Аннотация: Когда из-за дождей, внезапно зарядивших, я застрял в этом в высшей степени загадочном доме, то и не думал, что здесь может быть интересно, пока не добрался до чердака.
Глава первая. Концептуальная экспозиция.
На чердаке было пыльно. Как тому и положено быть на чердаке.
Клены мотались на ветру, размахивая красными листьями. Струи текли по стеклу слухового окна.
Когда из-за дождей, внезапно зарядивших, я застрял в этом в высшей степени загадочном доме, то и не думал, что здесь может быть интересно, пока не добрался до чердака.
Дом этот я получил в наследство от дедушки.
Впрочем, он не совсем дедушка...
Если я ему внучатый племянник, то он мне... дедушковый дядька? А, не важно! Я его в детстве называл дедушка-ниндзя. Почему? Да потому, что он такой и был: чем-то похожий на учителя-борода-из-ваты, какие бывают в фильмах про кунг-фу... Хотя... Шут его знает, личико у старика было бритое, сам маленький, щуплый, прямой, в костюмчике при галстуке всегда, как японский дипломат и с какой-то совершенно исключительно красивой бамбуковой тростью.
Таким я его запомнил с детства. И он действительно владел какими-то китайскими или японскими штучками в части "руками-ногами помахать". Помню, как он на рассвете выходил на берег реки и принимал загадочные позы и двигался плавно, будто под музыку, слышную только ему. И вроде он не делал ничего такого исключительного, но попытки повторить движения давали результат либо болезненный, либо смешной.
Последний раз я его видел, когда мне было лет семь или восемь. А он тогда уже очень и очень старенький.
У нас-то семья большая тогда была, а у него никого кроме нас. Вот он и приезжал погостить к моей бабуле - своей младшей сестре. Он прожил долгую интересную жизнь. Воевал, бывал за границей, но ни о чем никогда не рассказывал. Вообще он говорил всегда загадками и довольно коротко.
На мой детский взгляд - въедливый, ядовитый был старикашка. Очень большой приверженец порядка и дисциплины, за всем и всеми присматривал и любил поучать, тыкая пальцем, тонким и твердым, как карандаш.
И еще шуточки его неприятные. Язвительные, точные и обидные очень. Это я запомнил.
Казалось он совсем не заботился о том, как отзовутся его слова, какие вызовут чувства, а просто говорил, то что нужным считал - словно гвоздь в крышку гроба...
В детстве я думал, что злобный он, а он, наверное просто честный был. Теперь не знаю.
Он сильно старше бабули, а она давно умерла в возрасте 87 лет. И вот вышло как-то, что от всей моей семьи остался я, и мы с дедушкой-ниндзя оказались единственными родственниками. Жил он, как я уже сказал долго, пока не собрался помирать. А как собрался, так и помер, тянуть не стал.
И вот уже после смерти он сыграл со мной шутку, суть которой я до сих пор постичь не могу. О ней я и хочу рассказать.
Домик стоял на отшибе деревеньки (в Подмосковье, где точно - не важно) у леса. А вернее - на углу где с юга лес и озеро, а с востока - кладбище... Аккуратненький небольшой. Штакетник салатного цвета. Участок соток шесть. Сарайчик, да банька.
Сам домишко выкрашен красно-коричневой краской, а наличники в тон штакетнику - салатные, без всякой резьбы, узкие, лаконичные.
Все это когда-то было живенькое, наверное, но теперь изрядно облезло. Крыша шиферная, с прозеленью по желобкам. Мох там, черт его знает, что ли...
На территории участка росли три яблони. Древние, вековые и странные: одна засохшая напрочь, а на двух других росло, как минимум, по пять сортов яблок. Я не разбираюсь в яблоках, но среди падалок вокруг яблонь опознал без особой уверенности антоновку, китайку, ранет... и еще какие-то густо-красные и ярко-желтые яблоки. Мичуринец был дед! Вместо того чтобы сад садить он прививал к старым стволам другие сорта. Я о таком когда-то где-то едва слышал.
В стволы яблонь были безжалостно вкручены могучие рым-болты, к ним можно бы прицепить двуспальный гамак. Болты вросли в кору за годы и годы. Можно подумать, какой-то богатырь буйного Сивку-Бурку приковывал на ночь. Или зверюгу посерьезней.
Вокруг же дома за палисадом росли соответственно три древних клена со стороны леса, а со стороны кладбища три липы. Я ожидал заросший бурьяном участок, но нет, ничуть не бывало - аккуратно скошенный газон. Тропинка от калитки к крыльцу. Такая же от крылечка к баньке и к сарайчику.
Я подкатил на байке к калитке в назначенное время, чем несказанно порадовал юркого маленького человечка, похожего на скворца. И фамилия у него была какая-то птичья, не помню, но в документах можно свериться.
Этот человечек - юридических дел мастер - вручил мне документы, заставил подписаться в пяти-семи местах, взял бумажки себе, отдал бумажки мне, вручил связку ключей и жестом пригласил осваиваться с наследством.
После чего птичья фамилия умчалась на маленьком сверкающем как жук-бронзовка автомобильчике.
Дождь начался через полчаса.
Да такой, скажу я вам, спорый дождь, что я счел не лишним закатить байк на крыльцо дома - ну, не хотелось боевого коня оставлять под ливнем.
Вот я и застрял: сотню километров до столицы на байке, под дождем, да из этих ста - тридцать по раскисшим тракторным колеям, нет увольте. Лучше уж я в тепле, под крышей пережду.
К сундуку я подступил с неясным предчувствием неожиданных открытий и небывалых озарений. Откуда это чувство взялось - бог весть, но поначалу сундук ничем особым не удивил. Видимо, скромно приберегал главное напоследок.
С самого верху слежавшаяся до жесткой ломкости выцветшая брезентуха, при рассмотрении оказавшаяся плащ-палаткой старого образца. Брезентуха покрывала все остальное содержимое. Следующий слой составляли еще какие-то тряпки и армейский сидор со стандартным тревожным набором. Внутри, с трудом развязав узел лямок на горловине, я обнаружил коричневый кирпичик характерно отдающего дегтем хозяйственного мыла, завернутого в серое вафельное полотенце, опасную золингеновскую бритву с черепаховой рукояткой в металлическом футляре, помазок, круглую коробочку с зубным порошком, затвердевшим в однородную потрескавшуюся массу, ремкомплект из черных, белых и защитного цвета ниток, пуговиц и иголок, пустой кисет с вышитой надписью "Боец, врага бей - не жалей!" и табачной пылью внутри, бумажный кулек с колотым сахаром (лизнул кусочек на пробу), несколько чистых портянок и плоская фляга из нержавейки, наполовину наполненная спиртом .
Еще глубже в сундуке показались летная кожаная куртка-бомбер на меху и в на удивление хорошем состоянии, потрескавшийся на сгибах шлемофон с очками и совсем новенькие на вид унты. Куртка сразу приглянулась - стильный такой винтаж, зимой самое то будет, ели подойдет. По размеру она показалась мне маловата, а дедушке великовата, но мерить я ее не стал.
Но главное ждало на дне.
Сначала я достал увесистый сверток размером с толстую книгу. Развернув мягкую серую фланель, даже присвистнул, увидев солидную и явно непустую темно-коричневую кобуру и две картонных коробочки. В коробочках ожидаемо оказались патроны, в кобуре - пистолет. Вороненое, покрытое тонким слоем загустевшей смазки оружие на первый взгляд показалось столь же знакомым. Как и патроны. Как же, знаем, знаем - 7,62х25 и ТТ! Но, всмотревшись лучше, я озадачился не на шутку. Это, конечно, был ТТ - отличный, убойный ствол. Но какой-то не такой. Тот же характерный, плавно закругленный в задней части затвор с вертикальными проточками на боках, то же круглое "медвежье ухо" курка, те же звезды в круге на пластиковых боках рукояти. Вот только рукоять была совсем другой формы. Заметно толще и больше похожая на рукоятку знаменитого Кольта 1911. И вместо двух черных боковых щечек накладка была только одна, она охватывала рукоять сзади, как у ПМ.
Я нажал на кнопку сбоку - в ладонь с готовностью ткнулся выпавший магазин. Патронов в нем к счастью не было - иначе пружина давно уже могла подсесть. Но это не мешало с очевидностью определить, что магазин этот был двухрядным. Сбоку у него в два ряда со смещением шли маленькие пронумерованные дырочки. И напротив самой нижней стояла циферка "15". Обалдеть.
Я передернул затвор - патронник был пуст. Аккуратно спустив курок, попробовал нажать на спуск - курок упруго подался назад. Обалдеть два раза... Я помнил, что ТТ сначала был самовзводным и даже с нажимным автоматическим предохранителем. И что такому варианту не дал хода ретроград Буденный. Или Ворошилов? А, неважно! И читал я, что был такой венгерский вариант ТТ по имени "Токэджипт" с общей накладкой на рукоять и под парабеллумовский 9-мм калибр. И что с двухрядным магазином опытные ТТ-шки были - тоже слышал. Но чтоб все вместе - и магазин на 15 стандартных 7,62мм патронов, и более удобная накладка, и самовзвод, да без всяких дополнительных предохранителей и даже без обычного для ТТ предохранительного взвода курка? И, главное, судя по номеру на рамке, пистолет у меня в руках - серийный, 36-го года выпуска!! Это как !?
Немного успокоившись, я по здравому размышлению решил, что в наследство мне достался какой-то редкий раритет. Оставалось только радоваться этому обстоятельству. И, одновременно, скорбеть о том, что практически никому-никому нельзя будет этим похвастаться...
Положив кобуру с пистолетом и дополнительным магазином в боковом кармашке на пол в пределах досягаемости, я снова склонился над старым хранилищем.
Следующим выудил из его глубин длинный сверток золотистого шелка с тонким цветочным рисунком. Сверток стягивал плетеный атласный алый шнур с кистями. Он был по-настоящему длинным - в немаленьком сундуке он помещался только по диагонали. Да и щелку было намотано изрядно. Из под шелка показались черные лаковые ножны с позеленевшими прорезными медными оковками. Из ножен торчала длинная рукоять.
Ошарашенный я легко вытянул наружу длиннющую, в метр наверное, полосу клинка. И на некоторое время впал в задумчивость. От меча веяло седой древностью. И как-то уверенно классифицировать его было тяжкой и, быть может, вовсе невыполнимой задачей. Потускневший, покрытый патиной времени прямой обоюдоострый клинок вроде как мог принадлежать мечу типа "цуруги". Но все остальное... Рукоятка - рукоятка была на вид еще древнее. Такими рукоятями красовались вроде старинные японские клинки "тёкуто". А это вообще уже времена царя Гороха... Была еще у рукояти и прорезная кольцевидная головка в виде, должно быть, стилизованного дракона. И она могла бы относиться к одному типу старинных мечей, большая круглая гарда - к другому, а двуручная рукоять - вообще ни к какому! Ну а орден Красного Знамени, закрепленный в центре ажурного навершия окончательно поражал воображение. Революционное наградное оружие, блин! Как-то этот меч не лез ни в какие ворота.
Тут при взгляде на него мне по неожиданной ассоциации невольно вспомнилась одна из священных императорских регалий страны Ямато - Кусанаги-но-цуруги. "Меч, скашивающий траву". Легендарный клинок, найденный богом Сусаноо в хвосте убитого дракона, подаренный им своей сестре - богине Аматерасу и позже перешедший первому императору Японии Дзимму. А ведь темная какая-то история с этим мечом. То он вроде хранится в особом месте, но недоступен для общественности и потому факт его существования точно неустановим. А то бабушка императора во время войны Гэмпей, когда клан Хэйке проиграл решающее морское сражение, утопилась вместе со священным мечом в пучине. И осталась только копия... Вот и думай тут.
Я взмахнул мечом. Воздух неожиданно гуднул тяжелой басовой струной и словно колыхнулся, подняв и прогнав по чердаку волну пыли. За маленьким окошком в торцевой чердачной стене явно потемнело, где-то вдалеке, кажется, громыхнуло.
Я прислушался и осторожно убрал меч в ножны. На фиг, на фиг. Шутки шутками, а сначала тот меч, помнится, назывался "собирающий облака на небесах" и мог управлять ветрами. А еще, по слухам, имел нехорошую привычку разбрасываться смертельными проклятиями. Тут я хмыкнул про себя и от греха укутал меч обратно в шелк.
На дне сундука остался только жесткий черный округло-обтекаемый кейс-контейнер из блестящего гладкого пластика. Уже с некоторым даже опасением я извлек его наружу, поставил на пол и присел на корточки. С хрустом отскочили вороненые защелки, откинулась ребристая крышка. И я еще раз почесал в затылке. Что же тут такое? Какая-то дрель? Или фен? Или... я постучал по предмету в кейсе ногтем. На вид и по звуку его корпус казался словно вылитым из шероховатой какой-то керамики. С темно-серой, в коричневатую крапинку поверхностью без швов и щелей. Такой расцветкой предмет напоминал морскую ракушку и мокрый каменный окатыш одновременно. Форма... Форма у предмета была почти что неописуемая. Овальный толстый цилиндр спереди к середине еще больше утолщался. Но не симметрично, а неким однобоким вздутием. К другому концу все, наоборот, быстро утончалось и каким-то косым снарядным оживалом сходило на нет, оканчиваясь уплощенным ребристым набалдашником.
Отчего я решил, что это именно задний конец? Да как-то так логичней выходило. Да и конфигурация рукоятки - а чем еще этот вырост мог быть? - намекала на то, каким концом вперед это вот устройство полагается держать. Хотя можно ли его вообще уверенно удержать в руке? Уж больно странно и непривычно выглядела "рукоять". Весьма отдаленно она напоминала ортопедические рукоятки спортивных пистолетов. Руку туда, внутрь, тоже явно надо было засовывать. То есть тыльную сторону ладони прикрывало что-то типа узкого толстенного щитка, снизу сраставшегося с мятой-перемятой рукояткой, а сверху плавно сливавшегося с корпусом.
Взял я этот предмет и попробовал сжать рукоять в ладони. Неожиданно получилось. Под указательным пальцем даже обнаружилось что-то вроде клавиши спуска. В переднем торце узкого конца виднелось отверстие. Небольшое, на глазок диаметром миллиметров 6. Это ствол? Похоже. А чем стреляем? В кейсе кроме загадочного предмета была большая круглая консервного вида коробка и четыре каких-то полупрозрачных бруска с чем-то неясным внутри.
Я тогда положил предмет в кейс и открыл коробку, больше всего похожую на здоровенную жестяную упаковку для леденцов. Леденцов внутри не было. Очень плотненько, один к одному там стояли небольшие призмочки треугольного сечения из какого-то темно-серого, скользкого на ощупь материала.
Покрутил одну призмочку в пальцах, поскреб ногтем выпуклые грани, хмыкнул. В голове что-то забрезжило. Некая ассоциация. Так! Полупрозрачный брусок тоже оказался на удивление скользким. А еще он упруго подавался, пружинил под пальцами, его можно было до некоторого предела изогнуть! И. при внимательном рассмотрении он был сверху донизу набит теми самыми призмочками.
Я еще раз покрутил устройство и брусок, разглядывая их с разных сторон. Потом с некоторой опаской потянул за ребристый набалдашник сзади. Тот достаточно легко подался, вытянув за собой короткую тягу. Внутри корпуса едва слышно щелкнуло. И больше ничего.
Я дернул набалдашник еще раз - снова щелчок. Взял брусок и попытался впихнуть его снизу в рукоятку. Ничего не вышло. Брусок не лез. Отверстие там было, но чуть меньше, чем нужно. Та-а-ак. Вот сейчас не понял...
И я подумал еще и попробовал пропихнуть брусок в другое отверстие, которое находилось рядом с первым, в нижней части бокового "щитка". Это было не слишком логично, но другого варианта в наличии не наблюдалось. И туда брусок скользнул, как родной! Нырнул и залип там, видимо, изогнувшись как раз насколько нужно. А ведь удобно его туда вставлять. Правую кисть почти разворачивать и класть устройство на бок, как пистолет, не нужно. И принцип "рука ищет руку" соблюдается. Держа палец подальше от клавиши на рукояти, я снова потянул за набалдашник. Раз, другой... На третий раз снизу из рукояти выпала призмочка.
Вот как, значит? Поня-ятно.
Но странно. Страннее некуда...
Все это можно было объяснить одним словом. Необычным таким словом - ДАРДИК. Так называлась уникальная опытная разработка - оружие под необычный боеприпас с толстостенной пластиковой гильзой треугольно-эвольвентного сечения и подачей патронов на линию выстрела посредством барабана с тремя треугольными открытыми выемками под 120 градусов каждая. Но как такое может быть?! Единственная в своем роде американская программа привела в свое время к разработке нескольких странных пистолеторевольверов и даже карабина. ДАРДИК поразил оружейную общественность и заглох навсегда. Из-за нестандартного патрона вся затея была обречена с самого начала. Или не была? Это оружие ничуть не напоминало те образцы, фото которых я видел в сети. И в отличие от тех, чем-то даже забавных уродцев, оно выглядело совершенно и гармонично законченным. Но законченным как-то не совсем по-человечески, не по-здешнему. Сама компоновка, да и исполнение были уж больно непривычны. На вид чем-то напоминало завораживающие текучие формы дизайнов итальянца Колани. И потом, если оружие - ровесник унтов, шлемофона и всего остального - а очень похоже, что это именно так - это уже было как-то совсем немозговместительно... Почему-то этот девайс поразил меня больше всего остального. Даже больше революционного наградного меча.
Неожиданно я разглядел в кейсе еще один, не замеченный ранее на фоне темной, серо-коричневой внутренней обшивки предмет. Плотный тканевый мешочек такого же цвета.
Я взял его, расправил. У мешочка оказалась узкая жесткая горловина. Ага! Вот оно, значит, как! Одним простым движением я прищелкнул мешочек снизу к рукоятке. Еще и гильзосборник! В прозрачном магазине по прикидкам не меньше, а скорее, больше 20-ти патронов (кстати, никакой пружины в магазине нет - как вообще организована подача?? - загадка). Толстенный ствол прямо и недвусмысленно намекает о встроенном глушителе. Точно узнать можно только постреляв, но с этим пока лучше погодить. Тем не менее, очень может быть. Что же получается и вырисовывается? Да уж, дедушка был большой затейник. Получается бесшумное диверсионно-штурмовое оружие, с магазином большой емкости, не оставляющее на месте акции гильз. Наверно, и пульки там какие-нибудь не простые... Зашибись, в общем. Очень крутая небывалая пушка для серьезного профи. Ее совершенно точно нельзя никому показывать!
А "за бортом" бушевала буря. Простой ливень превратился в нечто эпическое: шквальный ветер, гром и молния. Я еще подумал, про меч, управляющий погодой, дескать: нечего обнажать и помахивать было.
Весь сундук я вниз не потащил. Спустился, неся только три вида диковинного оружия, да еще перевязанный бечевкой увесистый пакет, укутанный старыми газетами. Внутри оного оказались (надорвал уголок и заглянул) газетные вырезки, фотографии и какие-то рукописи. Ну, еще куртку накинул на плечо на гусарский манер...
Меня несколько коробила банальность ситуации: чердак, сундук, артефакты и как вишенка на торте - рукописи. Полный набор для приключенческого романа. Оставалось угадать поджанр. Что тут будет Буссенар, Муркок, Берроуз или, не дай бог - Лавкрафт? Поглядим.
Возвращаясь чуть вспять, я же не сразу на чердак полез. Я прежде обошел домик весь внутри, заглядывая всюду. Дедушка-ниндзя тот еще был аскет. В сенях только пустая вешалка для одежды, скучали на ней только плащ - мечта почтальона Печкина и светлый армейский тулуп. А внизу три пары сапог кирзовые, резиновые и валенки с галошами. Дальше была кухня: стол, буфет, два табурета и печурка. Дровяная плита, которую я сразу и затопил, чайник поставить, может приготовить чего...
В буфете чай, сахар, соль, крупы, консервы без этикеток. Кофе и не пахло. А дедушка-ниндзя, насколько я помню, кофе любил. Зато чай был пяти сортов, из которых я уверенно опознал только зеленый - китайский и старый советский индийский со слоном да еще три пачки в иероглифах.
В единственной комнате находились только стол, стул, кровать, этажерка, печь-голландка. Стол и стул были совершенно кацелярские. Причем канцелярские в старом добром стиле - столешница под дерматином, из того же материала обивка стула с прямой спинкой.
Выдвинул единственный ящик стола. Чистая "общая" тетрадь в клетку 48 листов, в дерматиновой же обложке. Две полупустых чернильницы с черными и фиолетовыми чернилами, стопка промокашек с зубчатым краем и две перьевых ручки: китайский "Белый отец" с золотым пером и антикварная "Флора" тоже золотопёрая, с навинчивающимся колпачком. Остро заточенный карандаш. Все.
Китайская копия "Паркера" - хорошая ручка. Но вот "Флора" 20-х годов тот еще антиквариат. Сколько их в мире осталось? Может эта вообще единственная.
Разложив на столе меч - перед собой, ТТ - по правую руку, а инопланетный аппарат (так я его мысленно окрестил) - по левую, я сел, раскрыл тетрадь, отвинтил колпак у "Флоры" и попробовал расписать. Ручка давала изысканную фиолетовую линию, будто заправлена была только что.
Автоматически расписался. Достал из кармана косухи документы, которые подписывал недавно и сверил подписи. И там и здесь мой автограф, но древняя ручка писала так, будто это министр указ подмахнул или маршал-победитель приложил руку к акту безоговорочной капитуляции. Вот, извольте видеть, что значит хороший инструмент! Да-с.
Что написано пером, то написано пером, и топор тут, как говорится, ни при чём... Хотя, топором, ежели умеючи, можно такое вырубить, что ни пером описать, ни в сказке сказать.
Не нужно говорить, что я вовсе уже не жалел, что приперся в эту сельскую местность и застрял тут.
"А дедуля-то ох и не прост был!" - не шибко остроумно выдал я.
Под грохот канонады грома и вспышки молний я написал в тетради:
"На чердаке было пыльно. Как тому и положено быть на чердаке..."
Писать было приятно и как-то увлекательно. Адски непривычно - это да - давно я не писал от руки. Да и вообще не припомню, когда в последний раз писал что-то кроме комментариев в соцсетях с телефона.
Заворожил меня этот процесс!
И я писал, пока не стало так темно, что подумал: "Надо поискать свечку или керосиновую лампу".
Эта идиотская мысль меня словно отрезвила.
Я опомнился, сунул руку под стол, достал оттуда похожую на нахохлившуюся ворону настольную лампу, водрузил на место, которое безошибочно угадывалось по следу на дерматине столешницы, и нажал кнопку.
Выключатель щелкнул, словно сломали сухую щепку, коротко прожужжала невидимая пчела и вспыхнул желтоватый уютный свет, через секунду сделавшийся белее и ярче. Я невольно заглянул под вороний колпак абажура. Лампочка была более всего похожа на старинные радиолампы, с хвостиком...
... И об этом я тоже записал в тетрадь - что вижу, то пою. Смайлик.
...
Я вышел на крыльцо, проверить своего железного коня, покурить и подумать. С крыльца меня немедля чуть не сдуло и едва не смыло.
Я решил закатить байк в сени в компанию к плащу, тулупу, сапогам и валенкам. Поставил его, протер платком мокрую седушку, и мысленно извинился, что бросил его в такую непогоду.
Снял косуху и повесил на свободный крюк. Полюбовался этим натюрмортом и поменял обувь местами: валенки оставил под тулупом - логично, резиновые сапоги поставил под плащ, а под свою косуху пристроил кирзачи. Показалось это забавным. И с каким-то страхом подумал, что войдя в горницу встречу там человека из тулупа, и человека из плаща... И так живо я их себе представил: тулуповладелец был с рыжей бородой и в толстом свитере в цвет бороды с воротом под горло, а тот что носил плащ был тощим, сутулым горбоносым с усиками и бегающими мышиными глазками, как шпион из старых советских фильмов. Бородатый поставил к стене двустволку, а шпион был в сером пиджачке с лоснящимися локтями, а из-под полы торчал наган. И так это грубо и зримо, что я помотал головой как кобыла в стойле, сбрасывая наваждение и вместо того чтобы войти в комнату приоткрыл дверь и заглянул сторожко... Никого, что и следовало ожидать.
Как-то начал понимать, почему дедушка-ниндзя казался мне слегка спятившим. Я почувствовал - крыша моя едет, стропила норовят покинуть замки, а вибрирующий шифер буквально отторгает крепящие его гвозди.
С чего бы, спрашивается? Незнакомое место, странные вещи, стрёмная погода. Это не повод и тем более не причина.
Я всегда знал, что бесстрашные люди - люди без фантазии. Ну не могут они представить себе, ни монстра под кроватью, ни призрака в доспехах, ни что с ними случиться, если в потоке машин, на скорости 160 км в час, он улетит с байка, или попадет в под полуприцеп фуры, оказавшись в мертвой зоне. И никакая жуть в темном углу им не мерещится.
Я щелкнул выключателем и зажег верхний свет. Кстати, электропроводка в доме была старинная из витого шнура на керамических роликах... Вернее новодел под старину, но стильно. А латунный светильник на потолке стилизован под керосиновую лампу. Дедушка-ниндзя оставался последователен в своем пристрастии к ретро. Кто бы спорил, я не стану.
Тут мы с ним похожи. У меня, например байк самый что называется "олдскульный" Kawasaki W650 - ретробайк. Считается, что он в стиле британский мотоциклов 60-х. Ну не знаю. Я хоть и байкер со стажем, но не очень в мотоциклах разбираюсь. Считается, что нищеброды сильно шарят в крутых тачках и дорогих часах. Я же просто продвинутый пользователь.
Думаю, дедушка-ниндзя оценил бы.
Уже тогда при первом осмотре дома, как говорят, "закралось" некое подозрение, что всё в этом домишке нарочитое, нарочное даже, будто декорация. Но декорация не простая - словно специально для меня подготовленная и долженствующая меня к чему-то подвести, к какому-то открытию, что ли... Но уж закралось так закралось. Не собирался я всерьез задумываться.
Я затопил голландку, для тепла и уюта.
Пошел на кухню вновь загрузил почти прогоревшую плиту дровами и поставил чайник, подумал и поставил вариться немного гречки в маленькой кастрюльке. В консервах без этикеток я заподозрил армейскую тушенку. И был исполнен решимости свое подозрение проверить.
За всеми этими делами я чувствовал, что какая-то мысль свербит в дальних закоулках мозга. Я попытался ее локализовать и понял, что мимолетно окинув взглядом пейзаж, когда выходил на крылечко заметил что-то странное, несообразное и несуразное. Выходить на крыльцо снова под ветер швыряющийся водой, словно ты не на крыльце, а на мостике баркаса в шторм, совсем не хотелось.
Однако, когда свербит - надо почесать. Терпеть нельзя, отвлечься невозможно. Это если ты однорукий, висишь на единственной руке над пропастью и у тебя мучительно зачесалась жопа. Или нос - хрен редьки не слаще.
Проверил чайник и кастрюльку на кухне (несколько секунд тупил, как выключить огонь под чайником, когда закипит (смайл)) и пошел на крыльцо. Чего я добился? Пригоршни освежающей ледяной воды в харю! Что я мог увидеть в густеющих сумерках? Но мне показалось, что в стороне леса, там и прежде была прогалина, узкой расширяющейся вдаль полосой трава и мелкие кусты резко скошены, даже сбриты, я бы сказал. Но тут вспыхнул фонарь на угловом столбе и этот символ цивилизации отсёк от меня все что там вдали тонуло во мраке.
Да ну нафиг... Мерещится всякое.
Пойду поужинаю, высплюсь, а утром буду решать как мне быть с этим наследством. Продать или сдавать на лето? Или еще чего.
...
Уже заваривая чай в приплюснутом, как НЛО, глиняном китайском чайничке и намешивая горячую гречку с тушенкой, я подумал, что впервые осматривая комнату, никакой лампы под столом не заметил, но когда писал свой "доклад" в тетради - был уверен, что она там есть и потянул руку за ней не думая.
Так же как я вот сейчас не думая и не глядя достал из буфета бутылку "Столичной", открыл и плеснул на дно граненого стакана. А ведь я никакой водки при первом осмотре в буфете не заметил.
Этот домик только прикидывался домиком! Декорация! Но для чего? Почему? Зачем?
Вспомнился "Дом обновленных" Саймака, но там другое.
Хлопнул я граммов двадцать для пищеварения, заточил гречку пополам с тушенкой и озадачился непростым вопросом: из чего пить чай. Была кружка, вполне современная, вроде даже из какой-нибудь икеи, была чашка с блюдцем тончайшего фарфора с какими-то стилизованными пчелками и был стакан в латунном подстаканнике с фонтаном "дружба народов" на медальоне. Решил быть оригинальным и налил кроваво-красный чай (из неопознанной пачки заваривал) в фарфоровую чашку.
Чай оказался весьма недурён. Непривычный вкус, но вполне чайный и очень крепкий... Индийский со слоном буду пить из советского стакана в подстаканнике "дружба народов".
Я собрался, было, записать какие-то соображения в тетрадь, но обнаружил, что чернила в ручке кончились. Выходит я писал ровно до тех пор пока были чернила. Заправлять ручку наново не стал. Уже чувствовал, что опять буду писать без остановки. А хотелось посмотреть фотки, вырезки, рукописи, что в газеты запеленаты.
Я разрезал бечевку и вскоре пожалел о содеянном...
Посвящается тем, кто вел великую борьбу и не останавливался на достигнутом.
"Всякое неверное учение мерзко в своей ложности,
Всякое верное учение лучезарно в своей Истинности.
Неистребимая применимость в жизни - есть великий
Критерий крепчайшего и кратчайшего пути его
Проникания в сердца и судьбы мира"
Леонтий Искакнович Вовец
Из речи на торжественном собрании Суперпрезидиума ООН, посвященном 25-й годовщине заключения Тананасского мира,
Этапы большого пути...
Грандиозная майская провокация 1941 года истощила у русского народа его безграничное терпение! Вдохновленная праведным гневом, Красная Армия нанесла упреждающий ответный удар по зарвавшимся фашистским мерзавцам, начав великий освободительный поход по Восточной и Западной Европе.
Напрасно гитлеровцы отчаянно пытались переломить ход борьбы в свою пользу!
Восторженно встречаемые населением освобождаемых стран, проявляя чудеса осознанного героизма, действуя смело и решительно, применяя широкий, глубокий и высокий маневр, наши войска не упустили стратегической инициативы.
Как законное отражение успехов на фронте улучшались условия жизни тружеников тыла. Так, с первого мая 1942 года были снижены цены на сельдь балтийскую, жирную, безголовую, на ноль целых две десятых процента!
Отрезанный от источников снабжения, лишившийся союзников, Германский Рейх сотрясался от бесноватой агонии своих звероподобных лидеров. Но часы истории уже пробили полночь и ничто не могло спасти их от справедливого гнева народов.
11 сентября 1942 года Берлин пал под могучими сокрушительными ударами Красной армии.
Суровая рука возмездия не миновала и остальных еще пытающихся сопротивляться фашистов и их империалистических прихвостней.
23 октября 1942 года был взят Париж, где особо отличились бойцы Особого Отдельного Танкового Корпуса под командованием четырежды лауреата рукопожатия верховного главнокомандующего, полного кавалера дружеского похлопывания по плечу Отца Народов генерал-майора Парамона Ионовича Муравьедова-Опездола нанесшие кинжальный упреждающий удар по Монмартру и прошедшие победным маршем по Елисейским полям.
Никелированный (вплоть до гусеничных траков) головной танк КВ-2 Муравьедова-Опездола сверкающий, словно лезвие топора народного гнева, был как всегда на острие атаки "танковой лавы", излюбленной тактики победоносного генерала.
Где Опездол, там победа, говорили в войсках. Парамона Ионовича любили, за чистоту суждений, верность долгу и полководческую удачу.
Никелированный танк произвел ошеломляющее впечатление на парижан и особенно на парижанок. Они смотрелись в броню башни как в зеркало, кокетливо поправляя прически, и оставляли на ней автографы губной помадой.
Парижская Л"Энтрансижан писала тогда:
"Русские снова в Париже! В асфальтах Парижских улиц отражаются фонари. Среди этих огней бегут, сталкиваются и кружатся зонтики, мокрые танки ползут на запад, взревывая и ухая, наполняя воздух незнакомым мускусным запахом. "Это запах новой эры", говорят друг другу парижане".
Злопыхатели распускали слухи о том, что по Парижу разъезжает никелированный исписанный помадой танк с шансоньеткой с Монмартра сидящей верхом на стволе гаубицы. Какие нелепые, пошлые измышления мелких буржуа! Зная Парамона Ионовича получше можно утверждать, что если он и сажал шансоньеток верхом, то никак не на пушку своего танка!
Важнее другое! Благодаря Парамону Ионовичу достопримечательность Парижа приобрела новое лицо.
А было так.
Желая запечатлеть себя для потомков Муравьедов-Опездол решил сняться на фото на фоне башни. Но неухоженная за время войны конструкция был неопрятно ржавой. И прежде чем сфотографироваться он приказал отчистить ее и никелировать.
...
Вот такое мокьюментари (или как оно там называется) я прочел на первом же рукописном листке из подборки!
Что за хрень!
Первая же газетная вырезка дублировал этот же текст, в слегка приглаженном, отредактированном, видимо цензором варианте. В частности там речь шла не о рукопожатиях, а о реальных наградах генерал-майора Муравьедова.
Дальше я стал читать именно вырезки из неопознанной газеты, напечатанной на добротной, кажется рисовой, бумаге. Просто потому что бисерный почерк рукописей был вопиюще неразборчив. Однако с рукописями сверяться приходилось. Просто когда натыкался на явную цензурную правку.
Что это?
Какие-то юморески? Фельетоны? Какая советская газета могла такое напечатать?
Некоторые вырезки были еще более неудобочитаемы чем рукописи, потому как я не разбираю иероглифы разве что могу отличить китайские от японских.
...
6 февраля 1943 года пал Мадрид.
Показателен контраст между неизменными симпатиями народных масс к освободительной миссии русского солдата и реакцией на наши успехи правящих олигархий бывших стран союзниц. Напуганные блестящими военными успехами пролетарского государства, лжедемократические правительства позорно заметались.
Особо следует отметить неприглядное поведение Британии. Трусливая политика ставленника империалистов Черчиля не может не возмущать прогрессивных представителей человечества. Сначала Форин-офис безуспешно пыталась воспрепятствовать триумфальному вступлению Красной Армии в Рим, потом английские войска целую неделю не хотели сдавать Каир и даже оказали впоследствии слабое и недолгое сопротивление. Но Советский народ преодолел подобные происки и добился заслуженной победы.
К сожалению недолгой оказалась мирная передышка.
Тогда еще не перевелись любители поиграть военными мускулами, проверить крепость нервов и сухость пороха Советского государства.
В 1943 году истек срок аренды полуострова Аляска, и советское правительство резонно потребовало возвращения этих исконно русских земель.
Но жуликоватые американские плутократы попытались втереть очки мировому сообществу. Поднаторевшие в сутяжничестве они предъявили какие-то подозрительные документы, из которых выходило, что САСШ имеют право не только на аренду Аляски до 1948 года, но и на ее последующее продление. Это беспардонное заявление вызвало волны протеста по всему миру. И не зря. Народы Советского Союза с негодованием отвергли эти инсинуации, а в скором времени советские эксперты достоверно установили, что американские шулеры от политики переправили тройку на восьмерку.
Пойманные прилюдно за руку заокеанские махинаторы не бросили свою игру краплеными картами.
Как раз в этот момент вскрылись факты, которые не могли оставить равнодушными всех людей доброй воли.
В Москву прибыла представительная делегация коренных жителей Северной Америки - эскимосов. Предводительствуемые своим национальным эскимосским героем Паннеги Экаххату, который голыми руками задушил взрослого самца белого медведя.
Они были тепло, так, что даже вылезли из своих прекрасно выделанных шкур, приняты в Кремле и откровенно рассказали о своих бедах. Внушительная фигура эскимосского героя, его жалобный голос произвели сильное впечатление на Советское правительство и лично на товарища Сталина. Отлично сработали переводчики, сумев передать всю боль угнетенного северного народа. Делегаты поведали о безмерных тяготах и лишениях своей нелегкой жизни, о неумеренной империалистической эксплуатации ранимой северной природы, наносящей ей безжалостный и невосполнимый ущерб. "Однако, ягель совсем вымирает." - жаловались несчастные северяне. Рассказали они и о бесчисленных зверских издевательствах со стороны янки, заставляющих ни в чем неповинных эскимосов есть консервы, варить перед употреблением рыбу и мясо, пить виски отвратительного качества и носить одежду из вредной синтетики.
Товарищ Сталин и все правительство страны Советов не могли остаться глухими к бедам и нуждам эскимосов, этих братьев советских чукчей. Так родилась знаменитая июньская нота МИД СССР "О взятии территории и населения полуострова Аляска под юрисдикцию и покровительство Союза Советских Социалистических Республик", с восторгом встреченная всем прогрессивным человечеством. Даже консервативные правительства некоторых капиталистических стран, например, Японии, чувствуя глубинную историческую правоту, стоящую за этим судьбоносным документом, поддержали заключенное в нем стремление к миру и справедливости. Но продажные правители Соединенных Штатов ответили на это присущим им безответственным, параноидным образом, отдав своим курсирующим в Баренцевом море авианосцам преступный приказ. Варварский, провокационный, ничем не спровоцированный налет 22-го июля 43-го года на Петропавловск-Камчатский вписал еще одну позорную страницу в перечень безумных деяний империализма.
Но напрасно авианосные стервятники надеялись на легкую победу. Они были с позором вышвырнуты из солнечного советского неба. Уже в этих первых воздушных боях проявилось превосходство отечественных истребителей ПВО над хваленой заокеанской техникой. В довершение этой бесславной акции тяжелый авианосец "Йорктаун", курсировавший с эскортом вдоль камчатских берегов, попал на минное поле, выставленное героическим минным подводным заградителем Л-12 под командованием капитан-лейтенанта Щегланцева П. З., был серьезно поврежден и сел на мель у мыса Говеца. Обнаруженный воздушной разведкой, уже к вечеру того же дня он подвергся массированной торпедно-штурмовой атаке 48-ми легких торпедоносцев Бар-6Т и был окончательно добит точными пушечными и торпедными ударами. Получив по зубам, агрессоры, вдобавок справедливо опасаясь отважных советских подводников, были вынуждены трусливо убраться восвояси.
Это подлое предательское нападение на прекрасный дальневосточный город вызвало возмущение во всем мире и наполнило праведным гневом сердца советских людей. "Покарать убийц женщин и детей!" - требовали они, и Советское правительство было вынуждено принять справедливые ответные меры.
К тому времени Япония официально отказалась от своих экспансионистских дальневосточных устремлений, император лично выразил соболезнования советскому народу и предложил объединить усилия по борьбе с зарвавшимся американским империализмом. Советский Союз с готовностью пошел навстречу, и в кратчайший срок заключил с Японией договор о дружбе и взаимопомощи, предусматривающий возвращение СССР незаконно захваченных Японией Южного Сахалина и нескольких островов Курильской гряды, а также совместный оборонительный союз против американской агрессии.
Империализм тогда открыто показал свое звериное лицо, и оставлять безнаказанной эту гнусную провокацию было нельзя. Таким образом, родившийся в те дни благородный оборонительный союз сразу же встал перед необходимостью делом защитить мирную жизнь своих граждан. Важнейшей вехой в становлении азиатского боевого братства стала знаменитая совместная операция возмездия, проведенная уже через неделю после камчатско-дальневосточной трагедии. Целью ответного удара стал важнейший опорный пункт агрессии - основная база американского Командования силами на Тихом океане. 25-го июля стало великим днем в истории восстановления исторической справедливости. Блестящая Перл-Харборская операция явила собой пример четкого планирования и неукоснительного исполнения планов, она показала всему миру решимость союзников вести с агрессорами беспощадную борьбу до победного конца.
Великий Инцидент в поддержку освободительной борьбы за независимость коренных жителей Америки против американо-фашистских захватчиков славен тем примечательным обстоятельством, что наши отважные летчики воевали на прекрасной боевой технике.
Что же это была за техника и как она проявила себя в суровых схватках с империализмом?
Одну из наиболее ярких страниц в историю воздушных сражений Великого Инцидента вписал истребитель СУ-13, созданный в ОКБ замечательного авиаконструктора П. О. Сухого.
Первый в мире серийный самолет с комбинированной силовой установкой, он был задуман как могучее оружие для завоевания превосходства в воздухе. Он должен был успешно бороться с перспективными "Лайтингами", "Тандерболтами", "Мустангами" и другими скоростными заокеанскими машинами.
СУ-13 обладал всеми необходимыми для этого качествами и оправдал возлагавшиеся на него ожидания. Смелые конструкторские решения позволили соединить беспрецедентные ранее скоростные данные с отличной маневренностью и высокой огневой мощью. Не зря американцы прозвали его "Хел квота", что значит "Адская четверть". Будучи грозным соперником уже сам по себе, Су-13, по признаниям вражеских асов становился "сущим демоном", включая воздушно - реактивные ускорители, время работы которых доходило почти до четверти часа (отсюда и пошло название).
Желая принизить достижения советских авиастроителей, некоторые западные фальсификаторы истории авиации утверждают, что СУ-13 - это, мол, всего лишь русский вариант неплохого японского истребителя "Каюши" J7. Но, во-первых, даже беглого взгляда достаточно, чтобы понять: лишь невежда мог бы спутать оба этих самолета. А, во-вторых, как известно, СУ-13 поднялся в воздух на 3 года, 6 месяцев, 4 дня, 3 часа,16 минут и 9 секунд раньше вышеназванного образца авиации страны Восходящего Солнца.
Последний, кстати, действительно, нередко крылом к крылу летал с СУ-13 в одном небе. Правда, в этом случае "Каюши" приходилось изрядно поднапрячься, чтобы не отстать.
Вполне естественно, что на таком удивительном самолете летали замечательные люди. Например, Герой Советского Союза капитан Сотый Игнат Порфирьевич.
Возвращаясь однажды со сложного задания на аэродром, он столкнулся в воздухе со стаей белозвездных стервятников. А именно с двенадцатью новейшими американскими "Мустангами" Р-51. Боезапас был на исходе, но Игнат Порфирьевич не растерялся. Тремя последними снарядами он вдребезги разнес шесть истребителей противника и задумался - что делать дальше? Сначала враги, конечно, бросились врассыпную, как стая уток, на которую сверху обрушился сокол. Но потом, сообразив, что советскому соколу нечем стрелять (а иначе он без сомнения уже давно бы их посбивал), они принялись слетаться как вороны на падаль, предвкушая, наверное, легкую добычу.
Игнат Порфирьевич, однако, никогда не считал себя падалью. Его первым побуждением было просто-напросто улететь, используя свое солидное преимущество в скорости. Но отважный пилот сразу же отогнал эту предательскую мысль.
А если они летят обстреливать яранги мирных, беззащитных эскимосов? - подумал герой.
Как настоящий коммунист он не мог этого допустить. И советский летчик бросился наперерез вражеским самолетам. Первому же подвернувшемуся стервятнику он снес все хвостовое оперение. Но и сам потерял правую плоскость. Как раз ту, на которой его механик Степан Дупло гвоздем нацарапал: "Да здравствует Советская Аляска! Свободу коренным жителям Америки! Они тоже люди, оказывается".
Обесхвосченный "Мустанг" рухнул на землю. Чувствуя, что и его верная машина теряет управление, Игнат Порфирьевич, умело маневрируя рулем направления, оставшимся элероном, стойками шасси и подгребая свободной левой рукой, подвел свой самолет под еще один встречный "Мустанг" и резко катапультировался, не забыв предусмотрительно пригнуть голову.
Тяжелое кресло навылет прошило вражеский истребитель, подобно пуле, пробивающей шкуру оленя. Молодец, Дупло! - успел подумать Сотый. - Хорошо зарядил катапульту.
Но самое поразительное в том, что герой остался жив. Он лишь набил шишку на затылке и сломал руку о корневую нервюру крыла рассыпавшегося затем в воздухе вражеского "Мустанга".
И последняя подробность. Упав на землю, катапультируемое кресло, кстати, также впервые в мире установленное на этом самолете, прибило то ли полковника, то ли генерала американской морской пехоты. Разобрать было невозможно, так как его вдобавок присыпало горящими обломками "Мустанга". Воистину верно говорят: собаке - собачья смерть.
Нестандартно, с выдумкой воевал и кавалер ордена Красной Звезды Давида младший лейтенант Штрифель Лазарь Мефистофелевич. Он часто использовал такой интересный прием. Вместо подвесных баков он смело цеплял на концы крыльев по бомбе. И когда он пролетал над боевыми позициями противника, задравшие головы американцы думали, что это баки с горючим, а значит, Лазарь Мефистофелевич летит далеко, и даже не снимали зенитные орудия с предохранителей. А находчивый пилот неожиданно пикировал и сбрасывал бомбы точно на цель.
Нельзя не рассказать еще об одной яркой странице истории этого выдающегося самолета. В самом начале Великого Инцидента Советское правительство приняло мудрое и великодушное решение обучить группу свободных эскимосских товарищей боевому летному мастерству. Решено было доверить им самую современную, самую скоростную технику. Выбор, конечно же, пал на Су-13.
Долго обучали инструкторы отважных эскимосов, но, наконец, все же осмелились отправить их на фронт, пока конфликт еще не успел закончиться. Да и сами они уже давно просились домой.
"Ты, комиссара, однако не бойся. Нам тундра родные стены шибко помогают", - отвечали эскимосы тем, кто позволял себе сомневаться в уровне их подготовки.
И вот на Аляске появилась отдельная эскимосская истребительная эскадрилья (скоро выросшая в авиаполк), носящая гордое самоназвание "Айхала". Что в кратком переводе означает: "Молодой воин, который на рассвете совершил подвиг и спас свое стойбище от врага, и за это его избрали новым вождем, но он отказался и ушел в тундру, чтобы совершить подвиг при свете вечерней звезды, а шаман бил в бубен три дня и три ночи, и потом в честь молодого героя зарезали оленя". Командиром эскадрильи стал бесстрашный Имон Райчи.
Эскимосы назвали СУ-13 - ые летающими ярангами и поселились в них. Из открытых фонарей кабин потянулись дымки костров, слышался собачий лай, мычание оленей. Но зато благодаря этому они и в воздухе чувствовали себя как дома. Так что все шло нормально. И вскоре американские летчики стали избегать встреч с самолетами, на борте которых красовалась эмблема эскадрильи "Айхала" - голова оленя с большими ветвистыми рогами, в которых запутался "Лайтинг".
Из показаний сбитых и попавших в плен американцев стало известно, что боялись они эскимосских асов не столько из-за умения воевать, сколько из-за их абсолютной непредсказуемости (особенно после того, как те включали воздушно-реактивные двигатели). Наши славные соколы тоже не очень стремились совершать совместные полеты с пилотами эскадрильи "Айхала". Потому что отважные эскимосы во время боевых вылетов с большим энтузиазмом, но малым разбором стреляли в любой летающий объект. Они постоянно путали красные звезды с белыми, а то и вовсе не обращали внимание на то, что изображено на крыльях встречного самолета. Всего через неделю напряженной боевой работы на счету эскадрильи уже было 12 сбитых машин, включая 7 собственных.
Вот воспоминание бывшего американского стервятника, ныне знатного золотодобытчика, экс-полковника Френка Хитроу.
"Летим мы как-то на наших "Хеллфортрессах" бомбить беззащитное стойбище ни в чем неповинных коренных жителей Аляски. Как вдруг откуда-то сверху и справа, прямо от солнца, то есть по всем правилам, вываливается четверка СУ-13. Мы, разумеется, открыли беспорядочный огонь и прибавили газу. Но что это могло дать? Краснозвездные истребители, гордость мировой авиации, почти вдвое превосходили нас по скорости, а о разрушительной мощи их вооружения вообще лучше не вспоминать. Но неожиданно, я как сейчас это вижу, один из истребителей резко разворачивается, в упор расстреливает другие три самолета и красивой свечой уходит к солнцу. Единственная подробность, которую я успел заметить - это большая оленья голова на фюзеляже этого истребителя. Точно такая же, как и та, что была видна в кабине. Я был настолько поражен всем этим, что приказал сбросить бомбы в море и немедленно уходить на базу.
Мужество эскимосских летчиков и их советских наставников, рискующих летать с ними в одном небе, сразило меня наповал. Вскоре я добровольно сдался в плен вместе со всем личным составом и техникой полка. И не жалею об этом. Со мной хорошо обращаются, неплохо кормят, и работать почти не заставляют".
Давайте назовем и запомним имена хотя бы нескольких прославленных эскимосских пилотов.
...
Я заподозрил, что автор (кто он? Дедушка-ниндзя?) вышучивает каких-то известных, знакомых не только ему одному, но и кругу читателей этого издания людей, пародирует какие-то исторические события. Но каких людей и какие события?
Я упоминал, что шуточки у него злые были!
Ладно, читаю дальше.
...
Григорий Дранги. Он в одном воздушном бою катапультировался восемь раз. Некоторые особо оголтелые западные антикоммунисты утверждают, что такое якобы невозможно. Но большое число очевидцев подтверждает этот бесспорный факт. И под давлением их свидетельств, а так же общественного мнения всех людей доброй воли имя героя навечно занесено в книгу рекордов Гиннеса.
Там же можно обнаружить имя ещё одного пилота из братской эскимосской эскадрильи. Так сложилось, что молодой летчик Ёкунан Кашшакта никак не мог взлететь. Он всё время путал РУД с рычагом катапульты. И когда он в 47-й раз вылетел из кабины при разбеге, то в своём коротком, но знаменательном полёте он успел из личного оружия сбить два вражеских самолета и застрелить голодного белого медведя, который подкрадывался к руководителю полетов.
Будучи умелыми зверобоями, привыкшими попадать дичи точно в глаз, эскимосские летчики, эти воздушные охотники быстро повыбили поголовье вражеских асов. Потому что, увидев намалёванную на чьем-нибудь фюзеляже злобную зубастую, а, главное, глазастую морду, они, видимо, по привычке особенно рьяно преследовали такие машины. Жалея позже лишь о том, что нельзя принести в стойбище шкуру убитой зверюги.
Заслуживают внимания воспоминания замечательного летчика-истребителя, капитана Василия Сигизмундовича Варфоломеева-Ночного.
Как-то раз, выпив по случаю удачного боевого вылета, он во время разговора с командиром полка нечаянно ударил того по лицу. На что последний предложил Василию Сигизмундовичу слетать в паре с эскимосским пилотом. Дело уже шло к вечеру, и, выпив еще немого, Варфоломеев-Ночной согласился.
Приветливо улыбнувшись Василию Сигизмундовичу, эскимосский летчик загасил в кабине костер, стреножил оленей, и они приготовились к старту. Взлетели хорошо, ели не считать того, что смелый эскимос забыл отвязать от задней стойки шасси нарты с собачьей упряжкой, и теперь они болтались из стороны в сторону за хвостом его истребителя. Наш пилот выдерживал дистанцию на пределе прямой видимости, летел в медленно темнеющем небе сзади и чуть выше. И тут откуда-то из-за облаков неожиданно вывалился американский ночной перехватчик "Блэк Уидоу".
Первым заметил врага Василий Сигизмундович. Но, опередив его и резко взмыв вверх, экимосский сокол коршуном бросился на врага.
Услышав в наушниках: "Вася, правый бери! Я, однако, за левый", советский пилот ничего не понял. Он тут же начал лихорадочно искать в небе второго стервятника. А в это время истребитель эскимоса на полном ходу врезался в "Блэк Уидоу". Сквозь горящие обломки обеих машин и щепки нарт было видно, как герой долго летел в свободном падении и только над самой землей раскрыл белый купол. Как оказалось, во время этого мастерски исполненного затяжного прыжка он быстро-быстро ел свои документы и полетные карты.
Василий Сигизмундович еще некоторое время искал других врагов, но безуспешно. Тогда, убедившись, что боевой товарищ благополучно приземлился по нашу сторону фронта, он вернулся на аэродром. Впоследствии, добравшись в расположение своей прославленной части, храбрый эскимос объяснил Василию Сигизмундовичу: "Какой такой рама? Моя думай два самолета рядом лети".
Оказывается, своим смелым маневром он хотел разогнать их в стороны и бить по одиночке. Так воевали настоящие асы из славной эскадрильи "Айхала".
Другой грозной боевой машиной, интересной как своей необычной аэродинамической компоновкой, так и великолепными боевыми качествами был знаменитый тяжелый истребитель МиГ-7. Двухбалочная "утка" с крылом обратной стреловидности уже при первом своем появлении над полем боя произвела глубокое впечатление на противника.
Имея силовую установку из двух двигателей жидкостного охлаждения и сначала одного, а позже двух пульсирующих ВРД, обладая сравнительно невысокой удельной нагрузкой на крыло и мощнейшим вооружением из двух пушек НС-23 и двух НС-45, Миг-7 по всем параметрам превосходил не только современные ему, но и перспективные истребители противника. Благодаря своим незаурядным лётным качествам МиГ снискал глубокую любовь у советских летчиков-истребителей.
На этом самолете летал один из самых прославленных наших пилотов, пятирижды Герой Советского Союза, почетный вождь многих племен свободной Аляски, полковник Отрыжкин Ферапонт Игнатьевич. Он лично сбил 169 вражеских и 8 советских самолетов. Из них: 169 "Хелфортресс"; 19 "Скайфортресс"; 12 "Минифортресс"; 11 "Субфортресс" и 7 "Нотфортресс".
По личному признанию, Ферапонт Игнатьевич любил сбивать большие самолеты. Чем больше, тем лучше, - признавался он нам, задорно блестя такими все еще молодыми и ясными глазами. Но, несмотря на это, оставшиеся 49 уничтоженных машины противника составляют всевозможные истребители. От тусклого "Лайтинга", слабенького "Тандерболта" и кривоногого "Мустанга" до окривевшего "Корсара" и беззубой ползучей "Аэрокобры".
Ферапонт Ильич вспоминает, что особенно жарко в холодном северном небе было во время боёв за остров Св. Лаврентия, что в Беринговом море (переименованного позднее жителями свободной Аляски в остров Лаврентия Павловича), и во время крупной десантной операции в заливе Маккензи. Во многом благодаря этой славной машине, как бы принявшей эстафету у знаменитого Су-13, наши летчики ещё больше укрепили уже завоёванное господство в воздухе.
МиГи наводили на врага ужас не только на Севере. Более трехсот истребителей разных модификаций находились на борту героического непотопляемого айсберга-авианосца "Красный Ноябрь", когда он грозно и неумолимо приближался к берегам Калифорнии.
Ближе к 47-му году изрядно подрастерявшие свою спесь американо-фашистские стервятники, едва завидев характерный силуэт МиГа, демонстративно выстреливали весь боезапас в воздух, выпускали шасси, и, перевернувшись кверху брюхом, убирались восвояси. А самые нервные просто направляли свой самолет в сторону ближайшего скопления собственных войск и выбрасывались с парашютом. Они знали, что советские соколы не стреляют по парашютистам. Потому что на большой скорости по такой маленькой цели трудно попасть.
К большому сожалению, невозможно назвать всех, кто, воюя на МиГе-7, вписал яркие страницы подвигов в историю этой справедливой войны. Но хочется рассказать хотя бы о некоторых из них.
Герой Советского Союза, ныне генерал-майор запаса, а тогда старший лейтенант Гвоздец Пафнутий Ильич. Он сбил не так много самолетов, как полковник Отрыжкин, всего 15, но зато как! Летая на МиГ-7, этот уникальный летчик сбивал все самолеты врага только одним способом - тараном. И замечательно, что всю войну он прошел на одном и том же самолете (бортовой номер 175) без каких либо поломок, аварий и даже просто мелких отказов авиационной техники. Вот что такое советские самолеты!
Те, кто встретил Пафнутия Ильича, знают какой это добрый и мягкий человек. Он признается, что до сих пор любит русские народные сказки. Эту любовь он пронес через все грозные годы войны. В бой его всегда сопровождал нарисованный полковым художником на борту кабины милый с юных лет сказочный персонаж - Кащей Бессмертный.
Пафнутий Ильич хранит пожелтевшие вырезки тех времен. Он с готовностью показал нам множество заметок о "крейзи Иване", которыми запестрела вся продажная американская пресса к моменту совершения им шестого тарана. Бывалые американские пилоты пугали Пафнутием Ильичом новичков, рассказывая им, ближе к ночи, страшные истории и демонстрируя сумевшие таки дотянуть до аэродрома недобитые "Лайтинги" и "Тандерболты", у которых не хватало куска крыла или хвоста. Стоило Пафнутию Ильичу пойти на взлет, как в эфире разносились панические многоголосые предупреждения: "Attention! Attention! Russian skeleton in the air! Gvozdets in the flight" - и просто истошное - "Kaschey!!!"3 В тот же миг небо над огромным участком фронта пустело, вражеские самолеты трусливо прятались по аэродромам и капонирам. Можно не кривя душой сказать, что старший лейтенант Гвоздец стоил целой дивизии. Сам герой, этот настоящий русский человек, грустно вздыхает: "Эх, кабы не прятались, вражины, - сбил бы куда больше". Вот что такое советские летчики!
А объясняется такой ошеломлявший разжиревшего агрессора способ ведения воздушного боя очень просто. Механик самолета Пафнутия Ильича был родом из обрусевших приднепровских американцев. Выдавая себя за Ивана Хамова, Джон Хам замарал руки погаными заокеанскими долларами и стал матерым шпионом и диверсантом. Всю войну он намеренно не заряжал пушки истребителя и подло пытался его испортить. Мерзкий предатель никак не мог поверить, что советский воин и без оружия способен уничтожать врага в небе, на море и на земле! А Пафнутий Ильич, возвратившись с очередной победой, ласково журил механика: "Чего ж ты, Ванька, опять нынче запамятовал оружье-то зарядить?" В конце концов, тот впал в полное отчаяние и сдался органам контрразведки. Но Пафнутий Ильич к тому времени уже привык пользоваться тараном и не собирался отказываться от своего любимого фирменного приема, как и от своего надежного крылатого друга с бортовым номером 175. Вот какой машиной был МиГ-7!
Напоследок хочется вспомнить еще одного Героя с Большой буквы. Это Герой Советского Союза, младший лейтенант Херувим Янович Матюкайтис. Ему было лишь неполных 19, когда он встретился с коварным врагом нос к носу. В первом же бою его МиГ окружил целый рой стервятников с крупно-бледными звездами на обагренных кровью и омытых слезами и непокоренных коренных аляскинцев крыльях. Херувима Яновича можно понять Он слегка растерялся, и его тут же немножко подбили. Но проявляя настоящий бойцовский характер, молодой лётчик не пал духом. Он решил катапультироваться, а горящий самолет направить в сторону ближней бухты, где по его расчетам прятались под водой вражьи субмарины.
Херувим Янович отважно рванул на себя рычаг катапульты, но фонарь, как назло, заклинило осколком снаряда. Упершись в него заголовником, кресло не могло сдвинуться с места. Смелый пилот все дергал и дергал за рычаг, одновременно другой рукой давя на все гашетки. "Пороховые газы наполнили кабину, - рассказывал Херувим Янович. - Дым, грохот, дышать нечем, уши заложило, видимости никакой, голова раскалывается". И вдруг его осенило. Достав из-за голенища неразлучное шило, он выковырнул злосчастный осколок, и фонарь сорвало набегающим потоком. Путь был свободен, но, как нарочно, замок пристяжных ремней повредило другим осколком. Херувим попытался выпрыгнуть вместе с креслом, но ему помешали деформировавшиеся от высокой температуры направляющие. И тогда, не переставая давить на все гашетки, храбрец решил во что бы то ни стало сберечь свою дорогостоящую боевую машину.
Как позже выяснилось, в том бою Херувим Янович сбил 7 вражеских самолётов. Кроме этого, вытягивая на бреющем, он, когда закончились боеприпасы, застрелил из личного оружия трех солдат, а одного офицера зарубил винтами. Бульварная буржуазная пресса на все голоса вопила о том, что эти вояки подорвались на мине, но широко известно, что побережье той бухты являлось единственным местом в Аляске и Северной Канаде, где мин не было и в помине. В боевом азарте молодой герой попытался рубануть левым винтом ещё и по танку, он броня, как поется в песне, оказалась крепка. К счастью, под винт Матюкайтису подвернулся наш, советский танк. Приветливые танкисты бодро вытащили немного упиравшегося от растерянности Херувима из обломков, весело, с шутками и добродушными присказками слегка отряхнули героя, вправили ему вывихнутую во время жёсткой посадки челюсть и отвезли его в штаб.
Вот какие люди летали на МиГ-7! Боялись враги советских летчиков и советские самолеты. Не зря американские стервятники прозвали МиГ-7 "Cool Beast", то есть "хладнокровный зверь". Но мы то знаем, что внутри каждого хладнокровного зверя билось горячее сердце героя...
Думается, будет правильным рассказать немного подробнее и о той технике, что противостояла, а, вернее, пыталась противостоять в жарких воздушных сражениях героическим советским авиаторам.
Краснозвездным соколам в суровом военном небе встречался весьма богатый набор всяческой летающей нечисти, настоящий зверинец и бестиарий. Буйволы, Адские кошки, Москиты, Мустанги, Воздушные кобры, Барракуды, Гадюки, вплоть до пауков и прочих омерзительных гадов. Но весь этот зоопарк мало смущал наших асов. Как правило, в небесном рандеву они уверенно ставили победную точку. Так что непросто выбрать один или даже два самолета, более других достойные упоминания. Но все же есть машина, чья история несомненно заслуживает внимания. В ней, как в фокусе собрано все опасное безумие, историческая обреченность и авантюризм тех сил, что пытались встать на пути человечества к миру и справедливости.
Родиной этой машины вынужденно стал ни в чем ни повинный континент - Австралия. Именно там свил себе гнездо антигуманный конструктор-садист Джеффри Де Хэвиленд. Этот жалкий осколок разгромленной феодальной системы Великобритании, вдохновляемый произведениями упаднического буржуазного искусства, авангардизмом и абстракционизмом, создал пушечный истребитель вошедший в историю Великого Инцидента.
Вернемся же к началу событий. Безответственная хищнеческая политика закономерно привела империалистическую Британию к 45-му году на грань катострофы. Уже потеряв все колонии кроме Индии, Англия оказалась перед лицом реальной утраты связей и со своими полуколониями, а в ближайшем будущем и самих полуколоний-доминионов, входящих в так называемое Британское Содружество Наций. Английский Кабинет во главе со своим бесноватым премьером пытался лихорадочно сопротивляться неотвратимому усилению изоляции Туманного Альбиона. Австралии тогда уже угрожало стремительное вторжение японских войск, и туда из метрополии морем было срочно отправлено несколько заводов, в попытке укрепить этим ее промышленный и оборонный потенциал. А, заодно, и вывести из под бомбежек сами заводы, чудом уцелевшие от мощных воздушных ударов возмездия.
Оборудование одного из таких заводов лично сопровождал известный империалистический авиаконструктор Де Хэвиленд. Судно, на котором он отплыл, на самом выходе из порта было торпедировано советской подводной лодкой U-375 под командованием капитана цур-ундер-зее, кавалера Рыцарского Железного Креста за первый и ордена Красного Знамени за второй Дюнкерк фон Шнорхеля.
Моряки с кораблей конвоя, поспешив выловить незадачливого конструктора из воды в первую очередь, обтерли его полотенцами и посадили на другой грузовоз. За время дальнейшего пути такое повторялось еще четырежды. С конвоем искали и успешно находили встреч как советские, так и японские субмарины. Но на этом злоключения Де Хэвиленда не закончились. Последний отрезок пути, окончательно разочаровавшись в больших надводных судах, он попробовал преодолеть на борту английской подводной лодки, которую почти уже у самых австралийских берегов по ошибке накрыла глубинной бомбой американская патрульная летающая лодка "Каталина". Чудом спаслись лишь сам конструктор и пара человек из команды. Через двое суток слегка покусанного акулами и поклеванного хищными морскими птицами Де Хэвилленда подобрали рыбаки и он наконец сумел припасть к австралийской земле. Постепенно вслед подтянулись остатки оборудования. Но слабосильная психика буржуазного интеллигента, уже подорванная жизнью под бомбами в метрополии, явно не выдержала перемены обстановки. Озлобленный на все и вся, психологически нездоровый, этот достойный наследник своих безжалостных предков-колонизаторов спроектировал настоящего летающего монстра. Его создание, вооруженное одной 75-ти и одной 20-тимиллиметровой пушками, снабженное аж тремя двигателями: поршневыми воздушного и жидкостного охлаждения и реактивным воздушно-компрессорным, подумать только, собранными в один пакет, представляло собой поистине античеловеческое, безумное орудие загнивающего капитализма.
Долго искали летчика, чтобы провести летные испытания нового самолета. Наконец один молодой, но довольно опытный пилот, отягощенный огромными карточными долгами, согласился. Скрепя сердце, он забрался в кабину. И после мучительно длинного разбега самолет, к удивлению всех присутствующих, все-таки оторвался от земли. Словно и не существует такой вещи, как полетное задание, он, судорожно и непредсказуемо вихляясь набрал высоту, накренился, задергался, вращая хвостом, и как бы замер в воздухе на мгновение. Будто раздумывая - сразу развалиться на части или лучше уж рухнуть вниз, дико завывая всеми тремя моторами разом. В этот момент летчик поспешил катапультироваться.
По свидетельствам очевидцев, после благополучного приземления, он, дрожа, почесываясь, нервно хихикая и то и дело впадая в истерику, заявил, что на этом летающем... (прилагательное опущено)... (термин опущен)... (глагол опущен)... (существительное опущено) пусть летают те... (характеристика опущена), кто его... (причастие опущено) построил! И они, эти... (формулировка опущена) не дождутся, чтобы он еще хоть раз подошел к этому косокрылому... (словесная фигура опущена) ближе, чем на 300 ярдов!!!
По ходу своего энергичного монолога летчик окончательно впал в истерически-невменяемое состояние. Ему предоставили бессрочный отпуск и за государственный счет отправили в один уютный санаторий, откуда он вышел всего через девять лет совершенно спокойным и здоровым.
Конструктор тоже немножко нервничал. Как зафиксировано в воспоминаниях, он топал ногами, плевался и все порывался лягнуть пилота, визжа при этом, что только полные ослы и ублюдки могли доверить его драгоценную машину такому недоноску. Что его замечательный самолет все равно будет давить и уничтожать всяких япошек, большевиков и осьминогов. При этом он все время делал руками такие движения, будто обрывает кому-то щупальца. Что Де Хэвиленд имел в виду, говоря об осьминогах, неясно. Быть может, спрута мирового коммунизма? Или это он намекал на множество ласково удерживающих его рук? А, может его слова были как-то связаны с богатыми впечатлениями, полученными им во время многочисленных купаний в водах двух океанов? Вопрос так и остался открытым.
После этого прискорбного случая претендентов на роль испытателя второго опытного экземпляра не нашлось, не смотря даже на десятикратно увеличенную премию. Но австралийская авиация чрезвычайно остро нуждалась в скоростном самолете с мощным вооружением. Кто-то, чьего имени история не сохранила, в конце концов предложил неординарный выход из положения. Никого не смутила его явная бесчеловечность. Сомнение в глазах белых англосаксонских расистов вызвала лишь его практичность и реализуемость.
Угрозами и обманом молодых охотников из нескольких племен аборигенов-австралийцев заставили покинуть родные заросли скреба, дорогих соплеменников, разлучили с семьями и увезли туда, где воняло бензином, маслом, ржавчиной и прочей дрянью. В том странном месте они впервые увидели истребители-бомбардировщики "Каили", там им впервые пришлось взять в натруженные бумерангами ладони штурвалы. Кстати, именно они и дали получившему официальное наименование DH-216 творению Де Хэвиленда такое прозвище, означающее невозвращающийся бумеранг-крюк. Простодушные аборигены никогда раньше не видели ни одного самолета. Они думали, что тот так и должен выглядеть и не пугались. На этом и строился хитрый расчет тех, кто привык беспардонно играть чужими судьбами. Но даже они не ожидали такого результата от "недочеловеков".
Не имея ни малейшего представления о том, как действует волшебство белых людей, аборигены, тем не менее, руководимые каким-то врожденным чувством равновесия, быстро освоили полеты. Оказалось, что большинство из охотников имели своим тотемом что-нибудь пернатое. Например, хохочущую кукабурру. Словно перевоплощаясь в соответствующую птицу, они с удовольствием парили в глубоком австралийском небе. С боевой подготовкой все обстояло куда сложнее. Простодушных австралийцев удивляло само понятие войны. Зачем убивать? - Спрашивали они. - Почему бы вашим колдунам не заклясть ваших врагов, а вам просто не подождать, когда те сами от этого не помрут? Коварные британские милитаристы объяснили им, что у врагов тоже есть могучие колдуны. Концепция магического противостояния поразила воображение неискушенных во лжи аборигенов, но они все же далеко не сразу научились пользоваться пушками. Сначала они все больше норовили действовать по птичьи, стараясь клюнуть кабиной конус буксируемой мишени для воздушной стрельбы или схватить наземную мишень как лапами - выпущенным шасси. Не раз и не два молодые охотники возвращались на аэродром с парочкой-другой насаженных на шасси фанерных мишеней. Но особенно выделялись те, чьим тотемом был гигантский зимородок. Время от времени они пробовали нырять в море за рыбой...
Говорят, привычка - вторая натура. Известно, что в последствии "крылатый" абориген по имени Ооак Нгако таким способом дважды удачно таранил идущие неглубоко в прозрачных водах Кораллового моря японские подводные лодки. Хорошая рыба. Большая. Легко поймать. - говорил он корреспондентам.
Кроме этого австралийцев так и не удалось приучить к военной форме, а при каждом инструктаже, каждой выдаче полетного задания приходилось специально обговаривать длинный список табу.
Тем временем военное положение Австралийского Союза становилось все более тяжелым, и так называемый "волонтерский" авиаполк, получивший собственное наименование "Змея-радуга", поспешили направить поближе к месту боев. Так несчастные коренные австралийцы стали заложниками грязных целей "цивилизованных" потомков всякого каторжного ворья, а детище безумного Де Хэвиленда начало вызывать у обычно сдержанных японских пилотов сильное желание протереть глаза и помолиться богине Аматерасу.
Надо признать, воевал полк неплохо. Например, отличился Вапуру-Вапуру, признанный вождь полка, носивший свои майорские знаки отличия на шее, в ушах и в носу. Имея на своем счету 23 сбитых японских самолета, он вдобавок прославился тем, что не поднимался в воздух без подвешенных под крыльями четырех тотемных столбов. Есть свидетельства, что в одном, особо жарком воздушном бою Вапуру-Вапуру, расстреляв весь боезапас и по одному сбрасывая столбы, пригвоздил ими, как копьями, пять самолетов противника.
Нужно упомянуть, что уже в первых боях выявилась одна важная особенность, присущая новому самолету. Оказалось, что его, мягко говоря, нестандартная аэродинамическая схема обеспечивает ему не менее нестандартную, несимметричную маневренность. В одних направлениях она была гораздо лучше, чем в других. Внимательные японские летчики заметили это, приспособились и стали сбивать "Каили". В ответ австралийцам пришлось срочно, с немалыми трудностями налаживать выпуск, так сказать, "право" и "левосторонних" разновидностей DH-216, которые смогли бы летать в паре, дополняя друг друга.
Но, все таки, "Каили" куда чаще использовались в действиях по морским и наземным целям. Со своим мощным вооружением, применяя в условиях подавляющего превосходства на море японского Императорского флота москитную тактику типа "бей-беги", они доставили немало неприятностей японской десантной армаде во время высадки экспедиционного корпуса на полуострове Кейп-Йорк.
Как раз тогда, перед лицом успехов полка "Змея-радуга" была предпринята попытка еще сильнее втянуть коренных австралийцев в горнило этих абсолютно ненужных им сражений, дополнительно сформировав из них два истребительных и один бомбардировочный полк. Но оказалось, что управление любым другим, кроме "Каили", самолетом почему-то дается аборигенам с огромным трудом. И австралийским милитаристам пришлось отказаться от своих намерений. Но лишь на этот раз. Они вовсе не собирались оставить коренных австралийцев в покое.