Гималутдинов Александр Хакимович : другие произведения.

Перелетная птица

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:


* * *

В тепле укрывшись от мороза,
В парадном были мы вдвоем.
Я позабыл с тобой всю прозу,
Рождая первый свой экспромт.

Душа трудилась и корпела,
Высекая рифмы масть,
В первый раз тогда несмело
Рискнул тебя поцеловать.

И ты в ответ, не критикуя,
Мне ответила с душой.
Жаль! Не жаром поцелуя,
А звонкою пощечиной.


* * *

Мороз и вьюга нипочем,
Смирился с ними уж давно.
Стою в обнимку с фонарем,
Смотрю в знакомое окно.

При свете лунного огня
Мелькает образ твой.
Но ты не смотришь на меня,
В твоей душе другой.

Когда же боль моя пройдет,
В окно напрасно не гляди.
С любовью вместе заметет
Метель мои следы.

И только снежный снеговик,
Что для тебя скатал,
Пробудит в сердце нежный крик,
И может, екнется на миг:
Опять напрасно ждал.


ГАМЛЕТ

Томили траурные чувства,
Скорбь об отравленном отце,
И лежала тень безумства
На молодом его лице.

Сжимала судорожно саблю
Дуэли знавшая рука.
О чем же думал юный Гамлет,
В ночные глядя облака?

Быть может, звезды, что горели,
Своим пророчили огнем,
Что на завтрашней дуэли
Он погибнуть обречен.

А за рассветом, где-то рядом
Финал своей развязки ждал.
В эту ночь соперник ядом
Свой клинок отшлифовал.

Медленно стекали капли,
В ночи бледнел небесный свет.
Но был спокоен юный Гамлет,
Встречая призрачный рассвет.


* * *

Мастер всех с утра "завел".
По утрам он зол.
Дал заданье и пошел.
Кто-то выкрикнул: "Козел".

А потом уж не со зла,
Захмелив мозги вином,
Забить решили мы козла -
Пару партий в домино.


* * *

       В. Хаухия

Талантом с детства процветал,
Читал запоем книги, сводки.
Талант с годами не пропал,
С запоем тем же хлещет водку.


* * *

Окурок встретил папиросу.
С горькой усмешкою сказал:
 - И я когда-то был такой высокий,
Да никотин проклятый доконал.
Доконал, доконал
Будь неладен "Беломорканал".


* * *

За окном еще едва
Мглу прорезала заря,
А на ветке уже два
Красногрудых снегиря.

Тихо, тихо щебетали,
Что-то споря меж собой,
И тихонько пробуждали
Наш полуночный покой.

Надломив в тиши пространство,
Вы кричите, снегири -
Два крылатые посланца
Зимней утренней зари.


* * *

Какой портрет, какой пейзаж! -
Грязь и в стельку пьяный дворник наш.


АЛКОГОЛИК

А он, мятежный, просит бури,
Как будто в водке мало дури.


ПОХМЕЛЬЕ

Я сам себя весь день травил
Не мышьяком, не ядом - водкой!
Момент иллюзии ловил
В шестигранной стопке.

И шире был диапазон.
Простейший тест на тупость.
И захмелившимся умом
Мудрей казалась глупость.

Безгрешен был любой порок.
Великий миг забвенья!
О, как бываешь ты жесток
В периоды похмелья!

Как безобразен утром стол.
Как мрачно все и грустно.
И лишь спасительный рассол
Тебя приводит в чувство.


РАССУЖДЕНИЕ НА НАРАХ

             С. БОЖЕНОВУ

Я, как видно, рожден
Под злосчастной звездой,
В детстве был окрещен
Непутевой рукой.

Ах, тюрьма, я твой сын
С непутевой судьбой.
Сколько лет, сколько зим
Неразлучен с тобой.

Но поверь, я устал
Жить в неволе твоей.
Тебе счастье отдал,
Юность хоть пожалей.

Где же воля моя?
В тишину прокричу:
- Человек тоже я,
Жить свободным хочу!

Но молчит тишина,
Ей ответ не найти.
Знать, по жизни, тюрьма,
Нам бок о бок идти.

Свои радость и грусть
Делить буду с тобой,
Где мой жизненный путь
Измеряет конвой.


ПЕРЕЛЕТНАЯ ПТИЦА

Недолго память о тебе
Будет длиться.
Хоть появилась ты в моей судьбе,
Красой жар-птицы.

Отразившись в небесах
Зарей багряной.
Не заметил я в глазах
Твоих обмана.

О, как обманчива порой
Бывает внешность!
Вслед за угасающей зарей
Проходит нежность.

Уходит день, ложится мгла
Стеною плотной.
Нет, не жар-птицей ты была,
А птицей перелетной.

Качает ветер к холодам
Дубы большие.
В твоих глазах густой туман
И чары злые.

Уже горит осенний тлен
В листве шуршащей.
Любовь была твоя ко всем
Не настоящей.

В прозрачный взвилась небосклон
Лебяжья стая.
Взмахнула ты своим крылом
Со мной прощаясь.

И все что было унесла
Бесповоротно.
Нет, не жар-птицей ты была,
А птицей перелетной.


* * *

Когда мы познакомились, Ириночка?
Я не помню дату того дня.
У друга на обычной вечериночке
Ты была принцессой для меня.

Облегала бедра супер-юбочка,
На груди кокетливый разрез.
За знакомство приняли по рюмочке
И долго обсуждали шведский секс.

Просчитали сторону обратную -
Ведь у жизни есть две стороны.
Оказалось, красота твоя - развратная.
Как законы древности верны!

Обругать тебя последней дурою...
Но соблазн и черта совратит.
Ночку провели втроем мы бурную
(Подробности цензура не простит).

Уходил домой я как в тумане.
Извини за резкость, простоту.
Ты сгубила молодость в стакане,
Опорочила такую красоту.

Свою любовь разбавила развратом,
И мне уж не до прелестей твоих.
Одна лежишь нагая на кровати -
Как коньяк, распитый на троих.


* * *

Откуда-то малиной повело
В предрассветном запахе дурмана.
Почивало дачное село,
Окутанное облаком тумана.

Догорали звезды в вышине,
Давно уже достигшие зенита.
В озерной отражаясь глубине,
Собою любовался куст ракиты.

А в тенистой заводи ветвей
Обиженный, наверное, спросонок
Небольшую стайку карасей
Гонял еще неопытный щуренок.

И рыбак, зажав в руке весло,
О чем-то думал, глядя в омут мутный.
Почивало дачное село,
В честь кого-то названное Кудьмой.


* * *

Заплутал. Врасплох застала
Ночь. В лесу смолкает шум.
В руках с кошелкою устало
Бреду куда-то на обум.

А ночь безбожно землю красит
В строгий траурный наряд.
Как монахи в черной рясе,
Сосны выстроились в ряд.

Луна повисла, как кадило,
Заунывный плач совы.
Хлещет ветка что есть силы
Чуть повыше головы.

И бежит по телу сыпь,
Страх сильней, чем боль.
На болоте воет выпь -
До чего противный вопль.

Где-то шишку ель уронит,
И, хоть страхов не страшусь,
Хуже пуганой вороны
От кустов шарахаюсь.

Но пустой и глупый вздор
Я терпеть не стану.
Собрал хворост, и костер
Ослепил поляну.

Хорошо в уединенье
У костра ночь провести,
В теле чувствовать томленье.
Отдохнул. И вновь в пути.


* * *

             Сергею Есенину

Тому, кто смог
      Воспеть пшеницы колос,
Кто в избяной Руси
      Стал истинным певцом,
Кто в буре смог
      Услышать скрипки голос,
Я шлю нижайший
      До земли поклон.


* * *

Ночь тиха. Звенело пенье птичье,
Отдыхал от шума спящий двор,
Но нарушил правила приличия
Заведенный сапогом мотор.

Никелем блеснули ярко спицы,
По двору стальной пронесся рокот.
Что ж тебе безумному не спится,
Молодой совсем и юный рокер?

Сто двадцать лошадей в его моторе.
Дым чихнул из выхлопной трубы.
Он сегодня с девушкою в ссоре
И мотоцикл поставил на дыбы.

Вспыльчивость мальчишки всем знакома.
Завертелся в быстром вираже.
Ах, закрыла Танька дверь балкона -
Девчонка на четвертом этаже.

И протекторы скользнули по асфальту,
Клапана отлаженно звенят,
Ручку газа с силой давят пальцы,
И он несется голову сломя.

Под колесами дорога задрожала,
Мотоцикл все дальше уносил,
И порывом ветра охлаждало
Молодой его горячий пыл.

Направленье строго к горизонту.
Стучат, стучат цилиндры что есть сил.
Все ближе, ближе к горизонту!
Только трасса, ветер, мотоцикл.


* * *

Северодвинск, любимый город,
Ветрами бурными шумишь.
Ты невелик, красив и молод,
У моря Белого стоишь.

Где чайки реют средь тумана,
У берегов бушует шторм.
Березки в белых сарафанах
Выходят к ветру на поклон.

Здесь когда-то после танцев
Под песню северных ветров
При свете лунного багрянца
Я встретил первую любовь.

На этой улице широкой,
Где ярко светят фонари,
Компанией веселой, бойкой
Гулять любили до зари.

Вот потому ты мне и дорог,
На свете нет тебя милей,
Северодвинск, любимый город,
Город юности моей!


НОЧНАЯ СМЕНА

На дворе глухая ночь,
Самый крепкий сон.
Покимарить я не прочь,
Да автобус лом.

Не поднять тяжелых глаз,
Слипаются упрямо.
И мастер строгий дал наказ:
- Полезайте в яму.

И вот я гаечным ключом
Рву резьбу по кругу.
Ей зараза нипочем,
Прикипела курва!

Взять ее под автоген,
Чтоб совсем отпала.
Да сварного - пьяный хрен! -
С литра укачало.

Час я бьюсь - и все никак,
Матом крою сварку.
В яме шлындает сквозняк -
Стопроцентный насморк.

Обессиленный упал,
Закутался в фуфайку.
До рассвета чутко спал,
Проклиная гайку.

Под утро встал. Еще темно.
Мастер поднял крик.
Пусть орет, мне все равно -
У меня тариф.


ОДНОКЛАСНИЦА

Музыка звучала этой пятницей
На танцплощадке в парке городском.
Здесь тебя я встретил, одноклассница,
И нижайший шлю тебе поклон.

Мысли понеслись куда-то снова,
И было удивление в глазах.
Девочка Танюша Селезнева
С веснушками на пухленьких щеках.

Для тебя крутил я пируэты,
На перемене прыгая в окно,
За что меня пилили педсоветы,
А ты с другими бегала в кино.

"Неуд" получая как наличные,
Тайну в сердце я хранил своем.
И никто не ведал, что в отличницу
Был обычный двоечник влюблен.

Как в ночи хранят молчанье свечи,
Тайну до конца я сохранил.
Даже в наш прощальный школьный вечер
Я тебя на вальс не пригласил.

Уходя, не проронил ни слова,
Но молил: хоть вслед мне посмотри,
Однокласница Татьяна Селезнева,
Выпускница школы двадцать три.

А сегодня ты в коротком платьице
Грациозна в танце как в игре.
Давно остригла косы одноклассница,
Их сменив на модное каре.

И какое между вас отличие?
В промежутке времени, в годах.
Все равно одну тебя из тысячи
Узнаю по веснушкам на щеках.

Мне смотреть на эти танцы больно.
Потому домой я ухожу.
Тайну сохраню свою я школьную
И опять на вальс не приглашу.

Это для тебя уже не ново.
Умоляю: вслед мне посмотри,
Однокласница Татьяна Селезнева,
Выпускница школы двадцать три.


ДОСТОПРИМЕЧАТЕЛЬНОСТЬ

Стоит мужчина, женщина за братом...
Очередь на несколько шагов.
Проблема с телефоном-автоматом,
Дефицит на наши пять домов.

Очередь растет, как по линейке.
Недовольство извергает голоса:
- Разговору-то всего на две копейки,
А он трезвонит больше полчаса.

Накаляется, растет негодование.
- Эй, довольно, может быть, болтать?
Какое там свиданье? До свидания!
Надо, мальчик, старших уважать.

Выметайся! Кто там следующий?
Пару слов! Мне мать предупредить.
Соседи, умоляю! Мне заведующей
До зарезу надо позвонить.

Кто-то просто травит анекдоты,
Кто икает в трубку, пьяный в хлам,
Кто-то надрывается до рвоты,
Правду-матку режет пополам.

И в этом гвалте телефонных номеров
Денно-нощно длится катавасия.
Достопримечательность на наши пять домов
С автографом на стенке
"Здесь был Вася".


* * *

Вся разодетая, как с фото
Журнала модного обложки,
На длинной шпильке босоножки -
Сногсшибательное что-то!

По тротуару, как по сцене,
Идешь по нашему двору.
Определила себе цену -
Рабочий класс не по нутру.

Кто ж когда-то удостоится
Счастья рядом быть с тобой?
Что за одеждой модной кроется?
И что таится за душой?

Неприступная стена,
Она всегда доступна взору.
Отмычка к сердцу найдена
У лавелазовского вора.

С какого боку и припеку
Сумел на сердце сдвинуть камень?
Он не принц, слесарный дока,
В доску наш рабочий парень.


ГАЛИЛЕО ГАЛИЛЕЙ

Бесспорно, прав он был, старик,
Глядя в корень жизненный.
Чернокнижник, еретик,
Пытками униженный.

Видно, слишком стар он стал,
Не сдюжил пыток всех.
Потому-то и сказал:
- Ваша взяла верх.

На костре чтоб не пылать,
Отступить - не сдаться.
Раз единожды солгать.
А ей и так вращаться.

И публично, на глазах,
Чтоб всю жизнь не маяться,
Сам себя признал в грехах...
Но добавил:
"А все ж она вращается".


* * *

Откуда взялась вдруг метель?
От холода сгорбился вяз,
Натянуто скрипнула ель,
Тополь в сугробе увяз.

За порошею скрылась луна.
Расстоянье - несчетные метры.
По-декабрьски лютует зима,
Да бушуют никольские ветры.


* * *

Зачем ты ушла навсегда?
Так торопливо, поспешно.
Затерялась, как в небе звезда,
И канула вдруг в неизвестность.

Ушла ты безмолвно, без слов,
В чем-то меня проклиная,
За собой не оставив следов,
Мосты беспощадно сжигая.

Я готов земной шар обежать,
Горизонта настичь синий край,
Лишь бы снова тебя отыскать, разыскать
И вернуть наш потерянный рай.

Для тебя я готов с неба звезды собрать
И к ногам положить твоим вечность.
Только где мне тебя отыскать, разыскать,
Если канула ты в неизвестность?


С КАРТИНЫ АЙВАЗОВСКОГО

Резной огранкой в памяти моей
Неизгладимо врезана картина:
Страх и ужас, паника людей,
Разодранная в клочья парусина.

Палитра красок бережно хранит
Раскатистое, пенистое море.
Корабль разбит, и мачта не скрипит,
Соль на зубах скрипит со вкусом горя.

Судорогой сводит организм,
На дно ушло уже две трети.
Какой дурак отдаст бесплатно жизнь?!
И тот, кто жив, торгуется со смертью.

Тот, кто сумел сказать стихии: "Нет!",
Цепляясь в жизнь в изнеможенье,
Тому сквозь тучи брызнул солнца свет -
Соломинка к надежде и спасенью.

Во мне не раз из жизни вырывал
И не страницу, целую главу
Айвазовского шальной девятый вал,
Чудом оставляя на плаву.


ВСТРЕЧА

- Конвой свободен. Добрый вечер.
Проходите, гражданин.
Черт возьми! Какая встреча!
Сколько лет и сколько зим!

- Сколько зим прошло, не знаю,
Не считал холодных дней.
Сколько лет же намотают,
Тут, дружок, тебе видней.

- Закадычный друг мой Юрка -
Не разлей вода.
Лучший друг и на вот - урка!
Вот беда.

- Брось, начальник, ведь практически
Между нас различий нет,
Ты закончил юридический,
Я - другой университет.

Ты с другим дружком на пару
Азы юстиции дерзал,
Я науку грыз на нарах
И чифиром запивал.

В кабинете, здесь на воле
Ты на лапу щедро брал.
Я грошовые мозоли
По всей тундре собирал.

По такой вот аксиоме
Будет наш расклад.
Оба мы воры в законе,
И дороги нет назад.

Закадычный друг мой Вовка -
Не разлей вода.
Одной мы связаны веревкой
Навсегда.


* * *

О северных красках сиянья
Говорила с тоской мне не раз.
Вот настала минута прощанья,
Я тебе говорю: "В добрый час".

Ты в пушистый закуталась шарф,
Я до трапа тебя проводил.
А потом самолет в Нарьян-мар
Улетел, но вернуться забыл.

И по белой пушистой пурге,
Как быстрые, черные тени
Уносили тебя налегке
По тундре большие олени.

Заметалась следов борозда,
Да бубенчик в глуши звенел звонко,
А полярная в небе звезда
Чуть касалась крылом горизонта.

Нарьян-мар, Нарьян-мар, Нарьян-мар,
Край народных ненецких напевов,
Ты похитил в душе моей жар
И украл снежную королеву.

Следом я в Нарьян-мар полечу,
Разойдусь, разозлюсь в самом деле,
Все равно там тебя разыщу,
Мне дорогу подскажут метели.

Где под снегом таятся следы,
Где звенели бубенчики звонко,
У яркой полярной звезды,
На самом краю горизонта.


* * *

В водоеме воды чистые.
Отражаясь в синем блеске,
Поплавки, гвоздем прибитые,
Два часа стоят на месте.

Дела рыбацкие не клеятся.
Сквознячок, в деревьях дрожь.
Две лягушки в небо молятся,
Призывая дождь.

Им-то что, они амфибии,
Влага нипочем.
Белый цвет болотной лилии
Спрятался в бутон.

Тростники зашелестели
Над моею головой.
Мошкара забилась в щели.
Пахнет ливнем и грозой.

Беспокойно уточки
Бьются у запруды.
Не пора ли удочки
Сматывать отсюда?


СТАРАЯ ДЕВА

Седые пряди и потухший взгляд.
Голос твой давно осип игривый.
Не то что сорок лет назад,
Когда была по-девичьи красива.

А сколько укоров терпела от вдов,
Взглядов ревнивых от жен.
Поток комплиментов, море цветов...
Куда все девалось потом?

Где кавалеры и тот лейтенант -
Высокий, вихрастый, в фуражке,
Что сунул в петлицу твой шелковый бант?
И гармонист в деревенской рубашке?

Неужто так быстро пыл их остыл?
Ты сама их отвергла рукою.
Сама ты создала себе монастырь,
Возгордившись своей красотою.

Время, как кони, промчало твой срок,
Годы рассыпав направо-налево.
Юная дама, прекрасный цветок -
Непорочная старая дева.


* * *

Не хочу, не верю я.
Хожу, шагами меряю
Помещенье тусклое.
Настроенье гнусное.

Срок большой корячится,
Не свернешь, не спрячешься,
Не уйдешь и не уклонишься.
Десять лет обломится.

Десять лет бараки,
Вышки да собаки.
Всюду куртки ватные,
Гниды казематные.

Проволока колючая
С баландой вонючею.
Автомат на взводе.
Отняли свободу.

Наставили капканы мне
Мусора поганые.
Бороться нету силы,
Нет удачи. Вилы!

Тут уж делать нечего,
Коли карта мечена.
Факты все по полочкам.
К стене прижали, сволочи.

Насмехались, скалились,
Раскололи алиби.
Карту передернули.
Ну скажи, не больно ли?
Им достались козыря,
А мне тундра, лагеря.

Не хочу, не верю я.
Все шагами меряю.
Три шага - и стенка сходится.
Я кричу от безысходности.


* * *

Что со мною случилось - не знаю,
Только сердцем я вдруг поостыл.
Я любил, тебя, страстью сгорая,
А теперь вот навек разлюбил.

Та улыбка, что так мне знакома,
Звонкий смех, что звучал в тишине,
И твой образ прекрасной мадонны
Не является больше во сне.

Ты красива собой и пригожа,
Белоснежна, чиста, как слеза.
Но уж сердце мое не тревожат
голубые, как небо, глаза.

То, что было, прошло, дорогая.
В душе праздник весны отзвенел.
Я любил тебя, страстью сгорая,
И огонь тот во мне прогорел.


* * *

Ты кокетлива, игрива,
Сентиментальна и нежна.
Ты по-особому красива
И по-особому умна.
Порой груба, порою мнима,
Бываешь кроткой в тишине.
Ты очень нравишься мужчинам,
А значит, нравишься и мне.


* * *

Был Витька вечно не у дел,
Костюм, как на вешалке, висел.
Угловат, всегда краснел,
Конфузился и мялся.
Стеснялся женщин и робел,
По той причине не влюблялся.

Но жизнь - игривая реприза,
Великий мастер до сюрпризов,
Бьет и сверху, бьет и снизу.
Век учись, ведь жизнь мудра.
Встретил как-то Мону Лизу -
Вертихвостку со двора.

Объятый чувствами страстей,
Он распинался перед ней:
- Ольга, станешь ты моей!
Смеялась долго Ольга:
- Люблю я, Витенька, парней
С фигурою Арнольда.

Вот удар! Какая драма!
Кто снесет такого срама?
Оскорбленье - словно рана.
Чтоб любовь не потерять,
По усиленной программе
Начал бицепсы качать.

Рвались жилы в его теле.
Он работал на пределе.
Вот уж целую неделю
До седьмого пота
Жмет и гири и гантели,
Да глядит на фото.

И раздирает сердце боль:
Сколько можно же, позволь,
Издеваться и доколь,
Ну в самом деле?
Но упрям доморощенный Арнольд,
Кует железом тело.

А в кафе за круглым столиком
С другим гуляет его Оленька -
С полукачком дворовым Толиком
С сигарою во рту.
А он глотает анаболики,
Равняя статус на звезду.

Труден путь, и Витька злится,
Но растут упрямо мышцы,
Шея, бицепсы и трицепс,
Словно от дрожжей
Подожди чуть-чуть, Жар-птица,
Скоро будешь ты моей!

И настал желанный день!
В плечах раскинута сажень,
В объеме бицепс сорок семь.
Но снова Витька не у дел -
Стал он крепок, как кремень,
А в интиме ослабел.

Да, вот так вот, братцы-кролики,
Сказалась доза анаболиков.
Переборщил чуть-чуть он толику.
Все результаты кувырком.
А подружка дружит с Толиком,
Дворовым тем полукачком.

Да уж, жизнь полна капризов,
Полна ударов и сюрпризов,
Бьет и сверху, бьет и снизу.
Век учись, ведь жизнь мудра.
Жизнь сломала Мона Лиза -
Вертихвостка со двора.


* * *

Все те же прежние черты,
Движенья, жесты молодые,
Все тот же праздник красоты
В твоем лице. Поступки злые.

Все те же милые глаза,
Игривый тот же блеск сверкает.
Словно горькая слеза,
Мне память душу выедает.

Что с жизнью связано твоей,
Не вычеркнуть, не позабыть.
Ты - прошлое в душе моей,
А в настоящем нам не жить.


* * *

Не найти в стихах
Мне нужных слов.
Не передать в словах
Свою любовь.

Не описать улыбку,
Что с твоих слетает уст
И разжигает в сердце
Пламя нежных чувств.

Пылая нежностью,
Соцветием цветов,
Ты прекрасна,
Как первая любовь.

Как радуга,
Сияния полна,
Как символ юности,
Как первая весна.

В твоих глазах
И радость есть и грусть.
Таится в них
Загадка скрытых чувств.

Скользит в них тень
Безмолвия и слов.
Быть может, ты моя
Последняя любовь.


ДЕЖУРНЫЙ КЛОУН

День не задался с самого утра.
Все валится и сыпется с руки.
Завалился поздно я вчера,
А сегодня встал не с той ноги.

Не выпускаю сигарету из руки,
Утешаюсь "фабричным самосадом" -
Лучшее лекарство от тоски
И лучшая отрава в части яда.

Бывают дни, что сам себе не мил,
И рот не закрывается в зевоте,
Когда веселый популярный "Крокодил"
Не радует пикантным анекдотом.

А на экране (далеко уже не новом)
Конферансье о цирке говорит.
И я кричу: "Дежурный клоун,
Хоть три минуты смеха подари!"
Дежурный клоун - бес на теле,
Шутки безобидны и легки.
Дежурный клоун - как бестселлер
В минуты скорби и тоски.

Да, тоска - не сладко бремя,
Всем привычкам пагубным родня.
Но кончен цирк, настало время
Программы "Время",
Освещенье политического дня.

И опять приходится отвешивать
Низкие поклоны для тоски,
Спрашивать себя: какого лешего
Утром встал не с той ноги?

Оттого и день пошел весь комом,
Где-то жаба душит изнутри.
Дежурный клоун, дежурный клоун,
Хоть три минуты смеха подари.
Дежурный клоун - бес на теле,
Веселым смехом поделись.
Неповторимый мой комический бестселлер,
Развесели меня, развесели.


* * *

Черная и белая
Нам полоса дана.
А я ищу все серые -
Нейтральные тона.

Надоело, баста,
Как ушат воды!
От резкого контраста
В жизни нелады.

Ходит где-то около,
Ходит где-то рядом.
В небе ясном сокола
Не поймать мне взглядом.

Ходит где-то рядом
Час счастливый мой.
Да волшебным кладом
Спрятан под землей.

Древняя старуха
Стала мне гадать.
- Ой, сынок, чернуха,
Ой, дурная масть.

Путёю неотлаженной
Жизнь идет у вас.
Видно, кем-то сглаженный
Ты в недобрый час.

Да, давно непруха...
Но погодь, погодь,
Древняя старуха,
Ты не каркай хоть.

И так по жизни тащит
Жизнь меня костьми.
Где же ты, удача?
Черт тебя возьми!

Жизнь дорога дальняя -
Гремучая змея.
Где же ты, нейтральная
Полоса моя?

Надоело, баста,
Как ушат воды!
От резкого контраста
В жизни нелады!


* * *

С вином в наполненном стакане
Снимаю стресс прошедших дней.
Сижу в накуренном тумане
В обществе своих друзей.

Сюда хожу я всякий раз,
Ища утеху и безделье,
Но отчего-то в этот час
Мне не идет на ум веселье.

Тоска, засевшая в мозгах,
Мои виски сжимает болью
И не дает душе размах
В веселых помыслах застолья.

Бобинник старый кружит "Биттлз",
Ребята в танце веселятся.
А я ищу какой-то смысл,
Пытаясь в жизни разобраться.

И этих мыслей темный лес
В огне пылающего зелья.
Кто-то звезды рвет с небес.
Кому-то горькое похмелье.

И где какой искать исток,
Давно простившись с детской партой?
Периферийный городок,
Не обозначенный на карте.

Ответ вопросам и словам
Не отыскал в тоске щемящей.
Все расходились по домам.
Такой же день, как и вчерашний.


* * *

Ураган сродни торнадо
Сорвался. Хлопнуло окно.
И посыпались ограды
Одна к одной, как домино.

Цепями лязгнула качель
Во дворе у парника.
Изгибалась гибко ель,
Благо в талии тонка.

Затуманилась вода,
Выходя из берегов.
Искры рвали провода,
Срываясь с электростолбов.

Там и тут, везде окрест
От края и до края
Жалобно визжала жесть,
На крышах доски заголяя.

Как из дырявого ведра,
Ливень лил по вертикали.
Вращались дико флюгера
Со скрежетом по стали.

Давно такого не видали,
Чтоб ввысь летел картон и хлам,
А вниз срывались гнезда птичьи.
Под утро лишь "спесивый хам"
Добро дал на затишье.

Но долго плакал еще май
Дождем над нашею деревней.
Казалось, сам прошел Мамай,
Дворы повергнув разрушенью.


* * *

В захолустной горбатой избушке
Чадит в полумраке лучина.
Ворожит и колдует старушка,
Сглазы снимает, кручину.

Ветхий на ней сарафан,
Покрыта платком голова.
Коптится над печкой калган -
Весеннего сбора трава.

По полу скачет ворона,
Под лавкой кот черный спит.
Тусклою медью икона
Облик потертый хранит.

Живет эта бабушка Дуня
Вдали от людей и селений.
Прозвана злою колдуньей,
Терпела людское гоненье.

С небом и звездами в сговоре,
Злобу в душе не хранит.
Тайным неведомым говором
Заклинанья свои говорит.

Добрая, злая ль колдунья
Ворожит под холодной луной,
Но все хвори бабушка Дуня
Легкой снимает рукой.


ДВОРТЕРЬЕРЫ

Морозный ветер, будь неладен,
Сбивает головной убор.
Будь хоть трижды плох хозяин,
Пса не выгнал бы во двор.

Я от зимы не жду поблажки,
В овчинный кутаюсь тулуп.
Поглядев, вздыхаю тяжко -
Задубевшие дворняжки
У канализационных труб.

Сбились в кучу, словно змеи,
В шерстяной большой клубок,
И, друг друга телом грея,
Трутся шкурой бок о бок.

Не одно прошли крещенье
В крещенский бешеный мороз.
И, не зная слова "мщенье",
Многое прощает пес.

Спят они, не сознавая
В глубине дворов и скверов,
То, что их собачья стая
Из породы двортерьеров.

Пусть бушует вакханалия,
Разбросавши хлопья снега,
Снится кость и тот каналья
С обоняньем человека.

Как кошмары ночью злейшие,
Снятся дворники им вздорные.
Спят на трубах братья меньшие,
Двортерьеры беспризорные.


* * *

Быть может, был вчера я груб,
Вел себя невыносимо.
Хотел поймать дыханье губ
Любимой Ангелины.

Хотел в дыханье уловить
Дурман цветов манящий.
Хотел вчера тебя сравнить
С прекрасной розой шелестящей.

Но ты оборвала разговор,
Сказав, что спать уж хочется,
Мне предоставив мрачный двор,
Тоску и одиночество.

Я в одиночестве блуждал,
И тишина врезалась в уши.
Бездарность эту сочинял,
Всю выворачивая душу.

А ночь проходит, утро скоро.
С ним растворюсь, как привидение.
Ты сладко спишь, задвинув шторы.
Ну что ж, прекрасных сновидений.

Пусть явятся из темноты
Тебе виденья, грезы.
Пусть снятся поле и цветы,
Шелест нежной розы.


* * *

Над лесом сполохи зарниц
Опалили сучья.
Испуганная стая птиц
Поднялась к тучам.

Пшеница в поле зацвела
Зерном отборным.
Зловеще свистнула стрела
В оперенье черном.

Где-то тайная веха
Ведет тропой окольной.
Враги пустили петуха
Над Русью колокольной.

Уж слышен звон издалека -
То звон набатный.
Прогоним нехристя врага
К чертям собачьим!

Забудем распри меж собой,
Купец и нищий,
Беда покуда над землей
И стрелы свищут.

Куй железо горячо,
Ладь мечи и луки.
На смерть шли к плечу плечом
Деды и внуки.

За каждый камень, каждый куст,
Руками взрощенных,
Беспощадно била Русь
Гостей непрошенных.

За вотчину, за милый край,
Чтоб гады знали,
Да на чужой чтоб каравай
Рта не разевали.

И окропила землю кровь,
И слава павшим.
Не скоро враг захочет вновь
Вернуться к нашим пашням.


СКАМЕЙКА

Исписаны ножом бруски и рейки.
Всегда битком, ни сесть, ни лечь.
Жизнь повидавшая скамейка -
Место повседневных наших встреч.

Здесь домино месила кости
В игре азартная рука,
И ложилась карта хлестко
В подкидного дурака.

Забавные случались случаи
(Их в двух словах не описать).
До утра вели дискуссии,
Не давая взрослым спать.

На гитаре не по нотам
Пели песни грустные,
Травили байки, анекдоты
Парни шалопутные.

Здесь были слезы и рыдания,
Известные лишь только нам.
Здесь назначали мы свидания
Для наших самых первых дам.

Я помню все, все до копейки,
Юной страсти времена.
Из-под ножа хранит скамейка
На брусьях наши имена.


ГОРБАТАЯ ЛИПА

В кругу березовой элиты,
В строю высоких стройных тополей
Присоседилась сгорбленная липа,
Согнувшись в три погибели к земле.

Лет пять назад прицельно с небосвода
Гром молнию в зеленый ствол изверг,
С тех пор во флоре зеленой Квазимодо
Не вписывалась в пышный интерьер.

Но с ее подачи простыни
Сохли на веревках бельевых.
И в холодке ее тени
Завсегдатаи собирались "на троих".

И даже в пору увядания,
Листвы последней сбросив горсть,
Ей уделял всегда внимание
Заплутавший пришлый гость.

Рукою детскою картинки
Детвора вносила в свой альбом.
И полдвора на фотоснимке
Был рядом с ней запечатлен.

Листвой пахучею шурша,
Архитектурно вывернув ствол аркой,
Тем и была, наверно, хороша,
Что выделялась из всеобщего стандарта.


* * *

Я, не лишенный обаянья,
Тебя увидел и поверг.
Ты мне назначила свиданье
После дождичка в четверг.

О желанная, прелестная,
Я нес цветы к твоим ногам
И, как манну ждал небесную,
Тех дождей по четвергам.

Но у синоптиков в отделе
Сплошной бардак, сплошной бедлам.
Льют дожди шесть раз в неделю,
Но никак по четвергам.

Проклиная все прогнозы,
Я молюсь дождю и лету.
Ах, какие были грозы
С понедельника по среду!

Ах, какие были ливни
С пятницы по воскресенье!
А четверг - погожий, дивный,
Заливался птичьим пеньем.

Так и лето пролетело,
Дождем мне нервы полоща.
В любой четверг иду я смело
Без зонта и без плаща.

Давно душевные страданья
Утихли, и огонь любви померк.
Незабвенно лишь свиданье
После дождичка в четверг.


* * *

Все та же роль, все те же слова.
Как жизнь жестока и крута.
Твое по жизни амплуа -
Играть придурков и шута.

Безмозглый твой персонаж
Всосался жалом, как упырь.
Со смехом крикнет зритель наш:
- Гляди-ка, вон канает хмырь.

А ты, не видя в том стыда,
Играешь роль уж много лет.
И под маскою шута
Таится мощный интелект.

От восторга зал гремит,
И в темноте сияют лица,
Когда с экрана четкий шрифт
Оповестит: Георгий Вицин.


* * *

Догорает огарок свечи
В канделябре старинно хрустальном.
Я прошу: "Только ты не молчи
И не думай о грусти печальной".

Нам кажется, мы влюблены,
Все проблемы решаем поспешно.
По ночам видим детские сны,
Расставанье в любви неизбежно.

Время быстро разрушит мосты,
Догорят новогодние свечи.
Мы по-детски еще молоды,
Оттого и короткие встречи.

Но когда-нибудь годы спустя,
В такой же завьюженный вечер
С тобою мы вспомним, любя,
В канделябре потухшие свечи.


* * *

       В. Лобзову

Жизнь свободная и раздольная,
Ах, куда ты меня завела?
Я хотел парить птицей вольною,
Хотел в небе достать журавля.

Счастье вечное и беспечное,
От тебя стоял в двух шагах.
Но вспорхнула ввысь птица вещая,
Оставляя мне перья в руках.

И жар-птицею серебристою
Озарилась небесная даль.
Не охотник я за синицами,
Мне милей поднебесный журавль.

Жизнь утрачена, сердцу больно ли?
То ли скорбь о прошедших годах.
А журавль - птица вольная -
Все, как прежде, парит в облаках.


КАЮЩАЯСЯ МАГДАЛИНА

Невинный маленький грешок
Предан был огласке.
Художник был к тебе жесток,
Запечатлев все в краске.

Он скрупулезно выводил
Лик с раскаянным взором
И безжалостно клеймил
Безнравственным позором.

Создавая тон холодный
Среди пустынной темноты,
Он поступил неблагородно,
Всем описав твои черты.

И вот который век при всех
К своей судьбе неумолимо
С себя снимает тяжкий грех
Бедняжка Магдалина.


* * *

Склонилась плакучая ива.
Понятно, не месяц ведь май.
И ветер холодный, спесивый
Устраивал ей нагоняй.

Казалась она некрасивой
В отблесках лунного света,
И снились, наверное, иве
Все прелести жаркого лета,

Большие огромные розы...
И сон этот в руку бы был,
Если б январский морозец
Кожу ее не студил.


ИЗ ДЕТСТВА

Почти как в сказке, красочной и звонкой,
На тот манер и тот же лад -
У нас в сарае три поросенка,
А у соседа семеро козлят.

Еще не зная в жизни толку толком,
Я по-детски их оберегал.
Пестрые картинки с серым волком
На странице каждой вырывал.

- Уходи отсюда, волк клыкатый,
Уходи к болотам и лесам.
Мои веселые козлята, поросята,
Серый волк, тебе не по зубам.

Но однажды к празднику Покрову
Я испытал впервые детский страх.
Стальные были содраны засовы,
Ветхие ворота нараспах.

Я искал следы от волчьей лапы,
Безутешно плакал горячо.
- Волк приходил, - сказал, подвыпив, папа,
Положив мне руку на плечо.

Отцовское, конечно, слово
Было утешимо для меня.
И во дворе по случаю Покрова
Собирались соседи и родня.

Тетя Галя, дядя Федя, тетя Шура...
Собирались все, кому не лень.
А я, забившись в угол, думал: "Чьи же шкуры
На задворках сохнут целый день?"


* * *

Не мучай и не мучайся сама,
Не создавай себе и мне проблему.
Вопрос один, ответов тьма.
Неразрешимая извечная дилемма.

Я умоляю - душу не трави,
Игрою слов не рви ее на части.
Нюансов слишком много у любви,
И ответ мой может быть некстати.

Просто полная луна
Который час по небу колобродит.
Вполне возможно, что она
На отношенья наши тень любви наводит.

Но круг замкнется, и рассвет,
Пелену за горизонт отбросив,
Подскажет сам тебе ответ,
Просчитав все за и против.

Не мучай и не мучайся сама.
Бывает в жизни все не так уж складно.
Нам только эта ночь была дана,
И то по воле случая случайно.


* * *

Город. Запах толи
Над крышами клубится.
Асфальтовое поле
Никак не разродится.

И рвутся к небосклону
В дымке облаков
Конструкции бетона
Высоких теремов.

Где фонари пустили
Корней железный след,
Деревья уступили
Им свой приоритет.

Сгрудились в кучу тонны,
Дома как корабли.
Лишь острова газона
Открыли лик земли.


* * *

Там, где пахло малиною пряно,
Где таились в траве светляки,
Клен, покачнувшись, багряный
Землю листвой освятил.

И куда б я свой путь не проторил -
По долинам ли, тропам полей, -
Это осень!
И эхом мне вторил
Клин летевших на юг журавлей.

* * *

Внутри я чувствую надрыв,
Давленье прессом.
Еще мгновенье - будет взрыв,
Выход стресса.

И уже вскипает кровь -
Там, под кожей.
Я цепных спускаю псов
На прохожих.

Стресс срывается, как бич,
Нарастая.
Ребром ладони я кирпич
Разбиваю.

Не почувствовал синяк.
Закровило.
Я расслабился, обмяк.
Отпустило!


БРАКОНЬЕРЫ

Чуть слышными шагами меря
Еще не тронутый весенний лес,
Украдкой пробирались браконьеры,
Стволы пустив наперевес.

Пригибалась свежая осока
Под резиновым тяжелым сапогом.
Лосиха, разродившись не до срока,
Детеныша кормила молоком.

Радости и счастья было столько,
Когда сосал он розовый сосок!
Но враждебный глаз двустволки
Уставился прицельно в левый бок.

Огонь и гром покой сломали тихий,
Смешался запах пороха с травой.
Испуганно взметнулась вверх лосиха,
Корпусом ломая сухостой.

Чуть повело, немного вбок качнуло.
Но может быть... Надежда все ж была.
Но под прицел легла другая пуля,
Уже, дымясь, срывалась со ствола.


* * *

Ни забот и ни хлопот
Не знаешь ты в помине.
Мой рыжий кот, домашний кот,
Забавный и ленивый.

Далеких предков верный сын,
Ты, навостряя ухо,
Пробудив в себе инстинкт,
Охотишься на муху.

И, словно рысь, семь раз на дню,
Точишь коготь крепкий.
Но извелись все на корню
В тебе повадки предков.

Когда в лесу трещал мороз
Во всем своем величии,
По следу рыскал чуткий нос,
Ища себе добычу.

Стремленье жить взметало ввысь,
А плоть просила есть.
И жертву рвал поджарый рысь,
Выплевывая шерсть.

Живая кровь точила зуд,
Мороз слабел при быстром беге.
Искал спасительный приют
В валежнике под снегом.

Был одержимостью влечен,
Стремителен, жесток.
Лишь пасовал перед ружьем,
Страшил огня цветок.

А ты лежишь в моих ногах,
Своей играя тенью,
О серых крысах и мышах
Не имея представленья.

Мой рыжий кот, домашний кот,
Лохматые усищи,
Как хорошо, что ты не тот
Матерый рыжий хищник.


* * *

Ветер, сгребая в охапку,
Деревья гнул круче и круче.
Линяли рыжие шапки,
Обнажая черные сучья.

С особо проворливой ловкостью
Мутил воду в прудах и озерах.
С холодной кощунственной злостью
Стирал краски летних узоров.

Потом ливень долго месил
Глину на рыхлых дорогах.
По окраинам всем колесил,
Заливая водой огороды.

Небо с землей холодели,
Тревожный неся с собой слух.
Как зубы, деревья скрипели:
- Перевести только дайте нам дух.

Привычны к студеному зною,
Осилим морозов права.
А потом...
Потом с первой грозою
Зазвенит, защебечет листва.

По стволам побегут снова соки,
По корням, по листве и по кронам.
Эту весть разносили сороки,
Солидарно кричали вороны.


В БАНЕ

Пар стоял, вода бежала,
Жаром каменка дышала.
Вся моя душа дрожала.
Не томи!
Чтобы немощи не стало,
Ковш на каменку плесни.

Что еще быть может лучше?
Пар густой, да веник гуще,
Что березовою пущей
Пахнет от ветвей.
Ну давай хлещи же пуще,
Не жалей!

Эх, умело банщик вдарил!
Мочит веники в отваре.
Он сегодня был в ударе,
Приложил ладонь свою.
И с разбегу, с пылу с жару -
Прямо в полынью.

Крепкий пар для тела важен,
"Жар костей не ломит" скажем,
На скамью давай-ка ляжем.
Руки поразмяв,
Донимал меня массажем
Местный костоправ.

Исцелим болезни сами!
Мял тяжелыми мослами.
Под железными когтями
Пузырилась кожа.
И круги перед глазами...
Боже!

Полчаса со мной возился.
Ах, садист! И я взмолился,
От меня чтоб отступился.
Гудит тело.
Но словно заново родился.
Вот это дело!

Потом уж выскочил в предбанник.
Тело пряное, как пряник.
И сказал с улыбкой банщик,
Подсев рядом:
"За баньку на, прими стаканчик
И с легким паром!"


* * *

Сорви презренья маску,
Согрей холодный взгляд,
Смени свой гнев на ласку
И жизнь пойдет на лад.

Спесь умерь и ревность,
Откинь печаль и грусть.
Прибавь любовь и нежность -
Прекрасный букет чувств!

Движенье, плавность, поза,
Изящный поворот.
И никакая роза
В сравненье не идет.

В тебе таится где-то
Струи лучистый свет.
И от кого все это
Ты прячешь много лет?


НА РЫБАЛКЕ

За горизонтом утренняя зорька
Лучом пробила облака.
Я насадил кусочек корки
На снасть рыболовного крючка.

Сижу небритый, словно викинг,
Возбужден как никогда.
Блесну выкидывает спиннинг
Далеко за край пруда.

Наживку тихо треплет лещ.
Недурно бы такого
Разом к ужину подсечь.
Это было б клево!

Но сорвалась божья тварь,
Не мила ей суша.
Пресловутый лишь пескарь
В бидоне тешит душу.

А рядом старый рыболов,
Дымя пахучим "Беломором",
Знай тягает окуньков
Без всякого разбора.

- Почему же, - я спросил, -
У меня клюет так плохо?
- Я это место прикормил.
Вот старая пройдоха!


* * *

Помнишь, Джон, нашу дружбу и братство,
Лес, палатку, закат в тишине?
Променял ты все это богатство
На холодную шконку в тюрьме.

Мы сегодня бокалы и рюмки
За тебя выпиваем до дна
За тебя и твою шестиструнку,
Что сводила девчонок с ума.

Ощущая в судьбе перемену,
Ты поешь за колючей стеной.
Но тебя слышат только лишь стены,
Да на вышке еще часовой.

Ты поешь о далекой свободе,
О матери старой своей.
Вспоминаешь счастливые годы,
Подружек и верных друзей.

Вспоминаешь ты сосны и ели,
Что в парке растут городском,
Где кружили тебя карусели,
Заставляя забыть обо всем.

За решеткой из прутьев железных
Веет мрачной, холодной тоской.
В унисон льется песня душевно,
От которой вздыхает конвой.


* * *

Лишь забрезжит солнца отблеск дальний,
Пробуждая пенье соловья,
А ты уже, росой умывшись ранней,
По траве бежишь, любовь моя.

Лютики, цветочки и ромашки
Волосы украсили венком.
Словно зорька в розовой рубашке,
Опоясанная алым пояском.

Я тебя увидел утром летним,
И в душе навек остался след.
Как встает парным туманом вешним
Над рекою утренний рассвет.


* * *

Нежностью взгляд твой пронизан.
Тайна улыбки легла на уста.
Совершенство самой Моны Лизы -
Неземная твоя красота.

Леонардо бы выкрикнул гордо,
Когда бы тебя увидал:
"О, напрасно потрачены годы,
Напрасно шедевры писал.

Пачкал холсты, лез из кожи,
Ночами не спал и не ел.
А ту, что так с солнышком схожа,
В жизни своей не узрел".

И в вопле истошного стона,
В шоке бредовом кричал:
"Лишь ты - всем мадоннам мадонна,
Всем мадоннам моим идеал!"


БОЙКОТ

В комнату,
Как в келью, заточен.
Бойкот.
И я в глазах друзей опальный.
Висит напротив Элтон Джон -
Плакат фактуры самопальной.

На глянец ватмана смотрю
Оценивающе. Изображен неплохо.
За сей шедевр я кустарю,
Скрипя зубами, отдал треху.

Слева дама из "Плейбоя",
Актер какой-то из кино.
Родео справа. Два ковбоя,
Как амбазуру,
Прикрыли жирное пятно.

Горшок с зачуханным цветком
Стоит, согнувшись пьяно.
Окурки, спички, пробки в нем -
Нечто икэбаны.

Замусоленный стакан
Опрокинут набок,
Как вор, крадется таракан,
В него летит лениво тапок.

Одиночество, как бич,
По нервам хлещет уязвимо.
Взаперти сидеть, как сыч,
Невыносимо.

Из глубины душевных недр
Дурное рвется настроенье.
И хаосный мой интерьер -
В том подтвержденье.


ГОЛОД

Ненавязчиво, вкрадчиво и кротко
В желудке и под ложечкой свербит.
Ясно дело - голод ведь не тетка,
Дразнит и драконит аппетит.

За скудною душой копейки нету.
Ничего тут не попишешь,
Бедность не порок.
Душу заложил бы за котлету
Или за куриный окорок.

Деликатесы снятся и омары,
Конфеты, пряники, коврижки.
Угол, весь забитый стеклотарой,
Капитал хранит, как на сберкнижке.

С сумкою спортивной на коленке
Счет веду: четыре... семь...
Меняю на живые деньги
Припасенное "НЗ" на черный день.

В судороге голодной эйфории
Счастливей человека нет на свете,
Когда на последнее берешь в кулинарии
Разбавленную булкою котлету.


РАЗЛУКА

Очень жаль, но позабыть я
Не сумел обиды вкус.
За окном шумели листья,
Звенел осенний блюз.

Разбивались листья оземь,
Прогорев дотла.
Подарила эта осень
Нам частицу зла.


***
Отец сынишке наставлял,
Чтоб дурака тот не валял.
Пусть учение немило,
Интеллект - большая сила!

Никак сынишка не поймет,
Что за бред отец несет.
- Зачем тогда же карате? -
Спросил он как-то тет-а-тет.

- Зачем нужны борьба и бокс?
И этот каверзный вопрос
Папашу явно раздражал,
И рукам он волю дал.

Получив как надо порку,
Не поймет сынишка толком:
Зачем же руки распускать,
Коль можно словом доказать?


* * *

Ждет жена с рыбалки мужа
И соседке плачется:
- Пусть придет, задам ему же,
Мало не покажется.

Может, где-нибудь в затоне
Провалился он под лед?
- Перестань. Навоз не тонет.
Ближе к ночи приползет.

В общем, все предельно ясно.
Смолкли только голоса,
Пришел рыбак, как окунь, красный
И навыкате глаза.

В объяснения пустился
Про рыбалку и про клев.
Еле-еле дотащился,
До того тяжел улов.

Врал он так красноречиво,
Как старушки под окном.
Речь казалась так правдива,
Да мешало только но.

Сильнее правда ложной сводки.
В мешке валялся бутерброд,
Пустой шкалик из-под водки
И сухой селедки хвост.


СУМАШЕДШИЙ

Всегда несет какой-то вздор,
Хоть выдает за чистую монету.
То телемастер, то боксер,
То Бельмондо по силуэту.
Интеллигентен и речист,
Весьма фантазией богатый.
Современный публицист,
Фантаст в смирительном халате.


* * *

Жизнь без ошибок и помарок,
Как монотонный скучный свет.
Всем заявлю: я не подарок.
Грешен я?
И да и нет!

С времен библейских и поныне
Искушает ангел злой.
Найди безгрешное мне имя
И первый камень будет мой.

Пусть этот камень будет святый,
Перемахнув через века.
Бросай! Что силы припечатай,
Если поднимется рука.

Что ж неприкаянно стоите
С дрожью мелкою в руках?
"Безгрешники", о, не судите,
Жизнь разменяв на мелочах.

Рассудок ваш убог и странен,
Поднять который век в пыли
Злосчастный тот христовый камень
Вы не решаетесь с земли.


ОПТИМИСТЫ

Жизнь не струны на лютне,
Не нектара глоток.
Серые будни,
Да нервов моток.

Вечный спаринг, уловки,
Удары бича.
Зазевался - и ловко
Будни рубят с плеча.

Это песня и проза,
Глаз держите востро.
Шипы и занозы,
Где гнилое нутро.

Там, где мысли нечисты
И без того...
Но зато оптимистам
Все дается легко.

Жизнь их всячески дразнит,
То сластит, то перчит.
А у них вечный праздник
Да полеты души.

Чуткий юмор до тонкостей,
Фейерверки, огни
С иллюзорною ловкостью
Извлекают они.

Так утрите же слюни,
Жизнь учитесь любить,
И из праздников будни
Смысла нету лепить.


* * *

Я слышал как-то плач берез,
Как вяз стонал в ночи, не дремля,
Когда негаданно мороз
Обдал холодной зыбью землю.

Льды сшибались лоб о лоб,
Трава прибрежная примялась,
Деревья сильный бил озноб,
Земля от холода дрожала.

И стыла каждая верста,
Свело дыханье в быстром беге.
Как явления Христа
Ждала земля от неба снега.

И был угрюм могучий лес,
Скрипели мерзлые осины.
Как вдруг из купола небес
Сорвалась снежная лавина.

Она кружилась вдоль лугов
Всю ночь и устали не знала.
Холодной влагою снегов
Надежно землю согревала.


НЕЙТРАЛИЗАЦИЯ ДУШИ

Напрасно
Вдохновеньем праздным
Пыталась этой ночью Муза
Сквозь задраенные шлюзы
Брешь пробить в ночной тиши
К моей будничной души.

Я сам с собой в ту ночь не ладил.
Надежно душу контрогаил
От прикосновенья чувств.
Так что стоял и скрип и хруст
На много миль.
И я обрел душевный штиль
В спокойной позе медитации.

Во внутреннюю эмиграцию
Степенно, тихо, не спеша
Эмигрировала
Покой не знавшая душа.

Нейтрализованно мои
Дремлют все эмоции.


МЕДИТАЦИЯ

Лунный свет над землей.
Я застыл в медитации.
Тишина и покой.
Я в далекой прострации.

Тишина.
Тишиной
Вся душа наполняется.
С какой-то дальней звездой
Воедино сливается.

Где-то ворон кричит,
Раздраженная лает собака.
Это голос ночи.
И опять тишина
Выплывает из мрака.

Запах трав и цветов
Растворили печали и грусти.
Нет!
Не найти нужных слов,
Чтоб описать эти чувства.

И под утро, соломой шурша,
На повети пробудится кочет.
Но возвращаться душа
Из полета не хочет.


САВРАСОВУ

Неназойливо, но броско
Среди пейзажей итальянской красоты
Саврасовская стройная березка
На меня взглянула с высоты.

В его картинах нет изысканной природы,
Высоких пальм, цветущих алых роз.
Но есть грачи на фоне небосвода,
Печаль полей, цветение берез.

Над топкими болотами закаты.
Кисть на холсте выводит ивы куст.
В сюжет легли крестьян кривые хаты,
Мужицкую подчеркивая грусть.

Ему милей была природа наша,
Чем Италии цветущие сады.
Он был создатель русского пейзажа,
Великий гений русской красоты.


* * *

Острою занозой
На сердце режет спазм.
Хожу, как под гипнозом,
Под взглядом ваших глаз.

И вырваться нет шанса
Из нежных, милых рук.
Запал надолго в трансе
От вас, мой милый друг.

Сбеги хоть во Флориду,
Рвани за океан,
Но нежные флюиды
Достанут даже там.

Тряхнувши головою,
На миг снимая блажь,
Махну на все рукою.
Сдаюсь! Навеки ваш.


* * *

Сколько дней впустую тратя
Время и досуг,
Вспоминая тебя, Катя,
Замыкает вдруг.

Забываю интересы
И мечты.
По жизни мне противовесом
Стала ты.

Словно свет сошелся клином.
Извини,
Что твое твержу я имя
Эти дни.

И рассудок скоро тронется,
До безумья измотав.
И томит, томит бессонница,
За живое взяв.

Архиглупая картина,
Неприглядная для глаз.
Умоляю, Катерина,
Дай мне шанс.

Одиночество, отчаянье
Развести.
Только лишь одно свидание,
А там трава хоть не расти.

Мог написать в избытке чувств
Для тебя бы столько я.
Ты почувствуй сердцем грусть,
Она по вкусу горькая.


ГОЛУБИНЫЙ СТРАУС

Во дворе еще птенцом
Стал инвалидом и безродным.
С перешибленным крылом
Озорной плясал по зернам.

Была лазейка у крыльца,
Там он и прятался, игривый.
Каким-то чудом от птенца
Дорос до голубя красивого.

И, хоть летать он не умел,
Оставив мрачную нору,
Пернатый сердцем был пострел
И храбро шастал по двору.

Глаза у кошек разгорались,
Чтоб в ход пустить когтистый нож,
Но словно бы заранее знали -
Его на мякиш не возьмешь.

Его судьба - забавный казус:
Не раз потрепанный когтем
Отважный голубиный страус
Спасался в логове своем.

Упрямство вновь во двор влекло.
Отведав утром корку хлеба,
Он расправлял свое крыло
С надеждой вырваться на небо.


* * *

За кустами, как за ширмой,
Торчат дачные дома.
Водоем с названьем Ширшма
Глубок.
Не достанешь дна.

Над водой висит трамплин -
Плотника творенье.
Диким запахом осин
Пропитана деревня.

Потемневшей бани сруб,
Листья на тропе.
Воздух чист. Далек от труб
Завода СМП.

Так и хочется глубоко
Аромат цветов вдыхать.
Невольно думаешь: "Ей богу,
Тишь да гладь,
Да божья благодать".


СТАРАЯ КОЧЕГАРКА

Сквозняками продуваем на ветрах
Особняк вселял таинственность и страх.
Одинокою тропой пересечен
С табличкой на дверях
"Вход посторонним воспрещен".

Для пацанов же, не знающих забот,
Чем запретней, тем казался слаще плод.
С воображением голодным
Манил, как мед, трубы высокий взлет
И жар, как в преисподней.

Манил к себе. Но не пускал,
Как черт стоял. Ах, черт побрал!
Он в черные проушины
Замок вставлял. Не подпускал
На выстрел пушечный.

Там не горели фонари.
Кривая дверь, оконца три,
Совковая лопата.
Что там внутри? Гадала с ночи до зари
Детская умов палата.

Одним глазком, хоть как угодно.
И я проник туда тайком сегодня.
Уголь плавился в котлах,
Едкий дым стоял в глазах.
Гудела преисподняя
С копотью на черных потолках.

Угаром удушающим несло.
А он угрюмо, молча, зло,
От жара багровея,
Лопатой, как веслом, качал тепло
В село по батареям.

И чтоб не отвлекали от работ,
Старый черт (каков прохвост!)
Пригвоздил большим гвоздем
Табличку броскую на вход:
"Вход посторонним воспрещен".


БЫВШЕМУ ЛОВЕЛАСУ

Был всегда одет как франт,
Менял женщин как перчатки.
И этот половой гигант
Стал половою тряпкой.


МУХА

Сколько было упрямого духа
В легком размахе крыла!
Пробивалась настойчиво муха
Сквозь прозрачную дымку стекла.

Но сосновая рамка оконца
Надежно держала прозрачную гладь.
А небо манило, летнее солнце
И такая вокруг благодать.

Нектаром набитые маки,
Качаясь, душисто цветут,
И настойчивей в новой атаке
Штурмовала она пустоту.

Набивались и шишки и раны
На этом нелегком пути.
Я вздохнул и раскинул ей раму:
- Не мучайся. Ладно, лети.

Вот он, воздух, и шелест ветвей!
Близок праздник в свободном полете.
Но дворовый разбойник - большой воробей
Спикировал муху на взлете.


ЗАКОН ПОДЛОСТИ

Время деньги!
Кто им дорожит,
Тот по ступенькам
Не побежит.

А время бурное,
Сады цветут.
Дела амурные,
Они не ждут.

С укладкой волосы,
И я спешу.
Гладиолусы
В руках держу.

Но есть у подлости
Один закон.
Теперь до тонкостей
Я с ним знаком.

Лязг тормозами,
Лебедки свист.
Под этажами
Мой лифт завис.

Кругом темно,
Чернее ночи.
Кому смешно,
А мне не очень.

С обидой сильною
Кулак содрал.
Прости, любимая,
Я опоздал.

Ломаю двери,
Давлю на пульт.
Откройте, звери,
Меня же ждут!

Сим-Сим, спаси,
Сорви запоры!
Спустя часы
Пришли лифтеры.

И я бежал,
Спешил. Куда?
Я опоздал.
И навсегда!

Во всякой области
Есть свой закон.
С законом подлости
И я знаком.


* * *

Не обессудь и не взыщи
За норов мой несносный.
О грусть моя, о грусть, молчи,
Оставь игру больных эмоций.

Утрачен смысл, вкус жизни пресен.
Как объясниться, как отважиться
Сказать, что мне неинтересен
Твой образ или только кажется?

Что чувства лопнули, как шар.
Они в любви бывают зыбки.
Меланхолический удар
Сумел затмить твою улыбку.

И ясный день как ночь стал черен.
Но к черту все предав забвению,
Как лермонтовский тот Печорин,
Сыскал в тоске я утешение.

Уймись, тоска, не горячи
Мне в жилах кровь с остервененьем.
О грусть моя, о грусть, молчи,
Бывают в жизни огорченья.


ПЬЯНАЯ ИДИЛЛИЯ

Тушь на глазах,
Размазанная краска.
Беломорина в зубах,
Не лицо, а пачка.
А все туда же -
Просишь ласки.
Краше белая горячка.
Какие ласки.
Сто грамм бы впору для закваски.
Дрянь!
Что смотришь томно?
На себя вполглаза глянь
В зеркало, "секс-бомба".
Твой поцелуй
Меня сразит.
Уж лучше сразу на носилки
Вперед ногами.
В мою сторону не дуй.
От тебя разит
Как от бутылки,
А не духами.

Но появился
Третий гость.

Живем, старуха!
Опохмелился.
Сняла злость
Ядреная сивуха.

Еще сто грамм
Для подогрева,
Для души.
Теперь уж сам
Ласкался к пьяной королеве
От души.

Еще попили, покурили и
Закусили рукавом.
Пьяная идиллия,
Безвылазный дурдом.


* * *

Под пенье фонтанов, под сенью олив
Рыгал желчью пьяный. Он был не брезглив.


ГАДАЛКА

Раскинула карты цыганка
На ранней заре, спозаранку.
На руку глядела, на склянку,
Колоду ворочала.
Дорогу, веселье, гулянки
Она напророчила.

Нелегкая жизнь, переменчива,
Как баба капризна, изменчива.
Характер спокойный, застенчивый,
Не злой.
Сердцу тревожиться нечего,
Пока молодой.

Но в скором грядут перемены.
Веселью и радостям смена.
Познаешь любовь и измену,
Силу развратную.
Влюбленных обычная тема.
Это не главное.

Дорога, колеса и поезд.
Долгий жизненный поиск.
Не к сроку подбеленный волос.
Распутье в пути.
Подскажет внутренний голос.
Не пропусти.

Звезды нам предполагают,
Гороскопы частично скрывают.
Никто никогда не узнает
День тризны.
Я ж по руке твоей знаю -
Длинная линия жизни.

Ну а дальше уже, как водится,
Карты по кругу расходятся.
Сам убедись - все сходится,
Карта осталась.
Чем сердце твое успокоится -
Спокойная старость.


СТАРЫЙ ФЛЮГЕР

А ветер был порывист и упругий.
Опять его желанье не сбылось.
И скрипел натужно ржавый флюгер,
Провернуть пытаясь свою ось.

Если бы умел он, то заплакал
В усилье сделать новый оборот.
Который год лицом к лицу на запад,
Который год спиной встречал восход.

Ржавчина настырно точит зубы,
Обнажая рыжий свой оскал.
Пятна темнобурые на трубах
Прогрызали крашеный металл.

Заклинили подшипники и штоки,
И на том его замкнулся круг.
А стрела рвалась, рвалась к востоку
И дальше с ветром северным на юг.

И снилось ему зыбкими ночами,
Как бежит на все четыре стороны.
Подлаживая корпус под ветрами,
Рвал под собой гнилые шестерни.

Но зияла рыжая заплата
Раздирая правый его бок.
Который год смотрел с тоской на запад,
А спиною чувствовал восток.


* * *

На тебя я боялся когдато дышать
Мой нежный цветок Незабудка.
При встрече с тобой вся немела душа,
Тормозились и время и сутки.

Ты несла мне тепло в своих нежных руках
И ловил я тепло в твоем теплом дыханье.
Искал наслажденье в бессонных ночах,
В волненье к тебе и страданье.

О, мой нежный цветок, о, мое вдохновенье,
Радость моя и печаль.
Все это ушло, как сновиденье
В предрассветно туманную даль.

И ты не мила, и тебе я не мил,
Но при этом душа не немеет.
Незабудка моя, я тебя позабыл
И об этом ни чуть не жалею.


* * *

В последний раз дарю тебе цветы.
В последний раз напомню о себе.
Ну а потом разрушу все мечты
И вычеркну тебя в своей судьбе.

В последний раз, какбудто невзначай
Улыбку вспомню нежную твою.
В последний раз скажу тебе прощай
В последний раз скажу тебе люблю.
В последний раз...


ПО СЕВЕРНОЙ ДВИНЕ

Случайно нас тогда окликнул
Гудок парохода гулкий, зычный.
В разгаре жарких дней каникул
Хотелось чего-то необычного.

Семнадцать лет всего отроду
Моим друзьям и мне.
Виват! На белом пароходе!
Вперед! По Северной Двине!

Гитара, карты в арсенале,
Бидончик пива - весь багаж.
Последний рубль на причале
Отдали за романтический вояж.

Зачем Байкал нам, Сочи, море,
Когда такая есть река.
Когда на северном просторе
Стоят крутые берега.

Когда скользят назад по борту
Все одинаковые в среднем,
Но все же разные по сорту
Селенья наши и деревни.

Разбейся в доску! Спорю я:
Места другие нам не ровня.
По борту слева Конецдворье,
Покосившая часовня.

Остановка пять минут
Расписанию согласно.
Заночуем, значит, тут,
Решили все единогласно.

И вот уже из-за бугра
Явилась, небо бороздя,
Часовня из-под топора
Без единого гвоздя.

Ставни окон из резьбы
Довольно выразительны.
Но деревенские жлобы
Встречают подозрительно.

Кто в сапогах, кто босиком
Глаз с нас не спускают.
Стильный городской фасон
Их явно раздражает.

Брюнетки крутятся, блондинки...
Роман бы с ними завести.
Сегодня в клубе вечеринка,
Почему бы не зайти.

Но на узенькой дорожке
Будут бить по одному,
Встречают, впрочем, по одежке,
Провожают по уму.

Доставай давай из сумки
Бадью с пивом поживей.
За знакомство всем по рюмке
Налью пива "Жигулей".

За бокалом сгладим ссоры
И расстанемся красиво.
Как белый флаг парламентера,
Полилось по кружкам пиво.

Сыграла роль свою гитара,
Шестиструнный перезвон.
В разбодяженную тару
Доливали самогон.

Кто-то щи принес, окрошку.
И уже навеселе
С огорода снятую картошку
На костре пекли в золе.

Аромат сосново-дымный
Пропитался в корнеплод...
До чего ж гостеприимный
Наш архангельский народ!

Спустя годы и сегодня
С ностальгическою скорбью
Вспоминаю ту часовню
И ребят из Конецдворья.


* * *

Какими тайными путями,
Какими тропами во тьме
Ты беззвучными шагами
Проникла тайно в душу мне?

Какой неведомою силой,
Какой волшебною травой
Ты меня заворожила
И помутила разум мой?

Как кровь разлилась в моих жилах,
Внушая свой мне идеал.
И стала вдруг любимой, милой,
О чем я даже не мечтал.

В какой ночи, в каком безлунье
Ты колдовала при свечах,
Восемнадцатилетняя колдунья
С улыбкой милой на устах?


* * *

Все чаще познается привкус пота.
Кто на заводе, кто в артели.
Грубеют ладони от работы,
Коченеют мышцы от гантелей.

Вытянулись детские овалы,
Побледнели рыжие веснушки.
И порою выглядим устало,
После смены рухнув на подушку.

Реже вспоминаем игры в салочки,
Не домогаемся покуда до врачей.
Но не играть уж больше в десять палочек
И не ловить крученых теннисных мячей.

Еще одну ступень переступили
В переливе жизненных мотивов.
Сегодня брата в армию забрили
Под шумок осеннего призыва.

Шампанским салютует, как из танка:
"Я вернусь, вернусь, вы только ждите".
Как положено, орет: "Прощай, гражданка!"
Под заезженную запись одесситов.

Бесшабашные и кто во что одеты.
Фотоснимки - память для наследства.
Брызжет жизнь фламингового цвета,
И тихой грустью угасает детство.

Джинсы-клеш из парусины,
Патлы до плечей, как у битлов.
Приструнит уставом дисциплина
Уже, в сущности, не маменькиных сынков.


* * *

Ах, бросьте, граф, умерьте спесь,
Зачем вам, право, эта месть?
Другие методы ведь есть.
Забудь все разом.
Но опороченная честь
Мутит твой разум.

Друзьями предан и изгнан,
Как дикий зверь, попал в капкан.
И вот в темнице зреет план
В слепом расчете.
Не поздоровится врагам.
Расчет по счету.

Пусть дремлет враг, спокойно спит,
Пока другой грызет гранит
Гвоздем и ложкой между плит
В темнице мглистой.
Свобода близкая манит,
Граф Монтекристо.

И чтобы заживо не сгнить,
Успеть поймать фортуны нить,
Позор горячей кровью смыть
В ночи и тайно,
Чтоб в этой тайне свет пролить,
Копает яму.

И долгожданный час пропел!
Ты, граф, изрядно преуспел,
Смотри, как ты разбогател -
И власть, и лесть.
Чтоб не остаться не у дел,
Забудь про месть.

Игрой азартной увлечен,
Упрямо рвешься напролом,
И расправиться с врагом
Ужасно хочется.
Поверь, ты будешь обречен
Опять на одиночество.

Поверьте, граф, умерьте пыл.
Для мести сколько ты вложил
И темперамента и сил.
Но жизнь капризна.
Всего достиг, а сам остыл
И смысл утратил жизни.


* * *

Смерть не так страшна для нас
В созвучье слов, знакомого нам всем.
Но беден тот, кто не нашел свой час,
Чтоб осчастливить появленьем белый свет.

Смерть - это лишь последний шаг,
Последнее событие твое.
Когда из солнечных лучей и благ
Уходишь ты в небытие.

Смерть - это подведение черты,
Последний финиш твой, финал,
Где создавал, творил, грешил ли ты,
А может, лишь существовал.

Смерть - это слово, проклятое всем,
Смерть - это сон нам богом дан забыться.
Нет, умереть не страшно мне совсем,
Страшнее было б вовсе не родиться.


НАДЕЖДА

Меня ты хочешь свести на нет.
Теперь я это точно знаю.
На протяженье скольких лет
Я о тебе мечтаю.

Меняют годы стиль одежды,
А я тобой живу, как прежде,
И пропадаю ни за грош.
Отчего же ты, Надежда,
Мне надежды не даешь?

И с грустью слившись в унисон,
Из сердца рвется вопль и стон.
Ответь взаимностью, ответь же.
Как безнадежно я влюблен,
Люблю без веры и надежды.
              Как и прежде.


* * *

Нет уж ярких тех праздничных дней,
Грозовые затихли раскаты.
День за днем солнце все холодней
В предверии скорой расплаты.

Покраснел раздасаданно клен,
Он меняет окрас не до срока.
Природы стабильный закон:
Осень - время для сбора оброка.

Редеют, скудеют сады,
Беднеет природа земная.
Земля возвращает плоды,
Из своих закромов вынимая.


ВИКИНГИ

Влечет туда, к истокам Родины,
Там, где давно столетья пройдены,
Где древняя история хранит
Клич варвара: "О, слава Одину!"
И эхом отзывается гранит.

Скалистый берег и залив, точней фиорд,
Для них пристанище, надежный порт.
Топор с мечом законом заправлял,
И не один английский лорд
Его на шее лично испытал.

Мечи сшибались крест накрест,
Ветер северный норд-вест
Пыл дикаря не охлаждал, а возбуждал.
Тяжелый меч наперевес
Кольчугу прошибал.

И множилась молва людей
Среди тонувших кораблей до королей.
Враг безпощадно бьется.
Нет опасней дикарей,
Кто Викингом зовется.

Ни боль, ни смерть им нипочем.
У них в крови один закон:
Если смерть достала,
Умереть в руке с мечом -
И дух уйдет в Валгаллу.

Но за погибшими опять,
Едва оплакав, им подстать
Со щитом, с мечом в руках
Рождалась рать
На скандинавских островах.

Не только в море и в горах,
На скользких склонах, ледниках
В медвежьей шкуре воин
По всей округе сеял страх
Диким кличем: "Один!"

В бредовом сне мой дух кричит,
И голова от битв трещит
С испариной горячей на висках.
Там мой лежать остался щит
На окровавленных камнях.

Давно те канули века,
Но помнят тело и рука
Азарт погони,
Тяжесть острого клинка
И жар в ладони.


ПИКАЛЕВО - ЭТО КЛЕВО!

Летним зноем благоухают липы,
Черемухой пропах соседский сквер,
А наш поселок городского типа,
Как обычно, будничен и сер.

Дышат в небо заводские трубы,
Бидонами гремит молочный цех.
По выходным кино и танцы в клубе,
Где знают все про каждого и всех.

Однообразие, засевшее в печенки,
Начинает докучать и изводить.
Но вот приехали на лето две девчонки
К бабке Афанасье погостить.

Две девчонки из Пикалево,
Девчонка Томка и Люси.
Две модницы одеты были клево,
Не то что мы - салаги-караси.

Из-за них тогда мы сбились с румба,
Проявляя джентльменские черты.
У соседа с братьями на клумбе
Срывали самые красивые цветы.

И, краснея, часто в ожиданье
Скромно опускали глаза вниз.
И с собой носили на свиданье
Пряники с ирисками "Кис-кис".

Две девчонки из Пикалево,
Девчонка Томка и Люси.
Пикалево - это было клево!
Первое свидание любви.

Первые блужданья до рассвета
И в руке вспотевшая рука.
Нюанс незабываемого лета,
Радость и щемящая тоска.

Но кончились каникулы, и к школе
Опять экспресс назад заколесил.
Уехали девчонки в Пикалево -
Девчонка Томка и Люси.

Две девчонки из Пикалево,
Девчонка Томка и Люси.
Пикалево - это было клево!
Первое свидание любви.


* * *

Недолго тешился "гражданкой,
Два года службы оттрубя.
Вывернула душу наизнанку
Одна гражданка
У тебя.

Уйдя в запас, ты быстро сдался,
Вступив в законный брак.
Как говорят, окольцевался,
Отстрелялся
Холостяк.

Лишний повод для попойки
Для друзей-холостяков.
Они свободы держат стойку
И кричат в три глотки: "Горько!
Совет вам да любовь!"

Лишь бы было честь по чести,
Да гулялось весело.
Респектабельна невеста,
По душе пришелся тестю,
Еще бы с тещей повезло.


* * *

В душе хранится бездна чувств:
Печаль, обиды и страданья.
Ты ж не приемли эту грусть
В скором нашем расставанье.

И как бы ни был тяжек груз -
Прекрасны перемены.
В этом есть огромный плюс,
Мы не познаем вкус измены.

Мы не успеем полюбить
За этот краткий миг свиданья.
Но сможем мы запечатлить
В своих сердцах воспоминанья.

И в грустный час утешим мы
В душе прорвавшее страданье,
Деревню вспомнив Тешемля
И сладкий миг свиданья.


* * *

Тихо речка вьется,
Желтый месяц моет.
Сосна кривая гнется,
Ветвями звезды ловит.

Вдоль берега замшелого,
Крылом воды касаясь,
Вытягивая шеи,
Два лебедя плескались.

Тишиной объятый
Вечер свеж и чист.
Но покой крылатых
Мой нарушил свист.

В лебедином клике
Грусть не услыхал.
Гиканьем и криком
В небо их поднял.

И не знал, что тоже
У речных проток
Утром потревожит
Пронзительный гудок.

Взойдет рассвет над бережком,
Лучом окрасив колос.
Увезет от девушки
Меня скорый поезд.


* * *

Я мирно спал, был крепкий сон,
Но как с цепи сорвался он.
С занудной песней в унисон,
Предвещая ужас и кошмар,
Назойливый комар.

Едва заметная букашка,
Но каковы его замашки!
Покой нарушил до рассвета.
И сколько нервных моих клеток,
Убиты чувства и эмоции
За каплю крови мелкой порции.

Я терпел и не вставал.
Назойлив был же тот нахал.
Все чего-то напевал,
Изображая соловья.
До чего же песня нудная твоя!

Терпенье лопнуло. Я встал.
Молись! Расплаты час настал.
Поговорим, дружок, немножко...
Под потолком ловил ладошкой,
По всей комнате гонял,
Его и тапок догонял,
Но он ловко ускользал
И наконец забился в щель.
Там его умолкла трель.
Наконец-то стихло бестие!
Сиди в щели, тебе там место.

Свет погасил и снова лег.
Но мой ты Бог!
Вонзился кто-то в левый бок.
Залился снова песней длинной,
Занудной, мерзкой, комариной.

Жу-жу, жу-жу, жу-жу, жу-жу.
Уймись!
Ведь я тебя прошу.

Рукав со злости засучил -
На, пей! Но только замолчи!

Он долго место выбирал,
Поверхность кожи щекотал.
А я все ждал.
Дрожали кончики ресниц.
И вот вонзил он микрошприц.
Кровосос, да чтоб ты лопнул!
И пятерней его прихлопнул.

Раздавлен был комар несносный.
И я вздохнул победоносно.
К подушке мягкой вновь припал,
Остаток ночи сладко спал.


* * *

Руль сжимают крепкие фаланги,
И бегут железные мустанги,
По бетонной трассе колеся,
На поворотах резко тормозя.

Бездушные, бесчувственны, без злости,
В масть от черной до слоновой кости,
С подпалиною ржавой на боку
Пыль дорог взметают на бегу.

Бегут, спасаясь, словно от погони.
Из нутра выплевывают кони
Отработанный, ненужный газ и смрад,
Возбужденно радиаторы кипят.

И хрипит мотор, вращая ротор,
Да звенят порой на поворотах,
Лысою резиною скользя,
В колодках барабанных тормоза.

Задохнувшись в гари, лошаденка
Заржала громко, крикнув им вдогонку:
- Куда несетесь к черту напролом?
Тише едешь, дальше будешь - есть закон.

Куда спешите вы, безмозглые мутанты?
Вместо жилы патрубки и шланги.
От колес дороги все разбиты,
От скорости сорвется ось орбиты.

Но разные по масти и по рангу
Ее не слышали бегущие мустанги.
На скоростях чихая выхлопной трубой,
Раскрутить пытались шар земной.


* * *

На квартире как-то раз
Коротнуло, свет погас.
Темень - выколи хоть глаз,
Бровь собьешь и губы.
- Приходите, просим вас, -
На АДС позвонила Люба.

Не прошло пяти минут,
А электрик тут как тут.
Пальцы чуткие бегут,
Замечают сразу,
Где контакты отстают,
Где замкнуло фазу.

Видно - мастер славных дел,
В проводах собаку съел.
Что-то где-то подвертел,
Матернулся грубо,
Свет включился... Обомлел,
Как увидел Любу.

Ах ты, господи прости,
Просто глаз не отвести,
Согрешишь чего гляди.
Та мило подмигнула.
Что-то екнуло в груди,
В сердце коротнуло.

От шляпы аж до каблука
Высоковольтная дуга.
И пошло по позвонкам
Напряжение.
Нервно дернулась щека
От волнения.

- Люба, Любанька, Любовь!
Не найти заветных слов.
Для тебя на все готов,
Моя ласточка.
А она: - Твоя любовь
Мне до лампочки!

И глаза мне не мозоль,
А работу сделал коль,
То откланяться изволь.
До свидания!
Словно двести двадцать вольт
Замыкание.

Был электрик славных дел,
В проводах собаку съел,
А в любви вот оробел
Не по теме.
В женском сердце не сумел
Подобрать микросхему.

- Люба, Любанька, Любовь,
Безответная любовь,
Для тебя на все готов,
Моя ласточка.
Да электрика любовь
Тебе до лампочки.


* * *

Собачья жизнь! Собачий холод!
Все тело в язвах и прыщах.
Желудок жутко сводит голод,
Морозы крепнут натощак.

Шерсть взъерошена и взбита,
Ослабли старые клыки -
Вот собака где зарыта,
Потому-то дверь закрыта,
Где кормился я с руки.

Бездомный пес! Бродяга!
Околею в подворотне поутру.
Не вышел рылом. Я дворняга!
Пришелся всем не ко двору.

А вьюга все сильней шерстит,
Да так, что блохи все повылезали.
Кто сказал - дворняги не в чести?
Зачем же нас тогда вы приручали?

Покой нам дали и беспечность.
На поводок, на цепи посадили.
О люди, как бесчеловечно
Вы в нас природу волчью осадили!

Вы научили доверять,
Из нас вы вили плети.
Мы разучились воевать
И зону свою метить.

Но ночь. Холодная луна
В крови мои рефлексы пробуждает.
С клыков стекает бешенства слюна.
Во мне проснулся волк. Он возражает.

Пусть это будет мой последний бой.
Кровавой будет драка!
Выл под холодною луной
Бездомный пес-бродяга.

И, тенью быстрой проскочив,
Сбегались в круг дворняги.
Как призраки, в ночи
Скулили псы-бродяги.


ВЫЗОВ

Вот перчатка - за грубость манеры.
Вот мой вызов для всех подлецов.
Приготовьтесь, я жду у барьера
Стреляться в пятнадцать шагов.

Если даже я, проклятый всеми,
Найду в этой схватке конец,
Разрешит все вопросы, проблемы
Аргумент - девять граммов свинец.

Ну, смелее, откиньте портьеру,
Там черного выхода нет.
Не дрожите в поджилки. К барьеру!
Секундант, приготовь пистолет.

Не тяните событья к рассвету,
Не позорьте мундира, подлец!
Вам не уйти от ответа.
Аргумент - девять граммов свинец.

И не стройте из этого драму,
Превратив поединок в бордель.
Вы затронули честь моей дамы,
Спровоцировав этим дуэль.

Или мало вам этой причины,
Чтоб у барьера пролить свою кровь?
Поговорим как мужчина с мужчиной
С расстоянья в пятнадцать шагов.

Все равно не приемлю отсрочку.
Девять граммов - один аргумент.
Давайте поставим же точку,
В цель разрядив пистолет.


* * *

Какая вокруг ляпота!
Рыба плещется, в озере рябь,
Лучи солнца слепят глаза,
На термометре + 35.

Козырек бейсболки на лоб,
Провалившись в бутоны цветов.
Согревается зимний озноб
Под назойливый гул комаров.

На душе ляпота, и я
Чувства тепла не нарушу.
Даже укусы слепня
Согревают прозябшую душу.

Плещется зелень волны,
Как парус, дрейфуют ромашки.
Обидно - суровость зимы
Заметет все ажурные краски.

Причем тут зима? Ляпота
Поет выразительно, властно.
Подпевает ей лебеда
И девушка в платье цветастом.

Ах, какая вокруг ляпота!
Приятно и глазу и слуху.
Ее вспомнишь невольно тогда,
Когда закружатся белые мухи.

В пушистых холодных снегах
Не сыскать ароматного цвета.
Закутавшись зябко в мехах,
Согреет мысль ляповатого лета.


ГОРЬКАЯ НЕВЕСТА

А с тобой не так-то просто.
Вся в соку, в цвету невеста.
Обедом потчуешь ты острым,
Беседы хуже горьких специй.

Ты на остроты явно мастер,
Как красный перец, горячишь.
Несносный только вот характер,
Шила в мешке не утаишь.

Чувств взаимных не дождавшись,
Ближе к вечеру, под зорьку,
Жених, несолоно хлебавши,
Уйдет с обидой горькой.

Как отрезала - и точка.
Сама не знаешь, чего хочется.
И хлещешь водку в одиночку
Со вкусом горьким одиночества.

Хлещешь горькую, но только
По ночам тебе все снится,
Как кричат на свадьбе "горько!",
Как с любимым сладко спится.

А проснешься - снова грустно.
И не учит опыт горький.
Всему виной характер гнусный
Да язык, как шило, колкий.


ДРАКУЛА

День ушел, погас, потух,
Накрывшись тучею.
Ночь пробуждает не петух,
Режет ухо, режет слух
Мышь летучая.

Псы завыли по дворам
Впав в безумие.
Ночь прохладна и сыра,
В небе темном, как дыра, -
Полнолуние.

Шевельнув слегка костьми,
В трауре, во фраке,
В черном мраке
Просыпается князь тьмы -
Сам граф Дракула!

Фосфор брызнул по кресту,
Вздрогнул монастырь.
В лунной вспышке нетопырь
Рвет на части темноту
Вдоль и вширь.

Жертву ждет он вдоль дорог,
Ждет усердно.
Если путник одинок,
Не спасет ни черт, ни бог.
Молись, смертный.

Вспыхнули глаза огнем,
Губы синие.
Все ему грозят крестом,
Давно плачет уж по нем
Клин осиновый.

Но до первых петухов
Не быть драке.
Тихой поступью шагов
Среди склепов и крестов
Затаится Дракула.

Неспроста молва грешит,
Слух пуская:
Сотни лет в земле лежит,
А по жилам все бежит
Кровь живая.


ВСЕ ДЕЛО В ШЛЯПЕ

Не в насмешку, не в упрек
Два бомжа заляпанных,
Подперев плечом ларек,
Торговали за глоток
Фетровую шляпу.

Рассуждали:
- Значит, так,
Вон тому в очках растяпе
Толканем мы за пятак,
Все нормально, все ништяк,
И дело в шляпе!

Торговаться недосуг.
Гони пятак заветный.
И разошлась бутыль на круг
Между пальцев, между рук,
Быстро, незаметно.

И вот тут все началось.
Это уж как водится.
Сердце болью извелось,
Нервной дрожью затряслось -
Так добавить хочется.

Торговали до утра
Шляпу, что нашли.
А наутро со двора
Налетели "мусора",
Замели.

Кто бежал без задних ног
С криками: "Сатрапы!"
Кто не мог, того в острог
Посадили под замок.
И дело в шляпе.


* * *

Интеллектуально девочки растут.
От тоски, от серости досуга
Поступила в англо-институт
По осени любимая подруга.

Все хорошо, да только страх,
Как кошмар, навис над головой.
Я ведь с детства с русским не в ладах,
Ну а в англо совсем ни в зуб ногой.

От досады чуть ли не реву,
Но терплю, кручусь, верчусь угрем.
И хожу теперь на рандеву
С карманным англо-словарем.

При встрече говорит: "Хэллоу, сэр!"
На своем на ломаном английском.
А я в ответ на свой манер:
"Наше с кисточкой вам, киска".

Оттого все чаще я молчу,
На мир взирая исподлобья
И зуб на Англию точу
Вот уже второе полугодье.

Все мои ребята и соседи
Не проходят рядом без ухмылки.
Довела английским меня леди
До крайности, до ручки, до бутылки.

Сейчас сто грамм бы виски я
Выпил, опрокинув дно, но
Под руку студенточка английская
По-английски молвила мне: "Ноу".

И я тогда по-русски "мать твою..."
Ей высказал и тем ее обидел.
Знаешь ли такое айлавью
В кошмарном сне, в гробу я видел.

Без всякого стесненья, без зазрения
Во мне русские традиции ломаешь.
На этом мое кончилось терпение
И я сказал: "Живи как знаешь".

На два континента чувства близкие
Раскололись трещинкою узкою.
И я ушел так чисто по-английски,
Ругаясь только искренне по-русски.


* * *

Утренней росинки блеск
Зеленым оттенком искрится.
Я вошел в этот сказочный лес,
Что контрастно от парков разнится.

Городской, серый наш воробей
Мог завидовать птицам счастливым,
Где мне душу лечил соловей
Неповторимым своим лейтмотивом.

И, как ворожиха-старушка,
Из-за крайнего где-то куста
Дело знавшая туго кукушка
Отпускала мне щедро года.

Где найти благодарное слово
Для хриплого чуть баритона,
Что без всякого умысла злого
Каркала вслед мне ворона.

И, словно коленкой под зад,
Стегали в спину зеленые стебли,
Когда повернул я назад
В родные бетонные дебри.

Ах небесно-пернатые души,
Никогда не расстался бы с вами,
День за днем жили бы душа в душу,
Только вросся я в город корнями.


* * *

Князь, осторожней будь -
В бокал могли подсыпать.
Пей, но не забудь:
В твоем застолье крысы.

Сошелся сливок цвет
Не для игры в пристенок.
С иголочки одет -
До ниточки разденут.

Пистолет и нож
Не держат здесь за вещи.
Здесь бытует ложь -
Оружие похлеще.

Как наркотик, как экстаз,
Без лезвия зарежет.
Соседка алчно точит глаз
На портмоне и руки чешет.

Рассказывает байки
"Протеже" во фраке.
Не верь - все это маски,
Не верь - все это враки.

Все пристойно внешне,
Комар носа не подточит.
Здесь больше или меньше
Всякий что-то хочет.

Будь осторожней, Князь,
Бокал последний доконает.
Там, где корысть и власть,
Там жлобство процветает.

Невежествен и груб
Мир у супостатов.
Веди свою игру,
Туза в рукав припрятав.


ПОВЕСА

Ты в компании имел успех и вес.
Тебя прекрасно помню молодого.
Гуляка и повеса из повес
С задатками таланта Казанова.

С какою легкостью мог голову вскружить
На спор, пари, спортивный интерес.
Но не умел ты искренне любить -
Извечный недостаток всех повес.

Лишь для игры входил в любовный раж,
Искал удачу в глубине стакана.
Тебе по жизни нужен был кураж,
Музыка веселых ресторанов.

С загадочною легкостью к сердцам
Мог подбирать таинственный секрет.
Где ж ты сейчас, мой юный Дон-Жуан?
В каком пространстве затерялся след?

В каких кругах, пирах застольных
Сейчас ты водишь хоровод?
Или в местах не столь уж отдаленных
Отдыхаешь от мирских забот?

Куда занес тебя обратно черт
С затяжною долгой остановкой,
Где на десятки тысяч верст
Не пахнет женщиной и водкой.


* * *

Какие отношенья между нами?
Любовь? Ну что вы, Господь с вами.
Вас за глаза зову я мама,
А в ваших я глазах сынок.

Мой увядающий цветок,
Ты одинок.
В благоустроенной квартире
Остывшее постельное белье.
А счастья хочется.
Ночами тайно одиночество
Разделяю я твое.

Аромат духов и шелка шелест
Хранит в тебе былую прелесть
Юного экстаза.

Надежды тлеет уголек,
Час увядания далек,
Упруг и крепок стебелек.

Ты одинок,
Мой увядающий цветок
В хрустальной вазе.

Уж волосы подкрашенные хной,
Стал макияжа толще слой,
Чем много лет назад.

Рассвета брезжит огонек.
Промчалась ночь, а с ней истек
Еще один цветенья срок.

Мой угасающий закат!
Моя прекраснейшая дама!
Пусть за глаза зову вас мама,
Но рядом с вами

Вскипает в жилах крови ток,
И, возрастной перешагнув порог,
Вступили в грешный мы порок
Скрыв его от общества.

Мой увядающий цветок!
И я бываю одинок,
Оставшись в одиночестве.


* * *

Без королевской санкции
Обойдя закон,
Свободный ветер странствия
Гнал за горизонт.

Регаты флибустьеров
Наперерез волны,
Слуги Люцифера,
Слуги Сатаны

Вдыхали полной грудью
Соленый океан.
И нипочем им судьи
И даже господь сам.

Со смертью, как по правилу,
Вечно на ножах.
И, душу отдав дьяволу,
Они забыли страх.

Не раз с судьбою споря
Свой вынося вердикт:
Оставьте наше море,
Азарт игры и риск,
Возьмите себе сушу,
А нам морской прибой.

И вот блуждают души
Не возвратясь домой.

О, вечные скитальцы,
Слуги Люцифера!
Летучие голландцы -
Души флибустьеров,

Хватавшие удачу
Со смертью на бегу.
Напрасно ждут и плачут
Их на берегу.

Под черным в дырах флагом
Не пишут завещание.
И на съеденье крабам
Легли на дно песчаное.

Последний залп из пушек
Тонувших кораблей.
Но не тонут души
Отчаянных парней.

От дьявола посланцы
Покой не обрели.
Летучими голландцами
Их стали корабли.


ВЛАДИМИРУ ВЫСОЦКОМУ

Нервы, как струны,
Натянуты в ряд.
Не верю, что умер
Непризнанный бард!

Разбейтесь хоть в доску,
Давайте на спор -
Не верю, что умер
Прекрасный актер!

И пусть в несогласье
Со мной целый свет -
Не верю, что умер
Народный поэт!

Но почему на Ваганьковском
В черном
Тянутся люди
С лицом отрешенным?

У изголовья
Цветы ставят в банки?
Почему замолчала
Эстрада Таганки?

И Би-би-си
На ноте высокой
Всю ночь голосила -
Умер Высоцкий.

Может, и правда -
Горе свершилось,
В расцвете годов
Звезда закатилась.


МЫТИЩИ

Ну что за сказки, что за притчи
Твое воображение рисует
Про город сказочный Мытищи?
Мне ж и на Севере не дует.

Ну сколько можно говорить-то,
Язык твой бабий проклятущий.
И вот пошел разряд конфликта,
Да, как назло, на сон грядущий.

В порыве гнева, истирии,
Как психопатка, истеричка,
Ты крыла всю периферию,
Страну - у Черта на Куличках.

- К чему стремимся, что мы ищем?
Какой по жизни строим график?
Первым поездом в Мытищи
Уезжаю к тетке, на фиг!

С первым светом, с первым ветром
За километры, сотни, тысячи,
К Москве поближе, ближе к центру,
Как никак, а все ж Мытищи...

Утром рано моя дама
Упаковала чемоданы.
Мое покинула жилище
И уехала в Мытищи.

Что на это мне сказать?
Не знаю, в самом деле.
Обещала мне писать
Хотя бы раз в неделю.

Портрет ее - у изголовья,
Рядом с атласом и картой.
Ищу Мытищи в Подмосковье
С географическим азартом.

Ищу я древний город старый,
Пальцем в карту тычу.
Быстрей письмо с Мадагаскара
Дойдет до нас, чем из Мытищи.

И я на ней поставил крест,
Чтоб мысли были чище.
Ждать в безнадежности конверт
Нет смысла из Мытищи.

Зачем с родных срываться мест,
К чему менять привычки,
Когда у нас полно невест
В стране - у Черта на Куличках.

Я взял дорожный чемодан,
Мотаться стал по городам.
И только из приличия
Объезжал всегда Мытищи я.

Но попутал черт нечистый,
Прочел табличку за окном -
"Мытищи". Только любопытство
Меня толкнуло на перрон.

Так вот какие вы, Мытищи!
Ничто не радует мой глаз.
У нас - у Черта на Куличках -
Ничем не хуже, чем у вас.


* * *

Муж вчера опять упился в стельку.
Тебе же это все не по нутру.
Ты полночи плакала у стенки,
И ясным стало только поутру.

Не для любви, скорее для острастки,
Ты навела вечерний макияж.
Загадочно стреляли твои глазки,
И понял я, что вечер будет наш.

Женщина замужняя моя,
Тайная интрижка или кто ты?
Тайная любовница моя,
Для остальных не больше чем инкогнито.

Угасает сила твоих чар,
Быт притупил любовь твою и ласку.
Ни перед кем я не раскрою тайну карт
И не предам свою любовь огласке.

Тайная любовница! В ночи
Ты расцветаешь жарким бабьим летом.
Твои объятия настолько горячи,
Что выбивают рифму из поэта.

Перед тобой я полностью раскрыт,
Распирает грудь от чувств неравномерных.
Терзает неулаженный твой быт,
И радуюсь к тому ж одновременно.

Женщина замужняя моя,
Тайная интрижка или кто ты?
Тайная любовница моя,
Для остальных не больше чем инкогнито.


ШАМАН

Доконали, достали, обрызгли,
Как крамольники, рвущие к бунту,
Против логики воставшие мысли
Не сомневались ни на долю секунды.

Дым ломался, тянулся к дороге,
Бледнел, растворялся в пути.
Костью в горле застряла тревога,
Дыханье сбивая в груди.

Недоброе, смутное где-то
В подсознанье томилось, мерещилось.
Над каньоном не вижу рассвета.
За каньонами всадники спешились.

Три ночи гудел барабан,
Как вулкан извергался извне.
Три ночи шаманил шаман
По убывающей желтой луне.

Он не ухом. Он чувствовал шум
По верхушкам деревьев и крон.
Сотрясался в руке его бубн,
А за лесом трубил чей-то горн.

- У беды, знаю, нету следа,
Она коварней, хитрее лисицы.
В виденьях вижу: крадется беда,
Облачившись в мундиры и лица.

От копыт по земле чую дрожь,
Запах пороха, крови и плоти.
Скорее прошу тебя, вождь,
Укройся с народом в болоте.

- Но кругом тишина, запах лета.
В чем же видишь, шаман, ты опасность?
Давай подождем до рассвета,
А утром будет все ясно.

Успокойся, ну что ты, старик,
С годами совсем уж стал плох.
- Сынок, тишины слышишь крик?
Так смерть нападает врасплох.

- Оставим давай разговор.
Ты ослаб, ты три ночи не спишь.
Я выставил ночью дозор
Тут не враг, не проскочит и мышь.

Следопыты вернутся, известия
Нам принесут до утра...
Но забился шаман в эпилепсии
С пеной и желчью у рта.

Сжимая земли черной горсть:
- За что же проклятье нам шлете?
Умоляю тебя скорей, вождь,
Укройся с народом в болоте.

- Ты старый, и дряблый, и слеп ты,
И тревоги твои все напрасны.
Утром придут следопыты,
И тогда уже будет все ясно.

- Глупец! Не упрямствуй, не буйствуй,
Свое тело пойми и услышишь.
Ты кожей, ты сердцем почувствуй:
Народ твой почти что не дышит.

Ты услышишь как бьются копыта,
Выстрел пушек и блеск острой сабли.
Глупец, не придут следопыты,
Белый воин подрезал им скальпы.

- Доказательств в словах твоих нету.
Потому все туманно, невнятно.
Давай подождем до рассвета,
А там уже будет все ясно.

Предсмертный шамановский стон
Затих в безнадежности спора.
А ночью обрушился гром
Пушечным лязгом затвора.

Он своим не поверил глазам,
Изменился и в лике, и в голосе.
Ты все точно предвидел, шаман!
Даже скальпы на кожаном поясе.

Шрапнелью осыпался дождь
С отблеском яркого света.
И понял тогда только вождь,
Что он не дождется рассвета.


* * *

Твой взгляд - удар!
И шар в бильярдной лузе.
В тебе волшебный дар,
Божественная Муза.

Выбившись из сил
Без допинга и дозы,
Взгляд твой вдохновил,
Поднял, увел от прозы.

Утихли грусть и боль,
И в возбужденном ритме
Слова, как карамболь,
Закрутились в рифме.

Войдя в азарт и раж,
Поднялся выше крыш я.
Не кий, а карандаш
Слагал четверостишья.

Но, как удар неловкий,
Написанное скомкал.
На третьей остановке
Вышла незнакомка.

И, как мгновенья бзик,
Исчезла, как пропажа,
В час вечерний пик
Авто-ажиотажа.

И я ругался: "Черт!"
(Конечно, между строчек)
Как шар, летел за борт
Мой скомканный листочек.


* * *

Как на духу тебе признаюсь я,
На сердце руку положа,
А сердце бьется, боль в себе тая,
Разлука режет просто без ножа.

По аэродрому лайнеры скользят,
Разлуки подчеркнув моей нелепость.
Что-то важное хочу тебе сказать,
А самолет ревет и рвется в небо.

Остановить бы время на бегу
На пару слов у аэровокзала.
Других уж так любить я не смогу,
И я хочу, чтоб ты об этом знала.

Но семафор врубил зеленый свет -
Бездушное немое изваяние.
Увижу ль вновь тебя я или нет,
Моя любовь, мое воспоминание?

Объявлена посадка, скоро взлет.
Ты, прощаясь, машешь мне рукою.
Стрелою серебристой самолет
Грань разорвал над взлетной полосою.


* * *

Северодвинск, разлуке я не рад.
Под скорость ветра или даже пули
Шальная птица в шумный Ленинград
Унесет меня от тихих улиц.

С тобою расставаться не хочу,
Я прикипел к тебе, и нет тебя роднее,
Но та, к которой я лечу, -
Ее люблю я все таки сильнее.

Но где бы не был я, всегда, везде,
Каким бы ветром не был я гонимый,
Лишь буду думать только о тебе,
Как о девушке своей неповторимой.

Центральных городов и гул и шум,
Ростральные колонны, кони, сфинкс
Не заменят моря и песчаных дюн,
И тех годов, что подарил Северодвинск.

Тебя мне вечно будет не хватать,
Как бродяге не хватает крова.
С детскою тоскою буду тосковать
О дворах пятиэтажек и хрущевок.

Там, где остались предки и деды,
Там, где метели, вьюга и мороз,
Там, где под снегом детские следы,
Там где впервые слово мама произнес.

И пусть сейчас, на свой и страх и риск
К своей любимой девушке я рвусь,
Но клянусь тебе, Северодвинск,
В твои дворы не раз еще вернусь.

Северодвинск, Северодвинск,
Повязаны с тобой навеки мы.
Северодвинск, Северодвинск -
Город Северной Двины.


* * *

Гудит в груди поэзии стихия,
Шкворчит в душе лирический вулкан.
Для отдушины души пишу стихи я -
Разбавить прозу с рифмой пополам.

Но как смертельные змеиные укусы,
Как оскорбленье, отказ цензура шлет.
Зачехлены давно уже все музы
В кожаный плетеный переплет.

Упакованы в компактные страницы
Положившие на это люди жизнь.
Классики! Знакомые всем лица
Свои мысли превратили в афоризм.

Их слово - кованное жестко, как булат,
Каленый из дамасской стали.
Я побираю жалкий плагиат
На поприще писательской скрижали.

Куда ни ткнись, кругом глухие стены
С предъявлением чужих патентных прав.
Гениальность все застолбила темы,
В посредственность меня же записав.

И на страницах замусоленной тетради,
Почерком чуть вправо наклоня,
Пишу стихи я с чувством конокрада -
Вроде на коне и без коня.

В такой попал я глупый переплет,
На фоне классиков я выгляжу кургузо.
В кожаный плетеный переплет
Зачехлены давно уже все музы.


* * *


Как в карточный пасьянс, одна к одной
Ложатся дни, да все не в масть чего-то.
Бездарно пролетает выходной
Внеплановою черною субботой.

Ах, если б свистнул рак мне на горе,
То масть легла б козырной бубной.
Ну а пока в моем календаре
Черной датой отпечатанные будни.

Сплошные будни и тут и сям,
Извечные проблемы и заботы.
И я иду расслабиться к друзьям -
Вином разбавить красным
Черную субботу.

Не свистнет, знаю, рак мне на горе,
И не нужна его мне в этом милость.
Датой праздничной в моем календаре,
Как туз козырный, нечто светлое открылось.

И прочь ушли куда-то будни,
В колоде нет ни пик и ни крестей.
Тусуются в игре сплошные бубны
Вперемешку с дамою червей.

И я крещусь, ну вот те раз,
И всем богам молюсь, чтоб не обидеть.
Наконец мой жизненный пасьянс
Сложился так, как я хотел бы видеть.


* * *

Мое решенье, может, вздор,
Но от него не смог я уклониться
И подписал тем самым приговор,
До 25 решив жениться.

Теперь без спроса не пойдешь гулять,
Без присмотра не уйдешь из дома.
Этикет придется соблюдать,
Все кодексы семейного закона.

Забуду шалости свои и безобразия.
Работа строго, дом, семейный труд.
Одев кольцо, кольцо однообразия
На себя накину, как хомут.

Вроде бы и хочется и колется,
А что именно - мой разум не поймет.
Ходят слухи: люди, мол, разводятся,
Ну а мне, надеюсь, повезет.

Зато всегда обстиранный и сыт,
Да и род свой надо продолжать.
Пусть кольцом семейным давит быт,
Раз участи такой не избежать.

В конце концов не я ведь первый
И, надеюсь, буду не последний.
От волнения шалят немного нервы
В этот майский, майский день весенний.

И хмельной куражится кураж.
Пока все призрачно, туманно и прозрачно.
Пестрой лентой украшен экипаж,
Что везет до ЗАГСа новобрачных.

А в груди сомненья все же мечутся,
А что именно - никак мне не понять.
Вся жизнь медовым месяцем мерещится,
И эту страсть никак мне не унять.

И пусть чего-то хочется и колется,
Все равно сейчас мне не понять.
Ходят слухи: люди, мол, разводятся,
Ну а мне на это наплевать.


ЦАРЬ ЗВЕРЕЙ

До конца еще не повзрослев,
Свободолюбивый австралийский лев,
Давно привыкший к запаху людей,
Попавший в сети на тропе охотничьей,
Ломая зубы о шлаковую сварку,
Сотрясал решетку узник зоопарка.

Ему никак покоя не давало
За стенкою присутствие шакала.
В неволе тот устроился элитно,
Гнилое мясо лопал аппетитно.
Одним ударом сорвать с него бы шкуру,
Но не пускают прутья арматуры.

Бессильны здесь звериные повадки,
Там, где инстинкт - кирпичной кладки
От опасности надежно защищал,
И потому шакал в неволе процветал.
Хвостом вилял,
На то он и шакал.

А лев грустил, клыки все скалил и
Мечтал о солнечной Австралии.
Когда в зенит входило солнце ярко,
Согревая клетки зоопарка,
Накатывалась черная тоска
И Родина казалась так близка.

Там, где охотился, там, где не сунет нос
Шакал, всегда поджавший хвост,
Опасной этой встречи избегал
И всеми фибрами звериными дрожал,
Там, где закон неписанный один!
Кто ж нас подвел к условиям одним?

Где запах тропиков, болота и лиан?
Где крик спесивых диких обезьян?
Где территория, что метил я по ветру?
К чему мне ваших десять тесных метров!
Эта вода протухшая в корытце!
Киснет кровь, трофируются мышцы.

И хоть привык я к запаху людскому,
Не изменю звериному закону.
Эй, вы, за клеткой, я на вас плевал!
Я в неволе этой озверел и одичал,
От клеток ваших и каменной природы
Меня мутит и тянет на свободу.

Но садилось солнце, холодело.
Остывала кровь его и тело.
В суровых климатических ночах
Царь зверей старел, слабел и чах.

И только лишь за стенкою шакал
Его звериный возбуждал потенциал.


ИХТИАНДР

Фантастика! Земной взбесился шар
В полном смысле, смысле и объеме.
Поселился летом Ихтиандр
В Муринском заросшем водоеме.

Мелкой рябью задрожали поплавки
От явленья небывалого такого.
И, рты раззявив, рыбаки
Дивились на Дьявола Морского.

На нем блестела ярко чешуя,
Яркой вспышкой отразившись в небосводе,
Словно выстрел из двуствольного ружья
Вспыхнул и ушел на дно под воду.

Ушел на дно. Ушел на дно. Потом
Снова вспыхнул, словно фейерверк.
И всю ночь томился гулкий стон
Из водных непроглядных темных недр.

- Где же ты, безумный Александр,
Что сотворил меня не человеком? -
Сквозь жабры задыхался Ихтиандр, -
Мне не видать земли теперь вовеки.

Меня к безумью рыбы не свели,
Но в груди сидит тоска и горе.
Меняю океан на пядь земли,
От всех щедрот отдам в придачу море.

Родней мне стали те, кто далеки.
Который год борюсь с судьбой строптивой.
Хочу вдыхать всей грудью васильки,
Кровь разогнать горячею крапивой.

И в лес уйти, где елки-палки,
Где елки-палки да лес густой.
Кто сказал, что в море есть русалки?
Нет таких красавиц под водой.

Ни на юге, ни в другом краю
Их не было от века и до века.
Там тишина прекрасна, как в Раю,
Но этот Рай так чужд для человека.

Где же ты, безумный Александр,
Что поселил меня в морской тиши.
Прошу тебя, безумный Александр,
Возьми роман, финал перепиши.

И стонал сквозь жабры Ихтиандр:
- Мне не видать земли теперь вовеки.
Что же натворил ты, Александр,
Сотворив меня не человеком!

Всю ночь стонал, и только на рассвете
Рыбаки тянули из пучины
С вечера закинутые сети
В которых оказался труп мужчины.

Что за улов, что за кошмар!
Мужики крестились: господи прости!
Таким способом, похоже, Ихтиандр
На землю отыскал себе пути.

Рядом билась рыба и мальки,
А он лежал вальяжно и лениво.
Над лицом склонились васильки
И жгучая, горячая крапива.

По земле тянулся легкий пар,
Кричали где-то бабы на селе.
Ты был не прав, безумный Александр,
Отныне мое место на земле.

Там, где земля пробита от сохи,
Где комаров кружится стаек дюжина.
Там, где репей и даже лопухи
Намного красивей морской жемчужины.

Ты был не прав, безумный Александр,
Сегодня буду предан я земле.
А по земле тянулся легкий пар,
И рыдали бабы на селе.


* * *

Над Петропавловкой закат горит багрянцем,
В Петропавловке толпа, ажиотаж.
А вот художник. Кисть в веселом танце
На холсте раскинула пейзаж.

Чуть тон не тот, его меняет трижды,
Цвета не те, меняет колорит.
Конечно, он не Шишкин, не Куинджи,
И ими быть он вовсе не горит.

И солнце под рукой его лоснится,
И на березе оживает лист.
Ему не интересны мимика и лица,
Он всей своей натурой пейзажист.

Игра теней, загадка света, бликов,
Архитектурой и природой жил.
Тернистый путь от малого к великому,
Великим быть! - он для себя решил.

И быть тому!
И быть бы славе громкой.
Природу мог душой и сердцем созерцать.
Но за спиной раздался голос скромный:
- Вы не могли б портрет мой написать?

- Девушка, ну что вы в самом деле,
Я пейзажист, какой еще портрет?
Будь кипарисом вы, сосною стройной, елью,
Тогда пожалуйста. А так... Простите, нет!

Она ушла. И скоро, очень скоро
В людской толпе смешалась голова.
И понял он: глаза ее - озера,
А волосы - душистая трава.

Уж сколько лет минуло с этой встречи.
Заброшены пейзажи и мосты.
На холсте он дома каждый вечер
Ищет эти нежные черты.


ЗАТЕРЯННЫЕ СНЫ

Затерялись, запылились, не видны,
Напрасно вас ищу в полночных сутках,
На звездном небе красочные сны -
Неповторимость детского рассудка.

Затеряны в безмолвии времен,
Фантазии, иллюзии, химеры.
Который год один и тот же сон -
Пустота и краски блекло-серы.

Уже привычка видеть сны на слух,
По запаху и осязанью.
За спиной шаги кого-то двух,
Короткое холодное дыханье.

Шорохи, шуршание в углу.
Стали сны бессмысленны и строже.
Железом кто-то водит по стеклу,
Бьет озноб мурашками по коже.

Круги, штрихи да серая стена.
Бессонница - спасение и средство.
А за обшарпанной стеной видна
Забытая, как в клетке, птица детства.

Как музыки старинная пластинка,
Шипит, скрипит и за душу берет.
В слепой надежде я ищу тропинку,
Где фламинго розовый живет.

Помнит еще память небылицу
За дальностью годов.
Розовая птица
Из сказок детских снов.

И вот мелькнули блеклые картинки -
Расплывчато, не резко, не везде.
Все четче, ярче розовый фламинго
По колено плещется в воде.

Красотой восполненный и страстью,
Движения певучи и нежны.
Розовый фламинго дарит счастье,
Пробуждая красочные сны.


В РОДДОМЕ

Ожиданье тяжким бременем
Мою душу гложет.
И жена беременна,
Да родить не может.

Долго тянутся минутки -
У них свои права.
Вдвое дольше стали сутки -
День за два.

Полусонные сиделки
Не спускают с тебя глаз.
Скальпель точат акушерки,
Ждут свой час.

Но весенний дождь по крышам
Пробежится вскачь.
И в апреле я услышу
Новорожденного плач.

И тогда уже минутки
Побегут вперед.
И короче станут сутки -
День за год.

Ожиданье тяжким бременем
Давит на висок.
Подожди, еще не время,
Не пришел твой срок.


* * *

Сколько мыслей в бессонной ночи,
Сколько муки в предродовых схватках.
Над тобой колдовали врачи
В халатах и белых перчатках.

Над твоим наклонившись лицом,
Ворожили, судачили люди.
И в апреле двенадцатым днем
Народилось прекрасное чудо.

Озарились далекие дали,
Сердцу захотелось запеть.
Над тобой ангелочки летали,
Я один их сумел разглядеть.

На низком крылечке роддома,
С материнским счастьем в глазах,
Была ты сикстинской мадонной,
Младенца неся на руках.


ПРОВОДЫ В ОТПУСК

Был у Левы нервный тик.
С утра ходил он бледно-белый.
Сегодня Ражев отпускник -
Состоится "вынос тела".

Значит, должен угостить.
Эх, гульну на славу!
Люблю выпить, закусить
С друзьями на халяву.

Губы глупенький раздул,
Ах ты, срань господня!
Ражев тонко намекнул:
Рыбный день сегодня.

Это уж не чепуха,
Обида гложет с горлом вровень.
Понял - дело не уха,
Хвосты рубят в корень.

Тяжела печаль была.
Ну и жизнь - отрава.
Это ж надо, не прошла
В этот раз халява.


СТАРЕНЬКИЙ ТРАМВАЙ

С годами не теряя бодрость,
Рельс не заступая край,
Степенно набирая скорость,
Трусит наш старенький трамвай.

Давно подавленный прогрессом,
Но все пытаясь преуспеть.
С заморским споря "Мерседесом",
Свою оспаривает честь.

И хоть былой уж мощи нету,
Как в старых добрых временах,
Когда бульварные газеты
О нем кричали на углах,

Называя "чудом света
В технике, достигшей пик",
Теперь его уж песня спета,
Но не спешит стареть старик.

В выходные или в будни
И днем, и ночью, по утрам
Он, как спасительное судно,
Тихим сапом спешит к нам.


* * *

Все на земле бывают грешны,
Будь то богатый, будь босой.
А если встретится безгрешный,
То обязательно святой.

И он, как белая ворона,
Как бельмо в глазу, встает.
В круговороте беззаконий
Тяжкий крест за нас несет.

А мы ведем о нем рассказы
Сарказмом злого языка.
И бежим, как от проказы,
Как от чумы, как от врага.

За то что думает иначе,
За то что светлые глаза,
За то что молится он чаще,
Вскинув руки к небесам.

И в порыве гнева злого,
Забыв из библии псалмы,
Уже однажды так святого
На кресте распяли мы.

А, он забыв о всех пороках,
О жестокости идей,
Молил, распятый, в муках бога
Чтоб тот простил грехи людей.

И может быть, его устами,
Благодаря его мольбам,
Живу, свожу концы с концами
И с грехами пополам.


* * *

Возьми мягкую игрушку,
Уложи с собой в кровать,
Спрячь ладошки под подушку,
На бочок - и спать.

Я кроватку покачаю
Взад-вперед.
До рассвета укачаю,
Если повезет.

С темпераментом холерика
Нелегко уснуть.
Все неймется, и истерика
Бьется в грудь.

Что ж не спишь, неугомонный,
Или мало дня?
Видишь - папа сидит сонный,
Голову склоня.

Вот и звонкую зевоту
Удержать не смог.
Мне б, сынок, твои заботы,
Спал бы день без задних ног.

Ну пойми, уж нету моченьки,
Спать пора.
Или будем полуночничать
До утра?

Спи, душа неугомонная,
Без забот.
Вот и ночь прошла бессонная
Псу под хвост.

И куранты уже пробили
Ранний час.
Всю-то ночь проколобродили,
Не смыкая глаз.


* * *

Кучу мусора, металлолом
Перебирают пухлые ладошки.
Заботливо детишки строят дом,
Играют в папу, маму понарошку.

Для уюта или для блезиру
Прикантовали в хижину всем скопом
Обшарпанный со свалки телевизор
С трещиной на пыльном кинескопе.

Со знаньем дела воспитывают кукол,
Пеленают их в салфетки и бумажки.
А если что не так, то сразу в угол,
Не забыв при этом дать нанашки.

Замолчи, несносная, не ной,
Замолчи заради же Христа.
Замолчи, зараза... ой,
Осквернились детские уста.

Шутливые слезинки на щеке,
Ввалилась в дом мальчишек кучка -
Это муж пришел на кочерге,
В пивной оставив полполучки.

По столу ударив кулаком:
Кто хозяин - я иль таракан?!
А ну, старуха, дуй за портвейшком,
Одна нога тут, другая там.

Прямо как в театре Образцова -
Весело и грустно в то же время.
Персонажи с образа какого
Объединились в этой мизансцене?

В бутафорской маленькой квартире
На все вопросы могут вам ответить.
Облачив в курьезную сатиру,
Нашу жизнь играют наши дети.


* * *

Душа замкнулась на засов.
Туманный будничный покров.
Словно стая гончих псов
Загнала в угол.
Я возбужден, и я готов
Пустить в ход дуло.

Теплее, ближе, горячо.
Рукою чувствую, плечом,
И кажется, я обречен
На встречу с адом.
Надежда теплится еще -
Спасенье рядом!

Пусть вечер сумрачен и сер
И до предела взвинчен нерв,
Пружиной сжался, рвется вверх,
Слабеет нить,
Я отыскал в себе резерв,
Чтоб стресс спустить.

Земля смешалась, небеса,
Лететь куда глядят глаза.
Скупая капнула слеза,
Но, чтоб уйти,
Я к черту сбросил тормоза...
Все позади.


* * *

Детства жизненное кредо -
В доме стены сотрясать.
Отдохнул бы, непоседа,
Сколько можно пыль взбивать.

Озорной, как черт бедовый,
Скипидаром смазан весь.
Что ж ты гирею пудовой
На закорки мне залез?

Сделан - слепленный из ртути,
Выпускаешь все пары.
С дивана, словно на батуте,
Ты летишь в тартарары.

Много шума, много смеха,
Не иначе - быть слезам.
Вот и кончилась утеха:
Не сдюжил старенький диван.

Разошелся слишком шибко,
Чувство меры позабыв.
Гнилая лопнула обшивка
Все пружины оголив.

Я ремень навскидку вскинул,
Две горячих отпустил.
Покурил, потом охлынул.
Вроде как переборщил.

Сам ведь рос таким же чудом,
С поколеньем взрослых в ссоре.
Был индейцем Чингачгуком
И проказил, как Том Сойер.

Сам излил моря и реки
Слез соленых через край.
Дебоширь, сынишка Жека,
Рзвлекайся, шалопай.


ПИСЬМО

Прошлое давно погребено.
Не думал, не гадал о том, поверьте.
Но достал из ящика письмо
С адресом обратным на конверте.

Ну конечно, я его узнал,
И это имя помнил я отлично,
Которое нередко высекал
На стене упругой и кирпичной.

Ах, Ольга, Ольга,
Вечно с тобой сложно.
Ну скажи мне, сколько
Душу терзать можно?
Не видел я тебя сто лет,
Не помнил, не любил.
Но держу в руках конверт
И снова загрустил.

Как обычно, пишешь о погоде,
Про суровый северный наш край.
С мужем развелась уже с полгода -
Брошенная фраза невзначай.

Но какая сила в тех словах!
Позабыты строчки о погоде.
А листочек глянцевый дышал и пах
Шанелью или чем-то в этом роде.

А тут слезой размазаны чернила,
Дрогнула рука над синей строчкой.
Вот мелькнуло слово "милый..."
Со знаком препинанья многоточие.

Пару слов замолвлено о брате,
О семье его и вместе взятых.
А потом пошли, пошли цитаты
Из песен тех годов восьмидесятых.

И читать их было так приятно,
Они ласкают взор и душу точат.
Но женатым нет путей возвратных
В белые сиреневые ночи.

Жизнь моя давно уже отлажена,
Работаю, играю в домино.
Накормленный, обстиранный, отглаженный,
Бегаю с сынишкою в кино.

И я согнул письмо рукою сильной.
Задумчиво в руках его помял.
А потом за книжной полкой пыльной
Спрятал, чтоб никто не прочитал.

Иногда, оставшись в одиночестве,
Пыль стирая с окон и дверей,
Вновь прочту твои я многоточия
И цитаты песен наших дней.


* * *

Восьмого марта день был снежный,
Но был упрям и тот подснежник,
Что пробивался сквозь валежник
В лесной глуши.
И ты улыбкой, страстной, нежной
Коснулась дна моей души.

Мои манеры были строги,
Грубы, надменны и убоги.
Тут я тебе обязан многим.
Хоть и по-прежнему грешу.
Но в этот день мой камень дрогнул,
И я цветы в руках держу.

Опрятно выбритый и чистый,
С манерой тонкой куплетиста,
Обаятельно речистый,
Провозглашаю тост:
Любви большой желаю, чистой,
Здоровья, счастья в полный рост!

Желаю счастья ровно столько,
Унести ты сможешь сколько.
А там дели на части, дольки,
То дело ваше.
На том откланяться позвольте,
С почтеньем,
            Саша.


* * *

Не искал, не ждал уж встречи,
В сердце стерся образ твой.
И вот в один прекрасный вечер
Случай снова свел с тобой.

Хоть годов короткий поезд
Все чувства давние унес,
Был приятен твой мне голос
И локон вьющихся волос.

На лице румяно свежем
Играла молодости кровь.
Был к тебе я раньше нежен,
Даря ласку и любовь.

Все прошедшее - утрата,
То, что было, не забыть.
Счастлив тот, кому когда-то
Довелось тебя любить.


* * *

Распашонки, рубашки, пеленки...
Не хватает ни ночи, ни дня.
Неожиданный срыв на ребенке,
Рикошет попадает в меня

И забыта на время учтивость,
Ребенок прижался к отцу.
Стала ты вдруг некрасивой,
Раздраженье тебе не к лицу.

А где-то весна. Уже верба
Первым побегом цветет.
Успокойся. Это лишь нервы
Расшатались от разных забот.

Трудно, конечно же, трудно,
Тут я солидарен с тобой.
Но скоро закончатся будни,
Потерпи - и придет выходной.

А пока собери свои силы,
В долгий ящик отложим скандал...
Вот и чадо тарелку разбило -
Это к счастью, я где-то слыхал.


* * *

Нет наставлений и капризов,
Душа спокойна и легка.
Трещит наш старый телевизор,
Весь день валяю дурака.

Я с наслажденьем хлопнул дверью,
Петля несмазанно скрипит.
Потом прислушался - не верю я:
Мне не кричат, ребенок спит.

И нет накрученной той злости,
Что не доводит до добра.
А почему? Да просто в гости
Жена уехала с утра.

И от безделья я мотаюсь,
Нарезая в комнате круги.
И вдруг внезапно ощущаю
Прикосновение тоски.

Уже не радует скрип дверцы,
Не интересно мне кино.
На три части мое сердце,
Видать, давно разделено.

И с нетерпеньем жду возврата
Кого считаю лучше всех.
Так пусть взорвется, как граната,
В квартире шум и детский смех.


* * *

Я нашел сегодня повод,
Находившись в тишине,
Описать мусоропровод,
Пятна грязи на стене.

О прекрасных нежных нимфах
Пушкин с Дельвигом писал.
Я в житейской прозе рифму
В куче мусора искал.

И уже летит по стоку
В ненасытное нутро.
То, с чего нам нету прока,
Опрокинув вниз ведро.

Полки, щепки, фурнитура
И протухший старый лещ...
В общем, все старье с бордюром,
То, что раньше звалось "вещь".

Наши письма, наши охи,
Наши чувства, наши грезы,
Наше прошлое и вздохи,
Наша радость, наши слезы.

Там фаянс, хрусталь, картины...
В общем, все коту под хвост.
Жизнь - обычная рутина:
Мы и мусоропровод.


* * *

Мозги сверлю, кручу, ломаю,
Чешу затылок и гадаю.
Ответ так близок, точно знаю.
И вот...
Карандаш в сердцах бросаю!
Ну и кроссворд!

Он, как коня, меня стреножил.
Догадки, мысли, разум гложет.
Вопрос: "твердыня и надежа".
Чуть не плачу.
Кручусь, юлю. Ну что же, что же
Это значит?

Беру словарь, листаю Даля,
Ищу слова, глаза в них впяля.
Жена, по-прежнему скандаля:
- Идиот!
Питекантропы и те знали!
Пиши "оплот"!

И вот беру другую клетку.
Блеснуть пытаюсь интеллектом.
Пока жена месила тесто,
Угадал.
"Снасть рыболовная иль сетка" -
Конечно, "трал"!

Восторг пленит, в мечтах витаю.
Вопросов пять еще читаю.
В десятку точно попадаю.
Восторг пленит.
И сам себя уже считаю -
Эрудит!


* * *

Засыпаю, и во снах
Видится воочью:
Лихо мчимся на конях
С ребятнею ночью.
И луна над головой
Желтая, как дыня.
Пахнет скошенной травой,
Мятой и полынью.
Над рекой густой туман
Стелет пеленою.
Нынче дедушка Степан
Взял с собой в ночное.
С детской резвостью своей
Вырвавшись на волю,
Мы разнузданных коней
Гоним в чисто поле.
Обгоняя млечный путь,
Ветром захлебнемся.
Погоняй! Еще чуть-чуть -
И с земли сорвемся.
До небесной высоты,
Вдаль к далеким звездам...
Ах вы, детские мечты,
Сладостные грезы.
Сон тревожный - вдруг проснусь,
Неспокойно сердце.
Я к коню сильней прижмусь,
Пусть уносит в детство.
Там, где ветер, там, где стынь,
С лесом по соседству.
Там, где мята и полынь
С ароматом детства.


* * *

Пусть коллеги врут и лгут
Своими подлыми устами.
Умом куриным не поймут,
Что я помешана деньгами.

Пусть судачат за спиной,
Мол, я хапуга и плутовка.
Да! Я телом и душой
Чистокровная жидовка.

С детства страсть к деньгам таю.
Мой вечный стимул "Мани-мани".
Хоть черту химию завью,
Шуршало лишь бы на кармане.

Пусть душа моя скудна -
Душа бывалого еврея.
Да, я нахальна и жадна
И на этом руки грею.

Пусть близкий друг не даст руки,
От этих чувств не обеднею.
Ведь это только дураки
На теплых чувствах душу греют.


* * *

Отзвенело давно лето,
Осень срок свой доживает.
Я не знаю, сейчас где ты,
Где и как ты поживаешь.

Опадают с веток листья,
Стал угрюмым сад.
Голоса умолкли птичьи,
Догорел закат.

Солнцем залитые реки
Блеск утратили манящий,
И сомкнул устало веки
Лес, прохладою знобящий.

Да густые тучи серые
Вдоль горизонта разложились.
Да подули ветры с севера
Принося тоску и сырость.

Я не знаю, но, наверное,
От тоски ли, от отчаянья
Уловил я в ветре северном
Твое теплое дыхание.

Запах ягоды архангельской,
Заговорных трав поверье,
Как колдует голос ангельский
Над густым отваром зелья.

Ветер северный, ноябрьский
Мысль наводит на раздумье.
В стороне живет архангельской
Красно-девица колдунья.

Ее тайные наветы
Будоражат ум и разум.
Я не знаю, сейчас где ты.
Знаю только - где-то рядом.


* * *

Терзает душу, словно черт,
С цепи сорвалась точно.
Делай срочно ей ремонт,
Стели линолеум и точка!

Переступает грань скандал.
Да, пробудил в жене я лихо,
Беззаботно пока спал
И в потолок плевался тихо.

Теперь за все она воздаст.
Нет компромиссов и нет сделки.
Лежит неправильно палас,
И в коридоре недоделки.

Развел по всей квартире грязь
И дверь неправильно морю.
Вообще бездельник, лоботряс!
И слишком часто я курю.

Пусть говорит, а я в душе
С трудом удерживаю грубость.
Мне-то рай и в шалаше
С милою подругой.


* * *

Сезон дождей, просвета нет.
Хвоей прохладною знобит от сосен.
Какой сквозняк! А помнится, поэт,
И не один: Есенин, Тютчев, Фет -
Так романтично расписали осень.

Бархатный, багровый листопад
Плавно, нежно, не спеша,
Падает, срывается, кружа.
Листья словно на ветру горят.
Поет, звенит и ратует душа.

Моя ж душа берет протест
В ином ракурсе и направленье.
Совсем иначе видится сюжет.
Да простит лирический поэт
Мой стиль крамольного творенья.

Веет гнилью пожухлая листва,
Холодный луч глаза уже не слепит,
Между луж асфальта острова,
Набухшие от влаги дерева
Застыли, как усопшие скелеты.

И ливень хлещет, словно сатана,
Размывая тротуары и дороги,
Косою линией дробит дома.
Ежится от холода спина,
И мокрые по щиколотку ноги.

Грязью нашпигована тропа.
Сапогами перемешиваешь тонны.
Тусклый свет исходит от столба,
Мокрая, продрогшая толпа
Сутулится, накинув капюшоны.

Где ж слова тут теплые найти,
Когда зуб на зуб не попадает?
По дороге не проехать, не пройти,
Нервный ком сжимается в груди
И к реальности рассудок призывает.

Осень - промозглая душа!
Отмирает все в тебе и стынет.
И, на сердце руку положа,
Я тебе признаюсь, не греша:
Не по душе мне слякотный твой климат.


ТЕЛЕФАНАТ

Чем ты меня очаровал?
Заворожил, околдовал?
Я по тебе вдали скучал,
Мечтал о встрече,
И вновь свиданье назначал
Тебе под вечер.

Ты стал мой самый близкий друг,
Мой тяжкий грех, порочный круг.
Работа падала из рук.
Как инок в келье,
Я разделял с тобой досуг,
Соратник по безделью.

Трещал динамик, грелся бок,
Как кровь, в тебе сочился ток.
Развеселить всегда ты мог,
Жизнь превращая в грезы.
И бил меня электрошок,
Как под наркозом.

С тобой пьянел я без вина,
Как чаша, жизнь была полна.
Веселья черпал закрома.
Не ведал перемены.
Но вот ревнивая жена
Села на измену.

Она, бранясь, метала маты,
Нас обвинив с тобой в разврате,
И очень скорою расплатой
Нам грозила.
Так, обозвав меня фанатом,
Связь обрубила.

Погас экран. Стих оптимизм.
В семейной жизни катаклизм.
И, как шкала, упала жизнь
Моя до мизера.
Ну что за жизнь? Какая жизнь
Без телевизора?!

Враз аппетит я потерял,
Недоедал, недосыпал.
Изрядно в весе пострадал
От жизни гадкой.
Считал минуты и мечтал
Встретиться украдкой.

Хоть двести вольт, хоть двести ватт,
В розетку пальцы сунуть рад,
Нутром почуять, как трещат
Резисторы и платы.
И пусть кричат: "Телефанат!"
С насмешкою ребята.

И если хочешь, то поверь -
Я затаился, словно зверь,
Стал изворотливей теперь
И обхожу капканы.
Как за женой закрою дверь -
Бегом к экрану.


НАРКОМАН

Глубокий вдох и выдох громкий,
Стон пронзительный и звонкий.
На полу лежат обломки -
Шприца останки.
По телу дрожь. Какая ломка!
Рвет наизнанку.

Покрылся белой пеной рот,
И сердце выскочит вот-вот.
И надо же, попутал черт,
Втянул в игру.
Рука дрожащая берет
Опять иглу.

Фаланги пальца вену трут,
Вокруг руки ложится жгут.
Нервы сжались, жадно ждут,
Когда настанет.
Когда опять, опять введут
Полкуба дряни.

Виски стучат - не надо, милый,
Но клапан шприца давит с силой.
И вот уже бежит под жилой
Дурная кровь.
О, вечный кайф! Враз отпустило.
Уже готов.

Обмякло тело и в экстазе.
Поплыл туман, обрывки, фразы.
Потом еще полкуба вмазал
Он вдогонку.
А завтра вновь придет зараза -
Ломка.


НОСТАЛЬГИЯ

Раздирает нутро ностальгия
Или детская, может, хандра.
Где отец с матерью молодые,
Где далекое в прошлом вчера.

Жизнь мостила дороги, опалубки,
Чтоб сегодня я жил в полный рост.
Мой фундамент - деревня Нахаловка
И над речкой Куриловский мост.

Деревенско-убогие улочки.
Там живет мой мальчишеский дух.
Ивняковые тонкие удочки,
На которых ловили колюх.

На окраине скучилась свалка,
А для нас это поле чудес.
Ковыряясь занозными палками,
Находили в ней свой интерес.

Мы стремились расти и быть выше,
Ревниво косясь, кто быстрей.
Поднимались специально на крыши,
Чтоб казаться немного взрослей.

Мы не знали тогда ностальгии,
Уверенно рвались вперед.
И не знали, что мысли ночные
Нас вернут на Куриловский мост.

Разровняли фундамент с опалубкой
Бульдозерным ржавым ножом.
И живет деревенька Нахаловка
Теперь в Питере в сердце моем.


* * *

Твои глаза - как два пророка,
И в них я правду прочитал.
Но правда так была жестока,
Что лучше б я ее не знал.

Твои глаза - пророчья воля.
Полны глазницы чар и сил.
Твои глаза - моя неволя,
Куда так глупо угодил.

Твои глаза были наградой
Совсем для юного юнца,
Твои глаза были засадой
Уже для зрелого слепца.

Твои глаза звездой горели
В сиянье таинства светил.
Уже тогда измена зрела,
И этот час я упустил.

Твои глаза меня пьянили,
Излучая лунный свет.
Твои глаза меня пленили
На протяженье многих лет.

Твои глаза - два стража строгих
За мной следили пуще всех.
Но я сбежал из твоего острога,
Простив тебе твой тайный грех.


* * *

Выйду я в поле-полюшко
Да ветру развею грусть.
Отыщу свое горькое горюшко,
К ней горячей щекой прижмусь.
Обниму, поцелую в темя,
Расскажу про свою печаль.
И ветер то сорное семя
Унесет в далекую даль.
Ах, горе мое ты, горюшко,
Слезинки искрятся росой,
А волосы, как и у полюшка,
Пахнут душистой, дурманной травой.


* * *

Достаточно взглянуть лишь раз,
Но под влиянием приличия
Скрыть,
Какое сходство близит нас,
Лишь только в возрасте различие.
Как в зеркале и я и ты -
Движенья, жесты и сноровка.
Да материнские черты
Внесли чуть-чуть корректировку.


* * *

Весь день моросит,
И так хочется плакать.
На душе легла грусть,
Как осенняя слякоть.

Все дороги размыла
Нечистая сила.
Не к добру заскрипели
Осины уныло.

И наш жизненный путь
За порогом теряется.
К непогоде, видать,
Боль в душе пробуждается.

То ли крик журавлей
Слышу я утром рано.
То ли болью кричит
Вдруг прорвавшая рана.

Я ее врачевал
Горькими травами.
В душе боль исцелял
Лесными отварами.

И затихла тоска,
Шрам оставив багровый.
Седой знахарь сказал
Нужно вещее слово:

- Тот, кто боль причинил,
Кто любовь твою сглазил,
Найдя вещее слово,
В душе шрамы загладит.

У истоков любви,
У шумящих порогов.
Не смогла ты найти
То заветное слово.

К холодам и ветрам
Ноют раны и хочется плакать.
То на нашем пути
Все дороги размыла
Осенняя слякоть.


* * *

Как давно не любил тебя, Золушка.
Ты как будто бы та и не та.
Мое ясное красное солнышко,
Моя голубая мечта.

Что-то в жизни нам было помехой,
Но любить тебя меньше не стал.
За тобой я шел тайными вехами,
То рядом стоял, то терял.

То ты близкой была, то далекой,
То любимой была, то чужой.
Потревожился сон мой глубокий,
Неспокоен стал, как прибой.

Мне забыть бы тебя, да не в силах.
Какою травой-муравой
Меня ты заворожила?
Непонятная тайная сила,
Манит, влечет за тобой.

Чем же так дорога ты мне, Золушка?
Чем же памятен образ мне твой?
Что хочу называть тебя Солнышком,
Моей голубою мечтой.


* * *

То снег, то дождь.
То град, то сырость.
На сердце дрожь,
Скажи на милость.

Весна цвела,
Готовясь к севу.
Мать умерла,
И плачет небо.

Под мрачным сводом
Поникли травы.
Сама природа
Одела траур.

Живем, пока
Не верим смерти.
Поверь, чудак,
Все люди смертны.

В прискорбный час,
Собравшись с духом,
Помянут нас:
Земля им пухом.

Ну а пока
Спи крепко, мама.
Ты на века
Со мною рядом.

Прости за все
Нас на прощанье.
Прости за все
Твои страданья.

Прости за то,
Что гнула спину.
За то, что не был
Примерным сыном.

За то, что дети
Шальными были.
Лишь после смерти
Мы оценили.

В последний путь
Тебя проводим.
Все под одним
Мы богом ходим.

И на прощанье
Скажу я, мама,
Не до свиданья -
С тобой мы рядом.


БАБУШКИНЫ СКАЗКИ

Бабушкины сказки, может, как наследство,
Может, как приданое, временем дано.
Повзрослеть пытаясь, торопил я детство
И в спешке не заметил, как прошло оно.

Детская наивность - время переплюнуть,
Возводить воздушные замки и мосты.
В облаках витая, пролетела юность,
Унося с собою надежды и мечты.

Все, что не свершилось, все, что отмечталось,
Что не уложилось в регламенте годов.
И вот так однажды постучится старость -
Отраженье наших ошибок и грехов.

Разгадать пытаюсь нехитрую загадку,
Узелок которой в памяти моей:
На какой странице бабушкиной сказки
Затерялись годы беззаботных дней?

Но увы! Закрылась бабушкина книжка,
И страниц затерянных мне не отыскать.
Потому смотрю я с улыбкой на сынишку,
Как он стремится также детство обогнать.


* * *

Бежит,
     спешит
Безумный мир.
И ось скрипит
От тяжестей порочных.
Как безупречен все же был Шекспир
В своих высказываньях точных.

"Весь мир - театр,
             а люди в нем - актеры".
Ведя дискуссии и споры,
И сквернословя, и плюя,
В своем сценическом задоре
Играем роль в типажных амплуа.

Играем роль,
      спешим, пока не поздно.
Кто вне закона, кто по закону божью.
Прокладываем путь
        сквозь терни к звездам.
Оправдываем цель наивной ложью.

Так, относясь
        к округе всей предвзято,
Сценарий свой,
        как тяжкий крест, мы тащим.
И за ошибки шлет судьба расплату,
И неудачник над неудачей плачет.

Столетий прах
        рассудит нас, оценит
Наш долгий путь
          скитаний и страданий.
Но ты уйди с достоинством со сцены,
И грянет гром тебе рукоплесканий,

Оповестив -
        тебя здесь не забыли,
Ты в поколенье новом
        с нами вместе.
Пусть ты под солнцем
        был дорожной пылью,
Но сохранил достоинства все с честью.


КРИК ДУШИ

Душа тогда кричит и надрывается,
До хрипа в горле онемев,
Когда однажды выясняется,
Что наша жизнь - жестокий блеф.

Когда вокруг тебя туманы,
Затмевает солнце мрак,
Когда любовь полна обмана,
А близкий друг - заклятый враг.

Когда удар рукой откинув,
Что ниже пояса бьют с силой,
Когда тебе наотмашь в спину
Бьет жена с улыбкой милой.

Когда теряется рассудок,
А проясняясь, видишь вдруг -
Прикрывшись маскою Иуды,
За спиной стоит твой друг.

Когда что есть уже ругаешь,
Бранясь и сквернословя вслух,
Когда однажды вдруг теряешь
Не одного, а сразу - двух.

Когда жизнь загонит в угол
И ты сидишь, едва дыша,
Когда до боли сводит скулы -
Тогда кричит твоя душа.


* * *

Нам собраться нелегко
В одну смену.
Пока начальство далеко,
Найдем тему.

И покуда стоит жар
В наших топках,
За удачу, кочегар,
Выпьем стопку!

Будет смена веселей,
Будет проще.
Лопата станет тяжелей,
Ночь короче.

Чем выше градусы в котлах,
В топках сальных,
Не отразятся на рублях
Премиальных.

Я бы даже так сказал:
- Плюнь на топку.
Важно, чтобы не упал
Градус в стопке.

Ну, а завтра, уже днем,
Все наладим.
Да гори оно огнем
Синим пламенем.


* * *

Скажи, скажи, где взять
Мне сил.
Как больно знать,
Что стал не мил.

Что в сердце тлеет
Жар огня,
Но только греет
Он не меня.

Набухли вены,
Бросает в дрожь.
Твоя измена -
Как в спину нож.

Не красит кожу
Стыдом румянец твой.
Скажи, за что же
Удел такой?!

Тебя лелеял,
Тебя любил.
Тебе я верил,
Тобою жил!

О том не мыслил,
Что будет мгла.
Что будет выстрел
Из-за угла!

Твой выстрел тайный
Пробил мне грудь,
Оставив раной
На сердце грусть.


СТРАНА ПЯТИЭТАЖЕК

Изменились старые дворы,
Забыты песни той поры,
И танцплощадки редкость стали также.
Нет кровельных покатых крыш.
Закатом розовым горишь
В памяти, страна пятиэтажек.

Кто жив, тот помнит эру ту,
Помнит русскую лапту,
Как мяч гоняли битой.
А нас гоняли дворники,
И казаки-разбойники -
Игра давно забыта.

Мы с подворотни брали старт
В общественный кинотеатр.
Наперебой крича: "Места займите!"
И на кино был спрос большой,
Любимый наш киногерой -
Индеец Гойко Митич.

Неумолим же был прогресс,
Словно всех попутал бес.
И, как змея свою меняет шкуру,
Менялись старые дворы,
Менялись взгляды детворы,
Менялось время и архитектура.

Уж нету больше тех дворов,
Нет пацанов сорвиголов,
И выше крыш взметнулись наши липы.
Но от них не отстают
И даже выше крыш встают
Небоскребы местного пошиба.

Там, где копали мы пески,
Там, где играли в ножички,
Теперь бетон с асфальтом ляжет.
Исчезли старые дворы,
Сменились игры детворы.
Где же ты, страна пятиэтажек?


* * *

Да мир тесен. Все кругом
Бежит. Стирает память лица.
А я с тобой сто лет знаком,
С времен античных живописцев.

Когда еще костры пылали
Под шелест инквизиторских знамен,
Творцы тебе картины посвящали,
Подписываясь символом мадонн.

На богатом и роскошном пире
В честь тебя провозглашали спич,
Где молодцы рубились на турнире,
В броню и латы тело облачив.

Но сгнил металл, костры те прогорели.
Двадцатый век - технический прогресс.
И ты, покинув краски акварели,
Спустилась к нам с сияющих небес.

Все тот же взгляд, но только современней,
Все тот же лик, божественно красив.
И я, поддавшись воле вдохновенья,
Ощутил вдруг творческий порыв.

Морщиня лоб, пытался преуспеть я,
Кисть мочил и в краске и в воде.
Но Мадонны лик двадцатого столетья
Никак не появлялся на холсте.

Напрасный труд. Напрасно время гробил.
Не выходили нежные черты.
Рисовать Всевышний не сподобил,
И посвятил тогда тебе стихи.


* * *

Всюду слякоть, всюду лужи.
Год за годом хуже, хуже.
Я давно забыл о стуже.
О зиме.
Об узорах снежных кружев
На окне.

Как февральские метели
В проводах гудели, пели,
Как в мороз трещали ели.
Индевели фонари,
Сугробы пышные белели,
Щебетали снегири.

Все ушло теперь куда-то,
К сожаленью, без возврата.
Вот она пришла - расплата,
И нарушен круг небес.
Вот она - умов палата,
Наш прогресс.

Хотели былью сделать сказку
Без домолвок, без подсказки,
Разгадать земли загадки,
Пустить в небо корабли.
Но пришли к одной развязке -
Сбит баланс земли.

Потому зима - как осень,
Ливень хлещет между сосен.
И наивно снега просим
Хоть чуть-чуть.
Мы свои труды же косим.
Вот в чем суть.


* * *

Ты как-то резко чувства обрубила,
Не успел и глазом я моргнуть.
Под ребром лишь только защемило,
Не выдохнуть, не екнуть, не вдохнуть.

Видимо, пришла пора прощаться.
Отшумело время наших грез.
Сумеем ли достойно мы расстаться
Без лишних оскорблений и без слез?

Кто прав, кто виноват - рассудит время.
Сейчас обида в сердце лишь моем.
Готов согнуться я под тяжким бременем,
Раз невезучим в детстве был рожден.

Готов нести свой крест и даже лишко,
За двоих бы сразу тяжесть взял -
За себя и за того мальчишку,
Что нежно меня папой называл.

Ты береги его, душой и сердцем грея,
Беззаботного, веселого мальчишку.
О случившемся я больше не жалею.
Жалею только нашего сынишку.

Почему в семейных драмах пошлых
Забывают обо всем и все на свете?
Почему же за ошибки взрослых
Больше всех страдают наши дети?


* * *

Поверь, мне трудно расставаться,
После того как много лет с тобой прожил.
Поверь, мне нелегко прощаться,
После того как радость и печаль с тобой делил.

Но еще трудней с тобой остаться,
Совсем не потому, что стал чужим.
А потому - пусть редко и не часто
Свою любовь делила ты с другим.

Обвинять ни в чем тебя не стану.
Было сказано и так немало слов,
Но на обжигающую рану
Не наложить лечебных швов.

И ты прости меня, былая радость,
За то что вынужден теперь я уходить.
Прости меня за эту слабость,
Что не сумел обиду позабыть.

Тебе не будет одиноко, грустно.
С тобой останется наш сын.
А я один останусь на распутье.
Совсем один.
           Совсем один.


* * *

Судьба злодейка
И жизнь копейка!
Я эту чашу горести испил.
И порешил
Однажды с кандычка -
Пока не стар ты,
Горишь азартом,
На спор с судьбой сыграю в карты
В подкидного дурачка.

И понеслось! В игре вдвоем мы,
По-джентльменски все пристойно.
С колоды пулей, как с обоймы,
Вылетают карты
На скатерть белую из шелка.
Мелькают цифрами шестерки,
Потом восьмерки, чей-то лик.
Что за напасть?
Одна картинка - дама пик
И то не в масть.
Дерьмо - не карты!

А я азарте,
Скосив глаза через плечо,
Кричу: "Давай сдавай еще!
Железо куй, покуда горячо!"
Под скатерть лица прячут карты.
Твоя колода вся в тузах,
А у меня животный страх:
Опять останусь в дураках.
Дерьмо - не карты!

Но я в азарте.
Горяч, как весь Афганистан,
Как смертельно раненный душман,
На страх и риск иду ва-банк,
Прошу сдавать.

Ложится карта вся не в масть,
А мне плевать.
Я верю в свой последний шанс.
И я хочу переиграть
Кто выше на голову нас.

Шельмует ловко эта шкода.
В шифровке цифр одни невзгоды
И все такое в этом роде,
Что в жизни портит мне погоду.
Покуда верх берет твоя,
А мне труба.
В игре крапленая колода.
Ах, подколодная змея -
Моя судьба.

Но я не каюсь.
От слов своих не отрекаюсь.
Печенкой чую - отыграюсь!

Скупая грубая слеза
Туманит вспухшие глаза.
Я битым был тузом не раз,
Но верю в свой счастливый час.
И хватит прозы!
Хватит дурковать.
Седой уж волос.
Сегодня мой дежурный козырь
Из рукава
Заткнет за пояс
Всякого туза.


БОМЖ

Промозглый ветер, бьет, кидает в дрожь.
С гримасой пьяной,
              к пивной прижавшись стойке,
Стоит российский наш типичный бомж,
Внебрачный сын нелепой перестройки.

Ему такая жизнь не по нутру.
Жестокий рок, наследство коммунизма.
И, как окурок, тлеет на ветру
Остаток человечьей жизни.

В глазах давно горит усопший блеск.
Общество его назвало мразью.
И для картины ясной светлый мерседес
Обдал его холодной, липкой грязью.

И эту грязь смахнув с озябших рук,
Походкой старческой заковылял он дале.
А на рассвете менты отыщут труп,
Крысами обглоданный в подвале.


БОЕЦ НЕВИДИМОГО ФРОНТА

Был от горшка он два вершка,
Но тайно и незримо.
Бил всегда исподтишка,
Бил всегда наверняка,
Больно, уязвимо.

В блокнотик синенький писал
С дотошностью о чем-то.
Был обычный он фискал.
Сам себя же он считал
Бойцом невидимого фронта.

Он был по жизни иудей
И игнорировал презренье.
Извечный враг среди людей,
Авторитет учителей,
За нами следовал он тенью.

Был начеку всегда и зоркий,
В своих масштабах строил мир.
Сам выдвигал себя в комсорги
И говорил всегда в восторге:
"Павлик Морозов - мой кумир".

И всякий раз, собравшись с духом,
Писал он подленький донос.
Но и на старуху есть проруха.
За что нередко били в ухо,
А заодно и в нос.

Куда потом исчез, не знаю.
Его не вижу по сей день.
Но только часто ощущаю,
А за спиною наблюдаю
Бойца невидимого тень.


ПИСЬМО СЕСТРЕ

Я тайну мыслей не запру.
Брешь отыщу или дыру.
Я обращусь опять к перу,
К этой бумажке.
Сегодня вспомнил про сестру.
Привет, Наташка!

Как поживаешь там, сестрица?
Твой взгляд весельем не искрится.
В душе построена темница
В заботе дел.
И так вот день за днем кружится.
Таков удел.

Семейный круг - как хоровод.
Всегда достаточно забот.
Да плюс отравленный завод,
Сгорел бы, что ли.
И, словно гиря, шею гнет
Муж алкоголик.

И как затравленный зверек,
Как заблудший мотылек,
Ты летишь на огонек,
Но без участья.
Поверь, есть где-то островок -
Твой остров счастья.

Ну, а пока твой островок -
Твоя дочка и сынок.
Твоя надежа, твой конек.
И это свято!
Я кину маленький намек:
Отличные ребята!

Все пройдет, все перестроится,
Поверь, родная, все устроится.
Ведь Москва не сразу строится.
И ты поймешь,
Когда к тебе вернется сторицей,
Легко вздохнешь.

Уйдут в лета года бедовые.
И заживешь ты жизнью новою.
Рассветы яркие, багровые -
Все будет, милая.
Меня ж прости ты, непутевого,
Помочь не в силах я.

Не потому, что сердцем гадкий.
Сам живу я жизнью шаткой.
Не устроена площадка,
Фундамент хрупкий.
И бьюсь за жизнь, как в лихорадке.
Есть благо руки.

Я докучать тебе не стану,
Напускать в глаза тумана,
Писать о пьянках, о стаканах -
В том толку мало.
Живу, как айсберг в океане,
Без причала.

Терплю гонение и тренье,
Но без комплексов, стесненья.
Рвусь в другое измеренье
И тем горжусь.
Дай бог немножечко терпенья,
И я пробьюсь.

Найду я берег свой далекий,
Разрушу быт свой одинокий
И посвящу когда-то строки
В тишине,
Когда степенный стану, кроткий,
Своей жене.

Ну, а пока я холостую,
Где прийдется заночую.
Как говорят теперь, БОМЖую.
Живу один.
Осуществил мечту дурную
Гекльберри Финн.

Но он был еще мальчишкой,
Мой детский друг из толстой книжки.
В его игре удачней фишка.
Свою бочку и избушку
Сменил оборванный мальчишка
На богатую старушку.

Я не учел его учебы.
Сменил квартиру на трущобы,
На эти снежные сугробы.
Не навсегда.
Моя игра нижайшей пробы.
Ну, не беда.

Бываю часто я "под мухой",
Подружка верная Непруха
Часто шепчет мне на ухо
О несчастьях.
Но дай-то бог тебе, сеструха,
И детям счастья!

Чтоб не утратить обаянья,
Скажу тебе я на прощанье
В своем письме я до свиданья.
Вложу в конверт.
Но ты прочтешь мое посланье
Через много лет.

Резона нет и смысла нету
Посылать письмо с конвертом.
Не получу взамен ответа
По своей вине.
Живу без адреса я где-то
В ленинградской стороне.

Ни кола и ни двора,
В кармане свищется дыра.
Как говорится, ни хера.
Плевать, Наташка.
Прощаться все-таки пора.
Целую.
       Сашка.


* * *

Что ж ты смотришь так злобно,
Ощетинивши нос?
Я такой же бездомный
О двух ногах пес.

Я родился в квартире
С матерью и отцом,
В безоблачном мире,
А ты - под прогнившим крыльцом.

Мечтал я о счастье,
О любви неземной.
А встретил ненастье
Рядом с тобой.

По-звериному рыщу,
Нападая на след.
Полутухлая пища
Идет на обед.

Меня в жизни учили
Быть добрым всему вопреки.
Тебя жизнь приучила
С детства скалить клыки.

Мы из разного теста,
Милый мой друг.
Но теплое место
Вместе ищем у труб.

Снежная буря
Мою кровь холодит.
У нас дубленые шкуры
И потрепанный вид.

Ты пес беспородный,
Твоя такая судьба.
А я БОМЖ подзаборный
И не лучше тебя.

Земля так огромна -
Края не видны.
Только нет для нас дома,
Мы никому не нужны.

С тобой мы здесь лишние,
И для нас свет погас.
Даже смотрят всевышние
Сквозь пальцы на нас.


* * *

Нежелательный прогноз
Дал нам вестник.
Тридцать градусов мороз,
Хоть ты тресни.

И какой уж право смех,
Не до шуток.
Ведь сегодня, как на грех,
Я на сутках.

И начальство всякий час
Водит носом.
Вездесущий зоркий глаз
Смотрит косо.

Что им черный кочегар?
Просто птаха.
Говорят мне: "Александр,
Не дай маху.

На термометре шкала
Пусть не индевеет,
Чтоб по-летнему цвела
Вся оранжерея".

Ну о чем же право речь?
Сдвиньтесь в угол.
Не жалел, кидал я в печь
Черный уголь.

Опалился чуб волос,
Бровь поджарил.
Но термометр вверх пополз,
Аж зашкалил.

Поясницу повело,
Онемели пальцы.
Только к вечеру ушло
Все начальство.

Я от радости печь пнул,
Плюнул в уголь
И лопату зашвырнул
В дальний угол.

Робу грязную порву,
Впопыхах, в запарке.
Ведь сегодня рандеву
В кочегарке.

На дворе трещит мороз.
Здесь идиллия -
Миллион цветущих роз,
Рядом Лилия.

Ветер гулко завывал
Вьюгой снежной.
До утра обогревал
Цветок оранжерейный.


КЛАДОВЩИЦА

С прищуром взгляд, как у лисицы,
Льстивый голос нараспев.
С зарплатой нищей кладовщица
Рвется в лигу королев.

Работу туго она знала,
Что и где куда идет.
Хоть дело пахнет криминалом,
Но процветает и живет.

И покуда цены скачут
Да дефицит растет, зараза,
А дачи строятся. И значит,
Куда ведет дорога? К базе.

И звонят разные ей лица,
Портные, судьи, трест и ПРЭу.
С зарплатой нищей кладовщица
Для них и вправду королева.

И потому на ней сидит
С иголочки пиджак.
А во дворе ее стоит
Роскошный кадиллак.

Живет своей особой меркой,
С размахом барским без стесненья.
Но как-то грянули с проверкой
ОБХС в ее владенья.

Сердце екнуло и сжало.
Ночь не спит, и дома
Сутками не выпадала
Из рук трубка телефона.

Знать, дело кислое ее,
Прищучили умело.
Но взятки сделали свое
Каверзное дело!

Со всех концов бегут гонцы
И не дается делу ходу.
Ловко спрятаны концы,
Улики все под воду.

И нет виновных никого.
Дело куплено и баста!
Всего-то взято ничего -
Миллионов на сто.


ПРОВОЖАЯ СЫНА ДО ДОМУ

Зачем гадать и подбирать
Изысканную форму слога?
Пошел тебя я просто провожать,
Чтоб веселей была дорога.

Гонял снежинки ветер бойкий,
Совсем беззлобный, малошквальный.
Скрипел фонарь, темнела стройка.
Все прозаично, все банально.

Была банальной наша тема.
(Здесь пропускаю я строфу.)
Я о своих болтал проблемах,
Ты о бассейне и кун-фу.

О чем писать тут в самом деле?
Сюжет казался наш простым.
Но наши души вместе пели -
Ведь рядом шли отец и сын.


* * *

Что ж ты делаешь, милая Танька?
В жизни много так подлости, свинства.
А ты строишь воздушные замки,
Все ищешь какого-то принца.

День за днем, словно капля за каплей,
Жизнь уходит, событья ведя за собой.
Где же он, твой загадочный Гамлет?
Где блуждает твой милый герой?

Сколько лет его черти уж кружат.
Ожиданьям твоим нет конца.
Не явился твой принц, ты осталась без мужа,
И ребенок растет без отца.

Для утехи остались гулянки,
Но веселый пыл в них исчез.
Время рушит воздушные замки
И спускает на землю с небес.


АВАРИЯ

Не соблюдая правил строгих,
Он с места взял высокий старт.
Дымилась пыльная дорога,
Потел на стеклах перегар.

Душа его рвалась к простору,
Было тесно на земле.
Не замечая светофора,
Гнал серебристый "Шевроле".

И в фонарном свете тусклом
Не предвидел он беду.
Ну какой же "новый русский"
Не любит быструю езду!

Во все века Россия знала
Русских бойко мчавших вскачь.
Тревожно, жалобно трещала
В руках коробка передач.

На встречный ряд летел безумно,
Как камикадзе, прямо в лоб...
И тормознул его чугунный
Повидавший виды столб.

Опасность сунула подножку,
Лихачу вспоров живот.
Свернулся русскою гармошкой
Иномарочный капот.

Кровь залила стекла густо,
Не пульсировался нерв.
Бездыханный "новый русский"
В иномарке принял смерть.


* * *

Господи, услышь мольбы, прошенья.
Моим словам и голосу ты внемли.
Перед Всевышним павши на колени,
Молюсь за человечество и землю.

Господи, прости все прегрешенья.
Прости наш непокорный дух.
Господи, верни слепому зренье,
А глухому идеальный слух.

Господи, дай нищему с сумою
И убогому кров над головой.
Направь всех истинной стезею,
Кто злобный камень держит за душой.

Господи, пусть будет мать спокойна
За пропавших без вести детей.
Отведи междоусобицы и войны,
Останови вражду людей.

Господи, дай моему народу силу,
Дай добро мечу взамен.
Господи, пусть павшая Россия
Наконец поднимется с колен.

Господи, услышь мольбы, прошенья...


ДРУГУ ДЕТСТВА

             Вл. Крюкову

Еще вчера ты о чем-то мечтал.
Вот ведь мир как загадочно странен.
А сегодня ты просто не встал
Утром зимним, холодным и ранним.

Закатилась к плечу голова,
Руки повисли, как плети.
Безутешная плачет вдова,
И кричат очумелые дети.

Ритуально бы надо сказать:
Земля пухом и прочее, прочее...
Но прости, я хочу помолчать
И закончу строку многоточием.


* * *

На окне колыхнулась тюль.
Сквозь нее просочился луч
За окном пышет жаром июль,
Лучик солнца горяч и жгуч.

Водоемы кишат карасями,
Утром плещут хвостом осетры.
Лес весь завален грибами,
Между сосен снуют комары.

Веет ягодой из-за болота,
Морошка вот-вот отцветет.
Сходить по грибы, да работа
Этой роскоши мне не дает.

Бутерброды жуя и зевая,
В трудовую врезаюсь толпу.
Битый час в душном трамвае
Буду резать зеленую мглу.

А навстречу в окошке направо
Убегают деревья лазурного цвета.
Как на разных путях два состава,
Разминулись трамвай мой и лето.


ПОДЗЕМКА

Шагов так сотню от вокзала
Шумит подземное метро.
Бомжи, карманники, кидалы.
Глаз да глаз держи востро.

Ушлый "фокусник" наперстник
К себе зовет на лохотрон.
Циганье в наряде пестром
Куда-то валит табором.

Замусоленную стенку
Трет спиной саксофонист,
Сменил эстраду на подземку
Несостоявшийся артист.

Порой пройдется иностранец,
Как кот Базилий, кто-то слеп.
Без ног оставшийся афганец
Стреляет рубль себе на хлеб.

Здесь все равны до крайней меры,
Интеллигенты и пенсионеры,
Алкаши и щипачи,
Сняли шляпы инженеры
Для сбора той же мелочи.

Здесь у всех одни заботы -
Заработать на пятак.
Пока бездействуют заводы,
Подземка кормит всех и всяк.


ВЫШИБАЛА

Он был не робкого десятка,
На ринге "первая перчатка",
От жизни брал очки и баллы.
Сменил свой имидж на вышибалу.
Стал зарабатывать прилично,
С клиентом вел себя тактично,
Но там, где словом не проймет,
Был лучший довод апперкот.

Однажды вечером у бара,
Дыша похмельным перегаром,
Три жлоба огромных, дюжих -
Один их рост внушал всем ужас -
Решили руки поразмять
И с вышибалы дань собрать.
- Дай закурить нам, корешок,
А заодно и кошелек.
Да побыстрей! Тогда в момент
Закончим этот инцидент.

- Вы не по адресу, ребята,
Не выделяю я зарплату,
Тем более по четвергам,
Не повезло, как видно, вам.
И прошу вас, ради бога,
Ступайте-ка своей дорогой,
Не надо попусту брехать,
Не доводите до греха.

И хоть я с виду не гусар,
Нокаутирурующий удар
Могу всегда вам предъявить.
И начал челюсти крошить.
Все, что он на ринге взял,
Бандитам тут же показал.
Молниеносный поворот,
Свой коронный апперкот,
Который все прекрасно знают -
Удар, поставленный в нокаут.

Он с честью вышел бы из боя
И не ушли бы эти трое,
Но кто-то сзади в три прыжка
Пырнул ножом исподтишка,
Вогнал его по рукоятку
Как раз под левую лопатку.
Он, побледнев, приткнулся к стенке,
Припал на левую коленку,
Последний вздох, потом без звука
Упал, закинув мертво руки.

Он жизнь любил, он был здоров,
Но календарь его годов,
Как лист, оборван в этом мире
В разборке пьяной рэкетиров.


* * *

Негаданно, нежданно,
Несообразуемо.
А ночь была спонтанна
И так непредсказуема.

На едином вздохе.
К черту соловьи,
Когда гуляет похоть
По телу, по крови.

Твой пылкий темперамент
В омуте постельном
Почти смертельно ранет,
А жаль что не смертельно!

В экстазе, в полубзике,
В объятьях твоих рук
Срывалось имя: "Вика!"
С возбужденных губ.

Как на звере шкура,
Пропотели поры.
Обидно, что цензура
Стихи мои запорет.

Ни слова об интиме,
Многоточье в этом месте.
Но ты неповторима,
Ты бесподобна в сексе.

Внезапна и спонтанна,
И неописуема.
Мне всегда желанна
Твоя непредсказуемость.


* * *

Сериалы, сериалы, сериалы
Крутятся с утра и до утра.
Беспардонно наш экран атаковала
Эта мексиканская бурда.

Чем дальше, убеждаюсь чаще -
Искусство нам такое не с руки.
У них с тоски богатые там плачут,
У меня от психа ходят желваки.

У них драматизирована тема,
Слезы да интриги до инсульта.
Решайте дома все свои проблемы -
В Мехико иль, скажем, в Акопулько.

А у нас без вас забот в избытке,
Под завязку, за глаза.
Без ваших слез мы терпим телепытки,
Рекламу через каждых полчаса.

К вечеру кошмары и стриптизы,
Типичный голливудский бред.
Я выключил со злости телевизор
И не включать неделю дал обет.

Мучает душевная изжога.
Сериалы, как в глазу бельмо.
Умоляю, врубите, ради бога,
На экране советское кино.


МОГИЛЬЩИК

Интеллигент он был большой,
Таких с портфелем видел я и шляпой.
А тут,
как Червь, зарылся с головой
Орудуя лопатой.

Движенья быстры и легки.
Не занимать в снаровке силу.
Знать, до гробовой доски
Копать другим и для себя могилу.

А был он раньше инженер
И полон оптимизма.
Да не сумел пробить барьер
Рутин бюрократизма.

Хоть голова идей полна,
Но не дают им ходу в главке.
А дома плачется жена
И семеро по лавкам.

Уходят годы, идет стаж.
Однажды встретился с друзьями.
- Как живешь, Кулибин наш?
- Да так, свожу концы с концами.

Смеяться все над ним давай:
- Эх, судьбина злая.
Медальку школьную продай,
Она ведь золотая.

Да ладно, шутим мы, не злись.
Хоть двоечник я и растяпа,
Меня поближе все ж держись,
На кладбище мохнатая есть лапа.

Друзей не брошу в стороне,
Так поступать негоже.
А, по статистике, в стране
Мрет народ дай боже.

Кончай, дружок, баклуши бить,
В своих мечтах витая.
Двоечник научит жить,
Лопата станет золотая.

Не головой уже, плечом
Жизнь пробивал, все богатея.
Там, где горе бьет ключом,
В расходах денег не жалеют.

И он не скромничал, все драл
С народа что есть силы.
Дружок, похоже, не соврал -
Здесь золотая жила.

Он землю рыл с остервененьем,
За деньги закопать себя готов.
И все его изобретенья
Покоились среди крестов.

Обидно, что ж, конечно, жаль.
Висит на стенке, как утеха
Под пылью серою медаль,
Так и не принесшая успеха.


ПОД НОВЫЙ ГОД

Пушистой белою накидкой
Двор укрылся наш.
Как новогодняя открытка,
За окном пейзаж.

По кустам шуршит метелица
Дотемна.
В небе ковш большой медведицы
И луна.

На суку сидит ворона,
Мерзнет, мается.
Черная Мадонна -
Эх, красавица!

Как лисица, рыжий пес
Снизу лает.
По стволам трещит мороз,
Донимает.

Снег скрипит, скользят салазки
С крутых гор.
Новогодней детской сказкой
Пахнет двор!


ПОЗДРАВЛЕНИЕ

За спиной подарок прятая,
Руку я твою пожму.
Худо-бедно тридцать пятую
С тобой празднуем зиму.

Летят года, шумят метели,
Календарь ведет отсчет.
Когда-то, помнишь, в колыбели
Встречали первый Новый год.

А теперь! Большие дети
Нам с тобой растут на смену.
Твои девчонки стали леди,
Мой разбойник джентльменом.

Как и мы, они со скукой
Сидят за школьною скамьей.
Еще чуть-чуть и скоро внуки
Нас порадуют с тобой.

Годы быстро пролетают,
Календарь ведет отсчет.
Тебя, братишка, поздравляю
С днем рожденья - в Новый год.


* * *

Как мир загадочен и тесен,
И ироничен невпопад!
Он был высок и интересен,
Чем и привлек случайный взгляд.

Она решила - то, что надо!
Какой галантный джентльмен.
С ним познакомиться я рада,
Наверняка он бизнесмен.

В душе поднявшееся пламя
Разогрело в сердце кровь.
Уже мерещились Майами
И пляж Канарских островов.

Ну подойди, заговори же,
Судьба свела случайно нас.
И если уж не о Париже,
То спроси, который час.

Ну будь немножечко поэтом,
Найди причину, разговор...
Он подошел. Спросил билеты.
Какая проза!
            Контролер!


* * *

Как снайпер смотришь,
В засаду села.
Меня ты ловишь
В разрез прицела.

Шаг за экран,
Щелчок затвора.
Всем снайперам
Дала б ты фору.

Твой взгляд отточен,
Конфликт азартен.
И выстрел точен,
Грозит инфарктом.

Какого черта
Еще держусь?
Хрипит аорта,
Колотит пульс.

А если б знала,
Что в общем целом
Душа устала
Быть под прицелом.

Где в точный такт
Идут шаги -
Такой расклад
Мне не с руки.

Где зоркий глаз
Всегда бьет зриимо.
Но все, я пас!
Стреляй...
И выстрел мимо.

Вот так-то, знайте -
Не лыком шиты.
Мой милый снайпер,
Мишень не сбита.

Знать, не дошел
Свинец до цели,
Раз я ушел
Из-под прицела.


РЭКЕТИРЫ

Разговор пойдет простой.
С позволенья я закрою двери.
Большая просьба, дорогой,
Только без истерик.

Вы большой, приятель, плут
И мошенник ловкий.
Шлет привет вам Робин Гуд
Казанской группировки.

Рот закрой в полтона ниже,
Не наглей!
Ваши "бабки", наша "крыша",
И о`кей!

Ну чего уперся рогом?
Не жидись.
Одна из заповедей бога -
Поделись.

С тыщи баксов не убудет,
Вот чудак.
Жадность фрайера погубит,
Это факт!

И не делай долгих пауз,
Дорогой.
А то голову, как страус,
Зароешь под землей.

Ну чего молчишь, не делишься?
Черт возьми!
Не мычишь, не телишься?
Отстегни!

Ведь есть на свете боженька,
Вот те крест.
Придут ребята в кожанках,
Заберут что есть.

А прийдут краснопогонные -
Туши свет.
Не в ладах с законами
Твой бюджет.

Что тебе делить с ментами
Кроме провокации.
Поделись с друзьями
И без конфискации.

Обоюдность нужна, Гриша.
Мы тебе, в ответ ты нам.
Ваши "бабки", наша "крыша",
Вот и славно! По рукам!


* * *

Весь мир принадлежал бы нам двоим,
Мой ненаглядный, милый друг.
Париж бы кинул я к ногам твоим,
На крайний случай Петербург.

Капризам внемля и кокетству,
Тебе б навеки завещал
Полцарства или королевство.
Увы! Но принцем я не стал.

Судьба сыграла злую шутку
В привычном жанре Бомарше.
Дарю на праздник мясорубку
И рай с любимым в шалаше.

Согласен, выглядит убого,
Не тот масштаб, не та стезя.
Не осуждай, родная, строго
Полцарства буду должен я.


* * *

В вас столько страсти, обаянья!
Я помню нежные лобзанья,
Еле слышное дыханье
В ритме танца, сердца стук.
Где ж вы, мое очарованье?
Как было кратко то свиданье,
Остались лишь воспоминанья
Тепла и ласки ваших рук.

Мой милый друг! О, если б знали,
Сколько грусти и печали
Вы мне в разлуке этой дали,
И эту грусть не передать.
Душа и сердце ждать устали.
Я повторяю: "Галя, Галя,
Как вы божественны и страстны,
Как вы умеете прекрасно
И так изящно флиртовать!"

С тоской и грустью я обвенчан
В февральский зимний мрачный вечер.
Синим пламенем на свечах
Еле теплится язык.
А воск расплавился и сник.
Пледом я укутал плечи.
В полудреме сон был вещий,
В нем я увидел нежный лик.

Мой милый друг! Вам незнакомы
Вкус горькой приторной истомы.
Блуждая сутками по дому,
Вы мне чудитесь везде.
И чувства бьются, как о рифы,
Слова ложатся сами в рифму
На белом в клеточку листе.

Влюбленных это первый признак.
Что ж вы исчезли словно призрак,
Как в синей дымке белый бриг?
Вы не сказали мне "прощайте",
Я весь в догадках. Ну так знайте!
Сам себе кажусь я странен,
То я счастлив, то печален,
И вам, конечно, благодарен
За тот безумный, сладкий миг.


РОКОВАЯ ЛЮБОВЬ

Сколько песен воспето,
Сколько сказано слов!
Только где ты, ну где ты,
Роковая любовь?

Я просил этот вечер,
Я молил у богов.
Нет!
Обычная встреча,
Только-то и всего.

Я искал вдохновенья,
Я зажег в ночи свечи.
Нет!
Это лишь увлеченье.
Вечер как вечер.

Ты красиво одета,
И каскад нежных слов.
Только где ты, ну где ты,
Роковая любовь?

Может, я заплутался,
По жизни идя?
Или я не влюблялся,
Голову очертя?

Может, сердцем не весел,
Может, просто устал?
Может, просто не встретил
О которой мечтал?

Может, чувства, как лето,
Колыхнутся зарей?
Может, вовсе и нету
Той любви роковой?


* * *

Налились поля
Влагой влажною.
И гудит земля,
Гудит бражная.
В небесах дрожит
Рассвет розовый,
По стволу бежит
Сок березовый.

Далеко в бору
Дух весны вставал.
Свежую кору
Дятел обтрепал.
И пернатых песнь
Наводила грусть,
И бежал я в лес,
Пробивая путь.
По гнилым канавам,
По траве некошеной,
Вдоль кустов корявых
Да тропой нехоженой.

Что искал в глуши?
Я не знаю сам.
Ни одной души
Не нашел я там.
Просто грусть была,
Просто вспомнилось,
Как весной цвела
Моя молодость.

Нет уж тех годков -
Зрелость важная.
И закисла кровь
В жилах бражная.


* * *

Я снова чувствую кураж.
Душа на части рвется аж.
Виной тому был образ ваш.
Он мил настолько,
Поверьте, Ольга.

И взял я в руки карандаш,
Запечатлеть чтоб образ ваш,
Вновь ощутить любовный раж.
Не описать его мне только.
Обидно, Ольга!

В висках пульсируется мозг.
Он опьянен! Но нужный слог
Ложится в ровный строй из строк,
Рассудок сбился с толку.
И так бывает, Ольга!

Вы, как мираж, как наважденье,
Струна души моей и пенье,
Внезапный взрыв для вдохновенья,
Как помутненье.
И стала жизнь как на иголках.
Но память помнит, Ольга!

Как нежность лилась из души,
Дыханье теплое в тиши,
Как вы чертовски хороши!..
Разлука встала на ножи.
Но я упрям, извольте
Ответить все же, Ольга!

Смогу ль когда-нибудь у вас
Украсть счастливый краткий час?
Взглянуть на пару милых глаз,
Что смотрят бойко?
До встречи, Ольга!


* * *

Ты один из тех моих друзей,
Кого я знаю в общем-то немало,
И за улыбкой скользкою твоей
Змеиное давно таится жало.

Как ты умело тост преподнесешь
За дружбу мелодичным звуком.
И по-мужицки крепко потрясешь
Протянутую дружескую руку.

Сколько встреч и споров позади,
От папирос на потолке нависла копоть.
Но палец в рот тебе, приятель, не клади
Корысти ради с ним откусишь локоть.

Иуды тень преследует везде,
И с этой тенью ты не разминулся.
Да, познаются все друзья в беде.
В недобрый час ты, кореш, поскользнулся.

Я за глаза тебя не обвиню,
Не скажу того, что было хуже.
Предательство с обидой схороню,
Но ты забудь слова про честь и дружбу.


ЧАСЫ ВРЕМЕН

Часы времен, о, как неумолимо
Вращение невидимых осей!
И, час за часом счет ведя незримо,
Уносят в прошлое событья наших дней.

Часы времен, не ведая пространства,
Не ощущая тяжести оков,
Свергают в прах державы, государства,
Ломают дружбу, веру и любовь.

Часы времен и наше королевство
Разрушило невидимой рукой.
Но в память нам оставило наследство -
Частицу вечности, рожденную тобой.

Часы времен дороги разделяют,
Их покрывая прахом бытия.
Но, словно маятник, с тобой соединяет
Частица вечности, в чьем сердце ты и я.


* * *

Все это когда-нибудь вспомнится
В сердце твоем и моем.
Горесть утраты восполнится
Каким-нибудь памятным днем.

Как звезды на небе, засветимся
В темной кромешной дали.
Мы с тобой обязательно встретимся
На каком-то отрезке земли.

Эта встреча обоих встревожит
И, быть может, слегка опьянит.
Вспомним все, только вряд ли уж сможем
Жизнь поставить на круги свои.

Мы с тобой обязательно встретимся...


* * *

Что ж, братишка,
Как уж есть.
Нам с тобой
По тридцать шесть.
И не деться никуда,
Верх берут свое года.
А ведь были времена -
Мы с тобой, два сорванца,
Как два эти близнеца,
Вдоль заборов - кто быстрей -
Поднимали голубей.
Что нас дальше ждет, не знаю,
Но тебя я поздравляю
С днем рожденья, с Новым годом!
Ну давай, братишка, с богом:
Всех удач тебе и благ,
С пожеланьями,
            твой брат.


* * *

Дай бог, чтоб реже мы встречались
На тризне скорбных вечеров,
Чтоб дыхание живых не прикасалось
С дыханием усопших мертвецов.

Чтоб реже мы сходились кругом близким,
Затая в глазах печаль и грусть,
И, над могилой наклонившись низкой,
Не бросали горсть земли в последний путь.

Чтоб в скорбный час не довелось прощенья
Просить у тех, кого уж нет теперь.
Чтоб дольше не познали мы значенья
По смыслу разных слов,
            как жизнь и смерть.

Всей жизни не познать и не предвидеть.
Вот потому в тиши за вас молю:
Дай бог лет сто еще вас не увидеть,
Всех тех, кого я помню и люблю.


* * *

И недолгая вроде разлука,
И встреча как будто близка,
А на сердце какая-то скука,
Зеленая вкралась тоска.

И сказочно лето красиво,
И бабочек кружится рой,
А мне на душе сиротливо,
Когда ты не рядом со мной.

И сквозь тишину вдруг надломится
Трель. Соловей запоет.
И, как в юности, та же бессонница
Заснуть до утра не дает.

И мечутся мысли мятежно,
И новый рождается стих.
Приезжай, моя милая, нежная,
Разделить мою грусть на двоих


АВСТРАЛИЯ

Снятся сны без затей и без планов.
Но стоп кадр! Замирает на миг -
Под небом меж двух океанов
Омытый прибоем морским материк.

Побережье и женские талии,
Как навязчивый снится каприз.
Чудо чудесной Австралии,
Мягкий живительный бриз.

Там отели, там пальмы, бассейн,
Недоступный заморский мне сленг.
Солнечный город Брисбейн,
Что находится в штате Квинсленд.

И волнующе волнами арию
Океан издает для богов.
Жди меня! Скоро буду, Австралия,
У зеленых твоих берегов!


* * *

Давно хочу тебя спросить,
Скажи, за что я пал в немилость?
У нас в руках оборванная нить,
Которую связать мы не решились.

Нам узелками память не скрепить,
Хоть узелок в народе памятью зовется.
И ни к чему теперь судьбе претить,
Известно всем: где слабо, там и рвется.

Как есть, оно уж так и пусть.
Тернистый куст на место станет розам.
Мы вдвоем прошли немалый путь,
А дальше, знать, идти придется порознь.

Где каждый тронется своей тропой,
Боль в душе срок давности залечит.
Дорожки наши зарастут травой,
Чтоб исключить случайность нашей встречи.


СОСЕД

В ухоженной квартире коммунальной,
Где всегда идиллия и мир,
Прописался пьяница скандальный,
Тунеядец, хам и дебошир.

С его приходом рухнули уклады.
И взмолились соседи на святых:
- Никакого нету, право, сладу
С этим любителем спиртных.

Господи! За что нам эти беды?
В чем же согрешили мы, скажи?
День и ночь у сердобольного соседа,
Распоясавшись, гуляют алкаши.

Всюду ходят зомби-полутрупы,
Перегар в квартире и развал...
На что сосед интеллигентно-грубо
И с сарказмом пьяным возражал:

- Потерпите, лягу в гроб покойником,
Оставлю всех тогда в покое.
А покуда водку с тоником
Я за живого выпью стоя.

И вообще, соседи, не скандальте,
Не мутите в ступе воду.
В десяти квадратах коммуналки
Дайте мне глоток свободы.

Жизнь свою я сам перекую,
Со своею личной социдеей.
И глушил сосед с друзьями горькую,
Закусывая нервами соседей.


* * *(НЕТ)

Я говорю тебе слова прощания,
Быть может, трачу много лишних слов.
Хочу сказать: до скорого свидания,
Заранье зная, что не свидимся мы вновь.

Моя любовь теперь уже не тайна,
И слово каждое свой имеет вес.
Сейчас взлетит с тобой крылатый лайнер
Под самый купол голубых небес.

Он полетит стремительно и быстро
И затеряется в небесной высоте.
А небо ясное безоблачно и чисто,
И никаких помех на полосе.

Ты улетишь и в сердце больно стукнет,
Когда промчишься над взлетной полосой.
Ты улетишь и станешь недоступной,
Такой далекой, далекой, но родной.


* * *

Душа истоптана, душа истерзана,
И в грязь затоптаны ее мечты.
Душа заплевана, душа изрезана,
И чьи-то грязные на ней следы.

А ведь была она когда-то чистая
И знала добрые она слова.
Да злобой черною вся в кровь избитая,
Вся изувечена, едва жива.


* * *

Ты сама ведь решила
Затеять скандал.
Ты сама разлюбила
Бывший свой идеал.

Твои губы сказали:
- То, что было, прошло.
Наши розы завяли,
Все быльем поросло.

Что твой разум забудет
Обо мне, обо всем.
Мое сердце не будет
Биться в сердце твоем.

Но смогла ль ты забыть
То, что сблизило нас?
Отчего же грустит
Блеск твоих синих глаз?

Может, очень ревнив
Этот муж новый твой?
Хоть безумно красив,
Да не ласков с тобой.

Не приносит цветов
И домой не спешит,
Не дарит ласковых слов
Для девичьей души.

Потому-то, мой друг,
Когда встретились вновь,
Тебе вспомнилась вдруг
Нежность ласковых слов.

Не в твоих силах скрыть
Печаль синих глаз.
Не смогла ты забыть
То, что сблизило нас.


СЕРГЕЮ ЕСЕНИНУ

Стою, зажав в руке букет,
Склонившись низко над могилой.
Здесь покоится поэт,
Чьи стихи так дороги и милы.

За век короткий, небольшой
Развея мысли по бумагам,
Тряся златою головой,
Прослыл поэтом-хулиганом.

Любил гулять ты в кабаках,
Любил кибитку удалую
И воспевал в своих стихах
Россию нашу молодую.

Ты слышал пение осин,
Ты видел будущность России.
Мне не достичь твоих вершин
И не писать стихи такие.

Ведь ты писал легко,
         как пух роняют тополя.
В твоих стихах есть запахи сирени.
Так пусть же пухом стелется земля.
Покой тебе, поэт Сергей Есенин.


* * *

Я сравнить тебя хотел бы с осенью.
Безупречен яркий твой наряд,
Волосы мелированы с проседью,
Словно листья, на ветру горят.

Отчего сидишь ты молчаливая?
Задумчива, загадочна, грустна.
Ты, как осень, сказочно красивая
И, как осень, сердцем холодна.

В наших встречах много было света,
Много было правды, мало лжи,
Но ты вселила в солнечное лето
Затяжные ливни и дожди.

Ты в моей душе родила смуту,
Раскалила нервы добела.
И все-таки тебя я не забуду
Даже той, какою ты была.

Равнодушной, вспыльчивой, надменной,
Ласковой и нежною порой,
Той необычною загадкою осенней,
Что пленит своею красотой.

И не беда, что прежних чувств уж нету,
В этом, знаю, не моя вина.
Твоя любовь была как бабье лето -
Кратковременна, капризна, холодна.


* * *

Прости меня за жизненную прозу,
Хоть по натуре я своей поэт,
Но не могу писать стихи о розах
Когда в душе возвышенности нет.

Прости меня за будничную серость,
К твоей душе я струн не подобрал.
Моя душа с твоей душой не спелась,
Хоть я того и искренне желал.

Прости мои вульгарные манеры,
Мои пороки, что во мне живут.
Может быть, другие кавалеры
В твоем оконце ясный свет зажгут.

Вселяя сердцу - радость перемены,
Душе - весны цветенье принесут.
И изысканные наши джентльмены
В твоем общении отдушину найдут.

Прости меня, конечно, если сможешь,
Что за любовь обманом я плачу.
Просто ты немного непохожа
На ту мечту, которую ищу.


* * *

Дуют ветры к непогоде,
Звезды стынут в небосводе.
Новый год уж на подходе.
В этот день
Нам исполняется, Володя,
Тридцать семь.

Тридцать семь! Ну что ж, отлично!
Сердце бьет еще ритмично,
И давление прилично.
Тьфу, тьфу, тьфу.
В этом возрасте практичны
Занятья йогой и кунфу.

Дыханье, чакры, навасаны...
Погоняй по жилам прану,
Чтоб под старость твои раны
Не ломило, как у деда.
И познай, конечно, тайну
Кастанеды.

Ты этот шанс не упусти,
Удачи час не прогляди.
За этой тайной впереди
Есть тайна звука.
А там трава хоть не расти
И карты в руки.

Поверь, бывает счастлив тот,
Кто в руки взял запретный плод,
Оковы скинув от невзгод -
То божий дар!
Удач и благ на Новый год
И с днем рожденья, Вольдемар.
               Брат Александр.


* * *

Давно страсти утихли во мне,
Мы в разводе не первый уж год.
Но однажды в предутреннем сне
Ты пробилась сквозь тернии звезд.

Память стерла события, лица.
Все ж, желаньям моим вопреки,
В час рассветный настойчивей снится
Изгиб самой нежной руки.

В этот миг вся душа холодеет,
Прошибает по коже мороз,
Когда родинка снится на шее
И прядь шелковистых волос.

Снятся лето, весна и цветы,
Снятся осень, зима, белый снег.
Снятся даже твои мне мечты
И твой заразительный смех.

Снится самое мне дорогое
На безымянном пальце кольцо.
Снится все то, что было с тобою,
Лишь расплывчато вижу лицо.


ПАМЯТЬ

Память, она не врет,
Меня железной держит хваткой.
Обратно в прошлое зовет
И заставляет жить с оглядкой.

Рубеж любви я пережил,
Огня душевного сбил пламя.
Давно концы все обрубил.
Но память, память, память!

Как железом, выжженно клеймо,
Дает обратно сбой.
Она, как видно, заодно
С тобой, стобой, стобой!

А я крестился, я молил
До одури, до слез:
- О господи, в расцвете сил
Пошли ты мне склероз.

Дай настой из трын-травы
Отпить, из чаши пригубя.
Но не сносить мне головы,
Забуду коль тебя

Люблю тебя и проклинаю.
И не забыться мне никак.
Кто в жизни мне не изменяет,
Так это память - злейший враг.


* * *

Все стало ясно, как ясный день.
Не надо слез. Прошу, не надо.
Между нами легла тень,
Ее я чувствую прохладу.

Прошу, оставьте, ради бога,
Свои фантазии, химеры.
Про любовь - ту, что до гроба,
Довольно, может, лицемерить.

Прошу, не надо мне про грусть.
Я умоляю, помолчите.
Порывы самых нежных чувств
Вы для другого сберегите.

Я это слышал уже столько,
Что сыт по горло выше крыши.
Меня ж от этого увольте.
Пусть ваши ритмы будут тише.

Я вас прошу, я умоляю,
Оставьте ревностные сцены.
Любовь прошла, мы это знаем.
Пора закрыть на это тему.

Ведь ясно все, как божий день,
Все можно сделать упрощенно.
Все это так, но между тем
Мой пульс колотит учащенно.


* * *

Кто с панталыку сбить успел,
Сказав: "Давай, сам бог велел,
За праздник выпить между дел"?
Будь проклят агитатор!
И на три дня я загудел,
Как трансформатор.

Три дня ушли, как в пустоту,
Три дня в агонии, в бреду.
Экспромтом тосты на лету
Рождались браво.
А друг твердил, как какаду:
"Давай добавим".

И я покуда добавлял,
Честь семьянина пропивал,
Пока три дня "ерша" мешал,
А дома по традиции
Уже тихо зрел скандал
С правами на амбиции.

Жену винить мне смысла нет.
Кто будет слушать пьяный бред
С пьяной харей тет-а-тет?
Ну что сказать?
Я тайный дал себе обет
Надолго завязать.

И аргумент был мой простой:
Да, во хмелю я заводной,
Вечно в ссоре с головой.
Я это знаю.
Но пойми же, ангел мой,
С кем не бывает.

Согласен, язва я и тля,
Всем изрядно насоля,
Ошибки вынес за поля.
Удел всех грешников.
Просто 23 февраля
Отметил у сантехников.

Но алкашом чтоб не прослыть,
Не буду дружбу я водить,
Кто не умеет в меру пить.
Но не клянусь.
Чего уж там греха таить,
Когда-нибудь сорвусь.

В круг тесный снова я войду,
Пробив в пространстве пустоту.
И, хоть жене невмоготу, -
Моя стезя.
Тост подниму и повторю, как какаду:
"Банзай, друзья!"


* * *

Я не знаю, с тобой как мне быть.
Я хотел бы тебя разлюбить.
Очень трудно тебя мне любить,
Но труднее еще не любить.

Я надолго забыться бы рад,
На себя все проклятья обрушив.
Только твой заколдованный взгляд
Ворожит мои сердце и душу.

Я в разладе с душою своей,
В моих чувствах есть что-то преступно.
И люблю с каждым днем все сильней
Оттого, что ты мне недоступна.

Не под силу мне путы цепей
Этой нежной и сладостной грусти.
Только стал ощущать я острей
В груди пробудившие чувства.

Мой милый, мой солнечный зайчик,
Ты моя роковая ошибка.
И поверь, хоть давно я не мальчик,
Но влюбился в тебя, как мальчишка.


* * *(НЕТ)

Ты так тиха и молчалива,
Ты так мила и так красива.
Так необычна и так странна,
В твоих глазах таится тайна.
В них есть печаль, любовь, беспечность,
Как лунный свет, как бесконечность.
В них веет нежностью и сказкой
И неразгаданной загадкой.


* * *

Как много я хочу тебе сказать
В предчувствии скорой нашей встречи.
Но с чего, не знаю, начинать.
Наверное с того что - Добрый вечер!

А может, лишние слова перечеркнуть,
В груди услышав голос нежной грусти.
И признать: лишь ты смогла вернуть
Моей душе утраченные чувства.

И что я снова испытал в своей судьбе
Природой данное по праву нам явленье.
Как бескрайне благодарен я тебе
За ту бессонницу, истому и томленье.

Сейчас, уединившися в тиши,
В прекрасный этот летний вечер
Понял я, чем расставанья хороши:
Они нам дарят радость новой встречи.


* * *

Мои слова - они пустые фразы.
Но в оправданье высказать позволь:
В момент разлуки пусть душа и разум
Исцелит на сердце твоем боль.

В сутолоке будничной работы
Воедино связывая нас,
Трудно оценить твою заботу,
Преданность твоих прекрасных глаз.

Не оценить, как ты хранишь терпенье,
Отводя обиду в пустоту,
И, задвинув в ножны меч презренья,
Ты сменяешь гнев на доброту.

Можно долго говорить стихами,
Оттачивая в рифме остроту.
Я же просто преклоняюсь перед вами
За нежную любовь и доброту.


* * *

Я никогда тебя не воспевал
Красивыми словами дифирамбов.
Только иногда стихи слагал,
Закованные строгой рифмой ямба.

Но поверь, что ты прекрасней всех
И голос твой созвучен с нежным пеньем.
Нет, не любить тебя - жестокий грех,
Перед самой природой преступленье.

Ты мне прости поток обидных слез,
Несущие твоей душе отчаянье.
Безумец лишь живет единством грез,
А здравый смысл нуждается в страданье.

В одной цепи идут добро и зло.
Пути господни неисповедимы.
После холода ты чувствуешь тепло
Домашнего, уютного камина.

Прими любовь такой, какая есть,
С ее изъянами и добротою.
Хорошо продуманная лесть
Ласкает слух, но неприемлема душою.


И СНОВА О СОСЕДЕ

Шум, скандал и перебранка,
Алкогольный аромат.
Дышит жизнью коммуналка,
У соседа снова пьянка,
И летит отборный мат.

Пусть вульгарно, зато метко
Кроет всех по матери.
А за стенкою соседка
С валидоловой таблеткой
Вся в истерике.

Ну, в конце концов, за что ж?
Может, кто поможет хоть?
Что ни пьянка, то дебош,
С горя тут сама запьешь.
Образумь его, господь!

Как оскомина, поверьте,
Эта пьяная мозоль.
Сглазили б его хоть черти,
Чтобы он забыл до смерти,
Чем воняет алкоголь.

И вот надо же, намедни
Чей-то черный сглазил глаз.
Перепил сосед и сбрендил,
Не допив остаток бренди,
Заявил:
      - Ну хватит, пас!

Алкаши мои да собутыльники,
Прощальный тост вам на ура.
Мне дарила пьянка подзатыльники,
Паутину в холодильнике,
Да ложное веселье до утра.

Рвали стопки, как лошадь удила.
Надоело, братцы, надоело
Просыпаться утром с похмела.
Нет, ребята, это не дела.
Мне такая жизнь осточертела!

Сколько денег пропито и лет,
Не одну в пути сломал дорогу.
А теперь уж баста! Хватит! Нет!
Не сошелся клином свет
С пьянкою. И слава Богу!


* * *

Ночная Москва опустела.
Ах, ночи, какие ночи-то!
А я ночь напролет у постели,
Нездоровится брату что-то.

Скрутила болезнь до срока.
Мертвецки болезненно плох.
Выжимаются недугом соки,
Затаился последний вздох.

Смерть дышит уже зловонием.
Не сдавайся! Будь одержим...
Но тщетно в предсмертной агонии
Цеплялся за жизнь организм.

Не спасли таблетки и клизмы.
Смерть, как известно, дура.
Бывает порой и у жизни
Нездоровое чувство юмора.

Час пробил, и время иссякло.
Так и не встав с постели,
Тело на миг обмякло
И долго потом коченело.

Рука вдруг моя ощутила
Холод смерти, грудь бездыханна.
Сволочь! Все-таки завалила.
В 45. Почему так рано?

Братишка московский Юрка
В самом расцвете умер.
У смерти жестокие шутки,
До смерти черный юмор.


* * *

Стезя вильнула, в сторону ушла.
И мишени к цели смещены.
Нас судьба по жизни развела
Совсем не так, как мы мечтали, пацаны.

Такая жизнь, только держись.
Кто поделом, а кто зазря
Пробил себе путевку в жизнь
Не в пионерские, другие лагеря.

Мы не были жестокими и злыми, но
И ангелами тоже не прослыли.
Как первую Америку, Столыпино
Дилетанты первой ходкою открыли.

Нам не по атласу давалась география,
Не на глобусе открылась Колыма.
Легло темное пятно на биографии
С репутацией "дворовая шпана".

Как ни крути и как тут ни прикинь,
Не по годам взрослеющие детки
Изучали плотно, как латынь,
Блатной жаргон ребята-малолетки.

И затерявшись, как в стогу иголка,
Закисая в таежных лагерях.
Плесенью зеленою наколки
Сквозь кожу проступали на руках.

Такая жизнь, только держись.
Кто поделом, а кто зазря
Пробил себе путевку в жизнь
Не в пионерские, другие лагеря.

Как видно, в жизни что-то не срослось,
Раз судьба раскинула всех врозь.
А когда-то вместе, пацаны,
За партой протирали мы штаны.

Сколько лет минуло с этих пор.
Жизнь делала зарубки и отметинки.
Каким-то скучным стал наш шумный двор
Без вас, мои друзья, мои ровесники.

Но пройдут срока, стирая грани,
Выметая глупости и сор.
Я свято верю, свято верю, парни,
Нас приютит опять любимый двор.

И когда-нибудь, быть может, на заре
Увижу вновь знакомые мне лица.
Когда встретимся все вместе во дворе
На нашей улице Орджоникидзе.

И пусть судьба елозит, вертит, дразнит.
Все-таки в конце-концов в конце,
На сто процентов верю, будет праздник
И на нашей, парни, улице.

С нашим багажом и нашим стажем
Не сломаемся в пути и не заплачем.
И другим не раз еще докажем,
Что в этой жизни мы чего-то значим.

Эх, пацаны, эх, пацаны!
Немножечко упорства и терпенья.
В утильсырье затертые штаны,
Но не затерлось наше поколенье.


* * *

У медали есть две стороны.
Определи, какая из них краше.
Вот так невидимая грань стены
Разделяет интеллекты наши.

Как день и ночь, граничит цвет небес,
И, как контраст, нужны зима и лето.
Два разных полюса всегда идут вразрез,
И потому вращается планета.

Моря и суша спорят меж собой,
Меж землей и небом горизонт ложится.
И гора не сходится с горой.
Но мы с тобой разрушим все границы.

Пусть не всегда в согласии живем,
Два разных мнения прибавят оптимизма.
Как плюс и минус, мы с тобой вдвоем
Вращаем круг семейной нашей жизни.


* * *

Звезды тоже молчат, но нежным сияньем
Дарят в ночи нам покой,
И кто упрекнет их в холодном молчанье
В вечной тоске ледяной?

Украшено солнце яркой парчою,
Ласково, нежно слепит.
Нас согревая своей теплотою,
Тайну безмолвья хранит.

Законы природы давно уже поняты
В былые и все времена.
И та аксиома - молчание золото -
Разве она не верна?

И ты, дорогая, со мной будь учтива,
За молчанье меня не кляни.
Я по природе своей молчаливый.
А если не прав, извини.


УДАРЫ СУДЬБЫ

Мелькало часто стопки дно
И состояние "под мухой".
Вот результат - ты стал дерьмо.
Удар судьбы, как оплеуха.

Его едва лишь пережив,
Опять запой - паденье низко.
Опять удар! Теперь в бомжи
Определяется прописка.

Между небом и землей
Пьешь на халяву, да на шару.
Продолжительный запой,
Очередного жди удара.

Запал ты в ауте безбожно,
Идет к концу последний раунд.
Еще удар - и будет поздно,
Смертельным будет твой нокаут.


* * *

Уходит год, его шаги
Я слышу в поночь, в полночь тьмы.
И мороз крепчает.
Но, парадоксам вопреки,
Дыханье теплое зимы
С тобой, родная, ощущаю.

Снежинки белые снуют,
Трещит на стеклах лед.
И вот уже двенадцать раз
Куранты бьют.
Совместный первый Новый год.
Так выпьем же за нас.

За этот чудный зимний вечер,
Что провели одни,
За случайность нашей встречи,
За все последующие дни.

И пусть шампанское играет,
Брызгами слепя.
С Новым годом, дорогая!
Люблю только тебя.


* * *

На себя ты непохожа
Эти дни.
Что тебя тревожит, гложет?
Объясни.

За окном холодной сеткой
Лупит дождь.
Оттого по нервным клеткам
Пробивает дрожь.

И сидишь, насупившись,
В напряжении.
Лишь одно мое присутствие -
Раздражение.

Память горечи опять
Вдруг нахлынула.
Зачем камушки бросать?
Туда - то, что минуло.

То, что кануло, отбрось и порви
С криком, плачем.
Забудь о прошлом и живи
Настоящим.

Все меняется кругом
Для балласта.
Как и этот дождь за окном
Для контраста.


* * *

Не так уж много минуло
Дней. От первой встречи той.
Почему ж заклинило
На тебе одной?

Без тебя мне, Лена,
Жизнь невмоготу.
Слово джентльмена,
Верьте, я не лгу.

Рухнули все планы
Наперекосяк.
Рано, очень рано.
Что-то тут не так.

Где-то ход неправильный.
Да и бог с ним. Пусть.
Стал сентиментален я
От избытка чувств.

То, что и обещано
Было мне судьбой.
Роковая женщина,
Я дышу тобой.


* * *

В чем согрешил и грешен ли?
Небесной карой с поднебес
Холодный ливень льет на Тешемлю,
На огороды и на лес.

Жизнь уныло и несносно
Протекает на селе.
Серый лес, сырые сосны,
Сады, прибитые к земле.

Который день гляжу в окошко
Закисая от тоски.
В пору бы копать картошку,
Но не климат, не с руки.

Клонит в сон, прильнул к дивану.
Воспоминанья сверлят мозг.
Давно свезли уж дядю Ваню
С тетей Аней на погост.

Всего минуло двадцать лет-то,
Изменилось все кругом.
Третий день в мою жилетку
Плачет ливень за окном.

Третий день уж за оградой
Длится эта канитель.
И какой корысти ради
Ехал я за тридевять земель?


* * *

Рассвет скользнул
Под потолок,
С юго-запада пахнул
Лесным замесом ветерок.

Петух зашелся так, что аж
Мембраны рвались в пух и прах.
А над душой стоял племяш
С корзинкою в руках.

Понял я: накрылся сон.
Обидно и досадно.
О грибах чего-то он
Бубнил не очень внятно.

Я в сапоги большие влез.
Черт с тобой, Сусанин.
И он повел куда-то в лес,
Ныряя под кустами.

Минуя пестрые опушки,
Обшарил бор, кусты, низины.
Как натюрморт, легли волнушки
На самом дне его корзины.

Самодовольный же племяш
Читал мне лекцию о лесе.
Про речку Колбь и про пейзаж,
Об уходящем лете.

Чтоб душу полностью излить,
Добавил весело и шустро:
"Гриб можно в городе купить,
Но там не купишь это утро".


* * *

Гудит паровоз,
Призывая к дороге.
Простимся без слез
По мужицки, Серега.
Есть в расставании
Плюс свой и минус.
Сейчас на прощание
Речь я задвину.
От Сертолова
Далеко до Чикаго.
Что ж из того?
Нам и тут с тобой благо.
За границей не знают
Сам посмотри.
В лесах обитают
У нас дикари.
Где березы растут
С наростами чаги.
Два года пройдут,
И рванем до Чикаго.
А пока неустанно
Служи честно, прилично.
Со дна океана
Шли позывные: "У нас всё отлично!"
Однажды случайно
Я понял, Сергей.
Ты парень отчаянный.
Все будет о`кей!
Ты молодой,
Не спеши торопиться.
Вернешься домой,
И тряхнем заграницу.
Никогда и не в чем
Не пропадала ведь наша.
         Дядя Профком
Или попросту
             Саша.


* * *

Судьба, ты бываешь капризна.
Умеешь схватить за кадык.
Волк-одиночка по жизни
К нежным страстям не привык.

Я игнорировал общество,
К женщинам также остыл.
Неужто свершилось пророчество?
Час старой цыганки пробил.

Крылатую фразу из всех ее слов
Помню в ту давнюю осень:
"Жди роковую любовь,
Когда стукнет тебе тридцать восемь".

Сказки! Не верится очень-то.
Предрассудки гаданий изжил.
Отчего же тогда этой осенью
Я привычкам своим изменил?

Одинокий в холодной постели
Вспоминаю из всех лишь одну.
На чьем-то зависнув прицеле,
Вою с тоской на луну.

Что же со мной, в самом деле?
Нервы ни к черту слабы.
Хочу чувствовать жаркое тело,
Бежать с одинокой тропы.

У кого на меня зубы точатся?
Кто дорогу, кто путь перебил?
Я стал избегать одиночества
С тех пор, как ее полюбил.


* * *

Я целых десять лет
Мечтал о встрече этой.
Цыганский амулет
Согревал надеждой.

Я целых десять лет
Питал в своей крови
Призрачный портрет
Роковой любви.

Что придет, дотронется,
Голову склоня:
- Я твоя бессонница.
Ты ли звал меня?

И тут не надо слов,
Когда и так все видно.
Ты - моя любовь...
Только вот обидно:

Десять лет ты мне снилась
В дождь и в непогоду,
А по жизни длилась
Шесть месяцев, полгода.


СТАРЫЙ КАЛЕНДАРЬ

Все точки над i расставил декабрь
В двухтысячный год високосный.
За ненадобностью выброшен календарь
В час суеверный, полночный.

Все позади - и обида, и злоба,
Мысли по-детски чисты.
А он, бедолага, зарылся в сугробе,
Летописно раскинув листы.

Но прошлые даты лишь ветер читал,
И то не вникая в суть дела.
Белый, холодный, колючий кристалл
Врезался в набухшее тело.

Из состраданья его я поднял,
Страницы листая вспять.
Чего-то искал, и вдруг разум понял:
Жизнь прожил, и не дать, и не взять.

Стоял на исходе двухтысячный год,
На пороге две тысячи первый.
Дряблый ломался в руке переплет,
Страницы дрожали, как нервы.

Тяжко вздохнув, наморщинивши лоб,
Расставаясь с мыслями теми,
Закинул обратно подальше в сугроб
Наболевшие старые темы.


* * *

Сам себе плел паутину
Из ответов и вопросов.
С одержимостью кретина
Лоб морщинил, как философ.

Грамотные книжки
Между строк читал чудак.
Вот и тронулся умишком,
Сдвинулся чердак.

В висках знобящий холод
Забился и затих.
Гребаный психолог
От корня в слове псих.

То ли бредишь, то ли ноешь.
Да спаси тебя господь.
Словно щелочь, паранойя
Выедает твою плоть.


* * *

Ни на грамм и ни на йоту не совру,
Красота твоя сулит тебе удачу.
Сам навязал тебе любовную игру,
Переиграть меня теперь твоя задача.

Какой успех! Я просто восхищен,
Заворожен, и в этом нету спора.
Великолепен, дерзок твой экспромт
В игре двух чувств, без текста, без суфлера.

Без света рампы, без гардин,
Без ярких декораций и без сцены.
Ты подняла в моей крови адреналин,
Возбудив всю нервную систему.

Без лишних жестов, суеты
Моей игре презренно вызов бросив,
Довела почти до грани, до черты.
Еще полдюйма... Но пардон! Я против!

Давай-ка будем медленней дышать,
От нежных чувств я просто задыхаюсь.
Тебя люблю, но голову терять
Из-за любви, поверь мне, не решаюсь.

Фальшивых нот в игре не выношу.
Предугадать я смог финал развязки.
Мадам, полегче! Я вас попрошу:
Игру оставим, сбросим наши маски.


* * *

Не торопись ответить: "Нет!"
Так опрометчиво, бездумно.
Дай пережить душевный бред.
Любовь моя всегда безумна.

Любовь похожа на абстракцию,
Когда другой в ответ молчит.
Который день галлюцинацией
Ко мне являешься в ночи.

Не помню, спящий или как я
Переболел животный страх.
Все той же белою горячкою
В моих пульсируешь висках.

Уж нету сна и нет покоя,
Все чувства брошены на плаху.
Моя любовь как паранойя,
Но без истерики и страха.

Давно не пью, а все как пьяный,
И наплевав на всю молву,
Раз в жизни встретимся, Татьяна,
Но не во сне, а наяву.

Обремени мои страдания,
Сними же с сердца тяжкий гнет.
Одно короткое свидание
От сумасшествия спасет.

Не торопись ответить: "Нет!"
И сердце мне не береди,
Не говори сегодня: "Нет!",
Лишь взгляд в сторонку отведи.


* * *

Всю ночь дрожал под ветром куст,
Омытый лунными лучами.
Издавая тонкий хруст
В мое окно стучал ветвями.

Ему не спится, как и мне,
А ночь прекрасна для общения.
Его собратья в стороне,
И шансов нету для сближения.

Чуть вправо дом один стоит,
Шумят там липы благодушно.
Там безмятежно, сладко спит
К кому дышу неравнодушно.

Где соловьи вовсю кричат,
Их нежной трелью двор пронизан.
Собраться с духом, постучать
По обветшалому карнизу.

Едва дыханье затая,
Ответ почувствовал заочно.
И не решился тогда я
Тревожить сон ее полночный.

Одолела тень сомненья:
Напрасно, глупо, не услышит.
Шансов нету для сближенья
Кто во сне так ровно дышит.

А за окном мой куст смеялся
Над глупой робостью моей.
Я потихоньку усыплялся
Под монотонный стук ветвей.


ПОСЛЕДНИЕ КАНИКУЛЫ

Незаметно время тихо тикало,
Годы опрокинув в пустоту.
Вот и кончились последние каникулы
С аттестатом штампа ПТУ.

Заброшен формуляр библиотеки,
Недочитан приключенческий роман.
Крутишься, как уж, на дискотеке
В ритме современности брейкданс.

А время тихо, тихо, тихо тикало,
Отсчитывая годы между дел.
Вот они, последние каникулы.
Когда ж успел ты вырасти, пострел?

Подтянутость в одежде и осанке,
Мускулы прочнее, чем цемент.
Рукой шлифуешь гриф железной штанги
И гаечный мазутный инструмент.

В отделе кадров трудовая книжка,
Типографский свежий переплет.
И лишь в глазах ты матери сынишка,
С годами не убавив ей хлопот.

А время тихо, тихо, тихо тикало.
Подрастала незаметно детвора.
Вот и кончились последние каникулы,
Льготная счастливая пора.

А я ночами часто томлюсь что-то,
Воспоминаньем память загрузив.
Любуюсь на любительское фото,
Что уловил когда-то чуткий объектив.

 

На бумаге пожелтевшей, плотной -
Далекие счастливые года,
Где ты сидишь веселый, беззаботный,
Взлохматив нашего сиамского кота.

А время тихо, тихо, тихо тикало.
Ты боялся вечно не успеть.
Вот и кончились последние каникулы.
Когда ж успел ты, Женька, повзрослеть?


* * *

С мыслью мрачною, трагичною
С горя хочется напиться.
Пью из принципа "Столичную"
За тетю Галю из столицы.

За годы, пусть не очень броские,
Что прожила она в Москве.
С родней бы выпил я "Московскую" -
О,5 за три шестьдесят две.

Но на прилавках между тем
Стоят "Текила" и "Мартини".
Давно застойных нету цен,
И водки нету той в помине.

А я хочу, хочу "Московскую"
В период похоронных передряг.
Я пью за оттепель хрущевскую
И за движение стиляг.

За оптимистов и романтиков,
С кого когда-то брал пример.
За поколенье тех шестидесятников,
Кто строил мир в СССР.

Кто делал первые проталины,
Кто давал стране угля.
Кто аплодировал Гагарину,
Америку тем самым зля.

Но с годами в царство темное
Уходит поколенье, доживая срок.
Еще одною лентой черною
Перечеркнут некролог.

И я пишу, чтоб люди знали,
Чтоб отложилось в голове:
Жила когда-то тетя Галя
На Братской улице в Москве.


* * *

Здесь нет дворцов и древней готики
Куда ни глянь на много миль.
Пятиэтажная экзотика,
Хрущевский вычурненный стиль.

Постройки низкие и серы,
Однолики. Только лишь
Заводские гулливеры -
Дымятся трубы поверх крыш.

С вагона выскочив устало,
Я, счастливый, улыбнусь.
С железнодорожного вокзала
Пешком по городу пройдусь.

Воспоминаний будет ворох,
Когда войду в родной квартал.
Я громко крикну: "Здравствуй, город!"
Меня ты, вроде, не признал.

Мой островок моей Отчизны,
Родины моей проект.
Улица Орджоникидзе,
Где я не был тыщи лет.

Моих родителей наследство -
Квартира этого двора.
С балкона крикнет, как и в детстве,
Чуть постаревшая сестра.

Я обнимусь при встрече с другом,
Выпью с местною шпаной,
И лишь под вечер тесным кругом
Соберемся всей родней.

Расскажет кто-то мне про Гагры
Утирая пьяно слюни,
А я спрошу про остров Ягры,
Про море Белое и дюны.

Племяшка сядет на коленки,
Прижмусь плечом к сестре Наташке.
Прижмусь спиной к холодной стенке
Своей родной пятиэтажки.

И сквозь вечернее стекло
Увижу северный закат.
На сердце чисто и светло,
Как в детстве много лет назад.


БЕЛАЯ ВОРОНА

Кто эту глупость завещал?
Не быть мне белою вороной.
На сердце черная печаль
С отливом черного гудрона.

Как тень, черна и холодно дыша,
Особняком живя в сторонке,
За семью печатями душа
Хранит свои потемки.

Я в глубине души мечтал
Влюбиться в белый снег.
Но кто-то в детстве мне сказал:
"Бескрылый человек".

И поперек, и вдоль, и вширь
Безбожно матом крыл я.
Неправда! Даже нетопырь
И тот имеет крылья.

В ночь полнолунья, чуть дрожа,
С судьбой вступая в прения,
Моя летает черная душа
С отливом белым в обрамлении.


* * *

Скорей печаль, а не обида
Легла на ваш отказ вчера.
У вас на жизнь иные виды.
Ну что ж, ни пуха ни пера.

Моя же жизнь теперь - рутина,
Как ни прискорбно, к сожаленью.
Без вас, поверьте, Валентина,
Мое погаснет вдохновенье.

С годами желтые страницы
Утратят свой и лоск, и блеск.
Не суждено, видать, влюбиться
В одну из питерских принцесс.

Висит замок к воротам рая
На вашем сердце из кремня.
Пойду дорогой ада. Знаю -
Она давно зовет меня.

В дни неудачи, а не в праздник
Стучал в тот адский особняк.
Чертыхал меня привратник:
"Недогрешил еще, сопляк!"

Между небом и землею
Начну опять писать стихи.
И только думаю порою:
"Где взять недостающие грехи?"


ОТ ЛЮБВИ ДО НЕНАВИСТИ

Пахнуло ладаном, о Господи, прости.
Недобрый в этом видится мне знак.
Еще не поздно, с миром отпусти,
Не дай мне сделать к ненависти шаг.

Еще лукавый меня не соблазнил,
В минуты слабости хватая за живое.
Еще изменой чувств не осквернил,
Не наслоил порочность на живое.

Так отпусти меня, благослови.
Я выброшу навстречу белый флаг.
Остаток нежности в душе не отрави.
Не дай мне сделать к ненависти шаг.

Не допусти охального злословия,
Отпусти меня, тебя прошу.
Пока еще я полон хладнокровия,
Я ухожу, безмолвно ухожу.

Я сделал шаг куда-то в никуда,
В неизвестность мрака и теней.
Двух чувств лишился раз и навсегда
И сгораю между двух огней.


ПРИВИДЕНИЕ

От шороха, от лязга и от треска,
От знобящего по коже холодка
Проснулся, и взметнулась занавеска,
Крылом мазнув белила потолка.

И ловил холодным взглядом тени я,
Выползавшие из мрака темноты.
Колыхалось, чертыхалось привидение,
Качнув на подоконнике цветы.

И сама собою как-то хлопала
Облупившая от сырости фрамуга,
И картавым эхом где-то охала,
Содрогаясь мантрами, округа.

Грянул гром и светопреставление
Оголило беззубую скулу.
Мерзко хохотало привидение,
Затаившись в сумрачном углу.

Скрип деревьев, словно скрип телег,
Скрип давно не смазанной колоды.
Защищал на шее оберег,
Крест на крест плескал святую воду.

Разгулялись черти. Это ж надо ж,
Нет ладана, ни свечки, ни огня.
Загулял вертеп, шаманский шабаш
В пятницу 13 дня.


СОРНЯК

Я не свинья, ни боров, и ни хряк,
Но что-то в этом роде.
Я, скорей всего, сорняк
В чьем-то огороде.

Кожей чувствую подлог.
Кто-то что-то хочет.
Шершавый чей-то оселок
Косу точит.

Про мое житье-бытье
Кто-то лишка задирает.
Косы горбатой острие
Ржавчину сдирает.

А в сердце бойко бьется пламень,
На пламень капает роса.
Повезло - нашла на камень
Горбатая коса.

Для других такой поблажки,
Может быть, и нет,
А я, в отличье от ромашки,
Не попал в букет.

Затесался между пнями
И никем не смят.
В жизнь цепляюсь я корнями,
Потому что я сорняк.


ПАУК

На дощатую стенку сарая
Лучик солнца в полдень проник.
Узелочки ажурно сплетая,
Плел сети паук-крестовик.

И у пыльного близ подоконника
Свои он силки раскидал.
С матерым инстинктом охотника
Место для жертв выбирал.

Мошкара, насекомые, зрите
На искуство, покуда светло,
Но не ажурные тонкие нити
Вниманье мое привлекло.

Неподвижность и скованность тела,
Странный взгляд, неподвижный извне.
Гипнотическим бликом блестела
Паутина и крест на спине.

И казалось, что место то пусто,
Оптический просто обман.
Про шестое какое-то чувство
Говорил мне когда-то шаман.

Он вибрации чувствовал звук
В неподвижной и скованной позе.
Как загадочен этот паук,
Обладающий чувством гипноза.

Паутина и крестик блестит
Манящим играющим глянцем.
Глаз я не мог отвести,
Два часа наблюдая, как в трансе.

В нем тайна какая-то есть,
А какая - не знаю по сути.
Я ушел, он остался висеть
На волшебном прозрачном батуте.


БЫВШИЙ ДРУГ

Ты спился, дружище, давно,
А твой разум не сном и не духом
И твердишь каждый раз мне одно:
- Не верь обывательским слухам.

Пусть я неприлично одет,
Ни гроша за душой и ни дома.
Маразматический сладостный бред
Да левший друг алкогольная кома.

Он мне дарит мечту и кураж,
С ним бываю я счастлив, как прежде.
Иллюзии мнимый мираж,
Где еще еле дышит надежда.

Не тяните мне душу, как черти,
Люди добрые, я вас прошу.
Оставьте в покое, поверьте,
Когда надо я сам завяжу.

На душе скребут кошки так больно.
Уходите, пожалуйста, прочь.
Оставьте меня, сердобольные,
Раз не можете горю помочь.

Мы сидели и пили из кружек,
Последний чинарик пустили на круг.
Понял я - с алкоголем друг дружит,
А я для него бывший друг.


БИКФОРДОВ ШНУР

Я мысли грязные гоню,
Я против скорби протестую.
Тебя не хаю, не браню,
Но и строки не оброню
В твой адрес даже всуе.

Скорей с себя сдеру семь шкур,
Порву всю лирику творенья.
Пусть сам застрелится Амур.
Тоска же, как бикфордов шнур,
Все тело держит в напряженье.

Своих обид мне не простив,
Ты уготовила мне взрыв,
Взрыв замедленного действия.
И твой портрет перекрестив,
Я жду расплаты и последствия.

А он так медленно горит
Огнем медленным, но верным.
И память прошлое хранит.
Но скоро грохнет динамит
По возбужденным моим нервам.

Я стал задумчив и понур,
Но понял смысл любви значения.
Как и любовь, бикфордов шнур
Такой же в общем-то абсурд,
Типичный плод воображения.


ДУША МОНАХА

Хоть дыши, хоть не дыши,
Хоть волком вой, хоть согреши,
Рядом нету не души
На перекрестке бренности души.

Кругом песок, да рябь в глазах.
Вот бог тебе, а вот порог.
А вот распутье у дорог.
И задумался монах,
На посох свой облокотясь:
Где ж моя былая страсть?

Песок, как вьюн, кружился и витал
За шиворот и в пах,
Чуть ли в душу не плевал,
И душу старца содрогал
О бесцельно прожитых годах.
Вот вертопрах.

А сколько пройдено дорог,
Селений, деревень,
Сколько баб иметь бы мог!
Но почему-то одинок,
Как пень,
И сумрачен, как тень.

Блюдя монашеский канон,
Где люди братья и сестрицы,
Искал покоя также он.
А в душе набатный стон.
Под старость ломит поясницу,
И не с кем поделиться.

Искал покоя он в тиши
Монастырей глухой глуши.
Там есть покой, но нет души
На перекрестке бренности души.

Открой же душу, не греши.
Я это понял лишь теперь.
Так поспеши,
Приди в тиши,
Приоткрой же дверь
Моей души,
Пока не поздно.



 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"