Аннотация: Повесть пишется для детей от двенадцати лет, и для взрослых, не разучившихся верить в чудо. Жанр - мистическое фэнтэзи. О Боге, о людях, о дельфинах.
ГЛАВА 1
Она звала его. Самка дельфина с большими оранжевыми глазами. Постоянно всплывая к поверхности воды бассейна, она просила, умоляла мальчика не бояться. Уйти с раскалённого цементного пола и погрузиться в воду. Узнать её прохладу и чистоту. И плыть, плыть вместе с ней - туда, к далёким синеющим просторам безбрежного моря. Самка обещала, что когда они будут вместе, и толстые кирпичные стены дельфинария и металлический бортик бассейна не станут преградой на их пути к месту, которое памятно ей. Свободные воды. Им и шторм к лицу. Там ветер дарует могучий порыв, взывая к воде, суля ей кипящую вольность волны. Как чудесен прорыв из спокойных глубин, через белое ожерелье пены на поверхности, ввысь. Почти полёт, туда к небесным глубинам, в которых нельзя утонуть. Пусть неизбежно падение вниз, но главное - секунду побыть между ними - параллельно текущими морями. Под взгляды восседающих на берегу, на пальмах, с неизменным бананом в волосатой руке беззаботных обезьян.
Она звала с собой. Но мальчик не мог. Он боялся воды. И не умел плавать. А самка не хотела уплывать без него.
Через стеклянный потолок дельфинария проникали солнечные лучи. Они жгли кожу мальчика. На ней появились волдыри.
Мальчик опустился на колени и закрыл лицо руками. Это не спасало. Цемент обжигал ещё сильнее.
Он задыхался. Никого из взрослых не было рядом. Никто не мог помочь ему. Только она... - самка дельфина с большими оранжевыми глазами. Но вода,... светло-серая грация не могла покинуть бассейн.
А он боялся воды. Больше, чем солнца.
Ромка проснулся. Сквозь кружевные белые занавески в комнату уже проникал густой солнечный свет. Но в доме было тихо, значит, родители и старшая сестра ещё спали. Ещё бы - вчера они допоздна все вместе, дружной семьёй, готовили множество угощений, красили яйца. А в одиннадцать часов пошли в церковь на пасхальное богослужение. Вернулись домой около четырёх часов утра, и сразу сели разговляться.
Сегодня - первый день Пасхи, светлого христианского праздника. Ромка каждый год с нетерпением ждал его - весёлого, искреннего. Хорошо, когда все радуются. И Бог радуется вместе со всеми. Ведь в этот день много веков назад воскрес посланник божий - Иисус Христос.
Возможно, именно благодаря памяти о царившей в церкви атмосфере всеобщей благостности, последний сон сегодня получился не таким страшным. В этот раз он почти не испугался.
Обычно перед пробуждением ему снилось другое.
Он стоит на берегу моря. И вздрагивает при каждом суетливом набеге волны на надёжную сушу под его ногами. Вода вымывает песок, взамен вынося на берег обрывки зелёных и коричневых водорослей. Стоять становится скользко и неудобно, но он не имеет права уйти. Кто-то должен приплыть за ним. Вдруг на горизонте появляется гигантская волна. Она светится, как будто в своём неудержимом полёте поглотила солнце. Ему надо убегать. И он мчится, стремясь как можно быстрее покинуть берег, который спустя секунды неотвратимо сокрушит волна. Но песок под ним обваливается, обнажая чёрнеющую водяную воронку. Уцепиться не за что, и он падает в неё. Напоследок видит обезьяну, всего одну. Та, подобно шерстяному банану, свисает с одной из пальм и с любопытством смотрит на него. И крик с морского пространства. Кто-то не успевает к нему на помощь. "Минка", - слышится голос. В нём боль. Но тут же, передразнивая, начинает веселиться обезьяна. Ей весело, и она играется с незнакомым словом, повторяя с различными интонациями. Солнечная волна накрывает их.
Ромка, когда был совсем маленьким, часто просыпался в слезах. Ему было жалко глупую, несчастную обезьянку. Он ведь живой, кончился жуткий сон и с ним всё в порядке, а обезьянка, может быть, действительно погибла, там на берегу. Она же стала невольной участницей чужого кошмара.
Правда, мама всегда утверждала, что на самом деле обезьяны вовсе не умеют говорить, а, значит, увиденная им во сне была ненастоящей, придуманной. Но Ромке так не казалось. Слишком взаправдашней она выглядела.
Ромка не помнил, когда он впервые увидел тот кошмар. Возможно, в самый первый день своей жизни. По крайней мере, по воспоминаниям мамы, ей в то время редко удавалось выспаться из-за его постоянного плача.
В сегодняшнем сне ютились страхи, причинённые прежними ночами. Вода - волна, солнце - жар и свет. Вместе и по отдельности они несут гибель. Может даже, когда они объединятся в едином порыве, наступит конец света, о котором говорится в Библии.
Но ведь самка дельфина с большими оранжевыми глазами звала его в море. И ей водная стихия не казалась опасной. Она страшилась пленённой воды. Боялась остаться в ней навсегда.
Из кухни послышался шум. Наверное, это мама начала спешно готовить завтрак. Сейчас, вероятно, около десяти часов, а в полдвенадцатого их ждал прадедушка Юрий.
Когда Ромка вспомнил о громадном количестве вкуснейших пирожков с повидлом и картошкой и значительном - ароматных пасх и куличей, таящемся на кухне, то тут же позабыл все ночные печали. Впиться зубами в нежнейшую сдобу - вот это настоящее блаженство. Жалко только что пока полакомиться не удастся. Сначала поход в гости к прадедушке, с непременным отбором части милых сердцу Ромки вкусностей. Так уж решили родители. Ромке не было жалко ничего для любимого прадедушки. Но если, несомненно, после этого визита ещё много сладкого, и не только, волшебства должно было всё равно остаться, отчего же не откусить от него прямо сейчас. Непонятно. Конечно, когда он станет взрослым, обязательно позволит своим детям есть приготовленные к празднику вкусности в любое время, по их желанию. Ему-то ведь известно, как они это любят.
Ромке восемь лет. " Ты уже большой" - твердят родители, когда пытаются убедить его не бояться ночных кошмаров, или вымыть гору посуды. Но как только Ромка заикается о большей для себя свободе, об ароматном кусочке самостоятельности, тут же выясняется, что для этого он как раз таки слишком мал. " Носом до свободы не дорос", - говорит папа. Да уж, ничего не скажешь, железный аргумент. Главное, не уточняется - до какой планки надо дорасти носом, чтобы стать независимым. Хоть чуть-чуть.
Он выше всех в классе. И шустрее. Но при всём этом, если надо, может быть тише воды, ниже травы. "Мамина гордость" - так о нём отзываются соседки. Впрочем, тут же переключаются на его старшую сестру Нину. Та, в свои пятнадцать лет, являлась ценным объектом для сплетен. "Некоторым хулить приятнее, чем хвалить", - сделал важный вывод из своих наблюдений за людьми Ромка.
Ему нравится играть в футбол. Именно играть, смотреть по телевизору - нет. Детские матчи не показывали, а взрослые часто играли нечестно. Били исподтишка сзади по ногам, падали, симулируя нарушение. Один итальянский нападающий умышленно нанёс травму вратарю, а после, когда того уносили за пределы поля, камера запечатлела его улыбку: не столько радостную, больше подленькую, как и сам игрок. Тогда папа сказал, что нападающему за это заплатили. Представители совсем другой команды, боровшейся с той, за которую играл вратарь, за чемпионство. " Некоторые взрослые играют не так, как дети. Неискренне, по оплате", - решил Ромка.
"Обводка, финт, гол" - Ромка жонглировал этими словами, как и почти все его ровесники. После уроков часто носился по школьному полю с другими ребятами, много раз выходил один на один с вратарём, чаще забивал, но иногда промахивался. Мешала близорукость. Играть в очках было неудобно, а без них не всегда удавалось бить точно в угол мимо выскочившего вратаря.
С подачи учителя физкультуры, за Ромкой в школе закрепилось прозвище - белокурый дьявол.
Шёл матч между вторыми классами в рамках школьной олимпиады. Команда Ромки проигрывала 3:5. Время отыграться не оставалось. Александр Львович уже направился к сидевшим на скамейке третьеклассникам, которые должны были играть следующими. Ромка увидел это. Он ещё никогда так не жаждал гола. 3:5, 4:5 - какая по большому счёту разница. Но не для него, не в этот миг. Александр Львович увидел, как поднялись в удивлении третьеклассники, и обернулся. Ромка мчался к воротам. Длинные светлые волосы били по глазам, красные щёки, будто слёзы, увлажнил пот, в каждом движении чувствовался порыв, азарт и детская ярость.
Тогда Ромка всё же сократил разрыв в счёте. Вратарь остался на месте и сделал лишь слабую попытку отразить мяч. Малышу не остановить порыв белокурого дьявола.
После матча Александр Львович при всех назвал его так. Ромка немного растерялся. Ведь дьявол - это враг бога, главный злодей, описанный в Библии. Наречь им можно лишь из желания оскорбить. Но из уст учителя запретное слово звучало как похвала.
Позже Ромка спросил у него - почему. И удивился - Александр Львович не верил в бога, не верил в дьявола. Учитель физкультуры применял слова из Библии чаще лишь для того, чтобы ими обозначить что-то выделяющееся, особенное. Значит, для некоторых Библия только очень хорошая книга.
Ромка осторожно выспросил у родителей, как называется человек, который не верит в бога. Атеист - с некоторой жалостью к подобным людям произнесла мама. Ромка и раньше не раз слышал это слово. Бабушки у церкви гневно шептали его вслед проходившим мимо святого места и не склонившим голову у ворот хорошо одетым, обычно молодым людям. Слово казалось обрывистым, яростным, прежде всего - обличающим. Теперь он знал его значение. Также Ромка догадывался, что вовсе не стоит объявлять родителям и никому в церкви своё новое прозвище. А у Бога он уже попросил разрешения не отказываться от него, и ему показалось, что Бог позволил.
В соседней комнате включила музыку четырнадцатилетняя сестра. Родители подарили магнитофон Ромке на его прошлый день рождения, но тот как-то быстро перекочевал к сестре. Так как мама требовала, чтобы после занятий Ромка сразу шёл домой, то ему порой приходилось приписывать лишний урок в своём дневнике. Очень хотелось поиграть в футбол. Маша прекрасно знала настоящее расписание во втором классе и благодаря немудреному шантажу заполучила магнитофон. Ромка любил слушать песни многих российских исполнителей, но играть в футбол любил больше. "Выбор по принуждению - тоже выбор, его никто за тебя не сделает", - сразу понял Ромка. И выбрал.
Ромка соскочил с кровати. Хороший сегодня намечался день.
На небольшом столике, на котором он делал уроки, лежал школьный ранец. Занятий в праздничный, к тому же ещё и воскресный, день конечно не было. И всё же кожаный долгожитель, изрядно поистрепавшийся за два года верной службы, вследствие не всегда бережного обращения с ним, и сегодня не смог полностью насладиться отдыхом.
Ромка до отказу набил его учебниками. Вчера ему удалось удержать переполненный ранец на вытянутой вперёд руке больше пятнадцати секунд. Хотелось ещё улучшить свой рекорд.
Уже по истечению несколько секунд рука начала подрагивать. Небольшие бугорки мускулов явно ещё не могли обеспечить необходимое усилие для того, чтобы долго удерживать подобный груз. Вдобавок ещё ремень больно врезался в ладошку. Ромка с яростью смотрел на часы, висевшие на стене. Узкая зелёная секундная стрелка ползла подозрительно медленно.
На этот раз рекорд устоял. Ромка сдался и опустил руку на четырнадцатой секунде. Ранец в наказание был отправлен под стол.
На ладошке осталась красная, как после ожога, полоса. Впрочем, больно не было, ощущалось только некоторое жжение.
В комнату вошла мама. Она не удивилась, увидев, что Ромка уже не спит. Слишком часто раньше предрассветные кошмары прерывали его мирный сон.
- Что, опять то же самое приснилось? - чуть расстроилась мама. - Когда же минует сия напасть?
Ромка знал - сейчас мама обязательно подойдёт к нему, и погладит по голове. Он никогда раньше не противился этому, ведь в каждом прикосновении мамы чувствовались бескрайние забота и нежность. Но ведь когда сын боялся чего-то или плакал, больно упав, к ним примешивалась ещё и жалость, желание чем-то помочь, как-то успокоить. Ему очень нравилась ласка, но в свои восемь лет он уже был достаточно горд, чтобы искать её, как защиты. По крайней мере, тогда, когда в том отсутствовала необходимость.
- В этот раз сон был другой, менее страшный, - поспешил признаться Ромка. - Я видел дельфина в бассейне, он звал меня в море.
- Да, мне они в детстве тоже часто снились, - улыбнулась мама. - Не печальные пленники дельфинария. А однажды, лет в пятнадцать, я на самом деле видела дельфина на свободе, и даже играла с ним. Я с родителями тогда отдыхала на диком пляже. Никто не хотел лезть в холодную воду, особенно после того, как один из местных жителей предупредил нас о наличии в тех местах некоторого количества змей. Я рискнула первой. И он приплыл мне навстречу из глубины. Признаюсь, я здорово перепугалась, когда дельфин вылетел из воды и, изогнувшись в воздухе, приветствовал меня своим восхитительно мелодичным криком. После погружения, он, стремительно преодолев остававшееся между нами расстояние, нежно прикоснулся своим упругим телом к моим ногам. Но зато как мы потом играли; оставшиеся на берегу, несомненно, пожалели об этом. Гордый, и то же время нежный, беззаботный и счастливый, свободный дельфин, - из-за теплоты воспоминаний глаза мамы увлажнились.
- Бог создал дельфинов для того, чтобы они стали людям лучшими друзьями? - спросил Ромка.
- Несомненно, лучшими друзьями и помощниками нам из всех его творений, обитающих в свободной водной стихии, - ответила мама.
- Но почему тогда бог не запретит людям держать в неволе своих друзей?
- Всевышний предоставил человеку право самому решать, как распорядиться его дарами. Пользоваться ими или обладать.
- Но ведь дельфины живые, - возмутился Ромка.
- А что тебя напугало в сегодняшнем сне? - поспешила сменить тему мама.
Ромка понял её хитрость.
- Ничего, - хмуро произнёс он.
- Ничего? А почему ты тогда такой взъерошенный?
- Так просто, - Ромка сделал вид, что всецело поглощён процессом уборки кровати.
- Завтрак будет готов через пятнадцать минут, - выходя из комнаты, сообщила мама.
Ромка, застелив кровать, аккуратно сел на краешек. Он подумал:
" Дельфины не подарок бога. Подарить можно только вещь, игрушку. Дельфины - это друзья, посланные людям. Нельзя владеть дельфинами".
ГЛАВА 2
Дом деда Юрия был особенным. При его постройке почти не использовались гвозди. Огромный, сложенный из брёвен, подобно старинным деревенским избам, он разительно отличался от соседствовавших с ним невзрачных, карликовых построек. Казалось, дом единственный пророс из древней земли астраханской, а не был возведён на ней.
Ещё молодым, Юрий приехал в Астрахань из Самары. Потомок славных самарских мастеровых, он воткнул в облюбованную им землю неподалёку от Волги-реки завещанный стариками деревянный посох, а после собственноручно поднял над тем местом на окраинной земле астраханской дом-богатырь.
Сегодня дед Юрий ждал долгожданных гостей. Из семи своих внучек не любил он никого больше, чем Машеньку, из шестнадцати правнуков привечал дедушка больше всех остальных сынишку её. Любознательностью и не по годам разумностью своей нравился ему Ромка.
Сидел дед Юрий на скамейке у забора. Почти не отразились годы на его могучей стати. Кто иной в восемьдесят девять лет не только может передвигаться по земле исконно русской, но и каждым шагом своим заставляет содрогнуться её недра, минералами полезными богатые. Высокий, седой, с по-детски чистыми голубыми глазами старец в жёлтой ситцевой рубахе и синих шерстяных штанах.
Ромка заметил прадедушку ещё издалека. Несмотря на то, что оставил очки дома.
Вот только дед Юрий увидел их всё равно чуточку раньше. И подобно мальчишке расставив руки в стороны, стремясь обнять весь мир, но прежде родных людей, он направился к ним. Ветер пытался взвить седые волосы, но, лишь потревожив и чуть приподняв те, преломлял свои порывы под могучей ношей. Бродяге ли ветру осилить благословенную тяжесть локонов, впитавших соки земли русской при поклоне ей нижайшем.
- Дедушка, дорогой, ты же простудишься в такой лёгкой рубашке, - после радостных объятий поспешила сказать Мария.
Ромка прыснул в кулак. Он догадывался, какой сейчас последует ответ.
- Милая девочка, никакой недуг не сломит меня. Уж конечно простуда, которая отроду не ведома мне, - пробасил прадедушка Юрий.
После такого веского слова трудно привести какие-то ещё доводы. Ромка хотел бы, чтобы и у него была возможность подобным образом отвечать маме, но, увы, ему по наследству не совсем передалось крепкое мужицкое здоровье. Болел он не то, чтобы часто, но гриппа порой не избегал.
Они вошли в дом. Внутри было просторно. Семь больших комнат, немногочисленная, но массивная, красивая, резная мебель в них, множество окон со всегда распахнутыми дубовыми ставнями. На столе лежал огромный кусок вяленого мяса и несколько ковриг чёрного хлеба.
- Вкусите трапезы, силушки прибавляющей, - молвил дед Юрий. - Немного отощали голубки за время поста праведного.
- Непременно отведаем вашего изобилия. А вы попробуйте наши пасхальные сладости, - ласково сказала Мария, доставая из сумки большой свёрток.
- Тут уж, несомненно, уважу вас, - улыбнулся дед Юрий.
Ромка понимал, сейчас ему нужно было или старательно налегать на хлеб с мясом, из уважения к хозяину дома, что не казалось возможным после достаточно плотного завтрака, или испрашивать разрешение у прадедушки вовсе избежать трапезы. По крайней мере, при попытке наброситься на сладости, для которых, по пониманию Ромки, вполне отыскалось бы местечко даже в самом что ни на есть переполненном желудке, родители бы сразу приструнили его. Проверено не раз. Негоже самому вкушать то, что несёшь другим с христианской любовью.
Когда Ромка попросил разрешить ему погулять во дворе, пока остальные будут сидеть за столом, сестра тут же потребовала приговорить её к тому же. Ей-то и вовсе предпочтительнее было бежать далеко-далеко от такого изобилия калорий. Она, конечно, тоже любила сладости, но наличествующая красота требует жертв для её поддержания. Насчёт красоты сестры у Ромки, правда, имелось своё, не самое лестное для неё мнение, но за упрямство, пусть и в сохранении того, что не очень-то, чтобы и есть, он Машку уважал.
Вот только Машка зачем-то обратилась со своим требованием отпустить её на вольные просторы к родителям. Как будто нельзя было догадаться, что тут гораздо логичнее воззвать к хозяину дома. Ромка поразился, какая же она ещё несмышленая.
Родители, естественно, вопросительно посмотрели на деда Юрия. Тот заговорщицки подмигнул Ромке, и разрешил.
Маша, выйдя во двор, сразу же расположилась на скамейке. Она очертила вокруг себя круг, в который категорически запрещалось ступать суетливому брату, и гордо скучала.
Впрочем, Ромка не очень-то и собирался тратить своё время на то, чтобы пытаться расшевелить сестру. С недавних пор Машка часто впадала в подобную спячку. Можно сказать - постоянно пребывала в ней, когда рядом не было её кавалера, жившего через три дома от них.
Ромка как-то случайно подслушал их тайный разговор в саду. Он был явно не о христианстве, хотя и о любви к ближнему. К настолько ближнему, что его можно поцеловать в губы. Вскоре от разговора двое заговорщиков приступили к делу. При этом Машка хихикала вовсе не смущённо.
Родителям вряд ли бы понравились подобные вольности со стороны соседского мальчика, явно ведущего себя не так, как положено галантному и воспитанному кавалеру. Если бы они узнали об этом. Но Ромка не сказал им. Это ведь означало бы раскрыть чужую тайну. Такое просто невозможно для любого настоящего пацана. Тем более, как он понимал, воспитанного в христианской вере.
Ведь, в конце концов, и сестра сейчас не побежала докладывать родителям, что Ромка балуется с топором.
Хотя, если подумать, то никакое это не баловство. Забава богатырская. Слабые девушки должны восхищаться храбростью и силой мужицкой.
Ромка раздобыл в подвале кусок трухлявой доски и воткнул её в горку мелкого угля, лежавшую посреди двора. В её часть, возвышавшуюся над горкой, он и метил топором с расстояния нескольких метров. Четыре пёстрые курицы, оставшиеся от совсем недавно большого хозяйства деда Юрия, благоразумно жались к забору. Как же им хотелось, чтобы этот мальчик добился успеха. Они помнили эту доску и ненавидели всеми фибрами своей куриной души. Когда-то она была значительной составляющей эшафота, на котором после убиения повесили их подружек и даже голосистого господина петуха, чтобы стекла густая кровушка невинных жертв.
Как же торжествовали курицы-пеструшки, когда после одного из неумелых Ромкиных бросков топор всё же разнёс на две неравные части трухлявую доску. Наконец, топор-убийца, ненавистный им и сам по себе, совершил что-то полезное.
Из дома неожиданно появилась мама. Но Ромка всё же успел обронить топор рядом с курятником и благоразумно отойти от улики. Место для топора было, впрочем, весьма необычное, и мама, вероятно, заподозрила бы, что там он очутился не без помощи Ромки. Если бы не выходила с определённой, чётко обозначенной целью.
- Рома, дедушка Юрий хочет, чтобы ты побыл с ним сегодня. Ему ведь грустно одному. Мы пока навестим других родственников, а ближе к вечеру заберём тебя.
- Хорошо, идите, - серьёзно сказал Ромка. - За мной можете не заходить, я вечером сам домой приду. Не маленький уж, дорогу знаю.
- Ни в коем случае, здесь далеко, - твёрдо сказала мама, затем, видимо для большей убедительности, добавила: - Только попробуй.
Мама и папа ушли. Сестра со страдальческим выражением лица последовала за ними. У неё вообще-то тоже была возможность остаться здесь, но она явно сочла более пристойным для себя изображать жертвенность, нежели скучать. Даже не будучи знакома с мыслями Ромки по поводу выбора по принуждению, Маша сделала его.
Ромка же вовсе не собирался сегодня скучать. Поначалу и с прадедушкой Юрием можно было неплохо провести время. Ну а чуть позже неподалёку от этого места, около моста через Волгу собирались встретиться по одному очень важному делу ребята из его класса. Он и не рассчитывал попасть на эту мальчишечью сходку, родители бы точно не позволили ему отлучиться от них ни на шаг в праздничный день. А дед Юрий - свой парень, отпустит.
Они ведь даже и разговаривали часто, как почти равные по возрасту и по знаниям. Конечно, Ромка не мог позволить себе такую вольность при родителях, но когда папа и мама не находились поблизости...
Прадедушка говорил с ним простым, понятным языком. А если и встречались диковинные слова, Ромка почему-то сразу понимал, что они означают. И в награду за полученные знания сам излагал понятые своим детским умом истины. Иногда дед Юрий в чём-то поправлял его; аккуратно, без нажима изъяснял, в чём Ромка ошибся.
Ромка вошёл в дом. И спросил:
- Дедушка Юрий, - он никогда не добавлял обозначающую слишком уж громадную разницу в возрасте между ними приставку "пра", - сколько сейчас времени?
- Кукушка-кукушка, уважь добра молодца, подскажи, - озорно молвил дед Юрий, простирая морщинистую руку к старинным часам на стене.
Но кукушка, которой полагалось появляться лишь в определённое время, в конце каждого часа, гордо проигнорировала вызов.
- И поделом нам. Не положено, значит, не положено. Она-то ведь и когда задумано голос свой не всегда подавать хочет, на пенсию просится, - дед покачал головой. - Придётся самому добру молодцу глянуть на циферблат.
- Но я ещё не научился разбирать время на этих часах, - признался Ромка.
- Непорядок, - пробасил дед Юрий. - Ведь старинные часы время живое отсчитывают. Кружит оно в них вихрем, всеобъемлющ его полёт. А ведь эти часы вдобавок ещё и немножко волшебные.
- Волшебные? - оживился Ромка.
- Отец мой однажды на берегу Волги возле Самары камешек чудесный оранжевый нашёл, - начал рассказ дед Юрий. - Светился тот. Принёс он его домой и вставил внутрь часов настенных этих. Рассчитывал отец, что освещать циферблат камешек будет. Но нет, сразу прекратилось свечение. Ночью отцу сон приснился. Запомнились ему отчего-то из всего сна лишь слова странного человека в чёрном котелке:
"Береги теперь, как зеницу ока, эти часы, - сказал тот. - Из настоящего в прошлое их стрелка однажды поведёт человека с сердцем пламенным, который отважится шагнуть в вихрь времени. Человека с сердцем пламенным, с глазами оранжевыми".
- Когда отец проснулся, то увидел, что от часов исходит оранжевый свет. Свечение продолжалось совсем недолго. В эту ночь. И так же в каждую следующую, зарождаясь ровно в два часа двадцать три минуты и одиннадцать секунд.
- У человека не могут быть оранжевые глаза, - уверенно заявил Ромка, и тут же загорелся идеей: - А давай разберём часы и посмотрим на камешек. Он точно волшебный.
- Ишь, какой шустрый - разберём, - усмехнулся дед Юрий, и тут же посерьёзнел. - Верно, вода звенящая волжская камешек диковинный отцу в руки дала, и она же указала силу его в вихре времени живого сокрыть, для человека, ищущего дорогу в прошлое. Быть может, утеряно что-то там, и вернуть то надобно. А, возможно, ошибку исправить жестокую, созидателю всего сущего грусть причинившую. Незамутнённый образ его в зеркале воды чуть нерадостен ныне.
- Образ бога? Дедушка, ты видел в воде образ бога? - изумлённо спросил Ромка.
- Вода всегда хранит для нас истинный лик божий. Ведь память её безмерна. Помнит она даже и день четвёртый созидания мира. Творец тогда впервые отразился в глади воды, стоя в выси над миром первичным, и зажигая звёзды. Если человека ведёт вера без малого сомнения, то, прикоснувшись к воде, мы на миг обретаем единение с творцом, впервой познанное в младенчестве души своей, чистой, без пятнышка порока. И вода вернуть исходную невинность душе способна. Ибо она насыщена верой бога в то, что любой нарыв греха на теле и душе способно излечить время.
Часы, оранжевый свет, чудесный камешек, вихрь времени, вода, бог, во время сотворения им мира отразившийся в ней, - Ромка окончательно запутался. Главное - он так и не совсем понял, почему не стоит разбирать часы. Но раз дед Юрий считает, что камешек в них ещё пригодится, значит, придётся отказаться от хорошей идеи.
- А всё-таки, сколько сейчас времени? - вновь спросил Ромка у деда.
- Сорок минут первого, - наконец, ответил тот.
Мальчишечья сходка намечалась на два часа. Можно было смело ещё около часа радовать своим присутствием прадедушку, параллельно вкушая сладости, которые нагло подманивали его, показывая свои румяные и поджаристые бока из свёртка на столе.
Но этой мечте Ромки не суждено было осуществиться. Родители взяли с деда Юрия обещание, что он ни в коем случае не позволит бедному ребёнку хотя бы надкусить сладкий пирожок, пасху или кулич. Какое коварство. И главное, какая ими была названа главная причина: от излишка сладостей снятся кошмары. Как будто в многочисленных ночах, следовавших за неудавшимися в плане поедания сладкого днями, солнечная волна из постоянно повторяющегося кошмара не накрывала его и обезьянку.
Ромка понимал, что надо всегда держать своё слова. Раз прадедушка пообещал родителям, значит, он не имеет права требовать от него никакой уступки. Пришлось смириться. И налечь на пирожки с картошкой. Хоть какое-то утешение.
В комнату заглянул бельчонок. Он спрыгнул на подоконник с ближайшего дерева.
- Вновь выпрашивать лакомство пришёл, - весело обратился к нему дед Юрий. - Что, никак бережливая твоя мамка? На учёт поставила запас орешков, чтобы хватило до следующего урожая. Или, быть может, посчитала, что от излишка орешков кошмары часто тебе сниться стали.
Ромка рассмеялся.
Бельчонок посмотрел на него недоумённо, мол, не вижу причину для веселья, и вновь сосредоточил своё внимание на деде Юрии.
- А почему он нас совсем не боится? - спросил Ромка у прадедушки.
- Знает, что мы не обидим его. Зверёк свободный любой наш злой порыв способен почувствовать, ровно, как и исходящее от нас добро. И довериться, если нет зла видимого, без сомнений, от человека в отличие. Человеку присуща большая осторожность. Разум подсказывает ему скрытые намерения выискивать всегда. Может и правильно то, но взаимности в общении лишает, искренности, истинно то.
Ромка подошёл к окну. Бельчонок в этот раз посмотрел на него с немалым интересом, явно ожидая дальнейших действий.
Ромка протянул к нему руку. Взъерошенный гость воспринял данный жест, как приглашение вскочить на неё. И не долго думая, сделал это. После чего стал деловито теребить рукав рубашки.
- Нашёл себе нового друга, - ласково сказал дед Юрий. - Даже без корысти получить орешки.
- Дедушка, а разве можно владеть друзьями? - неожиданно спросил Ромка.
- Права такого нет ни у кого. Кто же задумает такое, потеряет их, - ответил дед Юрий.
- А люди держат в плену дельфинов, - гневно произнёс Ромка.
- Устали от взаимного недоверия люди. Вроде в гости пригласили к себе вольное создание, умением дружить его очарованные. Но тут же худшие рода нашего представители захлопнули клетку, собственниками чуда стать захотели. Диковинкой верность дельфинов назвали, на потеху ленивым искателям дружбы искренней выставили. Тем, кто не готов сам отправиться в места свободного обитания весёлых творений божьих, где игра их не омрачена пленения путами.
Дед Юрий достал из буфета небольшой мешочек с орешками, зачерпнул их горсть и выложил на стол. Бельчонок радостно цокал, наблюдая за этими его действиями. Но не устремился сразу к желанному яству, выжидая приглашения.
Когда же оно последовало, бельчонок неожиданно решил продемонстрировать свою ловкость, а заодно, отблагодарить людей за лакомство.
Он вознамерился запрыгнуть на стол. Учитывая, что расстояние между тем и Ромкой было приличным, предстояло с руки перебраться куда-нибудь повыше. То есть, не голову.
Походя, неосторожный бельчонок своими коготками чуть поцарапал Ромкину щёку.
Опыт у пушистого прыгуна явно был не очень большой. Не рассчитав длину прыжка, он умудрился влететь в самую кучу орешков. Часть из них разлетелась в стороны, на остальных бельчонок распластался, в самый большой ткнувшись носом.
Внимательно посмотрел на деда Юрия, с особым подозрением на Ромку, громко цокнул. Вовсе не требовалось знать язык белок, чтобы понять, что это означает просьбу - не рассказывайте никому, а то меня засмеют. Некоторое смущение не помешало ему спустя небольшой промежуток времени приступить к операции "Неотвратимый щёлк".
Пока зверёк со знанием дела вскрывал скорлупу ореха и выковыривал начинку, Ромка начал аккуратно подводить прадедушку к мысли, что ввиду некоторых неотложных дел вскоре будет вынужден на время покинуть его.
Как он и ожидал, дед Юрий легко разрешил ему сбегать к мосту. Но поставил одно условие: Ромка должен был сначала прибить полку на кухне.
В свои восемь лет Ромка не имел никакого опыта в подобных делах, по причине отсутствия веры у родителей в то, что из десяти его ударов молотком, по шляпке гвоздя попадут именно все десять, а не девять с рёвом. Но не признаваться же в этом прадедушке. Тем более что, какую-никакую сноровку он сегодня уже наработал, доску, пусть и не с первого раза, разнёс топором. Так там и расстояние было несколько метров. А молоток от гвоздя, даже при желании посильнее вдарить по плоскому месту, далеко не отведёшь. Да он из миллиона раз попадёт весь миллион.
- Где инструмент? - решительно спросил Ромка.
- Там же, на кухне, - ответил дед Юрий.
Полка стояла на полу, терпеливо дожидаясь своей участи.
Дед Юрий поднял её одной рукой и приставил к стене, на высоте примерно полутора метров. Ромка восхитился силой его рук. Ведь сделанная из прочного дуба двухъярусная полка явно весила килограммов десять.
Не без труда подтащив табуретку, Ромка водрузил на неё небольшой ящичек с гвоздями, а после забрался сам.
Со стороны процесс забивания оных всегда казался ему не очень трудным и утомительным. Раз, два, три - и гвоздь, конечно, если каким-то образом всё же не ухищрялся ранее погнуться, вгонялся точно по месту. Но то чудо молоток творил в умелых руках взрослых.
Первые удары по шляпке Ромка наносил осторожно, явно опасаясь промахнуться. Войдя в раж, бил сильнее, но, как результат, гвоздь, до того вколоченный едва ли на четверть, остальной своей частью спешно склонился в реверансе к лакированной поверхности полки. Когда же и второй на определённом этапе проделал то же самое, Ромка чуть не разревелся от злости.
Пальцы начинали ныть. При замахе локоть ходил ходуном от напряжения. По лицу струился пот.
- На третий раз обязательно получится, - с яростью выговорил Ромка, нагибаясь за очередным гвоздём.
Дед Юрий с улыбкой наблюдал за ним, продолжая, без особых на то усилий, придерживать полку.
"Он ведь специально оставил для меня эту работу, хочет проверить, - догадался Ромка. - Если я не сдамся, то докажу ему, что уже достаточно большой".
Хотя третий гвоздь уже на втором ударе изобразил лёгкий поклон, Ромке удалось вбить его. Дальше дело пошло легче. Лишь один, ржавый и, видать, оттого упрямый, гвоздь не согласился стоять прямо под градом ударов.
- Так во сколько вы договаривались встретиться у моста? - спросил дед Юрий, когда работа была закончена.
- В два часа, - ответил Ромка, дуя на свою разгорячённую грудь.
- Тогда поспеши, аккурат успеешь.
Вылетая из дома, Ромка успел заметить бельчонка, который, сидя на подоконнике, озорно поглядывал на него.
"Нашёл себе нового друга. Даже без корысти получить орешки", - Ромке вспомнились слова прадедушки.
- Ты лучший из друзей человека, обитающих на деревьях, - на бегу сообщил пушистому прыгуну Ромка. Хотя тот и сам явно об этом догадывался.
ГЛАВА 3
Ещё по дороге к набережной Ромка встретил одного из своих одноклассников. Мишка тоже направлялся на встречу. Рыжеволосый троечник, не очень надёжный товарищ, но при этом весьма неплохой вратарь. По крайней мере, в их классе лучшего не нашлось.
В отличие от Ромки, Мишка знал, по какому поводу назначена сходка. И, конечно, поспешил поделиться информацией.
Да, повод был действительно серьёзный. В их школу, что особенно потрясающе - именно в их класс перешёл самый странный, самый загадочный ученик из всех возможных - Кирилл Инский.
Многие в городе откровенно побаивались этого мальчика, особенно отчего-то взрослые. Кирилл заговорил лишь в пять лет, но при этом сразу умел чётко выражать свои мысли, никогда не плакал и не смеялся, а главное - от его тела исходило заметное жёлтое свечение. И ещё - он писал стихи, жуткие и холодные, как дыхание призрака.
Ромка никогда не общался с Кириллом, хотя часто встречал его на соседней улице, когда шёл в магазин. Дело тут не только в строгом запрете родителей, Кирилл казался ему настолько другим, незнакомым, что было неясно, о чём можно с ним поговорить. И вот, возможно, уже завтра этот загадочный ученик войдёт в их класс.
Когда Ромка и Мишка подошли к оговорённому месту на берегу возле опор моста, там уже собрались все, кому удалось выбраться в праздничный день из-под опеки родителей. Везунчиков оказалось лишь шестеро. В том числе и Сергей Мазаров, который каким-то образом первым узнал сенсационную новость.
По сути дела, единственным вопросом на повестке дня являлся - стоит ли навязываться в друзья к новенькому, и по нему ожидался серьёзный спор, со слабой надеждой выработать единое мнение. Ведь, конечно же, как и Ромке, остальным тоже раньше неоднократно поступало указание от старших избегать контактов с Кириллом. Но теперь, когда странный мальчик будет учиться в их классе, предоставлялась возможность на законных основаниях сблизиться с ним. Как-никак, он уже не чужак, случайно встреченный на улице, а вполне свой, кто-то даже будет сидеть с ним за одной партой. От него исходит жёлтое свечение - любопытно, но не страшно. Почему бы и нет. Жуткие стихи - так они для взрослых жуткие, а для собравшихся здесь ребят больше непонятные.
- У бездны встали псы Алькавы и изрыгнули вниз сребрёный пепел своих душ, - Сергей процитировал запомнившиеся ему строчки из стихотворения Кирилла Инского, напечатанного в местном журнале. - Пацаны, что значит сребрёный?
- Серебряный, конечно, - Ромку поразила такая недогадливость.
Ромка захотел понять смысл этих строк, впервые прочитанных ещё год назад. Они звучали ярко, и оттого тогда сразу запомнились ему. Пока остальные занялись обсуждением главного вопроса, он отошёл в сторону и, сев на бетонный бордюр, задумался.
"Бездна - это что-то глубокое, вроде пропасти, псы остановились у неё, - рассуждал Ромка. - Алькава - скорее всего, город, откуда они бежали, серебряный пепел душ..."
И тут Ромка понял:
"Пепел - это то, что остаётся после пожара. Псы изрыгнули вниз серебреный пепел своей сгоревшей души"
Он бы точно не сумел сочинить такое.
Смысл действительно был страшным. А ведь за первыми строчками шли ещё, Ромка их уже подзабыл.
Ребята всё ещё продолжали спорить, но было очевидно, что даже те, кто побаивался гнева родителей, на самом деле вовсе не отказались бы иметь таинственного мальчика Кирилла в числе своих друзей. Поэтому их оппонентам оставалось только дождаться момента, когда любопытство переборет страх перед наказанием за проступок. Самым активным из сторонников дружбы с Кириллом был лучший друг Ромки, светловолосый, как и он сам, Максим Тоцкий.
Раздался всплеск, и неподалёку от берега в воде что-то блеснуло. Ромка присмотрелся. Солнце хорошо освещало это место. И его лучи явно отражались от небольшого стеклянного предмета, лежавшего на дне. Наверное, кто-то выкинул его с моста.
Если не считать нескольких неприятных минут, следовавших за пробуждением после ночного кошмара, наяву Ромка ничуть не боялся воды или солнца. К тому же здесь было мелко. А предмет мог оказаться и занимательным. Решив так, Ромка снял ботинки и носки, засучил штанины, и вошёл в воду.
Апрельская водичка оказалась даже холоднее, чем он ожидал. Несмотря на то, что Ромка вошёл в неё лишь по колено, мелкая дрожь прошлась по всему его телу. Ладони стали ледяными. Он опустил руку в воду и взял со дна предмет. Им оказалась стеклянная фигурка дельфина.
С моста послышался возглас:
- Мальчик.
Ромка посмотрел туда, и увидел мужчину средних лет, который махал ему рукой. Одет он был очень оригинально: в чёрный спортивный костюм и такого же цвета брюки, на голове чёрный с зелёными звёздочками цилиндр. В руке мужчина держал тросточку.
Ромка решил, что мужчина случайно уронил фигурку, и теперь просит вернуть её.
Жалко было так быстро расставаться с находкой, но если вещь чужая, а хозяин некстати обнаружился, именно так и предстояло поступить. Того требовали общепринятые правила для хороших детей, писанные с акцентом на примерное поведение, честность и всё такое. И ещё: на том настаивал бог. Хотя уж он-то сам вряд ли когда-либо что-то терял.
Выйдя из воды, Ромка неспешно натянул на чуть синие от холода ноги носки, надел и зашнуровал ботинки. Так же медленно поднялся по лестнице на мост. Но, увы, некоторая надежда на то, что мужчина не дождётся и уйдёт, не оправдалась.
- Вот возьмите, - Ромка с сожалением протянул ему стеклянную фигурку.
- Она теперь твоя, - улыбнулся мужчина. - Что упало, то пропало - слышал поговорку. Тем более что тебе эта вещь ох как пригодится вскоре.
- Для чего? - заинтересовался Ромка.
- Время пришло. Твое первое испытание состоится в ближайшие дни. Многое понять и исправить предстоит тебе. В понимании поможет тебе самка с оранжевыми глазами. Сожми её стеклянную копию в своей маленькой руке, это поможет общаться с ней. Завтра уникальную пленницу привезут в ваш город. Ты встретишь её в дельфинарии наяву, а не во сне. И получишь ответы на пока не заданные тобой вопросы.
- А откуда вы знаете про мой сегодняшний сон? - удивился Ромка.
- Он не мог не состояться. Ведь вы спешите навстречу друг другу, преодолевая все невзгоды. Но ваша встреча возможна только здесь и сейчас. Я постараюсь помочь вам не разминуться.
- И что мне нужно узнать у дельфина. Если, конечно, как-то можно будет поговорить с ним, - Ромка не воспринял всерьёз слова мужчины о возможностях стеклянной фигурки.
- Самка сама расскажет всё: о себе, о вольных водах, о своей потере и об утраченном покое.
Мужчина достал из кармана иллюстрированный журнал и протянул Ромке.
- Возьми, Минка, - неожиданно со смехом произнёс мужчина. - Здесь написано о завтрашнем представлении в дельфинарии, покажи журнал родителям, уговори их пойти.
- Как вы назвали меня? - удивлённо спросил Ромка.
Но мужчина не ответил. Со смехом и странными гримасами он зашагал вдаль по мосту, бесконечно повторяя:
- Невзгоды - годы, годы, годы.
Тросточку мужчина держал над собой, как зонтик. Подкинул, поймал, и опустил на бетонный асфальт. Зашагал быстрее. Движения его были - плавные, и тут же, на взрыве, резкие и агрессивные.
Как только Ромка спустился по лестнице к берегу, ребята накинулись на него с вопросами. Их интересовало, о чём он разговаривал со странно одетым незнакомцем.
Если бы Ромка знал, что им ответить.
Ему повезло - когда он открыл журнал на той странице, где мужчина оставил закладку и поведал одноклассникам о новом представлении в дельфинарии, те сразу переключились на обсуждение столь любопытного события.
Все хотели попасть на него.
Сергей и Максим рассчитывали пойти в дельфинарий без родителей. Ромка об этом даже не заикался, понимая, что у него-то шансов выпросить у папы с мамой разрешение на подобную вольность меньше, чем у любого из собравшихся здесь.
Вскоре они вернулись к главной обсуждавшейся теме. Но к единому решению так и не пришли, было объявлено, что пусть каждый поступает по-своему. Кто не побоится дружить с Кириллом - пусть дружит. Конечно, если сам Кирилл согласится.
Когда говорить стало особенно не о чем, Ромка попрощался со всеми и поспешил к дому деда Юрия. Кто знает, может, визиты к родственникам уже закончены, и родители вот-вот вернутся за ним. Тут уж очевидно - лучше придти намного раньше родителей, чем чуточку позже. Особенно если учесть, что в дальнейшем предстояло усердно надоедать им, с целью уговорить сводить его завтра на представление в дельфинарий. Хоть кого-то из них, кто более-менее свободен.
Сегодняшний день ещё не закончился, а событий было уже предостаточно. Незнакомец сказал, что скоро ему предстоит первое испытание. Как же Ромка хотел узнать - какое? Минка - реальность и сон соприкоснулись. Кто же не успел на помощь к нему тогда... к нему и обезьянке?