Ультрамариновое небо с редкими утренними звездами.
Пилот идет по аэродромному полю к самолету футуристических очертаний.
Половина четвертого ночи, или, если хотите, утра. Самый нелюбимый час, особенно если нужно в эту пору поднимать в воздух экспериментальный прототип.
Пилот в высотном костюме и шлеме поднимается в кабину самолета.
Техник убирает приставную лесенку.
Пилот в кабине самолета.
- Я борт три пять два, прошу взлет.
- Взлет разрешаю.
Сегодня взлет обыкновенный.
Просто взлет.
Время отработки взлета с длинным пробегом, с коротким, с трамплина, имитирующего палубу авианосца, на разных режимах двигателей, с разной нагрузкой, от минимальной, до максимальной, уже прошло.
Начинается с пробегов. Потом идут пробеги с отрывом передней стойки. Потом взлет - посадка, потом...
Взлетать и садиться самолет уже научился.
Он и летать уже научился.
Хорошо научился летать.
Весь пилотаж освоен. Хотя есть еще белые пятна. Есть перспективы.
Этот самолет может летать и так, как ни один другой самолет. Но что он умеет такого, чего не умеют его старшие братья, предстоит выяснить в ходе долгих и кропотливых испытаний.
Для летчика-испытателя самолет, как ребенок.
Любой самолет.
Все что вложили в него конструкторы - это как бы наследственность. А летчик - воспитатель. Нужно не только научить машину летать. Нужно выявить ее одаренность. В чем она талантлива, а в чем - наоборот - посредственна. И вытащив на свет божий все ее таланты, развить и закрепить их. Уже потом таланты машины нужно привязать к потребностям боевой работы.
Но с этим аппаратом все сложнее и интереснее. Он не просто талантливый ребенок. Это - вундеркинд.
Он быстро выучился всему, что умел любой самолет до него. И сразу показал, что умеет такое, о чем до него и не мечталось.
Включаются двигатели. За кормой самолета вспыхивают светящиеся снопы горячего воздуха.
Аппарат срывается с места и катится, разгоняется, отрывается, летит.
Набор высоты.
Моторов не слышно. Только вся машина налита их мощью.
Это чувствуется.
Это приятно чувствовать.
Под плоским брюхом самолета - редкие облака. Писатели называют такие облака пушечными. Будто от разрывов старинных бомб, выстреливавшихся из медных пушек. Такие облака, наверное были над бородинским полем...
Очень забавно так лететь, словно в нескольких метрах над ватной пустыней.
Время от времени машина пронзает вздыбившиеся клочья облаков, рассекая их крылом и втягивая вату заборниками.
Над фонарем кабины звездное небо.
А где-то впереди - рассвет.
Небо не черное.
Оно глубокого синего цвета.
Обычный ночной полет. Или утренний.
Летишь себе - и лети.
Очень хочется взяться за ручку и заложить какую-то фигуру, но прибор отмечает, что его ведут с земли, так что придется потом рапорт писать, чем вызван переход на ручное, уж не отказом ли автоматики, а это такая морока.
Вот когда будет отрабатываться режим невидимости, тогда и можно будет пошалить.
А сейчас - нет. Нельзя.
Над фонарем кабины ультрамариновое звездное небо.
А где-то впереди - рассвет.
- Я борт три пять два. Докладываю. Вышел на первый рубеж. Занял крейсерский эшелон. Следую заданным курсом до рубежа два. Скорость крейсерская. Небо чистое. Как поняли?
- Поняли тебя, три пять два. Ждем доклада со второго рубежа.
- Исчезаю, конец связи. - Ответил центру управления испытаниями летчик и самолет исчез с экранов радаров.
- Есть, понял, конец связи, - ответил дежурный капитан у экрана радара, и точка на экране тут же исчезла.
Луч описывал полный круг высвечивая смутные пятна эха от крутого берега Оки. Над постом РЛС стремительно вращалась антенна свехчуткого радара. Где-то в небе на крейсерском сверхзвуке шел самолет. Но в то же время его нигде не было.
- Нет, ребята-демократы, - проворчал дежурный по РЛС. - Я к этому не смогу привыкнуть. И как мне прикажете его вести?
- В Югославии, - заметил ностальгически старший лейтенант сидевший за вторым пультом, - американские СТЕЛСы, были видны на экранах, как паровоз на станции в солнечный день.
- А чего же тогда не сбивали? - поморщился капитан.
- А на хера? Да и чем?
- То есть?
- Ну сбили сколько можно было, - пояснил лейтенант, - а потом они летать перестали. Юги вообще-то дурью один сбили. А так вообще не велено было трогать. Чтобы не знали американы, что мы их видим.
- Как в сказке, про голого короля? - Усмехнулся капитан. - Так что ли?
- Так точно, - кивнул старший лейтенант, - они же ориентировались на свои радары. На свои диапазоны. То есть, для своих станций они сделали самолет совершенно невидимым. А старые наши еще ламповые радары оказывается видят. Ну, так пусть бы они и верили, что мы такие же слепые. Ан нет. Юги взяли да и сбили.
- Правильно сбили, - подвел черту капитан.
- Так чего же правильно? - удивился старлей, ведь вроде все объяснил.
- А то и правильно! Что не хер летать, - отрезал командир, - что у тебя?
- Ничего у меня, - ответил лейтенант, - небо чистое. Ноль, как говорят метеорологи.
- Повнимательнее, - напомнил командир, - сейчас цели должны прийти.
Вскоре цели действительно пришли. О чем было доложено.
Пара МиГ-21 над лесом.
Кабина "Кондора". В шлеме пилота отражаются звезды.
- Я борт три пять два, - вышел на связь невидимка, - вышел на рубеж атаки. Начинаю работу. Есть парная воздушная цель. Есть захват цели. Работаю.
- Понял тебя три пять два. Добро. Работай! - ответил капитан.
- Вот глазастый черт! - одобрил старлей, - даже не интересно. Он их сразу засек и сразу захватил. Ему бы целей сорок. Чтобы все небо в самолетах. Тогда бы он у нас повозился.
- Практически один в один, - одобрительно заметил капитан, - смотри внимательно сейчас он будет делать пуски и обнаружит себя.
- Ну ё... мое! - не по уставу выругался капитан, когда радар покрылся пятнами ложных целей. - Вот тебе и получи! Хотел все небо в самолетах? Пожалуйста.
- Три пять два! Мы не видим твоей работы!
Пилот растягивает под маской губы в улыбке.
- В том и сила, чтобы вы ничего не видели! - отвечает он.
Его не видно, зато ложных целей на следящий приборах, как у дурака махорки.
Цели приказано поразить до наступления визуального контакта с ними. Так и сделаем!
Захват цели ракетой.
Пуск.
Между мотогондолами "Кондора" открывается узкий люк.
Пуск ракеты. (Р-37)
Ракета ушла вперед.
МиГи в небе. В кабинах никого нет.
Они разделяются.
Первый МиГ делает маневр уклонения.
Ракета ушла вперед.
Ракета меняет курс и преследует самолет.
Попадание. Взрыв.
Где-то там старенький МиГ, превращенный в радиоуправляемую мишень через мгновение превращается в металлическую труху, разнесенный взрывом.
Вспышка вдали. Цель поражена.
Захват второй цели ракетой.
Пуск.
Кабина "Кондора".
Вспышка вдали. Цель поражена.
Пилот:
- Захват второй цели ракетой.
Пуск.
Ракета сама знает что делать. Технология "пустил и забыл". Где-то вдали большой "бабах". Цель поражена.
- Я борт три пять два. Задача выполнена. Ложусь на обратный курс.
- Возвращайся, - ответил дежурный по РЛС капитан, - может помехи снимешь?
- Помехи сниму.
Экраны радаров опустели. Вновь ничего кроме смутных контуров эха от берега Оки.
- А показаться не хочешь? - пошутил капитан.
- А я уже и показался.
- И почему мы тебя не видим?
- Я за эхом от берега иду. Я же и без генератора малозаметен. Так что не обессудьте, мужики.
- Конец связи... - и капитан повернулся к подчиненному. - Слыхал? Он еще издевается. Он малозаметен видите ли! Давай-ка попробуем его вычислить среди помех от берега.
- Я сведу показания от вспомогательных станций, - развернувшись в кресле, азартно сказал старлей, - оптимизирую... И мы его увидим. На всякую хитрую задницу... Найдется... А нету...
- Что нету?
- Его нет ни на одной из станций. - Пояснил старлей и убрал руки с клавиатуры компьютера. - Когда он контрастен на чистом небе, то мы его видим худо-бедно. Когда он хочет спрятаться, то он прячется. И ничего нельзя сделать. Я не знаю такой степени чувствительности, чтобы взять его.
- То есть, даже когда он летит без генератора, он якобы видим, то видим только в условиях высокой РЛ контрастности? - уточнил капитан.
- Короче, - безрадостно усмехнулся старлей, - мы его видим, тогда, когда он хочет чтобы его видели. А если нет, то летает, где ему надо и творит, что вздумается!