Берн Алекс фон : другие произведения.

База 500: Ягдкоманда

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
  • Аннотация:
    Аннотация издательства: 1942 год. Командир батальона СД специального назначения "Люблин" оберштурмбаннфюрер Генрих Герлиак получает новое назначение - взять под охрану сверхсекретный объект "База-500", расположенный в самом сердце Беловежской пущи. Есть информация, что для захвата объекта уже заброшена разведывательно-диверсионная группа НКВД. Герлиаку и группе его коммандос поручено под видом бойцов РККА найти диверсантов и внедриться к ним. Однако непредсказуемая встреча едва не испортила тщательно разработанную операцию...


   БАЗА 500
   ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
   ЯГДКОМАНДА
  
   Глава 1
   От первого лица: Генрих Герлиак, 27 мая 1942 года, Берлин
  
   Неожиданные вызовы к начальству обычно не сулят ничего хорошего. Тем более, если вызов исходит от начальника Главного управления имперской безопасности СС-обергруппенфюрера Рейнхарда Гейдриха.
   Мои мрачные мысли по поводу внезапного вызова не мог рассеять даже превосходный трофейный коньяк, подаренный мне приехавшим с Кавказа офицером. Кто бы мог подумать, что русские делают отличный коньяк в этой своей Армении! Жаль, что пока так и не удалось захватить этот благодатный край. Но, судя по всему, еще до конца этого года весь Кавказ будет наш. Возможно, Рождество удастся встретить в городе моего детства Баку. Я уехал оттуда беженцем, а вернусь победителем!
   В два часа дня наш "Юнкерс-52" приземлился в Гатове. Здесь мы должны были пересесть в личный самолет Гейдриха, который полагался ему по новой должности, -- как заместителю имперского протектора Богемии и Моравии.
   Погода стояла великолепная! Жаль, не удастся съездить в Берлин. Больше всего отменой поездки в Берлин огорчен мой штабной офицер оберштурмфюрер Ланген, которого я вместе со своим денщиком, шарфюрером Фридрихом Махером, взял с собой в поездку. Ланген был уроженец Берлина и уже больше года не видел родителей. Он очень надеялся их повидать и был просто убит известием, что самолет сядет не в Темпельгофе, а в Гатове и, менее чем через час, мы отправимся дальше.
   Когда самолет закончил пробег по бетону взлетной дорожки, я вздохнул с облегчением и спустился по трапу первым, закуривая на ходу. Недалеко от нашего самолета стоял точно такой же "Юнкерс-52" и я уже собрался было направиться к нему и узнать, не тот ли это самолет, что должен доставить нас на военный аэродром Кбели в Богемии, как вдруг увидел мчащуюся к нашему самолету автомашину. Я швырнул на бетон сигарету, не обращая внимания на неодобрительный взгляд пилота, и положил руку на кобуру с "вальтером". Остановившийся рядом со мной Махер прекрасно понял мой жест, извлек из своей кобуры "люгер" и отвел руку за спину, чтобы люди в машине не видели оружия. Бывший профессиональный боксер Фриц Махер управлялся с "люгером" не хуже, чем со своими кулаками, -- и в любом случае лучше, чем с сапожной щеткой. Хотя сапоги он чистил неплохо. Махер стал моим денщиком после странного и крайне неприятного инцидента в Демянском котле, после которого я решил, что мне нужнее не денщик, а надежный телохранитель, -- ведь жизнь в любом случае дороже идеально начищенных сапог.
   Машина приблизилась: это был "опель-капитан" с номерами гестапо. Я почувствовал, как горло словно сдавила невидимая рука беспокойства и машинально расстегнул кобуру. "Опель" затормозил метрах в пяти от нас и из него вышел человек, которого я меньше всего ожидал здесь увидеть: СС-гауптштурмфюрер Кристиан Шольц.
   С Шольцем я познакомился, когда его весной 1934 года перевели из Штуттгарта к нам, в Баварскую политическую полицию. Оттуда его вместе с нами, -- сотрудниками БПП, переведенными в по указанию нашего шефа Гейдриха в центральный аппарат гестапо и СД, -- отправили на работу в Берлин. Шольц некоторое время служил в гестапо, пока его вдруг не перевели на новую должность в исследовательский институт при Министерстве авиации, где он возглавил контрразведывательную службу. Причиной его возвышения была дружба с главой гестапо Генрихом Мюллером: Мюллеру было крайне важно иметь своего человека в стане рейхсмаршалла Геринга. Тесные отношения с Мюллером, -- вот главная отличительная черта серого исполнителя Шольца. Но его внезапное появление на аэродроме Гатов успокоило меня: если бы меня ожидали немедленные неприятности, то в подъехавшей машине были бы не Шольц и шофер Мюллера, а мрачные головорезы из внутренней тюрьмы гестапо. Впрочем, кто знает... Возможно, я знаю не все стороны личности Шольца? Тем не менее, я застегнул кобуру.
   -- Хайль Гитлер! -- приветствовал меня Шольц.
   -- Хайль! -- отозвался я. -- Честно говоря, меньше всего ожидал здесь встретить вас, Шольц. Я здесь проездом, сегодня к вечеру должен быть в Праге. Что случилось?
   -- Я приехал за вами, оберштурмбаннфюрер, -- сообщил Шольц. -- Вас хочет видеть группенфюрер Мюллер. А в Прагу вы сегодня не попадете в любом случае: самолет протектора, на котором вы должны были лететь, сегодня не вылетит из Богемии. Так что до завтра вы останетесь здесь. Эти люди с вами?
   И Шольц кивнул на Лангена и Махера, успевшего спрятать "люгер" в кобуру.
   -- Да, это штабной офицер для особых поручений оберштурмфюрер Ланген и мой денщик шарфюрер Махер.
   -- Им есть, где остановиться в Берлине? -- спросил Шольц. -- Возможно, вам придется задержаться на пару-тройку дней.
   Я краем глаза уловил с трудом скрываемую радостную улыбку на лице Лангена и обратился к нему:
   -- Ланген!
   -- Мы с Махером можем остановиться у моих родителей в Альт Моабит, -- радостно сообщил Ланген.
   -- Отлично! Отметьте в комендатуре свои командировочные предписания и отправляйтесь в Берлин, -- сказал Шольц. -- Я полагаю, оберштурмбаннфюрер, что до завтра вы точно никуда не улетите.
   Я повернулся к подчиненным.
   -- Ланген, Махер! До шести утра свободны. После шести утра находиться на квартире, никуда не отлучаясь.
   -- Слушаюсь, господин оберштурмбаннфюрер! -- дружно откликнулись подчиненные. Их радость можно было понять: они целый год не были в Германии.
   -- Прошу вас, оберштурмбаннфюрер, -- распахнул дверцу "опеля" Шольц.
   ***
   Не прошло и часа, как я уже сидел в кабинете начальника IV управления Главного управления имперской безопасности (РСХА) СС-группенфюрера Генриха Мюллера. Кабинет располагался на втором этаже четырехэтажного помпезного здания с мансардой, -- дом номер 8 по улице Принц Альбертштрассе. Когда еще не было сыскного монстра РСХА, основанного секретным приказом 27 сентября 1939 года, то возглавляемое Мюллером учреждение формально входило в состав Министерства внутренних дел под названием "IV управление". Известно оно было в те времена под сокращенным названием "гестапо" (GeheimeStaatzPolizei, GeStaPo, "Тайная государственная полиция") и формально во главе его находился СС-группенфюрер Гейдрих. Но, поскольку Гейдрих руководил также партийной службой безопасности СД и криминальной полицией (крипо), то фактическое руководство гестапо уже с 1934 года осуществлял Генрих Мюллер. Кроме посвященных, никто в рейхе не подозревал о том, что вся тайная и "явная" полиции объединены под единым руководством: управление Мюллера все знали только как "гестапо".
   Генриха Мюллера я знал давно. В 1923 году, -- когда скончался мой отец, а мой брат Рихард, активный участник "ноябрьской революции" 1923 года, был вынужден эмигрировать, -- я и тетушка Софи остались без средств к существованию. Именно Генрих Мюллер, знавший моего брата еще по совместной работе в авиационных мастерских, устроил меня на работу в полицию. Вместе с ним в 1929 году мы сдали экзамены на полицейских чиновников и работали в БПП, пока Гейдрих в 1934 году не забрал нас в Берлин.
   Вскоре наши пути разошлись и вот теперь они снова, -- непостижимым для меня пока образом, -- пересеклись.
   -- Вы свободны, Шольц, -- сказал Мюллер и Шольц вышел, плотно притворив дверь в кабинет.
   -- Рад вас видеть, Герлиак, -- сказал Мюллер, пожимая мне руку. -- Садитесь. Я знаю: вы с дороги, устали. После беседы отправимся на обед. А пока... Кофе, коньяк, сигару?
   Я знал, что Мюллер курил бразильские сигары, которые я терпеть не мог. Коньяк... вот от этого не отказался бы, но на моей памяти Мюллер практически не употреблял спиртного.
   -- На ваше усмотрение, группенфюрер, -- осторожно отозвался я.
   -- Тогда коньяк, -- определил Мюллер. Он достал из шкафчика бутылку "мартеля", два стакана и пояснил, разливая коньяк по стаканам:
   -- Кофе сейчас неважный, суррогат... А рюмка коньяка в середине дня не помешает трезвости мысли.
   -- Насколько я помню, вы не пили коньяк, группенфюрер, -- осторожно напомнил я.
   -- Война, напряжение... надо помочь нервам, -- пояснил Мюллер, пригубив янтарную жидкость. -- Очень много работы, просто изматывающей работы! Впрочем, вы последний год провели в боях на фронте и вам не понятно, как может быть велико напряжение в тылу. Не так ли?
   -- Сейчас всем нелегко, группенфюрер, -- уклончиво отозвался я и решил перейти к делу. -- Кстати, что там за недоразумение с самолетом протектора Богемии и Моравии? Обергруппенфюрер Гейдрих прислал приказ, предписывающий мне не позднее сегодняшнего вечера прибыть к нему в Прагу.
   -- Так вы не в курсе? -- уставился на меня Мюллер пронзительными черными глазами. -- Сегодня утром, 27 мая, около десяти часов, в Праге совершено покушение на СС-обергруппенфюрера Гейдриха.
   ***
   Некоторое время, -- сам даже не помню, как долго, -- я осмысливал информацию.
   -- Обергруппенфюрер погиб? -- спросил я, наконец.
   -- Пока жив, -- ответил Мюллер. -- Ему сделали операцию, возле его постели дежурит его личный врач бригадефюрер доктор Гебгардт. Как сказано в утреннем рапорте от моего человека в Праге, операция прошла успешно. Из тела обергруппенфюрера успешно извлекли осколок гранаты, кусок стали от кузова автомобиля и клочки шинели. Короче, операцию можно было бы считать успешным, если бы вместе со всем вышеперечисленным хирург не вырезал бы обергруппенфюреру селезенку. Он пока без сознания и я полагаю, что даже если вдруг и придет в себя, то ему будет не до вас, Герлиак.
   -- Так что же мне делать, группенфюрер? -- спросил я, когда прошел первый шок от ужасного известия.
   -- Самолет протектора, который сегодня в полдень должен был вылететь в Гатов, остался на аэродроме в Богемии, ожидая приказа полицайфюрера Богемии и Моравии СС-группенфюрера Франка. Думаю, что завтра утром Франк помчится в ставку фюрера, докладывать о здоровье Гейдриха. Фюрер уже назначил руководить протекторатом СС-оберстгруппенфюрера Далюге. Но вряд ли тот долго просидит на этом посту: ведь он возглавляет всю полицию порядка рейха, так что фюрер быстро подыщет ему замену. Порядок в протекторате быстро навел бы фон дем Бах-Зелевски, но вряд ли рейхсфюрер отпустит его из России, -- ведь там очень много работы, не так ли?
   -- Да, партизаны с каждым днем наглеют все больше и больше, угрожая нарушить снабжение фронта, -- согласился я.
   -- Вот такие внезапные возникли проблемы перед нашими руководителями, -- заключил Мюллер. -- Так что до вас в ближайшее время никому не будет дела.
   Он отпил коньяк из стакана, затем подошел к огромному окну, выходящему на улицу и некоторое время изучал пейзаж. Потом Мюллер повернулся ко мне и сказал, словно зондируя меня своим всепроникающим взглядом:
   -- В Прагу уже отправился глава криминальной полиции рейха СС-группенфюрер Небе. Он затребовал себе в помощь около сотни специалистов-криминалистов. А где мы ему возьмем столько специалистов в военное время?! И вот что я подумал: а не перевести ли вас, Герлиак, ко мне в гестапо? У вас бесценный семнадцатилетний опыт полицейской работы, вы понюхали пороха на фронте, а это очень важно, -- это я говорю вам как фронтовик Мировой войны. Кроме того, сотрудник СД не должен проводить на фронте более девяти месяцев. И уж тем более, не имеет права находиться в зоне боевых действий, где он может попасть в плен: указания рейхсфюрера на этот счет недвусмысленны. Вы уже отбыли на Востоке девять месяцев, а ваше пребывание на фронте в качестве командира боевой части находится в прямом противоречии с приказом рейхсфюрера. Я понимаю, что вы попали на фронт в соответствии с личным распоряжением обергруппенфюрера Гейдриха, и это было вызвано, по видимому, какими-то экстраординарными обстоятельствами. Но теперь настало время все вернуть на круги своя. Как вы отнесетесь к тому, если вас отправят в распоряжение Небе, а по окончании следствия переведут в центральный аппарат гестапо?
   Я некоторое время осмысливал предложение Мюллера. Насчет тезиса об "особой ценности работников СД" я весьма сомневался: бывшего начальника VI управления РСХА СС-бригадефюрера Йоста в один день разжаловали из генералов в рядовые и отправили на Восточный фронт. Обсуждая в кулуарах эту сногсшибательную новость, сотрудники РСХА не сомневались: его отправили на фронт для того, чтобы бедолага нашел свою смерть от пуль русских. Что за тайну он должен был с собой унести? И почему никто не боялся, что он унесет ее не на тот свет, а в русский плен? Никто этого не знал, -- кроме тех, кто отправил беднягу Йоста на фронт. И я этого, разумеется, не знал. Но зато я знал точно: от того, что произошло с Йостом, не застрахован ни один работник СД и гестапо. Вопрос в другом: дадут ли тебе честно погибнуть в бою за Фатерланд?
   Еще пару месяцев назад я, не задумываясь, принял бы его предложение и с глубоким облегчением ушел бы с хлопотной должности командира боевого подразделения на привычную работу криминалиста: ведь я до сих пор числился в аппарате РСХА и вместе со званием СС-оберштурмбаннфюрера получил звание "старший правительственный и криминальный советник". Еще пару месяцев назад я бы принял предложение Мюллера. Но после того, как умирающий на моих руках СС-гауптштурмфюрер Бремер сказал мне о Смерти, дышавшей мне в спину... И я решительно ответил:
   -- Группенфюрер! Я очень благодарен вам за это предложение: вы до сих пор помните меня как специалиста своего дела. Но за этот год я прошел путь от командира небольшой зондеркоманды до командира батальона специального назначения. Не люблю громких слов, но я думал, что так и останусь в заснеженных окопах под Демянском. Из котла выбрались живыми лишь каждый пятый из моих людей. Сейчас мой батальон отведен на переформирование и я опасаюсь, что без меня мой батальон расформируют, а моих боевых товарищей разбросают по разным подразделениям. И мне невыносима мысль, что мои боевые товарищи воспримут мой уход на тыловую работу как предательство. Поэтому, с глубоким сожалением, я вынужден отклонить ваше чрезвычайно лестное для меня предложение.
   Мюллер молча плеснул в стаканы коньяк: строго одинаковое количество, словно разливал мензуркой.
   -- Я отдаю должное вашим чувствам, Герлиак. Боевое братство -- не пустой звук для любого старого фронтовика вроде меня. Возвращайтесь в свой батальон. За ваши боевые успехи на Востоке!
   Мюллер поднял стакан и сделал глоток. Я последовал его примеру, поставил стакан на стол и спросил:
   -- Группенфюрер, я так понял, что мне не нужно ехать в Прагу? Мне ждать приказа здесь или немедленно убыть обратно?
   -- Оставайтесь здесь, отдохните день-другой, -- посоветовал Мюллер. -- На вас уже прислал запрос Бах, так что вы и ваш батальон после переформирования поступите в его распоряжение.
   Мюллер встретил мой недоуменный взгляд и уточнил информацию.
   -- Полицайфюрер "Руссланд-Митте" СС-обергруппенфюрер фон дем Бах-Зелевски обратился в Главный штаб СС с просьбой прислать в его распоряжение отдельный батальон СС специального назначения "Люблин", необходимый ему для выполнения особо секретного личного задания СС-рейхсфюрера. Похоже, что Бах знает вас лично?
   -- Да, с начала октября 1941 года и вплоть до прикомандирования к дивизии "Тотенкопф", моя зондеркоманда была изъята из айнзатцгруппы Б, получила статус отдельного батальона и была передана в распоряжение полицайфюрера "Руссланд-Митте". Мой батальон за пару месяцев успел провести несколько операций, которые, видимо, произвели хорошее впечатление на группенфюрера фон Бах-Зелевски, -- пояснил я.
   -- Ваше мнение о Бахе? -- спросил вдруг Мюллер, впиваясь в меня своим рентгеновским взглядом.
   -- Очень требователен, его жесткость легко переходит в жестокость, -- ответил я. -- В этом он очень напоминает мне командира дивизии "Тотенкопф" СС-обергруппенфюрера Айке. Впрочем, в отличие от Айке, Бах гораздо более грамотный командир, отлично ориентируется в обстановке; его решения, как правило, тщательно продуманы и профессионально реализованы. Айке берет личным мужеством, а Бах -- отличной командирской подготовкой.
   Разумеется, я не стал упоминать еще одну выпуклую черту характера Баха: мстительность. Во время "ночи длинных ножей Бах был руководителем СС в Восточной Пруссии и лично дал указание о ликвидации целого ряда своих личных врагов, в том числе известного конного спортсмена, руководителя конного союза Восточной Пруссии и богатого помещика барона Антона фон Хоберга.
   -- Ну, еще бы! -- скупо усмехнулся Мюллер. -- Насколько я помню, Мировую войну Айке закончил, -- как и начал, -- рядовым, хотя и с двумя Железными крестами. А Бах с теми же крестами закончил войну командиром роты, а при Веймарской республике командовал пограничным батальоном. Вы ведь знаете, что в 1932 году именно он, -- а вовсе не Зепп Дитрих, -- руководил созданием личной охраны фюрера? Бах -- профессионал высокого класса, вам есть, чему у него научиться. Удачи вам на Востоке, Герлиак!
   Уже в дверях Мюллер окликнул меня:
   -- Герлиак! Когда вы, наконец, справитесь с врагами на Востоке, я буду рад увидеть вас в своем ведомстве.
   -- Благодарю вас, группенфюрер! Хайль Гитлер! -- бодро ответил я. Покинув кабинет Мюллера, я не торопился покидать здание на Принц Альбертштрассе,8: у меня еще были дела в административно-кадровом I управлении.
   ***
   Мне повезло: я застал своего приятеля гауптштурмфюрера Эриха Раймлинга на рабочем месте
   -- Герлиак! Черт возьми! Ты снова с нами?! -- воскликнул он, хлопая меня по плечу. Я поморщился от боли в раненом плече и это не укрылось от Раймлинга.
   -- Ох, извини! Ты в отпуске по ранению? Ты ведь воевал в России? И, как видно по наградам, зря времени не терял! Как там?
   -- Сам знаешь: движемся от победы к победе, -- усмехнулся я. -- Все говорит о том, что к концу года мы отбросим русских за Урал. Но под Демянском мне и моему батальону пришлось несладко. Впрочем, то же самое тебе скажут ребята из дивизии "Тотенкопф". Вояки из вермахта предпочитали затыкать дыры в обороне и прокладывать путь из котла парнями в мундирах СС. Русские используют для этого штрафные батальоны, сформированные из преступников и проштрафившихся военных. А наш военный гений, генерал от инфантерии фон Брокдорф-Алефельд полагал, что для лобовых атак на русские пулеметы через минные поля лучше всего подходят СС! Мы зубами прогрызли в русской обороне Рамушевский коридор и удерживали его, пока Брокдорф не вывел через него свою драгоценную пехоту! Из восьмисот двадцати четырех человек моего батальона специального назначения из окружения вышли сто семьдесят два, из них больше половины раненые. В дивизии у Айке потери были не меньше. Хотя мне повезло: мой батальон отправили на переформирование, а ребята из "Тотенкопф" так и остались там, хотя во время прорыва в бой шли даже штабисты во главе с группенфюрером Айке. Похоже, что кто-то решил избавиться от него!
   -- Не преувеличивай, Генрих, -- остановил меня Раймлинг, прикладывая палец к губам. -- Просто все знают, что группенфюрер Айке -- это человек из железа.
   -- Разумеется! И с нетерпением ждут, когда он насквозь проржавеет в русских болотах! -- съязвил я. -- Ты можешь усмехаться, но лично я полагаю это заговором реакционных военных против надежной гвардии фюрера, -- СС!
   -- Нужны факты, -- заметил Раймлинг. -- Если появятся факты, то я думаю, что Мюллер не откажет тебе в удовольствии поработать лично с фон Брокдорофом в камере для допросов нашей внутренней тюрьмы.
   -- Боюсь, что для такого дела выстроится огромная очередь во главе с группенфюрером Айке, -- рассмеялся я и решил перейти к делу.
   -- Кстати, о Демянске... В начале марта ко мне в батальон перебросили подкрепление, сто двадцать человек. Тогда творилось черт знает что, мой штаб попал под обстрел и в значительной степени архив оказался утрачен. Не мог бы ты выяснить, откуда взяли для меня это пополнение?
   -- Хорошо, в этом нет проблемы, -- с готовностью согласился Раймлинг.
   -- Проблема вот в чем: уже послезавтра к вечеру меня могут отправить обратно на Восток. Поэтому информацию мне нужно получить не позднее послезавтра. Сможешь?
   -- Я все равно собирался посидеть допоздна. Уделю и твоему делу пару часов, -- пообещал Раймлинг.
   -- Отлично! С меня коньяк! -- обрадовался я и покинул здание родного учреждения.
   ***
   Итак, у меня в распоряжении есть пара дней для отдыха. Ну, уж сегодняшний вечер -- точно! Как же его провести?
   Сидя в моей некогда любимой пивной на Курфюрстендамм, я задумался: где бы я хотел провести сегодняшний вечер? Пожалуй, у тети Софи... но она в Мюнхене. С братом... но его семья в Дрездене, а он сам командует полком в "Лейбштандарте". И тут я вдруг понял, чего мне хочется: мне хочется провести вечер в тихом доме с пылающим камином, теплой ванной, томиком Гете и кофе в фарфоровом кофейнике. Да, именно по домашнему уюту истосковался я за год, проведенный в окопах!
   Воспользовавшись тем, что Мюллер распорядился выделить мне на вечер шофера и машину из гаража гестапо, я прямо с Принц Альбертштрассе я отправился в огромный универмаг: в Карштадт, на Германплац. Там, в отделе готового платья, я с удивлением узрел старого знакомого: продавца Гейнца. Почему он не на фронте? Впрочем, в следующий момент я увидел, как сильно он прихрамывает и понял: протез. Он успел повоевать за фатерлянд, заплатить по долгам отечеству и фюреру своей ногой и вернуться обратно, в отдел готового платья.
   Гейнц тоже сразу узнал меня.
   -- Боже мой! -- вскричал он, всплеснув руками. -- Господин Герлиак! Что я вижу?! Вы не теряли времени даром! Железный крест, "Штурмовая атака", ранение... Надо полагать, что вам на Востоке очень пригодилось то кожаное пальто, что я вам достал год назад! А ведь мы с вами все-таки хлебнули из одной миски... Чем могу вам помочь?
   -- Костюм, Гейнц, просто костюм, -- ответил я. -- Есть что-нибудь?
   -- Для вас, господин Герлиак, я достану костюм даже из гардероба рейхсмаршала! -- пообещал Гейнц.
   -- Боюсь, мне еще долго расти до его размера! -- рассмеялся я.
   -- Я подгоню вам любой костюм по фигуре, -- заверил Гейнц. -- Прошу вас в примерочную.
   Через час я вышел из универмага в светло-сером костюме из превосходного довоенного английского сукна. Это великолепие обошлось мне в коробку с салями, двадцать пачек сигарет и фунт натурального кофе, -- полученный мной в РСХА продовольственный паек. Сорочка и галстук французского происхождения, золотые запонки, -- из личных запасов Гейнца. За них я щедро расплатился привезенным с собой с Востока салом и свиным окороком, которые по моему телефонному звонку привез мне прямо в универмаг Махер.
   К шести часам вечера я подъехал к хорошо знакомому дому в Шарлоттенбурге, вышел из машины, достал из кармана ключ и открыл калитку, ведущую в маленький уютный дворик. Шофер отдал мне два аккуратно увязанных пакета: один с моим мундиром, из которого я не вылезал весь последний год; второй -- с продуктами. Я отпустил шофера и подошел к входной двери. Дверь распахнулась: на пороге стояла моя экономка Эрна.
   -- Доктор Бахманн! -- радостно всплеснула она руками. -- Какая неожиданная радость! Входите скорее! Вы прямо с дороги? Я сейчас приготовлю вам ванну. Какое счастье, что у меня еще остались торфяные брикеты!
   В 1934 году, дав санкцию на проведение операции "Марьяж" Гейдрих приказал оформить этот особняк в Шарлоттенбурге на имя доктора Бахманна, юридического консультанта концерна "ИГ Фарбениндустри". Под именем "доктор Бахманн" меня знали: моя экономка Эрна, соседи по кварталу, блокляйтер НСДАП и местное отделение гестапо.
   -- Эрна, пока я буду в ванной комнате, распорядись вот с этим, -- сказал я, отдавая экономке пакет с продовольствием.
   Через полчаса я лежал в наполненной восхитительно горячей водой ванне и млел, погрузившись в иллюзию мирной жизни. Белый кафель с синим узором, ярко начищенный бронзовый кран, шум титана с горячей водой, -- что может быть прекраснее для взора усталого фронтовика?
   Прекраснее был ужин, приготовленный Эрной в то время, пока я отмокал от войны и блаженствовал в кресле возле камина с бокалом коньяка в руке.
   Копченая свинина, -- в союзе с капустой из запасов Эрны, -- превратилась в восхитительный домашний айсбайн. Аккуратно нарезанные домашние колбаса и шпиг вызывали слезы умиления Эрны при каждом взгляде: она уже давно отвыкла от продуктов, которые не выдавались по карточкам. Натуральный кофе она засыпала в ручную мельницу с почти религиозным благоговением, боясь уронить хоть одно зернышко.
   Я знал, что у Эрны был брат, -- и больше никого в этой жизни. Замуж в молодости она не вышла, а сейчас, в бальзаковском возрасте, когда фронт перемалывал сотни тысяч молодых мужчин, это стало для нее совсем нереальной задачей. Она смирилась с судьбой и даже радовалась, что имеет работу приходящей прислуги, гордо именуя себя "экономкой". Еще в 1939 году по моей просьбе ее оформили в негласный агентурный состав СД, так что никто ее не беспокоил. По давно заведенному обычаю Эрна ночевала в доме в мое отсутствие, а когда я жил в доме, она ночевала в своей маленькой квартирке возле станции Лертер. Вот и сейчас, вымыв после ужина посуду, она засобиралась домой
   Моя машина, которой я пользовался до войны, была давно реквизирована для нужд фронта. Так что как нельзя кстати за мной на время моего пребывания в Берлине закрепили машину из гаража РСХА. Мой батальон по-прежнему числился в подчинении РСХА, а я находился в штате VI управления. Впрочем, так повелось еще с 1935 года, когда я выполнял функции личного референта Гейдриха и практически не появлялся на Принц Альбертштрассе: все те, кто знал о моем существовании, твердо усвоили: Герлиак -- человек Гейдриха, выполняющий его личные задания и потому не стоит интересоваться: что такое Герлиак и чем он занимается.
   Я вызвал машину и через полчаса уже усаживал Эрну в машину.
   -- Это же машина гестапо, -- испуганно шепнула она мне на ухо, бросив взгляд на номер. Я удивился: никогда не думал, что тихая и недалекая Эрна может по номеру отличить машину гестапо от всех прочих.
   -- Мое руководство договорилось со службой безопасности концерна, что на время моего приезда в Берлин мне будет выделять машину гараж гестапо. А откуда ты знаешь, что машина из гестапо?
   -- Мне однажды сказал наш блокляйтер, какие номера у машин гестапо, -- пояснила Эрна и испугано замолкла: по ее легенде, я не должен знать, что она работает на СД. А она не подозревала, что СД завербовало ее с моей подачи. Эрна испугалась, что я начну расспрашивать ее о причинах особого доверия блокляйтера к ее персоне. Но я сделал вид, что не обратил внимания на ее слова, усадил женщину в машину и пожелал ей спокойной ночи.
   Усевшись у камина, я с наслаждением закурил сигарету и, глядя на язычки пламени, погрузился в размышления. Собственно, мысль была одна: о ком перед смертью говорил Бремер?
   ***
   Тогда, в ночь прорыва блокады из Демянского котла, я подумал, что мой начальник штаба спятил.
   Демянский котел. Айке приказал захватить деревню, которую уже сутки безуспешно атаковали его бойцы из "Тотенкопф". "Это задача для ваших людей, Герлиак. Тихо и незаметно зайдите к ним во фланг, захватите эту проклятую деревню и дайте три красные ракеты. После этого вы мне не нужны: от вашего батальона не осталось и двух рот".
   Нам крупно повезло: взвод разведчиков застал русских врасплох и подавил огневые точки, способные оставить остатки моего батальона в том заснеженном русском лесу навсегда. Русские минометы накрыли лес, когда мы уже выдвигались к деревне. Меня швырнуло на землю. Осколок впился мне в плечо, но это не он сшиб меня с ног: мой начальник штаба Бремер оказался за моей спиной и сейчас лежал на мне, хрипя и обливаясь кровью. Верный Ланген вовремя оказался рядом. Мы подхватили Бремера и потащили его к обугленным руинам деревни. У сгоревшего сарая мы наткнулись на землянку и втащили туда Бремера. В землянке топилась железная печка, горел сделанный из орудийной гильзы коптящий светильник. У входа валялись трупы двух русских, застигнутых врасплох моими разведчиками. Мы уложили Бремера на дощатый стол, расстегнули шинель. Плохи дела: две пули в грудь, три в живот.
   -- Ланген, быстро три красные ракеты! -- приказал я. -- Русские сейчас опомнятся и сметут нас артогнем вместе с остатками этой деревни.
   Ланген кивнул и выскочил из землянки.
   Бремер захрипел, выкашливая алую кровь. Я понял: жить ему осталось не много, до стола хирурга он точно не дотянет. Бремер что-то пытался сказать. Я нагнулся к нему, пытаясь разобрать хриплый шепот умирающего.
   -- Генрих, он стрелял в тебя!
   -- Что?! Спокойно, дружище! Сейчас подойдут ребята из "Тотенкопф" и мы доставим тебя в лазарет, -- пообещал я ему.
   -- Бесполезно... я умираю, -- прохрипел Бремер. В последнем усилии он впился мне пальцами в руку и сказал:
   -- Сзади какой-то солдат... стрелял в тебя. Я обернулся и увидел... Сумел закрыть... Я не видел его лица, Генрих. Но он стрелял в тебя не случайно, он целился в тебя... Понимаешь?
   Отчаянное усилие исчерпало все его силы и он потерял сознание.
   Когда мы соединились с частями, деблокировавшими котел, я повез Бремера в лазарет. Я прорвался в к хирургу и, угрожая ему пистолетом, уложил бесчувственного Бремера на операционный стол.
   Бремер не узнал того, кто целил мне в спину и очень этим мучался. Он только успел встать между мной и тем, кто хотел меня убить. Или это просто предсмертный бред?
   Хирург гневно посмотрел на меня и воскликнул:
   -- Я же сказал, что он безнадежен! Уберите пистолет, оберштурмбаннфюрер, иначе у вас будут неприятности!
   -- Извините, доктор, -- сказал я, но пистолет убирать не спешил. -- От чего он умер?
   -- Да вы с ума сошли, что ли?! -- вспылил хирург. -- Пять пулевых ранений, из них минимум два смертельных!
   -- Я вижу! -- повысил я голос и снова наставил на него ствол "вальтера". -- Доставай пули! Хотя бы пару! Живо!
   Хирург побледнел, но послушно заработал скальпелем. В миску упали одна за другой две пули.
   -- Хватит! -- остановил я его. -- Спасибо, доктор. Больше мне ничего не нужно.
   Я действительно увидел то, что было нужно. До этого момента во мне еще теплилась надежда, что какой-нибудь русский, оказавшись у нас в тылу, решил пострелять нам в спины. Но в извлеченных из тела Бремера кусочках металла я сразу узнал пули от девятимиллиметровых патронов "Парабеллум". Даже сильно деформированными эти пули нельзя было спутать с пулями от патронов для русских пулеметов: они были меньшего калибра. Я взял пули, положил их в карман и направился к выходу.
   -- Пока я возился с вашим покойником, наверняка умер кто-нибудь из тех, кому можно было помочь! -- с яростью крикнул мне в спину врач и тут же добавил, остывая:
   -- Оберштурмбаннфюрер, у вас все плечо в крови. Идите сюда, я посмотрю.
   -- Не стоит, доктор. Занимайтесь остальными, -- ответил я, чувствуя, что плечо словно одеревенело.
   -- Вы сумасшедший! -- покачал головой врач.
   Мне было наплевать, что он думает. Главное, что Бремер оказался прав: ему достались пули, предназначенные мне. И их выпустил из своего МП-38 солдат моего батальона.
   ***
   С того момента я все время возвращался к мысли: кто и почему хотел меня убить?
   Ни один из солдат моего подразделения не мог желать мне смерти: я лично готовил их и мог поручиться за каждого. Значит, это был кто-то из пополнения, которое прислали к нам по воздуху в начале марта. Но кто именно? И почему? И зачем меня так внезапно вызвал в Прагу Гейдрих? Есть ли связь между двумя этими событиями?
   Я залпом выпил щедрую порцию коньяка. Так и спятить недолго! Вся надежда на Раймлинга: может быть, он отроет в архиве кадрового управления информацию, проясняющее дело.
   Меня начало клонить в сон. Я посмотрел на часы: первый час ночи. Надо было оставить номер телефона моей берлинской обители Раймлингу, чтобы он мог со мной быстро связаться. Я позвонил дежурному по I управлению и попросил соединить меня с гауптштурмфюрером Раймлингом.
   -- Извини, Эрих! Я забыл дать тебе телефон для связи... -- начал я, но Раймлинг перебил меня:
   -- Ничего страшного, ты как раз вовремя! Я нашел нужные документы. Итак... Пополнение для батальона РСХА специального назначения "Люблин" в количестве ста двадцати человек отправлялось Главным штабом СС на основании личного рапорта СС-обергруппенфюрера Гейдриха рейхсфюреру СС. Почти все люди для твоего батальона были взяты из различных учебно-запасных частей.
   -- Почти... это сколько конкретно? -- поинтересовался я.
   -- Конкретно: все, кроме одного. Один человек, некий СС-обершарфюрер Вильгельм Хедер, был направлен из IV управления РСХА.
   -- Хм... интересно, чем он там занимался? Где он числился в гестапо, в какой группе?
   -- Нигде. Это очень странно, Генрих, но в кадрах гестапо Вильгельм Хедер никогда не состоял. Нет ни его личного дела, ни даже учетной карточки в картотеке.
  
   Глава 2
   Портрет: Владимир Коровин, 29 мая 1942 года, Москва
  
   Телефонный звонок. За последний год Коровин впервые проснулся от звука телефонного звонка. Он даже не сразу понял, что это за звук и с минуту лежал, глядя в потолок и пытаясь сообразить: где он и почему.
   Звонок звонил долго и требовательно. Мозг, наконец, вышел из оцепенения и выдал информацию: гостиница "Москва", номер на пятом этаже; позавчера он, капитан госбезопасности Владимир Коровин вернулся из рейда по немецким тылам; вчера написал отчет и ходил по начальству; сегодняшний день должен был стать днем отдыха. Коровин посмотрел на часы: пятнадцать минут пятого. Судя по раннему звонку, сегодняшний день явно не станет днем отдыха.
   Он прошлепал босиком по полу и взял трубку.
   -- Слушаю, капитан госбезопасности Коровин.
   -- Володя, тебя внизу ждет машина. Срочно ко мне, -- раздался из трубки знакомый голос.
   Коровин сразу узнал его: начальник 4-го (разведывательно-диверсионного) Управления НКВД старший майор госбезопасности Павел Судоплатов. Вот и закончился отдых! Коровин положил трубку, быстро оделся, допил оставшийся в стакане со вчерашнего вечера чай и вышел из номера. Внизу, на улице, он увидел черную "эмку" и возле нее человека в длинном кожаном пальто. Увидев Коровина, он махнул рукой:
   -- Сюда, товарищ капитан!
   Коровин подошел к машине.
   -- Лейтенант госбезопасности Петрищев. Прошу вас, товарищ капитан госбезопасности.
   И лейтенант распахнул дверцу. Коровин уселся сзади, лейтенант сел рядом с шофером. Путь до площади Дзержинского недолог и через пять минут Коровин уже входил в знакомый подъезд. Дежурный выдал ему пропуск и Коровин отправился по знакомому маршруту: когда-то он ходил им каждый день.
   Судоплатов ждал его в своем кабинете на седьмом этаже.
   -- Наконец-то! -- воскликнул он. -- Идем, нас ждет товарищ Берия.
   Выходя из кабинета Коровин взглянул на цифры, закрепленные на двери кабинета. "755". Он вдруг вспомнил, как в начале ноября 1938 года явился в этот же кабинет и тоже после ночного звонка. Судоплатов внимательно взглянул на Коровина и спросил:
   -- Ты себя нормально чувствуешь? Не заболел?
   -- Это кабинет Шпигельгласса, -- невпопад ответил Коровин.
   Судоплатов помрачнел.
   -- Да, это был его кабинет, -- согласился он. -- А что это вдруг ты вспомнил?
   Когда-то Коровин часто заходил в этот кабинет. Поскольку начальник Иностранного отдела НКВД (именовавшегося после реорганизации в конце сентября 1938 года "5-й отдел 1-го управления Главного управления государственной безопасности Народного комиссариата внутренних дел ГУГБ НКВД) старший майор госбезопасности Пассов ничего не понимал в разведывательной работе, Коровин работал непосредственно под руководством опытного разведчика Шпигельгласса. Последний раз Коровин был здесь, когда ноябрьской ночью 1938 года ему позвонил заместитель начальника Иностранного отдела НКВД Шпигельгласс и попросил его срочно прибыть на службу. В кабинете Шпигельгласса, на этом самом месте, Коровина ждали двое вооруженных охранников.
   Он сразу подумал, что это связано с Дорнером. Почему? Наверное, потому, что после того разговора с Дорнером в июне 1938 года Коровин ждал ареста каждую ночь.
   ***
   В купе мягкого вагона Коровин был один: майор госбезопасности Фролов, вместе с которым они должны были вернуться из Ленинграда в Москву, в последний момент был срочно вызван в Большой дом.
   Дверь в купе вдруг плавно открылась и так же беззвучно закрылась. Коровин инстинктивно положил руку на подушку, под которую, сняв портупею с кобурой, по привычке засунул "наган" и поднял глаза на вошедшего.
   -- Август! -- удивленно воскликнул он. -- Какими судьбами?
   Он сразу узнал Августа Дорнера, хотя тот был одет в длинное летнее пальто с поднятым воротником и надвинутую на глаза шляпу. Дорнер, немецкий коммунист, работал в Коминтерне и в Иностранном отделе НКВД. Он начал работу в ЧК еще в 20-х годах: попав в плен в Первую мировую, с восторгом воспринял идею Мировой революции и отдался ей со всем пылом 19-тилетнего юноши. Сражался в Сибири с белочехами в Интернациональном батальоне, был ранен. После излечения направлен на работу в ЧК. В начале двадцатых работал в Германии и чудом сбежал от расстрела бойцами бригады Эрхардта в Берлине. Коровин впервые встретился с ним во время командировки в Испанию в 1937 году. Дорнер был начальником оперативного отдела в штабе 11-й Интербригады, которая комплектовалась австрийскими и германскими добровольцами. В той же бригаде воевала его жена Магда, -- миловидная блондинка лет на пять моложе Августа. Коровин покинул Испанию осенью 1937 года, а Август и Магда остались там воевать за свободу испанского народа.
   Коровин спросил:
   -- А как поживает Магда?
   -- Никак, -- мрачно ответил Август. -- Магда погибла в декабре прошлого года под Теруэлем. Там сложили головы многие мои товарищи. И обидно, что сложили их напрасно. Мы могли! И обязаны были отстоять Теруэль! Но когда этот предатель Кампенсино, -- будь он проклят, мерзавец! -- бросил 46-ю дивизию, которой командовал и за которую нес ответственность, то все дрогнули. И кто после этого сможет упрекнуть защитников Теруэля?! Когда командир бежит из осажденной крепости, то кто посмеет осудить бойцов?!
   Август замолчал, достал из кармана пачку папирос и закурил.
   -- Да, там все не так просто, -- отозвался Коровин и достал из портфеля бутылку грузинского коньяка, которую перед отъездом ему передал старый друг, ленинградский чекист Ваня Белый.
   -- Вот что, нам надо отметить встречу, -- предложил Коровин, ставя бутылку на столик. -- Сейчас позову проводника, чтобы он выдал нам стаканы...
   -- Нет! Ни в коем случае! -- встрепенулся Август. -- Я не должен ехать на этом поезде. Понимаешь? Поэтому будет лучше, если никто не будет нас видеть вместе. Допивай чай и тогда выпьем из твоего стакана по очереди.
   Коровин допил чай, осмысливая сказанное Августом. Потом осторожно осведомился:
   -- Август, а что не так?
   -- Все не так, -- мрачно ответил Август. -- Меня отозвали из Испании месяц назад. Я сразу понял, что отзыв не сулит ничего хорошего. Понимаешь, Володя... буду откровенным: мы проиграли войну в Испании. Проиграли фашистам. Мы не оправдали доверия партии. И за это кто-то должен ответить. Вполне справедливо, что за это должны ответить те, кто фактически был на острие борьбы. В том числе и я, возглавлявший разведку и контрразведку 11-й Интербригады. Проигравший платит за все!
   Он отхлебнул, не поморщившись, полстакана коньяка и продолжил, глядя в пространство:
   -- Мы имели в Испании хорошие возможности. Но проиграли по всем статьям. Безусловно, нам здорово подгадили троцкисты и анархисты. Особенно троцкисты. Их восстание здорово ударило по позициям республиканцев. Но и мы перегнули палку! Неужели все те пятьсот интербригадовцев из Четвертого Интернационала и ПОУМ, которых Андре Марти расстрелял на базе в Альбасете, были врагами?! Это какая-то чудовищная мания преследования, Володя! Да, возможно Андре Нин и был врагом, но ведь сотни расстрелянных в тылу могли принести пользу революции, сражаясь на фронте. При всех тяжелых обвинениях никто не посмел обвинить их в том, что они хотят открыть фронт фашистам! Так зачем надо было их снимать с позиций и расстреливать?! Чтобы Франко сказал нам спасибо?!
   -- Август, это линия партии: давать отпор и вести непримиримую борьбу с троцкизмом всегда и везде, -- решительно заявил Коровин. -- И не наше дело обсуждать линию партии.
   Вера убежденного коммуниста быстро нашла слова. Август внимательно посмотрел на Коровина.
   -- А тебе никогда не приходило в голову, что линия партии может быть неправильна? -- тихо спросил Август.
   -- Нет, -- твердо ответил Коровин. Ему действительно никогда не приходило это в голову, потому что с такими мыслями невозможно ни жить, ни работать на пользу революции.
   -- А вот мне приходило, -- поделился Август. Эта мысль явно была ему невыносима, потому что он поспешно добавил:
   -- Я не снимаю с себя вины за все, что произошло! Действительно, коммунизм одержал убедительную победу на огромной территории от Днепра до Камчатки, а вот в маленькой Испании мы проиграли. Это вина тех, кто сражался в Испании: мы сражались недостаточно самоотверженно.
   -- Почему ты решил, что мы проиграли войну в Испании? -- не выдержал Коровин. -- Это тебе так кажется, узкий взгляд окопника! А я располагаю объективными разведданными. 16-го апреля этого года итальянское правительство решило вывести свои войска из Испании и заключило "джентльменское соглашение" с англичанами по этому поводу: англичане не препятствуют выводу итальянских войск, а Италия признает "статус кво" в Средиземноморье. Даже немецкий посол в очередной депеше высказал сомнение в победе Франко. Так что я не согласен с твоим мнением относительно победы фашистов в Испании.
   -- Ты не понимаешь... -- тихо ответил Август. -- Есть нечто, что страшит Сталина больше, чем победа Франко. Он больше опасается мирного договора между испанским республиканским правительством и Франко. Уж лучше пусть победит Франко, чем будет достигнут компромисс. Мысль ясна?
   -- Мысль вполне ясна. Только не понятно, какие факты лежат в ее основе, -- медленно проговорил Коровин, цепенея от ощущения смертельности того, что он говорит.
   -- А факты тоже простые и вытекают из анализа информации. Летом прошлого года в моей 11-й немецкой Интербригаде собственно немецких и австрийских добровольцев насчитывалось не более двух сотен, то есть, примерно десять процентов от общей численности бригады. Все остальные бойцы были призванными на службу правительством местными жителями, -- вследствие чего боеспособность бригады очень сильно упала. А почему? Добровольцам обещали быструю победу над фашизмом, буквально за два-три месяца. А что в реальности? Войне не видно ни конца, ни края. Прошлым летом командир 2-й итальянской Интербригады Паччиарди откровенно поднял перед командованием вопрос о роспуске итальянской бригады. Он сказал, что потери с каждым днем все больше, приток итальянских добровольцев все меньше, а испанское пополнение никуда не годится. И он был прав, черт возьми! Я читал доклад о состоянии Интербригад, -- так одних дезертиров на март 1938 года было около пяти тысяч! И это при том, что реально на фронте в это время сражалось около семи тысяч добровольцев из почти тринадцати тысяч числившихся по спискам. После прошлогодних июльских боев в Брунете базу Альбасеты буквально наводнили деморализованные дезертиры и только жесткие меры командира базы полковника Белова предотвратили хаос. Но в испанском правительстве и руководстве компартии укрепляется мнение о необходимости убрать из Испании интербригады. Зачем -- это понятно: подготовить почву для переговоров с Франко. Вот почему я с полной ответственностью заявляю: мы проиграли войну в Испании. И за это кто-то должен ответить! И я готов к этому. Меня отозвали из Испании месяц назад. Два дня назад я приехал пароходом в Ленинград. Едва сойдя с парохода, я почувствовал слежку. Я оторвался от преследователей и встретился с Ваней Белым. Ты помнишь его?
   -- Да, он сейчас работает в управлении НКВД по Ленинграду, -- ответил Коровин.
   -- Так вот... Он сказал, что есть указание: сопровождать меня до самой Москвы. Я выехал в Москву еще вчера, вышел из поезда в Бологом купить сигарет... Короче, никто не знает, что я еду в Москву именно в этом поезде. Я специально сел в этот поезд, поскольку Ваня сказал мне, что этим поездом в Москву поедешь ты. Мне больше не к кому обратиться, понимаешь? Для себя я все решил: что бы со мной ни случилось, я не потяну за собой никого! Но у меня есть одна просьба, с которой я могу обратиться только к тебе. Пообещай, что ты ее выполнишь! Это просто личная просьба, -- не более того.
   Август с надеждой смотрел на Коровина. И он не мог отказать.
   -- Я непременно выполню твою просьбу, -- твердо заявил Коровин.
   Август закурил новую папиросу.
   -- Ты, наверное, не знаешь... короче, у нас Магдой есть дочь. Она живет у сестры Магды, под Острудой... когда эта местность была частью Германии, то городок назывался Остероде. Там у отца Магды было поместье. Сейчас оно принадлежит ее брату и вместе с его семьей там живет незамужняя сестра Магды. Когда Магда уезжала в Испанию, то оставила нашу дочь на попечение сестры. Сейчас моей Марте пятнадцать лет, а я ее не видел уже лет десять...
   Август на мгновение замолчал, дернув кадыком. И продолжил:
   -- Магда погибла, а я не могу сделать ничего хорошего ни для нее, ни для своих друзей... кроме как пустить себе пулю в лоб, чтобы не подставить под удар никого из тех, кто мне дороги!
   Коровин хотел возразить, но Август вдруг порывисто ухватил его за плечи и требовательно воскликнул:
   -- Спаси мою дочь, Володя! Если польские власти узнают, что она дочь сражавшихся в Испании интербригадовцев, то ее ждет печальная судьба. Тем более, родители немцы... Переправь ее по каналам Иностранного отдела в СССР, устрой в интернат для детей революционеров, там у нее будет шанс начать светлую жизнь. Спаси мою Марту, я прошу тебя!
   Коровин озадачено молчал. Что ему оставалось делать? Он не знал, как вытащить из Польши абсолютно неизвестную ему девочку, но отказать Августу он не мог: скорее всего, в Москве Дорнера действительно ждал арест и больше ничем Коровин не мог ему помочь.
   -- Я обещаю, Август, -- твердо ответил Коровин.
   -- Спасибо, -- прошептал Август. -- Запомни: поместье Редлихов под Острудой, дочку зовут Марта Редлих, родилась 2 марта 1923 года в Берлине.
   Он налил в стакан коньяку, залпом выпил и поднялся, застегивая пальто.
   -- Прощай, Володя.
   Еле слышно стукнула дверь купе. Мягкий свет настольной лампы освещал пустой стакан и початую бутылку коньяка. Будто и не было полуночного гостя в несущемся ночном экспрессе.
   ***
   Август благополучно добрался до Москвы. Он прибыл в Москву, обманув сыщиков из Оперативного отдела и пришел на свою квартиру, в которой жил до командировки в Испанию. Наружка из Оперативного отдела явно не ожидала, что он придет на свою квартиру и возле дома Августа никто не дежурил.
   Август принял ванну, пообедал в ресторане, затем позвонил из квартиры Шпигельглассу и доложил о своем прибытии. Он знал, что вместо Шпигельгласса на встречу с ним явятся оперативники с ордером на арест, поэтому сразу после телефонного звонка Шпигельглассу пустил себе пулю в лоб из наградного "браунинга", врученного ему еще в 1926 году "за успешную борьбу с контрреволюцией" лично Председателем ОГПУ товарищем Менжинским.
   ***
   С той самой июньской ночи Коровин утратил покой и стал ожидать ареста. Это вполне согласовывалось с атмосферой ежовских "чисток". Жизнерадостный и доброжелательный Шпигельгласс ходил мрачнее тучи и прекратил веселые воскресные вечеринки с сотрудниками. Когда в сентябре 1938 года секретарь главы НКВД Ежова застрелился во время прогулки на лодке по Москве-реке, то стало ясно: чистка добралась до самых верхов, разрушая все представления о партийной иерархии, партийных авторитетах и партийной дисциплине. Под ударом мог оказаться каждый, вне зависимости от званий и заслуг.
   Звонок Шпигельгласса в начале ноября подвел черту под ужасом ожидания и отправил Коровина в ужас осязаемый. В эту ночь были арестованы Шпигельгласс и Пассов. Оперативники, производившие аресты, опасались, что Коровин скроется и заставили уже арестованного Шпигельгласса вызвать Коровина в свой кабинет.
   Дело в отношении "преступной деятельности" лейтенанта госбезопасности Коровина вел следователь Следственной части НКВД старший лейтенант госбезопасности Херувимов. Поначалу он держал себя довольно корректно, зондируя линию поведения подследственного.
   -- Итак, гражданин Коровин, вам предъявлено обвинение в установлении связи с троцкистскими организациями во время вашей командировки в Испанию в 1937 году, а также в работе на германскую разведку, -- с места в карьер сообщил Херувимов, важно шелестя бумагами.
   -- Я категорически отвергаю эти обвинения и хотел бы знать: откуда они получены, -- с трудом сдерживаясь, заявил Коровин.
   -- Ну-ну, не надо так надувать щеки, гражданин Коровин, -- с усмешкой заметил Херувимов. -- Я бы рекомендовал вам как следует подумать и покаяться в своей вражеской деятельности. Возможно, суд учтет ваше раскаяние и, невзирая на тяжесть совершенных деяний, сохранит вам жизнь.
   -- Спасибо, гражданин следователь! -- иронически поблагодарил Коровин: опытного чекиста не так просто было смутить. -- Только для начала я хотел бы узнать: что же такое тяжкое я совершил?
   -- Значит, не хотите разоружиться перед лицом неопровержимых улик, -- сокрушенно вздохнул Херувимов и снова зашелестел бумагами.
   -- Вот! -- торжественно объявил он, потрясая листком. -- Вот показания вашего сообщника и руководителя, бывшего старшего лейтенанта госбезопасности и заместителя начальника оперативного отдела Управления НКВД по Ленинграду Ивана Белого. Он показал, что руководил подпольной троцкистской организацией, охватывающей Ленинград и Москву, а также некоторые другие города в Центральной России. Финансировалась организация немецкой разведкой, с которой вы установили связь через давнего немецкого шпиона, внедренного в НКВД с помощью врага народа Шпигельгласса. Имя этого агента вы назовете?
   -- Лучше я услышу его от вас, поскольку даже не могу предположить, кто это, -- усмехнулся Коровин.
   -- Очень жаль, что вы не хотите сотрудничать, -- огорчился Херувимов. -- Но имя агента немецкой разведки, через которого вы держали связь, мы знаем. Это некий Август Дорнер. Как видите, мы знаем все!
   -- Август Дорнер не "некий", -- с плохо сдерживаемой яростью проговорил Коровин. -- Август сражался с контрреволюцией на фронтах Гражданской войны, когда ты еще в школе парты разрисовывал! Он уже в 1926 году за разоблачение подпольной белогвардейской организации был награжден Менжинским именным оружием. Понятно?
   -- Понятно, -- кивнул Херувимов. -- Уже тогда Дорнер хитро маскировался. Не думал тогда, гад, что мы его все-таки разоблачим... Так же как и тебя, сволочь троцкистская!
   Херевимов, возможно, знал о существовании психологии и игре "добрый следователь -- злой следователь". Но за недостатком времени, а возможно, и просто по причине лености, он решил совместить эти два персонажа в одном. Он полез в ящик стола и закопошился там, осклабившись ухмылкой маньяка.
   -- Зря упираешься! Твой подельник Белый все рассказал и раскаялся, какой белой сволочью он был. Забавный каламбур, не правда ли? Иван Белый оказался замаскировавшимся "белым".
   -- А ты как не маскируйся, на херувима все равно не станешь похож, -- дерзко ответил Коровин и тут же получил сокрушительный удар в зубы. Удар был так силен, что Коровин вместе со стулом перекувырнулся и отлетел к двери. Херувимов одел кожаные перчатки и решил попрактиковать свою правую на "закоренелом троцкисте": он явно занимался боксом. Коровин почувствовал, что его рот наполняется кровью и выплюнул на пол выбитые зубы. Херувимов "обработал" лежащему на полу подследственному почки начищенными до блеска сапогами, затем снова принялся за физиономию.
   -- Подписывай, сука! -- орал он, потрясая уже написанными его рукой "собственноручными показаниями члена троцкистской банды Коровина". -- Все равно тебе не отвертеться! Дорнер сумел ускользнуть от нас на тот свет, но Белый у нас в руках, дает признательные показания. Устроить тебе с ним очняк?
   -- Валяй! -- прохрипел Коровин сквозь кровавую пену на губах и снова получил сокрушительный удар в лицо.
   ***
   Херувимов старательно отрабатывал материал. Он явно намеревался либо выбить из подследственного признания, либо отправить на тот свет. За месяц работы он достиг впечатляющих результатов: выбил Коровину все передние зубы, сломал нос, все пальцы на левой руке и семь ребер. Правую руку он берег специально для того, чтобы Коровин мог подписать "признание". Но Коровин ничего не подписывал. Работа затягивалась и Херувимов (видимо, чтобы оправдаться перед начальством) постоянно увеличивал список людей, против которых Коровин должен был дать показания. В списке были как лично незнакомые Коровину люди, вроде начальника ленинградского УНКВД Литвина так и, напротив, хорошо знакомые, -- как заместитель начальника Иностранного отдела Судоплатов.
   Но упрямый подследственный ничего не подписывал и Херувимов потихоньку зверел. Когда во время очередного допроса он разбил о голову Коровина графин с водой и подследственный чуть не истек кровью от многочисленных порезов, то Коровин решил: хватит! Уж лучше смерть, чем непрерывные издевательства от этой мрази!
   Когда Коровина доставили на очередной допрос после трехнедельной "отлежки" в тюремном лазарете, он твердо решил действовать. Вспомнив уроки бокса, преподанные ему артистом бродячего цирка, Коровин ловко поставил блок против удара Херувимова, ударил его правой в солнечное сплетение и тут же нанес мощный удар локтем левой в лицо, ломая не ожидавшему отпора следователю нос и верхнюю челюсть. Обливаясь кровью, Херувимов ничком рухнул возле стола. Коровин спокойно достал из его портсигара папиросу, с наслаждением закурил и стал ждать дальнейшего развития событий.
   Скрипнула дверь, послышался стук сапог. "Ну, вот и конвой", -- подумал Коровин, вминая окурок в пепельницу. Он был готов к граду побоев и втайне надеялся, что рассвирепевшая охрана сгоряча забьет его до смерти и чудовищный кошмар наконец прекратится.
   -- Встать! -- послышался резкий окрик. Коровин встал и повернулся лицом к вошедшим. Странно: это не был конвой. Два сержанта госбезопасности с наганами в руках.
   -- Где Херувимов? -- отрывисто спросил один из них. Коровин понял, что лежащий между шкафом и столом Херувимов им не виден и ответил:
   -- А вон... возле стола отдыхает.
   Один из сержантов склонился над Херувимовым и присвистнул:
   -- Ого! Что это с ним?
   -- А разве не видно? Упал неудачно, ударился о стол, -- усмехнулся Коровин. Он чувствовал странную эйфорию: сейчас они рассвирепеют и забьют его насмерть сапогами. И все наконец закончится!
   Но сержантов Коровин явно не интересовал.
   -- Он без сознания. Как же мы ему сообщим, что он арестован? -- озадаченно спросил один.
   -- Вызовем врача, тот приведет его в чувство, тогда и сообщим, -- рассудительно сообщил второй. Он подошел к лежащему Херувимову, достал из кобуры следователя наган, ловко сорвал с него значок почетного чекиста и знаки различия.
   -- Похоже, майор госбезопасности Херувимов вышел из доверия? -- спросил оценивший ситуацию Коровин.
   -- Разоблачен как пособник врага народа Ежова, -- коротко ответил сержант. -- А он вел твое дело? И рожу тебе он так разукрасил?
   -- Совершенно верно, -- согласился Коровин . -- Очень старательный следователь... был.
   -- Ну, считай, повезло тебе, -- усмехнулся сержант и крикнул:
   -- Конвой!
   Появился растерянный конвоир.
   -- Уведи подследственного и вызови врача, -- приказал ему сержант. -- А мы пока обыщем кабинет.
   ***
   В течение двух месяцев после ареста Херувимова Коровиным никто не занимался. Его подлечили и подкормили в тюремном лазарете; он вновь почувствовал себя человеком. В начале апреля Коровина переодели в новую форму и доставили в кабинет Берии. Там находился Судоплатов.
   -- Ну что, Коровин, выглядишь неплохо, -- заметил Берия и повернулся к Судоплатову:
   -- А где его орден? Ведь он награжден орденом Красного Знамени?
   -- Не успели восстановить, Лаврентий Павлович, -- ответил Судоплатов.
   -- Ладно, успеется! Короче, Коровин... Дело против тебя прекращено, -- и Берия потряс толстой папкой. -- Но в сейфе оно у меня полежит. Кстати, пометку эту видел?
   И он ткнул пальцем в красные буквы на обложке дела: КРТД.
   -- Контрреволюционная троцкистская деятельность...за такую пометку расстрел дают без разговоров. Чувствуешь? Цени!
   И Берия запер дело в сейф.
   -- Судоплатов! Ты говорил, что Коровин владеет испанским языком и имеет опыт создания разведывательной сети? Это так, Коровин?
   -- Так точно, товарищ комиссар госбезопасности! -- прошепелявил Коровин: выбитые зубы нарушили дикцию.
   -- Да я гляжу, у тебя с зубами непорядок! -- нахмурился Берия. -- Судоплатов! Ему срочно надо вставить зубы. И не стальные, а золотые! Преуспевающий испанский торговец не может иметь стальные зубы. Давай, пока ему будут делать зубы, введи его в курс дела. Времени очень мало!
   ***
   Через месяц Коровин оказался в Мексике, где создал сеть агентуры для обеспечения операции по ликвидации Троцкого. Однако в этой операции его агентура не понадобилась: люди Эйтингона справились с работой. И в конце 1940 года Коровин вернулся в Москву. Ему поручили вычищать в Западной Белоруссии немецкую агентуру, засылаемую под видом беженцев. А с началом войны Коровин несколько раз ходил в рейды за линию фронта: организовывал партизанские отряды, выводил попавшие в окружение части. И он все время думал о последней просьбе Августа: найти его дочь Марту. Коровин пытался навести справки о ней по линии агентуры на бывшей польской территории, снова присоединенной к Германии, но узнал лишь одно: Марта Редлих в окрестностях Остероде не проживает.
   ***
   Итак, в конце мая 1942 года Коровин снова оказался в кабинете народного комиссара внутренних дел генерального комиссара госбезопасности Берии. Явно предвиделось какое-то сложное задание.
   Берия сразу перешел к делу.
   -- Есть очень любопытное сообщение от нашего агента, работающего в обеспечении железнодорожных перевозок в тылу группы армий "Центр". Немцы начали сооружение железнодорожной ветки, представляющей собой ответвление длиной около пятидесяти километров от железной дороги Брест-Барановичи. Вроде бы совершенно несущественная информация... если бы удалось получить точный ответ на вопрос: зачем немцам нужно строить в своем глубоком тылу дорогу, оканчивающуюся в лесистой и болотистой местности? Какие соображения есть по этому поводу?
   -- Возможно, заготовки леса для нужд армии... скажем, для строительства оборонительных сооружений -- предположил Судоплатов.
   -- А то им леса в ближнем тылу не хватает! -- презрительно фыркнул Берия. -- Кроме того, имеющиеся данные говорят о том, что немцы вовсе не собираются переходить в оборону, а наоборот, готовятся к активным наступательным операциям.
   -- Возможно, аэродром для дальней авиации, -- выдвинул еще одно предположение Судоплатов и искоса взглянул на Коровина, явно давая тому возможность высказать версию, которая заинтересует Берию.
   -- А ты что воды в рот набрал, Коровин? -- обратился к нему Берия. -- Есть мысли или ты только приказы выполнять можешь?
   -- Я думаю, товарищ Берия, что с учетом планируемых в этом году немцами широких наступательных операций, там будет сооружен важный объект германского Верховного главнокомандования: центр связи или возможно даже ставка Верховного главнокомандования, -- сказал Коровин.
   -- Во как, Судоплатов! -- удовлетворенно отметил Берия. -- Надо мыслить масштабно, как Коровин! Чем черт не шутит: может, и вправду туда сам Гитлер пожалует? Ну, а если не Гитлер, а всего лишь центр связи, так все равно неплохо и по нему удар нанести! В общем, надо послать туда разведывательно-диверсионную группу во главе с опытным и умным человеком, который все сможет разведать, понять, грамотно спланировать и провести операцию. Как считаешь, Коровин справится?
   -- Я готов поручиться за него, -- без колебаний заявил Судоплатов.
   -- А ты сам как думаешь, Коровин? -- последовал следующий вопрос Берии.
   -- Я готов к выполнению любого задания в тылу врага, товарищ генеральный комиссар, -- решительно ответил Коровин. -- За последние девять месяцев я выполнил семь рейдов за линию фронта. Так что дело привычное.
   -- Тогда формируй группу, Коровин! -- приказал Берия. -- Судоплатов тебе поможет, обеспечит всем необходимым. Кто знает, вдруг ты и вправду нам Гитлера привезешь?
   И он расхохотался. Присутствовавшие чекисты сдержанно рассмеялись, оценивая шутку начальства. Оборвав смех, Берия посмотрел на Коровина и вдруг сказал:
   -- Кстати, а что это ты все со "шпалами" капитанскими разгуливаешь? Я ведь еще вчера приказ подписал о присвоении капитану госбезопасности Коровину очередного звания "майор госбезопасности". Так что цепляй ромб в петлицу и отправляйся готовить группу. Рапорт о готовности жду через две недели.
   Мы вышли в приемную и Судоплатов сказал Коровину:
   -- Поздравляю, Володя, с очередным званием. Ну, а если там немцы действительно затеяли что-то серьезное в этих болотах, то при удачном завершении операции второй ромб в петлицу вставишь. А старший майор госбезопасности соответствует армейскому генерал-майору. Тут уж тебе "проставиться" придется!
   Они оба рассмеялись. Выйдя из приемной в коридор, Судоплатов вдруг посерьезнел и сказал:
   -- Помнишь, ты все справки наводил о Марте Редлих, проживавшей до войны в Польше? Мне удалось выяснить через нашего человека в Данциге... он лично съездил в поместье Редлихов и узнал вот что: в конце августа 1939 года в поместье приехал некий господин Франц Майер с письмом якобы от матери Марты, в котором она просила Марту приехать к ней в Белосток. Девушку без всяких колебаний отпустили с посланцем и они уехали.
   -- Но этого не может быть! -- недоуменно воскликнул Коровин. -- Ведь Магда Дорнер, в девичестве Редлих, погибла в феврале 1938 года в Испании под Теруэлем!
   -- Тем не менее, сестра Магды уверяла, что узнала почерк сестры, -- ответил Судоплатов. -- Она также описала Франца Майера, Лет пятидесяти, рост примерно метр семьдесят пять, шатен с проседью, глаза карие, особых примет не отмечено. В общем, внешность абсолютно стандартная.
   -- Так значит, Марта сейчас в Белостоке? -- спросил Коровин.
   -- Нет, -- ответил Судоплатов. -- После воссоединения Белостокской области с Советской Белоруссией органы местной власти не зарегистрировали Марту Редлих или Франца Майера. Сам понимаешь: война, Белосток вначале оккупировали немцы... Возможно, что Марту, как дочь немецких революционеров, кто-то из местных коммунистов попытался спрятать от гитлеровцев. Или же Майер просто передумал ехать в Белосток. Так что будем надеяться, что она жива и здорова.
  
   Глава 3
   От первого лица: Генрих Герлиак, 27 мая 1942 года
  
   -- Ты слышишь, Генрих? Это очень странно, но в кадрах гестапо СС-обершарфюрер Вильгельм Хедер никогда не числился.
   -- Как же это может быть? -- спросил я. -- Человека на фронт отправляют из гестапо, а он никогда не числился в кадрах РСХА. Это недоработка военного времени или какая-то ошибка?
   -- Нет, у нас не может быть недоработок! -- категорически заявил Раймлинг. -- Сколько работаю в кадрах, еще никогда такого не было.
   -- Тогда быстренько придумай мне объяснение, Эрих! -- взмолился я. -- Ну, не обращаться же мне по этому вопросу лично к обергруппенфюреру Полю?!
   -- Если для тебя так важно, то можешь составить официальный запрос! -- резко ответил Раймлинг. Он начал раздражаться: ведь я усомнился в образцовом порядке учета кадров. И я поспешил разрядить ситуацию.
   -- Ну, представь, Эрих, когда я получу ответ! Через целую вечность! -- примирительно заметил я. -- А тут ведь наверняка можно получить ответ за пять минут. Ну, напрягись! Как такое могло поучиться?
   -- Есть один вариант, -- ответил после короткой паузы Раймлинг. -- Если он не был сотрудником РСХА, а числился за IV управлением в качестве заключенного внутренней тюрьмы.
   -- О чем ты говоришь?! -- поразился я. -- Из внутренней тюрьмы человек может попасть либо в концлагерь, либо на тот свет, -- но никак не в спецподразделение СС!
   -- Ну, почему же! -- невозмутимо возразил Раймлинг. -- Допустим, член СС совершает преступление и попадает в тюрьму. Он подлежит суду СС, но гестапо подозревает политические мотивы и тогда подследственного переводят в ведение гестапо, обычно в нашу внутреннюю тюрьму. Следствие не устанавливает политических мотивов в его преступлении, да и преступление по сути мелкое, на грани с проступком. Тогда его дело решается обычным приказом рейхсфюрера или его заместителей. Рейхсфюрер личным приказом отправляет его искупать вину на фронт, -- вот и все! Скорее всего, так оно и было. Поэтому человек попал на фронт из РСХА, хотя не состоял там на службе. Правдоподобная история?
   -- Довольно правдоподобная, -- согласился я. -- Но насколько она реальна?
   -- А это уж твое дело, разбираться дальше! -- засмеялся Раймлинг.
   -- Спасибо, дружище! -- поблагодарил я и положил трубку.
   Итак, Раймлинг порекомендовал искать следы Хедера во внутренней тюрьме гестапо. Но как подобраться к тюремной картотеке? Внутренняя тюрьма находилась в ведении канцелярии IV управления. Но не обращаться же мне лично к Мюллеру или начальнику канцелярии СС-штурмбаннфюреру Пиперу!
   Так, а как там поживает мой старый знакомый гауптштурмфюрер Краус? Надо бы его навестить.
   ***
   Следующим утром я взял бутылку французского коньяка и направился в кабинет заместителя начальника внутренней тюрьмы РСХА СС-гауптштурмфюрера Эрнста Крауса. Я знал Крауса еще в те времена, когда он был заместителем начальника охраны концлагеря Дахау: я часто заезжал туда, подбирая людей для работы по операции "Марьяж". Потом Крауса перевели в заместителем начальника внутренней тюрьмы на Принц Альбертштрассе и он был рад встретить здесь земляков.
   Краус оказался на месте и с удивлением воззрился на меня.
   -- Хайль Гитлер! -- отсалютовал я ему бутылкой коньяка.
   -- Хайль, Генрих! -- обрадовано заорал Краус, хлопая меня по плечам. -- В цивильном костюме... Ты к нам в отпуск? Или снова работаешь в центральном аппарате?
   -- Нет, просто решил отдохнуть в одной из отдельных камер, -- усмехнулся я. -- Надо поправить нервы после фронта, а у тебя здесь тихо... и работают прекрасные массажисты.
   Краус загоготал и от избытка чувств хлопнул меня по плечу. Он относился к категории жизнерадостных тюремщиков и любил веселые шутки. Правда, эти шутки не всегда нравились его подопечным.
   -- Для тебя подберу самую удобную и тихую камеру со всеми удобствами! -- подмигнул он и покосился на бутылку.
   -- Ты сейчас свободен? -- спросил я.
   Вместо ответа Краус запер дверь кабинета и выставил на стол два стакана.
   -- Вы там, на фронте, наверное, думаете, что мы тут в тылу жируем и пьянствуем, -- сказал Краус, наливая коньяк. -- А ведь это не так, совсем не так. У нас тут по горло работы. А вот ты, я вижу, отличился в боях!
   -- Да, моему батальону пришлось туго, -- ответил я, пригубив коньяк. -- Поварился в Демянском котле вместе с дивизией Айке. Кстати, однажды вместе с пополнением ко мне прибыл парень из ваших... служил в охране внутренней тюрьмы.
   -- Да? -- удивился Краус. -- А ты ничего не путаешь? Из наших никого не отправляли на фронт. Как его звали?
   -- Хедер. Обершарфюрер Вильгельм Хедер, -- ответил я.
   Краус выпучил на меня глаза, потом расхохотался. Отсмеявшись, он сказал:
   -- Я отлично помню этого парня! Только он не служил в нашей охране. Я служил с ним в охране концлагеря Дахау. Он был тогда рядовым, СС-манн. А потом, когда формировалась дивизия "Тотенкопф", он попал служить туда.
   -- И ты его с тех пор не видел? -- осведомился я.
   -- А-а... это самое интересное! -- самодовольно воскликнул Краус, подливая коньяк в стаканы. -- Забавная история, тебе стоит послушать! В общем, где-то в конце февраля к нам доставили заключенного из Дахау. Числился он непосредственно за Гейдрихом.
   -- Подожди, он же служил в дивизии "Мертвая голова", -- напомнил я . -- Как же он оказался в Дахау?
   -- А он сам мне поведал о своем горе, -- так просто цирк! -- отозвался Краус, давясь от смеха. -- В общем, этот бравый вояка чувствовал себя на фронте не в своей тарелке. И однажды обратился с рапортом о переводе его на службу обратно в охрану Дахау в связи с резким ухудшением здоровья. Рапорт попал к Айке и тот отправил Хедера на медицинскую комиссию. Врачи написали в медицинском заключении, что Хедер абсолютно здоров. Айке прочитал заключение и собственноручно написал на рапорте: "Просьбу удовлетворить, отправить обратно в Дахау". И внизу в скобочках сделал маленькое примечание: "заключенным". И вот парень, как и хотел, оказался снова в Дахау -- только по ту сторону колючей проволоки! Каково?!
   И Краус, опрокину в глотку щедрую порцию коньяка, радостно загоготал.
   -- Да, не повезло парню, -- посочувствовал я.
   -- Еще бы! -- жизнерадостно согласился Краус. -- Ведь это не конкретный срок и даже не охранный арест! По личному приказу Айке и до особого распоряжения... Считай, пожизненное заключение!
   -- Да, но как он оказался здесь, во внутренней тюрьме гестапо? -- вернул я Крауса к теме.
   -- Так я же сказал: его из Дахау вытащил сюда Гейдрих, -- напомнил Краус. -- Ведь он в тюрьме числился за ним.
   -- Странно, зачем он мог понадобиться Гейдриху? -- удивился я.
   -- Ну, это уж я не знаю! -- развел руками Краус. -- Но сидел он у нас всего лишь пару недель. А потом приехал офицер от Гейдриха с предписанием об освобождении Хедера и отправке его в распоряжение Главного штаба СС. Его прямо в камере переодели в форму обершарфюрера и, -- больше я его не видел! Вот такая история.
   ***
   Я выяснил, что хотел. Все указывало на то, что стрелял в меня именно Хедер. И стрелял он не просто так: он выполнял приказ Гейдриха. Почему Гейдриха? А зачем тогда Гейдриху понадобилось вытаскивать его из Дахау? А, -- учитывая обстоятельства его заключения, -- фактически с того света. Но вот почему Гейдрих решил меня ликвидировать? И, узнав о том, что Хедеру не удалось меня убить, обеспокоился и вызвал меня к себе в Прагу. Судя по всему, до Праги я бы не доехал...
   Чем больше я думал над этим, тем больше приходил к выводу, что Гейдрих решил меня убрать по причине моей глубокой осведомленности в операции "Марьяж". Впрочем, не так важно, -- за что. Важен сам факт. И важнее всего: продолжат ли сейчас, после тяжелого ранения Гейдриха, охоту на меня? Судя по всему, -- продолжат. Тогда я весьма предусмотрительно отказался от заманчивого предложения Мюллера вернуться в центральный аппарат РСХА: в Берлине меня прикончить гораздо легче, чем на Востоке. Ну что же, придется послужить под командованием СС-группенфюрера фон дем Бах-Зелевски! Вот только зачем я понадобился Баху? А ведь понадобился, раз он посылал специальный запрос относительно меня. Впрочем, вряд ли Бах в сговоре с Гейдрихом: Гейдрих всегда предпочитал не афишировать свои темные делишки. А их у него было немало!
   В любом случае, экстраординарное происшествие с Гейдрихом предоставило мне возможность выбора: перейти в аппарат гестапо или вернуться на Восток. Что я думал по этому поводу?
   Для меня проблема заключалась в одном: где у меня больше шансов выжить?
   И я пришел к выводу: для меня более всего безопасна служба во главе моего подразделения, где я могу взять под контроль ситуацию, нежели Берлин, где в любой момент мой труп могут найти в окрестных лесах или руинах разбомбленного дома. В последнем случае вряд ли даже начнут расследование: спишут все на очередную бомбежку. Итак, надо быстрее отправляться в распоряжение Баха!
   ***
   Мне не пришлось долго ждать приказа: на следующий день я получил предписание, определяющее мою дальнейшую судьбу. В течение ближайших трех дней я должен был прибыть в Минск, в распоряжение Высшего Руководителя СС и полиции "Руссланд-Митте" СС-группенфюрера фон дем Бах-Зелевски.
   Ближайший самолет на Восток вылетал завтра днем из Гатова, для меня и моих людей там уже были забронированы два места. Ну и славно! Предшествующие события показывали, что мягкий климат Рейха для меня более вреден, чем морозная Россия.
   Я позвонил Лангену и уведомил его, что завтра жду их с Махером в Гатове в полной готовности.
   -- Россия? -- упавшим голосом спросил Ланген.
   -- Разумеется! Вместе с нашим батальоном, -- ответил я и повесил трубку. Я понимал, почему ему не хочется возвращаться в гибельную Россию и хотел утешить его тем, что он окажется там вместе с боевыми товарищами.
   Я не успел пошить новый мундир, но в ателье штаба СС мой старый знакомый портной Эрвин Гросс нашел готовый мундир, который за пару часов подогнал по фигуре.
   -- Рад вас видеть, господин майор! -- расплылся в улыбке старик и, взглянув на петлицы, тут же поправился. -- О, простите! Господин подполковник. Какой набор наград! Да вы герой! Похоже, в России вы зря времени не теряли? Надеюсь, в ледяных русских пустынях вам пригодились мои творения?
   Перед отъездом в Россию я подогнал по фигуре у Гросса превосходное кожаное пальто, которое мне достал Гейнц. Гросс по своей инициативе сделал к нему теплую меховую подстежку на натуральной овчине и роскошный меховой воротник, а по образцу кепи СС модели 1934 года сшил мне великолепный кожаный головной убор с подкладкой из отличной цигейки. Пальто и кепи буквально спасли меня от ледяных объятий господина Мороза под Демянском. Я с благодарностью пожал руку старику и ответил:
   -- Дружище Эрвин! Твои творения -- это чудо! Надеюсь, ты приведешь в соответствие с моей фигурой стандартный мундир, а то уже завтра днем я снова отправлюсь в Россию. Ведь мой старый мундир, как ты сам видишь, окопы и блиндажи успешно превратили в лохмотья.
   -- Безусловно, господин подполковник! -- заверил старый портной. -- Всего два часа -- и вашему мундиру позавидует сам рейхсфюрер!
   И действительно: через два часа я с удовольствием лицезрел в огромном зеркале примерочной подтянутого, убеленного сединами (и, что греха таить, украшенного заметной плешью), но молодцеватого СС-оберштурмбаннфюрера.
   -- Великолепно, Эрвин! -- с восхищением отозвался я. -- Ты действительно велик в своем деле.
   -- Все дело в том, господин подполковник, что у вас отличная фигура, -- поскромничал Гросс.
   Я расплатился с ним, добавив пакет с частью своего пайка, -- чем несказанно обрадовал старика: в условиях карточной системы жестянка с салями значила гораздо больше, чем бумажки рейхсмарок.
   Я вернулся на виллу, неся сверток с новым мундиром: я не -должен был раскрывать свое истинное лицо перед экономкой, таков в свое время был приказ Гейдриха. И не важно, жив в настоящее время Гейдрих или мертв: его приказа никто не отменял и прислуга должна думать, что я -- преуспевающий юридический консультант "ИГ Фарбениндустри". И при этом не забывать, что моя вилла на самом деле, -- собственность РСХА, пока еще остающаяся в моем пользовании.
   Эрна встретила меня с радостью комнатной собачки: она металась между столовой и кухней, выставляя к обеду удивительную домашнюю готовку, немыслимую в военных условиях: оладьи с земляничным вареньем, неимоверно вкусные овощи домашнего консервирования и, -- немыслимое дело в условиях строгого нормирования мяса и жиров, -- настоящий берлинский айсбайн!
   -- Бог мой! Эрна! -- воскликнул я в изумлении. -- Откуда это богатство?!
   -- Ну что вы, господин! -- зарделась румянцем удовольствия Эрна. -- На черном рынке можно купить многое... и даже свиную ножку. А консервированные овощи мне прислали родственники. У них своя ферма под Аахеном, этих домашних консервов и варенья у них полно! С мясом, разумеется, проблемы: все забирает фронт, но выручает черный рынок. Ах, как кстати пришлись деньги, что вы вчера дали! Я даже купила настоящего мокко, -- ведь вы так любите хороший кофе!
   -- Спасибо, Эрна! Это очень кстати, -- благодарно отозвался я. -- Ведь завтра я снова уезжаю. И очень надолго. Война для всех нас придумала новые занятия, которые поглощают нас без остатка.
   -- Ой, как вы мало пробыли дома! А я думала, что вы останетесь хотя бы на неделю! -- искренне огорчилась Эрна.
   А я вот я был рад, что уезжаю: проклятый инцидент под Демянском не шел у меня из головы. Я теперь был уверен, что именно Гейдрих организовал покушение на мою жизнь: во всяком случае, проведенное мной экспресс-расследование недвусмысленно свидетельствовало об этом. И даже смерть Гейдриха вряд ли могла остановить эту машину: выпущенные на свободу демоны часто начинают жить сами по себе. Кто знает, сколько еще убийц должны выполнить приказ о моей ликвидации? Гейдрих всегда любил держать в кармане запасных тузов и джокеров, -- он никогда не полагался на случай, удачу и везение. И какое им, убийцам, дело до того, что отдавший приказ уже лежит в могиле? Приказ есть приказ и он должен быть выполнен: ведь так велят Долг и Честь.
   ***
   Утром я с наслаждением принял ванну, съел приготовленный Эрной завтрак: омлет с хрустящими гренками и настоящий кофе. Гренки были смазаны, -- хотя и тонким слоем, -- но настоящим сливочным маслом! Откуда?! Сливочного масла в Рейхе не водилось уже лет пять! На мой вопрос Эрна лишь довольно улыбнулась. Черный рынок, надо полагать...
   К двенадцати часам появился автомобиль. Я уложил на заднее сиденье чемодан и пакет с мундиром, обнял на прощание Эрну и уселся рядом с шофером. Эрна стояла у дверей в дом, с глубокой печалью глядя мне в след. Когда я еще ее увижу? И войду ли я снова в эту виллу, столь долго создававшую у меня иллюзию собственного дома?
   Машина медленно тронулась с места. Эрна зябко закутала плечи в платок, -- хотя было совсем не холодно, -- и ушла в дом. Бедняжка! Ведь ей еще предстояло написать подробный отчет о визите внезапно появившегося хозяина виллы куратору из главного отдела берлинского гестапо (Statspolizeileitstellen) и блокляйтеру.
   ***
   До Минска мы добрались на транспортном "Юнкерсе" с промежуточной посадкой в районе Позена. Меня и моих спутников разместили в гостинице для офицеров в центре Минска. Ужиная в ресторане, наполненном офицерами вермахта, люфтваффе и СС, я почувствовал, как возвращаюсь в привычную военную обстановку. Здешний тыл совсем не похож на берлинский.
   ***
   Атмосфера Вайсрутении, безусловно, отличалась от атмосферы Рейха. Но, чтобы понять, в каких условиях придется работать Герлиаку, нужно в начале прояснить структуру органов безопасноьсти на территории Вайсрутении, принципиально отлимчавшейся от той, что действовала на территории Рейха.
  
   Справка: немецкие органы безопасности на оккупированных территориях
   Вопреки широко распространенному мнению, в оккупированных немецкими войсками странах германская государственная тайная полиция (гестапо) не имела своих отделений. Дело в том, что на оккупированных территориях вся полнота власти традиционно принадлежала германским войскам и допускать гестапо в "свою епархию" военные, по понятным причинам, категорически не желали. Там, где создавалась гражданская администрация (Протекторат Богемия и Моравия, Генерал-губернаторство, а также подчиненные Министерству по делам восточных территорий оккупированные регионы СССР), чиновники тоже не желали присутствия неподчиненных им отделений гестапо. Кроме того, для деятельности гестапо за пределами территории Рейха не было формальных законных оснований. В силу этого местные органы гестапо создавались только на тех оккупированных Германией территориях, которые включались непосредственно в состав рейха: Австрия, Люксембург, часть территории Франции, Чехии, Польши. На остальных оккупированных землях действовала специально созданная сложная система репрессивных органов.
   Органы военной разведки и контрразведки германских вооруженных сил осуществляли свою деятельность на обширной территории так называемой "прифронтовой полосы". На Восточном фронте размеры этой полосы определялись территориями, расположенными вдоль линии фронта и далее вглубь от нее на расстояние до 500 километров. В прифронтовой полосе вся власть принадлежала армейским оккупационным властям, осуществлявшим репрессивные мероприятия через специальные структурные подразделения: отделы разведки и контрразведки штабов дивизий, корпусов, армий, групп армий -- так называемые отделы "1С" ("1Ц"); розыскные отделы местных военных комендатур ("ортскомендатур") и приданные им взводы военной (полевой) полиции ("фельдполицай"). Те же команды полевой полиции, находившиеся в составе дивизий германской армии, осуществляли контроль над населением совместно с отделами "1С" в местах дислокации дивизий в прифронтовой полосе. Также в прифронтовой полосе действовали подвижные подразделения ("абвер-команды") Управления военной разведки и контрразведки Верховного командования вермахта ("Абвер").
   Абвер состоял из четырех отделов: 1-й (разведка), 2-й (диверсии, террор), 3-й (контрразведка), 4-й ("Абвер-Заграница", занимался аналитикой и руководил деятельностью военных атташе в зарубежных странах). Абверкоманды распределялись по отделам и имели соответствующую нумерацию: приданные 1-му отделу от 100 до 199, 2 отделу от 200 до 299, 3 отделу от 300 до 399. Контрразведкой, борьбой с партизанами и диверсионными группами занимались абверкоманды 3-го отдела.
   Промежуточное положение между военными и политическими спецслужбами занимала "Гехайм фельдполицай" (ГФП) -- "Тайная полевая полиция". Подразделения ГФП действовали в прифронтовой зоне и подчинялись командованию армий. Сотрудники ГФП служили ранее в СД, гестапо и криминальной полиции "крипо" (сокращение от "криминальполицай"). Переходя на службу в ГФП они, как правило, получали звание "военный чиновник" ("зондерфюрер") того или иного ранга, в соответствии с занимаемой должностью. При этом сотрудники СД и гестапо обычно занимали высшие командные должности в командах ГФП, а большинство рядовых сотрудников и средний командный состав составляли чиновники криминальной полиции (крипо).
   Для руководства частями СС, СД и полиции, оперирующими на оккупированных территориях, организации их взаимодействия с армейским командованием и местными гражданскими властями были учреждены посты Высших руководителей СС и полиции, сокращенно именовавшиеся ХССПФ или полицайфюреры, (HSSPF - Hohere SS und Polizeifuhrer).
   Высшим руководителем СС и полиции в прифронтовой полосе группы армий "Митте" в 1942 году являлся СС-обергруппенфюрер Эрик фон дем Бах-Зелевски.
   Помимо собственных розыскных подразделений немецкое военное командование при местных военных комендатурах на территории прифронтовой зоны из числа местных жителей создавало управления и отделы "вспомогательной полиции" (Hilfspolizei). Вначале эти подразделения несли патрульно-постовую службу, занимались паспортизацией населения, а затем с весны-лета 1942 года в их составе стали создавать розыскные отделы и отделения, занимавшиеся оперативно-розыскной деятельностью. В группе армий "Норд" ("Север") такие отряды именовались "местные боевые соединения" (Einwohnerkampfverbande), в группе армий "Митте" ("Центр") их называли "служба порядка" (Ordnungsdienst), а в группе армий "Зюд" ("Юг") -- "вспомогательные охранные части" (Hilfswachmannschaften). Их общая численность к концу 1942 года составляла 60-70 тыс. человек. Аналогичные структуры вспомогательной полиции создавались и вне прифронтовой полосы, при Управлениях СД и полиции безопасности.
   За пределами прифронтовой полосы на оккупированных территориях власть принадлежала немецким гражданским оккупационным органам. На оккупированной территории СССР в сентябре 1941 года были образованы специальные административно-территориальные единицы: Имперские комиссариаты (нем. Reichskommissariat) "Остланд" и "Украина", во главе которых стояли имперские комиссары. Имперские комиссариаты делились в свою очередь на генеральные комиссариаты (округа), возглавлявшиеся генеральными комиссарами.
   Имперский комиссариат "Остланд" включал в себя Эстонию, Латвию, Литву, части территорий Польши, России, Украины и Белоруссии. Генеральный комиссариат "Вайсрутения" включал в себя часть территории Польши и Белоруссию (кроме территорий, причисленных немцами к Украине). В 1942 году Высшим руководителем СС и полиции "Остланда" являлся СС-обергруппенфюрер Фридрих Йекельн. В Белоруссии СС и полицией руководил (а также командовал боевой группой СС) СС-бригадефюрер Карл Ценнер (с 14 августа 1941 года по 22 мая 194 2года), после чего его на этой должности сменил СС-обергруппенфюрер Курт фон Готтберг. Штабу ХССПФ подчинялись начальники СД и полиции безопасности генеральных комиссариатов: в Белоруссии таковым являлся СС-оберштурмбаннфюрер доктор права Эдуард Штраух.
   Репрессивные функции на территории имперских комиссариатов осуществляли соответствующие Управления СД и полиции безопасности. Сотрудники управлений комплектовались из кадров СД, гестапо, крипо, а в помощь им придавались подразделения полиции безопасности "зипо" (сокращение от "зихайнполицай"), включавшие в себя подразделения криминальной полиции и общей полиции "шупо" (сокращение от "шуцполицай"). В принципе, все они работали в структуре Главного имперского управления безопасности (РСХА), однако сам факт существования РСХА являлся тайной и непосвященным было невозможно понять структуру и систему взаимоотношений органов безопасности. В силу этого не имеющие отношения к РСХА офицеры и чиновники называли ГФП, а также управления СД и полиции знакомым словом "гестапо".
   ***
   От первого лица: Генрих Герлиак, 1 июня 1942 года
   Наутро я немедленно отправился в штаб Баха. Штаб оказался весьма скромен по размеру и количеству работников. Бах принял меня незамедлительно.
   -- Хайль! Не ожидал вас увидеть так быстро, -- отрывисто произнес Бах, отвечая на мое приветствие. -- Садитесь, оберштурмбаннфюрер. И сразу приступим к делу.
   Что он и сделал.
   -- Я получил ответственное задание лично от рейхсфюрера. На меня, как на высшего руководителя СС и полиции "Руссланд-Митте", возложена задача обеспечить охрану совершенно секретного объекта, возводимого по личному приказу фюрера. Объект сооружается на стыке границ между Рейхом, Украиной и Белоруссией. Получив задание от фюрера, рейхсфюрер оказался в щекотливой ситуации. Очевидно, что фюрер придает данному объекту исключительное значение. Однако избранный для его сооружения регион оказывается в пересечении интересов целых четырех административных структур: руководств Восточной Пруссии, Генерал-губернаторства, Имперского комиссариата Украины и Генерального комиссариата Белоруссии. Именно в связи с этим обстоятельством рейхсфюрер ходатайствовал перед фюрером о необходимости сосредоточения вопросов безопасности объекта в одних руках, дабы избежать неизбежных трений между территориальными управленческими аппаратами и местными отделами гестапо и СД. Таким образом, ответственность за охрану объекта и обеспечение секретности его деятельности оказалась возложена на меня, как на Высшего руководителя СС и полиции "Руссланд-Митте". Но главное: учитывая важность оперативного решения проблем, связанных с обеспечением секретности и безопасности столь важного объекта, фюрер наделил меня правом осуществлять необходимые мероприятия в прилегающих в Белоруссии районах Украины, генерал-губернаторства и даже Рейха без обязательного уведомления местных властей. Вот так!
   Бах сделал паузу и строго взглянул на меня с целью выяснить: оценил ли я важность стоящей перед ним задачи, тяжесть которой он собирался разделить со мной. Честно говоря, мне стало не по себе от его тяжелого взгляда, не теряющего своей холодной суровости даже пройдя сквозь стекла круглых очков. Бах напоминал мне моего школьного учителя и видимо вследствие этого мой страх перед ним носил инстинктивный характер. Если бы я стоял, то я бы вытянулся под этим взглядом по стойке "смирно". Но поскольку я сидел, то всего лишь выпрямил спину и твердо взглянул Баху в район переносицы, создавая впечатление "пожирания глазами начальства".
   Видимо, Бах остался доволен тем, что разглядел на моем лице, поскольку закончил свою короткую речь следующей фразой:
   -- Я счел необходимым для обеспечения успешного выполнения задачи просить рейхсфюрера передать в мое распоряжение подразделение опытных бойцов во главе с решительным боевым командиром, имеющим опыт действия в сложных условиях. Выбор остановился на вашей кандидатуре, оберштурмбаннфюрер. Есть все основания считать, что вы и ваша зондеркоманда отлично справитесь с непосредственным обеспечением безопасности объекта.
   Вот как! Меня и моих людей собираются использовать в качестве охранного подразделения? Что-то здесь не так...
   Бах, видимо, уловил тень смятения на моем лице и спросил:
   -- У вас вопрос, оберштурмбаннфюрер? Давайте!
   -- Я не совсем понял, обергруппенфюрер, зачем для охраны объекта, пусть даже весьма важного и секретного, привлекать боевое подразделение, а не обычные охранные части. Неужели с задачей охраны объекта не справился бы обычный шума-батальон?
   По лицу Баха пронеслась тень неудовольствия.
   -- Если бы речь шла об охране продуктового склада от оголодавших окруженцев-красноармейцев или мародеров из местного населения, то я бы, не колеблясь, привлек украинский или латышский шуцманшафтбатальон. Кстати, сейчас зону строительства объекта охраняет латышский шума-батальон. Но в данном конкретном случае речь идет о сверхсекретном объекте, который имеет серьезные шансы подвергнуться нападению специально подготовленных и хорошо вооруженных диверсантов. Я очень невысокого мнения о боевых качествах шума-батальонов, а издержки их применения бывают слишком высоки по сравнению с практическим эффектом их применения. Вот пример: прошлом году на Украине один из лагерей, в котором содержались заложники из числа местных жителей, подвергся нападению партизан. Они освободили находившихся в лагере своих людей и немедленно исчезли. Во время атаки охрана лагеря из состава украинского шума-батальона не оказала бандитам никакого сопротивления: они попросту попрятались кто куда! Зато после ухода партизан они вылезли из укрытий и выместили свою досаду на тех заключенных, кто не успел или не пожелал скрыться. Под горячую руку расстреляли и местных жителей, случайно оказавшихся поблизости от лагеря. Разумеется, подразделение было расформировано, каждый второй расстрелян в назидание другим. Но кто может сказать, сколько родственников убитых во время безобразного эксцесса заложников и просто случайных людей окажутся вследствие этого в партизанских отрядах или просто со страху попрячутся в лесах, вместо того, чтобы трудиться на благо Рейха?
   Бах замолчал, недовольно поиграв желваками, затем продолжил:
   -- Разумеется, задача очистки восточных территорий от расово неполноценных элементов не может быть снята с повестки дня. Мы практически очистили эти земли от евреев и цыган и на очереди теперь, безусловно, стоит в первую очередь славянское население. Но это следующий этап, который может быть начат только после окончания войны. Очищаемые от славян территории будут планомерно заселяться возвращающимися с войны немцами. Именно планомерно, -- дабы не допустить простоя промышленных предприятий и выпадения из севооборота земель. И пока война не закончена, эксцессы со стороны шума-батальонов оставляют Рейх без рабочих рук в тот самый момент, когда они больше всего нужны! Именно поэтому я скептически отношусь к применению шума-батальонов. Брутальная неразборчивая жестокость в сочетании с весьма низкой боеспособностью и дисциплиной есть их визитная карточка, -- как я могу поручить этому сброду охрану столь важного объекта?! Когда здесь появятся русские диверсанты, я хочу, чтобы им противостояли отлично подготовленные опытные бойцы! Именно эти соображения я изложил рейхсфюреру и он полностью со мной согласился.
   Бах встал из-за стола, показал жестом, чтобы я продолжал сидеть и прошелся по кабинету.
   -- Охрана объекта, -- это вовсе не караул на вышках за колючей проволокой. Это ежедневная вдумчивая работа. Если противник узнает о существовании объекта и решит его атаковать, захваченный врасплох караул не сможет долго сопротивляться. Поэтому вы должны не просто отсиживаться за колючей проволокой, а досконально знать обстановку на прилегающих к объекту территориях. Маршруты патрулирования, внезапные проверки близлежащих населенных пунктов, -- все это должно быть спланировано с учетом меняющейся реальности. И основное: наличие агентуры на важнейших направлениях подхода к объекту. Я все это говорю, поскольку имел в свое время опыт командования батальоном пограничной стражи. Своевременная и точная информация, быстрое и адекватное реагирование на угрозы -- вот что обеспечит надежную охрану объекта! Вы имеете бесценный пятнадцатилетний опыт реальной полицейской работы и не менее бесценный опыт боевого командира. Это именно те качества, которые нужны начальнику охраны секретного объекта. Поэтому я уверен, что именно вы наиболее подходите для этой миссии!
   Бах испытующе посмотрел на меня. Я вскочил и уверенно отрапортовал:
   -- Обергруппенфюрер! Я полностью осознаю возложенную на меня ответственность и готов немедленно приступить к охране объекта, как только люди прибудут в Белоруссию.
   -- Садитесь, Герлиак! Я не сомневался в вашем ответе, -- удовлетворенно сообщил Бах, возвращаясь за стол. -- Я сегодня получил сведения, что ваш батальон практически укомплектован. Первоначальным местом вашей дислокации я определяю город Слоним. Вам следует не позднее завтрашнего дня убыть в Слоним и там при помощи местного гебиткомиссара подобрать подходящее место для размещения ваших людей по мере их прибытия. Штаб вашего батальона пока останется в Рейхе, завершая укомплектование и оснащение. Ваш начальник штаба достаточно опытный человек?
   -- Мой начальник штаба был достаточно опытный человек, но он погиб под Демянском, -- ответил я. -- И кто сейчас назначен на его место, я не знаю. Но в любом случае, начальнику штаба и основным силам батальона, на мой взгляд, следует прибыть тогда, когда объект будет подготовлен к приему охраны. Пока мне будет достаточно одной роты, а также саперов и связистов. Их следует отправить в первую очередь.
   -- Хорошо, приказ будет подготовлен и отправлен сегодня же, -- сделал пометку в блокноте Бах. -- Теперь ознакомьтесь со схемой объекта.
   Бах достал из сейфа карту и разложил ее на столе.
   -- Как вы видите, объект находится в лесистой местности и представляет собой практически правильный квадрат площадью примерно сто двадцать гектар. Внутри квадрата находится обезлесенный участок в виде круга радиусом примерно пятьсот метров: он обозначен на плане как сектор D. С северной стороны к правому углу объекта подходит одноколейная железнодорожная ветка, представляющая собой ответвление от железной дороги Белосток-Волковыск. К другому углу подходит грунтовая дорога, проложенная от старой и малоиспользуемой грунтовой дороги, по которой можно добраться до шоссе Пружаны-Слоним. Правая верхняя часть обозначена как сектор А, а левая верхняя часть -- как сектор В. Сектор А является той частью объекта, где будут размещаться казарма и материальная часть вашего батальона. В секторе В размещаются склады материалов и горючего, электростанция и водокачка. Через территорию секторов А и В проходит травяная взлетная полоса длиной примерно 900 метров. Она предназначена для приема транспортных самолетов. Кроме того, вашему батальону будет придана авиационная служба в количестве пяти человек и два связных самолета. Между сектором А и D расположен сектор С. Это и есть самая секретная часть вашего объекта. Там будут располагаться специалисты и никто, включая вас, не имеет права входить в сектор С. При необходимости допускается передвижение через сектор D, но приближаться к находящемуся в центре сектора объекту менее чем на двести метров всем, кроме вышеуказанных специалистов, запрещено. Что касается специалистов, то им категорически запрещен выход за пределы секторов С и D. Специалисты, а также установленное в секторах С и D оборудование являются самым секретным элементом объекта. У вас будет специальная инструкция, в которой сказано, что следует делать с оборудованием и специалистами в случае опасности.
   Бах выпил воды из стакана и продолжил.
   -- Теперь о готовности объекта. Пока объект охраняется ротой латышского шумабатальона. 2-я строительная бригада СС уже практически закончила возведение необходимых сооружений, охранного периметра, железной и грунтовой дорог. После того, как вы смените шума-батальон, прибудут специалисты, которые и произведут монтаж специального оборудования. Кстати, командир шумабатальона уверен, что там сооружаются армейские склады, которые решили уберечь от возможных бомбовых ударов англичан. Вопросы?
   -- Обергруппенфюрер! А какое кодовое обозначение присвоено объекту?
   -- Пока мы его упоминаем, как "объект операции Каменное небо", -- ответил Бах. -- Однако для разговоров по линиям связи надо придумать другое кодовое обозначение, поскольку операция "Каменное небо" секретна и ее упоминание по незащищенным линиям связи запрещено. Скажем, для непосвященных этот объект будет всего лишь местом дислокации вашего батальона. Как полностью именуется ваше подразделение?
   -- В самом начале, когда я формировал подразделение в Люблине, оно называлось зондеркоманда СД "Люблин". Затем нам придали батальонный статус и подчинили непосредственно рейхсфюреру СС, после чего подразделение стало именоваться "батальон СС специального назначения "Люблин 500". Под таким названием мы воевали в составе дивизии "Мертвая голова". Когда нас отвели на переформирование, то я узнал, что мы снова подчинены РСХА, но об очередной смене названия пока не информирован, -- исчерпывающе ответил я, позволив себе в конце речи легкую иронию.
   -- В таком случае объекту присвоим кодовое наименование "база Люблин 500", -- заключил Бах. -- Нет, лучше еще короче: "база 500".
   Он тут же карандашом написал на карте аккуратными готическими буквами "StЭtzpunkt 500" и убрал карту в сейф, после чего спросил:
   -- У вас есть еще вопросы?
   -- Нет, группенфюрер.
   -- Обращаю ваше внимание, Герлиак, что у вас очень мало времени на раскачку. Как только вы будете иметь в своем распоряжении достаточно людей для охраны объекта, вы должны немедленно этим заняться. Дело в том, что монтаж специального оборудования начнется не ранее, чем вы доложите о принятии объекта под охрану. В соответствии с планом операции, монтаж оборудования должен начаться не позднее первого августа. К этому моменту вы должны быть полностью готовы к отражению возможной атаки противника на объект.
   -- Вы полагаете, обергруппенфюрер, что противник уже осведомлен о существовании объекта? -- осторожно осведомился я.
   Бах снисходительно усмехнулся. Черт возьми! Почему люди считают, что более высокое звание дает право на снисходительный тон?! Ведь Бах всего года на три старше меня!
   С улыбкой превосходства Бах ответил:
   -- Дорогой мой Герлиак! Я в силу своей должности и своего знания знаю гораздо больше, чем вы. Не скажу, что это знание делает меня счастливым, но оно позволяет мне принимать ответственные решения и сохранять уверенность в своей правоте!
   Бах снова сделал многозначительную паузу. Точно как мой школьный учитель Эберхардт Шельде. Говорят, старик совсем спился... Интересно, а Бах любит заложить за воротник? Я слышал, что у него со здоровьем большие проблемы.
   Бах прервал мои размышления, торжественно сообщив:
   -- В Москве знают об объекте. И уже выслали людей с целью его захвата.
  
  Внимание! Права на публикацию переданы издательству 'Вече', здесь выложены только первые 4 главы исключительно для ознакомления.

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"