Главная идея рассказа позаимствована из "Бойцовского клуба", спасибо Девиду Финчеру. Возможно, этот фильм - наполовину плагиат с того фильма, но все новое - хорошо забытое старое и "ничто не ново под луной", как говорили древние. Сопутствующие события взяты из современной жизни в России, 2005-2006 года.
ЧЕРНОЕ И БЕЛОЕ.
Ты должен жизнь свою переиначить! П.Зюскинд
...Саше около 10 лет, он в подъезде панельной девятиэтажки бежит по заплеванной бетонной лестнице вверх - прочь от чего-то большого, злого, неведомого - снизу слышен грохот сотен ног и свирепое рычанье мужских глоток, изредка разделяемое женскими возгласами. Ноги словно ватные и хотя усталости нет, но воздух тягучий, сопротивление движению, словно под водой - густая жижа, не дает бежать. Вокруг мелькают изрисованные стены с вонючими мусоропроводами. Грохот снизу все ближе. Наконец последний этаж - тупик. Выход только один, это раскрытое окно на улицу, вид из которого заставляет инстинктивно съежиться. В этот момент беспомощность маленького мальчика достигает апогея, он может только изо всех сил закрыть глаза.....
Картинка исчезает. После непонятной сумятицы в сон молодого человека входит другая картинка, более спокойная, где он видит сам себя со стороны. Ему уже не 10, а где-то около 45, у него за спиной нелегкая, полная разных испытаний жизнь. Сжатые скулы с играющими под ними желваками, периодично сжимающиеся зубы и костяшки пальцев, напряженно-сутулая осанка. Он стоит на крыше той же девятиэтажки с надменным выражением лица, руки засунуты в карманы камуфляжной куртки, взгляд устремлен вдаль, в город. Что-то в этих глазах не так - они одновременно и смеются и полны ненависти. А внизу открывается потрясающая по своей редкости и необычности картина, радующая глаз стоящего на крыше человека: люди в панике бегают по улицам в разные стороны, сталкиваясь друг с другом, падая, вставая, и снова бегущие кто куда. Машины стоят в многоквартальных пробках, яростно сигналя, и пытаясь обогнать друг друга. Некоторые из них не выдерживали и срывались с места, обходя пробку по тротуару - при этом прохожие разбегались в разные стороны, а те, кто не успел, оставались лежать раздавленные на асфальте. В городе стоял хаос. А все потому, что полчаса назад по всем каналам радио и по телевизору объявили, что траектория полета огромного метеорита не отклонилась от траектории Земли, на что надеялось все население этой гнусной планеты, которую человек с крыши представлял в образе большого гниющего яблока, переполненного жирными червями...Наконец-то эти черви разбегаются в разные стороны, а яблоко вот-вот развалится на кусочки. Это напоминало ему картинку из далекого детства, когда он, будучи маленьким мальчиком, варил заживо вредных, как ему объяснили, колорадских жуков. Тогда, при закипании воды, эти обычно медлительные насекомые начинали дергать лапками с невероятной невиданной скоростью... прежде чем не замереть в желтой вонючей от собственного дерьма воде навсегда. Да, удачное сравнение - все в точности как тогда, только масштабы побольше. Гораздо больше. "Да я уже совсем большой мальчик",- пронеслась в его воспаленной невыспавшейся голове игривая мысль, и он усмехнулся широкой бессмысленной улыбкой психа.
Саша проснулся и судорожно дернувшись, распахнул глаза.
Вокруг все та же большая пустая пропахшая нафталином комната, все тот же широкий диван, явно великоватый для одного человека. И ему, конечно, не 10, а давно уже 21, самец в расцвете сил, на котором "пахать надо", как однажды выразился его отец. За окном слышится тихий гул далекого поезда и крики загулявшейся молодежи около круглосуточного магазина с кафе - обычные ночные звуки в мае, время 4.35 по настенным часам. Тело слегка взмокло от пота, и пробивает легкая частая дрожь. Все как всегда и снова тот же сон...
Остается постараться уснуть до семи, когда подъем. Он тревожно вслушивается в ночные звуки, в смех молодых людей за окном. Нет, это не ТЕ, из сна, все в порядке..
Пока брился, глядя в зеркало на легкие мешки под глазами от хронического недосыпа, он думал о ТЕХ. Кто же они, кого должна ассоциировать эта толпа? И кто он, маленький пацаненок, силящийся убежать от толпы, непонятно. Ну да ладно, человек ко всему может привыкнуть, и к ночному кошмару тоже. Человек - живучая скотина. Скоро рассвет, и пора идти на свою кафедру в институт.
-- Ну что, Санек, много телок отодрал на выходных? - таким вопросом Сашу неизменно встречал каждый понедельник Павел, местный "крутой" и дамский любимчик, хотя Саша не видел в этом человеке ничего круто выдающегося, кроме разве что неизменной наглости и взвившегося до небес самомнения. Этими двумя качествами он и пленял малолеток 16-17 лет на дискотеках, в парках, подъездах и в других местах "внеинститутного провождения времени", как бы это назвал наш социолог Мартьянов. Помнится, этот старичок был немало обеспокоен падением нравов и стиранием всякой идеологической направленности в развитии молодежи. Он говорил: "Конечно, коммунистическая идеология - утопия, но лучше хоть какая-то идеология, чем вообще никакой, так как лучше плохая власть, чем бардак и безвластие". Тогда, на втором курсе, Саше было смешно слушать такие речи - казалось, время все само поставит на места. Но с каждым годом смеяться хочется все меньше. Да, не видел ничего смешного в том, что в любом общественном месте ночью к вам могут подойти такие вот молодчики и доказать своим малолетним спутницам, что они "настоящие сильные мужчины" на вашем примере. Да, такие любят драться...особенно когда их двое-трое, а вы один. Эти зарвавшиеся ублюдки также как и все чувствовали слабость своей страны - теперь нет веры ни в какое "счастливое будущее", теперь каждый сам за себя, наступила эпоха справедливой конкуренции. Только вот львиная доля людей слишком привыкла к халяве и нисколько это не скрывают,- напротив, теперь это "круто". Кумирами стали те, кто еще вчера были бандитами и изгоями, недаром билеты на "Бумер" раскупили моментально. "Кто был крысой, стал тигром и львом", - так пели арийцы и были правы.
Пашка был высокий тип с длинными загорелыми волосатыми руками, у которых была привычка мелькать перед вашим лицом, особенно когда он хотел продемонстрировать очередной "приёмчик". Он пристально смотрел на вас своими узко посаженными маленькими глазками и искал повода для очередной сверх остроумной насмешки. Когда поток остроумия иссякал так и ни за что не зацепившись, он начинал полунамеками рассказывать о том, кого он и банда подобных ему мучимых скукой недоумков в это воскресенье отпинали, отодрали и "поставил на бабки". Саша подозревал, что значительная часть этого повествования притянута за уши, но все вокруг слушали с замиранием сердца... Пашка чувствовал себя героем - глаза блестели, на разрумяненном от удовольствия всеобщего признания играла полуулыбка - полуухмылка - мол, и не такое видали-ну-что-вы-так-удивляетесь. Но что самое смешное, в те редкие дни, когда он приходил с фингалом под глазом или с вспухшей губой, у него был такой угрюмый и обиженный на весь мир вид, что благоразумнее было не задавать никаких вопросов. "Люби кататься, люби и саночки возить" - это было ему неведомо.
Вскоре прозвенел звонок на лекцию по технологии, которую вел Волокин.
Волокин был мужичком с первого взгляда небольшим и тщедушным, но первичное впечатление бывает обманчивым. Так было и в этот раз. За густыми бровями скрывались широкие голубые холодные, редко мигающие глаза, а в быстрой походке угадывалась рассчитанная сила. Он был тверд, суров, но всегда справедлив. Практически все его ненавидели как тяжелую и нудную, но неизбежную работу, один из проучившихся у него студентов как-то очень коротко и точно описал то, что нам предстояло в этом году: "Готовьте вазелин, ребята. И побольше." - и в словах этих не было ни капли смеха. На вводной лекции он рассказывал про свои многочисленные патенты, усовершенствования в действующих на заводах прессовальных и прочих машинах, и прочие подвиги перед родиной. Однако, судя по всему, родина его оценила не по достоинству.
-- В августе девяносто второго, когда уже была заготовлена партия усовершенствованных прессов и штоков с увеличенным почти вдвое ресурсом, все остановилось. На нашем ведущем оружейном заводе директору с его зарплатой в миллион и двести тысяч было уже наплевать - работает завод или нет. Даже если бы его вообще развалили, он бы распродал всю недвижимость по кусочкам и мог бы безбедно поживать еще лет двести! "после нас - хоть потоп" - вот наш менталитет. Всем на все наплевать! В минуту нашей слабости власть была наставлена американскими евреями - взять хоть Немцова с его заявлением, что России вполне хватит населения в 50 миллионов - его за одно это надо было расстрелять и такие вот люди - враги российскому народу - заполонили страну. Да мы вообще держимся на одной нефти и газе - "энергетической промышленности", а кто же будет восстанавливать наше машиностроение, нашу страну, нашу нацию?
Тут кто-то из сидящих сзади (Саша узнал по голосу Пашу) не удержался и послышался смешок - за ним еще один. Взгляд Волокина из вопрошающе-стремительного медленно возвратился к своему обычному холодно-прищуренному состоянию.
-- Я вижу, вы еще слишком глупы для этого. Вернемся к нашим баранам, - он устало посмотрел на доску.
Как обычно возвращаясь ночью домой от своей девушки, Саша столкнулся в дверях вонючего темного подъезда с худощавым короткостриженым парнишкой с сигаретой в губах. На вид ему было лет двадцать, одет он был довольно просто, в походке чувствовалась медлительная уверенность. В полутьме они не смогли вовремя разминуться, и Санек со всего размаха угодил ему по лодыжке каблуком. Выражение лица худощавого не изменилось, и у Санька было ощущение, что он угодил ногой о камень.
-- Ой, прости...не видно ни хрена.
-- Да ничего, мне не больно. Теперь она уже не болит...- выражение лица стало какое-то задумчивой и отдаленное. - ТЕПЕРЬ боли уже нет. Закурить не будет?
Так Санек познакомился с Колей - ветераном второй чеченской войны. Они разговорились. Оказалось, что вместо ноги у него протез - почти не заметный при ходьбе, если конечно не увеличивать скорости выше прогулочной, только легкое прихрамывание. Протез, за который он отдал большую часть заработанных кровью и потом денег за полтора года лазания в горных массивах где-то на границе между Чечней и Дагестаном. Он пошел туда добровольцем-волонтером сразу после первого курса. Да, читатель, вот просто взял и пошел в военкомат сразу после летней сессии - с плотно сжатыми губами и твердым взглядом напросился прямо в спецназ разведки, устраивающего засады против превосходящих по численности караванов боевиков и самого попадающего в засаду. В разведку, состоящую сплошь из кмс-ников рукопашного боя и прочих силовых видов спорта (ибо простые неподготовленные ребята там просто не выдержат физически), и смертность в ней составляла в среднем 30%, одна треть. Из остальных 70% большая часть возвращалась домой с ранениями, в общем, что-то вроде штрафбата, только шли туда не уголовники, как в Отечественную войну, а по большей части добровольцы из контрактников. И вот, в конце концов, наступил на мину-самоделку...
-- Я не жалею ни о чем.- струя дыма в потолок, все тот же задумчивый спокойный взгляд, легкая полуулыбка. - Это была настоящая жизнь - или ты или тебя, а не эта сонная скукотища на гражданке.
-- Тебе было скучно на гражданке? Как Печорину у Лермонтова?
-- Ну не совсем...просто хотелось почувствовать себя человеком, от которого хоть что-то зависит, который сам прокладывает себе дорогу сквозь ЛЮБЫЕ трудности. Нет, я не был одним из тех не особо одаренных рассудком парней, что прибегали в военкоматы и орали: "хочу в Чечню мочить хачей!". Теперь, вспоминая ту преисподнюю в бесконечных походах в горах, и даже потеряв ногу, думаю, что это была настоящая жизнь и бесценный боевой опыт. Чем-то напоминает романы Ремарка, только я не пацифист как он. Особенно близка мне одна его вещь о жизни после войны.. как ее.. кажется, "Возвращение" называется.
-- Да ты, я вижу, не чувствовал себя на своем месте до поездки? Что тебя побудило тогда, летом, когда все после всех экзаменов в конце июня в жару все студенты разбежались по пляжам и паркам, уйти на войну?
Тут Коля как-то болезненно усмехнулся и взгляд его из спокойно-холодного враз стал прищуренным, сосредоточенным и злым.
-- Я не отношу себя ко ВСЕМ. Большая часть тех ребят, с кем я учился, делилась на две категории - либо "крутые", либо маменькины сыночки, смотрящие на тех, "крутых", с завистью и раболепием в глазах. Была, конечно, тоненькая прослойка нормальных по моим понятиям парней, которые не старались изо всех сил никому понравиться как первые и не были полными размазнями как вторые. Я терпеть не мог всех "крутых" - этих выскочек-выпендрежников, которые любили понтоваться и корчить из себя этаких выдающихся пахарей-трахарей. Вся их крутизна заключается в том, что они могут ловко вешать лапшу на уши малолеткам, жаждущих приключений на свою малолетнюю задницу. А также в умении после ночной дискотеки пристать к пьяной уступающей по численности компании других мудаков и, избив их, отнять мобильные телефоны и деньги.
-- Да, пожалуй, я знаю кое кого из этой категории..
-- Еще бы не знал! Их теперь полно, их образ жизни теперь чуть ли не в моде! Сейчас, в постсовтское время, когда система моральных понятий СССР не состоялась, а новая, капиталистическая просто не успела сформироваться, царит брожение и беспредел во всем - в умах людей, в их мировоззрениях и поступках, особенно у незакаленных, молодых. Они просто не знают, что хорошо, а что плохо, некому подсказать им истинный путь. - он в задумчивости потер подбородок, - да и кто им что расскажет? То обилие третьесортного американского разврата и насилия, смердящего по всем каналам телека, который они смотрят? Вечно усталые папы и мамы, которые будучи госслужащими еле-еле сводят концы с концами и все больше понимают, что "не наЉ$%шь - не проживешь"?
Это похоже на такую ситуацию - вот представь себе, идет большая организованная стая приматов-шимпанзе во главе с сильным лидером (это мы при СССР), а на другой стороне в противовес идет примерно такая же почти и вот случилась беда- убит главарь, надвигается катастрофа, всем страшно, гроза бушует... и что ты думаешь, все будут идти дальше с той же преданностью, что и раньше, преодолевая стихию? Нет и еще раз нет! Кто разбежался как крысы с корабля в другие стаи, кто в панике сунули голову в песок как струсившие страусы, ожидая пощады. Очень мало кто продолжил идти в своей стае. А все потому, что мало кто изначально имеет способность быть преданным одной идее, одному флагу, одной стране. Человеку свойственно ошибаться... о нет, ему куда больше свойственно продаваться, поддаваться трусости и слабости! Именно поэтому я ушел тогда в армию, осенью 2001 года, сразу после первого курса - потому что мне осточертело смотреть на самодовольные наглые рожи с одной стороны и на затравленные и запуганные с другой. Я хотел примкнуть к чем-то самостоятельному, к сильным людям, к своей стае. Я просто хотел уйти!
-- и что было дальше?
-- дальше после пол года в учебке меня направили туда, куда я и хотел с самого начала - в подразделения Главного разведывательного управления (ГРУ) на границу между Чечней и Дагестаном. Там меня дрючили на впередиидущего сапера, в обязанности которого входит прощупывание почвы в опасных местах - около деревьев, камней и прочих ориентиров, которые духи наносят на карты минных полей. Каких только самоделок я не видел...и на одну все-таки наступил,- он кинул взгляд вниз, на ногу, - теперь с девчонкой не потанцуешь,- взгляд стал грустный и какой-то слегка насмешливый, - оттанцевал свое.
-- а я вот как раз от девушки своей возвращаюсь.
-- что за девушка? - Коля слегка нахмурил брови и перевел взгляд на Санька.
-- Таня, моя Дева... - он сладко заулыбался, будто вспомнил что-то очень приятное. И он выложил все как на духу.
Санек всегда жил без девушки - начиная где-то с десяти-двенадцати лет, когда он достиг полной половозрелости, и его сверстники уже начали проявлять интерес к девчонкам, дергая их за косички, и кончая двадцатью, когда он встретил Таню. Все свое отрочество и юность он был "тихим" парнем, незаметной и мало кому понятной личностью. Да, никто не мог понять - почему этот парень, очень красивый и смышленый никогда не давал девушкам приблизиться к себе ближе определенной черты. Он мог с ними долго общаться, если этого требовала обстановка, но никогда не покидающая его напряженность не давала приблизиться к собеседнице, разорвать шаблон парой неожиданных фраз, сказать после этого в ее секундный транс пару ненавящивых но метких комплементов, внушив ей симпатию и подсознательный позыв на близость...нет, так он никогда не наступал. Он не был гомосексуалистом - очень с немногими из ребят он дружил и откровенничал, настоящих друзей было один-два. В силу замкнутости характера(еще бы, он же Козерог) он предпочитал оборону как тактику по жизни- тщательно окопаться, приготовиться к наихудшим вариантам нападения противника, все их просчитать и быть готовым ко всему, чтобы защитить свою территорию. И уж если все же требовалась нападать - будь то сделать работу или заводить связи - он предпочитал длительную изнуряющую осаду и если уж шел в открытое нападение, то значит сил более чем достаточно для победы.
Не удивительно, что при таком подходе к жизни, при такой инертности и "тормознутости", как пренебрежительно называли его характер сверстники, и нежелании рисковать, у него было крайне мало шансов зацепить быструю и неуравновешанную только-только созревающую телку (а в этом возрасте у них у всех шило в заднице от гормонов). Статистика говорит об удачной судьбе Козерогов в зрелом, пожилом возрасте - они поздно расцветающие цветки, бьющие поздно, медленно, но верно, но зато бьющие наверняка. В молодости же они - всего лишь зеленые растущие бутоны. В это время казалось, что онанизм - его грустная судьба, что было вдвойне обидно при виде его гораздо менее умных и проницательных однокашников, демонстративно лижущихся на переменах с размалеванными вечно тупо хихикающими девками. Все они часто и искренне смеялись - смеялись от удовольствия тепла близости упругих женских тел, от аромата легких духов, смешанного с жарким манящим потом, от закипающих гормонов и предвкушения от не сегодня -завтрашнего траханья с этими самыми телами...а после буквально через несколько дней снова меняя партнершу. Понятие "моногамии" - близости с единственной партнершей, которой ты предан телом и душой, им было не понять - им это было не нужно. Точно как обезьяны, трахающиеся в одной куче без разбора... Всех этих самодовольных выскочек Саша презирал до глубины души, он чувствовал себя правым в своих принципах терпимости и осторожности, но никакого терпения не хватало, когда они насмехались над ним, одиноким изгоем, все они, даже девчонки хихикали и улюлюкали ему вслед - ведь он был не таким как он, а не таких в любом стаде - будь то стадо шимпанзе, людей или кучка свиней - не понимают и не хотят понять - гораздо проще по привычке ржать и стараться уничтожить, растоптать. Естественно, это первейший инстинкт любой тупорылой скотины, идущей на поводу своих рефлексов - сожрать и захапать все, что можно, а что нельзя - уничтожить. Однако Саня от души отрывался во время приближения сессий - тут уж даже самая тупорылая скотина соображала, что только у Сани можно безвозмездно списать и спросить все фишки в лабухах и типовиках, до которых они не доперли сами. Нет, он не брал с них денег и не жмотничал, как другие немногочисленные другие "ботаники". Всеобщее признание - пусть и вынужденное, неискреннее, вполне его устраивало. Все равно что разъяренный В эти минуты, когда ему вынуждены были лицемерить и что-то клянчить, он упивался своей властью над ними. Он понимал, что власть - единственная вещь, которая может доставить ему истинное наслаждение, и что время теперь играет на него. Да, их члены и хлюпающие киски все ближе приближались к импотенции и климаксу - их рано распустившиеся цветки потихоньку вянут. Его же черный до сих пор неведомый цветок все ближе к часу своего распускания - все чаще бывают такие моменты, когда у него что-то клянчат - будь то скопленные деньги или добытая терпеливым анализом учебная информация. И все чаще уже он насмехался над ними - "мы еще посмотрим, кто посмеется последним, одноклеточные. Я вас всех поимею, всех...по очереди", - втайне думал он, до крови выжимая на костяшках рук следы от гречки при отжиманиях. Это было предельное ощущение своей правоты.
И вот, в двадцать лет он встречает Таню - лучик света в этом темном сраном царстве. У Саши было прекрасное воображение, но он и представить себе не мог, до какой степени они были похожи - своей практичностью, ясностью видения любой ситуации, проницательностью, дальновидностью, и главное - неприязнью к большинству типов окружающих людей - "животные лучше людей",-"они честнее", говорила она, глядя на грациозную кошку или легко летящую птицу. У нее не было этой б@#%ской бабей привычки лицемерить и подстраиваться под тех мужчин и женщин вокруг, от которых она зависела - она никогда не скрывала своих мыслей, и эта вызывающая откровенность импонировала Саньку - у самого него даже при желании не хватало смелости называть белое белым, а черное - черным, даже если это резало уши окружающим. Это была девушка с мужским складом ума, и он влюблялся в нее с каждым днем все больше - по мере того, как узнавал ее мир. Это было сладостным открытием.
Еще ему очень нравилось, что она всегда говорила, что ей в нем не нравится. Таких моментов было мало, но они были гарантией того, что в ласке она была предельно искренна. Честолюбие - была их объединяющая редкая черта.
Первые три месяца, проведенные с ней были сущим раем - раем путника в пустыне, наконец отыскавшего оазис- вечера в пустой квартире, где из мебели был только матрас, который он притащил из дома через сугробы на спине сквозь метель и вьюгу ...пустая комната, освещенная свечами комната и открытие двух близких людей друг другу, открытие двух людей, что они вовсе не одиноки и очень похожи...это было восхитительно. "квартира пуста, но мы здесь - здесь мало что есть, но мы есть..." как пел Цой. В это сказочное время он даже почти перестал пребывать в своем извечном напряжении - ожидании удара в спину, непредвиденного обстоятельства.
За все время, пока Санек изливал душу, Коля слушал со скучающим видом, облокотившись о грязную исписанную стену подъезда и оперевшись на здоровую ногу. Кажется, он уже не раз выслушивал нечто подобное.
-- знаешь что, Санек?
-- что? -он словно очнулся
-- слабак ты. Позволил какой-то истеричной девчонке скрутить тебя в три погибели - ты ж без нее и двух дней не протянешь, правильно?
-- чего?!- Санек нахмурился как-то по-детски обиделся, сжав губы.- мы любим друг друга! Что ты вообще знаешь про любовь?!
-- да ты не дуйся, полно. Всех порой одолевает одиночество. Порой мы готовы отдать все, лишь бы почувствовать рядом человека, которому нужны, который будет всегда ждать тебя, который будет клясться тебе в любви... это сродни каждодневной молитве Богу верующих, без которой они не могут уснуть, верно?
-- ну да...
-- ни хрена ты не угадал! на самом деле любовь - это слабость, страх отчаяния непонимания тебя окружающих, и чем больше ты позволяешь этому страху пускать корни в твою душу, тем ты становишься слабее. Ты должен вырвать эти корни, пока ты не превратился в очередного папашку с двумя детьми, развалившегося с пивом у телика. Погоди-ка, насчет Бога, - он уставился влево вверх , думая о своем, - вот тебе система двух уравнений: первое - ты вот презираешь почти ВСЕХ вокруг, второе - эти ВСЕ молятся Богу, получая от Него благословение. Какой отсюда вывод?
-- ммм...я слишком далек от Бога и не могу Его понять?
-- эх, Санек... - Коля с жалостью на него посмотрел сверху вниз, раздражение в его глазах сменилось искорками сострадания, так мы смотрим на котенка с перебитой лапой, жалобно мяукающего в подъезде, - кажется, плюс ко всему тебя одолевает комплекс неполноценности. Неудивительно, что та девушка тебя так ловко скрутила.
Подумай о том, что Бог тебя не любит, он никогда не хотел тебя и по всей вероятности Он тебя ненавидит. Бог - как общественно-социальное явление - это шаблон, некая высшая сила, которой в средневековье пугали неучей, у которых не было ни чести, ни совести. Им говорили: "делай вот так и так на благо своей родины и церкви, иначе попадешь в АД. А если будешь умницей и будешь делать так, как выгодно твоему хозяину, то попадешь в РАЙ". Все боялись ада, как антифашисты концлагеря и жаждали рая, как распальцованные мажоры жаждут переспать с очередной сочной малолеткой. Да, я может и пошлю, но на всякого мудреца довольно простоты - в том числе и на тех мудрецов, что написали Библию, и главная простота в следующем - Бог придуман умными властными людьми, чтобы контролировать слабых и глупых, чтобы сделать из разрозненного стада напуганных людишек одну стройную подкованную по одному стандарту толпу, уверенную в своей правоте и справедливости и орущую: "во имя Бога!.. Аминь!.. Аллах агбар!..За Сталина!.. Хайль Гитлер!" Да, Гитлер и Сталин были в принципе теми же богами, только в меньшем масштабе - та же наивная вера в светлое будущее при Сталине и в процветание своей нации при Гитлере ( рай, надежда на РАЙ!!) и ад, в который они как и церковники своими средневековыми инквизиционными пытками умели засадить грешников (отступников от существующего режима) могли засадить еще при жизни - лесоповалы, концентрационные лагеря, особистские застенки... как показала история, все это лишь массовая разводка людей - ими же руками строился ад для них же и во имя их же хороших намерений...
Загруженный Санек подняв брови о чем-то сосредоточенно думал. В ночной тишине только в засаленное подъездное стекло нудно билась муха. За стеклом, на улице, где-то вдалеке слышались пьяные возгласы парней и довольный визг девок.
-- слушай, а ведь в принципе ты прав.
До этого напряженное лицо Коли распрямилось в приятной улыбке.
-- Я рад, что ты прозрел - хоть и с моей помощью. Сразу видно, что ты толковый объективный парень - большая часть из тех, с кем я вел подобные беседы, называли меня психом, а ты еще хоть пытаешься думать - хороший признак. Хотя, может они, и были правы, - все ОНИ психически здоровые, а мы с тобой психи, это вполне может быть. Знаешь ведь, как говорил Эйнштейн - все в жизни относительно. Если двое из тысячи говорят не как все, то они изгои, а остальные - добропорядочные граждане...даже если эти граждане пишут на своих сотоварищей доносы, после которых их сажают в тюрьму, пытают и расстреливают... и все с причитанием "во имя Бога. во имя человека...во имя нашего братства" и т.д. и т.п.
Еще один важный момент - все в цивилизации основано на дисциплине, а дисциплина - на страхе. Люди боялись быть не такими как все - ведь тогда на них могли донести и...дальше ты знаешь. СТРАХ - основа цивилизации. Люди боятся угрозы со стороны других стран и отдают свободу своей стране во имя защиты и гарантии безопасности...гарантии безопасности рабов.
Итак, переходим на личности. Я хочу проверить мою, так сказать, теорию. - при этом Коля как-то странно натянуто улыбнулся, - Саша, ты ведь был случайным ребенком, верно?
-- как это, "случайным"?
-- ну, тебя не ждали и не жаждали, а просто однажды твоя мама залетела тобою от твоего папы, доставив тем самым немало неприятностей обоим из-за нежелательной беременности, правильно? -он выжидательно взглянул на Санька, вопросительно подняв брови.
Саша начал вспоминать...да, девятнадцать лет и несколько месяцев назад, в Москве, когда его мать, будучи на пятом курсе в каком-то мед-институте не особо обрадовала его амбициозного и умного отца, объявив ему о свеем "положении". Отец хотел одного - остаться в аспирантуре любимого им училища и остаться работать там преподавателем, ощущая себя крутым перцем, "которых мало". В принципе он был классным мужиком, судя по скупым рассказам - трахал первокурсниц, бухал с коллегами и сдавал сложные экзамены в серьезном столичном вузе практически без подготовки, налету. Да, золотая голова, которая не нашла достойного применения в столице, т.к. отцу пришлось из-за него, Санька - нежданного ребенка, по распределению свалить в занюханный провинциальный городок и работать на занюханном заводе рядом с посредственностями за копейки. Мда... прямо иллюстрация к рекламе презервативов - похоже, в 80-е годы и с резинками была проблема... Впрочем, он не был трагическим исключением. Многие из его друзей рассказывали нечто подобное, и, может быть, отчасти, поэтому они и были его друзьями.
-- да, именно так, я - случайный, нежданный ребенок. Кроме того, после смерти моей матери он завел женщину, которая не особо ладит с моей Таней. Эта хитрая ведьма нарывается на мою любимую, провоцируя ее на скандалы, и мой папаша ее прикрывает. Я пытаюсь ее защитить, а он говорит: "бросай свою хамку, найди поспокойнее и попослушнее...после свадьбы на шею залезет" Он считает, что женщина должна быть практически слугой мужчины. А по-моему это подобно мастурбации - когда баба потакает каждому твоему слову и боится только, что ты сменишь ее на такую же послушную дрожащую сучку. Дрожащую от страха, что ее сменят на такую же, но умеющую притворяться радушной хозяйкой чуть лучше. (страх, все тот же СТРАХ!) Вчетвером в одной квартире тесновато...особенно когда там две чужие друг другу женщины. Короче, жесть. И самое поганое - я не могу уйти из дома, пока учусь...на что жить, не на стипендию же?
Коля впервые за вечер с неприкрытым интересом и даже чем-то вроде удовольствия посмотрел на Сашу. Как будто неожиданно для себя обнаружил своего союзника.
-- ну вот. После всего вышесказанного я хочу сказать тебе, Саша... Мы - нежеланные дети Бога, Его враги.
Санек расстегнул рюкзак, достал приготовленную сна вечер бутылку "ярпиво крепкое" и открыл ее ключом. Он оставил ее на вечер, на фильм, но похоже здесь без бутылки было не разобраться. Его незаурядного собеседника с деревяшкой вместо ноги занесло куда-то не туда... а Коля тем временем продолжал.
--Я сделаю условное допущение в пользу верующих, что все же на небе Кто-то есть и этот Кто-то наверно очень хочет поджарить мне задницу за подобное вольнодумие не в Его пользу и кинуть меня не сковородку к Дьяволу.- он насмешливо улыбнулся.
--что за ересь...,- сказал он, с удовольствием сделав первый большой глоток горького крепкого пива, тут же мягкими молоточками ударившего ему в голову.
-- именно, ересь. А ты знаешь, кого в старину звали еретиками? Отклоняющихся от общепринятых канонов веры, от того, что считают аксиомой и неоспоримым, тех, кто ненавидел ВСЕХ, тех, кто были слишком умны, чтобы любить долго женщину и при этом не разочароваться. Мир - не более, чем большое гниющее червивое яблоко, и люди - ОНИ - и есть те самые черви. Еретиками называли тех, кто не боялся называть червей - червями, а мир - всего лишь маленькой шарообразной насыщенной кислородом и водой частичкой дерьма, летающего по орбите вокруг солнца. Еретиков ненавидели за вольнодумие и сжигали на кострах, пытаясь не допустить распространение истинного знания в контролируемое церковью стадо баранов таким образом понравиться своему Богу.
-- мне страшно от твоих мыслей, - Санек округлил глаза. Он уже выпил больше половины и теперь ему было трудно переваривать круговорот мыслей Коли. Классический разрыв шаблона, когда человек входит в легкий транс от чего-то невероятного, услышанного или увиденного им.
Коля пристально посмотрел на побледневшего Санька.
-- Запомни одно - не бойся ничего, знай - в конце концов все равно ты умрешь и от тебя ничего не останется кроме скелета и креста над ним, если конечно твои родственнички удосужатся таки поставить тебе памятник или крест. По сравнению с предстоящей вечностью жизнь твоя мгновение, не стоит дрожать над ней. Только когда ты не боишься потерять все, ты способен на многое!
Санек, опьяненный пивом натощак и речью Коли, стал медленно втыкать в услышанное. Да, когда-то на биологии препод говорил, что мозг человека подобен сложному ЭВМ и после смерти ЭВМ выключается - и только. Рай и ад - действительно разводка для контролирования толпы в средние века. Так зачем же чего-то бояться ему, студенту четвертого курса? Ему стало интересно.
-- на многое? А что именно ты хочешь предложить?
-- прежде чем мы продолжим нашу беседу, я хотел бы попросить тебя об одолжении.
-- конечно. Что именно? - Санек с радостью бы сделал что-нибудь для своего нового друга, каких у него было не много.
-- ударь меня изо всей силы.
--чего?! - его лицо приняло вытянутое вытаращенное выражение, как у торговки на базаре, которой предложили немыслимо низкую цену за ее товар. - что ты сказал?
-- я хочу, чтобы ты ударил меня так сильно, как только можешь.
Надо сказать, что Санек мог. Физически он был неслаб - легко выжимал 65 кг от груди раз десять (это при собственном весе в 66 кг) благодаря неустанным тренировкам в качалке и отжиманиям на гречневой крупе, от чего костяшки его пальцев были вечно воспаленно-красные, словно он только вчера кому-то набил рожу...или побил от злости по стене. Все из-за сублимации по Фрейду - поскольку он только недавно нашел себе постоянную девушку пол года назад, а до этого он практически не вел половой жизни, а значит, его либидо превращалось в невостребованную энергию, которую он лишь отчасти мог слить в виде мастурбации, а остальную приходилось выжимать где-то в качалке. Да, еще он года два назад ходил в секцию по рукопашному бою, но не долго и опыт драки его был не велик - только однажды он по пьяни он подрался, да и то противник был слабее его и Санек легко повалил того и сделал удушающее удержание, после чего тот сдался. Короче, он не припомнил, чтобы ему когда-то пришлось на улице кому-то врезать по роже сжатым кулаком - так, чтобы нос с губами всмятку и возможно с выбитыми зубами. Так далеко никогда не заходило. У него не было еще таких злостных врагов, которых надо было бы бить- всегда удавалось найти разумный компромисс, даже по пьяни.
-- ты хочешь, чтобы я тебе врезал?! Зачем?
-- не думай о причинах и следствиях - зачем, почему - просто доверься мне, и я помогу тебе снять повязку, что надели тебе при воспитании. Эта повязка - твой СТРАХ - страх, на котором держится любая цивилизация, и который не дает тебе быть собой - быть свободным. Ведь ты еще не забыл, что значит быть собой?
Санек вспомнил первые два счастливых месяцев жизни с Таней, пока их любовь еще была совсем нова и свежа.
-- я вижу, ты вспоминаешь свою девушку, - Коля оценивающе поднес пальцы к подбородку.
-- как ты узнал?
-- я не узнал - просто парни в твоем возрасте всегда вспоминают своих девушек в ответ на вопрос "что значит быть собой?". Вот еще одна фишка, без которой ты никогда не станешь до конца свободным - ТЫ - ЭТО НЕ ТВОЯ ДЕВУШКА И НЕ ТВОЯ РАБОТА. Ты - жаждущая крови злобная бактерия, разлагающая этот мир.
-- почему разлагающая?- насчет "злобной" у него вопросов не было. Поводов для злости каждый день хватало с избытком.
-- да потому что мир до появления человечества был сбалансированной биологической системой, в которой количество хищников всегда соответствовало количеству травоядных, и все было в равновесии. Теперь же мы с тобой - представители разрушительного вируса, грызущего Землю и вскоре превратящего ее в ровную черную пустыню. Я даже знаю, как это будет - после третьей мировой войны, естественно, термоядерной.
Итак, -ударь меня, не бойся!
-- но слушай, ты точно %банутый! А если я тебе зубы выбью? Или челюсть сломаю?!
-- ну вот, опять оно.. ты чего-то боишься. Коля презрительно глянул на собеседника, а потом вытянул вперед левую руку внутренней стороной наружу - на ней даже с бледным освещением слабой подъездной лампочки был виден изогнутый шрам с пятью-шестью швами.
--что, от осколка?- Саньку было трудно сдержать инстинктивное неприязненное подергивание - как - будто провели куском металла по стеклу.
--нет, от ножа. Это я предупредил возможный болевой шок от ранения, ранив себя и зашив рану на тренировке. Было больно, но все же можно терпеть...если очень захотеть. Главное - переступить свой страх и ты будешь способен на многое. Человеческий организм имеет огромный потенциал, и ограничивающий его возможности фактор - не физический, а психологический, это как предохранитель, выключающий ток при повышении напряжения. Но мы то знаем, что провода могут выдержать куда больший ток! Он с азартом заговорщически посмотрел на Сашу.
Мы боимся опоздать на учебу, на работу, боимся сказать не то начальнику, боимся не успеть вовремя что-то сделать... Этот страх нам вбивают с детства: "нельзя, не так.. не кричи и не плачь так громко.. не бегай, сиди тихо в углу..." и т.д. и т.п.мы вырастаем болтиками, стандартными детальками в огромной машине государства и нас пытаются подогнать под одни рамки "добропорядочного гражданина", который вечно боится остаться без хлеба, нарушить закон, перейти кому-то дорогу... рабы в белых воротничках или грязных спецовках - у нас нет ни единой веры ни идеологии, мы знаем только одно - каждый сам за себя и "человек человеку - волк" и мы грыземся друг с другом, боясь на каждом шагу быть загрызенным, грызем других еще больше. Замкнутый круг. У нас нет Великой Отечественной войны или Великой депрессии - наша война - война внутренняя, с самим собой, война страха с желаниями, наша великая депрессия - это и есть наша жизнь!..
Ну так что, ты все еще боишься ударить меня? или ты уже занят завтрашним страхом о сдаче курсового в институте?- Коля почти презрительно скривил губы.
Что-то пошатнулось в Саше,- он почувствовал, что Коля угадал его слабое место, которого он стыдился и так тщательно скрывал от всех. Словно тот сдернул с него куртку, а под ней на всеобщем обозрении высшего света оказалась не чистая рубашка, а грязная дырявая футболка. Он перестал слушать свою вторую половину, которая настороженно нашептывовала ему, что Коля - псих.
Слегка присев на левой ноге как на сжатой пружине, и подавшись вперед, перенеся центр тяжести тела влево и вперед, он, описав дугу, сделал боковой удар левой рукой, врезав по правой скуле не закрывающегося Коли. Бить прямым по зубам или в нос он все же не посмел. Тот отшатнулся и начал тереть ушибленное место. Санек скривился от ушибленных костяшек кулака.
--а-а-а!...прямо в челюсть, вот блин...
-- ну прости, - Санек растерялся. Слишком уж нестандартная ситуация.
-- да не за что прощать, - Коля резко распрямился и нанес прямой выпад левой рукой прямо в расслабленное солнечное сплетение Санька, тот задыхаясь отшатнулся к обшарпанной стене, - это было прекрасно!
Они еще минут десять били друг друга, но не ощущали никакого страха быть пораненными или избитыми- только прилив радостного адреналина, возбуждающего их долго спавшие разумы, которые наконец проснулись и нашли друг друга - одинокий видавший виды учитель нашел достойного ученика, а тоскливый одинокий парень наконец нашел родственную душу, у которой было много чему научиться.
Прошло лето и почти вся осень. В эту тихую ноябрьскую пятницу Коля опоздал на "подъездную встречу" и не участвовал в боях, что было на него не похоже. Он не комментировал чужие ошибки в тактике боя, не произносил коротких яростных речей, не слушал свежих приколов... он вообще был где-то еще, взгляд устремлен куда-то вдаль, в одну точку. Когда все разошлись, я спросил:
-- ты что сегодня сам не свой? Что стряслось?
--сегодня круглая дата, - он горько сжал губы, - если можно так сказать. Саш, скажи, зачем мы здесь? Зачем колотим друг друга в этом обшарпанном широком подъезде?
--как это, ты же сам говорил - закаляемся, освобождаемся от страха, становимся свободными...
--свободными...да, пожалуй. Потеря всякой надежды - и есть свобода.
Санек не понимал, к чему клонит его друг. Что-то было с ним не так, совсем не так. Коля поднял голову, глаза были вспухшими и покрасневшими, но это были не синяки.
-- как твоя Таня?
-- нормально, только вот встречаемся мы теперь чаще у нее дома, у меня дома ей не рады.
--ничего, всегда подчиняйся отцу, он - старше и всегда прав. Тем более, отслужил и лейтенант запаса... Знаешь, до Чечни у меня ведь тоже была подруга.
-- да?? - Санек очень удивился. Раньше Коля всегда избегал вопросов о своем личном прошлом. Он представлялся в обрезе этакого вечно угрюмого Атоса, который "никогда не любил".
-- Да. Мы встречались три года. И ровно шесть лет назад, осенью она умерла от рака.
Тут он убрал руку от бровей, в глазах стояли слезы. Это было неслыханно - жестокий ветеран, на жалеющий никого и никогда, в первую очередь самого себя - плакал.
-- в те школьные годы, когда я был еще совсем зеленым, она была для меня всем. Я просчитал все наперед - мысленно уже видел ее своей женой с тремя детьми... как она того хотела. Сам я тогда толком не умел ничему радоваться, и для меня не было лучшего счастья, чем наблюдать ее улыбку и веселье в глазах.- он начал всхлипывать - это было так...красиво. ДА, КРАСИВО! Ибо не помню ничего более искреннего и жизнерадостного, чем ее радость - когда я чувствовал, что она счастлива, то становился счастлив втройне.
Потом она заболела - оказалось, что в ней незаметно рос рак поджелудочной железы. За несколько месяцев ее не стало. Это был кошмар - гораздо более жестокий, на войне - осколочные раны, оторванные руки и ноги и сожженные тела. На войне страдали мужчины, которые знали, на что идут. А моя ни в чем не винная Даша медленно превращалась в скелет, пока совсем не высохла. И ее глаза, Санек, - Коля обеими руками обхватил голову и беззвучно затрясся, - ее глаза были такими же красивыми, как раньше, но только в них уже не было радости, а только боль, они смотрели на меня и просили о помощи, но я ничего не мог сделать. НИЧЕГО!
Вскоре она умерла. Я не помню толком, что со мной было. Помню, что поступил в наш институт и проучился там год, но терпеть одиночества больше не мог и ушел на войну.
--ты не говорил про это раньше...
--раньше я тебя слишком плохо знал, чтобы так открываться.
--и ты с тех пор больше никого не любил?
-- Я люблю ЕЕ, даже сейчас. У меня никого больше не было.. И НЕ БУДЕТ! Однажды, когда она еще не болела, мы поклялись друг другу в верности. Это был прекрасный апрельский денек, снег потихоньку сходил, свежий потеплевший воздух дул в форточку приватизированной мной квартиры, вдалеке рисовались вечерние огни города и мы были на пороге взрослой самостоятельной жизни. Ее глаза горели ласковым огнями и, помнится, она спросила: " ты счастлив?". Такой простой вопрос, и тогда мне было так просто ответить "да"... "мы всегда будем вдвоем?" - "да"...а в ноябре ее уже не стало.
Запомни, Санек - береги свою девушку. На самом деле та, твоя настоящая "половина", может быть только одна. Цени ее и делай для нее все, но и она должна ценить тебя. Но никогда не строй на будущее счастливых замков - они имеют свойство рушиться...будь готов ко всему, будь готов потерять ее в любой день.. и от этого цени ее еще больше!
Прошло около месяца. Саша стал общаться практически только с Колей (не считая свиданий с Таней). Они от души отрывались своими добровольными драками, хотя и стали использовать боксерские перчатки, чтобы не остаться без зубов. С каждым разом к ним примыкали все новые "члены клуба", в чем-то похожие и на Сашу и на их ярко выраженного лидера ветерана Коли. Они становились все увереннее и увереннее в себе. По совету Коли Санек устроился на работу кровельщиком -на самую тяжелую физически работу из всех, что он знал и слышал.
В субботу (а он подрабатывал на выходных) он вставал в пол четвертого утра. Встать в такую рань, когда даже в конце июня, в самые длинные дни в году солнце только-только показывается из-за горизонта, трудно. Для этого надо двигаться прерывисто, по отлаженной программе, как в армейской части при подъеме, иначе опоздание - а опаздывать нельзя. Нельзя, так как Петрович - саньковский бригадир, с него снимет шкуру и недодаст рублей так триста после сдачи объекта. Впопыхах одевшись и затолкав в себя холодную кашу с кофе, он выбегает из подъезда, оседлывает велик и мчится по пустынной предрассветной улице к заводу. По дороге иногда встречаются загулявшиеся кучки молодежи - они, раскачиваясь, бредут по тротуару, кто с гитарой, кто с девушкой, кто с вином. "Видели ночь, гуляли всю ночь до утра". Иногда он видел, как парочки медленно, не торопясь целуются, пользуясь безлюдностью и темнотой - это было прекрасно, как расцветающий цветок на удобренной, очищенной от сорняков почве. И только он, как перекати-поле несется мимо них. А еще он думал, что они еще не успели проводить предыдущий день, а он уже встречает новый, обогнав их на круг. Запуганная белка в колесе пытается убежать от собственной тени.
Но он успел. Промчавшись мимо полусонного сторожа, он подоспел на крышу ремонтируемого цеха ровно в 4.00, к началу смены. Там, под крышей третьего этажа в тесной пропахшей потом и табаком бытовке, не остывающей даже ночью в это жаркий июнь, уже собирались на работу кровельщики: четверо пожилых и трое молодых, Саша в их числе. В общем-то вся ответственная работа по выверке слоя пенопласта для теплоизоляции, соблюдения уровня для нормального стока воды, наплавка битумом швов и прочее лежала на опытном Петровиче и его старших помощниках, Санек же и еще двое парней делали самую тяжелую черную работу - вскрывали верхний "шоколад" рубероида, из под него ломами взламывали бетонную стяжку толщиной от двух до пятнадцати сантиметров и слой шлака. В семидесятые годы похоже пенопласт еще не был изобретен и вместо него заливали бетон, который приходилось выцарапывать и тащить к краю крыши - и все в ручную. Каждые полчаса устраивали перекур на пару минут и это было похоже на тайм-аут между раундами в боксерском поединке - или ты или эта чертова раскаленная крыша, на которой как на черной сковородке, притягивающей лучи уже к десяти часам температура поднимается до тридцатника, а если рядом еще и котел горит, то дышать можно только ртом, огромными жадными глотками хватая воздух. Еще помогало поливание холодной водой прямо на разгоряченную липкую от пота и копоти голову, это приводило в чувство. Заканчивали в десять, ибо одному богу известно, до скольки крыша нагревалась в полдень - по крайней мере куски битума начинали плавиться и изгибаться, как пластилин у плиты.
Нет, не жажда денег заставляла его идти на каторгу каждые выходные - в то время как большинство его сверстников отрывались в парках, клубах или дрыхли дома после вчерашних похождений. Запас денег всегда лежал у него на черный день на двух счетах в московском банке и острой нужды в них не было. Санек воспринимал тяжесть работы как тренировку, закаляющую тело и волю. Заставить себя дойти до той грани физического и морального напряжения и истощения, после которой можно только сжав зубы идти дальше через "не могу", научиться отключаться от усталости - вот была его цель. Он хотел стать выносливым и приспособленным как бактерия в защитном коконе, как клещ, сидящий месяцами на дереве и живущий крошечной каплей крови, раздобытой несколько лет назад.
Для тела ему нужно было минимальное количество пищи и одежды. Он ел холодную похлебку из полулитровой банки, а спецовкой были протертые до дыр джинсы с рубашкой. От недоедания вес упал с 70 до 64 - но это были сплошные жесткие хрящи, мышцы и утолщенные кости. Для души ему не нужно было ничего, ибо душа его, не нашедшее ничего родственного в окружающем мире, находилась в полной изоляции. Он упрочнял эту изоляцию здесь же, ибо редко старики к нему обращались по имени - чаще пренебрежительно "малой" или "студент". Он был раб без имени, и это его вполне устраивало - скоро этот навык бесчеловечности понадобится, будь то армия или еще что-то, например гражданская война. Да, войны бывают не только в фильмах и на страницах учебников - рано или поздно она придет и в твою родину, и привычная незыблемая обстановка резко изменится. Коля рассказывал, что очень скоро, может уже лет через 25-30, буквально через поколение, начнется то, что уже началось во Франции и Югославии - борьба расплодившихся иноземцев за "свои права".
Коля говорил, что "в процессе эволюции выживают только самые злобные и быстро размножающиеся бактерии, и похоже что черные и желтые микробы сильнее белых". Саша чувствовал, что надо научиться задраивать люки внутри себя - чтобы бурей не накрыло. А предчувствие бури было у всех, кто собирались по вечерам в подъезде.
Вот он идет в четыре часа после очередной порции ада, в котором высшей радостью было - глоток холодной воды из засаленной бутылки в тени "фонаря" заводской крыши, три минуты перекура, во время которых твои руки и спина не сжимаются стальными кольцами и не наполняются едкой молочной кислотой, сводящей с ума от этой кислоты время замедляется - ты буквально осязаешь каждую минуту, каждую секунду. Каждая минута превращается в обвешанную 60 крючками сетку, летящей мимо тебя и норовящей вцепиться в твою плоть. Это было действительно предельно, на гране человеческих возможностей, может, конечно, не так тяжко, как многосуточное ползание по горам обвешанного рюкзаком и оружием Коли, как он его себе представлял, но довольно близко к тому.
Когда наконец 6-7 часов из 60 минут каждая проходили мимо и ему удавалось продраться мимо и вырваться на волю, это было лучшим кайфом - не надо было ни пить пива или что-то курить. Он был просто СВОБОДЕН! Да, все познается в сравнении. Главное - иметь что-то ну очень тяжелое для сравнения, досконально изучить это и всегда вспоминать, если тебе вдруг показалось, что тебе "плохо". "Ты то знаешь, что такое ПЛОХО,- думал Санек, вспоминая завалы вывороченного бетонно-рубероидного хлама, таскаемого его руками и руками других рабов,- теперь тебе будет всегда хорошо по сравнению с этим".
С такими мыслями Саша проходил мимо прохожих - пожилых и молодых, респектабельных и не очень, но все они независимо от социального положения и возраста отмечали некое странное отсутствие в глазах парня в камуфляжной куртке и поношенных берцах - словно он шел не среди людей в задымленном городе, а один, посреди пустынного поля с прикованными к красивому закату глазами. "Наверно, он влюблен", думали они с легкой завистью.
О да, он был влюблен - сегодня вечером должна балы прийти Таня. Ее он ждал с утра, ради ее улыбки стоило прожить очередной день, даже если в этот день было вскрыто десять пролетов вместо обычных семи и старики орали на него за неповоротливость больше вчерашнего. Все это было позади, и теперь он жаждал одного - снова увидеть счастливые искорки в ее глазах, в глазах, одного взгляда на которые было достаточно, чтобы понять - она тоже любит его. Они были полны обращенной к нему нежности, которую он видел только в глазах давно умершей матери. Она была его второй половиной по разуму и сердцу - этого нельзя описать, и поймет это только человек, познавший любовь. Санек смутно понимал, что люди понимают под "счастьем" - кажется это ощущение, состоящее из эйфории взаимопонимания с окружающими людьми и осознания своей значимости в их среде. Что-то в этом роде и центральное место в этом "счастье" - должна занимать любовь, иначе нельзя. Уже почти год он нежно хранил в душе ее, принадлежащую только ему, Таню.
Она пришла раньше его и ждала в его комнате.
-- привет, родная!
Она повернулась - лицо заплакано, глаза полны боли. В груди Саши что-то кольнуло - все равно что вогнать шило в палец.
-- она на меня наорала - сказала, что я здесь чужая, запретила брать из холодильника сыр, масло, хлеб... что я "неприличная девка", которая ходит сюда только "поесть и поспать"...- лицо Тани разделилось на три части от слез, глаза вопрошающе с мольбой смотрели на Сашу. -прикинь, она намекнула, что я ШЛЮХА! защити меня, Сашенька!
"Она" - это 37-летняя женщина, которую отец привел в дом. Она была приторная, как кусок сахарного рафинада и предсказуемая, как тот же кусок. Присутствие в доме другой женщины - 19-летней девушки Саши - раздражало ее, и из приторной она превращалась в черствую, как будто этот кусок обливали водой и после высыхания он становился твердым. В конце концов ей удалось спровоцировать Таню на грубость, подставив перед отцом. Отцу же ничего не надо было от женщины, кроме двух вещей - во-первых, чтобы лежала, а во-вторых - чтобы тихо. Кто она на самом деле и что за личность ему было наплевать. Говорил, что если что-то не понравится, найдет новую - снимать баб в Москве он научился не хуже, чем рассчитывать гидроприводы. Ну прямо идеальный мужчина, не придерешься!
--да уж, за шлюху она ответит, это точно. Но мы не в своем доме, придется держаться от них подальше. К сожалению с обидчицей поговорить по душам не получилось - она спряталась за спину своего покровителя (да-да все тот же страх),- отца. Он без предварительных ласк заявил:
-- если что-то не нравится - съезжай на свою квартиру. А Таню твою чтоб я здесь больше не видел!
--она и так сюда больше не придет. Что до меня - потерпи меня еще полтора годика, пока я не смогу постоянно работать, и я съеду, без проблем, а пока это напряжно по средствам.
Ты, обезьяна по китайскому годовому гороскопу, постоянно насмехаешься над всеми окружающими, чувствуя свое превосходство в уме, о да - ты начитанный интеллектуал. Но, несмотря на свое образование, ты не особо притягиваешь к себе окружающих, в этом мы с тобой похожи. От тебя отталкивает твое тщеславие и отсутствие щепетильности. Ты разбираешься в науках, но в плане взаимоотношений с людьми слабоват - ведь у тебя нет ни одного друга, да и женщина любит тебя за твое состояние, и тебе на это наплевать. Говоришь "найду другую, если что". А я не хочу никого искать, меня любят, и я знаю это точно!
На это отец лишь снисходительно хмыкнул, и они разошлись по своим комнатам - как всегда.
Саша пошел спать, утомленный после трудного дня, и ночью ему приснился сон - только один сон, в котором он с высоты наслаждался зрелищем Армагеддона.
Он проснулся и на этот раз не испытывал ни малейшего страха. Его руки и ноги не подрагивали как раньше по утрам, а были умеренно напряжены, как у бегуна на высоком старте. А в голове словно текла огненная река в четко определенном, одному ему ведомом русле. Он знал, что ему делать.