Глава 7, в которой Люфтваффе и Борн катятся в пропасть, но одному из них вроде удается выкарабкаться.
Между тем запланированного уровня выпуска самолетов Мильху достичь так и не удалось, несмотря на данное фюреру обещание. И Мильх повторил роковую ошибку Удета: решил сделать ставку на "чудо-оружия" и принял решение о массовом производстве планирующих бомб "Физелер Fi.103" (более известных как самолеты-снаряды "Фау-1"), невзирая на серьезные проблемы в ходе испытаний. Успели изготовить 200 таких бомб, прежде чем стал очевиден провал проекта. Самолеты-снаряды оказались ненадежны, под воздействием ветра сильно отклонялись от курса и легко сбивались самолетами ПВО. С появлением баллистической ракеты "Фау-2" "Фау-1" тут же сняли с вооружения. Проект сожрал огромное количество цветных металлов, которые в бедной сырьем Европе были не просто дефицитом -- они ценились практически на вес золота, поскольку стратегическое сырье приходилось ввозить в окруженный кольцом блокады рейх зачастую даже на подводных лодках.
Пытаясь как-то оправдать израсходованные средства, Мильх ухватился за идею фанатичной нацистки -- известной спортсменки, летчика испытателя и капитана Люфтваффе Ханны Райч. Идея была проста: самолет доставляет к цели пилот, направляет ее на цель, а затем выпрыгивает с парашютом. Шансы выжить, покидая пикирующий на большой скорости самолет невелики. Видимо, именно по этой причине 175 переоборудованных Fi.103 так и не были использованы в боевых действиях. И Мильх вошел в стремительное карьерное пике, в котором не так давно нашел свой конец Удет.
Первым сигналом грядущего краха Мильха стал отток квалифицированных специалистов: министр вооружений Шпеер разъезжал по авиапредприятиям и забирал нужных ему людей, ни у кого не спрашивая согласия. Это право он получил благодаря высоко оцененному фюрером успеху с баллистическими ракетами "Фау-2", создание которых велось возглавлявшимся Шпеером Министерством Вооружения. Бороться в одиночку с любимцем фюрера Мильх не мог, а Геринг со злорадством наблюдал за его метаниями. В разговоре с новым начальником штаба Люфтваффе генералом Крейпе, вступавшим в должность, Геринг кратко охарактеризовал всех руководителей германской авиации, с которыми Крейпе по долгу службы предстояло столкнуться. Самой яркой характеристики удостоился, конечно, Мильх.
-- Кто такой Мильх? -- переспросил Геринг и тут же ответил. -- Просто "пук", вырвавшийся из моей задницы!
И добавил, дабы ситуация для Крейпе стала предельно ясна:
-- Сначала Мильх хотел играть роль наследного принца Люфтваффе, но потом возжелал стать узурпатором!
Для Геринга Мильх уже был живым трупом, который требовалось только похоронить.
Последнюю свинью Мильху подложил тот, от кого Мильх этого менее всего ожидал -- корифей германского авиастроения Мессершмитт.
Мессершмитту требовалось спасти свое детище -- реактивный Ме.262. Хотя самолет и пошел в серию, он имел ряд серьезных недостатков, но самой главной была проблема "затягивания в пикирование": на скоростях свыше 600км/ч самолет часто переходил в самопроизвольное пикирование и никому из летчиков, столкнувшихся с этим феноменом, не удавалось вывести самолет из смертельного пике -- руль высоты просто заклинивало. Спасти себя и Ме.262 в такой ситуации смог только русский летчик-испытатель Андрей Кочетков -- но уже после войны, во время исследований трофейной техники.
Понятно, что Мессершмитту любой ценой необходимо было заинтересовать фюрера своими проектами -- уж больно многие толклись возле скудеющей государственной кормушки! И вот в ноябре 1943 года Мессершмитт, идя навстречу требованиям фюрера, пообещал тому создать вариант Ме.262: истребитель-бомбардировщик, способный нести две 250-ти килограммовые или одну полутонную бомбу! Мильх пришел в ужас и осмелился даже заикнуться фюреру о невозможности такой модификации. Но Гитлер давно уже упорно игнорировал факты, которые его не устраивали.
Неизбежное наступило: когда за две недели до высадки союзников в Нормандии Гитлер узнал, что у Люфтваффе нет и не будет истребителей-бомбардировщиков и его идея -- смести с воздуха десант союзников, -- выстроена на песке, то ярость фюрера была неописуема. Мильх утратил право доступа к фюреру, а довольный Геринг лишил падшего заместителя всех постов, кроме чисто символического -- главного инспектора Люфтваффе.
Но почему же в условиях все ускоряющегося падения качества технического оснащения Люфтваффе никто не вспомнил о проекте Борна? Наверное, просто некому оказалось ударить в колокол. К Борну оказались глухи, проект его казался слишком революционен.
После закрытия проекта в начале 1937 года коллектив Борна оказался расформирован. Борна приютили на одном из предприятий Юнкерса, где он вместе с десятком своих соратников продолжал работать над турбиной. Но уже не для себя, а для Мессершмитта: тот полным ходом вел работу над реактивными самолетами. На фирме Мессершмитта строились два реактивных самолета: Ме.163 -- с жидкостно-реактивным двигателем и Ме.262 -- с двумя турбореактивными двигателями. При этом Ме.163 разрабатывался специальным подразделением Мессершмитт АГ Абтейлунг Л, сформированным из покинувших конструкторское бюро ДФС доктора Липпиша и его 12-ти сотрудников. Такой переход позволил Липпишу спроектировать самолет с треугольным крылом и жидкостно-реактивным двигателем целиком. Он предложил Борну перейти к нему на работу в качестве заместителя руководителя проекта, но Борна не устраивала роль заместителя. Он хотел построить не экспериментальный, а полноценный самолет. Для этого были нужны двигатели. Прожорливость ЖРД делала их бесперспективными для авиации. Поршневые двигатели были способны разогнать самолет до скоростей чуть более 700 километров в час. Нет, только турбина! Концепция летающего треугольного крыла есть, теперь нужны двигатели, способные разогнать его до сверхзвуковых скоростей, двигатели эффективные и надежные.
Борн работал над двигателем, иногда консультировал Мессершмитта и главного конструктора Ме.163 Липпиша, но ему невыносимо хотелось завершить работу над своим самолетом.
Он уже видел недостатки, он пришел к выводу, что чисто треугольное крыло эффективно только на сверхзвуковых скоростях, поэтому для обеспечения полета на всех режимах необходимо создать интегральное крыло -- сочетающее в себе треугольное и обычное крыло. Борн вел работу инициативно. О ней знали лишь несколько ближайших коллег. Борн делал продувки моделей, используя свои старые связи в Авиационном научно-исследовательском институте (DVL) в Адлердорфе и в Геттингене.
И ничего, что Мессершмитт уже в конце 1938 года получил контракт от Министерства авиации на проектирование самолета с двумя турбореактивными двигателями. Борн скептически оценивал консервативную компоновку и обводы Ме.262. Небольшая стреловидность крыла предотвращала появление флаттера, но типично дозвуковое оперенье становилось жертвой бафтинга, проявлявшегося как самопроизвольное затягивание в пикирование на скоростях свыше 600 километров в час. Лишь 18 июля 1942 года флюг-капитан Вендель совершил первый полет нового истребителя Ме.262 на турбореактивных двигателях. И только спустя два года после знакового полета Венделя, 26 июля 1944 года состоялся первый реальный бой Ме.262.
Несмотря ни на что, профессор Борн был далек от отчаяния. Ничего, он просто опередил время, но когда-нибудь его ждет успех, а пока -- время работает на него! Так Борн думал до конца 1938 года.
А в последних числах ноября 1938 года он вдруг получил приглашение посетить для консультации главу германской военной разведки (абвера) адмирала Канариса. Борн точно в назначенное время подъехал к старому мрачному дому на набережной Тирпица. По запутанным и обшарпанным коридорам молчаливый, но предупредительный лейтенант проводил его в кабинет шефа. Канарис оказался невысоким худощавым человеком с вытянутым скучным лицом и большим унылым носом. Какую-то значимость этой серой личности придавали только адмиральская форма и глаза -- умные, проницательные. Кроме Канариса в кабинете находился еще майор с живым энергичным лицом. Канарис представил его: это был начальник разведывательного отдела "абвер-1" майор Ханс Пикенброк.
Канарис выложил на стол тонкую стопку фотографий и сказал:
-- Я и майор Пикенброк хотели бы узнать ваше мнение о данном летательном аппарате.
Борн взял фотографии, взглянул на первую и почувствовал, как у него сердце сначала остановилось, а затем забилось в бешеной пляске. На фотографиях был изображен самолет с треугольным в плане крылом. Не макет и не модель -- самолет был снят в полете. Стремительные обводы фюзеляжа портил выступающий воздухозаборник радиатора, но Борну с первого взгляда стало ясно: самолет чисто экспериментальный, а поршневой мотор -- дело временное, пока нет подходящего реактивного двигателя. Когда в фюзеляж установят реактивный двигатель, тогда самолет и обретет стремительность форм и законченность совершенства боевой машины.
Пикенброк и Канарис молча ждали, пока Борн обретет способность говорить. Наконец, Борн спросил:
-- Могу я узнать, господин адмирал, откуда это?
Пикенброк взглянул на Канариса и ответил:
-- Эти снимки сделаны в Москве две недели назад. Мы хотели бы знать, можно ли хотя бы приблизительно оценить характеристики этого самолета?
Борн, подумал, тасуя фотографии, затем стал отвечать:
-- Машина явно экспериментальная, создана для проверки концепции. Никакой речи о реальных характеристиках быть пока не может. Дело в том, что такое крыло может быть эффективно только на околозвуковых скоростях. А для этого нужен реактивный двигатель. Когда появится такой же самолет, но без пропеллера, то знайте -- это уже может быть реальная боевая машина.
-- Околозвуковые скорости? Хм... -- задумался Канарис. -- А это какой диапазон?
-- Примерно от семисот до тысячи километров в час.
Пикенброк и Канарис переглянулись.
-- Но это же более чем в два раза больше, чем у самых скоростных истребителей Люфтваффе! -- в волнении воскликнул Пиккенброк. -- Неужели русские так обогнали нас?!
Борн пожал плечами.
-- Если русские построили летный прототип, значит они ведут активные работы над двигателем. При достаточном обеспечении материалами, производственными мощностями и квалифицированными специалистами я бы оценил срок постройки подходящего двигателя в три-пять лет. Вы, конечно, понимаете, что эти цифры достаточно условны. Если работа над реактивным двигателем пойдет у русских успешно, то и околозвуковые скорости для машины такой схемы -- не предел!
-- Вы хотите сказать, что с хорошим двигателем русские смогут построить истребитель, способный лететь быстрее скорости звука?! -- поразился Пикенброк.
-- Возможно, что и в несколько раз быстрее! -- ответил Борн. -- Данная концепция это вполне позволяет. Я могу так говорить, поскольку имею ряд теоретических и экспериментальных разработок в этой области. Конечно, здесь русские столкнутся с целым рядом проблем, о которых сейчас мы и не догадываемся. Но, если произойдет военное столкновение с русскими, и они выпустят самолеты такого типа раньше нас, то судьба Люфтваффе весьма печальна! А самое печальное будет то, что реактивные бомбардировщики будут недосягаемы для наших истребителей и ПВО, -- я не хочу даже говорить о том, что в таком случае ждет наши города!
Канарис и Пиккенброк заверили, что абвер уверенно держит руку на пульсе русской технической мысли, и в дальнейшем сотрудники абвера будут регулярно снабжать уважаемого профессора Борна и его коллег информацией о новейших русских разработках. Засим и разошлись.
С тех пор Борн днем и ночью думал о неизвестном ему русском конструкторе, шедшем тем же путем, что и он. Но абвер больше ничего не мог сообщить ему. Успехи германской разведки в России были более чем скромны. Что совсем неудивительно: предшественник Пиккенброка на посту начальника "абвер-1" подполковник Гриммайс сознательно ограничивал работу абвера лишь Францией, Польшей и Чехословакией. Поэтому в России и Англии за четыре года до начала Второй мировой войны абверу пришлось начинать практически с нуля. Кроме того, ни МИ-6, ни НКВД не дремали. Это в последнее время принято считать, что ведомство Ежова и Берии занималось лишь репрессиями против своих, -- НКВД неплохо ловил и настоящих шпионов.
Пресловутые снимки сделал агент абвера во время полетов экспериментального самолета с Центрального аэродрома. Никакого отношения к авиации этот агент не имел, да и он был в скором времени арестован.
Но Борн ничего этого не знал и русский истребитель с треугольным крылом стал его ночным кошмаром. Борну казалось, что уже завтра появятся русские скоростные реактивные истребители и тогда "деген" превратится из грозного оружия в летающую мишень.
Время шло, наступил 1943 год, а о русском реактивном истребителе так ничего и не было слышно. С тех пор, как разработку "дегена" включили в проект "Аненэрбе", Борн получил право напрямую обращаться к рейхсфюреру СС. Поскольку рейхсфюреру Гиммлеру подчинялась и политическая разведка -- СД, то Борн попросил Гиммлера, чтобы тот распорядился передать в распоряжение Борна всю имеющуюся в СД информацию о зарубежных разработках в области авиастроения. Гиммлер дал указание начальнику VI управления РСХА (Главного управления имперской безопасности), занимавшегося политической разведкой, подготовить соответствующие материалы и через две недели Борн получил тонкую папку.
Папка содержала аналитический обзор некоего оберштурмбаннфюрера Вернера по интересующей Борна теме. Прочитав его, Борн был разочарован. Обзор содержал совершенно ненужные описания отдельных узлов новых русских и английских истребителей, прогнозы по темпам выпуска серийных самолетов в СССР, Британии и США, сравнительные характеристики основных боевых самолетов -- короче, все то, что Борн и без того знал. В целом обзор напоминал документ, созданный только для отчета перед вышестоящим начальством -- компилляция ранее выпущенных обзоров плюс то, что за получасовой беседой под рюмку шнапса можно узнать у любого боевого летчика.
Борн проявил настойчивость, встретился с начальником VI управления бригадефюрером Шелленбергом и пояснил ему, что его интересуют, в первую очередь, новейшие русские истребители, еще не запущенные в серию. Шелленберг устроил настойчивому профессору встречу с прибывшим на доклад в Берлин из Риги начальником Восточного отдела управления (известном как разведорган "Цеппелин") оберштурмбаннфюрером СС Грейфе.
Грейфе заверил Борна, что агентам "Цеппелина" поставлена соответствующая задача и в скором времени информация из русских авиационных КБ пойдет потоком. Впрочем, он подчеркнул, что приоритетной в настоящее время является другая важнейшая задача, поставленная перед "Цеппелином" лично фюрером. Грейфе не преувеличивал: он действительно приехал в Берлин по приказу начальника РСХА Кальтенбрунненра для получения сверхважного задания -- не больше, не меньше как ликвидация самого Сталина!
К слову, это вовсе не было пустой болтовней. "Цеппелин" действительно подготовил агента, который выстрелом из носимого в рукаве пальто реактивного гранатомета должен был поразить бронированный лимузин Сталина. Однако к этому времени аппарат "Цеппелина" был буквально нашпигован русскими разведчиками и террориста постигла участь почти всех групп, засылаемых этим разведорганом -- он был арестован НКВД практически сразу после выброски.
Тщетно дожидаясь информации от Грейфе, Борн решил снова навестить абвер. Однако успехи абвера всегда были скромны. А в последнее время неудачи сыпались на ведомство Канариса как из ящика Пандоры.
Летом 1942 года абвер высадил группу из восьми диверсантов на побережье США. Акция должна была ознаменовать начало беспощадной террористической войны на территории недосягаемой для бомбардировок Америки. Но операция провалилась, едва начавшись: командир группы выдал замысел американской спецслужбе. Затем последовал настоящий обвал: неудачей закончились операции "Боярышник" (антибританское восстание в Южной Африке), "Тигр" (нападение афганцев на британские владения в Индии), "Шамиль" (восстание чеченцев на Кавказе) и целый ряд менее масштабных диверсий.
Авторитет Канариса в области разведки также безнадежно упал. Абвер оказался не способен своевременно проинформировать фюрера о начавшемся перемещение русских войск под Сталинградом и подготовке к высадке англо-американцев в Северной Африке в ноябре 1942 года.
Кроме того, Борн выбрал весьма неудачное время для визита на набережную Тирпица. Канарис находился в состоянии, близком к прострации: 5 апреля 1943 года старший военный судья берлинского военно-полевого суда Люфтваффе Редер и секретарь уголовной полиции Зондереггер арестовали ближайшего помощника Канариса зондерфюрера фон Донаньи и провели обыск его кабинета. Поводом для этого послужила перешедшие все разумные пределы коррупция и злоупотребления служебным положением во всех структурах абвера. После того, как офицеры абвера Шмидхубер и Икрат были уличены в контрабанде валюты и драгоценностей на крупную сумму, да еще использовали для этого еврейского спекулянта, -- скрывать шило в мешке стало невозможно. И хотя Гиммлер, который рассматривал Канариса как союзника в бюрократической борьбе за влияние на фюрера, велел закрыть дело Шмидхубера, ретивых законников удержать уже было трудно. Редер и Зондереггер обнаружили при обыске доказательства участия фон Донаньи и заместителя Канариса генерал-майора Остера в заговоре против фюрера. Под ударом оказался сам "хитрый лис" Канарис.
Гиммлер все же приказал закрыть дело в отношении Канариса. Но адмирал уже кончился. Он смирился под ударами судьбы, а Шелленберг потихоньку прибирал аппарат абвера. Когда Борн увидел Канариса, то он сразу понял, что от шефа абвера вряд ли можно ожидать какой-либо помощи: щеки его втянулись, лицо побледнело, глаза помутнели и в них уже не чувствовалось энергии мысли и интереса к жизни; руки адмирала подрагивали и сигарный пепел сыпался на китель, на котором отчетливо просматривались жирные пятна от соуса.
И Борн тоже смирился с мыслью о дамокловом мече русского реактивного истребителя, висящим над проектом "Деген". Он работал как одержимый над увеличением дальности и скорости.
Что-то я упустил... Ах, да! Я не рассказал, как Борну удалось вернуться к работе по закрытой теме? А дело было так.
Когда в начале 1937 года проект "Деген" оказался окончательно закрыт, опытный завод передали Хейнкелю, а лишенное средств КБ Борна развалилось. Специалисты разбежались по другим КБ, заводам и исследовательским центрам. Но Борн не мог смириться с гибелью своего детища. Постучав лбом во все двери, он решил написать письмо фюреру -- тот должен разобраться и принять единственно правильное решение.
Письмо попало в рейхсканцелярию, которой номинально управлял заместитель фюрера по партии Рудольф Гесс, а фактически -- начальник бюро Гесса рейхсляйтер Мартин Борман. Борман давно определил для себя свое место в рейхе -- стать вторым человеком в после фюрера. И не просто вторым, а единственным передаточным звеном между фюрером и всеми остальными. Поскольку вторым человеком в рейхе в то время был Геринг, то Борман тщательно готовился к схватке с ним.
Борман внимательно изучил письмо Борна и... завел на профессора досье. Борман поместил туда отзывы ведущих специалистов в области авиации по работам Борна, а также справку о безукоризненном арийском происхождении профессора. Так была заложена бомба, взорвав которую, Борман рассчитывал смести со своего пути Геринга. С тех пор Борн, сам того не подозревая, оказался под неусыпным наблюдением Бормана.
В начале 1942 года Борман решил, что пришло время действовать. Он явился на доклад к Гитлеру вместе с Гиммлером. Гиммлер, как министр внутренних дел, обрисовал печальную картину разрушения промышленности и городов германии воздушными бомбардировками англичан. Фронтовые летчики жалуются на все возрастающее количество новых русских самолетов, которые по своим характеристикам превосходят самолеты Люфтваффе. Все это -- следствие отсутствия дальних бомбардировщиков, способных нанести чувствительные удары по британской и русской промышленности.
Затем Борман рассказал, что из-за технической слепоты руководителя Люфтваффе рейхсмаршалла Геринга оказался похоронен проект столь необходимого рейху дальнего бомбардировщика. Вот когда пригодилась любовно собранное содержимое папки под названием "Борн". Гитлер пришел в ярость и вызвал к себе Геринга.
О чем они говорили, было неизвестно. Но из кабинета фюрера Геринг вышел бодрым шагом и гордо продефилировал мимо помрачневших Гиммлера и Бормана. От последних Гитлер раздраженно потребовал:
-- Оставьте дела авиации Герману! Он знает, что делает.
Бравый рейхсмаршал выиграл еще одно сражение. Но Борман был не из тех, кто легко сдается. И он предпринял атаку с другого фланга. Во время одной из бесед с фюрером Борман выдвинул следующую идею. Руководители Люфтваффе загружены текущей работой сверх головы. Им бы обеспечить рост выпуска серийных самолетов в условиях нарастающего дефицита материалов и квалифицированной рабочей силы -- где уж думать о внедрении требуемого количества новых разработок! Между тем есть очень нужные рейху и уже доведенные до стадии практического воплощения проекты, например, "Деген", однако нет сил и средств для их внедрения. В такой ситуации кто как не партия и СС, являющиеся элитой нации, должны помочь родной авиации?! Ресурсы? Здесь нет проблем! СС обеспечит рабочую силу и производственные площади, а партия -- необходимые средства.
Деньги у партии есть -- уж кто, а Гитлер это знал! Именно Борман все последние годы покрывал из партийной кассы фантастические расходы Гитлера на его личные проекты. Одна постройка резиденции в Берхтесгадене обошлась в миллионы марок! И Гитлер разрешил СС и партии взять шефство над проектом "Деген".
Санкция фюрера была получена. Осталось обсудить нюансы. И буквально на следующий день Гиммлер и Борман решили судьбу Борна и его детища. "Деген" стал частью проекта "Аненэрбе". Борн руководит этой темой. Его заместителем по вопросам безопасности стал СС-штурмбаннфюрер Шонеберг. Гиммлер знал Шонеберга лично еще с тех времен, когда последний был охранником в концлагере Дахау. Потом Шонеберг командовал батальоном в дивизии СС "Мертвая голова" и сам командир дивизии обергруппенфюрер Айке неоднократно отмечал его храбрость и беспощадность, -- чего, кстати говоря, и самому ветерану Первой мировой Айке тоже было не занимать! Единственное, чего не знал Гиммлер: Шонеберг был человек Бормана.
А стал офицер СС человеком Бормана очень просто: гауляйтер Боле, отвечавший за связи с живущими за пределами рейха немцами, сообщил Борману, что постоянно проживающий с 1921 года в Аргентине брат Шонеберга женат на еврейке. Борман вызвал к себе Шонеберга... ну, а дальше все понятно. Вернемся к соглашению Бормана и Гиммлера.
Рабочей силой и сырьем завод обеспечит отдел III D III управления РСХА. Финансирование проекта и подбор необходимых специалистов из числа национал-социалистов берет на себя партийная канцелярия.
Борман и Гиммлер остались крайне довольны сделкой. Гиммлер видел в этом первый шаг в установлении контроля СС над стратегически важными отраслями промышленности и начало создания авиационных подразделений СС. Борман получал доступ к святая святых СС -- проекту "Аненэрбе", а также имел кое-какие куда более далеко идущие планы. Какие? Об этом позже... ну, не все сразу!
Внезапно вызванный к Гиммлеру, Борн был потрясен до глубины души: совершенно неожиданно, уже почти потеряв надежду, он вдруг получил для осуществления своего проекта больше, чем любой другой конструктор в Германии! Помимо КБ, завода и неограниченного финансирования Борну достались и другие атрибуты власти, которые впрочем, ему лично были совсем не нужны: автомобиль "мерседес-бенц", шикарную виллу и звание штандартенфюрера СС.
Вопрос с двигателями решился просто: 18 июля 1942 года флюг-капитан Вендель совершил первый полет нового истребителя Ме.262 на реактивной тяге. Это была третья опытная машина Ме.262-V3, оснащенная предсерийными двигателями Jumo-004А тягой по 850 кг фирмы Юнкерс. Так что эти же двигатели без проблем можно было использовать на "дегене". Малый ресурс двигателей (около 20 часов) не смущал Борна: если использовать хоть и остродефицитные, но более подходящие материалы, то ресурс вполне можно увеличить.
К концу 1942 года Борн выкатил на испытательный аэродром в Тюрингии новый "деген" с четырьмя турбинами Jumo-004В-1 тягой по 900 килограмм каждая. Конечно, турбины были слишком маломощные для настоящего бомбардировщика, но для предельно облегченной экспериментальной машины оказалось достаточно, чтобы совершить первый вылет. Примечательно, что такие же турбины для оснащения первой машины установочной партии Ме.262-V6 Мессершмитт смог получить только в конце октября 1943 года. Hесмотря на наличие хороших возможностей по испытанию и производству двигателя, поставки с "Юнкерса" Jumo 004В были ничтожными до июня 1944 г, когда, несмотря на кучу нерешенных проблем, двигатель "Юнкерса" был все же запущен в производство волевым решением. Ситуация осложнялась нехваткой мощностей для массового производства. Сборка Jumo 004 была налажена в туннелях под Нордхаузеном, но главной проблемой была нехватка никеля и хрома для изготовления лопаток компрессора.
Компрессор Jumo 004B имел 10 ступеней с 40 лопатками на каждой. Из-за недостатка качественного сырья лопатки турбины и компрессора часто не выдерживали напряженных режимов работы. Это приводило к отказам двигателя или даже к его разрушению. Но для двигателей, предназначенных Борну, дефицитные материалы находились как по мановению волшебной палочки.
Особый интерес к техническим характеристикам "дегена" неожиданно проявил Борман. Он подробно выспрашивал у Борна реально достижимую дальность полета, максимальный вес груза, особенности полета реактивного бомбардировщика. В заключение он обязал Борна в кратчайший срок составить требования по качеству требуемых взлетных полос и аэродромному обслуживанию "дегена".
Наконец, в ноябре 1943 года в воздух поднялся уже вполне полноценный боевой самолет с новыми турбинами тягой по 1,5 тонны. Борн надеялся, что к концу лета следующего года будет принято решение о запуске самолета в серию. Но он не понимал одной простой вещи, которую очень хорошо понимали Борман и Гиммлер.
Доложи Гитлеру о внедрении в серию нового бомбардировщика -- и он тут же установит совершенно безумный план выпуска. Борман и Гиммлер уже наблюдали гибель Удета под обломками такого производственного плана, а сейчас наслаждались картиной беспомощных метаний Мильха.
Поэтому они и решили: ничего фюреру пока не докладывать, а "деген" потихоньку облетывать, готовить для него пилотов и выпускать, не торопясь, новые самолеты. А вот когда будет создано "оружие возмездия" -- атомная бомба, то сразу возникнет вопрос, как ее доставить к цели. Для этого предполагалось использовать ракеты "Фау-2", но они пока еще были слишком маломощны и ненадежны, чтобы доверить им столь бесценный груз. Вот тут и появится в блеске славы новый стратегический бомбардировщик, способный, взлетев в центре Германии, сбросить "оружие возмездия" на Лондон, Москву и даже Вашингтон! В ожидании столь радостного момента Гиммлер формировал летный полк особого назначения Ваффен СС, а Борман строил хитро маскируемые полуторакилометровые взлетные полосы и вырубленные в скалах ангары для тайного оружия.
Кроме того, у Бормана зародилась идея использовать "деген" как сверхскоростной транспорт. По мере развития событий Борман все более и более уверялся, что войны Германии не выиграть. Практически неограниченные ресурсы Америки и России плюс решимость Сталина, Рузвельта и Черчилля покончить с Гитлером обещали в ближайшем времени весьма печальную судьбу третьему рейху. Поэтому Борман, будучи человеком весьма практического склада, начал заблаговременно создавать основы четвертого рейха. Люди и ценности заранее перебрасывались в надежные места. Подводные лодки, которые везли в Германию стратегическое сырье из Южной Африки и Южной Америки, не шли туда порожняком: они доставляли в ЮАР, Намибию, Бразилию, Парагвай и Аргентину тонны ценных грузов и ценных людей. И вскоре в ЮАР, Аргентине, Бразилии появлялись преуспевающие фирмы, фешенебельные отели, солидные клиники, росли как на дрожжах, новые немецкие колонии.
Однако путешествие на подводной лодке из Германии в Южную Америку было очень небезопасно и занимало в среднем полтора месяца. Вот почему для Бормана "деген" оказался подлинной удачей.
По его указанию в Юго-Западной Африке и Аргентине члены немецких колоний строили взлетные полосы и ангары для "дегена". Добраться из Германии до Аргентины менее чем за сутки -- такая игра стоит свеч! Была направлена группа инженеров-строителей в Тибет, чтобы изучить возможность постройки в труднодоступных горных районах взлетно-посадочной полосы, -- тогда "деген" смог бы летать и в Японию!
Само собой, Борман был заинтересован как в ограниченном количестве "дегенов", так и в полной секретности проекта. Поэтому "деген" так и не пошел в серию, а строился в вырубленных в толще тюрингских скал цехах опытного завода.
Однако Борна ничуть не занимал вопрос: почему "деген" не запускают в серию. Жизнь научила его радоваться хоть малейшей удаче. И Борн радовался, видя, как его детище уверенно взмывает в воздух. Он уже почти не думал о так и не появившемся русском истребителе, тем более, что "деген" не был безоружен.
Борн установил на "дегене" разработанные одним из его инженеров динамореактивные (безоткатные) пушки калибра 88 мм. Каждая пушка имела шесть снарядов в специальной кассете и один снаряд в стволе. Таких пушек на "дегене" Борн установил четыре. Самолет был готов к войне, а уж как его будут использовать, Борна мало занимало. Хорошо, конечно, было бы получить данные по его боевой эффективности. Идеалом для объективной оценки стал бы рейд нескольких "дегенов" на промышленный центр с плотной системой ПВО. Но эти вопросы находились уже за пределами компетенции Борна и поэтому он над ними почти не задумывался.
И лишь иногда Борн вспоминал про загадочный русский самолет. И ему становилось немного жаль, что он так никогда и не узнает -- кто был автор этого смелого проекта и что за загадочная судьба его постигла.
Борн, разумеется, этого не узнал. Но я, пользуясь правами рассказчика, могу вам поведать краткую историю уникальной машины и ее талантливого конструктора.
Одна беда: слушатели, отягощенные грузом неожиданно свалившихся на них технических и исторических подробностей, потихоньку начали разбегаться. Дабы предотвратить столь печальное для меня, как рассказчика, явление, я на время оставлю близкую мне тему и вернусь к немного подзабытому нами главному герою повествования -- Грегу Берноффу.