в кресло-качалку напротив камина, предварительно кинув туда парочку новых поленьев, с усердием принялась летать, точно пчёлка.
   Сначала Юнни помчала к невысокому, пологому всхолмью, что было неподалёку, и нарвала кое-каких целебных кустрав. Затем, вернувшись, она схватила коромысло с двумя вёдрами, дабы набрать воды из родника, которым земля её тоже не обидела.
   Когда в дверях показался самый первый посетитель, таверна уже полна всевозможных запахов; у любого бы потекли слюнки.
   Постепенно "Коннахт" оживился и загудел, точно улей. И вот, ближе к полудню в гостиницу пожаловал некто, чьё лицо прикрывал свисавший с головы капюшон; вряд ли это был гном, ибо довольно уж тощий, осанистый, высокий. Он развалился, точно медведь, и положил ноги прямо на стол, ибо он был для него низок.
   При виде этого чванливого, фамильярного, неприятного незнакомца все переглянулись. Завсегдатаи кивали друг другу, перешёптываясь:
   -- Это ещё кто? Каким ветром? Не из наших краёв.
   -- Возможно, нас посетил кто-то из эльфов? -- Предположил один.
   -- Не может этого быть! Эльфы никогда не сядут есть в одно время с нами! Бывают они редко, и только ранним утром, когда наши ещё дрыхнут! -- Возразил другой.
   -- Тогда это человек!
   -- Какой же это человек? Коли ведёт себя столь беспардонно... Даже мы, гномы, даже будучи сильно пьяны, не позволяем себе класть лапы туда, куда кладут чашки да тарелки! Слыханное ли это дело...
   Другие, не из гномов, оглядели странного, развязного посетителя разок-другой, да и перестали обращать на него всякое внимание.
   Юнни в это время вытирала со стола, прибирая за одним клиентом, дабы взять заказ у следующего. Как она всё это успевала одна -- уму непостижимо; но гномка уже привыкла и никому бы не доверила свою любимую работёнку.
   -- Где моя еда?! -- Рявкнул тут, наконец, чужак, с силой стукнув кулаком по столу, да так, что он чуть не разломился надвое. -- А ну-ка быстренько мне свеженького хлебца, жареного мясца, да крепенького квасца!
   Все присутствующие в трапезной притихли, замолчали, уставившись на говорившего.
   Юнни вынырнула, будто из-под земли, и предстала перед хамом в нарядном переднике и с вежливой улыбкой на лице:
   -- Добро пожаловать! Что-нибудь ещё желаете? У нас сегодня отменные пышуги, а из напитков непременно должен понравиться мозголом. И, будьте добры: уберите, пожалуйста, со стола свои ноги; у нас так не принято.
   Посмотрев на красавицу, что стояла подле, грубиян словно смягчился, но тут же попытался приобнять Юнни, встав из-за стола.
   Та отошла в сторонку, и мысленно пожелала залить тому типу в глотку не то, что мозголом, а эль из лишайника, специально приготовленный не по её рецепту, чтобы отравить наверняка.
   -- Не советую тебе этого делать, приятель. -- Покачал головой один гном.
   -- И лучше б тебе уйти подобру-поздорову. -- Предупредил гном второй.
   В зале послышался смешок. И, прежде чем наглец успел что-либо сказать или сделать, Юнни так врезала тому здоровенной сковородой по голове, что тот рухнул наземь, точно подкошенный. Так она и стояла, сжимая в руках сковородку, которая ещё не остыла, под аплодисменты всех, кто сидел сегодня в таверне и занят был едой иль разговором. Её глазки, её носик не были на мокром месте; все знали, что гномка добрая до поры, до времени -- стоило кому-либо перегнуть палку, и перед ним уже была другая Юнни, которая отметелит так, что не признает никто.
   Неизвестного подняли с пола, привели в чувство и вытолкали взашей прочь, наказав впредь сюда не являться. Только вряд ли незнакомец испугался -- очень не понравился гномам его взгляд.
   Ближе к вечеру, когда гномы, сытно поужинав, встали из-за стола, поблагодарили Юнни и направились к выходу (сегодня их было семеро), повариха обнаружила, что она что-то уж слишком одна. Перемыв всю посуду, до блеска начистив казаны и кастрюли, прибрав все столики и вымыв полы, она немного отвлеклась от своих раздумий -- но теперь, когда все дела были закончены, и заняться больше было нечем, странное чувство вновь проснулось в гномке, разгоревшись с новой силой.
   Забеспокоившись, Юнни выглянула во двор и пронзающим взором вперилась в ближайшее деревце, что росло рядом, и чей изогнутый ствол слегка нависал над харчевней -- ни дать, ни взять, вторая крыша; кроной же своею пышной дерево давало неплохую тень, которая так спасала в жаркие деньки.
   Как ни вглядывалась гномка, как ни присвистывала и ни звала, ей никто не ответил; в ответ лишь гробовая тишина. Ни листочка не шелохнулось, ибо ветра не было также.
   С грустной миной гномка проследовала в чулан, где порой обитало её драгоценное сокровище, воруя припрятанные ей съестные припасы и поедая их. Однако Юнни всё прощала, потому что её огнехвост, её рыженькая белочка с пушистым огненным хвостом спасала её от одиночества и дарила прекрасное настроение. Очень привязалась гномка к этому забавному зверьку, этому просто милому существу.
   -- Ну, где же ты, где? -- Чуть не плача, воззвала она в пустоту, и присела, сама не своя. Но тут же взяла себя в руки: все привыкли видеть её сильной; никто не должен, ни знать, ни догадываться, что и Юнни порой бывает грустно.
   Хозяйка таверны вернулась на кухню и присела, дабы испить орехового пива. Но пиво делалось из кедровых орешков, и это лишний раз напомнило Юнни о её питомице, которая так легко и непринуждённо раскалывала скорлупу любого ореха своими зубками. Поэтому гномка налила себе в кружку подгорного эля, дабы скоротать этот долгий зимний вечерок, ибо домой идти ей что-то не хотелось. Гномка задумалась, подпёрла подбородок ладонью и уставилась в окно, бесстрастно глядя на снежные хлопья, что медленно, но верно ложились на землю. И ей совсем-совсем не было холодно.
   Внезапно в окошко заглянула чья-то огромная морда, и любой другой на месте гномки тотчас бы сбежал, точно след простыл -- пятки так бы и сверкали. Но, то была морда Иддир -- самой изящной в мире драконихи, лучшей подруги Юнни.
   Иддир, что вела свой род от самой Энгерской хвосторожки, была ровесницей гномки по возрасту -- ей было не больше двадцати шести лет. Но драконы растут быстро, и вымахала Иддир изрядно, уже порядком. А потому в окно могла пролезть лишь часть её головы, с маленькими зенками и пыхтящими ноздрями.
   -- Никак мы грустим? -- Любопытствуя, зевнула Иддир. -- Отчего в печали и тоске? И домой ты не идёшь...
   Юнни заметно оживилась, повернула голову и посмотрела на дракониху:
    
   Как выпрямилась во весь рост
   -- Так сбежал мой огнехвост
   Сбежал, грызун, возможно, в лес?
   Куда же он утёк, убёг, исчез...
   Чем же я ему не угодила?
   Ведь поила я бельчонка и кормила!
    
   -- Ах, вот оно в чём дело... -- Протянула Иддир, и игриво потёрлась мордой о шейку гномки. -- Полетаем?
   -- Увы, но не сегодня: нет у меня настроения.
   -- Так ведь с пользой: моё обоняние и твоё зрение вернут твоего огнехвоста на место.
   -- В густом лесу полным-полно нор и лазеек; укроется зверёк там только так. Вечер на дворе, и не увидим мы со столь великой высоты ту белку, что покинула меня.
   Иддир осторожно, тепло, участливо, с нежностью и лаской положила свою морду на плечо гномке. Та в ответ, не оборачиваясь, не проронив ни капли серебристых и прозрачных слёз, обхватила руками то немногое, и самое дорогое, что осталось у неё: Юнни была круглой сиротой, познавшей рабство, и лишь по счастливой случайности вырвавшейся обратно, на волю, и ныне не безродна более, ведь довлеет над ней благословение и благодать могучей и выносливой жрицы Ларуал, гномихи-воительницы этих краёв...
   В это время Олвин, возвращаясь с рудников, шахт и каменоломен, завидел свет в таверне и поспешил заглянуть туда -- ему всё равно было по пути.
   -- Мир тебе, сестра! -- Кинул он с порога свою приветственную фразу. -- И тебе, о Иддир, вечер добрый!
   Олвин был гномом добрым, сильным и отважным -- о нём хорошо отзывались и стар, и млад; не то, что в Гномгарде -- в Эльфхейме наслышаны о нём, ведь происходил он от самого Нейна, прародителя всего гномьего народа, и являлся достойным его прапотомком. Но отринул Олвин все притязания на трон уже давно, и в свои тридцать довольствовался работой в провинциальном подгорном поселении, стяжав подле себя таких же бравых гномов, как и он сам. Их артель была самой лучшей, самой дружной и самой трудолюбивой; многими уменьями овладел Олвин ещё с детства, и первым лез всё глубже и глубже, проникая в святая святых гор, добывая и мифрил, и блестящие диаманты, не боясь ни мглы, ни опасностей, подстерегающих на каждом шагу. Вместе с прочими гномами артели, коих было одиннадцать, они прорубали причудливые залы и запутанные лабиринты, ходы в которых знали лишь они -- вот только про таблички они частенько забывали; оттого любой другой легко мог заблудиться -- этим Олвин, увы, грешил, ибо особой расторопностью не отличался. Зато эта некоторая его медлительность, неторопливость, неспешность помогала гному в принятии решений, не основанных на тех быстрых мыслях, что пробуждаются часто, но не всегда верны: "семь раз отмерь -- один раз отрежь", говаривал Олвин, несмотря на свой относительно юный для гнома возраст. И пользовался он в округе чрезвычайным положением и уважением, снискав и одобрение, и славу, ведь "один раз увидеть, нежели сто раз услышать" также было сказано им и повторялось неоднократно всеми прочими гномами его отряда. Их так и прозвали: одиннадцать друзей Олвина, семь из которых были ему ещё и кровными братьями, из рода Нейна Длинноборода, Нейна-храбреца, Нейна-удальца.
   -- От меня сбежал дорогой моему сердцу огнехвост; думается мне, он чего-то иль кого-то испугался, ведь был сегодня трудный день. Разыщи мне его, брат, будь добр. -- Подняла свои дивные очи Юнни, обращаясь к названному брату, ведь дружили они с детства, и съели не один пуд соли и лиха.
   Великим мастером был Олвин: кузнецом, каменотёсом; но также и в ином ремесле известен был, а именно то, что умел он считывать следы, как эльф. Его зоркий глаз и острый слух могли бы пригодится, и повторять просьбу дважды этому гному было не обязательно.
   -- Куй железо, пока горячо. -- Изрёк Олвин и растворился в темноте.

Свиток #10. Олвин и огнехвост

   Гном Олвин одиноко, не спеша брёл по каменистой дороге и что-то нёс в своём походном мешке. Мешок шевелился и создание, котором в нём сидело, чихало от табачного дыма -- гном на ходу курил трубку.
   -- Сейчас же перестань толкаться! -- Рассердился Олвин. -- Бедная моя спина...
   Существо недовольно пискнуло и на какое-то время затихло, но уже через несколько мгновений снова начало возню.
   -- Нет, так не пойдёт. -- Заявил гном и остановился. -- Если оно не угомонится, я не донесу мешок до порога дома своей сестры, а ведь я ей обещал, что доставлю это в целости и сохранности. Вот только я сам уже помят изрядно; плечи так и ноют.
   Олвин присел на краешек тропы и облокотился на ближайший валун, дабы немного передохнуть -- подустал он за сегодня малость, а тут ещё под конец дня упросили изловить ту чёртову пропажу.
   -- Я ведь даже не рассмотрел толком того, кого поймал; гляну-ка я на него сейчас.
   Гном подвинул мешок поближе, и начал осторожно его развязывать. Оттуда донеслось глухое, крайне недовольное ворчание.
   Олвин был не из робкого десятка, но всяческого рода суеверия над ним всё же довлели -- день клонился к своему логическому завершению, и солнце в своём закате, напоследок освещая местность, отбрасывало жуткие тени от камней.
   "Наверное, всё же не стоило мне под конец дня что-то предпринимать", с сомнением подумал гном.
   Мгла сгущалась, и тут Олвин перепугался не на шутку -- теперь на него самого упала чья-то гигантская тень! Его обдало страхом, ведь он был совсем-совсем один, на проезжей, но на данный момент совершенно безлюдной дороге.
   "О боги! Как по мне, так лучше б свора разбойников иль стая зверья: уж я бы им задал жару! Чем плестись в пугающей гробовой тишине".
   Олвина отпустило, ибо нависшей над ним тенью был всего лишь случайно пролетавший дракон.
   -- Сто пудов тяжёлого металла даю на то, что это Иддир; даже она торопится домой -- не то, что я. -- Сказал самому себе Олвин. Он поднялся, отряхнулся и, завязав мешок, взвалил его себе на плечи вновь. Гном пересилил свою минутную слабость и твёрдым шагом направился вперёд, к своей цели.
   Уже подходя к Фаннихольму, Олвин, обычно хорошо для гнома ориентирующийся в темноте, нечаянно споткнулся, и этим препятствием оказался какой-то камень, с какими-то странными, нацарапанными на нём рунами.
   -- Это ещё что? -- Почесал в затылке гном и уверенным тоном добавил: -- Эту дорогу я знаю, как свои пять пальцев; откуда взялся этот камень? Его тут не было.
   Но времени на то, чтобы изучить руны, у Олвина не нашлось, да и не мастак он в них -- другие у него задачи и заботы. К тому же на камне были начертаны такие руны, которые и прочтёт, и поймёт не каждый: эти символы и знаки отличались от гномьих, и явно не гном их царапал; не их это язык, чуждое им всем наречие.
   Благополучно добравшись до своего селения, Олвин нашёл свою сестру в компании с Иддир -- юная гномка сидела в беседке и внимательно рассматривала какие-то древние свитки, и дракониха также их читала, наклонив свою морду поближе, ибо зрение её, в отличие от обоняния, было не столь острым.
   -- Я так и знал, что это ты! -- Обратился Олвин к Иддир, поприветствовав её. -- Я видел, как ты пролетала мимо, в вышине.
   -- О да, -- Ответствовала та, продолжая чтение записей.
   -- Не спишь? -- Спросил гном свою сестру. -- Не поздно ли?
   -- Тебя же жду; где ходишь? -- Обернулась гномка. -- Нашёл? Принёс?
   Олвин утвердительно кивнул, отринув с плеч долой поклажу и прислонив её к колонне беседки.
   -- Да осторожней! -- Пожурила сестра. -- Это не дрова, не камни.
   Гном развязал мешок, и все стали ждать -- особенно Иддир: она была очень любознательной.
   Постепенно мешок ожил, пришёл в движение. Внутри него сначала кто-то засопел, и вот: наружу показалась мордочка, а потом и само существо -- очень мохнатое, лохматое, но скорее просто пушистое и весьма забавное. Завидев хозяйку, оно тут же юркнуло к ней на колени: всякого другого эта белка уже давно бы искусала и исцарапала, больно погрызла и покоцала -- таков уж её бесячий характер; однако, с Юнни у неё была взаимная привязанность, и сбегала белка не просто так -- на то имелись веские причины.
   -- Кто это? -- Подивился Олвин. -- Крыска, не крыска... Что за зверёк?
   -- Всё тебе надо знать! -- Улыбнулась его сестрица. -- Это мой новый друг; его следует холить и лелеять. А ты взял его и обидел!
   -- Я -- обидел?! -- Подавился смехом гном. -- Во-первых, я эту зверушку ловил по всем закоулкам и еле отыскал; во-вторых, оно, такое вот растакое, отдавило мне все плечи! Раньше ты мне её не показывала... -- С укором добавил он.
   -- Раньше нужды не было, да и не до белок тебе, насколько мне известно -- с твоими-то подземными заботами.
   -- А как ты с этой белкой познакомилась?
   -- Да недавно; может, недели две. Смотрю: сидит себе на дереве такая вся распушистая. Я ещё удивилась про себя, отчего она не впала в зимнюю спячку. Я приманила её кедровыми орехами, что ты привёз из Шеллфолда, и теперь она живёт со мной.
   -- Большая она, для белки-то! -- Заметил Олвин. -- С хорошую собаку.
   -- Да просто огромная! -- Согласилась Юнни.
   -- То-то я её еле доволок, точно кабана на себе нёс; было бы чему удивляться.
   -- Я вообще-то ещё здесь, -- Напомнила Иддир, ревнуя, ибо почувствовала себя всего лишь частью ландшафта. -- Лучше расскажи Олвину про вчерашнего странного гостя.
   -- Что за гость? -- Нахмурил свои густые брови бравый гном.
   -- Я сама лишь половину услышала; а из той половины лишь половину поняла. -- Вздохнула дракониха, вся в предвкушении долгого рассказа -- она любила интересные истории.
   -- Тогда не будем мёрзнуть, а пройдём в мою таверну, что в двух шагах от нашей беседки.
   Все трое проследовали в таверну; Олвин и Юнни -- на ногах, Иддир -- на лапах.
   -- Итак? -- Продолжил вопрошать гном со свойственной ему настойчивостью, упрямством, упорством и упёртостью.
   -- Этот тип чужд нам и по духу, и по плоти, -- Заговорила хозяюшка, присаживаясь. -- До крайности он мерзким показался, ведь вёл себя он вызывающе весьма. Я молчала, видя, как поганит он обеденный наш стол, марая на нём скатерть дорожной обувью своей. Однако нестерпимо стало, как обхватил он талию мою, и двинула ему я что есть мочи за такую дикость. Передёрнуло меня в тот миг от гнева, ибо, хоть не видела лица его, не разглядела, но всё же сразу вспомнилось, как маленькой ещё похитили меня в Лихие годы, перебив родню, и ходила я в колодках, превозмогая боль всю и усталость; когда морили голодом и холодом её людишки гадкие и чёрные; когда недоедала и недосыпала она, терпя все муки и страданья, лишённая всех благ; когда чёрным было небо над моей главою, и изодранными в кровь были мои стопы; когда меня, ребёнка пола женского, работать заставляли, ведь гномы наиболее выносливы из всех рас, что есть на свете; когда кидали мне огрызки да чёрствые по виду и по вкусу сухари, точно дворовой собаке -- но и к собакам относятся лучше в разы...
   -- И мои родители куда-то делись. -- Сказала самой себе Иддир, ни к кому не обращаясь. -- Как вылупилась из яйца в гроте, так и живу... Нам было тогда по шесть; и шесть же хоть не лет, но долгих месяцев мытарств и скитаний, но куда б я не казала, и где б ни пролетала, не могла я отыскать тебя.
   -- Равно как и я. -- Сурово добавил Олвин, до этого хранивший глубокое молчание. -- И это очень странно, ведь и я, со стороны своей, все горы перерыл, как если бы я -- подземельный крот. Мальчишкой вплавь по речке, и в лес -- во все глаза... Уж не помню: как же ты спаслась? Упоминала, но запамятовал я.
   -- Вырвалась однажды, мучительно все путы изорвав зубами. Тогда и проявился тот мой дар, с рождения которым я владею -- а именно магия да рунное же ремесло: я наслала на обидчиков пусть временное, но заклятье, и освободилась вот из плена. Ларуал, на моё счастье, помогла развить всё это дальше. Но не говорите никому, а то и так все косятся и ведьмою меня считают! Пусть для всех я буду просто владетельницей таверны, и не сверх того.
   -- Как мы были тогда рады встрече! Правда, Олвин? -- Спросила Иддир, подмигивая гному.
   -- Ты думаешь, что этот тип -- из того тёмного племени? Из чёрных людей? Но прошло уж двадцать лет: гномы вышвырнули их из этих мест навеки. И хвала богам, никаких сражений не предвидится -- хотя, право же, я б не отказался биться даже с великаном, как Сигрун Победитель, что Еттина свалил; об усекновении главы последнего ходят целые мифы да легенды!
   -- Это не люди; это нелюди. -- Замотала мордой Иддир. -- Ни гномов, ни драконов они не любят. И с эльфами не водятся. Они -- нежить, а нежить никогда нельзя убить до конца, ибо над ними Тот, кто призывает...
   -- Что? -- Переспросил Олвин, непонимающе мигая.
   -- Ужель ты думаешь, что просто так сидела я в беседке, свиток за свитком перебирая? -- Подтвердила Юнни. -- Я не успокоюсь, пока не отомщу за унижение своё, даже если б прошёл целый век. Те, кто издевался надо мною, наказания не получили -- они убереглись тогда, когда наш народ пошёл на них сечью праведной, достойной, справедливой. Много полегло в ту ночь тех сволочей и тварей, но именно мучители все те выжили, и скрываются -- пока сокрыто от моих глаз, где именно. Но я найду, и разберусь!
   В глазах у благородной гномки блеснул яркий огонёк, преисполненный возмездия. И если б стоял рядом враг -- неминуемая кара обрушилась бы на него, ибо подросла некогда юная гномка, и может постоять, как за себя, так и за других.
   -- Засиделся я, увы. -- Вставая, высказался Олвин на прощание. -- Пора мне в путь-дорогу до своей берлоги. Ибо выспаться мне следует, ведь вставать мне ни свет, ни заря. Трудиться, трудиться, и ещё раз трудиться, не покладая рук.
   Но огнехвост, не будь глуп и бестактен, просто так не захотел отпускать друга своего друга -- белка более не серчала, вела себя тихо-мирно, не бунтуя, и теперь ластилась хвостом у ног Олвина; она поняла, что у гнома и в мыслях не было причинить ей вред, ведь слишком многие польстились бы на шапку из беличьей шкурки.
   -- Ты смотри, -- Подивился тот. -- А я думал, сие животное сгрызёт меня и даже не подавится.
   Не в правилах гнома шутить, но настроение у него сегодня было отличное, хотя и несколько подпорченное воспоминаниями о былом, да ловлей пушистого грызуна, ведь затрачен был на это целый день.
   На следующий день, уже к концу работы, обступили гномы Олвина, расспрашивая о том, о сём -- ведь там, во глубине Энгерских руд, на месте первом и втором лишь кирка да удобный лом; где топот, гул, да молоточков стук и звон.
   После, уже расходясь, один из рабочих артели спросил у своего мастера, домой ли сразу поспешит, аль ещё куда свернёт -- авось нелёгкая куда-то занесёт?
   -- Я знаю, куда я сегодня заверну. -- Загадочно произнёс Олвин. -- Туда, откуда струится дивный запах, прекрасный носу аромат. Я иду туда, где льётся и вкуснейшее пиво, и чёрный эль, и райская медовуха; я иду туда, где умелые руки выпекают боевой хлеб, блинчики, вертушки, пышуги, кашу из тыквины и печёные в золе каштаны; туда, где можно полакомиться хорошо приготовленным лакомством из заморского фруктуса; наконец, туда, где меня ждёт приятная беседа, и где рады мне всегда...

Свиток #11. Ледяное дыхание Ёллейн

   Ларуал, что из рода Олова сидела на высоком холме, у подножия Рунного камня, на котором были нанесены по кругу все старшие руны. Казалось, гномиха умерла или крепко спала -- сидела она вся, оцепеневшая, недвижимо, но с открытыми глазами.
   Грозная на вид мать гномов сама была, точно Рунный камень -- возможно, древними знаками и символами было испещрено всё её тело, но особенно бросались в глаза следующие татуировки: на её лице, а именно на лбу справа отчётливо проступали три руны "иса", которые действовали как остановка и заморозка -- Ларуал невозможно было нанести ущерб и рану даже отравленными стрелами); на щеке хорошо виднелась (и так же справа) шипообразная руна "турс" -- тоже для защиты; на шее гномихи можно было различить руну "ансуз", благодаря которой Ларуал поддерживала связь с высшими силами и имела способность призывать небесного покровителя.
   Многое повидала в своей жизни Ларуал, ибо было ей уже полтора столетия; полжизни, по гномьим меркам. Обычно невозмутимая, сейчас она была чем-то встревожена, ведь не просто так мать гномов бодрствует и мудрствует на сём холме вот уже четвёртый день, вдали от всех, от чужих ушей и глаз.
   Мать гномов... Я сказал -- мать? Ах, да: в этих краях без неё никуда, и гномы ни разу не пожалели, что именно Ларуал они выбрали для своих духовных нужд. Наставница, советница, целительница и наставница своего рода, которую все уважают за недюжинный ум и проницательность; сильная, немногословная и справедливая, Ларуал помогала каждому и не брала за это мзды, хотя за все её потуги наград скопилось бы на целую пещеру. Это была очень строгая женщина, и самая настоящая воительница, что защищала гномьи владения как в то время, когда мужчины гномов уходили за великою добычей, так и во время войн (а таких на её веку случалось не одна и не две, включая Лихие годы). Она неустанно правила этими землями, своим родом уже много лет, не являясь королевой, ибо Совет никак не мог выбрать единого короля; каждый род давно выбрал себе жрицу, расширил ей полномочия и на том всё остановилось.
   В первый день своего пребывания на холме мать гномов провела над одной из рун горячей лучиной, дабы пробудить стихию огня; во второй день окропила влагой, дабы пробудить стихию воды; в третий день посыпала солью, дабы пробудить стихию земли; наконец, сегодня Ларуал использовала дыхание, дабы пробудить стихию воздуха.
   Активировав все четыре стихии, посовещавшись с богами, получив ответ и завершив обряд, гномиха начала собираться в обратный путь, к себе в пещеру (либо на капище -- кто их, ведуний, разберёт?), но тут почувствовала на себе чей-то взгляд, и про себя улыбнулась. Не оборачиваясь, она проговорила:
   -- Я помню маленькую девочку, испуганную, но вместе с тем очень смелую, что много-много лет назад постучалась ко мне в сырую, дождливую ночь; босой и грязной ты пришла ко мне, в изорванном и подранном плаще, с покрытою главой, и с капюшона капала водица в три ручья. Из-под него выглядывали дикие глаза, что помощи искали, и в руках твоих был старый престарый фонарь, светивший очень тускло. И на правом твоём, ещё не окрепшем детском плечике восседал маленький беспокойный дракон; крепко он вцепился в плащ, и не отпускал. Теперь же вижу я перед собой повзрослевшую, возмужавшую деву... Давно не захаживала ты ко мне, Юнни! Что привело тебя ко мне?
   Юнни (а это была именно она) покраснела; её лицо залилось краской, щёки так и горели! Как мать ей стала в своё время Ларуал, и многим знаниям обучила, включая готовку зелий из целебных кустрав и разжигание особого костра.
   -- Совершала ты обряд -- не помешала ль я?
   -- Я уже закончила. -- Сказала мать гномов, вставая.
   Вместе они пошли прочь от Рунного камня, не оглядываясь по сторонам.
   -- На твоём лице немой вопрос; хочешь знать, отчего враждуют меж собою три гномьих рода, что не поделят?
   -- О да.
   -- А ещё тебе покоя не даёт тот незнакомец, что наведался на днях в таверну?
   -- И это тоже.
   Ларуал остановилась, и возложила ладони свои на плечи гномке, и сказала:
   -- Стала ты и статна, и мудра; на всё найдёшь ответ сама.
   Ларуал точно след простыл... Магия!
   Юнни вернулась к себе, и разложила карточки с нанесёнными на них рунами. И вот, выпало ей, что пожаловал тогда в "Коннахт" шпион, соглядатай из чернолюдов, дабы с малого начать да осмотреться; мести ищет тот народ, за поражение в Лихие годы, отмщения жаждет. И выпало ей ещё, что род меди с родом железа враждует, а род олова пытается их помирить, но тщетно. Карты говорили, что гномы из рода меди недовольны, что слишком властной стала Ларуал по разумению их, а гномы из рода железа хотят над собой королём Олвина; спят и видят это -- однако ж, сего не желает сам Олвин, да и негоже это, будто бы по наследству власть передаётся. Это запрещено Советом, но ведь столько воды утекло! И разве Берилла -- не правнучка Ронфутта, а оба властвовали в Гномгарде.
   Юнни была очень хозяйственной гномкой, и держала в своей уютной пещере-норке рассаду комнатных растений, а также кур -- а курица сидит и жмурится; дожидается хозяйку. Но стоило Юнни отвлечься на пару мгновений -- хвать, а курицы-то и нет! Курица больше не жмурится; нет больше курицы... Кто слопал?
   -- Ах, ты ж, рыжая, бесстыжая лиса! -- Накинулась было гномка на воровку, но та уже сбежала далеко-далеко, виновато поджав хвост, и в пасти -- бездыханная курочка. И не лень же было лисице спускаться под горку!
   Тем временем Олвин в очередной, уже второй раз налетел на камень, о который уже спотыкался, когда относил в мешке пойманного им огнехвоста. В этот раз времени у гнома было чуть больше, и он решил докопаться до истины, а именно выяснить, откуда взялся на дороге этот достаточно крупный по своим размерам булыжник, и отчего его до сих пор никто так и не убрал.
   Гному, как это ни странно, удалось прочесть руны, нацарапанные кем-то на этом валуне, хотя тогда, вечером, он не мог разобрать ничего. И зря он это сделал: видимо, сработало какое-то заклинание, и прямо в центре камня отпечаталось чьё-то дивное лицо!
   "Зеркало, не зеркало... Что это? И кто?", мелькали в голове у Олвина разные мысли.
   Сначала гном попытался приподнять камень, чтобы вглядеться повнимательнее в образ, им, камнем, источаемый, но не тут-то было: при всей своей природной, физической силе Олвин не смог даже сдвинуть с места тот достаточно небольшой объект -- большой, как препятствие на дороге, но малый, чтобы совладать с потомком Нейна.
   Наконец, камень поддался, но теперь этот чудо-булыжник показывал сбитому с толку гному не только лицо, но и всё тело той, которая...
   "Интересно, а кто это?", бормотал Олвин. И чем больше он вглядывался в образ, тем больше этот образ захватывал его.
   То была самая что ни на есть великанша -- вот только таких красивых он не видывал никогда: никакого внешнего уродства, утончённая фигура, даже талия; светлые локоны волос, и васильковые глаза. Точно эльфийка или представительница людей из рода Варианна -- но слишком уж большая да высокая; для неё, пожалуй, даже гора Энгер будет только по колено в высоту!
   Великанша там, в камне, ходила-бродила по какой-то лужайке, и, по всей видимости, почуяла, что за ней кто-то пристально наблюдает; лицезреет, не отрывая своих глаз. Ходячая глыба нагнулась, и приблизила своё лицо к порталу; розоватые губы насмешливо скривились в ухмылке, но для Олвина это уже не имело никакого значения в абсолюте -- точно завороженный, он пялился на ту, которая с интересом его разглядывала, рассматривала.
   -- Олвин! -- Позвала она. -- Олвин!
   -- Да, моя госпожа? -- Гном был словно загипнотизирован ею.
   -- Иди ко мне!
   -- О да, моя госпожа...
   -- Но для этого тебе придётся меня найти! Разыщешь Ёллейн среди льдов и снегов, на крайнем севере... Да смотри не замёрзни на полпути!
   Гном застыл в безмолвии: образ Ледяной королевы исчез! И руны на камне -- тоже. Теперь это был самый простой булыжник, не более того...
   Перемену в Олвине заметили не сразу -- это был всё тот же трудяга, работяга; однако, медленно, но верно гном замерзал, постепенно становясь каким-то чёрствым, мрачным, отстранённым -- чары колдуньи обволокли и больше уже не отпускали.
   Когда Олвин пожаловал в "Коннахт", всё уже было давно убрано -- любой в этом мире имеет право на отдых.
   -- Олвин! -- Окликнула осунувшегося гостя Юнни: от неё не укрылось, что бравый гном не в духе, и уже давно.
   -- Да?
   -- Тебя явно что-то беспокоит. Говори.
   -- Тебе показалось. -- Уклончиво ответил тот: похоже, он не желал говорить на эту тему.
   -- Вот чего ты хмур? Опять не поел, словно моя стряпня тебе больше не по нраву. -- Присев рядышком, гномка легонько дотронулась до плеча своего друга.
   -- Одну из шахт нынче завалило; хорошо, что никто не пострадал.
   -- Уверена, что это не единственная причина твоей апатии.
   Олвин молчал. И на следующий день была такая же картина.
   -- Я знаю, что это: это ледяное дыхание Ёллейн. -- Юнни была мудрее многих смертных, многих из уже почивших и ныне живущих. -- Ёллейн да Ёллейн! Заладил одно и то же. Не издал ни звука, но я всё поняла без слов. Не кушаешь; ни капли не пригубил из-за неё.
   Олвин посмотрел на Юнни, небрежно расплатился (хотя ни к чему не притронулся), встал из-за стола и вышел, не проронив ни "а", ни "б".
   Трактирщица чуть не разревелась, но вовремя взяла себя в руки -- и всё же одна слезинка предательски побежала по щеке. Огнехвост заворчал и уткнулся мордочкой в ладони гномки, сложенные на переднике.
   "Ничего! Всё в порядке, малыш; это временное...", мысленно шептала она, гладя зверька по голове, но на душе скребли кошки.
   На руднике работа встала -- если с мастером не всё в порядке, из строя выходит и вся артель.
   -- Олвин, бык тебя дери! Какая муха укусила? Не с той ноги ты, что ли, встал... -- Шумели одни рабочие.
   -- Ни одного дельного предложения за все эти дни! Топчемся на месте. Ни взад, ни вперёд, ни в бок, никак. -- Роптали другие.
   -- Кажется, сегодня не сдвинемся снова; даже до простого стёклышка не добрались, ибо не бурили ничего. -- Возмущались третьи.
   А потом Олвин пропал! Взял да и пропал на несколько дней. Совсем. Но позже заявился в таверну, и взял руки Юнни в свои.
   -- Я решился. Я должен её отыскать, ведь я увидел Ледяную королеву один лишь только раз. -- Вздыхая, проговорил Олвин.
   -- И что же ты найдёшь, когда сыщешь? Не пожалеешь ли? -- Укоризненно отвечала Юнни.
   -- Я не знаю. -- Задумался отважный гном. -- Я ищу самого себя. И страстно желаю лицезреть Ёллейн...
   -- Иллюзия. -- Выдавила из себя гномка, а где-то внутри себя страшно сердилась. -- Я могла бы тебе помочь, но ты не хочешь сам; ты отвергаешь помощь.
   -- Так же, как и ты. -- Улыбнулся Олвин.
   -- Это другое! Ты подвергаешь себя опасности всякий раз. Появляешься из ниоткуда, и так же стремительно исчезаешь в неизвестном направлении. Что с тобой происходит? Кажется, я теряю брата...
   -- Я не хочу лишний раз светиться, ведь роды наши враждуют. Я не хочу доставлять тебе проблем.
   -- Отговорки; я думала, что мы с тобой умнее наших родичей! Они рассорились из-за ерунды, и ты теперь туда же. Больше можешь не приходить.
   -- Я приду проститься. Вечером. Дождись, ибо без благословения своей сестры я никуда не поскачу.
   -- Благословение даёт старший по роду... -- Начала было Юнни.
   -- Дождись. -- Повторил Олвин, и вышел из кухни.
   "Это Олвин и не Олвин одновременно", озадаченно размышляла гномка. "Чёрт бы его побрал! А, точнее, эту Ёллейн. После встречи с этой великаншей он точно спятил; понурый, нелюдимый. Не ест и не пьёт; не спит и говорит загадками. Вот что ты с ним будешь делать? Но её чары сильнее всего того, чем обладаю я; я не могу развеять их, как ни стараюсь. Нутром я чую, что там, куда стремится тот глупец, лишь пустота...".
   Сменился ветер, и молодой гном Олвин из рода Железа собрался в дорогу. Путь его лежал через земли предков, но был полон неизвестности и опасностей, а в сердце затаилась грусть. Перед тем, как покинуть дом, выбрал он минуту для разговора с названной сестрой, и она сделала ему три подарка:
   Первый -- рунический компас "Визингир". В каких бы опасных краях не побывал рыцарь, компас всегда укажет ему путь, сохранит невредимым и поможет достичь своей цели.
   Второй -- светоносный меч "Лайсендер" с нанесёнными на него рунами и защитными надписями. Тот, кто им владел, никогда не поднимал его первым, и не использовал для нападения, но только для защиты.
   Третий же подарок -- благословение.
   -- Я знаю, -- Промолвила воинственная дева, -- Что ты уезжаешь с грустью, ибо отдал часть своего сердца Ледяной королеве. Но не печалься! Я -- третья в роду ясновидящих, и я скажу тебе так:
    
   В своем замке на высокой горе, окруженной зелёной дубравой,
   Где берут начало горные реки с кристальной водой,
   Живёт грустная, но прекрасная дева.
    
   Длинные волосы её -- как золото, глаза -- как небесная гладь.
   Нежным и чистым голосом она поёт песню и смотрит на дорогу,
   А сердце её переполнено ожиданием.
    
   Многие проезжают мимо замка и любуются ею издалека,
   Но она ждёт того, кто предназначен ей судьбой -
   Своего странствующего рыцаря со светоносным мечом.
    
   Их встреча предначертана звездами,
   На свете не будет пары более счастливой.
   Над замком всегда будет светить солнце, а в краю -- царить благоденствие!
    
   Сказанное было давним пророчеством, и гном Олвин, что из рода Железа, пустился в путь со светлой грустью, пожелав воинственной деве благоденствия и счастья! Названная же сестра долго смотрела вслед кораблю, который гордо расправил свои паруса и словно птица скрылся в морской дали. А кораблём этим был силуэт отдаляющегося гнома, расправившего свои плечи, и идущего на Север -- но судьбе ли своей навстречу?

Свиток #12. Тот, кто призывает

   -- Аашшь, хаашшь4... -- Шептал кто-то в густом, ледяном тумане, и шёпот этот пронизывал насквозь. Туман клубился в кромешной мгле, нарушая тишину, и то был зов Зла.
   Поначалу никто не откликнулся на призыв, ибо Зло было далеко, и шёпот его был едва различим на слух. Но зов становился всё громче и громче -- и те, в ком Зло дремало от начала времён, постепенно услышали его. Эхом раздался этот зов в ушах и сердцах их; и внемлили они призыву, и стали собираться. На поклон они пошли ко Злу, и предстал он пред ними в виде пара, иль тумана, или дыма -- каждому по разумению его.
   -- Служи-и-и мне-е-е... -- Вкрадчивым тоном убеждал туман.
   И вот: поглотил туман многих из тварей, что прибыли на звук, и среди этих тварей были бестии, вампы, василиски, ведьмы, великаны, вервольфы, виверны, враны, гоблины, големы, горгульи, гриффоны, дивы и дэвы; саламандры, сколопендры, драздрапендры, зомби, пяточные зудни, йнигг, кадаверы, колоссы, кристаллы-оборотни, крыланы, крысы-летяги, луноеды, мараоо, мегеры, нежить, некроманты, огнеподобы, омофаги, пери, призраки, привидения, скелетоны, скорпионы, слизни, тетралаки, тритоны, тролли, фригидры, фурии, церберы, гингеры, непентесы, мандрагоры, мантикоры, поганки, сизые корни, бастарды, гарпии, демоны, змеи, миноги, минотавры, кракены, людоеды, упыри, летающие глаза, пауки, гигантские земляные черви, муравьиные львы, архиизверги, варвары, личи, ламии, лютоволки, циклопы, кикиморы -- всех подчинил своей воле злой туман, но многие шли сами, ибо Зло в них было изначально.
   Пока Олвин шёл к своей цели, разыскивая Ледяную королеву, Ёллейн сидела у глубокого колодца, который служил ей зеркалом, и расчёсывала свои длинные волосы -- настолько длинные, что они стелились, волочились по земле, недавно припорошенной белым снежным покрывалом. Одновременно колодец являлся и порталом, и великанша отслеживала каждое перемещение гнома, каждое его телодвижение, и злобно ухмылялась: как же быстро влюбился Олвин, голову потерял! Он сам идёт к ней в руки, дабы стать самым верным, самым преданным рабом, и она через его муки и страданья отомстит за смерть её предка Еттина, пока большой бесплотный дух собирает огромнейшую армию, дабы навсегда ввергнуть в небытие все хорошие, все добрые народы, включая гномов, эльфов, тифлингов и тех из драконов, кому претило Зло.
   Дойдя до Крайнего Севера, Олвин нашёл Ёллейн, и в реальности она оказалась ещё прекрасней, чем тот образ, что лицезрел он в камне. Неспешно подошла к нему Ледяная королева, и возложила перст свой на главу гнома, встретив, как давнего друга. И взяла его за руку, и повела в свою обитель. И поцеловала гнома в лоб, и приласкала. И велела служить ей верой и правдой. И вот: от Олвина осталась лишь тень, и порабощён он был снежной госпожой на долгие тринадцать лет. И ради мимолётной улыбки своей богини, ради поцелуя в щёку, ради снисходительной глади по главе, ради её томного взгляда выполнял несчастный гном различные задания и поручения; завороженный, заговорённый... Не смел он отказать, той, ради которой проделал такой долгий, такой длинный путь. Визингир не дал ему сбиться с пути, и Лайсендер служил хорошей защитой в дороге, но оба подарка отняла Ёллейн, и сложила в свой волшебный сундучок, дабы никто, никто не уволок, а ключ от сундука повесила себе на шею. Осталось с Олвином лишь благословение, напутствие воинственной девы, гномки Юнни; пребывало оно с ним незримо, не давая чарам Ёллейн до конца разрушить то, что было так дорого богам.
   И спустился Олвин в глубины гор, и пребывал во тьме и мраке подземелий многие и многие дни. И дошёл он до центра Земли, упав на самое дно, пройдя через раскалённую магму. Но не жгло гнома ничего, ибо движим он был тем, как угодить Ёллейн. И пробурив земное ядро, наткнулся он на сердце земли! Удалось Олвину то, что не удавалось никому из гномов, ибо "сердце земли" был самым красивым, самым прекрасным, самым лучшим, самым дорогим, самым ценным из всех камней, что когда-либо добывали гномы.
   И возвратился Олвин с этим сокровищем наверх, и предстал перед Ледяной королевой, учтиво склонив главу свою в почтении своём великом.
   -- Держи же, госпожа моя, сердце земли; се мой тебе подарок, который достался мне ценой моего зрения, моего здоровья: пробыл я во мгле годы, и ныне хил и слаб; я хром, устал и почти ничего уже не вижу. Отпусти же меня, прошу, ибо, что бы я не делал для тебя -- всего тебе мало.
   И рассмеялась Ёллейн, и встала с ледяного трона. И спустилась в залу, и дала согбенному годами и трудами Олвину оглушительную пощёчину -- да такую, что не удержался некогда крепкий гном на ногах своих, и упал на колени. И, как коршун, вилась над ним великанша, язвительно ехидничая. И сжался гном в комок, ибо после подгорных подземелий слишком ярок был свет -- даже для его старых, подслеповатых глаз, ведь состарился Олвин раньше времени, раньше срока. Наибольший же свет исходил от самой великанши, но свет тот был не от мира сего, но от лукавого. И забился бедняга в угол, но шутя вытащила того за шкирку злая колдунья, и пнула так, что отлетел он на другую сторону, скользя по зеркальному полу, не в силах удержаться.
   -- Подарок твой хорош, но пуст! -- Рявкнула Ёллейн, гневно сверкая своими очами. -- Что мне до сердца земли, если оно -- мертво? Блестит, переливаясь на солнце всеми цветами радуги, и манит любого... Кроме Меня.
   -- Чего же ты хочешь, моя госпожа? -- Потупил свой взор гном, не в силах глянуть на великаншу. Он больно ушибся, и стоял еле-еле, душа в теле.
   -- Вдохни в сей камень жизнь! -- Приказала Ледяная королева, чья душа также была холодной, мёрзлой. -- Выстрой же, сооруди мне из сего камня Каменный цветок, дабы радовал он мой глаз.
   И пошёл гном, и взял камень. И удалился, дабы сделать из него то, что повелела ему Ёллейн.
   И вот, прошло некоторое время, и несёт гном Олвин цветок столь прекрасный, как если бы он был настоящий! Каждый захотел бы себе такой, в свой сад, оранжерею.
   И вгляделась королева великанов, сузив свои очи, и недовольно, грозно изрекла:
   -- Вот, камень стал цветком -- однако ж, не ожил?! Проткни же тотчас своё сердце, и окропи своею кровью Каменный цветок, дабы начал он цвести, благоухать! Дабы я с помощью него и своей магии подчинила себе весь мир! Ибо тот, в чьих руках сердце земли -- владеет всем.
   Ведь утаила великанша, что воспротивится сердце земли злой воле, и не станет ей служить! И только кровь сильнейшего из гномов (которые сами есть Камнерождённые) да магия тёмная и злая (которая сделает так, что кровь эта будет жить в Каменном цветке вечно, не сворачиваясь никогда) способны повернуть всё спять и сделать так, что добро будет работать на пользу Злу...
   И занёс уже вдруг Олвин длань карающую над собой, дабы пролилась горячая да алая струя на лучший из его трудов, но тут случилось то, что должно было случиться: одумался, опомнился тут гном, ведь иная уготована судьба ему богами.
   -- Чего же ты ждёшь? Ну же! -- Закричала Ледяная королева, сгорая от нетерпения и томительного ожидания.
   -- Не стану впредь идти на поводу, ведь ты -- жестокая и злая! -- Спокойно произнёс Олвин, но внутри него уже пробудился огонь возмездия, расплаты и обиды.
   Побелела та, как полотно, хотя и так белым бела.
   -- Да как же смеешь ты, прах и дщерь, противиться моей великой воле? -- Не на шутку разозлилась королева. -- Неблагодарный! Кто тебя поил, кормил? Сейчас же на колени, и да знай же своё место!
   -- "Поил, кормил..."? А я здоровье всё сгубил! -- Обиженным тоном сказал гном. -- Я не вижу и не слышу; еле ползу, чуть передвигаюсь. Но злобу, хитрость, сущность неуёмную, фальшивую; натуру хищную и лживую я вижу насквозь и без глаз, без всякой магии. Ты дрянь, которая не заслужила ничего!
   -- Что, ЧТО ты можешь сделать??? -- Наступала, наседала на Олвина Ёллейн.
   Но не попятился, не отступил на сей раз гном упрямый и отважный.
   -- Вернусь я к той, что ждёт меня в таверне; что любит искренне, скучает. Господи, ну как же я был слеп? Прозрел лишь ныне, но -- вовек! Отпустила с миром, но со слезами на глазах. Впредь же не оставлю боле, никогда. Возвращусь и за руку возьму, а руку ту к груди своей прижму. В уста сахарные я любовь свою вложу, и крепко, нежно обниму...
   -- Ужель так любишь свою гномку? -- Насмехалась великанша. -- Сестрой своей лишь величал -- теперь возлюбленною посчитал?
   -- Возлюбил её я раз и навсегда! Лишь умолчал о том; не ведает она. К кому я шествовал за помощью, советом? К кому спешил после работы? Кого улыбкой одарить мечтал? Кого спасти от зверя я гадал? В чьи очи заглянуть хотел? По пути сюда, я много женщин повстречал! Эльфийки, тифлинговы девы... Прекрасны сердцем и душой, но в дом их я ведь, ни ногой! Всё ж Юнни мне милее всех! Лишь ей я верен я, эх... Эх. Ни на одну я не смотрел, и на тебя я б не взглянул! Ты страшное, презлое существо, и как же носит тебя по земле? Очаровала, заколдовала, отравила, уничтожила, сгубила... Я не люблю тебя, ты -- тварь! Уродина внутри, хоть краше многих ты.
   Олвин топнул ногой; выглядел он воинственно и угрожающе, хотя от былой его силы не осталось ни следа.
   -- Ба, какие речи! -- Медленно похлопала Ёллейн в ладоши. -- Коль так любишь ты ту гномку -- отчего ж не удержался, да подпал под мои чары? Разве любовь меж гномами мягка? Разве не тверда она, как самый твёрдый камень?
   -- Стыд мне и позор за это! -- Вскричал Олвин, белея от злости. -- Но ведь устоял я пред соблазном, и не покорился твоей воле до конца! Я ухожу, и не чини ты мне препятствий на моём пути, прошу. Гном я добрый, благородный -- не убью, не подниму руки на ту, что жизнь мне поломала...
   -- А ждёт ли тебя Юнни? Не забыла ли тебя? -- Проговорила Ёллейн, и сама на себя сейчас была не похожа -- куда, интересно, делась вся её агрессия? -- Ведь минула уж чёртова дюжина лет! Что ж, ступай, мой бравый гном и славный раб. Не стану я мешать тебе.
   Но гном отчего-то медлил.
   -- Убирайся!!! -- Взвизгнула высоченная громадина. -- Пошёл вон, пока я не передумала!!!
   Олвин направился уже было из её покоев прочь, как вдруг Ёллейн тихо окликнула его напоследок:
   -- Стой! И подойди.
   Поседевший, сгорбленный карлик подошёл поближе.
   -- За безупречную службу мне я отпускаю тебя на все четыре стороны. -- Выдавила из себя великанша, стараясь не смотреть на свою бывшую игрушку, и протянула тому, живому пока что ещё созданию кое-что на цепочке, сняв это со своей шеи. -- Держи ключ от сундука -- там твой компас, твой клинок. И поспеши: боюсь, не доживёт частичка сердца твоего до прихода половинки, ведь тучи чёрные сгустились над горой Энгер.
   Гном поблагодарил Ёллейн, но по всему было видно, что великанше тяжело прощаться с тем, кто столько лет терпел все её капризы и причуды.
   -- Забери это. -- Она вложила Олвину в руки сердце земли. -- Возьми, и отнеси обратно; туда, где взял. Теперь это не просто камень, но Каменный цветок. Благодаря тебе он обрёл другую форму, но сердцем земли быть не перестал. Да хранят тебя боги...
    

Свиток #13. Король и королева

   -- Лети на Север! -- Сказала Юнни своей драконихе, нарисовав ей на лбу руну "хагал" для устранения возможных физических препятствий. -- Дурное у меня предчувствие...
   Взмахнув своими крыльями, Иддир послушно поднялась в небо и скрылась за горизонтом.
   А времена настали и впрямь неспокойные: в Волшебных землях началась самая настоящая война -- Тёмные места на юге вошли в сговор с великанами из Абр-Дабра и выступили против Эльфхейма, Мэнна и Гномгарда. Все мужчины ушли биться, а старики, женщины и дети остались в Гномгарде. Рудники опустели, шахты -- тоже...
   Ларуал мысленно очертила границы королевства магическим щитом; в её это было власти. И до поры, до времени в Гномгарде было относительно спокойно.
   Юнни тоже не сидела на месте: готовым надо быть ко всему. Гномка вырезала магические руны на деревянных плашках, камешках; для того, чтобы не подпустить врага к своему жилищу, она возложила на дорогу уменьшенную копию Рунного камня. Также, для защиты она исписала, изрисовала рунами свою входную дверь, свой щит, свой меч, свой шлем и свою мифриловую кольчугу -- да, названная сестра Олвина являлась ещё той воительницей! И оружием она владела столь же искусно, как магией -- в случае необходимости Юнни будет сражаться наравне с мужчинами. Она бы и сейчас рванула на сечь, в самую гущу и пекло, но гномьи законы предусматривали сие только на крайний случай.
   Иддир обнаружила Олвина вовремя: тот увяз в непроходимых снегах, и чуть было не погиб; чуть не сгинул совсем.
   -- Иддир? -- Не поверил гном такому счастью, ведь шёл и брёл назад он уже вслепую, полагаясь исключительно на Визингир, который его ещё ни разу не подвёл. Он не увидел подлетевшую хвосторогу, не услышал хлопанье её крыльев; но он почувствовал, что он -- не один, что боги не бросили его в беде, на произвол судьбы.
   -- Только Иддир могла прилететь за мной в эти края! -- Шептал он, уткнувшись лицом в сугроб, и тот таял от его дыхания -- хоть и с явной неохотой. -- Но почему так поздно?
   -- Семь лет ждала тебя твоя сестра; шесть лет искала я тебя повсюду. -- Беспристрастно говаривала дракониха. -- Я рада, что ты нашёл в себе мужество отказать той дылде. Я её не видела, и знать не знаю, но мне она отчего-то сразу не понравилась! Как ты мог нас бросить? -- С укором вопрошала она. -- На кого ты нас оставил? На кого же променял? Стоило ли оно всего того?
   -- Я уже наказан, и изрядно. -- Отвечал ей Олвин с камнем на душе. -- Отнеси меня домой, молю.
   Но Иддир и не подумала. Вместо этого она задумала иное.
   -- Сейчас будет больно. -- Предупредила она. -- Терпи.
   И изрыгнула хвосторога небольшое пламя, и опалила им брови измождённого годами и дорожными переходами гнома.
   -- Ибо обморожение имеется на твоём лице! -- Сердито вымолвила Иддир. -- А теперь дотронься ладонями до лица -- согрелись ли они?
   -- Немного. -- Ответил тот. -- Благодарю.
   -- Видишь ли ты что-нибудь сейчас?
   -- О нет.
   -- Ну, я не маг, а всего лишь дракон. -- Развела крыльями Иддир.
   И усадила она Олвина к себе, и полетела в Гномгард.
   Тем временем одна часть вражьего войска, одно крыло двинулось в тыл защитникам своих земель. И вот: пробил час, и взяла Юнни в свои руки оружие магическое и оружие физическое, ибо некому больше было его взять -- убили злыдни Ларуал, изничтожив как её ману, так и её ауру; нет больше у рода Олова матери гномов. Долго, долго сопротивлялась Ларуал, и некому было её одолеть, ибо берегли гномиху и руны, и боги; однако, слишком много оказалось по её душу врагов, и главный василиск обнажил и свой взгляд, и свой клинок -- его магия, его сила оказалась посильнее гномьей. Отныне Ларуал -- гномья королева в стране теней, что превращается в звезду и указывает путникам путь...
   И подняла гнома-воительница тревогу, протрубив в рог боевой клич. И откликнулись на её зов и женщины, и дети, и старики. Каждый взял себе оружие, и стеной встали перед врагом. Но силы были слишком неравны, ибо под грохот больших, тяжёлых барабанов, в которые долбили неторопливо идущие тролли; под звучание низко настроенных скрипок, на которых быстро-быстро играли гоблины; под адский визг вампиров и страшное, ужасное, звериное рычание демонов на свет богов вышло вооружённое до зубов войско. И лица воинов были раскрашены в "корпспэйнт" -- трупно-боевую раскраску, в состав которой входили кровь, мел и дёготь. И мел делал морды недругов, недоброжелателей бледными, точь-в-точь как у бездыханных тел; дёготь подчёркивал впалость глаз, а кровью были измазаны рты. Страх и ужас шли впереди этого войска, и многие из тех, кто пришёл к Юнни, дабы стоять плечо к плечу, дрогнули, и справедливо убоявшись, побросали оружие своё, ибо не пристало слабым противостоять сильным; сие есть избиение, а не бой.
   Пыль стояла столбом, и вот: Зло всё ближе и ближе. Осталась Юнни одна-одинёшенька, но взгляд её был твёрд, а руки с силой сжимали щит и меч. И увидела гномка среди солдат того, кто однажды нарушил покой в гномьей деревне на целую неделю, придя в "Коннахт"; того самого, что нагрубил и вёл себя прескверно. Узнала Юнни его взгляд, ибо и сейчас не отрывал он своих глаз от гномки.
   Обложили гномку со всех сторон, обступили. Направо и налево наносила она удары; самоотверженная, непокорная, неприступная. Много, много полегло злых тварей у её ног, сваливаясь в целую гору; но не отяжелел ещё меч в руках воительницы, ещё держит она удар.
   И отделились от той чернющей тучи двое, и были это главный василиск, да тот чужак, который не отводил своего алчного взора от некогда своей обидчицы, а ныне своей жертвы, своей добычи -- не простил, не простил в злопамятстве своём тот чернолюд униженья своего, когда не получил он своего; когда огрели его сковородкой по затылку, и вышвырнули вон.
   И щит уж -- решето, и меч сломался; слабеет и рука, и тело. И накинулись на гномку полчища врага, и уже почти сломили дух, но зовёт, зовёт труба на бой -- одолевать стал Гномгард, устоял Эльфхейм и Мэнн. Испугался враг, потерпев пусть и не сокрушительное, но всё же поражение; и понял, что одной лишь силой не сломить ни гномов, ни эльфов, ни тифлингов, ни всех друзей их.
   В бессильной злобе своей, на последнем издыхании повалил враг Юнни на землю, связал и пленил, утащив в своё поганое логово -- но прежде, чем удалось иноземцам её схватить, ещё добрая их куча была перебита гномкой! И заточил враг красавицу в башне, дабы согласилась гномка выйти замуж по доброй воле -- ибо даже Зло понимало, с кем связалось, и уважало всё её бесстрашие. Понастроило Зло в корысти своей вокруг башни красивых построек, лёгких беседок; насадило деревьев, ведь многое в Его власти. И задирали свои головы все проходящие по лугам и полям мимо башни, где томилась прекраснейшая из Камнерождённых; свисали с окошка локоны золотистых волос. Но не мил был свет гномке; всякую пищу она гордо отвергала, ибо понимала, что мечтает враг таким вот образом польстить ей, дабы смягчилась и полюбила Зло, предав добро.
   И возвратив на место Каменный цветок, то сердце земли, прибыл Олвин, верхом на драконе, домой, и почуял неладное, ибо опустел тот край, что так дорог ему был; вились, вздымая к небу струйки дыма, остатки костров и пожарищ. Пепелище наблюдалось всюду и кругом, и немой плач висел в воздухе. Слишком, слишком дорогой ценой вырвали волшебные народы себе победу! И победу ли? Хоть враг и ушёл, но пообещал самому себе и всем, что ещё вернётся, и вернётся скоро.
   И искал Олвин при помощи поводыря-огнехвоста и драконихи Иддир свою названную сестру среди живых, и не нашёл; искал и среди мёртвых, перебирая горы останков -- как гномов, так и их злейших врагов. Всё без толку...
   "Где же ты... Где?".
   И искал Олвин ответа на свои многочисленные вопросы, и обратился к жрице своего рода, матери гномов из рода Железа.
   -- За неё не беспокойся! -- Отвечала гному наставница. -- С ней всё хорошо, и пока ничего ей не грозит... До поры, до времени, ибо притихло Зло не просто так!
   -- Расскажи мне: что ты видишь? -- Не отставал Олвин.
   -- Вижу я, как далеко на востоке, близ южного края этого мира, взошли три вершины, и высота двух рассчитана. И одна вознеслась над землёю на две тысячи шестьдесят две лиги, а другая -- на две тысячи семьдесят восемь. Но высота третьей пока сокрыта от меня...
   -- Странны видения твои! -- Нахмурил свои брови гном-упрямец, гном-страдалец. -- Что-нибудь ещё?
   -- Открылось мне сейчас, что на вершине третьей из тех гор, окружённой облаками, поставило Зло гигантскую Мать-книгу, и при помощи своих чернокнижников, магов чёрных, колдунов и чародеев, всех алхимиков, кудесников и ведунов пытается вписать туда все девяносто девять Его имён! Торопись же, ведь они -- на полпути, сложа руки не сидят!
   -- Но почему я? -- Перебил Олвин. -- Причём тут я?! Какое мне дело до их Мать-книги? Пусть вписывают туда, что хотят! Ах, мне вернуть бы ту, что всегда была рядом; что всегда была добра ко мне; ту, которую я... Какой же я дурак!..
   -- Если туда будет вписано последнее из Его имён, то мир падёт. -- Разъяснила мать гномов из рода Железа. -- Теперь тебе понятно? И лишь ты способен обуздать врага, остановить его.
   Перечить жрице не мог даже такой высокородный гном, как Олвин. Он лишь вздохнул и вымолвил:
   -- Но ведь немощным стал я, незрячим; какой же с меня толк?
   Улыбнулась тут мать гномов, и дотронулась скипетром до чела Олвина.
   -- Легче? -- Спросила она.
   -- Легче. -- Подтвердил гном, почувствовав значительный прилив сил.
   Тогда попросила тут наставница, дабы и огнехвост, и Иддир, набрав полную пасть слюней, со всей силы плюнуть в лицо Олвину. Те отказывались долго, не смея так поступать со своим другом, ибо плевок означал лишь одно -- презрение. Но жрица настаивала, и те беспрекословно повиновались: раз того требует мать гномов -- значит, так надо.
   Зрелище было неприятным, зато Олвин продрал свои глаза, и сквозь потоки лечебной слюны увидел свет, а в нём -- три силуэта: гномиху, дракониху, белку. Вся троица смотрела на обескураженного гнома, еле сдерживаясь, чтобы не расхохотаться -- да-да, огнехвосты и драконы умеют это делать по-своему.
   -- Что я должен делать? -- Воодушевлённо поинтересовался приободрённый Олвин. -- А самое главное: как мне туда попасть? Чай, не ближний свет!
   -- А я на что? -- Обиделась Иддир. -- Или ты думаешь, что один ты по Юнни скучаешь? Единственное, я не знаю дороги...
   -- На сей раз -- без тебя. -- Покачала головой мать гномов, обращаясь к драконихе. -- Для того чтобы остановить Зло, сначала необходимо стереть из Мать-книги все имена; а для того, чтобы перелистнуть хотя бы одну страницу, потребуется не менее дюжины гномов, так что Иддир отпадает. Есть у нас двенадцать храбрецов и большая лестница?
   -- Моя артель. -- Не задумываясь, ответил Олвин. -- Благо, они все живы и здоровы. Но если не Иддир -- каким образом мы перенесёмся в тот злополучный край? Пешком мы не успеем! С твоих слов, враг дожидается ещё и определённой даты, когда что-то с чем-то совпадёт, когда сработает заклинание; когда сработает всё, что написано в той книге...
   -- Я приоткрою рунный портал. -- Сказала мать гномов. -- С помощью него вы попадёте в сам край, но дальше -- сами.
   После, собирая Олвина и его одиннадцать друзей в далёкий путь, мать гномов добавила напоследок следующее:
   -- В каком-то из древних свитков, что нашла я в Главной библиотеке, вместе с картами хранились кое-какие упоминания о местопребывании самого Зла. Руны эти записаны в обратном порядке -- дабы никто, кроме нас, не узнал, не прочёл по глупости своей, да не отправился на поиски Зла, ибо лишь мы, гномы, имеем к нему стойкий иммунитет. Помните, что однажды совращены были некоторые эльфы Злом, и ныне гоблины; лишь гномы устояли. И ещё: Мать-книга, хоть и огромна, да припрятана хорошо; замаскирована. Так просто её не найти, и пишущие в ней строки гады окружили себя дымкой, оттого толком не видны. Всё это содержится в строжайшей тайне, и кабы не мои способности... Не узнала б я про тот секрет, про ту загадку.
   И провела жрица ритуал, и вот: двенадцать гномов по мановению волшебного жезла и сопутствующих слов отныне на самом краю света!
   И увидел Олвин, и вся братия его, те три злополучных вершины, одна из которых в разы выше, и пик её закрыт облаками. И двинулся навстречу Злу отважный гном, но словно разноимённы были полюса: гнома из рода Железа отталкивал от гор невидимый магнит; каждый шажок давался с превеликим трудом, и к тому же поднялся сильный ветер, мешающий сосредоточиться. Туман, буран и вьюга; пелена и ураган. Но слишком упрям был Олвин, и продолжал идти туда, куда ему было велено.
   И раздалось в густом тумане хихиканье:
   -- Вы не должны выжить; не должны уцелеть. Не по зубам вам тягаться со Мной, ибо здесь дремлет иная сила, и справиться здесь лишь магией возможно. Владеешь ли ты ею, гном?
   -- Я владею правдой. -- Дерзко и бесстрашно отвечал туману Олвин. -- Я сокрушу тебя навеки.
   -- Ой, ли? -- Издевалось Зло. -- А успеешь?
   И вправду: зоркие глаза гномов различили Мать-книгу, и вот: девяносто восемь имён уже вписано в неё, и на подходе последнее, девяносто девятое. Но кинули Камнерождённые дротики свои в неизвестность, и попали: все, как один, попадали вниз, в пропасть писари зловредные, и некому дописать имя последнее.
   И поспешил Враг к вершине, к Матери-книге, дабы написать своё же имя самому, самостоятельно; но преградил ему путь суровый, величавый гном!
   -- Брысь с тропы Моей, малявка! -- Прохрипело Зло бородатому смельчаку, даже не думая сбавлять шаг.
   -- Ты не пройдёшь!!! -- Взревел Олвин, да так, что услышали его все горы в долине. Гном вытащил из ножен Лайсендер, и позвал Врага в последний бой.
   И принял вызов Враг, не убоявшись великого меча, на который нанесены были руны гномкой Юнни. Но с толку был он сбит: ведь думал Враг, что гном пойдёт с секирой на него, или же обрушит свой тяжёлый молот.
   -- Ты не эльф и не человек, чтобы идти на Меня с мечом! -- Шипел туман, кружа над Олвином. -- С магическом мечом, а это ведь нечестно!
   -- Тебе ль о честности-то говорить? -- Ходил кругами, вокруг оси своей гном, не зная, куда б ударить мечом, ибо всюду лишь сплошной туман. -- Явись же, покажись! Какое оно, Зло? Во всей своей красе ты обернись же предо мною!
   Но медлило Зло, не показывая истинного своего лика.
   -- Трус! -- Сквозь зубы процедил гном, сплёвывая от негодования.
   И задели эти слова Врага до всех глубин его чёрной души, и вот: восстал пред гномом Вирм, чей облик схож был с коброй королевскою, а также червём гигантским земляным одновременно. И наносил Вирм один за другим опасные, ядовитые выпады, но уворачивался Олвин так же успешно, как когда-то, в древние времена, Сигрун Победитель ускользал от сверхтяжёлой стоеросовой дубины великана Еттина.
   Трое суток боролся Олвин с Вирмом, пока не одолел его вконец, разрезав Лайсендером пополам. И как-то хорошо, прекрасно стало на душе, и расцвели вокруг цветы! Благоухала зелень, птицы прилетели. И царила в воздухе улыбка, благодать.
   Пока же гном из рода Железа сражался со Злом, одиннадцать его друзей приставили к Матери-книге большую лестницу, что несли они на своих плечах весь путь. И стёрли гномы все надписи ужасные, всем скопом переворачивая каждую страницу (так тяжела была каждая); все до единой почистили они. И вписали туда гномы нечто хорошее, и всего-то одно слово. Но слово это было превыше всех на свете, ибо у верховного бога-творца лишь одно имя, и это имя -- Добро. Одни переводили его как "свет", иные -- как "любовь", но имя это всегда несёт в себе только доброе начало, и не иначе.
   И закрыли гномы Мать-книгу, и спустились к Олвину. И решили они искать Юнни.
   И подсказало гному сердце его, где искать ту, которую он уже покинул однажды, и которую более не оставит никогда. И вот: выглянуло из твердыни личико милое и красивое, но грустное и печальное. И распахнулись от радости и удивления ресницы у гномки-воительницы, ибо пришёл к ней брат названный её, и стоит пред стенами, где замуровал её Враг.
   -- Сбылось, сбылось пророчество! -- Просияла Юнни. -- Ах, Олвин! Как же я тебя ждала...
   И вызволил гном свою сестрицу из мрачного замка, из чертога чернокаменного, и бережно взял на руки уставшую красавицу, и отнёс к Иддир, которая не выдержала томительного ожидания, и через некоторое время вылетела вслед за гномами на край света, полагаясь на свой нюх. И вовремя: усадил гном златовласку к драконихе, и теперь ничего ей не грозит. Нет больше напастей; нет отныне Зла в мире этом.
   И прилетела Иддир в Гномгард, а Олвин и его артель -- уж тут! Ибо открыла рунический, магический портал мать гномов, и ныне в сборе все, ведь даже огнехвост пожаловал к измотанного пленом солнышку, дабы вселить и радость, и надежду.
   И излечилась Юнни, став ещё краше. И взялась за старое, ибо соскучились по её стряпне все гномы, и не только: вот, валят толпами в "Коннахт" и тифлинги, и эльфы. Драконам, огнехвостам и всем-всем-всем созданиям волшебным радуются в Юниной таверне. И радовалась Юнни, потому что не увяла рассада её, и курица сидит и жмурится; не утащила её на этот раз рыжая, бесстыжая лиса.
   И рассказали гномке, что отомщена она, и уничтожены все те, кто имел причастность к её пленению в далёком прошлом. И нет у них могилы, потому что подожгли гномы тела их, и развеяли над глубокой пропастью.
   И настал день, и настал вечер: навестил гномку её спаситель, гном отважный, Олвин. И взял её за руку, и потащил к пруду, в котором отражался свет Луны.
   -- Помнишь ли, как бегали мы в детстве за дракошей, но всякий раз она нас обгоняла?
   И кивнула гномка, улыбаясь.
   -- Помнишь ли, как сидели и читали свитки летописцев в Главной библиотеке?
   И кивнула гномка, улыбаясь.
   -- Помнишь ли, как...
   Но тут гном запнулся, и подошёл ближе. И обнял он Юнни со всею нежностью, и со всею же нежностью поцеловал. И ответила та, потому что тоже любила.
   -- Выйдешь ли ты за меня замуж? Станешь ли моей женой? Будешь ли хранительницей моего очага? Будешь ли вести со мной хозяйство? Будешь ли ты мамой наших малышей? Будешь ли ты ждать меня всегда? Будешь ли любить до самого конца?
   Но закрыла Юнни ему рот, чтоб много не болтал, и присели они под Луной, и любовались природой, тишиной.
   И сыграли в Гномгарде пышную свадьбу: стала невеста Юнни женою для Олвина; стал жених Олвин мужем для Юнни. И короновали их прямо на свадьбы, и ныне Олвин -- король над всеми гномами; король добрый, справедливый и смиренный сердцем. И стала Юнни прекраснейшей из королев, и правила достойно, во всём помогая своему супругу. И шли к ней за советом и эльфы, и тифлинги, и многие другие народы Волшебного края. И преуспела она во многих из искусств, став видным звездочётом.
   И была на свадьбе и Иддир, да не одна, а со своими родителями! Нашли они друг друга, и радости их не было предела.
   И был на свадьбе огнехвост, и лучшими из лакомств одарили белку. И была она счастлива и весела.
   Так завершилась история двух сердец. И жили они долго и счастливо...

Свиток #14. Портал

   Однажды автор книги во время своего обеденного перерыва спустился в кафе перекусить и понял, что попал куда-то не туда: уж больно странно выглядят посетители, и интерьер не тот. А всё дело в том, что новая хозяйка ради прикола сменила прежнюю вывеску на новую, с какими-то начертаниями на эльфийском, ничего в этом не понимая. Поскольку совпало многое -- время суток, положение планет, место на карте -- хозяйка кафе нечаянно открыла портал, и писатель оказался в другом измерении. Выйти обратно не так-то просто: проход откроется только через год в то же время. Что делать? Пришлось Ларсу использовать все свои знания и навыки, чтобы выжить в фэнтези-реальности, а именно в одном средневековом городке, где эльфы занимают высшее положение и живут во дворцах; гномы-трудяги собираются в гильдии и мастерят оружие, а люди -- они, в основном, крестьяне или простые воины. Бродил он долго по городу; промок, потерялся и зашёл в случайно открытую дверь, где алхимик работал над новым зельем. Тот принял его за курьера, который должен доставить нужный ингредиент для "Зелья бессмертия". В итоге, Ларс оказался втянутым в довольно-таки интересную историю, потому что ингредиент -- это скорлупа драконьего яйца. Сама дракониха живёт в недоступном для человека месте, и за зельем охотится ещё несколько человек -- как добрых, так и тех, кто имеет не самые лучшие намерения. Вот и собралась компания: колдунья, воин, покинувший свой орден, сам герой и гном из гильдии каменщиков; у каждая своя задача, свои таланты, свой характер. Дорога, понятное дело, сопровождалась многочисленными приключениями. Драконью скорлупу с огромным трудом добыли; гном по имени Трэн (который, кстати,  помог Ларсу расшифровать свитки из "Гномьей летописи") получил ингредиент для создания твердокаменного топора, ведьма -- составляющее для панацеи от всех болезней, воин -- доказательство своей доблести. Ну, а горе-попаданец не только выполнил свою миссию, но и возвратился назад с богатством, которое потратил на создание своей музыкальной студии, творческой мастерской и покупку того самого кафе, через которое теперь к нему могут приходить друзья из фэнтези-мира!

Послесловие

   Гномы придумали печатный станок, радио телевидение; телефон, компьютер и адронный коллайдер, а также подводные и летательные аппараты. Ныне в этом мире гномов нет, но в мире параллельном они есть, и через портал передают учёным нашим некоторые свои секреты. И это всё враки, что гномы скупые и жадные -- это мы, люди, порой слишком требовательные и наглые...

ПРИМЕЧАНИЯ

Персонажи

   ? Айх -- гном, возглавивший вторую стычку с великанами.
   ? Альтинда -- королева морских эльфов, сменившая погибшего Хелемборда.
   ? Арн Говорящий -- путешественник, сказитель, летописец; составитель Зелёной книги.
   ? Бальдис -- король лесных эльфов, отец Рилиаса.
   ? Берилла -- королева гномов, правнучка Ронфутта.
   ? Биллбронн -- придворный маг королевы Бериллы.
   ? Варианн -- княжич людей, которого безответно полюбила Берилла.
   ? Вреона -- невеста Рилиаса.
   ? Глим -- менестрель королевы Бериллы.
   ? Груунк -- вожак гоблинов в начале Второй эпохи.
   ? Джайс -- одна из двух эльфиек, что посмотрела на василиска.
   ? Дэллис -- одна из двух эльфиек, что посмотрела на василиска.
   ? Еттин -- вожак великанов; убит Сигруном Победителем в 15 году Второй эпохи.
   ? Ёллейн -- ледяная королева, в чьих жилах кровь Еттина.
   ? Зайн -- сын гнома Нейна, первооткрыватель огня, кузнец и ювелир.
   ? Иддир -- дракониха-сиротка, лучшая подруга гномки Юнни.
   ? Кермотт -- слуга короля равнинных эльфов Мейленггра.
   ? Ларуал из рода Олова -- мать гномов, наставница гномки Юнни.
   ? Мейленггр -- король равнинных эльфов; погиб от руки Еттина.
   ? Наиварр -- гном и автор Золотой книги.
   ? Нейн -- первый среди гномов, первый их король.
   ? Олвин -- прапотомок Нейна, доблестный воин.
   ? Оррин -- мастер ювелирных дел при королеве Берилле.
   ? Паркун -- гном, убивший своего брата Ульфина.
   ? Рилиас -- королевич лесных эльфов (а именно зелёных).
   ? Ронфутт -- король гномов во Второй эпохе, прадед Бериллы.
   ? Сигрун Победитель -- силач гномов, зарубивший великана Еттина.
   ? Тот, кто призывает -- прозвище бесплотного Зла.
   ? Трэн -- гном из портала.
   ? Тхроугхт -- вожак троллей на начало Второй эпохи.
   ? Ульфин -- гном, которого убил его собственный брат, Паркун.
   ? Фнатт -- один из гномов.
   ? Хаггн -- дракон и друг гнома Нейна.
   ? Хелемборд -- король морских эльфов.
   ? Шинойя -- гномка, превращённая в соляной столп в результате несчастного случая.
   ? Энгерская хвосторожка -- дракониха, супруга Хаггна.
   ? Юнни -- гномка и кулинар, хозяйка таверны "Коннахт"; владеет рунами и магией, дружит с драконихой Иддир и держит дома рассаду.
   ? Янггл -- учитель начальных классов у гномов во времена детства Олвина и Юнни.

География

   ? Абр-Дабр
   ? Волшебные земли
   ? Гномгард
   ? Край света
   ? Лиэрские рудники
   ? Мэнн
   ? Фаннихольм
   ? Шеллфолд
   ? Эльфхейм
   ? Энгер

Зелёная книга Арна Говорящего

   ? Алконст
   ? Гиана
   ? Гиппогриф
   ? Грифон
   ? Дракон
   ? Дубовик
   ? Какапо
   ? Птица-могол (громовержец)
   ? Птица-неразлучник
   ? Феникс золотой
   ? Феникс синий

Золотая книга летописца Наиварра

   ? Авантюрин
   ? Аметист
   ? Апатит
   ? Берилл
   ? Блестун
   ? Бронзин
   ? Водный аквамарин
   ? Галит
   ? Драконий глаз
   ? Кальцит
   ? Камень жизни
   ? Ларимар
   ? Обманка
   ? Русалкин глаз
   ? Самоцвет
   ? Селенит
   ? Серый целестин
   ? Синий лазурит
   ? Синий опал
   ? Сталагмит
   ? Сталактит
   ? Топаз

Меню блюд трактирщицы Юнни

   ? Блинчики
   ? Вертушки с грибами
   ? Вино фей (нектар)
   ? Вино янтарное
   ? Вода газированная
   ? Вода родниковая
   ? Каша из тыквины
   ? Каштаны, запечённые в золе
   ? Кексы хоббитанские
   ? Коктейль молочный (с мёдом и пчелиной пыльцой)
   ? Кольцо дракона (пироги с беконом)
   ? Лембас
   ? Масло сладкое
   ? Медовуха райская
   ? Медовуха с корицей
   ? Мировур
   ? Мозголом
   ? Молоко коз
   ? Мясо бабируса
   ? Мясо дикой козы
   ? Мясо кабана
   ? Мясо оленя
   ? Наг пчелиный
   ? Пиво ореховое
   ? Пиво сладкое (шимэ)
   ? Пирожки медовые
   ? Пышуги
   ? Роса утренняя
   ? Салат зелёный
   ? Сидр драконий
   ? Смузи эльфийский
   ? Тушёный кролик с репой и картошкой
   ? Хлеб боевой (твердокаменные лепёшки)
   ? Цветы съедобные
   ? Эль двойной
   ? Эль золотой
   ? Эль из лишайника
   ? Эль мягкий
   ? Эль подгорный
   ? Эль пшеничный
   ? Эль сезонный
   ? Эль чёрный

Флора, травы и специи

   ? Алыча
   ? Аромат
   ? Базилик
   ? Богдар
   ? Ваниль
   ? Водяника
   ? Горошек сладкий
   ? Гречиха
   ? Груша
   ? Груша рисовая
   ? Дерево Йаванны
   ? Дуб
   ? Имбирь
   ? Кабачок
   ? Кавва
   ? Каперс
   ? Картофель
   ? Клён
   ? Княженка
   ? Корица
   ? Крестоцветник
   ? Крыжовник
   ? Лён
   ? Лолло-росс
   ? Лук дикий
   ? Мак
   ? Маллоу
   ? Марипос
   ? Мёд
   ? Настурция
   ? Огурец
   ? Патока
   ? Персик
   ? Просо
   ? Пшеница
   ? Пыльца
   ? Репа
   ? Рябина
   ? Слива
   ? Смородина
   ? Смородина белая
   ? Солод
   ? Спаржа зелёная
   ? Тимьян
   ? Трава огуречная
   ? Трава петросиловая
   ? Трын-трава
   ? Тыквина
   ? Фруктус
   ? Хляй
   ? Хмель
   ? Яблоко зелёное
   ? Яблоко золотое

Фауна и существа

   ? Василиски
   ? Великаны
   ? Виверны
   ? Вирмы
   ? Глаза летающие
   ? Гномы
   ? Гоблины
   ? Горгульи
   ? Дриады
   ? Люди
   ? Огнехвосты
   ? Тифлинги
   ? Тролли
   ? Феи облачные
   ? Феи речные
   ? Феи садовые
   ? Феи цветочные
   ? Хвостороги
   ? Эльфы болотные (грибные)
   ? Эльфы дикие (горные)
   ? Эльфы зелёные
   ? Эльфы лесные
   ? Эльфы морские
   ? Эльфы равнинные
   ? Эльфы светлые
   ? Эльфы сумеречные

OST

   01. Lars Gert -- Junni The Warrior (тема Юнни)
   02. Lars Gert -- The Small Hours
   03. Lars Gert -- Хозяйка морей и лесов (тема эльфов)
    
   0x01 graphic
   1  Кто это? Как их звать?
   2  30 см. В одном альне 45 см. 1 альн равен 1 локтю.
   3  Среда, четверг, пятница (от дословн. нем. Mittwoch, Donnerstag, Freitag).
   4  Призываю.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"