ЗА ЧТО ЖЕ ТЁРКИНА ВАСИЛИЯ?
ВЕДЬ ОН НИ В ЧЁМ НЕ ВИНОВАТ!

Так пойдёт — строка в строку Вразворот картина. Но читатель начеку: — Что за чертовщина! — В век космических ракет, Мировых открытий — Странный, знаете, сюжет. — Да, не говорите!.. — Ни в какие ворота. — Тут не без расчёта... — Подоплёка не проста. — То-то и оно-то...  А. Твардовский, Тёркин на том свете.

    Рядовые российские журналисты меня просто восхищают, а поражают только их командиры — редакторы российских СМИ: неужели они сами не читают ту околесицу, что несут их подчинённые?

      Берём газету «Завтра» (ред. А. Проханов), № 44 (885) за ноябрь 2010 года со скромным подзаголовком «Газета Государства Российского» — не больше, не меньше. На первой же полосе читаем: «Революционный держите шаг! Орден Боевого Красного Знамени генерала-фронтовика М. Г. Титова, которым он наградил в своё время нашу газету, — опять на открытии номера „Завтра“».

      Я не спрашиваю о степени легитимности такого «награждения» (даже учитывая, что произведено оно «генералом-фронтовиком»). Я не говорю и о том, что орден Красного Знамени называть орденом Боевого Красного Знамени можно, разве что, только на бытовом уровне. Но меня страшно интересует, почему рядом с цитированным текстом изображён орден Красной Звезды?! Проханов, наверное, ответ знает, но в том не признаётся...

      Любопытно, что такое вольное толкование названий и обликов советских орденов свойственно не только «газете государства Российского».

    Открываем на стр. 28 газету «Московский Комсомолец. РРЕ» от 10–17 ноября 2010 г. — материал некоей Светланы Самоделовой «„МК“ нашёл Тёркина на том свете»¹.

«Николай Петрович, как Василий Теркин, мастерски играл на баяне. 1990 год.» Фото и подпись: «Московский комсомолец», 10–17 ноября 2010.

      В «предисловии» читаем: «„За проявленные героизм и мужество...“, „за храбрость и самоотверженность в боевой обстановке“, — говорили ему, вручая орден Красного Знамени и два ордена Отечественной войны II степени...» Догадались, да? Рядом на фотографии главный герой статьи в гимнастёрке с регалиями: ордена Красного Знамени нет и близко, зато наличествует орден Красной Звезды...

      Заметка эта (или очерк? — всё ж целую полосу занимает!) производит полное впечатление записок несмышлёныша — таков уровень знаний демонстрирует автор.

      Герой очерка — Николай Петрович Дмитриев — был, наверное, вполне заслуженным человеком. Но случилась война, бывший преподаватель военного училища воевал, попал в плен, после войны, как водится, — лагерь (понятно, жизнь по-всякому-по-разному складывается). В лагере познакомился («подружился», — пишет автор) с братом А. Т. Твардовского — Иваном. А тот, по освобождении, подсказал Александру Трифоновичу образ героя поэмы «Тёркин на том свете» (всё-таки, более точно, именно так называется поэма, а не «Василий Тёркин на том свете», как пишет автор) — естественно, в лице «соседа по нарам» Николая Петровича. Его-то, дескать, и вывел А. Т. Твардовский в своём творении (хотя, вообще говоря, образ Василия Тёркина был известен народу, минимум, с 1942 года).

      Такова бесхитростная канва очерка. А дальше Самоделова начинает «накручивать строки». Сначала — военная судьба Николая Петровича. Войну, как мы уже знаем, встретил он в Череповце преподавателем Лепельского пехотного училища. «После нескольких рапортов в 42-м его всё-таки отправили на фронт. Принял под командование минометную роту. Это была самая выбиваемая категория бойцов». Почему г-жа Самоделова решила, что именно миномётчиков фрицы выбивали более всех других — бог весть, но простим даме некоторую вольность фантазий.

      Дальше — больше: «Участвовал в Полесской, Белорусской, Могилевской операциях».

      Тем, кто подзабыл, напомню: Полесская операция — 15 марта — 5 апреля 1944 г.; Могилёвская операция — 23—28 июня 1944 г. (причём последняя сама по себе являлась частью Белорусской стратегической наступательной операции 1944 года, известной ещё как операция «Багратион», и проведённой нашими войсками в период с 23 июня по 29 августа 1944 г.)². Впрочем, журналисту-женщине простительно и этого не знать.

      Но далее-то — полный несусвет: «Под Ельней в феврале 44-го шли ночью колонной в темноте. По донесениям разведки деревня, куда направлялись, была занята нашими войсками. На подступах к селу напоролись на ураганный огонь фашистов... Очнулся после тяжелой контузии на нарах. Не сразу понял, что оказался в плену».

      Мадам, к Вашему сведению, Ельню советские войска освободили ещё в ходе Ельнинско-Дорогобужской операции 30 августа 1943 года... И нечего было там делать миномётчику Дмитриеву в феврале 44-го, когда фронт ушёл уже на несколько сот километров западнее. А если он чего-то там и делал, и даже обнаружил деревню, неведомым образом занятую фашистами, захватившими его в плен, то, простите, как он мог позже участвовать в перечисленных выше операциях?!

      Впрочем, ниже по тексту — ни чуть не легче: «Когда шло массированное наступление, майор Дмитриев томился в лагере для военнопленных, потом его перебросили в концлагерь во Францию, следом в Швейцарию. Были истязания, баланда из муки...» Из-под Ельни — во Францию? В 1944-ом? Дуже резвые фашисты! Но, мон шер, а в Швейцарию-то — за каким бесом? На отдых? Не было в Швейцарии — нейтральной стране — лагерей для военнопленных, отродясь не было. Лагеря для интернированных — да, были, но это, как говорят в Одессе, «две большие разницы». Например, интернетовская энциклопедия «Википедия» по этому поводу пишет: «Первая крупная группа советских беглецов оказалась в Швейцарии летом 1944 года. В начале 1945 года сюда удалось бежать почти 8 тысячам советских военнопленных. А всего на момент капитуляции Германии в лагерях для интернированных находилось 103 689 человек, из которых примерно 11 000 бойцов Красной Армии. При этом наряду с советскими военнопленными в швейцарских лагерях содержалось и небольшое число бежавших с поля боя солдат коллаборационистской Русской освободительной армии генерала Власова»³.

      Но так или иначе, а утёк Дмитриев от немцев к американцам из лагеря в Рупольдинге, что под Мюнхеном...

      «Конец войне! Для миллионов людей — радость, а для Николая Дмитриева — начало долгой беды. Полгода он провел в фильтрационном лагере, который ничем не отличался от исправительно-трудового. Подследственные работали по 10 часов в день, а вечерами и ночами их вызывали на допрос.
    — После проверки ... отпустили домой, в Череповец. Специальности, кроме военной, никакой. С большим трудом ему удалось устроиться диспетчером в речной порт и поступить на заочное отделение Ленинградского института инженеров водного транспорта».

      Беда — фильтрационный лагерь? А как же без него обойтись — после плена-то, после «швейцарских лагерей», где и власовцы не в редкость были? Работа по 10 часов в день? А кто тогда в стране меньше работал? Так ведь и после проверки — не на нары попал, а получил вполне приличную должность на режимном предприятии (порты и тогда, да и сейчас к таковым относятся), в институт поступил... Это — беда?

      «11 июля 1947 года Николая по доносу арестовали... Дмитриеву вменили „контрреволюционную агитацию“, то, что „в присутствии свидетеля Лебедева высказывался в отношении Политбюро и вождя ВКП(б), восхваляя фашистскую Германию, клеветал на материальное положение трудящихся в Советском Союзе“, „высказывал сожаление по врагам народа Каменеву, Зиновьеву“... <Дмитриева> сдал свой же, хороший знакомый...»

      Ну да, 1947 год — не лучшее время для «высказываний» «в отношении Политбюро и вождя ВКП (б)» — чего уж теперь обижаться? И к слову сказать, «знакомых» — что тогда, что нынче — выбирать всё же более аккуратно следует.

      «Дмитриева держали в одиночных камерах, пытали, не давали спать, пока не начались галлюцинации. Требовали признаний. Он ничего не подписал. Николая приговорили к лишению свободы сроком на десять лет.
    После объявления приговора <Николай Петрович> вернулся в камеру с абсолютно седой бородой. В его личном деле стояла специальная отметка „на уничтожение“. Это был знак для руководства лагеря: не щадить, при первой же возможности убить».

      Про такую «специальную отметку» я, надо признаться, впервые слышу. Была бы нужда уничтожить — тут же поставили бы к стенке безо всяких «отметок». А здесь, если исходить из рассказанного-написанного, «всего лишь» статья 58-10 — антисоветская пропаганда и агитация, «болтун», так сказать. Хотя, с другой стороны, по этой статье, предусматривающей, в общем случае, срок не ниже шести месяцев, 10 лет лагерей, полученных Дмитриевым, — как-то уж слишком много. На мой взгляд, кто-то что-то здесь не договаривает...

      «А потом были бесконечные пересылки. Дорога выпала на север, в порт Ванино, дальше некуда: чукотский лагерь, „Дальстрой“...»

      Та-ак, давайте разберёмся, похоже, что у нашей журналисточки не только с историей, но и с географией некоторый напряг наблюдается.

      Откуда пересылают? Из Вологодской области? Для справки: г. Сокол (Вологодская обл.) — 59°28′00″ с. ш., 40°07′00″ в. д. Куда пересылают? В порт Ванино? Для справки: Ванино — 49°05′00″ с. ш., 140°16′00″ в. д. То есть, к морю-океану оказался Николай Петрович километров на тысячу с гаком южнее, чем находился в вологодской пересылке. И почему «дальше некуда»? Ведь сама же пишет: Эгвекинот, Чукотлаг, Дальстрой...

      И покатились зэковские будни... В «предисловии» читаем: «В Чукотлаге, в вечной мерзлоте, он оттрубил 8 лет...» Но в главке «Дружба с Твардовским» уже чёрным по белому: «Шесть лет и триста дней оттрубил он на севере...» Что-то у нашего «трубача» не срастается. Придётся считать самим: «11 июля 1947 года Николая по доносу арестовали... В сентябре 1950 года пароходом „Миклухо-Маклай“ Николай Дмитриев прибыл в Эгвекинот... Со смертью Сталина выпала „политическим“ амнистия... Уехал ... на материк в 1954 году». Итого, по моим подсчётам, «трубил» Николай Петрович в Чукотлаге года четыре или около того.

      Ну, про жизнь зэка автор, допустим, где-то что-то слышала, поскольку больших ляпов не допускает. Так, по мелочам: «...в штольнях уже через год-два подхватывали силикоз лёгких...» (а разве бывает силикоз другого ливера? — А. Г.), «...об умывании забыли на долгие годы: воду привозили только для питья...» (да, с водой на Чукотке, действительно, бывала напряжёнка. Но что мешало хотя бы зимой топить воду из снега? — А. Г.), «...при свете „колымки“ — консервной банки, в которой ровным пламенем горел бензин...» (вы никогда не пробовали зажечь бензин в консервной банке? Журналистка, судя по всему, тоже — иначе не читали бы мы сейчас эти выдающиеся строки. — А. Г.), ну и т. д.

      Теперь, собственно, о Тёркине.

      Если не считать предложения из «предисловия», то «дружбе» Дмитриева и Ивана Твардовского уделяется один коротенький абзац, из которого читателю предоставляется право сделать вывод, что Иван Трифонович, выйдя на волю и встретившись с Александром Трифоновичем, убедил того изобразить в лице «помершего» Василия Тёркина именно Николая Петровича. Так это или не так, можно только гадать, поскольку в мемуарах «Родина и чужбина», описывающих в том числе и период пребывания в Чукотлаге, И. Т. Твардовский о дружбе с Дмитриевым не упоминает. Но упоминает он о своих взаимоотношениях с братом Александром:

      «Первое письмо от жены я получил осенью 1948 года. Она сообщала, что наша дочурка Тамара умерла в 1943 году в возрасте двух лет. В детских яслях была помещена в изолятор по подозрению на инфекцию. В неотапливаемом изоляторе переохладилась, началась пневмония, и это привело ребенка к гибели. О сыне Валерии (в 1948 году ему было девять лет) писала, что хотя он и ходит в школу, но продолжает оставаться больным и надежды на выздоровление нет — водянка мозга неизлечима. Мое письмо, сложенное треугольником и на ходу поезда с зэками выброшенное на какой-то станции в Читинской области в 1947 году, она получила, поняла, что я осуждён. Но как бы ни было ей тяжело, писала, что все равно благодарит Бога, что я ещё живой. Выражала готовность ждать сколько бы ни было долго. В этом же письме сообщала о встрече с Александром Трифоновичем во время его пребывания в 1948 году в Нижнем Тагиле (кажется, в августе). До этого она с ним не встречалась, но поскольку ему было известно ещё до войны, что в Нижнем Тагиле жил и работал брат Иван с женой, а также она обращалась к нему с просьбой во время войны и он откликнулся, то Мария Васильевна решила встретиться с ним. Нашла она его в гостинице „Северный Урал“. Он имел с ней краткую беседу, но именно в том духе, чтобы только не выглядеть полным невежей. Живого интереса к встрече не выразил, о брате Иване — уклончиво. Сказал, что „давно с братьями не живу, Ивана мало знаю...“ и так далее. Встреча произошла в коридоре гостиницы, в номер не пригласил. И было ясно, что хотел поскорее откланяться. Об этом и вспоминать тяжело.»⁴

      Как вы думаете, с учётом написанного, мог бы Иван Трифонович по выходе из лагеря давать брату Александру какие-либо рекомендации относительно героев произведений последнего?

      Кроме того, И. Т. Твардовский был освобождён 27 мая 1952 года, а по свидетельству сотрудников журнала «Новый мир»: «„Тёркин“ начал писаться в январе 1954 года и был закончен уже к концу года. Поэма обсуждалась на Секретариате Союза писателей и, видимо, была соответствующим образом представлена в высших органах. Там её восприняли как клеветническое произведение» (Андрей Турков); «Попытка напечатать поэму в 1950 году в своём журнале „Новый мир“ не удалась. Поэма была расценена как „клеветническая“ и „пасквиль на советскую действительность“» (Игорь Виноградов)⁵.

      Думается мне, что ни в 1954-ом, ни, тем более, в 1950-м разговора на предмет прототипа Василия Тёркина между братьями быть не могло. Так что к теме очерка о Николае Петровиче Дмитриеве образ народного героя притянут явно за уши.

      P.S. Поэма «Тёркин на том свете» долго ходила в списках. И только в 1963 году после XХII съезда КПСС была лично одобрена Хрущёвым и разрешена им к печати. Сначала Твардовский напечал её в «Известиях», а затем отдельной книгой в «Советском писателе»⁶.

* * *

Примечания и ссылки

---

¹ Светлана Самоделова «МК» нашёл Теркина на том свете. — «MK.RU». Проверено 27.12.2012.

² См., например, соответствующие статьи в «Великая Отечественная война 1941—1945: энциклопедия». — / Гл. ред. М. М. Козлов. — М.: Сов. энциклопедия, 1985.

³ Швейцария во Второй мировой войне. — «Википедия». Проверено 27.12.2012.

⁴ Иван Твардовский Родина и чужбина. — «READER. Читатель двадцать первого века.» Проверено 27.12.2012.

⁵ Путешествие на тот свет и обратно. — «Союз. Беларусь—Россия» № 137 / Российская газета, 18.09.2003. Проверено 27.12.2012.

⁶ «Василий Тёркин». — «Википедия». Проверено 27.12.2012.