Проснулся Николай Васильевич, рано утром. Проснулся внезапно. Сон ушел. Будто кто-то рывком, среди ночи сдернул с головы покрывало. И наступил покой... Была в членах тела, какая то бодрость, свежесть и ясная голова. Сердце билось легко, ровно, но все же, что-то щемило внутри, в утробе и было слегка неуютно.
За окном комнаты пестрели металлические крыши домов, прикрытые серой, полу прозрачной хмарью. Ветер вечером, гулявший по ржавым листам крыши стих и умолк. Но если присмотреться, то видно было как на улице, клубился вязкий, пропитанный влагой воздух и поднимался не спеша, вверх, все выше и выше. Непривычно было в этот ранний час услышать цоканье подков одинокой лошади по уличной мостовой. Затем, крики возниц и грязную ругань прислуги.
Столица. Это особый, и необыкновенный мир. Мир настолько несхожий с другими городами и городками, что и климат тут был особенный. Климат отличный от климата средней России, а также сухой и волшебной красавицы Украины.
Николай Васильевич лежал и, несмотря на бодрость в членах, подниматься не хотел. Он вытянулся на кровати и вспоминал минувший, ночной сон. Сон был тягостный и тревожный . Вспоминая сон, он опять увидел просторы, зеленые заливные луга, густую, молодую траву. По лугу шел брат Иван и протягивал навстречу тонкие руки. Брат приснился молодой, почти ребенок, одетый в белую, длинную льняную рубаху. Шел по траве, опустив голову, босиком, шел как-то медленно. Брел не спеша, сбивая росу, и звал Николая Васильевича тоненьким, очень тоненьким голоском. Почти шепотом. Уговаривал братца, зайти в гости, в эти луга и в травы. Затем брат повернулся и исчез...
Наверное, это был первый сон после дома, когда приснился Иван покойник, а снился он ему очень и очень редко. Николай Васильевич проснулся уже окончательно. Сейчас он просто лежал в кровати, не зная, что делать. Он слышал, как скрипела за стенкой железная кровать, и там слышался громкий говор, правда слов он не слышал, а только какие то звуки. Он проснулся окончательно, и боялся всем телом и всей оболочкой души наступающего дня.
Он зябко поежился под одеялом и позвал дядьку:
-Яким, сказал Николай Васильевич тихо, почти шепотом и почему-то испугался, своего голоса.
Дядька спал, крепко посвистывая носом как фистулой в полторы ноты.
-Яким, - позвал он громче, - дядька очнулся и с размаху сел на лежак, пригладил бороду и вытаращил глаза. Как будто не спал.
- Барин, надумали вставать.
-Да нет, лежи Яким. Сон мне вот странный приснился, хотел тебе рассказать...
Яким, осоловело смотрел на темную стенку, молчал и тяжело сопел.
-Брата видел, царствие ему небесное...
Яким помолчал, ответил не сразу, сперва подумал.
- Надо, барин сходит в церкву, свечечку поставить. Может там он мается малец-то... Затем помолчал и добавил - нехорошо...и тяжело вздохнул.
Потом оба и хозяин, и слуга помолчали, думали что- то свое. Николай Васильевич посмотрел на слугу, и добавил:
-Да, надо Яким, ты прав, сегодня и схожу. Ты Яким лежи, я сам встану. Мне еще надо немного поработать. Тут уж лежи, я сам как нибудь. А то ты греметь будешь, мешать. Так что ты лежи, не мешай мне...
-Как же барин, мешать мы, что без понятия. Мы все понимаем, чай не маленькие.
- Хватит Яким, лежи, не будем больше. Лежи не мешай.
- Напрасно вы так барин, что мы, мальцы какие. Что мы без понятия...
Яким ворочался в передней, на топчане и еще долго развивал свою теорию ухода за барином. Что если бы не его уход, то дела бы не были столь успешны. Если бы не слуга, то не было бы и бар. А ходили бы господа по улицам не ухоженные. Так как баре сами то делать, ведь ни чего не могут. Ведь, если бы господа сами себе готовили пищу, ходили в лавки, торговались с мясником и чистили одежду. А еще убирали бы комнаты, да ваксили сапоги, то где бы у барина было время заниматься стоящим делом. Тогда это был бы не барин, а так купчишка на разводе. Нет, барин только тогда барин, когда у него руки свободны, когда кожа бела, когда за ним уход настоящий, да еще и выезд есть. А если все сам да сам, то никакой это и не барин.
Николай Васильевич выскользнул из уютного гнезда кровати и поставил одну за другой ноги на холодный, шершавый пол. Нащупал пальцами шерстяные чулки, подарок маменьки, натянул их на ноги и стал одеваться. Он натягивал неловко на себя одежду, одному было не удобно, и вспомнил, что вчера после обеда приезжал князь Борятинский. Приехал в дорогой карете, на хороших лошадках и Яким очень сожалел, что у них нет таких гнедых и серых. А то бы они с барином показали бы себя на выезде, а не сидели бы все время дома.
Князь погостил с десяток минут, откушать отказался и после беседы о небольшом совместном дельце, перед уходом зачем то заговорил обводя темную комнату взором, про обстановку и убранство. Его светлость чувствовала себя неловко в старом доме и без промедлений, напрямую устранила сию неловкость:
- Мол, как же вы Николай Васильевич, такая величина, европейская знаменитость и проживает в таких недостойных серых комнатах. Как же вы все терпите мой любезный и дорогой. Ведь вы творец и автор, а вам нужно особое окружение, и как вы тут работаете, и проживаете,- и почему-то при этом, морщил свой дряблый нос.
- Что если, не хватает средства, то, мол, они, т.е. наша светлость готовы оказать Вам уважаемый, посильное содействие в виде ссуды.
На что уважаемый хозяин так растерялся, затем принялся оправдываться, вспомнил, зачем-то дом маменьки, как там он все обустроил и окончательно спутавшись, густо покрывшись пунцовой краской, будто набрал в рот воды, окончательно замолчал. Была такая конфузия, и переживания, что лучше и не вспоминать. Князь увидел, что ввел хозяина в странный случай, молча поклонился, слегка склонив голову, вышел из комнаты.
И уже на лестнице нарушая этикет, тростью шаркнул Якима за шею. Сказал уже на ходу ни к кому, не обращаясь, а вроде бы как сам с собой, а может и обращаясь к старым стенам:
-Что, мол, шпалеры то в зале ни куда не годны.
Затем покачал пальчиком в шелковой перчатке и, постукивая набалдашником трости по сухим доскам, проследовал по ступенькам вниз к поджидавшей его карете.
Яким проводив князя, вернулся озадаченный и удрученный и все твердил про себя два слова: князь...князь..., лошадки...лошадки...
Потом рассказал хозяину, про слова Его Светлости в коридорах и чем-то напугал, нашего доброго друга.
Теперь эти простые слова, преследовали Николая Васильевича, как подвернутая нога. Куда не ступишь, везде она спешит за тобой. Ты бы и рад ее, где-то оставить или забыть, но она этого не желает, и тащится, тащится дальше и прежде. Конечно, если сидеть и попивать чай, то нога не ноет, но стоит только поменять конечности местами, как боль отзывается хлесткой и быстрой молнией.
- Шпалеры не годятся. Князь...Лошадки... Не годятся шпалеры. Лошадки... Никуда не годятся, а может, годятся, - слова, точнее кольцо звуков крутились в мозгах, как заколдованный обруч, сжимали лоб и никак не хотели покидать бедную его голову.
-Ну, что барин рямонт удумали делать, - Яким проснулся теперь уже окончательно. Также окончательно, как основательно похрапывал он в последний предутренний час. Какая то сила подбросила его на лежаке и потирая красные глаза, он
увидел озабоченное лицо барина. И теперь, весь вчерашний день вспомнил как наяву.
-Как ты сказал Яким, - углубленный в свои думы барин не расслышал его слов, но что-то подсказывало, что колыхание воздуха несло в себе важное и какое-то весомое правило ...
- Я ховорю рямонт, удумали барин?- Яким простодушно смотрел детскими, голубыми глазами и при этом успевал, думать еще о чем-то своем и близком только ему одному.
-Как он точно сказал, - Рямонт.
-Ну конечно ремонт. Что может быть проще и легче. Какое это было легкое, шершавое и теплое слово ремонт. Как радостно и легко стало в груди. А то он погрузился в тяжкие размышленья, а выход то был, совсем рядом. Да ведь для этого много то и не надо подумал Николай Васильевич, пожалуй, если договорится с хозяйкой, то можно и сэкономить. Мы с Якимом сделаем ремонт, а хозяйка нам зачтет плату за сорок дней, а то может и больше. Ну, какой же он не практичный. А, какая же душка князь. Нет, что ни говори, а князья зрят. У них не понятно, откуда - особый дар. И не только зрят, а и добрый совет дадут. Нет просто душка - князь, прямо бы вот так взял и расцеловал его. Пусть щеки у князя дряблые и глаза слезятся, но что ни говорите князь особенная душка.
-Яким, а ты давно был в лавочке на Морской?
-Чаво?
-Ты давно дубина, был в лавочке на Морской?
-А я барин на море не хожу, я его пужаюсь. Наше дело маленькое, мы тут только в хвартире, да за провизией, да мясца исщо. Я на море не хожу, я брызгу пугаюсь, а исчо...
Иногда, на Якима, находило, и он становился,схожим с сельским дурачком Антипом. Давно в молодости, Антип, был его другом. И вот прошло много лет, а Яким иногда, влезает в шкуру Антипа, и начинает свою игру. Прикидывался, дурачком, молол, какую нибудь глупость и все это продолжалось долгое время и без остановки. Очевидно желание барина, шло в разрез с его мыслями и чаяниями, и тогда слуга, входил в душевный маскарад.
Яким был не просто слуга, он был, почти товарищ, а может в чем-то и друг. Но когда он упирался, и его уже нельзя было сдвинуть с места. В такие моменты, слугу лучше было не трогать, а оставить на едине с собой.
Тащится, на Морскую улицу Николай Васильевич не хотел, ехать на извозчике, денег жалко. Но все это было уже не так и важно. Главное он знал, как ему поступить. Он понял, что ему делать. Картина была простая и ясная. Он осознал, что надо купить шпалеры, потом сходить к немцам, за костным клеем и кого-то позвать на помощь. Яким, эта необразованная и безрукая дядька, годилась только на то, что бы намазывать ткань клеем. А вот крепить их на стены, нужен был шустрый и умный напарник. Теперь в голове крутилось два новых приятных слова. Первое было напарник, вторым словом было слово - товарищъ. А может лучше так: товарищъ,а только потом напарник. Или мужиков рязанских нанять. Говорят, что они не плохо шпалеры ставят. Да вроде бы работают они и не плохо, но ведь тогда придется платить деньги, а денег сейчас было в самый обрез. В такой обрез, что кому и скажи, то посмеются. Да начнут трескотню, как сельские бабы. Конечно можно и поссудиться, но тогда пойдут слухи, разговоры, сплетни. Нет, это еще хуже. Итак, подумал Николай Васильевич, как говорили древние - брод перешли и ног не замочили.
Но все-таки кого же выбрать в помощники? Давай думать, кто у меня друзья: маменька, но она далеко. Потом сестричка Елизавета, но эта не пойдет, она мужчин завсегда стесняется, даже если и была бы рядом. Затем студент, из театральных Исидор, но он такой хрупкий, что после занятий, становится вяленым как рыба и тогда помощи от него не жди. Далее перейдем к товарищам: первый Яким , но он и так клеем все полы извозит, затем Сидор Петрович, земляк, но у него не та комплекция. Правда есть Алексей Павлович, но он уж как неделю в отлучке, а так он без сомнений помог. Николай Васильевич вспомнил, около пятидесяти знакомых и близких, но никто не походил под эту мерку. Ни под товарища, ни под помошника. Совсем никаких товарищей, что за оказия...
Николай Васильевич отхлебнул холодного кофею и тут он осознал, что лучшим решением обуреваемых его сомнений будет легкая, недолгая прогулка. Он надел длинное коричневое пальто, с трудом обул ноги в теплые яловые сапоги и, наказав Якиму сделать уборку, вышел на улицу.
Солнце едва проступало сквозь сумрачную пелену облаков, а по улице крутились, как собачонки ветреные шары. Мелкий дождик, то принимался за работу, то забывал о своих обязанностях, пряча тонкие нити в низких, неплотных тучах.
Наш барин, оборвал ход своих мыслей, и неторопливым размеренным шагом, брел вдоль фасадов зданий, разбавленных иногда серым забором. Большие и малые каменные дома сопровождали прогулку нашего барина, развлекая его одиночество. У домов возникало некоторое затишье от ветра, и мелкие брызги влаги в меньшей степени докучали прохожим.
Мимо глаз праздного гуляки проходили новые люди , выступали неизвестные лица. Прошла дама средних лет, с маленьким ребенком, затем попался торговец зеленью на лотке. Проехал возница на чалой кобылке, а ему встреч ямщик в старом тулупе, на сером меринке. Ближе к центру стали чаще встречаться вывески, которые становились шире, крупней и цветастей. Затем зазывающие картинки пошли сплошь, и время читать их уже не было, а приходилось глядеть вперед, так как прохожих прибывало и прибывало. Неожиданно впереди на мостовой остановились дрожки, и кто-то громко его окрикнул:
- Николай Васильевич, вы ли это... Вот неожиданность. То-то ко мне сегодня нитка прицепилась поутру...
Из дрожек вышел господин в синей благородной шинели, черном атласном цилиндре на маленькой голове со смуглым лицом и небольшой тщательно прибранной бородкой. Рукой он придерживал блестящую палку и подзывал своего знакомого:
- Ну что вы там кукситесь Н.В. или не признали? И россыпью, дробью рассмеялся.
Голос мужчины из возка, звучал громко на всю улицу, так что прохожие оборачивались, всматривались внимательнее в барина, изучали его одежду, затем пытали глазом его смуглое лицо и только затем, удовлетворив свою любознательность, продолжали путь.
- Николай Васильевич, хватит стоять на месте, поехали вместе, место у меня есть...
Николай Васильевич в душе возликовал, но на деле, продолжал стоять, как вкопанный в мостовую от неожиданности встречи. При этом он строил на лице гримасы и стал нервно потягиваться, почему-то сразу всеми своими членами.
-Вот так встреча, - Его лицо озаряла немая улыбка, от хандры не осталось и следа.
-Александр Сергеевич, какими судьбами, как же так вы признали бедного хохла.
Наш одинокий прохожий очнулся, и как-то вприпрыжку, боком, неловко подскочил к повозке.
- Да разве тебя забудешь, милость ты окаянная. Весь город гремит, шипит о тебе, и трещит в трубы. Разворошил бродяга гнездо осиное, теперь держись, скоро клевать будут. Ну, ты скажи, ты едешь завтракать, ведь уж десятый час? А то экипаж ждет. Лошади мерзнут, да кучер стынет.
Было не разобрать, кто больше рад этой встрече, но только Н.В. после прогулки, никак не мог перестроиться в другую тему, и надо было дать ему небольшое время. Что бы с этим положением освоиться.
-Айда со мной, поехали в кондитерскую к Миллеру, там и позавтракаем...
- А что же это дело, подумал Николай Васильевич на приятное предложение. Угощу Александра Сергеевича или сам угощусь...
- Еду, друг мой милый, обязательно еду, - наш пешеход, разгоряченный встречей теперь уже ловко забрался в дрожки, уселся на подушки, и продолжил, со светлым лицом: - сейчас Вас посвящу, такая тут в голову забралась история, и столько хотелось вам рассказать, но просто все не упомнишь. Как же все это хорошо, что мы с вами теперь рядом....
Оба барина, были так довольны встречей, и эта радость была такой яркой, живой и непосредственной, что сиянием озаряла проспект малым светилом, по которому бежала повозка и всякий, взглянув на них, мог убедиться, что едут два лучших и близких друга.
Путь был не долог, кони бежали резво, и кучеру порой приходилось сдерживать их напор. На место домчались быстро, минут в десять. Кондитерская располагалась на углу улиц и встречала посетителей новинкой, дубовыми дверьми с широкими
стеклами. Большие витражи с сахарными зайчиками, домиками и лошадками манили к себе детской непосредственностью. Призывно зазывали в гости. Посетителей и клиентов было не много, заходили они так редко, что в помещении Александр Сергеевич и Николай Васильевич были одни. Приятное тепло исходило от большой металлической печи. Постепенно голова становилась, все более ясной. Мысли как маленькие детки стали резвиться, обгоняя одна другую, срывая прелесть от ранней встречи и дружеского разговора.
Да и беседа что-то не вязалась.... Почему у обоих друзей со слякоти, в тепло настроение переменилось и, пропустив по стаканчику ликера они замолчали и вели дальнейшую беседу в полной тишине. Таким образом, молчание длилось минут около пяти, и только треск дров и шуршание шестеренок механизма часов, прерывал плодотворную работу мысли. Наконец один из них очнулся, сбросил с себя покрывало скуки и, покачивая глинтвейном в бокале, заметил:
- А неплохое винчишко, Николай Васильевич, - первым прервал молчание смуглый барин.
- Очень уютно, очень. Как то все тут, по- домашнему. Вы знаете, я тут в первый раз и мне приятно.... А вино немного кислит. Не мешало бы туда, с десяток капель сиропа.
- Ну и как вам дорогой мой друг, бал у графа Шереметьева.
........................................
- Даже не знаю, что и ответствовать,- продолжил беседу молодой мужчина, с острым носиком, проговаривая слова медленно со вкусом, как будто он что-то держал во рту, и теперь ему надо было вместе со словами, выплевывать ту неприятность, какая застряла между зубов.
- Ну что же так и не нашли для себя пары на мазурку. Зачем же мой друг тогда и на балы ездить. Не лучше ли поспать сладко или черкануть десяток строчек.
- Ах, и не говорите уважаемый, мой друг. Да право я так стесняюсь, что опасался барышне наступить на ножку, поэтому и не пригласил на танец. Но вы не знаете уважаемый, что мы с ней прогулялись до буфета и она была так рада этому променаду, что болтала со мной без умолкла, до самого тур вальса.
Затем друзья обсудили пару троечку случаев из высшего света и вспомнили что после завтра дуэль у поручика Савельева, который вызвал майора Гринвальда .История была темная. Какие то воинские делишки, которые, с неприятным запашком со стороны майора, а покрывались полковником Плещеевым. В связи, с чем майор распоясался и не давал в полку никому прохода. И вот и на него нашлась управа. Выяснили что дуэль будет на шпагах, и теперь майору будет не сладко, и если его и не убьют, то от лучшего мастера длинных ножей (так величали Савельева )ему было нескрыться, и воинское братство полка получит столь долгожданное удовлетворение.
- Армия это великая сила, но пользоваться силой надо умеючи,- Александр Сергеевич, вмиг стал серьезным, хотя один его глаз играл веселым огнем. Без армии Россия никогда не была бы Россией, ведь для всего западного мира мы предстаем полнотой территории, которую охраняет великая сила. Поэтому эту часть страны, лучшую ее часть, надо беречь и оберегать, питать.
- Да, я полностью согласен Александр Сергеевич, но ведь армия сильна идейными духовидцами. Которые также являются частью целого и огромной силой.
- Вы, батюшка о попах, ну здесь все не так просто. Без сомнений попов воинов много, но силу они подкрепляют в мужике, а командный состав сам прекрасно воспитан. Офицеру, Николай Васильевич, дороже его честь. Не даром схватились Савельев с Гринвальдом. Они ведь не пошли к попу, что бы тот их рассудил, а делают это жестко, как в древние времена. Кто прав, тот и победитель. Что же касается духовенства, то еще Петр Великий укротил его влияние, отменив патриаршество, и призвав исповедь на службу государству.
Оба замолчали, обдумывая сказанные слова, затем, отпив по глоточку напитка, опять продолжили свой спор:
- Все это так, уважаемый Александр Сергеевич. Но ведь дорогой друг, нарушена тайна исповеди. И умалена сила нашего духовного отца. Россия сильна мужиком. Посмотрите, кто держит страну на плечах, кто сеет и пашет. Посмотрите, чьи деньги собирает казна к зиме. Да ведь и армия это сплошь мужички- выправленные, одетые, обученные с лицом умытым, наконец, в кожаных сапогах... Но ведь это мужики, мужики. На мужике Россия держится, только на мужике. А окормляет его духовенство или как вы скажете поп. Поэтому и получается, что западный мир видит безбрежные просторы страны, защищаемые мощной силой. Но вся сила идет от Создателя, и только через духовенство...
Александр Сергеевич, только улыбался и покачивал кончиком своего тупого ботинка:
- Да у Вас я вижу целая философия, дорогой друг. А может вам в монастырь да игуменом или насельником. А вы тут по кофейням прохлаждаетесь, время тратите. А там вас мужички, бабы заждались.
Теперь глаза смуглого барина светились огнем, он бросал фразы резко, отрывисто и громко. В некоторые моменты он вскакивал со стула и начинал быстрый шаг от окна до стены, разворачивался и возвращался назад к столу...
- Мужик в России, мужик правит бал. Тут я с вами полностью согласен. И рубль он держит на плечах, и зерно дает, да и армии выдерживает всю тяжесть. Все это мужик, но насчет духовенства, батенька увольте. Оно вне общества, эта так сказать духовная интеллигенция. Грамотные образованные люди. Латынь знают, греков, а носят бороду да юбку. Где ваши попы, в монастырях да деревушках. Почему их нет в гостиных, в театрах, в салонах. Где их мысли в книгах, в литературе. Они просто обособились и не являются и частью света. Прямо Робинзоны Крузо в стране людей. Духовенство отказывается быть частью общества. Оно добровольно идет на изоляцию, да еще и этим гордится. А наши государи, кроме конечно Петра, равнодушно взирают на эту позицию. А может и специально, что бы под ногами не мешались, и не совались, куда не надо...
-Эк, как тебя разобрало,- подумал Николай Васильевич и только тихонько усмехался в свои шелковые усы. При этом он продолжал напряженно следить за быстрым резким ходом мысли смуглого барина.
- Ведь у нашего духовенства, одна страсть. Страсть не направить людей на пути истины, добра, любви... Нет, вы послушайте, что они говорят. Терпение к невзгодам, любовь к барину и полное подчинение своему насельнику. А если мы заберемся к ним в монастырь, вы думаете там вы найдете любовь и милость. Нет, нет и нет... Там вы увидите только смирение, хитрость и докладство. И все ради чего, Что молчите? А я вам скажу. Все ради одного. Власть мой друг, власть и власть...А.С. произнес, все это отчаянно громко, почти криком, повернулся, на одной ноге и резко присел на стул.
- Не отчаивайтесь, вы так дорогой Александр Сергеевич, Большая часть ваших слов есть правда. А может и все слова правда. Только вы посмотрите что под сенью этих неправедных (как вы выразились) дел творится. Ведь, наверное, надо смотреть не на огонь в печи, а на горшок и на щи.
-Не мое это дело обсуждать, правление наших духовников, но посмотрите, что выходит из под их руки. Посмотрите, уважаемый Александр Сергеевич, какие монастыри. Живут монастыри и процветают. Где каждый бездомный и болящий, может найти приют и кров. А разве поместные храмы не выполняют свою работу? Кто вас венчал, кто детей у нас крестит? Кто провожает в последний путь бренный наши тела и души... Все эти, как вы скажите неграмотные Робинзоны. Ведь не важно как их мы зовем, и что у них там внутри творится. Они я думаю, и без нас разберутся, без наших советов. Ведь заметьте, к нам они не лезут. Главное дорогой Александр Сергеевич, судите по делам их. А дела их мы на свои плечи не взвалим.
Сказав это, горбоносый барин умолк, Не стал говорить ничего и смуглый барин. А оба сидели, молчали, теснимые внезапной ссорой, и старались не глядеть друг другу в глаза.
Затем друзья заказали еще по стакану и маленькому пирожку, как Николай Васильевич решился выступить со своей необычной просьбой, что сделал, наверное, не совсем во время:
- Александр Сергеевич, у меня к тебе маленькое дельце...
- Так, ну вот и дельце образовалось, говори, что там за хлопоты...
- Понимаете милый друг, на днях был у меня князь, Алексей Петрович и очень мы с ним плодотворно побеседовали. Но, закончив беседу, он вверг меня в полный конфуз...
- Да, не может быть. Что бы хохла, да и в конфуз... Ты, что-то брат не то говоришь...
Может вы любезный перепутали, может быть, вы его ввели в конфуз? - проговорив всю фразу скороговоркой, молодой курчавый мужчина рассыпался здоровым и злым смехом. Да так громко, что не утерпев с кухни прибежали два работника и выпучив глаза с улыбкой смотрели на господ и ждали что те будут бить вазоны или в крайнем случае биться на кулачках...
- Хорошо, хорошо оставим. Что ты такой пунцовый? Давай свое дельце...Не тяни.
Александр Сергеевич, проговорил последние слова, скороговоркой и заметив поварят, громко крикнул:
-А ну брысь отсюда, чертенята, а то сейчас ухи оторву.
Мальчишки, испуганные резким окриком, исчезли, а Николай Васильевич, продолжил:
- Понимаете ли, друг мой, уже я упоминал о князе ...
- Хватит о князьях и графах, я так устал слушать ваши сентенции, не проще ли друг мой, ближе к телу...
Носатый собеседник покрылся опять краской, его ласковые глаза слегка потускнели и вдохнув в нутро побольше воздуха, он обрел нелегкую уверенность, произнес как пропел дивную песню:
-Не окажете ли мне мой милый друг, маленькую помощь. Надо сотворить в доме, шпалеры и вот мне так нужна ваша помощь, что за неимением более друзей я так сказать обращаюсь к вам...
Закончив песню, носатый собеседник посмотрел на друга и понял что выговорил страшную глупость...Первым движением смуглого и худого мужчины был резкий разворот головы влево, при этом его корпус оставался полностью неподвижным, но как то окаменел. Затем он рывком расстегнул, а точнее сорвал пуговицу, стягивающую узкий ворот форменного мундира. Он зачем то полез в карманы, но не обнаружив там перчаток, вытащил серый носовой платок и ни проронив, ни звука обтер себе ту часть спины, какая из лопаток переходит в шею. При этих действиях он ни разу не взглянул на собеседника. Выполнив столь действенный ритуал, он, наконец, выдохнул из себя струйку настоявшихся винных паров и изрек твердым голосом:
- Хохлище, ты дубино- осиновый, ты долго над этим думал. Или может тебя сатир, кто нибудь надоумил...
Затем как-то необычно застучал стиснутыми зубами, и воздев руки к окну, и направляя распростертые пальцы на улицу он пронзительно закричал:
-Они... Это все они.... И сюда пробрались...
- Что милый товарищ. Шут с ними со шпалерами, да не будем мы их строить . Я уж как нибудь, и сам их построю со слугой... Да хватит же Вам расстраиваться... Забудьте... очень прошу, мою просьбу...
- Ну, ты, хохол и учудил. Что бы я, тебе сотворил шпалеру. Вот этими руками.
А.С. положил ладони на стол и внимательно смотрел, на свои руки. Наверное, еще он ни разу, в жизни с таким пристрастием не смотрел на свои десять пальцев, перебегая глазами то от ногтя мизинца, к большому пальцу, то перепрыгивая взглядом на правую руку.
-Да ты понимаешь, что ты хочешь. Ну, лисья морда, жалко шинель снял, а то не миновать тебе было моих перчаток. Значит, говоришь Барятинский. Это он старый хрен. Значит, он тебя надоумил... Теперь мне понятно кто все это затеял. Теперь мы отпишем им оду на славу... Мы им споем, вечную радость, они дождутся серебряных нитей. Ну, старый пень ...погоди. Теперь, я к тебе не ездок. И надо что удумали хохла ко мне подослать. Что бы я шпалеры с ним творил. А потом обо мне пустят слух, что Ганнибалов отпрыск пошел в работники, по стенкам ползает. Ну, масоны, какое ж, однако коварство.... Нет мой недруг, конечно, сам бы ты все это не придумал. Такое коварство, хохлам в голову не взбредет .... И сколько же они предлагали мне заплатить...
В это время со стула начало сползать, тело его горбоносого товарища. На лице около носа, образовались бледно- голубые пятна, рот оставался не закрытым и что-то молча он изрекал в пространство и только руки висели вдоль тела, как плети. Тело медленно сползало вниз к ногам своего грозного приятеля...
- Ну вот, только этого еще не хватало. Какая то кисейная барышня. Нельзя и двух слов сказать... Сразу размяк и на полу разлегся. Эй, человек, куда вы там черти, запропастились. Помоги мне быстро. Не стой как истукан. Только до кареты.. . Быстрее его на воздух.
- Нет, что бы я еще взял кого нибудь в кондитерскую. Нет, теперь этому не бывать.
Но пока горбоносого барина вытаскивали как большое полено на воздух, он уже пришел в себя и тоненьким голосом заголосил:
-Простите, Вы друг меня слепца глупого. Не знал, что приведу вас в расстройство, и теперь даже не знаю как мне исправить подвох.
Курчавый барин, с интересом взглянул на оживший труп и только и спросил:
-А шпалеры то дома есть?
Этот вопрос окончательно доконал горбоносого барина... Он подогнул под себя ноги, расслабил руки и все остальные члены и рухнул в коляску живым мертвецом. Слуга вынес коричневое пальто, они прикрыли им неподвижное тело, и грозный барин распорядился:
- Ну, что же с тобой делать. Придется ехать домой.
Обратная дорога также не заняла длительного времени. На звон колокольчика выбежал Прохор-дворник и тихо, округлившимися глазами смотрел на барина и никак не мог взять в толк, что же ему делать.
- Ну что встал, помоги барину подняться. Или барина в первый раз видишь?
Тут только и дошел до Прохора смысл происходящего, и он в охапку, как вязанку дров, принял плотное тело и нежно как дите, понес его по ступеням. За ним не спеша, поднимался А.С. Как он и предполагал, дома шпалер не было. Н.В. лежал все без памяти и только, очень тихо стонал.
- Ну, хохол, связался с тобой, теперь даже не знаешь, как из оказии выйти., - выразив накопившуюся досаду, А.С. спустился на улицу и покатил в магазин на Морскую. Поехал недовольный, с мрачным лицом выбирать для любезного друга шпалеры. По пути он заехал в Аптекарский переулок в контору к подрядчику Рябцеву. Застал кроме подрядчика двух рябых мужиков, что сидели в конторе на лавке и как будто с утра специально его поджидал. Наказал куда им спешить, а сам через два часа вернулся по старому адресу на Василеостровскую сторону, в пятнадцатый проезд. Вошел в дом и увидел, что хозяин уже оклемался, сидел за столом и высчитывал столбик цифири. Завидев вошедшего гостя, он обрадовался, застеснялся и только развел руками:
- Какой же вы А.С. Нет, у нас дома такие люди редко встречаются. Пройдешь пять домов по улице, прежде чем найдешь такую приятность, а вы тут как тут. И штуки прикупили, и рабочих прихватили, да и сами прибыли, у меня просто нет слов, выразить свое вам удовольствие и расположение.