Аннотация: Глава третья. Фримены в городе. Граф Дракула делает ошибку.
Из-за угла за несчастным Робокопом, ковылявшим по улице, украдкой наблюдала жутковатая тощая фигура в балахоне и дыхательной маске.
Это диковатое племя появилось в Городе словно в один день. Но вот ведь шутка, никто не мог вспомнить, в какой. И уж конечно никто не мог сказать, откуда оно появилось. Появилось и все...
Сразу примелькавшиеся мрачные носатые фигуры, как-то очень быстро перестали вызывать изумленные взгляды. Еще быстрее он оккупировали все городские рынки, на которых вскоре уже и шагу нельзя стало ступить, чтобы не услышать характерный отрывистый гортанный говор. Сами себя они называли Свободными. От чего они были свободными непонятно. Скорее всего от малейшего понятия о правилах приличного поведения в обществе.
Они принесли с собой свои собственные правила, которых было предостаточно. С их появлением в Городе стало небезопасно неплотно закрывать кран или публично расходовать телесные жидкости.
Выяснилось, что живут Свободные под землей, и, по слухам, если на поверхности к их манерам еще как-то можно было притерпеться, то под Городом они вытворяли просто черт знает что! Чего только стоили одни их проездки на гигантских червяках в час пик по тоннелям метрополитена. Проносящиеся мимо платформ щетинистые чешуйчатые тела, облепленные как мухами, вопящими наездниками, нервировали даже ко всему привыкших пассажиров. Мало того! Несколько самых глубоких станций они умудрились залить водой и время от времени в непонятных целях топили там своих червяков. Городское Общество Охраны Животных было очень недовольно.
Граф Дракула безвылазно жил в просторном собственном пентхаузе одного из небоскребов и считался в Городе признанным мудрецом и философом. Сам он числил за собой единственный немудрый поступок - приезд в Город. Как вольготно и умиротворенно жилось в провинции - вздыхал он. Размеренный темп существования, твердая репутация. Какого черта его понесло в Город?
А сначала даже понравилось. Раздолье, оперативный простор, можно сказать Эйкумена.
Отрезвление наступило быстро. На второй день.
Наодеколонившись и кутаясь в длинный, до пят, плащ с подбоем его любимого кровавого цвета, граф вышел на охоту.
Центральный парк показался ему сначала прекрасным угодьем.
Иллюзия длилась недолго. Наверно, подвел скрывающий фигуру плащ. Ошеломленный внезапным нападением, граф поначалу ожесточенно отбивался, но противник был упорен. Он тянул графа в кусты и все пытался сорвать плащ. Наконец, до графа дошло:
- Я же мужчина! Я король живых мертвых! - закричал он. - Оставьте меня!
Но насильнику, похоже, было все равно. Поняв это, граф рванулся, оставив в руках нападающего плащ и еще полчаса путал следы и успокаивал нервы, нарезая петли по закоулкам парка и время от времени шарахаясь от натуралистичных сценок, что были представлены тут и там, и оскорбляли вампирское достоинство, особенно после случившегося.
Если бы не профессиональная гордость, граф, конечно, сейчас же вернулся бы в гостиницу. О, как ужасна порой может быть расплата за гордыню! Не успел граф пройти и двух сот метров спокойно, как нос к носу (точнее - зуб к зубу) столкнулся с еще одним обитателем мрачного Централ парка. На сей раз король живых мертвых был настороже, и, право слово, обязательно бы выпил нахала, если бы ни дикая неожиданность. Тот пытался выпить его первым. Это был обычный городской маньяк, который как раз сходил на фильм, усиленно не рекомендованный ему психотерапевтами: "Дракула снова живой и возвращается - 17". Фильм - фильмом, но зачем же было старого заслуженного вампира кусать? Тем паче, что у маньяка оказался полон рот серебряных пломб и протезов...
Вот с тех пор граф и жил затворником в собственном пентхаузе. По вечерам, перед камином, сидя в своем инвалидном кресле-каталке, он любил смотреть на огонь и предаваться мыслям о тщете всего сущего. Кто знает, быть может он и не ошибался...
Тот кто знал Город с хорошей стороны, хотя бы и в те времена, когда он имел еще и второе, третье, четвертое и так далее название, пребывал в блаженном заблуждении, с которым тем больнее расстаться, чем дольше оно подменяет реальность...
Общеизвестно, что у Города нет и никогда не было никаких хороших сторон. Это был и есть отвратительный разрушающийся организм, со скверным характером, вредными привычками и признаками маразма, страдающий всеми расстройствами какими только можно страдать и относящийся ко всем своим обитателям как к паразитам. Каковыми они по большей части, и являлись.
Колоссальный муравейник жил с безмозглым энтузиазмом прогрессирующей раковой опухоли. Он страдал одновременно от нищеты и роскоши, безработицы и нехватки рабочей силы, от недостатка жилья и избыточного строительства...
Человек издавна строил города. Но никогда он еще не создавал ничего более чудовищного. Совершенство принимает разные формы. Город был по-своему идеален...
Над Городом уже неделю висело тусклое небо и бесконечно унылая хмарь - Тьма старалась из последних сил. Городу было наплевать. И Тьма чувствовала, что выдыхается. Изнеможение накатывалось волнами откуда-то из глубин ее бесконечного естества. Там же, в глубинах, тлела безнадежно грустная память обо всех прошлых попытках. Объем памяти был бесконечен и однообразен. Бесчисленное количество раз Тьма с разных сторон наваливалась на Город армиями грозных пришельцев, ордами гнусных мутантов, нашествиями мерзких зомби, обрушивалась ужасными монстрами, вползала смертоносными эпидемиями. И сперва каждый раз все шло хорошо. Но кончалось всегда одним и тем же. Обитатели Города, напоминавшего невообразимо гигантский растревоженный улей, начинали в месте вторжения бегать немного быстрее, потом среди них находился кто-то особенно шустрый, и ей делали больно. И чем лучше сначала шли дела у очередной вредоносной ипостаси Тьмы, тем больнее ей делали в конце. Вредоносность самих городских жителей была вне конкуренции.