Общак
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
ОБЩАК
Х Х Х
Электропоезд "Москва - Санкт-Петербург", благополучно преодолев входную стрелку, плавно, словно меланхоличный червяк покатил к вокзалу небольшого городка Чудово, который жил своей вполне, провинциальной жизнью, всего в каких-то ста с небольшим километрах от Северной столицы. Асфальт крохотного перрона, уже начавший остывать после дневного зноя, принял на себя малочисленную стайку пассажиров, выплеснувшихся из раскрытых дверей вагонов. Сходящих было немного, да и те, судя по виду, в большинстве своем представляли собой местных жителей, приодетых по случаю посещения Москвы в свом лучшие одежды, нагруженные коробками и пакетами со столичными "трофеями". Среди этого пестрого контингента ни чем не выделялся сошедший из третьего вагона молодой мужчина с довольно потертым "дипломатом" в руке. На вид ему было лет тридцать, а одет он был просто: в обтягивающие облезлые джинсы и джинсовую же куртку поверх камуфляжной футболки навыпуск.
Мускулистая фигура, короткая стрижка и координированные движения выдавали в нем человека имеющего отношение к спорту, однако кейс давно вышедший из моды с простыми замками как на старом фибровом чемодане, говорил о том, что он мог быть просто и телемастером, приехавшим с дальнего вызова. Обычный средний рост, простое, хотя и симпатичное лицо, и светлые волосы "бобриком" делали его неприметным среди толпы, если бы не одно обстоятельство: выходя из вагона, еще на ступеньках, он внимательно осмотрелся вокруг, а ступив на перрон, вдруг стал завязывать шнурки на белых кроссовках, при этом, не упуская из виду все привокзальное пространство. Только после этого он выпрямился к высившемуся невдалеке пешеходному мосту через железнодорожные пути.
Остальные пассажиры переговаривались друг с другом, встречали на своем пути знакомых и чинно раскланивались или тут же использовали возможность поделиться впечатлениями о столице - иными словами их поведение было характерно для жителей небольшого городка, где все прекрасно знают всех местных. А мужчина шел прямо, никого не замечая, по очевидно заранее составленному маршруту и лишь изредка, как бы мимоходом озираясь назад. Это выдавало в нем чужака, чем и не преминула воспользоваться девочка цыганка, оторвавшись от шумной группки своих соплеменниц и увязавшаяся за ним.
- Дяденька, дяденька, хотите я вам погадаю? - заверещала она, цепляясь рукой за полы его куртки и вековым инстинктом предчувствуя скорую прибыль. - Всю правду расскажу - сами удивитесь!
Но мужчина лишь взглянул на нее искоса и прибавил шаг, поднимаясь по крутым ступенькам моста. Однако маленькая гадалка не отставала, а действия ее потенциальной "жертвы" лишь убедили девчушку в собственной правоте, и она удвоила усилия.
- Дяденька, ну куда вы спешите?! Позолотите ручку, что вам жалко, что ли? И вообще: маленьким детям отказывать нельзя! - прокричала она тоненьким голоском, демонстративно уперев тоненькие ручки в еще не оформившуюся талию.
Это было что-то новенькое в лексиконе извечных попрошаек - кочевников и мужчина от неожиданности даже остановился на первой площадке места. Улыбнувшись своей очаровательной, но чумазой преследовательнице он порылся в кармане джинсов, извлек оттуда мятую сотню и протянул ей.
- На, бери, дитя природы, - произнес мужчина, - и отстань от меня! То, что у меня было я и сам знаю, а то, что будет впереди - знать не хочу. Поняла?
Купюра тут же исчезла в складках многослойной юбки, но девчушка, блеснув озорными глазами-сливами, казалось бы, совершенно не желала внимать убедительной просьбе, а напротив, чуть поразмыслив, продолжила наступление. В ее маленькой головке с грязными всклоченными волосами уже основательно засело то, что из этого клиента можно выжать гораздо больше, только не следует лениться. Ему есть что скрывать, а значит, за это можно заставить и заплатить. Решив, таким образом, она вновь увязалась вслед, отчаянно причитая и гримасничая.
- Дяденька, я так не могу, я должна отработать, погадать. Позолотите еще ручку, и я не буду говорить будущее, а лишь скажу, что будет очень скоро...
Мужчина с удивлением обернулся на нее и она, убедившись в правильности избранной тактики, продолжила:
- Вы чего-то боитесь, а очень скоро вас ждут огромные неприятности. Ну, дайте, дайте вашу руку, что вам стоит. И позолотите мою - может, и уберегу от злого рока! Я это умею!
В глазах мужчины зажегся неподдельный интерес к ее последним словам и он, преодолев последнюю ступеньку, остановился на самом верху моста.
- "Пусть погадает, в самом деле, - подумал он, - иначе от нее не отвяжешься, да и возможность оглядеться прекрасная".
На мосту народу было мало, лишь стайка пацанов, толкая друг друга и громко смеясь при этом, приближалась к ним с другой стороны. Мужчина поставил "дипломат" у ноги, подал цыганке левую руку, а другой полез в карман в поисках денег. Девчушка с удовольствием принялась за работу и начала что-то щебетать про его холостяцкую жизнь, казенный дом и пикового короля. Слушал он плохо, исподволь озирая оставшуюся внизу привокзальную площадь. Кроме того, в этот момент под мост на всем ходу ворвался товарняк, отчаянно гремя всеми своими составляющими и заглушая все посторонние звуки. Но цыганочка не смущалась и, приняв очередное подаяние, продолжала работу.
И тут случилось непоправимое, то, что он, молодой тренированный мужчина, десятки раз инструктированный, не мог бы предвидеть в самом страшном сне. Стайка пацанят поравнялась с ними, продолжая, пихать друг друга и, толстый крепыш, отпрыгнув от худосочного очкарика, неловко задел стоявший у ног мужчины "дипломат". Тот покачнулся и, потеряв равновесие, с возрастающей скоростью покатился вниз. Уже на пятой ступеньке портфель открылся. И в этот момент, тысячи небольших прямоугольных серо-зеленых листков, подхваченные потоком воздуха, усиленным пролетавшим внизу грузовым составом, разлетелись в разные стороны. Они, плавно кружась, в доселе невиданном танце, стали медленно опускаться, верные законам земного тяготения.
В какой-то момент все застыли, и только спустя несколько секунд, к большинству пришло осознание того, что эти живописно разносимые ветром бумажки не что иное, как самые настоящие доллары. Реакция не замедлила сказаться и все кто был в это время на мосту, включая цыганку и пацанят, бросились ловить заветные бумажки. Под мостом также быстро нарастал шум, издаваемый десятками людей кинувшихся за добычей, где ударный отряд составляли товарки юной цыганочки, поднявшие отчаянные вопли.
А мужчина все еще стоял как вкопанный, не в силах осознать и самое главное предотвратить непоправимое. На него никто не обращал внимания, а между тем развернувшиеся под мостом события постепенно перерастали в настоящее сражение с первой кровью, выдернутым с корнями клоком волос и подбитым в горячке глазом. Народ все прибывал и ничтоже сумняшеся бросался в сражение как резервный полк на поле Куликовом, забыв о достоинстве, детях орущих и огурцах в авоськах. А доллары все кружились, медленно падали, и казалось, этому "снегопаду" не будет конца, а манна небесная, как и наваждение обезумивших людей, будут длиться целую вечность.
Люди бежали и от вокзала, побросав свой багаж, а мужчина все стоял на том же месте, где и остановила его гадалка. Однако раздавшиеся вскоре свистки сотрудников линейного отдела пытавшихся навести порядок, и поставить оцепление привели его, наконец, в чувство. Оценив моментально остановку, он бросился в противоположную сторону моста, расталкивая встречных людей, опрометью ринулся вниз по ступеням и вскоре исчез из виду, затерявшись среди пристанционных домиков и палисадов. Отдышатся, он решил только тогда, когда нашел более подходящий, безопасный приют среди пустых вагонов на каком-то товарном дворе. Забравшись в один из вагонов через узкую щель чуть приоткрытой двери, мужчина забился в темный угол, и только тогда перевел дух. Прежде он успел заметить, что вокруг не было ни души. Судя по всему, его и не преследовали, а значит, можно было спокойно поразмыслить о той ситуации, в которую он так глупо влип.
- Да что тут размышлять, - произнес почти вслух мужчина, в сердцах стукнув себя по колену и понимая всю тщетность чего бы то ни было. - Права оказалось цыганка, черт ее подери! Теперь выбора нет! Или петлю на шею или в глубокое подполье, пока и оттуда не выковыряют, а достанут - это точно, только вопрос времени. И тогда прощай Павел Артюхов! Долго еще молодые подонки будут полоскать твою кличку на всех перекрестках. Ох, "Студент", "Студент", не подфартило тебе сегодня, крупно не подфартило!
Мужчина задумался, в бессилии откинув голову к шершавой стенке вагона. Неимоверная апатия разливалась теплой волной по всему телу. Ему не хотелось ни двигаться, ни сопротивляться судьбе - хоть подходи и бери его тепленького, и делай что хочешь. Неожиданно среди мрачных мыслей заполнивших его голову промелькнула и одна светлая и потешная, учитывая пиковую ситуацию.
- "А все-таки, здорово летали эти треклятые бумажки, красиво. Хоть раз в жизни, но стоило на такое посмотреть, - усмехнулся Студент, понимая всю бредовость пришедшей мысли. - Ох, жизнь ты моя - жестянка!
Х Х Х
Слух об этом, из ряда вон выходящем событии распространился очень быстро, как с помощью людской молвы, сильно приукрашивающей действительность, так и посредством официальных оперативных сводок, и уже к ночи, достиг не только Питера, расположенного поблизости, но и столицы. В силовых структурах только разводили руками, пытаясь строить шаблонные версии, варьируемые в известных пределах: от намечавшейся закупки значительной партии наркотиков, до несостоявшейся продажи образцов вооружения боевикам. Но ни то, ни другое не подтверждалось оперативными данными, а показания очевидцев разнились друг от друга, как иссушенная вобла от истекающего жиром копченого угря. То, что успели накропать по горячим следам тоже не давало простора для разумных действий. Банкноты, те которые удалось спасти, были настоящими и не числившимися в розыске, а "пальчики" на ребристой ручке "дипломата", купленного еще, вероятно, в семидесятые годы, отсутствовали, как впрочем и на других его поверхностях. Даже зондирование по проверенным каналам криминальной среды, не дало никаких результатов. Тупик был налицо! А между тем, начало этим событиям было положено три недели назад и происходило это так:
Небольшой заштатный городок, расположившийся в шестидесяти километрах от Москвы, вдали от крупных дорог, уже видел десятый сон, погруженный в провинциальную темень, которую скудно разгоняли, кое-где уцелевшие фонари, на пустых улицах. Время от времени лениво перебрехивались собаки, то ли почувствовав, в привычных до боли запахах малую толику примеси чужого, то ли просто, из необходимости отработать съеденный на ужин корм. И только на самом краю городка, почти у разбитого и развороченного остова здания местной фабрики, в окнах покосившегося домишки, утопающего в обильной зелени кустов и деревьев горел свет.
Если бы вы спросили у жителей улицы: "Кто здесь живет!", вам бы без сомнений ответили, что в домике вот уже десять лет обитает одинокий пенсионер Рассохин Ефим Игнатьевич, большой любитель-огородник, мужик серьезный, не балагур - голоштанник, но и не скряга. Но никто и ведать не ведал, что этот крепкий сухощавый, шестидесятипятилетний старик, обладавший железной хваткой жилистых рук и пронзительным взглядом, из-под седых косматых бровей, еще не так давно являл собой живую легенду уголовного мира Зауралья. О головной боли тамошних оперативников по этому поводу, говорить вообще не приходилось. Он имел за плечами четыре срока и титул коронованного по всем правилам авторитета по кличке "Курдюм". Уже десять лет за Уралом о нем и слышать не слышали. Одни говорили, что его убили в перестрелке ОМОНовцы, другие - что свои вставили ему под ребро "перо" за старые грехи, третьи же утверждали, что почил он в бозе, естественной смертью и даже клялись, что своими глазами видели памятник установленный на его могиле.
А он, целый и невредимый осел здесь в захудалом городишке, порвав с прежней жизнью и превратившись в заурядного пенсионера. Но только немногие посвященные знали, что Курдюм хоть и отошел от активных дел, но имел в своих руках власть неимоверную и что не менее важно - заправлял немалыми суммами воровского общака, стекавшегося к нему со всех уголков столичного региона и прилегающих областей. Так или иначе, ни одно серьезное дело, где бы пахло большими деньгами, не решалось без его последнего слова. А этих дел последнее время становилось все больше и больше. Преступность активно приспосабливалась к новым капиталистическим реалиям времени, все настойчивее проникала в прибыльный бизнес, инвестируя огромные средства в производство, шоу-бизнес и индустрию развлечений, легализуя капиталы и приобретая цивилизованный лоск.
Соседи же знали его как Ефима Игнатьевича и умилялись, когда тот окучивал образцовые грядки с капустой, редисом и огурцами, стриг смородину и крыжовник. Близко старик ни с кем не сходился, но и носа ни от кого не воротил, держа всех на почтительном расстоянии от себя. Поэтому-то и получил репутацию "справного мужика", хотя старенький домик давно уже требовал ремонта, а хозяину все было недосуг вбить даже гвоздь в петлю оторвавшейся ставни. Не ведали они наивные и сиволапые, что по неписанным законам, по которым и жил этот старик, авторитету не пристало заниматься "мужицким" трудом, а посему и живности в его хозяйстве никакой не было, даже собаки, нелюбовь к которым имела свои глубокие корни. Что же касательно огорода, то это занятие было скорее вынужденным: отчасти для души, истомившейся по размеренной жизни, но больше для конспирации и удовлетворения любопытствующих глаз. Так он и жил.
Правда иногда, не часто, в основном ближе к ночи к его халупе подкатывала шикарная иномарка, из которой вылезали крепкие ребята с бритыми затылками, а иной раз и вполне солидные дяди, в костюмах от "Хьюго Босса" или "Унгаро", и на время исчезали внутри домика. Наивные соседи, если к этому времени не спали, путались в догадках, но сам Ефим Игнатьевич позже все лично ставил на свои места, ссылаясь то на разгильдяев - племяников, то на бывших сослуживцев по какому-то "Главку", а то и просто на желающих, на лето снять домик под дачу, что в округе было довольно обычным делом. И только тертые мужики, коих было не так уж и много, утвердившись в собственных догадках, лишь скрытно посмеивались в кулак, тем не менее, держа рот на замке, прежде всего от своих не в меру любопытных половин, частенько и осаживая их прыть.
На этот раз свет в домике горел дольше обычного. А у покосившегося заборчика увитого плюшем и ежевикой скромно притулились серые от пыли "Ауди" попроще, и поизношенной и "БМВ" пятой модели, рядом с которыми нет-нет, да и расхаживали, разминая затекшие от долгого сидения члены два дюжих молодца с бычьими шеями. Третий же, юркий и худой с крысиным лицом и повадками дикой кошки, был в возрасте и из "БМВ" не высовывался, разве только для того, чтобы выбросить очередной окурок. А курил он часто, одну за другой, и, причем только строго до половины сигареты, что указывало на его заботу о собственном здоровье.
- Что-то долго шеф заседает, - как бы, между прочим, произнес один из амбалов с безобразным шрамом на левой щеке.
- Повякай мне еще, Крот! - отозвался пожилой из машины. - Не твоего телячьего ума дело. Николай Сергеевич зазря баланду травить не будет. А ты скройся в лайбе и не светись, как вертухай на вышке.
Буркнув что-то себе под нос, тот, кого назвали Кротом, кряхтя, стал втискивать свое огромное тело на заднее сиденье "Ауди". Спорить в их кругу не полагалось. И единственное, что он мог себе позволить, это мысленно, но с удовольствием, обложить сидевшего в "БМВ" последними словами.
Номера обоих машин были густо заляпаны грязью, и только при ближайшем рассмотрении, можно было с трудом прочесть, что прикатили они из Питера. А поскольку погода стояла сухая, подобный "камуфляж" нужно было отнести только насчет того, что приезжие старательно избегали любопытствующих взглядов и интереса к собственным персонам.
- Что, получил по лбу? - поинтересовался рыжий детина за рулем "Ауди", когда его напарник устроился в салоне.
Он был так же необъятен как и Крот, но судя по низкому, резко скошенному лбу, нависающему надбровными дугами над блеклыми, как бы выцветшими глазками в обрамлении редких, почти белых ресниц обладал гораздо меньшим интеллектуальным потенциалом.
- А ну его в задницу, эту клизму! - зло отозвался Крот. - Вот скажи, Кисель, этого сявку соплей перешибить можно, а все туда же, в начальники норовит. Интересно, что он там дельного Сергеичу советовать может?
- Это ты зря! - философски заметил Кисель. - Иван Данилович хоть и худосочный и вредный, но мужик с понятиями. Он с шефом на одной ноге, между прочим! Я лично раз слышал, как они по "погонялам" друг к другу обращались. Вот и кумокай: кто ты, а кто они!
Эта реплика потребовала от рыжего огромных умственных затрат, и выразив ее, он с удовольствием осклабился. В салоне наступила пауза. Крот прекрасно понимал, что в их кругу такие понятия как дружба и доверительность, вещь скоропортящаяся и не принятая, и изливать Киселю душу было опасно, хотя знали они друг друга практически с детства. Поэтому то он и решил спустить на тормозах, неожиданно обросший острыми углами, разговор.
- А я что? Я ничего против, не имею, - потягиваясь, подвел итог краткой беседе Крот. - Сейчас все смешалось, хрен поймешь - кто есть кто, или как говорят: ху есть ху!
- Что, что? - не понял Кисель.
- А то, бабки имеются - отмоют добела, хоть баронский клифт на себя напяливай! И на Данилыча я не в обиде - его дело рулить, наше сопеть в две дырочки - все по уму.
На этом, их обмен мнениями и закончился, и вновь томительно потянулись минуты. Тут Кисель вдруг вспомнил о хот-догах, купленных еще днем в Питере, и в спешке сборов, засунутых в бардачок. Сейчас они пришлись как раз, кстати, и хотя были холодными, но все способными утолить голод и самое главное - скрасить скуку от вынужденного безделья.
Однако время шло, а шеф все не показывался. То ли разговор там, в домике был трудным, то ли наоборот, задушевная беседа сладилась и превратилась в застолье с воспоминаниями и ностальгией по прошлым веселым денькам.
Х Х Х
А в комнате с низким потолком и убогой, давно вышедшей из моды обстановкой, состоявшей, из видавшего виды, рассохшегося гарнитура светлой полировки, шла неспешная беседа, изобиловавшая острыми углами, словесными ловушками и прочими хитростями. За круглым столом, покрытом цветастой клеенкой, друг против друга, уперев локти в столешницу сидели Курдюм и Николай Сергеевич Гаршин, еще недавно с гордостью и охотой отзывавшийся на кличку "Седой". Теперь же он восседал в цивильном костюме из дорогого бутика, и проявляя нетерпение, барабанил пальцами с холеными ногтями по граненой стопке.
Ему было немногим за пятьдесят, но годы взяли свое, и теперь, Седой являл собой, отяжелевшего от избытка хорошей пищи, дородного сибарита, то и дело отиравшего платком совершенно голый череп, и пуча на собеседника блеклые выпуклые глаза, цвета бутылочного стекла. На одном из его пухлых пальцев красовался массивный золотой перстень с черным агатом, единственной целью которого, было прикрыть собой татуированное кольцо - свидетельство о давно оттянутом сроке.
Сторонний наблюдатель был бы искренне удивлен, узнав, что в "багаже" этого баловня судьбы две судимости по серьезным статьям, зато непременно отметил нынешний статус Николая Сергеевича, как довольно удачливого бизнесмена, ухватившего Синюю птицу прямо за хвост.
Хозяин же, несмотря на то, что был старше гостя лет на десять, представлял собой полную противоположность ему. Он был подтянут, сухощав и прост, в незатейливой свободной рубахе без воротника с глубоким вырезом на волосатой груди, откуда назойливо проглядывала синева татуированного сюжета. Копна седых волос на его голове, была аккуратно зачесана назад, открывая гладкий, без единой морщинки сократовский лоб. Что же касательно кистей рук, положенных на стол и сплетенных пальцами в мощный двойной кулак, то они хоть и были пронизаны вздувшимися жилами, однако видать давно уже не имели на своих ладонях трудовых мозолей.
Сильным контрастом к общей убогой обстановке в комнате, выдержанной в стиле 60-х годов, являлись резко отличающиеся от нее, штрихи современной цивилизации, в виде японского телевизора с плоским экраном, в углу и навороченного музыкального центра, располагающегося на серванте. Яства, выставленные на столе, также сильно диссонировали с окружающим, и ни в коей мере, не напоминали простую провинциальную пищу. Здесь были икра и балык, салями и швейцарский сыр, норвежские шпроты и пармская ветчина. Из горячительного же, в центре стола красовалась литровая бутылка старой доброй водки, но одного взгляда на этикетку было достаточно, чтобы понять, что куплена она была совсем не в местном гастрономе.
Хозяин, не чокаясь, опрокинул в себя очередную стопку водки, крякнул, и закусывая балыком, степенно продолжил начатый разговор, до этого в основном касавшийся общих, ничего не значащих тем о прошлом, о знакомых корешах - кто за бугор дернул, кто нары протирает, а кто и бушлат деревянный давно прикинул. Не раз по молодости сводили их кривые дорожки, было что вспомнить, однако, оба особой сентиментальностью не страдали. И Курдюм, посасывая балык, спросил:
- Значит, в бизнесе обретаешься, говоришь, имеешь свою команду, да нет-нет щиплешь себе подобных, так сказать, не переступая закон и к их всеобщему удовольствию? Это неплохо, Седой, неплохо. Кстати, прикид у тебя нынче статный.
Реплика в устах хозяина прозвучала, как показалось Седому, несколько иронично. Он заерзал на стуле, лоб его вспотел пуще прежнего, а глаза выразили на мгновение ну прямо собачью преданность.
- Эх, Курдюм, тебе ли не знать - времена то сегодня другие. Молодежь подросла, понятия ни в грош не ставят - приходиться перекрашиваться, да и в телогрейке как- то не очень сподручно. Сам, небось понимаешь, а так спокойнее. Но кулак - по-прежнему уважаем. Особенно если в нем еще и зажаты "баксы". Причем чем больше - тем и почет поосновательнее, - как бы оправдываясь, ответил гость.
- Тебе виднее, я что против? Мне же, пенсионеру, и телогреечка не западло, - спокойно, чуть прищурясь, и как рентгеном просвечивая собеседника, произнес Курдюм. - Не буду спрашивать, как ты меня надыбал - шавок, готовых за бабки мать родную продать сейчас полно - скажи как на духу: если я правильно понял, решил основательно поменять окрас, тогда зачем тебе старый рецидивист понадобился?
В комнате повисла недолгая пауза. Седой, памятуя былой опыт, тщательно подбирал слова ответа, чтобы при случае не потянули за язык. Наконец он что-то сообразил, и, не глядя в глаза собеседнику, выдал:
- Тебя, Курдюм, что балду, то есть солнце - как ни прячь, себя выкажет. Мы ведь тоже не в тайге живем, ваши столичные нет-нет заглядывают, а там - слово за слово, как говориться. А что касательно окраса: говорю же, сейчас время такое - ковырни кого во власти, того и гляди лагерный клифт просветит. А мы, грешные, чем хуже?!
- Может и не хуже, - снисходительно согласился Курдюм, откидываясь на стуле. - Короче, бабки тебе нужны, иначе б не пришел. Только почему я тебе должен верить?
За столом опять повисла неловкая пауза и Седой, опрокинув в себя очередную рюмку, тщательно закусив и малость подумав, решил выдать основательный, по его мнению, довод.
- О бабках позже - тут вертеть хвостом не буду, ты же видишь насквозь любого, а вот насчет доверия.... Помнишь, во Владимирском, смотрящим меня хотели произвести? Ты, между прочим, впрягся за меня серьезно. Видать были основания? Правда, Тенгиз с Корявым взбеленились, и обломилось.
- Эко вспомнил! Так и должно было обломиться. Сейчас то, что скрывать. Я знал это наперед, но у меня свой расчет был, поэтому и впрягся. Чтобы Милоша привязать. Помнишь Милоша, дружка твоего? Да Корявого, надо было толкнуть на действие. А что касательно тебя - так я тоже был против, в душе. Вот и получился расклад: Тенгиза в крытку до конца дней определили и если мораторий отменят - тут же лоб зеленкой намажут. А Корявый уже много лет как червей кормит! Так что, друг ситный, закатай губу - у всех были свои виды, - хозяин, улыбнувшись сквозь зубы, взглянул хитрыми глазами на явно растерявшегося гостя и следующей фразой решил его как бы подбодрить. - Да ладно, что было то прошло. Излагай конкретно, что надо, а там поглядим.
Однако Седой, казалось бы, уже потерял всякий интерес к разговору. Он лихорадочно стирал с лысины обильно выступивший пот и старательно, что было видно по его бегающим блеклым глазкам, искал новые аргументы в свою пользу. Наконец, выдавив из себя подобие улыбки и хлопнув без закуски, залпом рюмку водки, он принял, как ему показалось, единственно верное решение: не сотрясать без толку воздух спорами и придерживаться впредь тона, заданного хозяином.
- И то, правда, - с хрипом в горле после выпитого промолвил он. - Давно это было, прав ты, Курдюм! Да я и не в обиде, а кто старое помянет, как говорится... Короче, мне действительно нужны бабки и большие! Что же касается гарантий - ставлю себя со всеми потрохами.
- И, на кой мне, твои потроха? - усмехнулся Курдюм, с удовлетворением заслуженного ветерана, чувствуя свою власть над сидящим перед ним человеком, воочию представив, его заплывшие жиром внутренности. - Но раз так, будем говорить по-деловому: что, как и сколько? Но это еще не факт, что все срастется так, как ты задумал! Убеди, будь добр, тогда и подведем баланс. А потроха твои, я и на Луне добуду, если что - ты ж меня знаешь!
Курдюм не кривил душой и далек был от того, чтобы слыть "добрым дядей", но не использовать шанс, причем исходя из собственных интересов, было глупо и непростительно. Что же касалось Седого, то в этом хитросплетении слов и полуискренности, он, державший все это время ухо востро, почувствовал слабую надежду. Этого было достаточно, чтобы приободриться и неспешно, со смаком выпив водки, приготовиться излагать проблему.
Х Х Х
Между тем на улице, не смотря на разгар лета, заметно посвежело. Вероятно, ночь уже взяла курс на свой исход, и высокая трава на окрестных лугах, вот-вот должна была принять на себя тяжесть утренней росы. В машинах было еще промозглее, то ли оттого, что в настежь открытые окна врывался свежий ветерок, создавая не совсем приятный сквознячок, то ли оттого, что от неподвижности, кровь плохо циркулировала по жилам и меньше отдавала свое тепло телу.
- Однако долго они базарят-то, - как бы, между прочим, произнес Крот, умаявшийся от вынужденного безделья в тесном, для его габаритов, салоне. - Ты случаем не знаешь, какого хрена мы сюда прикатили?
- Заткнул бы ты лучше свою пасть, - ответствовал Кисель, меланхолично разглядывая свои нестриженные ногти при лунном свете. - Тебе "грины" башляют, вот и сопи в хрюкалки, а рассуждать есть кому и без тебя. Забыл, еще пару месяцев назад, старух по подъездам кидали за авоську с капустой и пару сотенных, да азеров, больше за просто так! А тут, и жизнь тебе и хавало хоть куда, да и бабки неплохие.
Все это Крот понимал и сам. Им с Киселем, год назад освободившимся оттуда, куда попали за банальную "хулиганку", в обычной жизни светило мало. На завод идти не очень то хотелось, для серьезных же дел не хватало ни авторитета, ни ума, к тому же все ниши в городском рэкете были уже заняты. Поэтому тот факт, что их, как то проколовшихся на гоп-стопе, заметил из своей машины Иван Данилович Чагин, сейчас тоже маявшийся в БМВ, был сравним только что с выпадением туза к пиковой десятке, в игре по крупному. С этой очевидностью спорить не приходилось, и тем не менее, Крот не унялся и продолжил свои аналитические изыски:
- Наш шеф крутой, а этот хмырь видать покруче будет, - заявил он, имея в виду хозяина покосившегося домика. - Только хибара у него уж слишком захудалая, того и гляди развалится. Что скажешь, Кисель?
- Да закрой же ты, наконец, свою пасть! - уже со злостью начал, было, его рыжий напарник и вдруг осекся от неожиданности.
Именно в этот момент, у его дверцы, как будто из под земли, объявилось нечто. Это был оборванный до невозможности человек, со всклоченными грязными волосами и безумным огнем в слезящихся глазах. Бомж был откровенно пьян и еле держался на ногах. В общем-то, он был детиной, под стать им обоим по телосложению, но уж очень основательно потасканным и побитым правдой жизни.
- З-з-закурить не-е н-найдется, б-брат-тушки? - еле промычал он, дыхнув в открытое окно смрадным перегаром и норовив просунуть в салон голову.
- Это еще откуда! - возмутился Кисель и толкнул грязные космы назад. - А ну, пошел вон!
Бомж отпрянул назад и состроив слезливо-обиженную небритую рожу заканючил:
- Ч-ч-что, ж-жалко хорош-ш-шему ч-человеку табач-чку? А еще к-крут-тые!!
- Ладно, на, - сжалился Кисель, протягивая ему сигарету. Очевидно слово "крутые" приятно пощекотало его самолюбие, и он осклабился, но уже через секунду грозно прорычал. - Только сваливай отсюда по быстрому, пока задницу не надрали!
Но тот и не думал уходить, а заложив подарок за ухо, и как показалось, чуть протрезвев, продолжил излагать свои дальнейшие потребности и даже бездарно и прозрачно шантажировать:
- Благодарствую за щедрость! - переломился в комичном полупоклоне он. - А может, и деньжат подкинете? На опохмелку - святое дело! А я отработаю и участковому стучать не стану.
В мгновение ока он снял с себя рваную в клочья рубаху и принялся энергично протирать ею капот машины, причем опускаясь все ниже и ниже, норовя соскрести грязь с заляпанного специально номера.
- Э, э! - заорал Крот, увидев эти поползновения на их инкогнито и выскочил из машины. - Тебе сказано: пошел вон - значит, шевели булочками!
В подтверждение своих слов, он острым носком туфли пнул присевшего на корточки бомжа. И тот, словно куль с дерьмом, молча завалился в неглубокий арычок у забора, который порос густой травой. Но уже через секунду оттуда послышался звериный рык. Доходяга быстро вскочил на ноги, а в руке у него светлым бликом отразился неизвестно откуда взявшийся увесистый никелированный разводной ключ. Развязка была до обидного короткой. Крот, сделав выпад правой, поймал нападавшего на встречном движении и нанес ему сокрушительный удар. Челюсть того хрустнула как сухая щепка и съехала на бок, голова резко откинулась, а тело, отлетев по инерции на пару метров, глухо шмякнулось о ствол березы и начало медленно оседать.
- Откуда взялось это чмо? - спросил подскочивший и озиравшийся по сторонам Иван Данилович, разглядывая жертву "прямого хука". - Да ты не грохнул его случаем?
Крот растерялся, однако было похоже на то. Тело бомжа, с подкосившимися ногами, продолжало как бы висеть на стволе, открытые в ужасе глаза остекленели, а из уголка перекошенного рта текла вниз и капала на давно немытую грудь жидкая, пенистая кровь.
- Вот черт и вправду! - спохватился Крот и вместе с пришедшим на помощь Киселем приблизился к незнакомцу.
Картина оказалась ясна сразу. Острый сук, от не до конца отпиленной и затем сломленной ветки, вошел тому в аккурат под левую лопатку, пропоров сердце и тем самым избавив беднягу навсегда, от необходимости более клянчить сигареты и выпивку.
- Идиоты! - зло бросил Иван Данилович, в сердцах смачно сплюнув. - Вам бы только на ферме племенных быков бить. Откуда взялся этот урод?
- Наверное, с той фабрики, - растерянно произнес Крот, показывая рукой на видневшиеся невдалеке полуразвалившиеся остовы цехов и административного корпуса. - Лежбище видать у них там.
- То-то и оно, что лежбище и сколько их там - один Бог знает, - пробурчал пожилой.
- А давайте я схожу, гляну, - предложил Кисель, красноречиво ощупывая в кармане куртки пистолет. - Вдруг, он действительно был не один?
- И что, перещелкаешь всех как мух? Нам одного жмурика - позарез! Снимите его и бросьте пока под забор. Николай Сергеевич вернется, решим, что с ним делать.
- Да на ту же фабрику и снести - делов то куча! - высказал свое мнение пришедший в себя Крот, потирая ушибленную руку.
- Ох и дурак ты, Крот, даром что зрячий, - прошипел Иван Данилович. - Да нам тут не только трупы разбрасывать - бзднуть, и то нельзя! Завтра менты нагрянут, а здесь Курдюм рядом живет! Они то нет, но он, сразу допрет что к чему и распишут нас, как пить дать, кого в полосочку, а кого в клеточку и правильно сделают - нечего гадить там где дела делаешь! Идиоты! С собой заберем, а по дороге скинем. Снимайте, да осторожно, кровищей не вымажьте ничего.
Крот с Киселем сняли бомжа с сука, как мясники равнодушно снимают говяжью тушу со стального крючка, и запихав в страшную рваную рану рукав, оторванный от его же рубахи, бросили труп под забор, прикрыв несколькими хлюстами плюша, на всякий случай. После этого инцидента, терпеть течение времени стало совсем невмоготу. Крот курил одну сигарету за другой, нервничал, и наконец не выдержав, вышел из машины и подошел к БМВ.
- Слышь, Данилыч, - с виною в голосе произнес он. - Давай этого хмыря лучше в багажник засунем. А то вдруг хозяин провожать выйдет - лажа может получиться.
- Дело говоришь, хоть и башка дубовая, - не стесняясь в сравнении согласился тот и тут же поправил боевика. - А хозяин не выйдет, слишком велика честь для нас, но все равно, береженого Бог бережет. Пихайте!
Ощущать, практически за своей спиной, мертвое тело, было хоть и не впервой, но в условиях ночи и вынужденного безделья, оказалось до ужаса неприятно и жутко. Поэтому вскоре Крот с Киселем, не сговариваясь, покинули "Ауди" и переместились в тень забора, присев там на корточки.
- Сосунки! - с усмешкой и презрением сплюнув в окно слюну, произнес сквозь зубы тот, кто сидел в "БМВ", завидев эту рокировку. - Ничего, пообвыкнут, если конечно раньше не призовут погреть косточки на сковородках. А все идет к тому, что призовут и довольно скоро.
Х Х Х
А между тем, разговор в домике продолжался, входя в свою основную завершающуюся фазу. Тщательно прожевав кусок хлеба, густо сдобренного красной икрой и промокнув платком сначала лысину, а затем пухлые губы, Седой наконец то собрался с мыслями.
- В общем, так, - осторожно начал он. - Дело в том, что ближе к зиме в Питере грядут очередные выборы, вот у меня и появилась мыслишка, пропихнуть несколько своих человечков, а может и самому попробовать. Думаю, хватит по щелям прятаться, пора вполне легально прибирать к рукам то, что плохо лежит! Из того, конечно, что осталось, а осталось, поверь на слово, еще достаточно.
Седой плотоядно захихикал, потирая пухлые руки, и уже как бы предвкушая, как он ими пересчитывает предполагаемые доходы.
- Это в Думу, что ли намылился? - небрежно спросил Курдюм.
- У нас это называется по другому, но суть та же. В городе масса соблазнов, только "рельсы" надо проложить по уму, а там тебе и неприкосновенность в придачу и менты по стойке смирно, честь отдают, да и в курсах всех дел этой их кухни - откуда взять, кому дать, кого и прищучить. Короче бабки нужны, Курдюм, и немалые!
- Да ты я вижу, и сам, не последнюю пайку доедаешь?! - хитро взглянув на собеседника, произнес хозяин.
- Есть малость, что зазря фуфло толкать, но они же у меня не в мешках в чулане - при деле. Крутятся! Как никак - капитализм, "перо" ему под ребра. Так просто не изымешь, да и компаньоны как посмотрят - вопрос! - выкатив и без того выпуклые глаза, воскликнул Седой. - А трясти фраеров пока не могу, завязал. Короче: притих и лег на дно - репутацию надо подстирать. Они же, суки, если что - на самом финише подляну сляпают, как пить дать! Поэтому приходиться улыбаться, а об утюге на брюхо - даже ни-ни, не то, что по-крупному.
- Хитер бобер! А к браткам на поклон? Могу пару адресов подбросить по старой памяти, за просто так.
- Думал уже - себе дороже обойдется. Они же потом доляну требовать будут и на короткий поводок норовят посадить, а мне в этом деле колхоз ни к чему. Поэтому, добрые люди и надоумили к тебе обратиться - ты ведь к нашим, питерским, вроде отношения не имеешь? Да и корешились мы когда-то с тобой, если помнишь?
Курдюм не стал комментировать последнее, а лишь усмехнулся и еще крепче сцепив пальцы рук спросил:
- Сколько?
Седой никак не ожидал столь прямого вопроса, но быстро сориентировавшись, он с дрожью в голосе, ответил:
- Да, многовато. И ты думаешь, эти деньги у меня есть? - спросил старик.
Колким взглядом, из-под косматых бровей, Курдюм буквально впился в желеобразное лицо своему собеседнику. Тот застыл, не решаясь, что-либо ответить, пока хозяин сам хриплым смешком не разрядил обстановку.
- Ох, уморил ты меня, Седой, ох и уморил, - сказал он снисходительно. - Ну да ладно, давай по деловому. Помню, помню я твою услугу в мордовском лагере. Курдюм завсегда долги отдает! На полгода тебя устроит?
- Вполне! - поспешно согласился Седой и вновь, без закуски, опрокинул в рот рюмку водки.
- Лады, - вздохнул хозяин. - Но учти: мне твои виллы и тарантасы навороченные ни к чему, я ж не барахольщик какой - возврат гарантируешь собственной головой. Это так сказать по старой дружбе, как ты сам приметил - пользуйся! А насчет процентов - извини, отчислишь, как и положено, срок в срок и как с куста!
- Да я, да сука буду, Курдюм! - задохнулся в чувствах Седой. - Может по рюмахе, по случаю?
- Погодь, парень, не все так просто, - жестко осадил его хозяин. - Успеется еще.
Он встал и неспешно стал прогуливаться по комнате из угла в угол. Это была давняя привычка, выработавшаяся еще с тех пор, когда во время долгого следствия, сидя в тесных одиночках, приходилось таким образом мерить километры, чтобы не потерять физическую форму. От этого кровь начинала циркулировать лучше, питая мозг и тем самым, позволяя думать намного эффективнее. Так прошло минут десять-пятнадцать, пока хозяин, наконец-то, не сел на свое место и не произнес:
- Не все так просто, Седой! Бабки то я может и найду, но вот под каким соусом тебе их ссудить - ума не приложу. Тут сходняк нужен, иначе не поймут ребятки, посчитают, что я свой интерес в этом имею. Да и дадут "добро" или нет - тут большой вопрос, что греха таить: вы, питерские, нам не раз дорожку то переходили.
- А если тихо? - несмело предложил Седой.
- Как это тихо?
- А так, чтобы ни ваши, ни наши ничего не знали. В принципе, я на это и рассчитывал с самого начала - мне реклама не в жилу в этом деле! А я, ей Богу, все в срок, как договаривались!
Курдюм поскреб пятерней затылок и задумался. О чем он рассуждал, осталось тайной, но через минут пять он сказал:
- Тут покумекать надо основательно. За себя то я ручаюсь, а вот твои...?
Вновь в комнате повисла тишина, но уже спустя несколько секунд пришлось встать, даже не встать, а буквально подпрыгнуть и гостю. Он довольно темпераментно начал клясться и божиться, красноречиво подыгрывая себе жестами и почти пританцовывая.
- Курдюм, ты ж меня знаешь! Да я все продумал заранее! Ни одна сука не узнает, клянусь тебе! А этих быков, с которыми приехал, собственноручно под монастырь подведу! Будь уверен, Курдюм!
- Ладно, заметано! - тряхнул седой шевелюрой хозяин, удовольствовавшись этой зажигательной джигой в исполнении пышнотелого гостя. - Только доставят "грины" мои люди и не спехом, а по времени и по обстоятельствам. Оставишь координаты - тебя сами найдут. И чтобы никаких подлянок: вся передача один на один и там где укажут. Если что, будь уверен, малява придет быстро - тогда тебе башки не сносить точно, а я то вывернусь, не впервой!
На том и порешили, и залив сделку доброй порцией водки, стали прощаться. Воодушевленный удачей, Седой пребывал в элегическом настроении и, подойдя к музыкальному центру, принялся перебирать диски. Вскоре в комнате раздались аккорды группы "Лесоповал": "...Когда конвой за вахтой ожидает нас, и мы выходим в марево рассвета..." Но песне так и не суждено было закончиться.
- Да что ты как шантрапа последняя, - тихо произнес Курдюм, откашлявшись в кулак. - Мало другой музыки что ли? Сам же говоришь, что времена другие настали: верно подметил - иной раз и по фене ботать, как-то не хочется. Тем более, сейчас каждый, как его, скинхед так заворачивает, что диву даешься. Я вон последнее время Толстого почитывать стал - сила мужик был! Рекомендую.
Провожать хозяин не пошел. Действительно, как правильно заметил Данилыч - много было чести, а лишь крикнул вслед гостю:
- Ты на калиточку то петельку не забудь накинуть, чтобы собаки ночью не открыли. И ко мне более ни ногой, пока все не сладится!
Х Х Х
После того как скрипучая дверь за гостем закрылась, Курдюм как сидел за столом, так и остался сидеть, задумчиво глядя в одну точку. Петли двери он не смазывал специально, полагая, что ее скрип будет получше любой сигнализации и в лихую минуту, мог бы сослужить добрую службу. Очнувшись от своих дум, он прошел на крохотную кухоньку и, выбрав в лукошке под плитой луковицу поядренее, вновь вернулся к столу. Отодвинув рюмку в сторону, старик налил водку в граненый стакан почти до краев, очистил ножом луковицу, разрезал ее на четыре части, круто посолил и разом опрокинув в себя огненную жидкость, с удовольствием и хрустом закусил.
Удивительно, но пройдя лагеря с их цингой, туберкулезом и другими "прелестями", он умудрился сохранить крепкие зубы, все до единого, за исключением одного, выбитого в жесткой драке в самом начале криминальной карьеры. На этом месте сейчас красовался обычный фарфоровый - хозяин терпеть не мог этих самоварных фикс, как врочем и татуировок и имел лишь одну единственную, сварганенную еще по дурости в "мамолетке" и изображавшую парящего орла с разорванными цепями на мощных когтистых ногах. Поставив остатки водки в бутылке под стол, чтобы более не искушать себя, Курдюм поднялся и, заслав в пасть музыкального центра диск с мелодиями Поля Мориа, отрегулировав громкость, устроился на допотопном диване, жалко скрипнувшем своими посаженными пружинами, под весом его тела.
- Вот теперь можно и подумать, - вслух произнес он и, закрыв глаза, откинув седую голову, погрузился в размышления.
Что греха таить, он, Курдюм, действительно был обязан Седому своей жизнью. Давно, правда, это было, еще, где-то в начале семидесятых. Знатные тогда стояли морозы в Мордовии, аж углы в бревенчатых бараках промерзали за ночь насквозь и к утру покрывались белой пушистой шубой измороси. Спали вповалку, не раздеваясь и даже не снимая обледеневших за день валенок. Предупредил тогда Седой, спасибо ему, успел Курдюм принять необходимые меры и ударить первым. Как ни крути, а долг отдавать надо! Это как в картах - дело святое, да и если есть возможность, почему бы, не подсобить человеку.
- "Да, стареешь брат, - усмехнувшись, подумал, про себя хозяин. - Сентиментальным становишься. Хотя, если б не видел в этой сделке своего интереса - пальцем бы даже не пошевелил, что для Седого, что для кого другого. А интерес действительно неплохой наклевывается. Пройдет Седой во власть - ты как бы в его крестных отцах оказываешься, а это требует особого уважения и почему бы потом не оказать тебе услугу, если вдруг возникнет надобность?! Это один расклад. Ну а второй: тридцать процентов приварка тоже на дороге не валяются, а кому как не ему, Курдюму, которому доверено содержать общак, не заботиться о его пополнении?! Да и гарантия тут не то, что с этими акциями, которыми иной раз только впору задницу подтирать остается. Что же касается братвы - прознать не должна, а прознает, тоже не беда, аргумент есть - сослаться на нехватку времени для совета и дело с концом. Поверят, куда денутся, иначе не доверили бы ему такими бабками заправлять. Дела же не заморозятся - остаток позволяет крутиться как и раньше, на полную катушку, ну может чуть помедленнее, зато через полгода - нате получите, да еще с прицепом.
А Седой никуда не денется - ему резона нет, хотя для подстраховки проверить его "плавучесть" надо. Так что эта часть думаю решена верно, базара быть не должно. Если кто и возбухнет, то только Коржавый - он давно к этому месту принюхивается, хотя мозгов то у него с горстку. Но ему еще годика три нары греть. Это если шило вылезет из мешка, а нет - то и так прохиляет".
Курдюм встал и, отыскав под столом бутылку, вновь наполнил стакан, но уже лишь на одну треть. Выпил залпом, крякнул и, похрустев луком, вновь устроился на диване.
- "Так, что дальше? - продолжил он размышления. - За деньгами далеко идти не надо, "наличка" тут рядом в подполе - так спокойнее, хотя есть тайники и в других местах, даже в столице, но это больше для отвода глаз. А здесь хороший тайничок сделал этот умелец со смешной кликухой "Припой", золотые руки у мужика были. Нажал на гвоздик и на тебе: уходит каменная плитка в стене подпола, а на ее месте ящик выкатывается. А так - хоть с лупой гляди, щелочки не заметишь и простукивать бесполезно. Жаль парня, хотел кинуть сейф у какого то "нового русского", там его и пристрелили охранники. Может это и к лучшему, теперь из посвященных я один только и остался.
А Седой или как его теперь - Гаршин Николай Сергеевич - что я о нем знаю? Почитай лет двадцать не виделись. На зоне вроде правильный был, а как сейчас? То, что передо мной лебезил - это еще ни о чем не говорит, но в башку к нему не влезешь, а надо бы прикинуть все возможные варианты. Береженого Бог бережет, да и соблазн больно велик. В Питере то он на финт не решится - дома гадить не с руки, это и дураку понятно. Но до Питера путь не близкий и подстроить можно что угодно - ищи тогда ветра в поле. Думает что Седой, или чист аки ангел, однако подстраховаться будет не лишним. Я и себе то порой не доверяю, жизнь такая пошла поскудная - ни понятий, ни правил! По любому, его архаров подпускать к себе резона нет, только своих и то одного-двух, но проверенных и не "бакланов", то бишь трепачей".
Курдюм поднялся с дивана и подошел к одному из двух подслеповатых окон. Небо на Востоке уже серело, предвещая скорое утро. Вздохнув, он неспешно направился к серванту, за стеклом которого, вместо хрусталя, были расставлены кое-какие книжки и две иконы, изображающие Богоматерь и Николая-чудотворца и извлек из одного из ящиков мобильный телефон. Набрав номер, Курдюм машинально глянул на часы, мирно тикавшие на стенке, на секунду замешкался, но тут же решительно подавил в себе собственную щепетильность. На том конце провода довольно долго не брали трубку, а когда наконец сонный мужской голос ответил: "Алло", старик ласково, по-отечески, однако с примесью тона не терпящего возражений, произнес:
- Доброе утро, Паша! Ты уж извини старика - самому не спится, и другим не даю. В общем, сегодня к полудню будь у меня! Возьми чемоданчик какой, соседям скажу что телемастера вызвал. Да оденься попроще и не броско. Все!
В трубке раздались гудки отбоя. Курдюм усмехнулся собственным мыслям и, вновь взглянув на часы, осторожно, как будто он был стеклянным, спрятал мобильник. Что и говорить, любил он этого парня, Павла Артюхова, за неиспорченность и светлую голову, да еще за то, что тот совершенно не был похож на всю эту шатию-братию с воровскими понтами под самую макушку и пальцами веером.
- "Правильно сделал, - мысленно похвалил себя старик, укладываясь на диван для короткого сна. - Студент справится, да и веры ему больше чем другим! Правильно сделал".
Х Х Х
Николай Сергеевич Гаршин осторожно затворил за собой отчаянно скрипнувшую дверь и, оказавшись на крыльце, полной грудью вздохнул свежий, напоенный ночной прохладой воздух. С каждой секундой к нему возвращалась прежняя уверенность в себе и жесткая барственность, которой на время визита пришлось поступиться.
- "Ничего! - подумал Седой, усмехнувшись. - Не переломился же! А иначе рыбки не съесть, да и кто видел то? Бог не выдаст, свинья не съест, а Курдюм пусть так и думает, что я белый, мягкий и пушистый!"
С крыльца он уже шагнул прежним, удачливым и изворотливым делягой, плавающем в современном не совсем чистом бизнесе, как рыба в воде, благодаря, прежде всего, жесткой хватке, криминальному опыту и отсутствию щепетильности в выборе средств для достижения цели. Сам он уже давно рук не марал, но ценность чужой жизни для него по-прежнему, была сравнима лишь с ценностью шахматной пешки, которой безболезненно можно пожертвовать в любую минуту.
Сейчас же Николай Сергеевич был доволен переговорами, пребывал в благодушном настроении и мысленно уже строил планы: один грандиознее другого. Будущее казалось ему радужным, а собственная фигура виделась монументальной и непоколебимой, на манер Железного Феликса когда-то украшавшего Лубянку.
Завидев фигуру шефа, Кисель и Крот резко поднялись с корточек, а выскочивший из "БМВ" Иван Данилович резво бросился на встречу.
- Ну что там? - с надеждой спросил он.
Гаршин аккуратно закрыл за собой калитку, но прежде чем ответить бросил суровый взгляд на вытянувшихся в струнку боевиков и грубо приказал:
- Ну что уши развесили? Заводите лайбу и вперед, на Родину!
Те беспрекословно бросились к "Ауди". Только тогда он хитро подморгнул Данилычу и улыбнувшись произнес:
- Все путем, Чигирь! Не думал, что Курдюм окажется таким покладистым. Однако давай и ты за руль, путь дальний, поговорим по дороге.
Он шагнул к "БМВ" и стал втискивать свое тело, основательно устраиваясь на правом заднем сиденье. Тот, кого называли Чигирем включил зажигание, но трогаться с места почему-то медлил, искоса поглядывая на шефа.
- Ты что, Чагин, ездить разучился за ночь? - раздраженно спросил Гаршин.
- Знаешь, Седой, тут такая дрянь приключилась, пока ты там с Курдюмом чирикал, - начал тот, судорожно сглатывая слюну. - Короче: в машине у Киселя труп. Крот замочил бомжа одного, случайно. Идиот!
- Что?!! - реакция Седого была мгновенной, а удивление искренним. - Да вы что, охренели совсем, корриду устроили, да где - под носом у Курдюма! Говори как было.
Чигирь быстро и подробно изложил суть произошедшего и то решение, которое он принял. То ли Гаршину не хотелось портить настроение от удачно завершившихся переговоров, то ли он просто устал, но, выслушав подельника, он лишь с облегчением вздохнул и, махнув рукой, меланхолично произнес:
- Ладно, трогай. Ты все правильно решил, Чигирь. Оно даже и к лучшему - не пристало нам оставлять здесь свидетелей, тем более мертвых. Поехали.
"БМВ", включив фары, двинулось в путь. Следом, в хвост ему пристроилась и "Ауди".
- Значит все путем, Седой? - спросил Чигирь оглядываясь на шефа, развалившегося на заднем сиденье как огромный осьминог, вытащенный из воды.
- Все срослось, как я и рассчитывал. Только проценты зарядил, подлюга, но ничего выкрутимся. И вот что еще: с этого дня никаких "погонял", хватит, отмываться так до бела. Я для тебя Николай Сергеевич и точка! Понял, как там тебя - Иван Данилович Чагин.
- Да понятливый я, не переживай, а то, что процент навязали - это хреновато, хотя если так разобраться, все по закону. Хорошо еще залог не потребовал - было б хуже!
- Может и так, только из всех залогов Курдюм признает только один. Он ведь урка старой закваски, его мишурой не проймешь, да и шутковать не приучен!
- А что, Николай Сергеевич, может тряхнем этого Курдюма и вся недолга! - неожиданно предложил Чагин. - Он сейчас один: кто видел, кто знает?! Поди докажи потом, а алиби мы себе сляпаем, будь спокоен. Ну, как идейка?
- Ну и дурак ты, Чигирь! - искренне возмутился Гаршин, даже забыв о договоре не употреблять более клички. - Вычислить может и не вычислят, только ты думаешь, у него бабки в мешках за печкой стоят как картошка? И вообще, эти хапки выбрось из головы напрочь! Ты ж теперь не громила какой, а в скором будущем мое доверенное лицо как никак - это тебе не по карманам тырить, туту мозги нужны да и имидж как сейчас говорят. Так что лучше костюмчик себе поприличнее справь. Ишь, додумался!
В салоне наступила тишина, нарушаемая лишь хрустом гравия под широкими шинами. "БМВ" с трудом катился по донельзя выбитой дороге. Городок уже остался позади, но до трассы на Питер было еще порядком.
- Ты прав, конечно, глупость я сморозил, - спустя время повинился Иван Данилович.
- То-то и оно! - самодовольно отозвался Гаршин. - Но мыслишка у меня одна есть, грех не воспользоваться и ты, Чагин, возьмешь это дело под свой контроль, однако чтобы все без сучка и задоринки. Иначе я за твою башку, да что там выпендриваться, и за свою тоже - даже копейки не дам!
Пригнувшись к переднему сиденью, как будто кто-то их мог услышать, он стал излагать свой план, суть которого сводилась к следующему: Следовало в первую очередь, чего бы это ни стоило, вычислить из окружения Курдюма человека, на которого тот сделает ставку как на курьера. Затем нужно было установить за ним негласное круглосуточное наблюдение и выявить момент, когда его отправят с миссией в Северную столицу. Что старик будет слишком замудривать ситуацию, используя ложные ходы, Седой не думал, так как недавно прошедшие переговоры, по его мнению, прошли удачно, а собственное мастерски исполненное уничижение могли только расслабить Курдюма, но никак не насторожить.
- Понял я твою мысль, - отозвался Иван Данилович, выслушав шефа. - То есть требуется грохнуть курьера на московской территории, тогда действительно - ищи ветра в поле, а можно и стрелку в случае чего подкинуть, на азеров например.
- Соображаешь! - похвалил подельника Гаршин. - Однако если тот, каким-то чудом, все ж таки доберется до наших пределов - тогда уж будь мил: чтобы с его головы даже волосок не упал! Оберегать будешь и холить как собственную задницу в бане для "голубых" и придется нам платить по счетам сполна. Так что шевели, Чагин, извилинами, два дня тебе сроку!
- Все будет в ажуре, кстати, у меня уже и планчик практически готов. Простенький, правда, но думаю, сработает за милую душу. Не позднее как послезавтра поселю в бомжатник, что при разбитой фабрике рядом с домом Курдюма, своего человечка, взамен того, которого сейчас везем с собой, чтобы так сказать демографическую картину не портить, - мрачно пошутил Иван Данилович. - А на связь с ним приставлю двух "быков" на колесах. Потом, есть у меня еще на примете пара-тройка "шестерок" из их братии, которые за бабки землю носом рыть будут. Тогда этот инкассатор пусть хоть самолетом летит, хоть поездом, а хоть и пёхом шлепает лесами - все равно ущучим! Ну и голова у тебя, Седой.
- Я же сказал: никаких кликух! - жестко отреагировал Гаршин. - Кстати, и жаргонные словечки забудь напрочь. Почитай лучше Толстого! Советую!
Чагин с опаской взглянул на шефа, не свихнулся ли часом, но спорить не стал. Не мог же он, в самом деле, что-то доказывать, если - за всю свою жизнь, мотаясь по тюрьмам и лагерям успел освоить только "Букварь" и "Уголовный кодекс" да и то с грехом пополам!
Х Х Х
Так за разговором они и не заметили, как вскоре выбрались на трассу, где-то в районе Солнечногорска. Начинало заметно светать и, поскольку время было раннее, встречных машин было немного. Относительно хорошее покрытие и свободная дорога позволили, наконец, прилично прибавить скорость и "БМВ", послушный воле водителя, рванул вперед как жеребец, освободившийся от пут. "Ауди" чуть поотстал, однако Кисель видимо выжимал из своей колымаги все, чтобы держать машину шефа в поле зрения.
- "Пассажира", я так думаю, скинем километров через тридцать, - обернувшись к Гаршину произнес Чагин. - Другая область. Пусть тверские сыскари мозги повывихивают.
Тот лишь усмехнулся в ответ, пребывая в состоянии блаженной усталости после выполнения дела "великой" важности, а огромная скорость, превращающая пробегающие мимо деревья подлеска в сплошную зелено-белую полосу, пьянила и ласково убаюкивала. А между тем, дорога впереди делала плавный поворот влево и, Данилыч чуть отпустил педаль газа, но не потому, что на обочине красовался знак ограничения скорости, а только лишь из чувства самосохранения. Но уже вскоре, еще не преодолев критической точки дорожной дуги, он вновь втопил педаль акселератора в пол. Широкие шины лишь жалобно заскулили и, еще плотнее сцепившись с асфальтом, понесли тяжелую махину дальше. И только сейчас Чагин увидел, стоявший у обочины, примерно в километре, бело-синий "Опель". "Баклажан" на крыше машины не бликовал, но было видно, как стоявший у "Опеля" гаишник приглядывался к какому-то прибору на крышке багажника.
- Радар! - мелькнуло в голове у Данилыча и одновременно из его рта, как из рога изобилия, посыпался целый поток отборных ругательств.
- Я же предупреждал тебя, Чагин, что ты молотишь языком как последний урка, - меланхолично отозвался со своего места, задремавший было Гаршин.
- Да, мент поганый! Рупь за сто - сейчас тормозить будет, там у поворота знак стоял. Вот падла!
- Да хрен с ним, сунешь "пятихатку" и вся недолга. Тоже ведь человек - жрать хочет хлеб с маслом и детишкам на молочишко. Мало будет пятиста, тысчонку отстегни, не скупись.
- У нас же труп в багажнике у Киселя! - сквозь зубы процедил Чагин, впиваясь пальцами в руль.
Только теперь Гаршина будто прошило электрическим током и, в момент, сбросив с себя наваждение полусна, он бросил лишь одно: "Гони!"
А между тем лейтенантик, оторвавшись от радара и плотоядно улыбаясь, уже красноречиво показывал им жезлом, свое желание малость "побеседовать". Только сейчас они заметили и другого, стоящего в тени березы, одетого в зеленый камуфляж, каску с сеткой и "Калашниковым" за спиной.
- Дело не в скорости - пасут кого-то! Как пить дать, багажник бы открыли! - зло бросил Данилыч и не согласиться с ним в данную минуту было нельзя.
Обе машину: "БМВ", а следом и "Ауди", как молнии пронеслись мимо опешивших стражей порядка игнорируя приказ и вскоре казенный "Опель" уже повис на хвосте, оглашая окрестности воем сирены и раскрашивая придорожные деревья красно-синими бликами.
- Что делать будем, Сергеич? - Чигирь был серьезен как никогда, слившись воедино с автомобилем, который заставлял мчаться на предельной скорости. - Эти суки скорее всего сообщили на следующий пост и там нам сейчас готовят "дружескую" встречу! "Ежа" через дорогу протянут - тогда хана, а ежели дело серьезное, то и "маслят" могут подкинуть длинной очередью!
- Вот и думай! За что я тебе бабки плачу? - сквозь зубы процедил Гаршин, тревожно озираясь по сторонам.
Между тем, повод для беспокойства был серьезный. Так хорошо начавшийся день мог в одночасье превратиться в свою противоположность, похоронив под своими обломками все грандиозные планы и начинания.
- А может, скинем им Крота с Киселем? Я их недавно подрядил, не успели еще засветиться как твои люди, - предложил Чагин.
- Не пойдет, риск большой: потянут за веревочку, глядишь, слона и вытащат! А там, сам отлично знаешь, языки развязывать все мастаки! - вытирая выступившую на голом черепе испарину, жестко проронил Николай Сергеевич и тут же, без перехода почти заканючил. - А ведь тормознут нас на следующем посту, точно тормознут, паскуды! Ох, не в масть мне все это, ох не в масть, особенно сегодня!
- Ладно, придумаем что-нибудь, - успокоил его Данилыч, доставая из бардачка мобильник.
Вскоре он уже давал указания Кроту - властно, четко и без каких либо колебаний со своей стороны.
- Короче так, ребятки: слушай и исполняй в точности! Через пару километров будет развилка - уходите влево, мы же пойдем прямиком. Если он увяжется за вами, перед поселком встретите его как положено, но в Питер в течении месяца больше ни ногой! Залечь и не дышать! Ежели попрет за нами - разворачивайтесь и всыпьте ему под задницу как только нагоните, но время не тяните и бейте наверняка. Все, отбой! Дальше по ходу.
Чигирь швырнул телефон на свободное переднее сиденье и, зло усмехнувшись, впился глазами в летящую навстречу серую ленту шоссе. Кортеж из трех машин продолжал мчаться на предельной скорости, заставляя редких в этот час встречных автолюбителей прижиматься к обочине и инстинктивно втягивать голову в плечи. Развилка, ведущая к небольшому поселку, расположившемуся километрах пяти от центральной трассы показалась довольно скоро и "Ауди", отчаянно заскрипев шинами на повороте, ушла влево. Однако в "Опеле" видимо решили, что в "БМВ" рыбка покрупнее и продолжили преследование по прямой, медленно, но верно приближаясь к цели.
- У них двигатель форсированный, наверное. Разбогатели, мать их за ногу! - ругнулся Данилыч, чувствуя, что его "конь" постепенно уступает преследователю.
Он бросил взгляд в зеркало заднего вида. У "Опеля" можно было уже прочесть номерные знаки и даже различить сосредоточенные лица тех двоих, что были в салоне. Именно в этот момент сзади, на встречной полосе появилась точка, быстро вырастающая в размерах и будто бы намеревающаяся идти на смелый двойной обгон. Чагин не мог не похвалить мысленно Киселя, виртуозно выжимающего из своей колымаги запредельные "лошадиные силы". Еще через несколько минут "Ауди" почти поравнялась с "Опелем" и Данилыч краем глаза в зеркале увидел, как из окна ее правой дверцы высунулся Крот, а еще через секунду притихший лес огласила длинная и хлесткая автоматная очередь. Расстрелянный, практически в упор "Опель", будто споткнувшись о какое-то невидимое препятствие, резко взял вправо и, по инерции бешеной скорости, перевернувшись через левое колесо, подскакивая и скрежеща металлом об асфальт покатился в кювет, сшибая как кегли, придорожные столбики. Яркое пламя, вырвавшись из его искореженных недр, с жадностью принялось лизать огромными языками крашенный металл и то, что еще минуту назад было живой плотью и кровью при исполнении и оружии.
- Ну вот, и сладилось, - произнес удовлетворенно Данилыч, сбрасывая скорость почти до нуля. - Теперь вторая серия. Ты уж не обессудь, Николай Сергеевич, но я заранее приготовился, так сказать на всякий случай. "Ауди" на Киселе - на них же и спишем, да и про Курдюма, думаю, им знать не гоже. Ты не против?
Гаршин лишь махнул рукой, показывая как бы, что всецело доверяет своему помощнику. Ему же было не до того: в его голове в данный момент вновь выстраивался заветный пасьянс, потревоженный и едва не разрушенный предшествующими скоротечными событиями. Однако он с удовольствием отметил проницательность своего старого подельника, прекрасно умевшего читать его мысли заранее и не заставлять шефа утруждать себя очевидными просьбами.
А Чагин, откинув крышку бардачка, достал оттуда небольшой черный пульт с единственной кнопкой. Он спокойно взглянул в зеркало где сзади, метрах в ста, так же снизив скорость едва плелись их мордовороты, разгоряченные и утомленные схваткой и, хладнокровно утопил до предела большим пальцем кругляш красной пластмассы. Мощный взрыв подбросил "Ауди" в воздух и она, перекувыркнувшись вперед, стала распадаться на куски, с огнем, дымом и грохотом падавшие на черный, еще не успевший нагреться под солнцем асфальт. Горячая взрывная волна убедительно подтолкнула "БМВ" и заставила водителя машинально прибавить газу.
- Ты в детстве кошек не мучил, Чигирь? - неожиданно поинтересовался Гаршин, исподволь наблюдавший все это время за его действиями.
- Да не Чигирь я, а Иван Данилович, - ответил тот усмехнувшись и памятуя о недавнем договоре. - А животину я завсегда любил, можете не сомневаться. Она лучше чем иной человек - уж что что, а это я усек еще с первой отсидки.
Николай Сергеевич лишь улыбнулся про себя: поистине было удивительно, но их мысли на этот счет - лощеного полуинтеллигента Седого и генетически сметливого крестьянина Чигиря - практически совпадали полностью.
Х Х Х
Примерно через три километра Чагин по собственному разумению свернул с трассы на едва заметный, поросший буйной травой, пробивающийся сквозь гравий, проселок. И правильно сделал. В этом они смогли убедиться уже через пять минут, едва их "БМВ" успел скрыться в молодом лесняке. За их спинами по шоссе промчался целый кортеж, оглашая окрестности тревожным ревом сирен и бликами работающих на всю катушку мигалок.
- Зашевелились!! - сплюнув в окно слюну, процедил Данилыч, уверенно ведя машину в глубь лесного массива. - Сейчас окрас сменим и покатим дальше.
Гаршин молчал, во всем полагаясь на подельника, которого знал уже не один десяток лет. Последнее время, он даже в мыслях отошел довольно далеко от своего бурно-криминального прошлого, целиком и полностью доверяя грязную работу Чигирю и, как бы это ни казалось странным, с удовольствием стал ощущать и лелеять свое новое предназначение и образ. Его частенько стали коробить неотесанность и уркаганские замашки Чагина, но тот являлся именно тем не эстетичным колом, вбитым в землю, от которого по кругу, на веревочке и ходила, добрея на глазах его собственная, Гаршина, дойная корова, насыщаясь и самое главное - чувствуя себя в полной безопасности. И с этим, безусловно, приходилось считаться.
Между тем Чагин подъехал к небольшому лесному озерцу, скорее луже и заглушил машину. Достав из багажника пластиковое ведро, губку и шампунь, он засучил рукава и, напевая что-то себе под нос, принялся наводить лоск на полированные бока "БМВ". Завершив банные процедуры и оставшись довольным результатом, Чигирь достал из потайной ниши под ковриком новенькие номера, на которых место цифры региона красовался российский триколор и скоро привинтил их, взамен старых питерских. В качестве завершающего аккорда этой метаморфозы, он прилепило на крышу антенну оперативной связи, выглядевшую вполне натурально, хотя это и была лишь обманка на присоске.
- Теперь, нам сам черт не брат! - обратился он к Гаршину безмятежно развалившемуся на заднем сиденье и, вытерев руки ветошью изложил дальнейший план действий. - Но думаю гусей дразнить, все же не стоит. Поедем назад, на Москву, а там сделаем крюк.