Все как-то вдруг разом пошло наперекосяк, а ведь как хорошо начиналось...
Грых Кривой, одноглазый старик, за неимением иных кандидатур исполнявший в ватаге обязанности шамана, лекаря, предсказателя, кашевара, шорника, коновала... да много кого (за то и таскали с собой, несмотря на преклонный возраст) говорил: удачи не будет. Он до хрипоты спорил с Эрвигом - атаманом банды, благо к старику тот старался прислушиваться, доказывая, что затея наша гиблая. Тыкал пальцем в видимые только ему пятна на печени и сердце последнего из оставшегося у них барана, находил недобрые предзнаменования в вое волков и карканье ворон. Он взывал к известным только ему духам, услаждая тех чудесными ароматами благовоний, небольшой запас которых взяли с последнего распотрошенного каравана, и в завихрениях дыма, что плотным столбом поднимался из священного костра, видел наши кости, которые весной, как стает снег, достанутся местной живности. Видел тяжелые железные кандалы на тех, кому не повезло пасть в бою с пограничной стражей - им предстояло потешить население какого-нибудь задрипанного городишки своими предсмертными воплями, ибо слишком уж на них обозлился правитель сего безблагодатного края, чтобы отправить на рудники, как полагалось бы проделать с обычными разбойниками.
Настолько обозлился, что поднял в седло всех, до кого смог дотянуться своей волей и властью. Пограничная стража, отряды королевских конных стрелков со своими громыхалками, пришедшие из соседней провинции, шайки мелких владетелей с челядью и наемниками, польстившимися на обещанную награду... Слишком много злых людей для пары десятков детей Оркланда, из которых уже почти все ранены.
Но что поделать - любой обидится, увидев ободранный до нижнего белья труп своего старшего сына.
По крайней мере, он, Олави, обиделся бы точно.
Ну, кто же мог знать, что такая птица может путешествовать с заурядным купеческим караваном? Да еще и без свиты - не считать же за нее всего лишь четверых охранников, и купеческая стража тоже не в счет.
Да, это была славная схватка, - добрый шматок баранины, нанизанный на пыряло, дразнил ароматами молодого полуорка, и в предвкушении тот улыбнулся, - Хороший бой, славная добыча. Сын наместника был хорошим воином, и дрался так, будто и не человек вовсе, а самый настоящий орк, ничем не хуже самого Олави: выстрелом из маленького громыхала наповал уложил одного из братьев, и своим длинным узким, но очень острым мечом подколол еще четверых, хорошо не насмерть. Им собрался, было, заняться сам Эрвиг, но он, Олави, тоже не пальцем делан - всадил человеку тяжелую свою стрелу прямо в рожу: кожаная шляпа, красовавшаяся у того на голове, защитой послужить никак не могла.
Да, хоть молод Олави, и не слишком-то умен, но силен и ловок.
И никогда не промахивается.
А потом, торговец-недобиток, что пытался (вот наивный!) притвориться мертвым, в жалкой (и бесполезной) попытке купить себе жизнь рассказал, что за оленя свалил Олави, и по скисшей морде Эрвига всем стало понятно: грядут неприятности.
- А что мы будем жрать, старый?! - до парня донесся вопль атамана, который, наконец, потерял терпение - Золото? Железо? Коней? Землю? Друг друга? Запасов не хватит и до новой луны, а не то, что до весны! Но гораздо раньше сюда придут люди, а нас слишком мало, чтобы драться!
- На восход идти - смерть! - твердил старик, смесь усталости и отчаяния отражалась на его лице, изборожденном шрамами и морщинами.
- Оставаться тут тоже смерть! - в ответ прорычал ему Эрвиг - А в предгорьях Ожерелья, может быть, и оторвемся от людей! Возьмем на меч деревеньку какую, подальше, может и перезимуем. А весной вернемся с добычей.
Олави был с ним, в принципе, согласен: запасов небольшого хутора на пару-тройку семей, на который посчастливилось наткнуться их банде, надолго не хватит. Но и Кривой Грых ошибался не так чтобы очень часто, к нему стоило прислушаться. Рядом заворчали братья.
- Ты, Эрвиг, привел нас сюда, - прожевав кусок недожаренного мяса, гулко, словно из бочки, пророкотал сидящий возле костра Тойво Медведь - А теперь не знаешь, что делать?
- Не бывало, - не согласился с ним Тойво - Раньше твоей удачи хватало не собирать нам на хвост людей с целой провинции. Твоя задумка - бычье говно, это тебе еще в Оркланде Гирд Косматый сказал...
- Я тебя за яйца с собой не тащил! - вызверился на него Эрвиг, лапнув богато украшенную золотом рукоять трофейного клинка - А бычье говно пусть Косматый жрет на ужин, когда увидит нашу добычу!
Тут Олави был с ним абсолютно согласен: взяли богато.
С его, Олави, долей он купит себе все, что пожелает: лучшего коня, хорошую броню, выкованную людскими кузнецами. Хорошее рубило взамен нынешнего тоже не помешает, хотя, и это очень неплохое. Можно взять жену, или даже двух - золота хватит купить столько скота, сколько понадобится, чтобы всех прокормить. Или - тут стоит подумать - а не пойти ли под руку людского владыки? Купить лен с поместьем, пусть людишки-крестьяне ковыряются в земле и платят правильный налог, а он, Олави, продаст свой лук, стреляло и острую сталь людскому князю, или кто там у них главный, и будет верно служить в страже или дружине за серебро. Многие из народа так устроились, да... Люди любят нанимать детей Оркланда себе на службу - не тягаться хилым человекам с ними в воинском мастерстве. Разве что из громыхал своих пальнуть и могут... Но пока людь-стрелок громыхалу перезаряжает, его на столько кусков накрошить можно, что не хватит пальцев сосчитать! А на крепкого телом и духом сына Оркланда одной пули может и не хватить, так что, рубило все-таки надежнее. Однако громыхалу Олави себе тоже купит - полезная вещь. Шумная, вонючая, долго заряжать (и черный порошок для заряда пойди еще найди!), бьет от силы на сотню шагов, но пригодится. С громыхалкой его служба еще больше стоить будет. Поэтому он купит себе лучшую!
Но и Медведь тоже был по-своему прав: план Эрвига - не поднимая лишнего шума, таясь, пересечь Нортфольд (северная провинция одного из людских королевств), благо тот богат лесами, и, повернув на восток, выйти к границе соседней провинции - оказался... Не то, чтобы совсем говенным, просто не повезло.
Вся соль задумки заключалась в том, что людям Нортфольда было бы, чем заняться и без охоты на небольшой отряд Эрвига: по их душонки собралась большая компания, поведет которую удачливый вождь, Гурд Топор, не терпевший до сих пор поражений (по крайней мере, Олави о них не слышал). Предлагали и Эрвигу с ватагой присоединиться, но тот оказался хитер. Зачем губить братьев на стенах фортов и крепостиц, если можно этого не делать, а добычу взять ничуть не хуже, а даже, может быть, и лучше, чем в нищем Нортфольде? Народ там крепок, с копьем, мечом и топором как обращаться - знает, стены высокие... Тем более, как заполыхают первые селения людей, так и с соседних провинций люди воинов туда пошлют, все легче будет.
Гирд Косматый - старый друг Эрвига - затею не одобрил, назвал коровьими экскрементами и Эрвигов план, и то, что у самого Эрвига между ушей давно засохло.
- Добычу-то может, и возьмете, - сказал он, - А возвращаться с ней придется через кишащий воинами людей край, да еще и с погоней на хвосте.
Главное - взять, а уж как унести, он, Эрвиг, знает лучше, чем кто-либо еще, ответил старшой, и братья поверили в его удачу.
Два торговых каравана они взяли на клинок, вырезав их до последнего человека, брали только самое ценное, следы хорошо прятали, гуляя по всей провинции, а на третьем их везение кончилось. Эрвиг беду чуял и без карканья Грыха, и попытался увести ватагу обратно к южным границам Нортфольда, но не сложилось: дважды они пытались прорваться, но оба раза встречались с большими отрядами людей, в схватках с ними от ватаги осталась едва ли треть, а большую часть добычи пришлось бросить. И единственный путь, остававшийся открытым, был еще дальше, на восход. Через лесостепь, к отрогам Небесного Ожерелья. В местах тех Олави не бывал, но надеялся на мудрость старика Грыха и удачу Эрвига.
Мудрость и удача, раз уж нет силы отбиться от погони, иначе же - крюк под ребро и вдоволь времени, чтобы насладиться видом окрестностей с высоты крепостной стены какого-нибудь города людей. Хотя, долго наблюдать не получится - вороны быстро без глаз оставят.
В боках неприятно зазудело.
- Хватит жрать! - старшой устал от бессмысленных споров - Кто хочет жить - на конь. А тот, кто хочет испытать свою удачу, и не верит в мою, тот может идти на все восемь сторон. Или оставаться тут и ждать людей.
Ватага разделилась, и меньшая часть решила попытать счастья, и укрыться в лесах, а Олави... Сколько себя помнил Олави, рядом всегда был или Эрвиг, или одноглазый Грых, заменившие ублюдку орка и человеческой рабыни и мать и отца. Перед Олави никакого выбора и не стояло.
Удача - это такая интересная и сложная штука...
Ее не пощупаешь руками, не купишь за меру золота и не продашь за три, и не обменяешь на самое дорогое рубило, даже за самый лучший лук или самое точное громыхало тебе не отсыплют немного.
Ее нельзя подарить или отнять.
Ее не может быть мало или много, она не велика и не мала - она просто есть.
Или нет.
Когда из небольшого распадка, удачно укрытого высокой, уже пожелтевшей по осени травой, по их маленькому отряду почти в упор грянул залп людских громыхал, Олави понял: удача Эрвига иссякла. Причем, по разлетевшимся кровавыми брызгами башке старшого стало понятно, что кончилась она вся разом, до донышка. Кого-то из братьев крепко задело, его истошный вой перекрывал и отчаянное ржание раненых лошадей, и слитный рев людей, лезущих в клинки. А под Олави зашатался конь. Растерявшийся парень лапнул, было, лук в чехле у седла (даром, что стрел к нему оставалось всего две), но тут же в голове зазвенело от оплеухи, которую ему на скаку отвесил старик - и в мозгах моментально прояснилось.
- За мной!!! - проорал тот - Дурак, за мной!!!
Парень послушался, врезав пятками по конским бокам. Старик мудр, он знает, что делать. На секунду оглянувшись, Олави убедился, что их ватаге пришел конец. Из полутора десятков братьев за ним следовали лишь двое - Эрка Лысый и Беззубый Мика, который едва держался в седле: правая сторона его куртки стремительно намокала от крови.
Главное - продержаться до ночи, а там будет шанс.
О том, что делать дальше, парень не думал. Грых знает, он опытный. Спросит духов, те подскажут. Он что-нибудь сообразит, ведь Олави рано умирать. Он и не пожил еще, мало славы собрал, мало богатства.
Парень посмотрел наверх, в небо, затянутое свинцовыми тучами. Ему рано туда, нет, все будет хорошо. Надо верить!
Конь Олави был хорош, он выдержал с полчаса скачки, таща на спине здоровенную тушу полуорка и постепенно все же сбавляя ход, и только увезя хозяина из-под острого людского железа, позволил себе пасть. Конь споткнулся, его повело вбок, и Олави вылетел из седла через конскую голову, не сломав себе хребет только из-за природной ловкости.
- Хватайся за стремя, побежишь рядом! - свесившийся с седла Эрка поднял парня с земли за шиворот, как нашкодившего щенка - Упадешь, подбирать не буду!
Мику нигде видно не было, зато пока еще вдалеке острый глаз парня углядел людей. Те не особо торопились, а им и не надо: кони у них отдохнувшие, вдоволь еды и воды, а свежайший след орков в степи увидел бы и младенец.
Так, держась за седло, Олави мог бежать очень долго, пусть и навьюченный мечом и луком. Да любой из народа мог, особенно если на кону стоит жизнь. Долго и пришлось - старый Грых, ускакавший далеко вперед, ждал их возле небольшой рощицы: в сгущающихся сумерках его конь наступил в кротовину, и сломал ногу.
- Поедим горячего напоследок, - криво ухмыльнулся старый орк, сидя на туше коня, и оглядывая запыхавшегося Олави и Эрку, слезшего на землю. Взмыленная Эркина кобылка дрожала и всхрапывала, Эрка сбил ей шкуру на боках до крови, - Плохо умирать голодным.
- Умирать вообще плохо, - согласился Лысый, ему уже все давно стало понятно, лишь в пареньке еще теплилась какая-то надежда - Но голодным хуже двукратно.
- Тогда разделай мясо, а ты, Олави, иди за водой и дровами. Тут есть родник.
Парень в замешательстве огляделся.
- Мы что, тут будем ночевать? А как же люди?
- Не волнуйся за них, - мрачно пошутил Эрка - С ними все будет в порядке.
Олави стоял и молча, словно рыба, вытащенная на берег, открывал рот.
- Они будут здесь утром, - проворчал Грых.
- А мы?!
- И мы будем здесь утром, - меланхолично ответил Эрка - И если хоть капля удачи осталась с нами, то нас не возьмут живыми, и тут мы и останемся. Ты же не думаешь убежать пешком? Или уехать втроем на этой загнанной кляче? - он махнул в сторону своей животины, от усталости у той подгибались ноги.
- Но... Как же...
- Ты можешь попробовать, но не советую. Возьмут уставшего. Дадут по башке, спеленают, увезут с собой. Увидишь столицу Остмарки напоследок.
- А...
- А там тебя давно ждет палач. Он уже быка почистил, наверное.
- Какого быка? - тупил Олави.
- Медного. В котором тебя и зажарят заживо. Знаешь, он так забавно ревет, этот бык, когда в нем запекается лопух, вроде тебя... Я увижу сегодня дрова, или нет?! - неожиданно рявкнул Эрка - Хватит пастью клацать и ветры из штанов пускать, бегом!
Олави молча развернулся и побрел в лесок, слова старших товарищей казались ему... Неправильными. Неверными. Они ошибаются! Ведь должен быть выход, нельзя так просто взять, и умереть! Это кто-то другой может сдохнуть, но не он, не Олави! Он должен жить еще долго, дольше, чем до завтрашнего утра, до седых волос в бороде. И лучше, если эта борода будет принадлежать его правнуку.
- Смотри под ноги, - в спину пареньку устало проговорил старик - Там какие-то руины, совсем старые, камней полно. Башку себе не разбей.
- Так, может, в них спрячемся? - голос парня предательски дал петуха - Вдруг не найдут...
В ответ донеслось обидное ржание Грыха.
- Там разве что мышь спрячется!
Он оказался прав.
Парень отлично видел в темноте, да и луна давала довольно света - в руинах, заросших кустарником и чахлыми кривыми деревцами, действительно не спрятаться. Остатки довольно толстых стен, ровно обтесанные каменные блоки, обросшие мхом. Под ногами кое-где угадывались плиты двора.
- Не бойся, малец, - хлопнул его по спине Грых, устраивавшийся возле одного из камней - Духи предков примут нас, я спрашивал. На вот, глотни, свое-то выпил уже, небось? - в плечо парня ткнулся костлявый кулак старика, с зажатым в нем горлышком бутыли - И спать ложись.
Олави отхлебнул - в бутылке оказалось очень крепкое густое сладкое вино. Он тут же сделал еще несколько жадных глотков, и выдул бы все - хохотнувший старик отобрал емкость.
- Ишь, как к титьке девкиной присосался! Оставь и нам. И спи.
- А ты? - в голове у парня зашумело, глаза закрывались сами собой.
- Поговорю с небом напоследок.
- А Эрка где?
- Спи, надоел уже. Тут он, недалеко.
Олави обнял тяжелое рубило в обшитых кожей деревянных ножнах, и прикрыл глаза.
Парень открыл глаза сразу, едва только поросшая сивым волосом лапа старика коснулась его плеча - наличие врагов поблизости никак не способствовало крепости сна. Старик жестом велел ему подниматься, не объясняя зачем - со сна, башка Олави напоминала ему самому пустой барабан, так что, собственных идей на этот счет тоже не возникло.
- Они глупее, чем я ожидал, - прошептал Грых. Свет луны едва пробивался через затянувшие небо тучи, но его парню хватило, чтобы разглядеть ухмылку на роже деда - Идут за нами!
- Кто? Люди? - прошептал в ответ Олави, судорожно оглядываясь. Глаза у него были поострее стариковских, но в серой мгле он ничего подозрительного не заметил.
- Нет, девы небесные, явились спросить: "Как там Олави молодой, не надоело ли ему утешаться на сухую руку?" - шепотом съязвил оказавшийся тут же Эрка - "А то, дескать, давай поможем отроку, пока мозоли не натер?"
Парень хотел было огрызнуться, чему воспрепятствовал старик, поднеся кулак прямо к его носу.
- Вон, смотри, - прошипел он, указывая пальцем - Свет!
Приглядевшись в направлении, указанном одноглазым, Олави и вправду увидел: несколько оранжевых светлячков то исчезали, то появлялись вновь.
- Фитили громыхалок?
Кривой молча кивнул.
- Неопытное мясо, - осклабился Эрка, и Олави был с ним полностью согласен: ночью любую искру видно за многие и многие ярды, а нападать в сумерках на неплохо видящих в темноте орков и вовсе глупо. Бойцы из Нортфольда предпочли бы дождаться утра и навалиться скопом, да с разных сторон, а люди с востока Остмарки не так уж и часто встречались в бою с детьми Оркланда.
- Мы многих заберем с собой сегодня, это будет славная ночь! Сделаем так, - принялся командовать Лысый - Грых, бери мелкого ("мелкий" был шире и тяжелее самого Эрки, хоть и пониже ростом, но тут речь шла больше о возрасте), встречайте людей у родника - старик кивнул - Я обойду их по краю рощи, и нападу сзади. Если побегут - вырежем всех!
Олави сомневался в эффективности такого плана. А если воины людей мясо пустили вперед, а сами тихонько заходят с других сторон? Хватило же у них хитрости подстеречь ватагу! Но с другой стороны, Эрка - опытный воин, он знает лучше, и Кривой с ним не спорит, так что сомнения свои молодой полуорк предпочел оставить при себе.
В ожидании схватки парня начало ощутимо потряхивать - ожидание драки многократно хуже нее самой! Не то, чтобы страх - хотя, если уж быть честным перед самим собой, то и он тоже, просто как-то сразу навалилось осознание того, что рассвет он может и не пережить, а тело Эрвига, которого он почитал за старшего брата, валяется где-то в степи, без тризны и погребения... В горле парня встал противный ком, на глаза навернулись слезы, хуже ему было только тогда, когда люди Нортфольда убили его отца. Но тогда рядом был Эрвиг. Он забрал осиротевшего орчонка в ватагу, и никому не давал в обиду: отец Олави приходился ему то ли дальней родней, то ли хорошим другом. Он и Грых учили его драться, владеть оружием, не бояться крови и правильно жить.
А теперь Эрвига нет!
Соленая капля прочертила дорожку по щеке, и парень, насупившись, протер глаза кулаками.
Он не баба. И плакать, как баба, не будет.
Эрвигу трудно будет уйти на небо, если к земле его станет тянуть корыто с его, Олави, соплями и слезами. Лучше, когда они вскоре встретятся у небесных врат, Олави отдаст ему в услужение души всех людишек, которых ему удастся убить этой ночью - так будет правильно!
Поэтому, надо накрошить их побольше.
Парень провел ладонью по широкому обуху рубила: тяжелый прямой расширяющийся к острию клинок с односторонней заточкой принадлежал его отцу. А до того - хотелось бы сказать "его деду", но нет - отец его у кого-то отнял. Колоть такой штукой, конечно, что с седла, что, спешившись, было несподручно, зато рубить - самое то, что нужно, хватало бы силенок, а уж на их отсутствие Олави пожаловаться не мог. Плохо, что такая славная вещь достанется людям.
Судьба, однако...
Жалко будет расставаться с этим миром - хорошо тут. И холодный ветер, шуршащий ветвями кустов, неприятно холодящий парня, и луна, которую почти не видно из-за туч; конина, которую Эрка снова не дожарил, и даже этот отвратительно булькающий ручей, журчащий сквозь кусты свою вечную песню о бренности бытия и о том, что недавно выпитое вино начинает проситься обратно... Олави будет скучать по всему этому.
Кстати, об "отлить"...
Планы парня нарушил отчетливый шорох отодвигаемых веток, раздавшийся неподалеку. Из-за соседнего камня, в тени которого прятался, выглянул Грых, он молча указал парню своей широкой саблей в направлении источника шума. Олави пригляделся: старик привязал рукоять оружия к ладони ремешком, и парень с досадой подумал, что ему следовало бы сделать то же самое. Хотя... У него еще есть лук, и аж две стрелы к нему!
Спустя несколько томительных мгновений, тянувшихся, словно патока, показалась фигура ночного гостя.
- А под плащом-то у него кираса, - отметил про себя орк, но на это плевать. Олави будет рубить его в другие места!
Фигура замерла, прислушиваясь, рядом с ней почти бесшумно возникла вторая, с длинным прямым клинком, предусмотрительно зачерненным. Третья, четвертая... Невдалеке показались знакомые рыжие светлячки - один, два... Вон еще и еще...
- Хууурррааа!!! - рев Лысого Эрки донесшийся откуда-то с дальнего края рощи, разорвал тишину, и тут же его перекрыл отчаянный вопль, переходящий в визг.
- Кто-то вернется домой не весь! - с удовлетворением подумал парень. А еще подумал, что все-таки он, Олави, был прав: люди обхитрили Лысого, и пришли минимум с двух сторон.
Это же сыграло с ними злую шутку: когда первая партия вражин, треща кустами, ломанулась на звуки драки, Олави дернулся было за ними, но был остановлен страшной гримасой Грыха - тот жестами указывал ему ждать, ждать его сигнала...
И когда, сопя и топоча, к ним приблизились приотставшие стрелки, он подал этот сигнал: молча вывернулся из-за своего валуна, одним движением отмахнул руку в локте одному ночному гостю, с оттяжкой рубанул по спине другого и резким выпадом распорол горло третьему. Олави тоже не стал орать - если молчит старик, значит, это для чего-то нужно, но души можно собирать и молча! Хотя, что толку блюсти тишину: в роще как-то сразу стало шумно и многолюдно.
Тетива дважды щелкнула по кожаному наручу, и двое из числа преследователей осели на землю, битые в лицо. Стрел больше не было.
Зато осталась добрая сталь!
Ближайший к Олави стрелок, успевший заорать и развернуться к старику, настолько удобно подставил спину, что не воспользоваться этим было бы грешно: тяжелое и острое орочье рубило с сочным хряском почти отделило пустую головенку человека от остальной требухи, а его сосед, уже вскинувший громыхало к плечу, получил рукоятью в висок и пару ударов рубилом вдогонку.
Как же здорово биться, когда ты хорошо видишь врага, а он тебя очень плохо!
На сердце парня стало вдруг легко и свободно - все тяжкие мысли испарились. Эрвиг будет им доволен!
Однако стрелки людей трусами не были, да и не всем из них так уж мешало отсутствие света: с очередным противником полуорка - одним из вернувшихся людей из первой партии - пришлось изрядно повозиться. Человек в плаще, стеганой куртке и шляпе был, пожалуй, поискуснее самого Олави, и успел достать того пару раз, но допустил ошибку: подставлять под удар тяжелого орочьего рубила свой узкий клинок ему все же не стоило: с жалобным звоном лезвие его меча переломилось. Бросив рукоять с эфесом и недлинным обломком в лицо парню, он успел, было, схватиться за кинжал, висевший на поясе, но Олави рубящим ударом развалил ему бедро, и следующим - по лицу - отправил туда, где каждому воздастся по делам его.
Олави срубил еще одного человека, только что разрядившего громыхало наугад, ткнул острием рубила в лицо другому. Человек с воем согнулся, зажимая лицо руками, и тут же осел на землю, уже молча: трудно завывать, когда у тебя отсутствует полчерепа.
- Олааавиии!!!
Парень оглянулся и сквозь ночную мглу и вонючий пороховой дым, затянувший полянку, увидел, что на старика с рычанием и руганью наседали сразу трое. В темноте они здорово друг другу мешали, и неважно видели цель - только поэтому Кривой был еще жив. Ну и еще потому, что, будучи уже преклонных лет и без одного глаза, он все еще оставался орком.
- Олави! Где ты, кусок дерьма?!! - старика загнали в ручей, он отчаянно отбивался, уже не помышляя о нападении.
Полуорк рванулся к Грыху, в несколько огромных скачков добежал до свалки, достав еще кого-то по дороге. Сверху вниз - и наискосок, в основание шеи одному противнику деда, и могучий пинок в крестец другому - старик встретил того ударом ножа, зажатого в левой руке.
И тут же получил несколько дюймов отличной людской стали в грудь. Удачливый боец провернул клинок в ране, вырвал лезвие наружу, но повторить успех не успел: орочья сталь, разогнанная могучими мышцами полуорка опустилась на его плечо, разрубив ему ключицу.
- Сзади! - прорычал старик.
Олави резко развернулся назад с ударом, и тут же ослеп и оглох: человек разрядил громыхало почти что ему в лицо - висок обожгла острая боль, а лицо опалило. Парень с ревом наугад рубанул крест накрест, куда-то в направлении врага, и вторым ударом попал, как ему показалось, в мягкое, но тут же получил по роже прикладом, да так, что искры из глаз посыпались.
А дури у стрелка оказалось изрядно - орк отшатнулся, башка гудела, словно колокол, по лицу потекло что-то липкое, а в коленях образовалась нехорошая слабость. Сделав несколько неуверенных шагов куда-то вбок, парень зацепился за кусты, и рухнул в них, как мешок с дерьмом, еще и провалившись рукой, выставленной перед собой, в какую-то нору.
Сейчас... Вот сейчас огребу... - стучало в башке полуорка, предательские мыслишки, пополам гулом и грохотом наполняли его котелок, готовый расколоться на части - Сейчас... Сам себе он напоминал жабу, которую переехали телегой - такой же жалкий и беспомощный.
Однако вместо холодной стали на его загривок опустилась лапа старика.
- Живой? - в груди Кривого Грыха клокотало, он закашлялся, сплюнул темный сгусток - Вставай, потеха еще не закончена.
Олави вставать не хотелось. Хотя в глазах немного прояснилось, но звуки доносились до него, словно сквозь толстое одеяло, а едва удалось принять вертикальное положение, его повело в сторону, и не подставь ему плечо старый Грых, захрипевший от усилия, целоваться бы полуорку с землей снова.
- Что теперь, дед? - Олави смог, наконец, утвердиться на ногах - Люди кончились?
- Это мы с тобой почти кончились, а люди все продолжаются! - криво ухмыльнулся старик - Пойдем, Эрка там... Тоже кончается.
Старика шатало, левой рукой он держался за бок, и выглядел хреново.
Они не успели: шум боя уже затих, и с противополжной стороны рощи доносились лишь стоны, чей-то скулеж и отрывистая речь людей.
Небо потихоньку прояснялось - близился рассвет.
- Эрка? - парень посмотрел старику, устало прислонившемуся спиной к стволу дерева, в лицо - тот сумрачно покачал головой - Тогда пошли, дед, зарежем кого-нибудь еще. Про нас сложат легенды!
Он медленно стал съезжать по стволу вниз, парень подхватил его и помог сесть на мох.
- Что все? - полуорк соображал с некоторых пор очень туго, еще хуже, чем обычно - Ты чего, дед? Мне одному никак!
- Кончился я, кажись... Совсем, - старый орк убрал левую ладонь, которой зажимал правый бок, под ладонью обнаружилось здоровенное входное отверстие пули с черным пятном запекшейся крови вокруг, - Одна дырка еще ничего, а для двух я уже слишком стар, - он устало прикрыл уцелевший глаз.
- Дед, эй! Вставай, дед!
- Эрвиг - козел... Встречу его у небесных врат, разобью ему всю морду в лоскуты...
Последние слова старый орк просипел себе под нос, склонив голову на грудь. Казалось, он просто засыпает, выбившись из сил, как часто бывало после длинных конных переходов.
- Дед! Ну, дед! Не смей подыхать!
- Иди в жопу... - прошептал старик, едва шевеля губами.
- Дед!!!
Но одноглазый орк уже был на пути туда, откуда на все наплевать.
Настроения биться у Олави больше не было. На миру и помирать хорошо - говаривал его отец - а сейчас он остался один. Да и остатков соображения хватило понять, что воин из него сейчас, как из конского дерьма пуля: от чиха свалится. Да его даже рубить не надо - плевком с ног собьют. Навалилась усталость, исподволь копившаяся последние дни, саднили несколько неглубоких порезов, сильно кружилась голова, а в глазах все плыло, словно винища дурного перебрал.
Не боец он сейчас.
Что там Эрка про медного быка говорил?
А, к демонам все, и людей, и быка...
Парень развернулся, и, пошатываясь, побрел обратно, к ручью.
- Хер вам на рыло, человеки, а не моя башка - бормотал он себе под нос - А вот хер вам всем березовый, с занозами! И тебе хер! - прорычал он стонущему стрелку, обнявшему единственной рукой деревце, вместо второй у него наличествовала культя, криво перетянутая ремнем, узел на котором он пытался затянуть зубами - Для тебя железный! - парень ударил его ножом под ложечку - брони тот почему-то не носил.
Непростые, кстати, люди-то были, - вяло подумал полуорк, вытирая нож о багрового цвета, богато вышитый золотом плащ уткнувшегося лицом в мох человека, такие же плащи были на остальных стрелках, чьими телами украсились древние развалины.
Где там та дыра, которую он нащупал, когда ему об голову расколотили приклад громыхала? А, вон, аккурат под кустом.
С трудом Олави протиснулся в щель - действительно, нора. Хотя звериной не пахло. А пускай даже и змеиное кубло ждет его впереди, плевать на это. Пусть от змей подохну, зато башку мою не получите - это осталось единственной внятной мыслью парня.
Зажав нож зубами, он пополз, цепляясь за стенки и протискивая тело вперед, в темноту.
Глава 1.
Я лежал в воде, и мне было плохо.
Ледяная вода затекла уже везде, и от холода онемело все тело, однако, встать не было сил. В голове, будто гильдия кузнецов обосновалась, устроила там себе общий цех и приняла большой заказ, и взялась за его исполнение со всем рвением. Жутко ныли ребра, им вторил хребет.
Ужасно хотелось блевать, но, хотя мне, похоже, и было чем, я пока держался, стараясь игнорировать настоятельные позывы желудка: есть проблемы и посерьезнее. Устроить себе промывание я всегда успею, гораздо важнее другой вопрос - а что я тут делаю? Лежа на холодных и твердых камнях, тело почти целиком в воде, только плечи с толстенной шеей, и тем, что на ней надето - снаружи.
И еще один, даже интереснее первого: а кто, собственно, я такой?
"Все "я" да "я". А я - это...?"
Звучит глупо, но я не знаю. Вернее, не помню. А еще вернее...
Откуда-то во мне жила стойкая уверенность, что я, как бы, не совсем человек.
С великим трудом достал из-под воды руку, провел по гудящей голове, обнаружил, что череп мой ныне гладко выбрит, а еще нащупал здоровенную шишку.
Открытие не доставило мне радости: шишка прострелила разрядом боли, а я поприветствовал ее ревом, плавно переходящим в завывания. И тут же заткнулся - ибо эхо. Гулкое, страшное, оно на миг заглушило даже звуки кузницы в моей многострадальной голове.
"Здоров рычать, однако. Вот это глотка у меня! А раньше я выть настолько страшно, что самому впору обгадиться, не умел", - пришла откуда-то из глубины сознания мысль.
Хм, раньше? Это когда?
Я продолжил тактильный осмотр, уже молча. Провел рукой по лицу. Нащупал несколько великоватые клыки во рту.
"Вампир! А это, значит, будет моя усыпальница! Хорошего мало, но могло быть и хуже"...
Версия показалась сначала правдоподобной: холодная кожа, зубища - все при мне.
Ощущение "нечеловечности", опять же.
Вот только я твердо знал (интересно, откуда?) что вампиры, и высшие, и низшие - собственно говоря, ни что иное, как неуместно резвые и деятельные мертвецы. И будучи таковыми, болевых ощущений, как правило, лишены напрочь.
А у меня болело все.
Значит не вампир, не лич, не прочая высшая нежить.
"Упырь! Или вурдалак?Или прочие разновидности подобных им тварей, коим несть числа?"
Тоже бывшие люди, зачастую, вполне себе все еще живые и теплые (если на ранних стадиях обращения), и тоже не то.
Тех снедает вечный голод, на краткое время утолить его можно лишь плотью, желательно, людской (лучше свежей, но и любой степени залежалости тоже сойдет). Хотя, и от, скажем, свининки, тоже не откажутся.
Я прислушался к ощущениям: плоти себе подобных, как и свининки, не хотелось. Хотелось не жрать, а, скорее, наоборот. Но для "наоборот" следовало если не встать или сесть, то, хотя бы, перевернуться со спины на бок, на что сил в себе я пока не находил.
"Оборотник?"
Нет, на оборотниках все заживает если не моментально, то очень и очень быстро. Шишка же на голове рассасываться не спешила, как и порезы на пузе.
Перебрав еще немало версий своего происхождения (почему-то в первую голову, вспоминалась разнообразная нечисть всяческих родов и видов), и многие из них откинув, в силу их неправдоподобия, я предпочел это занятие, все же, отложить в пользу сиюминутных потребностей. А именно: привести себя в порядок, определиться с местонахождением (хотя бы в общих чертах), прикинуть имеющиеся ресурсы, могущие поспособствовать выживанию и... Далее по обстоятельствам.
Итак...
Хребет вроде цел, ребра, хоть и ноют, но тоже в относительном порядке. Руки-ноги? На месте, пошевелить могу. Болят, да.
Это хорошо: раз болят - значит, они есть. Но лучше бы, чтобы не болели.
С развилкой тоже все в порядке. Может я ныне и нечисть, но все же мужик. Нет - МУЖИК!
"Я и раньше не жаловался, но теперь"...
Брюхо: не предусмотренных природой отверстий не обнаружилось (пара неглубоких порезов не в счет).
Голова: как ни странно, гудит. На ней присутствуют оба глаза (которые даже вроде способны что-то различить в окружающей меня темноте), нос, рот (экий я, однако, зубастый), ушиб в пол-лица, еще обнаружился ожог, немного саднящий. Да уж, по всему видать, что голова не самое мое слабое место.
Вроде, все. Выводы?
Я жив и человекообразен, практически цел, хотя и изрядно побит. А еще у меня сотрясение: что-то изрядно взболтало содержимое моей черепушки.
Где я?
Я в воде. Холодной воде - тело порядком окоченело, надо бы вылезти, вот только с силами соберусь. Вода в пещере, или помещении. Большом, судя, хотя бы, по эху. Ни стены, ни потолок мне были не видны.
Как я сюда попал?
Что-то, вроде припоминаю...
Я смог чуть приподняться на локтях, и, отталкиваясь ногами от дна, начал потихоньку выползать из воды.
"Нора, узкая темная кишка, кажущаяся бесконечной. Меня страшно мутит, но я упрямо ползу вперед, с трудом протискиваясь в тоннеле, и делаю это уже довольно долго. Насколько долго - а демоны знают, я счет времени потерял давно. Ничего не видно впереди, лишь непроглядная тьма, и густая, вязкая тишина, которую нарушает лишь мое хриплое дыхание, да колокольный звон в моей же голове. Зачем ползти все дальше, я не понимаю и сам - тоннель явно уходит вниз и вглубь, а преследователей нет. Да и вряд ли у кого-то из людишек (людей?) хватило бы дури в голове лезть за мной в нору, тем более, так глубоко, у них и без того дел хватает. Хотя бы убитых своих товарищей прибрать, и раненых обиходить.
Но вот лезу. Дальше и дальше, вернее, глубже и глубже. Сверху на меня сыплется песок и земля, но на это плевать - завалит и завалит. Хуже не будет.
Тем не менее, нора, прорытая неведомой животиной, ни осыпаться, ни сужаться не собирается. Более того, если по сторонам, как и сверху, руками я ощущаю землю, то снизу, там, где у тоннеля "пол", уже как бы даже и не сплошной камень. По крайней мере, на ощупь он холодный и твердый, и довольно ровный. Я бы даже предположил, что это обработанная плита, да только неоткуда ей здесь взяться, под таким-то слоем земли.
Ну вот, накаркал: нора сужается.
Воткнув нож, отчетливо скрежетнувший обо что-то, в стенку, я рывком подтягиваюсь вперед: вот когда впору позавидовать дохлым и тощим людишкам! Меня-то худым не назовешь, статями я в отца удался. Впрочем, дохлый людишка так бы наверху и остался, разделанный, как баран перед пиром, а я пока что жив. Хотя, видимо, ненадолго.
Это будет плохая смерть, смерть раба и труса, зато людишки не получат удовольствия, надев мою башку на пику, после того, как запытают в городе.
Как говаривал старый Грых: "Не можешь убить врага, так хоть в рожу ему плюнь, авось прыщами пойдет".
(Кстати, а Грых у нас он кто? Так... Грубая, словно вытесанная из камня рожа, покрытая шрамами, щеки, поросшие сивой бородой, широкий приплюснутый нос, маленькие, глубоко посаженные глазки, один из которых прикрыт повязкой... Что-то знакомое... Точно! Орк!)
И справа тоже камень! Нож в него втыкаться не пожелал, зато левой рукой я не нащупал впереди пол. То ли глубокая яма, то ли нора изгибается так резко вниз - дна, потянувшись поближе, я так и не нащупал. Брошенный вниз камешек канул туда беззвучно, хотя, может, я просто не услышал звука из-за звона, грозившего расколоть мою несчастную голову. Зато от камешка, брошенного вперед, шорох я услышал, причем совсем-совсем близко.
Вниз почему-то не хотелось, я дополз до края ямы, и, свесившись примерно до середины груди, попытался нащупать противоположный край. И острием ножа нащупал-таки! Вот только пол подо мной подозрительно захрустел. Я из последних сил рванулся вперед, силясь попрочнее зацепиться за противоположный край, и почти успел: кусок плиты на краю ямы, на которой я лежал, с шипением и шорохом осыпающихся камней пополз вниз.
Вместе со мной.
Прыгать лежа меня не учили ни Грых, ни Эрвиг (тоже орк?), ни отец, однако, будь тут больше места, то у меня бы получилось закинуть свое тело дальше в проход. Но кишка - она и есть кишка: я лишь стукнулся головой об "потолок", отчаянно скребя руками по полу,провалился в трещину полностью иповис на пальцах одной руки, бестолково размахивая второй, с зажатым в ней ножом. Спустя мгновение, мне удалось опереться ногами на покосившуюся плиту сзади и...
С ножом в одной руке и куском камня в другой я полетел вниз.
Полет продлился, однако, недолго: мгновение, может, пара. Я во что-то попал ногами, зацепился сапогом, меня чуть развернуло, и я с размаху уселся в облако трухи, ветоши, пыли и какого-то праха, больно ушибившись о свой же меч в ножнах.
Под задницей, а может, в ней самой, что-то отчетливо хрустнуло, и мне стало нехорошо еще и там.
Я не успел ни понять, что там такого могло сломаться, ни порадоваться, что все еще жив, ни даже отползти в сторону (обломок плиты, с которого я скатился, за мной последовать не спешил, хотя и намерение такое явно имел), как с треском подо мной разверзлась бездна. Еще несколько мгновений полета окончились в толще воды".
Дальше не помню: ни как выныривал, ни как искал берег. Да и судя по шишке - не миновала меня чаша сия, и по балде я все же получил тем, что обрушилось следом за мной.
А зачем я вообще пополз в эту нору? Я рудознатец? Искатель древностей? Или охотник на нечисть (что, кстати, объясняет мои о ней познания)? Или просто долб**б в поисках приключений?
Ммм, вот, вроде припоминаю: была драка, ночь, вспышки и грохот, я в кого-то метко стреляю из лука и даже попадаю, потом умело шинкую огромным тесаком, далее ловко укатываюсь в кусты после удара по морде, потом мы с орком Грыхом идем за добавкой, но не доходим. Вот орк странно прощается, а я иду прятаться в нору.
Странно как-то все это.
Но, хватит валяться. Раз уж жив, все еще или опять - неважно, то надо что-то делать. Оглядеться, что ли, осмотреться.
Опираясь руками на пол пещеры, я с трудом перетек в сидячее положение и тут же опрокинулся обратно - правую ягодицу пронзила острая боль. Коротко взвыв, я перекатился на бок (откуда и силы-то взялись), ощупал свой филей и обнаружил глубоко засевший в нем осколок чего-то. Болючий рывок - и вот она, заноза, передо мной!
Вот и первый повод для радости: царапина на заднице - это ерунда. А если бы чуть в сторону... Не хотелось бы начинать новую жизнь с потери анальной девственности.
Подношу добытый артефакт поближе к глазам - темно тут, даже я, уж на что глазаст, плохо вижу: это явно не металл и не дерево, легкий и гладкий, почти невесомый материал. На кусок скорлупы очень похоже, кстати. Я что - яйцекладущий?
О боги и демоны...
Хм, вроде нет, решил я по зрелому размышлению.
Это видимо оно так хрустело, когда я рухнул в труху и раздавил этот предмет седалищем.
Вглядевшись до рези в глазах, замечаю едва заметный золотистый узор, почти растворившийся к настоящему времени. Что-то отдаленно знакомое, очень, очень знакомое, безумно важное и... Родное?
Сейчас, сейчас, думай, голова, потом болеть будешь!
Это не яйцо! Это... Это...
"Филактерия"! - осенило меня. Это ж филактерия, драть меня конем, как же я сразу не догадался! Жалко, что все догадки на том и исчерпывались. И предназначение этой вещи, получается...
Разрозненные куски воспоминаний, вроде бы, свои, но словно бы одновременно и чужие, затопили разум. Я плохо понимал, что происходит, башка трещала так, как будто собиралась вот-вот взорваться, но я продолжал смотреть картины прошлого. Своего-чужого прошлого.
"Тогда, познав мудрость и запретные для меня тогдашнего тайны, я сделал ее сам. Это был шедевр, хоть я и не мог ни повторить его, ни хотя бы теоретически обосновать даже возможность подобного. И уж тем более я не стал рассказывать об особенностях моего творения ни учителю, ни мастерам. Филактерия, в ней темница духов, в ней, в свою очередь, мощный маяк души, настроенный на меня, и еще кое-что из того, чего знать и уметь мне не полагалось.
Не сосуд с куском своей души, пригодным лишь для поднятия лича, а уникальный артефакт!
Второй шанс.
Вторая жизнь".
Зачем мне понадобилось создавать такую штуку я вспомнить так и не смог, но откуда-то появилось понимание, что сам процесс был сопряжен с огромным риском. Необходимые ритуалы проводились мной почему-то в ужасной спешке, я многое мог упустить (да и, скорее всего, так и вышло), но, судя по тому, что именно я сейчас именно тут, а не где-либо еще, то все получилось неплохо. А еще, стоит отметить, что этого самого "учителя" тогдашний - я определенно не любил и даже боялся. Почему оно так - в памяти не отложилось, но ощущение тяжелой, подсердечной ненависти к бородатому благообразному старцу с выцветшими добрыми, чуть усталыми глазами мне передалось в полной мере. Страх передался тоже, и это было странно, потому что новый-я точно знал, что на свете нет ничего, чего бы стоило так страшиться, а уж тем более таких чувств не мог вызвать престарелый человечишка. Думаю, ему бы хватило одного доброго пинка в его дряхлое пузо, чтобы отправиться на тот свет. Да! Не тягаться ему со мной, ни на ножах, ни на длинных клинках, ни на копьях, ни на кулаках!