Современное понятие свободы появилось в период Ренессанса, провозгласившего свободу неотъемлемым правом индивида на проявление его внутренней, духовной жизни, мыслей, желаний и чувств. Последовавшая за Возрождением Протестантская Реформация сузила понимание свободы личности до свободы на индивидуальную трактовку Библии, свободы на поиск индивидуального пути к богу. Эпоха Просвещения отказалась от религиозной трактовки свободы и сформулировала ее как право на внешние формы самовыражения и, прежде всего, как свободу действий, свободу передвижений и выбора стиля жизни.
Век Прогресса поставил под сомнение саму необходимость человека в духовной свободе. Постулат английского философа Гоббса "Люди ищут не свободы, а прежде всего обеспеченности.", обосновал программу новой, наступающей материалистической цивилизации.
Запад достаточно безболезненно воспринял новое представление о свободе как свободе в создании материальных богатств. Россия же этот постулат отвергала, в глазах русской интеллигенции это была формула Мирового Зла. Люди должны заплатить духовным рабством за счастье в обеспеченности.
Великий Инквизитор, воплощение Зла в "Братьях Карамазовых", говорит, как будто цитируя Гоббса: "Люди стремятся не к свободе, а к счастью, а счастье материально - это хлеб и дом. Освободите их от духовного поиска, дайте им хлеб и кров, и они будут счастливы." Великий Инквизитор, по Достоевскому, - Антихрист, его цель уничтожить духовное содержание жизни.
Макс Вебер, экономист начала ХХ века, в своей классической работе "Капитализм и протестантская этика" показал, как из постулатов протестантизма, религии, ставящей духовные ценности выше материальных, вырастал капитализм, строившийся на приоритете материального над духовным.
Передовые страны капиталистического мира 19-го века, Германия и Англия, шли по этому пути в замедленном темпе, груз многовековой культуры, с ее приоритетом духовного над материальным, тормозил процесс. У Соединенных Штатов этого балласта не было, поэтому Америка двигалась в заданном Прогрессом направлении значительно быстрее, что вызывало резкое неприятие европейцев.
"Я думаю, что Америка, которая претендует на то, что она есть образец свободы, нанесла страшный удар по самой идее свободы." Впечатление Чарльза Диккенса после поездки по Соединенным Штатам. Многие русские писатели побывавшие в Америке разделяли мнение Диккенса, они также не принимали американской формы свободы.
Максим Горький, посетивший Америку в 1911 году: "Лица людей неподвижно спокойны .... В печальном самомнении они считают себя хозяевами своей судьбы - в глазах у них, порою, светится сознание своей независимости, но, видимо, им непонятно, что это независимость топора в руке плотника, молотка в руке кузнеца, кирпича в руках невидимого каменщика, который, хитро усмехаясь, строит для всех одну огромную, но тесную тюрьму. Есть много энергичных лиц, но на каждом лице видишь прежде всего зубы. ...нет истинной свободы, свободы внутренней, свободы духа - ее нет в глазах людей... никогда еще люди не казались мне так ничтожны, так порабощены".
Экономическое общество видит свободу как право каждого думать только о себе, "Everyone minds his own business". Каждый за себя, "Each man for himself". Каждый имеет право делать то, что он хочет и как он хочет, "Do your own thing". С другой стороны, каждый должен быть таким как все, "Be like everyone else". На этих противоречивых постулатах построена идея массового общества, ее формула - "каждый свободен быть таким, как все".
Писатель Генри Миллер в своей новелле "Аэрокондиционированный кошмар": "Чтобы научиться жить...вы должны стать таким как все, тогда вы защищены. Вам надо превратить себя в ноль, стать неотличимым от всего стада. Вы можете думать, но думать, как все. Вы можете мечтать, но иметь такие же мечты, как у всех. Если вы думаете или мечтаете по-другому, то вы уже не американец, вы чужак во враждебной стране. Как только у вас появляется своя собственная мысль, вы автоматически выбываете из толпы, вы перестаете быть американцем."
Экономическая демократия защищает свободу индивида, но не свободу личности, а индивид, поступающий и думающий как все, не личность, он часть толпы, массы, личность уникальна. Духовный поиск не является целью экономической демократии, она предлагает свободы иного рода, свобода в выборе мест жизни, мест работы, в личной жизни. Но и эти виды свободы могут существовать лишь в том случае, если человек экономически независим, а в современном обществе он полностью зависит от загадочной игры экономических сил.
В первых пуританских общинах Нового Света свободными, "Freeman", считались лишь те, кто владел имуществом не менее 75 фунтов стерлингов, т.е. был независим в средствах существования от других. Владение имущество предполагало чувство ответственности за его сохранение и умножение. "Responsible man", человек с чувством ответственности за сохранение общественного порядка, имел право на участие в решениях общины. У бедняка не может быть чувства ответственности перед обществом, так как ему нечего терять, поэтому он не имеет права на участие в принятии решений.
На первых выборах, проведенных после победы Американской революции, право на участие в выборах президента имели лишь 6% населения страны. Через 40 лет избирательные права уже не привязывались к имущественному статусу, но в практической жизни все решения принимались высшим классом, который, в отличие от европейских стран, составляла не потомственная аристократия, а новые богачи, нувориши, вышедшие из низов.
И.В.Турчанинов, полковник российского генерального штаба, эмигрировавший в США в период Гражданской войны и ставший бригадным генералом армии Севера, в письме Герцену, писал: "Я не вижу действительной свободы здесь ни на волос, это все тот же сбор нелепых европейских предрассудков... разница только в том, что не правительство, не элита управляет бараньим стадом, а бодливые, долларами гремящие, козлы-купцы".
Современник Турчанинова, Марк Твен: "Свобода - право сильных грабить слабых".
Перед началом индустриальной революции крестьянин, имевший свой участок земли, работал на себя. Но, в процессе подъема индустрии, большинство населения превратилось в наемных работников и получило только один вид свободы, свободы продавать себя на рынке труда, "sell yourself.
Разумеется, сегодняшний наемный работник имеет такие права, каких не имел крестьянин феодальной эпохи, их гарантирует Билль о Правах. Но права эти иллюзорны, как пишет социолог Чарльз Рейх: "Билль о Правах не применяется по отношению к экономическим отношениям. В экономической жизни работник не имеет никаких свобод, кроме свободы остаться без работы и стать социальной парией. Но даже те, кто пытается реализовать это право в политической сфере рискуют противостоянием всей системе. Таких фанатиков единицы. Подавляющее большинство соблюдает правила игры и предпочитает с гордостью перечислять все свои многочисленные политические свободы в самой свободной стране мира."
Русский иммигрант Андрей Тум: "...Билль о Правах не мешает свободному рынку подавлять любой протест против системы гораздо эффективнее, чем советское КГБ".
Русский писатель Саша Соколов, эмигрировавший в США в 1990-е годы, иронически отмечал в письме другу в Россию: "Ты даже не представляешь, насколько здесь надо продаться, чтобы тебя купили. Зато свобода..."
В середине 90-х годов, когда шли дебаты по поводу проекта закона о создании бесплатной медицинской системы, выдвинутого конгрессменом Ричардом Герхардтом, компания IBM разослала письма 110 тысячам своих работников, рекомендуя им звонить в Конгресс и требовать снятия законопроекта с голосования. Работники IBM были свободны в своем выборе - или подчиниться требованиям корпорации или потерять работу.
Протест изначально обречен, в условиях свободного рынка работник, чтобы выжить, должен полностью и беспрекословно подчиниться писаным и неписаным правилам диктуемым корпорациями, и должен им следовать, как солдат, армейской дисциплине.
Американских солдат принято называть GI, "Government Item", что расшифровывается как государственное имущество. Свободный американский гражданин не является имуществом государства, он принадлежит экономической машине. В армии поведение солдата контролируется системой наказаний. В экономике поведение работника контролируется гораздо более эффективно, кнутом и пряником, угрозой увольнения и системой привилегий, бонусов, 13-й зарплатой, акциями компании.
Декларация Независимости в перечислении прав гражданина ставит Свободу на первое место. В практике жизни это не более чем иллюзия, и она не перестает быть иллюзией от того, что ее разделяет большинство, также как у миллионов советских людей, распевавших "Я другой такой страны не знаю, где так вольно дышит человек."
"Средний человек воспринимает свободу выражения желаний, запрограммированных в нем обществом, как истинную, индивидуальную свободу. Он не видит конкретных сил или людей, которые командуют его жизнью. Свободный рынок невидим, анонимен и, следовательно, человек делает вывод, что он свободен." Эрих Фромм.
"Здесь можно делать что хочешь...", - пишет Лев Шоссет, русский иммигрант, видевший Америку 70-х годов, - ...но нет ощущения свободы, ...в Нью-Йорке - типичные изможденные лица с ленинградского эскалатора, выражения нет, они устали. Какая уж тут свобода. ...здешняя жизнь похожа на то, каким представляли социализм будущего где-то в 30-х годах. Только что все на деньгах, как средстве управления, держится, а результаты те же."
Советский и фашистский режимы отчетливо и ясно формулировали в своей пропаганде подчиненность интересов отдельного человека интересам государства, политической системе и широко использовали репрессии. Экономическая демократия строится на ином принципе, она воспитывает убеждение, что личные интересы и интересы, задачи и цели машины экономики полностью совпадают, Скрывая сам механизм власти экономики над человеческой судьбой, система способна манипулировать всеми видами свободы в обществе.
С одной стороны, свободная экономика освобождает работника от давления государства, семейного клана, от связывающей его действия устаревшей традиционной морали. С другой, она освобождает его от тех духовных, интеллектуальных и эмоциональных потребностей, которые не укладываются в стандарты экономической жизни.
Индивид, прошедший обработку массовой пропагандой и массовой культурой, уже не способен понять, что у него есть другие потребности кроме тех, которые ему навязывает рынок. Свобода, в своем минимальном выражении, это хотя бы осознание существования сил, которые ее ограничивают, но большинство не только не осознает, но и отрицает само наличие этих сил.
Социолог Филлип Слатер: "При всех данных ему обществом свободах, современный человек также беззащитен перед силами, с которыми он сталкивается в своей повседневной жизни, как первобытный человек перед силами непонятной ему природы. Он беспомощен перед анонимными социальными механизмами, действующими необъяснимо и непонятно для простого человека, они могут поднять его наверх или бросить вниз на социальное дно, он беззащитен перед ними, как и первобытный человек перед грозой или ураганом".
Постиндустриальное общество уничтожило понятие нищеты и предоставило множество свобод. Каждому предоставляется огромное количество выборов, но это не личный выбор, этот выбор запрограммирован в человеке системой. Система воспитывает понимание свободы не как право быть самим собой, не как право на принятие собственных индивидуальных решений, это право на такую же форму жизни, как у всех.
Во времена американской молодежной революции 60-х годов свобода личности и поиски смысла жизни стали ориентирами целого поколения. Молодежь, инстинктивно или осознанно, видела в мощных корпорациях страны главную опасность свободе. Именно крупные корпорации с их военизированной структурой и почти военной дисциплиной, олицетворяли в их глазах все негативное в американской жизни. Корпорации были полной антитезой их представлениям об обществе справедливого равенства и индивидуальной свободы.
Фильм Easy Rider ("Легкий ездок"), выпущенный на экраны в конце шестидесятых годов, входил в обойму "фильмов протеста", говорил о бунте личности против уменьшающейся личной свободы в условиях разрастания мощи корпораций.
Герои фильма не имеют никакого уголовного прошлого, не связаны с преступным миром, это обычные ребята из провинциального городка, но они нашли возможность одним ударом реализовать Американскую мечту, перепродав большую партию наркотиков. Теперь, с большими деньгами, они свободны.
Они, патриоты своей страны, движутся по стране на мощных мотоциклах, на их куртках американский флаг. Они получили свою свободу, независимость и самоуважение не благодаря тяжелому труду, по 40 часов в неделю изо дня в день выполняя монотонную, изнуряющую работу. Они нашли легкий путь, не заплатив тюремным сроком за свое рискованное предприятие, и этим вызывают восхищение зрителя, который, чтобы добиться даже не свободы, а минимального уровня экономической независимости, должен ожесточенно бороться за ежедневное выживание.
Обитатели маленьких, погруженных в безвольную спячку городков средней Америки, через которые проезжают герои, привычно живут из поколения в поколение с трудом сводя концы с концами, и те, кто добился богатства минуя путь тяжелого и плохо оплачиваемого труда, не могут не вызывать в них тяжелой, свинцовой ненависти. Судя по фильму, причина этой ненависти зависть, чувство собственной несостоятельности. В финале жители городка забивают героев насмерть бейсбольными битами.
С точки зрения юридического и нравственного закона, герои фильма преступники, но продажа наркотиков воспринималась зрителем не как нарушение моральных норм, а как бунт против системы. Но сама система стимулирует поиски новых, часто незаконных путей к богатству, а герои фильма - часть системы, их жизненные ценности те же, что и у большинства, считающего, что только деньги приносят свободу.
В период молодежного бунта 60-х резко увеличился уровень преступности, но основная масса бунтовщиков на лозунгах демонстраций ненасильственного протеста цитировала Библию, "возлюби ближнего как самого себя", духовный, нравственный рост человека провозглашался единственной истинной целью. Культовой стала рок-опера "Иисус Христос - суперзвезда", библейский канон "все люди - братья" приобрел новую жизнь, формула "каждый за себя" была отвергнута, каждый должен нести личную ответственность за происходящее с другими, с обществом.
Но постепенно накал страстей утих, бунтовщики, взрослея, вернулись к принципу жизни своих отцов, "каждый за себя и все против всех". Но неприятие системы сохранилось, оно перестало быть наглядным, потеряло черты организованного протеста, стало выражаться лишь индивидуально и поэтому приобретало патологические, экстремальные формы.
Фильм середины 80-х годов, "Natural Born Killers" показал, во что превратились идеалы свободы после окончания молодежной революции. Герои фильма напоминают образы молодых бунтарей 60-х, созданных актерами Марлоном Брандо и Джеймсом Дином, но личную свободу они понимают по-другому, не как право на себя, не как право быть самим собой, для них свобода - это свобода убивать.Это единственная доступная им форма самовыражения, власти над обстоятельствами своей жизни, в которой они чувствуют себя совершенно беспомощными. Стрельба по толпе для них единственная возможность самоутверждения и свободы личности.
В глазах героев фильма свобода личности - это свобода от обязательств перед другими, свобода от общества. Слово свобода, которым так часто пользовались в 60-ые годы, утратило свое содержание, превратилось в пустышку общепринятого демагогического словаря.
Гражданские права были завоеваны, но исчез нравственный код, моральная правота защиты прав личности, на которой строился молодежный протест. Сегодня вера в свободу не более чем ритуал, проформа, соблюдение внешних приличий, за которыми уже нет ни искреннего убеждения, ни абсолютной веры.
У бунтарей предыдущих эпох были шансы на успех, тогда общество еще верило в высший авторитет, авторитет свободы личности, стоящий выше авторитета силы и власти. Бунтари сегодняшнего дня следуют в направлении, намеченном фильмом "Natural Born Killers". Подростки, расстреливающие своих сверстников из автоматов в американских школах, также, как и их прообразы в кино, только в насилии над другими видят единственно возможную форму самовыражения.
Серийные убийцы хотят доказать самим себе и обществу, что они не "тварь дрожащая", что они не винтики машины, что они личности со свободной волей, что они, в отличие от массы, способны переступить последний рубеж, последний запрет. Это иррациональная, спонтанная реакция на отсутствие свободы реального выбора, неосознанный бунт против всей системы жизни, построенной на подмене реальной свободы теми формами, которые приносят обществу экономические дивиденды. Протест выражается в виде иррациональных, крайних асоциальных форм поведения, потому что сопротивление всеобъемлющему и анонимному контролю невозможно на рациональном уровне.
История лондонского Джека-Потрошителя в викторианской Британии потрясала воображение цивилизованного мира в течение целого века. Сегодня Джеки-Потрошители появляются ежегодно, и уже никого не удивляют. Увеличилось количество преступлений вне экономических мотивов, стрельба по сослуживцам в офисе, по пассажирам в сабвее или другим водителям на дороге. Преступления, когда-то вызывавшие бурю негодования, сегодня не вызывают эмоций, воспринимаются как привычная статистика в средствах массовой информации.
Общество воспитывает агрессивность, необходимое качество в атмосфере всеобщей конкуренции и в то же время ее подавляет. Возрастающий пресс приводит к обратной реакции, к освобождению подспудной агрессивной энергии в самых ее экстремальных формах. Чем больше давление, тем больше противодействие. Это показатель реакции людей, зажатых в узкие рамки ритуалов "свободы".
. "Общество ограничивает возможности выражения индивидуальности, что ведет к агрессии и насилию небывалому по своему размаху за всю историю человечества в мирное время. Система подавляет уникальность человека, которая неизбежно находит выход, и это выход в экстремальные формы" Социолог Филипп Слатер.
Oбщество потребления легализует все, что приводит к развитию экономики, исчезли запреты на садизм, мазохизм, они безопасны для самой системы, их обслуживание увеличивает занятость определенных слоев населения и облагаются налогом, пока, правда, еще не легализовано физическое насилие над другими.
В фильме Кубрика "Механический Апельсин" главный герой, насильник и садист Алекс, чувствует себя жертвой системы, так как лишен права на насилие, которое приносит ему удовольствие. Те, кто стремится обуздать его инстинкты, сами используют насилие как форму контроля над ним. Только управляющий класс имеет право на насилие, организованное насилие. Часто уголовники считают свои преступления политическим актом. И, действительно, если пропаганда говорит о главной черте демократии, свободе, то наказания за свободу выражения желаний являются нарушением главного политического права гражданина.
Идея свободы была доведена до своего логического конца маркизом де Садом. Убежденный республиканец и революционер, маркиз де Сад был наиболее последователен в развитии идей Просвещения о свободе. Логика де Сада - демократия, следуя своим принципам, должна предоставить всем право на свободу всех подавляемых обществом желаний, насилие должно быть демократизировано.
"Маркиз де Сад первым сумел увидеть, что абсолютный индивидуализм должен привести к организованной анархии, в которой эксплуатация всех всеми делает насилие над другими органической частью наслаждения жизнью. Де Сад поставил только один сексуальный аспект в центре своего утопического будущего, но сам его прогноз был верен, логика абсолютной свободы и безответственности личности перед обществом и другими людьми должна привести к формированию общества без морали, общества где побеждает только сила" Кристофер Лаш, социолог.
Этические нормы прошлого ограничивали свободу желаний, личная свобода кончалась там где начиналась свобода другого, но свободная конкуренция экономического общества изначально предполагает, что свобода одного увеличивается за счет свободы других, насилие не исчезает, оно лишь приобретает другие формы.
Однако, как победители, так и побежденные, в процессе экономической борьбы лишаются той формы свободы, которая во все времена считалась ее высшей формой - свободы духовной. Когда все устремления человека сужены до одной цели - достижение материальных богатств, духовная свобода перестает быть желаемой.
"Что я получу, если буду иметь духовную свободу? Поможет ли мне духовная свобода приобрести новый дом или последнюю модель автомобиля?", - говорит воспитанник экономической цивилизации.
Реальная свобода - это свобода выражать себя как личность, но у члена экономического общества само желание этого вида свободы атрофировано, свобода такого рода для него абстрактный фантом, словосочетание не имеющее конкретного содержания, реликвия далекого прошлого.