Название этих записок, конечно, многообещающее, но на самом деле - это просто отрывочные, без хронологической последовательности, некоторые события моей жизни, без претензий на какие-либо связывающие звенья между ею (моей жизнью) и жизнью страны и моего города, хотя если смотреть философски и широко - одно без другого просто не бывает.
Как песок во время отлива медленно и постепенно уходит из-под ног, так и время стирает из памяти не только события, встречи, нередко значительные куски жизни, но даже родные и до боли знакомые черты близких.
Время, действительно, лечит, уходит острота потерь, уходят воспоминания о плохом и недостойном, а остается только хорошее. Не могу определиться, хорошо это или плохо, не претендую на обобщения, но эта данность ( помнить только хорошее) предопределена мне природой. С одной стороны, прав царь Соломон - "И это пройдет...", с другой - не менее прав и Николай Добронравов, - "Ничто на Земле не проходит бесследно ...". Вот о некоторых моих следах на Земле, встречах и знакомствах с разными людьми, о моей семье и просто о разном эти записки.
Отдавая себе отчет в собственном писательском дилетантизме, надеюсь, что дети мои и внуки, а также некоторые близкие и родные люди, будучи, наверное, единственными читателями, узнают обо мне более того, что знали до этого ...
Родился я в середине Отечественной Войны , в 1942 году, в далеком от фронта "хлебном" Ташкенте, хотя на самом деле город был не такой уже хлебный, война ощущалась даже и в Ташкенте, но хлебосольным и гостеприимным он был всегда. Надеюсь, что остался таковым и сейчас.
Роль Ташкента в период Великой Отечественной Войны стОит отдельного большого разговора и переоценить ее вряд ли возможно.
В центре города рядом с Дворцом Дружбы народов в советское время стояла ( сейчас она куда-то перенесена) скульптурная группа, изображающая семью узбекского кузнеца Шаахмеда Шамахмудова, воспитавшего вместе со своей женой 14 детей-сирот, вывезенных в Ташкент из прифронтовых районов страны. Этот памятник - символ доброты, мужества , гостеприимства и мудрости узбекского народа, открывшего свое сердце и двери своего дома тем, кому было особенно трудно в лихолетье войны - детям. Но не только им - узбекские сердца и дома были широко открыты всем, эвакуированным в Среднюю Азию. Многие семьи после войны остались в Ташкенте и жили долгие годы в мире, согласии и дружбе со своими узбекскими соседями.
Во время войны в теплый Ташкент, наряду с эвакуированными , из западных районов страны съезжались сироты, беспризорники, хулиганы, мелкие воришки и т.п.
Мама рассказывала, что однажды на Алайском базаре она внезапно почувствовала, что у нее из сумки вытащили кошелек, в котором было немного денег и продуктовые карточки, и, хотя до конца месяца оставалось всего несколько дней, потеря карточек была очень проблематична для прожития этих нескольких дней. Мама начала кричать , охать , сокрушаться об исчезновении кошелька, и какой-то парнишка показал в сторону: "Он побежал туда". По какой-то внутренней интуиции мама решила, что поговорка "вор кричит- держи вора" сейчас, как раз, кстати . Она пошла рядом с этим мальчишкой и сказала первое, что пришло ей в голову и должно было сработать : "Я знаю, что кошелек своровал ты, немедленно верни кошелек, у меня муж начальник милиции, и через час на базаре будет на всех на вас облава". То ли он поверил ей, то ли пожалел, она сама не знала, он только процедил ей сквозь зубы : " Стой здесь, сейчас буду". Через 7-8 минут он вручил ей ее кошелек, содержимое которого оставалось нетронутым.
И еще один достаточно курьезный случай из этого времени. Мама решила продать часть, так называемой, кровяной колбасы, которую получала по продуктовым карточкам, и на вырученные деньги купить хлеб. И когда она стояла на рынке, держа в руках колбасу, подбежал беспризорник, откусил большущий кусок колбасы и был таков. Так бесславно закончилась мамина торговая операция.
Ташкент - город моего детства, юности , зрелости и , вообще , всей моей жизни - родился, учился , женился, работал , отсюда я с семьей уехал навсегда в Израиль, будучи не только зрелым , но почти пожилым, т.е. немного "недотягивал" до 60-ти.
Сейчас Ташкент - красивый, с широкими проспектами, каскадами фонтанов, высокими административными и жилыми зданиями, банками, гостиницами, а в моем далеком прошлом - это, в основном, одноэтажный тенистый и спокойный город, где было хорошо и уютно, жили в общих дворах , и только веками привыкшие жить большими семьями узбеки , проживали в старой части города в собственных частных домах. Были в Ташкенте, безусловно, и дома-особняки, в которых жила интеллигенция - это известные писатели, художники, профессора. Некоторые из этих особняков сохранились до настоящего времени. В самом центре города расположен прекрасный особняк оранжево-серого кирпича, в котором до революции проживал Ташкентский генерал- губернатор, Великий князь Николай Константинович, затем располагался республиканский Дворец пионеров ( в ряде его многочисленных кружков занимался я - в авиамодельном, фото, игре на домбре, резьбы по ганчу - все кружки были абсолютно бесплатными), сейчас в нем - одно из зданий Узбекистанского МИДа. Подобного типа здания были расположены в центральной части города : это клиники Ташкентского медицинского института, в котором мне посчастливилось учиться, и которые сохранились до сих пор , здание Центральной сберкассы на Пушкинской улице , которое в период реконструкции Ташкента после землетрясения 1966 года не могли снести обычными средствами - пришлось применять танки ( вот как строили !!) .
Многоэтажные дома тогда были немногочисленными, первые их кварталы появились в начале 60-х, а после семибального землетрясения 1966 года , когда вся страна пришла на помощь Ташкенту , строительство многоэтажек развернулось вовсю.
Вообще следует отметить, что, так же, как жизнь страны разделилась на " До... и После ... войны ", так и жизнь ташкентцев разделилась на " До ... и После ... землетрясения" (о самом землетрясении несколько позднее).
Центрами общественной жизни города были улица Карла Маркса ,так называемый Ташкентский Бродвей, Куранты и примыкавшие к ним Парк Горького и Сквер революции ( в центре которого вначале на высоком постаменте стояли несколько памятников и стелл, отражающих различные события ташкентской жизни , а в моей памяти -монумент Сталину, затем после 20 съезда Компартии Советского Союза на этом месте поместили огромный гранитный факел, огонь которого представляла собой лохмато-бородатая голова автора "Капитала"; сейчас там на красивом породистом жеребце восседает Амир Тимур, олицетворяя собой независимый Узбекистан), а также площадь с большим фонтаном, расположенным рядом с театром Оперы и балета имени Навои. Театр был построен после войны немецкими и японскими военнопленными по проекту известного советского архитектора Щусева, автора Мавзолея Ленина. Жизнь у фонтана всегда была какой-то загадочной, таинственной, с неким криминальным оттенком, там всегда крутились темные личности, проститутки, картежники...
В конце 40-х годов в Ташкенте появилось очень много греков, эвакуированных из Греции, благодаря совместному послевоенному договору между Сталиным и Тито после установления в Греции фашистского режима. Селились греки компактно, для них специально были построены греческие городки в различных районах Ташкента. Зимой, даже в снегопад или дождь, все греки ходили без шапок , что моментально распространилось в виде моды по всему городу, стало модным стричься в парикмахерской у греков, брюки шить у греков и даже делать ремонт в домах стало престижным приглашать греков. Многие из них на льготных условиях получили среднее и высшее образование , и среди них были очень хорошие врачи, инженеры, медсестры , учителя и другие . В период перестройки многие греки уехали, как теперь модно говорить, на историческую родину, хотя родились и выросли в Узбекистане; однако , часть , особенно молодые , остались , живут там и сейчас, а в Грецию ездят в гости и на отдых.
Работал со мной в Институте краевой медицины в гистологической лаборатории фотограф, грек по национальности, Георгис Фанасис Гоцис, называли его Георгий Афанасьевич. Приехал он в Ташкент молодым парнем в 1949 году, невысокого роста, кудрявый. Недолго проработав на заводе, научился фотографировать, уволился с завода и начал прирабатывать фотографом на фонтанной площади перед оперным театром. Зарабатывал до 900 - 1000 рублей в месяц. Однажды, в конце пятидесятых годов, подошел к нему заведующий гистологической лабораторией Института краевой медицины и предложил работу фотографа в лаборатории с зарплатой 300 рублей в месяц. Георгий даже не думал, согласился немедленно - сказалось мышление уроженца капиталистической страны: государственная работа, даже с минимальной зарплатой, стабильнее более выгодного, но не всегда гарантированного, частного приработка. Так и проработал Георгий всю свою жизнь в нашем Институте, причем судьба его была довольно печальна (я не имею в виду работу - работал он как раз очень успешно). Молодым он женился на русской девушке, родила она ему двоих детей ( дочь и сына), и жили бы они без особых приключений, если бы не его теща . Однажды, за обедом, во время какого-то разговора на повышенных тонах , она ему заявила : "Ты - греческая собака, и дети твои - греческие собаки". Георгий не стерпел, и, вилкой ткнув тещу в глаз, сел доедать пельмени. Тещу забрали в больницу, Георгия - в тюрьму. Посадили его на 6 лет, из которых он отсидел только четыре, и был освобожден раньше за добросовестный труд и хорошее поведение.За то время, пока он сидел в заключении, "своей смертью" умерла теща. Через несколько недель после его возвращения жена позвала свою подругу и предложила ей забрать Георгия, если он ей нравится - мнения "тещиного любимца" никто не спрашивал (квартира принадлежала жене). Подруге он нравился, и Георгий с небольшим узелком с рубашками, носками и двумя полотенцами переехал в другой дом, где о нем заботились и где он прожил довольно долго. Потом, будучи уже пожилым человеком, он стал жить с третьей женой - медсестрой санэпидемстанции, женщиной средних лет, у которой были взрослые дети и внуки, уважающие и почитающие Георгия. Он был довольно неплохим фотографом, в Институте его уважали , многие сотрудники просиживали с Георгием в его фотолаборатории за закрытыми дверями, играя с ним в шахматы. Был он заядлый курильщик, курил сигареты без фильтра, в течение многих лет кашлял , очевидно на почве бронхита. Умер Георгий в городской больнице в возрасте 70 лет теплым весенним утром, проводить его пришли многие сотрудники Института - детей своих, по-моему, с момента развода с первой женой, он более никогда не видел . Много лет назад, выпуская юмористическую рисованную и в стихах газету своей лаборатории, я написал : " А фото делал мой приятель - Эллады славной блудный сын..." - это о нем.
Возвращаясь в Ташкент пятидесятых, нужно вспомнить ,что торговой Меккой города был Алайский базар - гудящий, шумный ; смешение цветов , запахов и звуков, великолепие уложенных горками овощей , фруктов, тонны арбузов и дынь, мяса и птицы, незабываемый запах свежеиспеченных горячих лепешек ! Люди, никогда не бывавшие в Ташкенте , об Алайском слышали ( так же, как об одесском Привозе) , а когда в конце концов попадали в Ташкент, то одной из первых достопримечательностей Ташкента, которую следовало посетить, непременно был Алайский базар ! Кстати, житель Ташкента, где бы он ни жил впоследствии, никогда не говорит "рынок", а только "базар".
В Ташкенте тех лет были зимние и летние кинотеатры, большой стационарный цирк , оперный и русский драматический театры, прекрасные драматические узбекские театры, в которых играли блестящие узбекские актеры. Многие из них носили звание " народный артист СССР".
В конце 40-х и начале 50-х годов в Союзе демонстрировались, так называемые, "трофейные фильмы ", которые привозили из Германии, причем там были и американские, и английские, и , главным образом, немецкие довоенные развлекательные, приключенческие фильмы, без намека на политику. Одним из самых популярных фильмов, наряду с такими, как "Тигр Акбар", "Девушка моей мечты", " Дорога на эшафот", "Индийская гробница", " Багдадский вор" и другими, несомненно, был "Тарзан", о юноше , выросшем в джунглях, на деревьях. Вибрируя ладонью во рту, мы издавали громкие гортанные звуки, похожие на те , которыми Тарзан звал свою любимую Джен, в которую мы все тоже были безотчетно влюблены , или веселую, озорную и очень умную обезьяну Читу. Я вырезал себе из дерева кинжал и носил его на поясе, сделав из тряпок подобие набедренной повязки. Мы завязывали концы веревок на ветках деревьев, имитируя лианы, и раскачивались на них над арыками. Многие падали - сколько было сломано рук и ног - об этом знала только статистика больниц, куда попадали эти мальчишки.
---<<>>---
Когда я родился папа и мама были людьми уже не очень молодыми для первого ребенка ( маме было 31, а папе -41). Отец был освожден от фронта, т.к. работал Главным бухгалтером конторы Заготживсырье, поставлявшей кожу, бараньи шкуры и какие-то еще заготовки для бытовых нужд Армии и должность эта подлежала бронированию. Человек отец был тихий, скромный и замкнутый, и я даже не представляю, как бы он повел себя на фронте, настолько он был миролюбивым и не склонным ни к какого вида конфликтам человек. У него практически не было никогда близких друзей. Родом отец был из маленького украинского города Золотоноша и приехал в Ташкент в 1927 году. Образование его ограничивалось начальной еврейской школой и курсами бухгалтеров. Несмотря на ограниченное образование, не зная точно правил орфографии и синтаксиса, отец писал очень грамотно, практически без ошибок, как он сам говорил, по интуиции. Вот только почерк у него был настолько чудовищно неразборчивым, что свои редкие, короткие письма домой из командировок или отпусков он сам с трудом, иногда безуспешно пытался прочесть после своего возвращения - разобрать их без него не мог никто. Воспитываясь сам в простой семье, он, тем не менее , был человек очень тактичный . Так, например , он меня всегда учил : "Никогда не обижай никого у себя дома. Если хочешь высказать человеку что-то обидное и неприятное для него - выскажи все это на нейтральной территории, либо в доме у него". Я никогда не слышал, чтобы папа выразился нецензурно даже в сложные моменты жизни, и я, сам будучи любителем крепкого словца, никогда , даже став взрослым, не позволял себе " выразиться" в присутствии отца.
Человек он был простой и немного наивный, однако способный к учебе и работе , как, впрочем, и все члены его многочисленной родни. В семье его отца , деда Симхе ( в память по которому получил я свое имя ), было семеро детей - три сына и четыре дочери. Судьбы всех детей были разными, но у двух сестер - трагичными. Сын самой старшей из сестер, Ревекки, которого она воспитывала одна без мужа , очень умный и способный молодой человек, в середине 30-х годов где-то в кафе рассказал политический анекдот близкому товарищу, который, решив подстраховаться, донес на него куда следует, и Ривин сын исчез навсегда без суда, следствия и каких-либо известий о нем. Тетя Рива окончила свою несчастную жизнь в стенах Ташкентской психиатрической больницы в состоянии старческого слабоумия.
Одна из сестер отца умерла в 20-х годах во время эпидемии чумы в один день с мужем, оставив четырех детей-сирот, которые воспитывались в семьях братьев и сестер своих бедных родителей. Ни один из детей не был определен в детский дом...
Мой отец был самым младшим, и , наверное поэтому, самым любимым. Женился он поздно, в 40 лет, поэтому все мои двоюродные братья и сестры намного старше меня , а их дети , мои племянники, - мои ровесники. Деда Симхе я никогда не видел, он умер за несколько месяцев до моего рождения, был невысокого роста с окладистой бородой, обладал отменным здоровьем , никогда ничем не болел и умер в возрасте 85 лет после того, как поскользнулся и упал в бане. Военные годы и преклонный возраст деда , видимо, дали основание его детям особенно не хлопотать с выяснением конкретных причин его смерти и принять ее как должную.
Дед Симхе и бабушка Эстер
. Бабушка моя со стороны отца, Эстер, умерла еще при жизни деда и, по рассказам отца, была женщиной маленькой, тихой, жившей в ладах с окружавшей ее действительностью и со своим мужем. Это имя- Эстер- очень нравилось моей маме , и она мечтала, что если у нее будет внучка, назвать ее этим именем. Не получилось - родился внук !
------------<<>>-----------
Родители мои были людьми очень разными и по воспитанию, и по восприятию жизни. Мама, в отличии от отца, была человеком очень веселым, много читала, любила музыку, танцы, компании, старалась привить эту любовь отцу, но зачастую ей удавалось это слабо. Работала она тоже бухгалтером, но не главным, а обычным, что, впрочем ее совсем не тяготило, и к работе она относилась спокойно, без особенного рвения, однако, и без недовольства.
Моя семья.Ташкент,1955 г
Дед, со стороны мамы, Соломон, был родом из маленького украинского города Мариуполя , впоследствии переименованного в город Жданов, так как там родился один из ближайших соратников Вождя. Прабабка моя, мать дедушки Соломона, была акушеркой и принимала Жданова при его появлении на свет . В далекой молодости дед перебрался в Ташкент . Он был высокого роста, стройный и красивый, с молодых лет был близоруким и всегда носил пенсне. Таким я его запомнил.
У деда были две слабости: я, его единственный внук, и Сталин, которого он очень любил и почитал , с которым они были ровесники
( родились в один год ), и портрет которого постоянно висел над кроватью деда. Он носил полувоенного покроя костюмы, такие же, какие носил Сталин, и такую же, как у него, белую фуражку. Все было сшито из
" каламенки" - была в послевоенное время модной такая мягкая белая плотная ткань. Из нее дед заказал и для меня такого же покроя костюм. Может быть он хотел, чтобы я во всем походил на него. Меня дедушка любил беззаветно, потакая всем моим прихотям и желаниям. Во время НЭПа дед имел небольшой галантерейный магазин в центре Ташкента, ездил за товарами в Польшу, Германию , имел на Кашгарке хороший большой дом , обставленный гарнитуром орехового дерева ( когда мама мне рассказывала о доме деда, я предсталял себе мадам Петухову и Ипполита Матвеевича ). Дед был человеком очень добрым , и в его большом доме постоянно жили какие-то бедные родственники, которым было не только негде жить, но и нечего есть. В гостиной дедовского дома висела большая картина с изображением наездницы. Это был подлинник какого-то итальянского художника, который конфисковали во время обыска в период, так называемого, "раскула-чивания", после того, как в 1929 году НЭП "прикрыли". При обыске искали почему-то слитки золота внутри ножек от никелированных кроватей и драгоценности в подушках. Ничего, естественно, этого не было, но, тем не менее, дедушка был признан социально вредным и опасным элементом, дом и магазин были конфискованы , а он сам был сослан на Север, на строительство Свирской ГЭС. Пробыл там дед 8 или 9 месяцев и был освобожден по ходатайству бабушки, которая поехала вслед за ним и хлопотала перед дирекций строительства ГЭС о досрочном его освобождении. Дед очень плохо видел, носил постоянно пенсне , и вряд ли был резон держать его на строительстве в качестве рабочего, потому что пользы от него там не было никакой. Потом до пенсии дедушка работал каким-то уполномоченным - были в то время в различных учреждениях такие неопределенные должности.
Бабушка моя в молодости была очень красивой, впрочем, таковой она осталась до старости, прожив немного по нынешним меркам, всего 69 лет,
из которых последние 6-7 месяцев она пролежала в постели после перелома шейки бедра.
Отношения между ней и дедом всегда были замечательные, он ее иначе как "Женечка" не называл, я никогда не слышал, чтобы они разговаривали между собой на повышенных тонах. Жили они вдвоем недалеко от нашего дома в одной комнате с маленькой передней, я очень любил у них бывать и часто оставался ночевать.
Дед Соломон, бабушка Женя и мама
Умер дед летом 1952 года, за полгода до смерти обожаемого им вождя, умер у себя дома от инфаркта миокарда, практически на моих руках, мне было 9 с половиной лет и это была первая в моей жизни смерть родного человека, потом были бабушка, родители , родственники - и я всегда был рядом в эти трагические минуты безвозвратных потерь близких.
После дедушкиной смерти бабушка переехала к нам и до своей смерти в течение 5 лет жила с нами. До последних дней она оставалась красивой женщиной , худенькой, невысого роста и с белыми, как лунь, седыми волосами. Родители мои работали, и вырастила меня бабушка, она до 4 класса провожала меня в школу, что вызывало насмешки одноклассников, но переубедить еврейскую бабушку было невозможно.
---------------<<>>-------------
С еврейством вообще в нашей семье дело обстояло, наверное, как и у многих евреев бывшего Советского Союза : ни на идише, ни на иврите в семье никто не говорил за исключением некоторых идишских словечек, которые знали в России практически все. Я даже сейчас не могу точно сказать, знал ли мой отец идиш, потому что никогда не слышал чтобы он говорил на нем, однако, думаю , что все-таки знал , так как Золотоноша была маленьким украинским городком с большой еврейской общиной. Мама языка не знала, так как родилась и всю жизнь прожила в Ташкенте, но соблюдала и отмечала все еврейские праздники: на песах в доме всегда были маца и фаршированная рыба, на пурим - гоменташ ,сладкие пирожки с маком, на Рош-а шона ( еврейский Новый год ) - обязательная трапеза. Думаю, что сущности этих праздников в точности мама не знала, а просто отдавала дань еврейской традиции и соблюдала обычаи. В судный день ( йом кипур ) папа и мама постились. На кладбище, где были похоронены бабушка и дед , которое с родителями вначале посещал я , а впоследствии со мной и моей женой - наш сын, родители всегда заказывали молитву -"кадиш". О том, что такое Тора, Танах мы имели весьма поверхностное представление, а если точнее, то никакого.Уже много лет как ушли из жизни мои родители, но моя жена, не будучи еврейкой по национальности, с честью несет мамину эстафету, соблюдая еврейские традиции проведения основных праздников - Пасхи и Нового года.
Попутно, несколько слов о евреях в Ташкенте тех лет. Издавна в городе были две синагоги: бухарская, так называемая, сефардская , и европейская (или ашкеназийская), располагавшаяся в небольшом частном доме на тихой улице с оригинальным названием " тринадцати тополей". В синагогу на этой улице наша семья ходила один раз в год весной покупать мацу, которую пекли здесь же. Вкус и, особенно, запах этой свежеиспеченной мацы я ощущаю в своей памяти до сих пор !
-----<<>>------
В каждой семье обычно есть один или два человека, находящиеся как бы в центре, о жизни и поступках которых из поколения в поколение рассказывают правдивые , а нередко, и выдуманные истории , которых приводят в пример детям, с которыми советуются по разным важным событиям и при принятии ответственных семейных решений. Таким человеком в семье мамы был ее дядя, родной брат моей бабушки Александр Львович Шварц, дядя Саша, доктор медицины, окончивший еще в позапрошлом веке медицинский факультет Берлинского университета. Он работал врачом в Ташкентской старогородской амбулатории на Шейхантауре, сведения о его врачебной деятельности упоминаются в некоторых книгах по истории медицины в Узбекистане . В конце 20-х годов прошлого века дядя Саша эмигрировал в Палестину вместе со второй женой и дочерью. Прожив несколько лет в Яффо, пригороде Тель-Авива , он решил возвратиться, чтобы , как он выразился, "донести свои кости до старого еврейского кладбища в Ташкенте". Действительно, там его и похоронили.
Это был невысокого роста, очень красивый широкоплечий мужчина, с аккуратно подстриженной небольшой курчавой бородкой, всегда с тросточкой, элегантно и модно одевающийся. Дядя Саша свободно говорил на русском, немецком, фарси, иврите и узбекском языках. Он был дважды женат. От первой жены ( еврейки) у него были дочь и сын, оба музыканты. Дочь была доцентом Ташкентской консерватории, а сын - Лев Шварц жил в Москве и был в 50 - 60-х годах прошлого века довольно известным в СССР композитором, писавшим музыку для многих(более сорока) советских кинофильмов, таких , например, как "Анна на шее" , " Приключения Буратино" , "Золушка " и многих других.
От второй жены , русской по национальности, была дочь Ирочка (Ирой ее никто никогда не звал - только Ирочка ) , умершая от болезни почек (уремия) в 17 лет в 1936 году через полгода после смерти отца . Незадолго до своей кончины она сокрушалась : "как много осталось непрочитанных книг ...". Когда я слушал рассказы мамы об Ирочке, я почему-то всегда представлял себе Пушкина, прощавшегося в морозный январский день 1837 года со своими " друзьями" , окружавшими его на книжных полках. В память о дяде Саше мы с женой дали имя своему сыну.
Дядя Саша
Другим человеком в нашей семье, отношение к которому, было каким-то особенным, был двоюродный брат мамы дядя Боря, племянник бабушки. Это был высокий, ростом под метр девяносто, интересный мужчина, воевавший на фронтах Великой Отечественной, откуда привез молодую, хорошенькую, с тонкой талией докторшу Зиночку и годовалую дочурку. Разведясь со своей первой женой, он оставил себе сына от первого брака. Когда дядя Боря возвратился с войны, то я, четырехлетний, с восторгом рассказывал окружающим : " К нам приехал дядя Боря - здесь ордена, здесь погоны, здесь уши...".
Человек он был очень эрудированный, веселый, увлекался женщинами , любил шумные компании, где мог выпить достаточно много, но я никогда не видел его пьяным, только слегка навеселе, очень любил и знал много анекдотов, наизусть читал пушкинские эпиграммы, разгадывал практически все кроссворды, печатающиеся в то время в "Огоньке" . На всех семейных торжествах дядя Боря сидел во главе стола, произносил первый тост и всегда был тамадой . У него был несильный , но приятного тембра голос и неплохой слух. Были у него две любимые песни, которые он пел всегда по просьбе собравшихся за столом родных и друзей - песенка английского солдата
" Нашел я чудный кабачок, кабачок, Вино там стоит пятачок , пятачок. С бутылкой там сижу я на окне, Не плачь, милашка, обо мне ..." и романс
" Спустился вечер на Барселону, Гитары звуки волнуют кровь, Сойди с балкона, моя красотка , Моя красотка , моя любовь ...".
До войны и на фронте он был связистом, демобилизовался в звании майора. После войны пошел работать в торговлю , в 40 лет окончил торговый институт, затем работал в снабжении. Овдовев в Ташкенте, уехал с сыном и его семьей в Израиль, где, прожив около 10 лет, умер в возрасте 90 лет, пережив своего 69-летнего сына на полтора месяца. В последние 3-4 года в Израиле мы сблизились с дядей Борей, проводя вместе достаточно много времени, и сейчас , после его смерти, мне очень его недостает.
Тетя Зина , его жена, была врачом кожно-венерологом. Она была русская по национальности. Однажды в 1952 году, в период судебных процессов над " врачами -убийцами", к ней на прием пришел пациент и попросил перепроверить рецепт, который ему выписал врач в соседнем кабинете. Посетитель боялся , " как бы доктор - еврей не прописал бы ему , русскому, отравы". Тетя Зина швырнула ему назад этот рецепт, попросила немедленно выйти из кабинета , прочесть ее фамилию, написанную на дверях и больше на прием к ней не приходить - она носила фамилию мужа .
Дядя Боря и тетя Зина
---<<>>---
Воевали также на фронте два племянника деда - Семен и Осип. Осип попал в немецкий плен и остался в живых только благодаря своей фамилии Шапиро и родному украинскому языку ( его приняли за украинца) , в конце войны был из плена освобожден советскими войсками, а затем сослан на 10 лет в Норильск на строительство никелевого комбината. Две родные сестренки Осипа, близнецы Вера и Паня были заживо сброшены фашистами в шахту во время оккупации Украины. Им было по 17 лет.
И еще один член нашей многочисленной родни ушел на войну в первые дни. Это муж моей двоюродной тети Сони Зиновий, Зяма, как все его звали, который пропал без вести в первые дни войны, и имя которого я случайно нашел на бронзовой Доске на Аллее Памяти в центре Ташкента.Эта Аллея была воздвигнута на границе старого и нового города рядом с давно существовавшим мемориалом Вечного огня в 1998 году. К этому времени тетя Соня уже умерла, дочь ее Женя переехала жить в Америку.
В молодости тетя Соня была высокой , немного полноватой, но статной девушкой необыкновенной красоты с толстой до пояса косой. Работала она в бухгалтерии под началом моего отца, она и познакомила его со своей двоюродной сестрой - моей будущей мамой. Зяма свою Сонечку просто обожал. Сам он , по рассказам родных, был всегда улыбающимся , добрым человеком с пышной кудрявой шевелюрой, чубом спадающей на глаза, балагуром и весельчаком, у которого в запасе был всегда новый анекдот.
После войны тетя Соня вновь вышла замуж за инженера по профессии, человека исключительно добродушного, скромного, безоговорочно принявшего в свое сердце шестилетнюю Женечку, любящего ее как родную дочь, и никогда не делавшего различия между ней и своим впоследствии родившимся сыном. Болела тетя Соня долго, в течении более пяти лет не выходила из дома, но радио, телевизор и многочисленные газеты позволяли ей до последнего дня быть в курсе всегда интересовавших ее новостей. Уехать в Америку с дочерью она не смогла, умирала долго и тяжело на руках у сына.
------<<>>-------
Себя в детстве я помню плохо. Какими-то отрывочными эпизодами вспоминается детский сад. Помню как танцевал ямщика в "Тройке", даже помню мелодию, а кто из девочек танцевал со мной лошадок не могу припомнить.
Лето... У всей группы послеобеденный тихий час, все легли в кроватки, но еще не спим. Владик Долматов, воспитанник нашей группы и сын нашей воспитательницы Лидии Федоровны, неожиданно вбегает в спальню и кричит: "Моя мама купается в душе! Пошли смотреть...". И вся группа, как стадо бизонов, несется во двор, окружая летний душ, построенный из соломенных стенок, сквозь щели в которых все с любопытством глазели на любимую воспитательницу. Детский сад я любил, воспитательниц - Лидию Федоровну и Клавдию Михайловну , женщин добрых и хороших, вспоминаю до сих пор. Помню и многих детей.
----<<>>----
Мы с Софой ходим в одну группу детского сада, наши мамы - близкие приятельницы. В середине января Софе исполнилось 6 лет, и ее родители пригласили детей на празднование этого знаменательного события , собралось человек десять - двенадцать. После праздничного стола устроили детские выступления, и, когда толстая Мира начала громко, с пафосом и выражением читать какие-то стихи и при этом настолько ужасно картавить, Долик, двоюродный брат имениницы, и я не удержались и начали смеяться, причем Долик, как более старший, умный и осторожный, смеялся, спрятавшись за кресло, а я смеялся открыто, не предвидя последствий. Антонина, Тося, как ее все называли, Софина тетка, строго меня отчитала и заявила, что я не умею себя вести , мне не место в приличной компании, и мне следует отправляться домой. Время было примерно часов 7 или 8 вечера, январь месяц, темно, сыплет мелкий снег, и шестилетний ребенок , которого фактически выгнали из гостей, один бредет домой. Мне было горько и обидно, я плакал от острой жалости к самому себе.
Через много - много лет, когда я увидел фильм "Свадьба" по Чехову, где "свадебный генерал" , выгнанный со свадьбы, шел домой , осыпаемый пухом из подушек, как снегом, я вспомнил себя, шестилетнего, и мне до слез было жаль этого маленького, седого и очень доброго человека.
-----<<>>-----
Мне 8 или 9 лет. Моему троюродному брату Эмилю, жившему со мной в одном дворе, и его школьному товарищу Володьке Трубникову - лет по 13-14. Моя тетка, мать Эмиля, была врачом кожно-венерологом, и одним из ее пациентов был некий Юлдашев, работавший шпрейхшталмейстером в Ташкентском цирке. Он неоднократно приглашал тетку в цирк вместе с детьми.
Поздней весной, в одно из воскресений тетя Зина посоветовала нам троим пойти в цирк на дневное представление и обратиться к Юлдашеву от ее имени с просьбой провести нас по контрамаркам, без билетов. К нашему "несчастью" у Юлдашева в этот день был выходной , денег на билеты у нас не было, и мы решили проскочить мимо билетера. Старшие проскочить сумели, а я, естественно, нет. Я был позорно пойман и отправлен билетершей восвояси. Самое ужасное, что я не знал дороги домой, потому что нужно было ехать трамваем 6 или 7 остановок, а каким номером я понятия не имел. Я вынужден был в течение 2-х часов на улице под солнцем дожидаться, пока мои старшие товарищи наслаждаются цирковым представлением. На улице были слышны музыка, смех , аплодисменты. А цирк для меня всегда был, и по сей день остается праздником !
----<<>>-----
10 лет я учился в одной школе, лучшей школе Ташкента, носящей, естественно, имя Сталина. Школа наша и Ташкентское Суворовское училище делили 1-е и 2-е места по успеваемости в городе. Школа располагалась в самом центре города, была большая, четырехэтажная, с широкими коридорами, просторными классами и большими окнами. Лестницы были каменными и широкими, на перилах набиты деревянные ромбики, дабы мы даже не помышляли о том, чтобы скатиться вниз верхом по перилам. Полы были деревянными, окрашены краско-коричневой краской, причем красились они обычно раз в несколько лет, а ежегодно летом перед началом занятий просто натирались какой-то мастикой или маслом с довольно резким специфическим запахом. Этот необычный запах и был для меня, запахом первого сентября , началом занятий, началом самого значительного и важного отрезка моей тогдашней жизни - школы. Восемь похвальных грамот " За отличные успехи и примерное поведение ", полученных мною с первого по восьмой класс, я храню и сейчас вместе с серебряной медалью. На каждой грамоте два портрета вождей - Ленина и Сталина , и подпись директора - Ерванда Григорьевича Саруханова. Высокий, с широким плоским лицом, он вызывал страх у всех без исключения - от учеников до завуча. Когда он медленно,сцепив руки за спиной, шел по длинному школьному коридору, ученики стрались "вжаться" в стену, лишь бы не попадаться на глаза , хотя грозным и неприступным он только казался, на самом деле он был добрым, безвредным и безобидным человеком, к тому же любящим выпить. Преподавал он нам Конституцию СССР - был в то время такой предмет !
Одно из самых ярких впечатлений раннего школьного возраста - внезапная и трагическая смерть учительницы нашего 3-го "б" , молодой и красивой Елены Михайловны Каспарян, которой было всего 26 лет. Муж ее был армянин, фронтовик, военный летчик, Герой Советского Союза. Худенькая , невысокого роста, Елена Михайловна была жгучей брюнеткой с синими глазами и постоянным румянцем на щеках.
Умерла она поздно вечером 5 декабря на улице , по дороге из гостей, якобы, от кровоизлияния в мозг. Этот день, День конституции СССР, во многих семьях отмечался как праздник.
Мы, 9 - 10тилетние третьеклассники, стоим в почетном карауле по углам гроба , нам очень страшно и в то же время любопытно смотреть на безжизненное, но все еще красивое, за два с половиной года ставшее уже близким и родным лицо первой учительницы. И страшно, и хочется смотреть еще и еще.
Почти всех учителей помню и по именам, и их характеры, и причины, по которым одних учителей любили, других уважали, некоторых и любили и уважали , а кого-то не признавали вообще. Так, например, в 9 классе нам преподавал химию Юлий Моисеевич Шваб , бывший заведующий химической лабораторией на одном из заводов. Может быть лабораторную химию он и знал, но , как учитель, он был никакой, весь материал читал по тетрадке, которую безуспешно старался замаскировать среди пробирок и химических стаканов; он совершенно не умел учить, он не знал что такое ученики, имел очень отдаленное представление о методике преподавания, а в основном , конечно, учителя в одной из самых престижных школ Ташкента, какой была 50-я школа, были высоко профессиональными, достаточно строгими, но справедливыми. Не помню, чтобы к кому-то особенно придирались или относились несправедливо, хотя были и любимчики, но в целом школа была очень достойной.
Хотелось бы вспомнить классную руководительницу нашего 10 б Александру Павловну Коробейникову, прекрасного учителя русского языка и литературы.Семьи у нее не было, детей тоже, школа была для нее всем. Помню, как она, медленно , держась за дужку большим и указательным пальцами, снимала очки и, растягивая слова, объясняла нам значение недавно вошедшего в молодежный сленг слова "кайф" : " Кейф, ребята, - турецкое слово,означающее питье кофе и курение сигар после обеда".
Невысокого роста, очень живой, энергичный, немного взрывной учитель географии Николай Николаевич Федяй, одним из любимых выыражений которого, было: "Перестань болтаться по классу, как ишачий хвост на ветру".
Вспоминаю добрым словом учителя математики Петра Николаевича Островского, уже пожилого, тихого, чуть сгорбленного человека по прозвищу "Похитун"; преподавателя физики, очень принципиального, блестяще знающего свой предмет, Льва Меировича Рудницкого , высокого роста, с палочкой , прихрамывающего на правую ногу.Он был несколько суховат, почти никогда не проявлял эмоций и не выражал своих чувств. К сожалению, мы уже не застали легендарного преподавателя математики в старших классах Арона Хачатуровича Айвазяна ( к тому времени он уже ушел на пенсию), полного, с лысой , круглой как шар головой, который любил говорить: "Бог знает математику на пять, профессора на четыре, я на три, а вы все - на двойки и единицы". Но все это было шуткой, на самом деле математику его ученики знали неплохо, его любили , но иногда подшучивали над ним совсем не по-доброму - умудрялись потихоньку, незаметно сыпануть ему летом на вспотевшую лысину несколько кристалликов чернильного порошка - результат, естественно, был налицо ( в прямом смысле ).
Завучем был преподаватель истории Владимир Владимирович Барабаш, молодой , интересный и импозантный мужчина ( это все я мог уже оценить потом по фотографиям, а не будучи пятиклассником), который затем стал секретарем Ташкентского Горкома компартии.
Особо хочется вспомнить Георгия Яковлевича Ирлина, учителя физкультуры. Он пришел работать в школу после Службы в военно-морском флоте. Среднего роста, атлетического телосложения, короткие рукава его финки едва не лопались от мощных бицепсов. Впоследствии, окончив институт, стал преподавать биологию,а затем, вообще оставив учительское поприще, стал ведущим диктором Узбекского телевидения, известным всей республике.
И последнее, мы тогда даже не задумывались о наших национальностях, вся школа и наш класс, в частности, были полностью интернациональными, и на эту тему практически никогда не возникало ни трений, ни конфликтов."
Некоторые учителя жили во дворе школы, двор был огромный , представлявший собой округлую площадь, по периметру которой и жили наши учителя, в том числе и директор школы . Среди живших во дворе школы, был и завуч Василий Феофилович Ермолаев, преподававший математику, впоследствии ставший директором школы. Это был интеллигентный и благороднейший человек, знавший почти всех учеников старших классов не только по фамилиям , но и по именам. Его никто не боялся, но все любили и уважали. Много лет спустя, будучи заместителем главного врача правительственной больницы, я принимал Василия Феофиловича на лечение, и мое теплое и внимательное отношение к моему старому учителю вызвало у него слезы признательности и умиления. Несколько лет назад, когда я уже жил здесь в Израиле, в Ташкенте отмечали столетний юбилей Василия Феофиловича .Умер он в 2003 году в возрасте 101 года. Пусть земля Вам будет пухом, дорогой Василий Феофилович. Мы Вас помним...
---<<>>----
Ребенок я был в общем не очень проблемный: учился всегда хорошо, вел себя тоже не очень плохо (до 8 класса), был покладистым. Родители мне обещали, что, если я окончу с отличием 6-й класс, то мне купят велосипед. Затем, когда я свое обещание выполнил, они, побоявшись, видимо, проблем на дорогах, предложили мне вместо велосипеда фотоаппарат. Я уже упомянул, что был покладистым ребенком, поэтому , естественно, согласился и стал обладателем "Любителя", красивого широкоформатного фотоаппарата, приятно пахнувшего новой пластмассой. Я обложился книжками "45 уроков фотографии" , "Справочник фотолюбителя" и дело постепенно пошло ...
Печатал я фотографии ночью, когда родители уже спали, и было страшно интересно и таинственно, когда под лучом красного фонаря в ванночке с проявителем постепенно появляются знакомые лица или предметы. Фотографии были квадратными, маленькими 6 на 6см , но до сих пор эти, порой, темные, часто некачественные фотки -память о дорогих и близких людях : родителях, соседях, родственниках, друзьях, и даже о нашей маленькой, единственной в моей жизни собственной собачке, дворняжке с коровьим именем "Зорька", которая жила у нас в течение 10 лет и погибла от воспаления легких, несмотря на проводимое мной активное лечение уколами антибиотиков. Я учился на 3-ем курсе медицинского , и потеря собаки была таким горем, что чуть не "завалил" экзамен по микробиологии.
-----<<>>------
Март 1953 года, в течение 5 дней вся страна со страхом и замиранием сердца следит за "состоянием здоровья товарища Сталина". Пятого марта, когда объявили конец, моей бабушке вызвали скорую; народ потерял "отца" и не знал как жить дальше. 9 марта, в то время, как в Москве шла процессия похорон, мы, третьеклассники, вместе со всей школой, вместе со всеми жителями города правильными колоннами направлялись к Скверу Революции, где в центре на высоком постаменте стоял монумент Сталина. Сотни венков, тысячи букетов цветов, траурная музыка, вдоль дороги ряд машин скорой помощи, слезы , стоны, крики. Внезапно на одной из улиц толпа народа начала прорываться вперед и стала напирать на нашу шеренгу , на детей, идущих вместе с учителями и вожатыми к Скверу. Какой-то высокий смуглый мужчина встал посреди тротуара и зычным надрывающимся голосом закричал: "Люди ! Остановитесь! Впереди дети ! Сейчас толпа их раздавит!" . И люди остановились. Мы дошли до Сквера, в организованном порядке обошли монумент, у подножья которого высились горы цветов, затем более или менее спокойно возвратились в школу. В Москве дело обстояло намного страшнее - тысячи погибших, задавленных толпой во время похорон Сталина.
С именем Сталина вспоминается один забавный эпизод. В клинике Ташкентского Медицинского института , в середине широкого лестничного пролета между первым и вторым этажами стояла большая, растиражи-
рованная по всей стране, скульптура " Ленин и Сталин" , где Ленин по-отечески обнимает своего преемника, положив ему руку на плечо. После 20 -го съезда партии , когда развенчали культ личности Сталина и осудили его роль в массовых репрессиях, тело вождя вынесли из Мавзолея, а на местах стали сносить все памятники диктатору. Я в то время , учась в институте, одновременно работал мед.братом в хирургической клинике и по ночам часто дежурил. Примерно в час ночи пришли какие-то люди, потребовали закрыть входные двери всех клиник и никого из больных не выпускать в холл, затем явилась бригада (человек 5-6) рабочих, аккуратно с помощью зубил и других мощных инструментов " вылущили" Сталина из скамейки, дефект зашпаклевали и сразу покрасили. К утру удивленные студенты, сотрудники и больные обнаружили одиноко сидевшего и скучающего Ильича, и студенты во время перерыва между лекциями устраивались по двое-трое на вакантное место рядом с Лениным.
К скульптурам и памятникам у меня вообще всегда было какое-то особое отношение, обычно они так "сживаются" со свои местом, что если их сносят, переносят на другое место, и на их месте появляется что-то другое, на меня это действует удручающе.Так, в Ташкенте после провозглашения независимости Узбекистана, перенесли на другие места памятники Горькому и Гагарину; памятники Ленину, Дзержинскому, Гоголю и Фрунзе снесли совсем, хотя памятник Пушкину, установленный в 1974 году в связи с 175 летием со дня его рождения вначале улицы, носящей имя поэта еще с дореволюционных времен, переместить не решились.
----<<>>-----
В детстве и даже будучи взрослым, я любил парады, демонстрации, мне нравились веселье и музыка на улицах, пение и танцы на площадях, встречи со знакомыми и приятелями. Под окнами нашей квартиры в дни праздников собирались колонны демонстрантов с песнями, танцами, музыкой. Первое мая и Седьмое ноября были моими любимыми праздниками, наряду с Новым годом и Днем Победы. Я вообще всегда был человеком "общественным" - любил собрания, пятиминутки, научные конференции, всегда с удовольствием ходил на субботники, любил общаться с друзьями, сотрудниками не только в рутинной рабочей, но, как теперь говорят, в неформальной обстановке.
Демонстрация 7 ноября 1975 года, г. Ташкент
------<<>>------
До 6 класса учились мы отдельно от девочек. И вот в 6 классе пришли эти загадочные создания в коричневых платьях и черных сатиновых фартуках, с бантами , заплетенными косами, учиться стало сразу интереснее, появилось даже желание каждый день ходить в школу. Я вообще за десять лет учебы занятия в школе почти не пропускал, обычно я заболевал а первый день каникул и выздоравливал - в последний.
Училась с нами в классе Зоя Юсупова, дочь Первого секретаря ЦК Компартии и Председателя Совета Министров Узбекистана. Власть этого человека в республике была практически безгранична, жил он в центре города, на улице Лермонтова (которой сейчас практически нет вообще), в одноэтажном большом коттедже, за серым каменным забором. Вход охранял пожилой, с седыми усами, милиционер-узбек, который без всяких проблем пропускал в дом группу одноклассников "к Зое". Никогда не кичилась высоким положением своего отца и не выделялась Зоя среди нас, никогда и ничем ее не выделяли и учителя - оценки она получала заслуженные. Впоследствии Зоя окончила химфакультет Университета, защитила кандидатскую диссертацию и работала долгое время в Академии Наук Республики. Чтобы понять какое это было время, и с девочкой из какой семьи мне повезло учиться приведу отрывок из книги Мастуры Исхаковой о семье Усмана Юсупова.
" В войну он редко бывал дома. Случалось, месяцами, ездил по областям, жил на больших стройках. Юлия Леонидовна, жена, работала в Наркомате лёгкой промышленности. Занималась она и детскими домами. Однажды на вокзале, когда встречали вагоны с прибывшими детьми, стриженная русская девочка, увидев Юлию Леонидовну, назвала её мамой. Но тут же смолкла, поняв, что ошиблась. Юлия Леонидовна привела девочку домой. Так в их дружной большой семье появилась пятилетняя русская девочка Фаина. С мужем ничего не согласовывала; знала, он одобрит. Потому что сам из каждой поездки в своём служебном вагоне привозил детишек, подобранных на дорогах и вокзалах. Устраивал в детские дома, а кто постарше - на работу. Когда Усман Юсупов приезжал домой, на Гоголевской улице - для всех наступал короткий праздник. Юлия Леонидовна как всегда хлопотала у плиты. Старалась в это тяжёлое время для домашних сообразить что-нибудь на стол. За большим столом папа рассказывал последние новости с фронта. Даже маленькая дочь Инесса живо принимала участие в разговорах о войне. Старший сын Юсупова, Леонид, уехал на фронт, он служил у Сабира Рахимова. Семья расширилась: родилась - дочь Зоя..."
Такую школьную форму носили мы в 1954 году
Первую девочку, в которую я влюбился, звали Инна Алимова ( на фото - не она ). Помню как ранним зимним вечером, возвращаясь из школы после занятий во 2-ю смену, двое шестиклассников , я и Юра Петущак ( красивый, высокий белокурый мальчик, ставший впоследствии " русским красавцем" и бортинженером на современных самолетах большой гражданской авиации), провожали Инну домой и решили у нее выяснить - с кем из нас она хочет дружить? Естественно, она предпочла Юру полноватому и стеснительному мальчику, т.е мне. Слезы обиды и ревности душили меня, но со счастливым соперником мои отношения не испортились.
--------<<>>-------
Было мне лет 13-14, году эдак в 1955-56 , а может быть и раньше, мама решила взять в дом домработницу . Интересное было время - материально жили очень трудно, зарплат явно не хватало для нормального более или менее обеспеченного существования, однако, многие нанимали домработниц, хотя квартиры были , в основном, небольшие, убирать особенно было нечего, да и с обедами работы было немного, а , впрочем, набиралась и стирка, и глажка, и, все-таки, уборка, присмотр за детьми - работы хватало. Квартира у нас была небольшая, 2 комнаты , одна из которых проходная, и кухня. Откуда мама привела Надю, так звали домработницу, точно не помню. Лет ей было, наверное 18-20, выше среднего роста , "сбитая" , красивая деваха ; на четырех пальцах руки была татуировка - " 1937" , не левом плече - могильный холмик с березкой и надпись " Спи спокойно, дорогой папа ". Она была детдомовская, родителей своих не помнила, родственников и близких у нее, по- моему, не было. Нраву она была веселого и жизнерадостного, всегда с улыбкой и в хорошем настроении. Как было принято в те годы, когда ванные в домах были исключительной редкостью, по субботам или воскресеньям все ходили в общественную баню. Мама брала с собой Надю. Со слов мамы, Надя , вместо того, чтобы мыться, ходила намыленая по всей бане и беседовала с моющимися на любые темы : про политику, цены на продукты, про знакомых и т.п. Затем она подходила к маме и с радостью ей сообщала : " Тетя Люба ( так она всегда называла мою маму), я им всем сказала, что Вы - моя мама ! ". Мама смеялась и говорила: " Надя, не позорь меня , чего ты ходишь и болтаешь со всеми ? Иди мойся, уже домой пора ".
------<<>>-----
Общие дворы ... - Ташкентский ( и Тбилисский, и Одесский, и Ереванский) вариант коммунальной квартиры: все на виду, все знают друг о друге всё: кто что готовит на обед, кто с кем дружит, кто с кем спит, кто что купил, кто собирается жениться, кто разводиться; разница только в том, что вместо тесного узкого коридора коммунальной квартиры, уставленного лыжами, сундуками и велосипедами, - тенистый большой двор с общественной туалетной в конце и тремя кабинами летнего душа, сделанными из фанеры; на крыше был установлен большой металлический бак, вода в котором нагревалась летом от солнца; зимой, естественно, душ не функционировал.
Особенность нашего двора состояла в том, что он являлся частью организации, в которой работали все жители нашего двора; двери из этой организации ( Республиканская контора "Заготживсырье" ) непосредственно выходили в наш двор, в конце двора были гаражи и склады . Самый большой дом, состоящий из 4-х комнат с большой верандой и подвалом, в который вела со двора большая каменная лестница, занимал управляющий конторой Григорий Самойлович Канцепольский, высокий, худощавый с гордо посаженой седой головой и орлиным профилем, напоминавший артиста МХАТа Анатолия Кторова, только значительно выше ростом. Григорий Самойлович, так же , как мой отец, имел бронь и в Войне не участвовал, но его семнадцатилетний сын Эммануил ушел на фронт в самом начале войны и, пройдя всю войну, вернулся после небольшого ранения . Интересно, что его мать, Елизавета Ефимовна, говорила , что она очень переживала и волновалась за сына в период его пребывания на фронте в течение трех с половиной лет, но если бы ушел на фронт муж, она бы этого не пережила. Вот уж, действительно, неисповедимы пути твои, Господи ! Редко встретишь такие мысли у еврейской мамы.
Возвращаясь в наш двор, не могу не вспомнить , что на ступеньках подвала Канцепольских работал жестянщик Кива, рыжий кудрявый еврей, отец двух таких же рыжих двойняшек-дочек, в сопровождении которых его жена Циля , такая же рыжая , ежедневно приносила ему обед. Делал Кива , в основном, водосточные трубы, листы для кровли и другие мелкие хозяственные вещи из жести. Где Кива жил и чьи заказы выполнял никто толком во дворе не знал.
К квартире Канцепольского примыкали квартиры бывшего управляющего Трубникова и заместителя моего отца Логинова, затем шла наша квартира, состоящая из двух небольших комнат, одна из которых проходная, и кухни. В дальнем конце двора жил шофер Илья Попов с женой Валей и тремя детьми. Семья очень спокойная, серьезная и порядочная; Илья много лет проработал водителем в "Заготживсырье" и был уважаем всеми, от управляющего до уборщицы.
Квартира, ранее состоящая из трех комнат, когда-то была разделена; в двух комнатах разместилась семья Бурнашевых, глава которой Ибрагим Халитович, до пенсии занимал какую-то руководящую должность в конторе, одну комнату занимала Верка ( так ее все называли, хотя по - татарски ее звали Рукия) Ахмедзянова, работавшая в конторе уборщицей. Через весь двор , громко , она кричала соседке Лиде Лихтенштейн, пожилой еврейке, жившей вдвоем со взрослой дочерью в комнате на балхане ( второй этаж) : "Ли-и-да ! Иди пер - тарой ( первое-второе) кушать, а то астынет". Там же на балхане жил вернувшийся с фронта мой дядя Боря со своей семьей - женой Зиной, дочерью Ларисой и сыном Эмилем. Жили они вчетвером в десятиметровой комнате, в которой порядок всегда был идеальным , несмотря на тесноту. Вообще аккуратность и чистоплотность тети Зины иногда доходила до самоистязания - такой она была всю жизнь: когда жила в одной комнатке на балхане и потом, когда жила в большой трехкомнатной квартире с паркетными полами, современной мебелью , множеством хрусталя и дорогой красивой посуды.
На балхану вела крутая деревянная лестница с покосившимися перилами. Под балханой жила семья Гарибян: Арцив Барсегович, в прошлом артист балета оперного театра , а затем ветеринарный врач "Заготживсырье", его жена - Сарра Исааковна, цыганского типа красивая еврейка, одесситка, умная , хитрая и очень общительная женщина. Она нигде и никогда не работала, была в курсе всех дворовых разговоров и сплетен, которые нередко распространяла сама. Муж ее очень любил, иначе, чем Саррочка, не называл, но если ему нужно было что-то ей громко сказать в общественном месте, - трамвае, автобусе, среди незнакомых людей,- он стеснялся имени Сарра и называл ее Анжелочка , по имени их дочери. Остроумие Сарры Исааковны иногда "заносило" ее. Так, когда она поссорилась с соседкой Зиной, моей теткой, то двум своим свиньям, которых она содержала в кладовке в конце двора , она дала клички "Борька" и "Зинка" и несколько раз на день громко звала свиней этими кличками.
В углу двора жила Дуся Цуканова с 19 - 20 -летней дочерью Валей, златокудрой красавицей с великолепной фигурой, на которую бегали смотреть в летний душ все ребята нашего двора, проделав дырочку из соседней кабинки. Строгим нравом и "тяжелым" поведением Валя не отличалась, интерес к ней всей мужской половины нашего коммунального двора был повышенным. Даже мой семидесятилетний дед Соломон иногда поднимался на балхану к своему племяннику Боре и они долго и детально обсуждали Валины достоинства, и в шутку сетовали на возраст деда и болезнь дяди Бори.
-------<<>>---------
Пионерские лагеря .... Их роль в нашем детстве была особой: в лагерях мы становились самостоятельными на 21 день . Воспитатели, пионервожатые - все это было , но не было рядом родителей , мы хотели больше самостоятельности, но с каким нетерпением ждали мы воскресений, когда по радио назовут твою фамилию и ты бежишь на площадку перед воротами лагеря, чтобы поскорее увидеть два самых родных лица - маму и папу, которые привезли что-то домашнее и очень вкусное - пирожки, котлеты, фрукты, можно посидеть с ними , поговорить и потом снова стать самостоятельными еще на неделю, до следующего воскресенья. А какие замечательные были пионерские костры в последний лагерный вечер! После костра ночью никто не спал - мы мазали друг друга зубной пастой, кидали друг в друга подушками , вообщем, "бесились", но все это было
по - детски наивно и беззлобно. Нам было хорошо в лагере, и все же очень хотелось домой !
----------<<>>--------
Послевоенная жизнь в Ташкенте была трудной , небогатой, скорее бедной, хотя стали появляться продукты в магазинах, отменили продуктовые карточки, хотя с одеждой и обувью было хуже. Первый костюм мне сшили на выпускной вечер в школе из темно-зеленого, бутылочного цвета материала. Я получил серебрянную медаль и , по мнению родителей, должен был выглядеть" не хуже других". Портной, естественно, был пожилой еврей, все называли его Фройка ( наверное он был Эфраим), шил он долго, но тщательно, красиво и " с душой". Вспоминая мои многочисленные примерки, не могу одновременно не вспомнить известный анекдот , когда одесского портного-еврея упрекали в длительном времени пошива брюк, тогда как бог даже мир создал за семь дней , портной возразил: " Посмотрите на этот мир и посмотрите на эти брюки!" А настоящее пальто из ратина мне купили в Комиссионном магазине , когда я учился уже на 2 курсе института . Хотя оно было размера на 2 больше, чем нужно, с чужого плеча, я чувствовал себя в нем настоящим денди, модным и независимым.
--------<<>>--------
Первый в своей жизни телевизор я увидел в 1956 году в гостинице "Золотой колос" при ВДНХ в Москве( в Ташкенте еще телевизоров не было), куда приехал вместе с отцом. Он ездил на какой-то семинар на ВДНХ и взял меня. Не помню какой это был телевизор, но точно - не КВН, со средней1 величины экраном, без линзы. Шел фильм " Свадьба с приданным" , и нежный , неповторимый голос Веры Васильевой , сохранившийся до сего времени, театральные декорации( это был фильм-спектакль Московского театра Сатиры) ,и простая история деревенско-производственной любви до сих пор остались в моей памяти, как одно из замечательных событий отрочества.
-"На всю жизнь вместе. Да, Максим ? - Да, Ольга . -Любишь? - Люблю . - А ... я сама , я сама знаю как сеять... Берешь назад? -Не беру!" ...На крылечке твоем , каждый вечер вдвоем мы подолгу стоим и расстаться не можем на миг. До свиданья скажу, возвращусь и хожу....До рассвета хожу мимо милых окошек твоих ... Я люблю тебя так, что не сможешь никак, никогда никогда ты меня разлюбить..
Вот такая была тогда любовь... И не только на экране...
--------<<>>------
Начиная с детсадовского возраста, я дружу с двумя товарищами - Вадимом и Рафаэлем - Вадиком и Рафиком. Я и Вадим, мы жили рядом со школой, в соседних домах на одной улице, Рафик жил подальше - одна трамвайная остановка . Вадим и Рафик стали "технарями", Рафик - инженер - механик, Вадим - физик, я стал врачом . Дружба наша продолжается много лет, до сих пор. Рафик с семьей живет в Израиле, продолжаем мы дружить и с женой Вадима, также проживающей в Израиле, сам же Вадим со второй женой перебрался из Ташкента в Москву и как-то постепенно отдалился от нас .
С Рафиком мы 10 лет просидели за одной партой и оба окончили школу с серебряными медалями. Рафик и его семья - по сегодняшний день наши самые близкие друзья.
На природе с Рафиком и его женой. Израиль, 2005 год
Когда мы были еще "зелеными", по тогдашним понятиям , шестнадцатилетними детьми , мои родители уехали в Дом отдыха на 2 недели с условием, что мои друзья весь этот период будут жить у меня - мы убирали квартиру, готовили себе обед , ходили за покупками в магазины и на базар, вечером, ни у кого не отпрашиваясь, в Дом офицеров на танцы - какими взрослыми и самостоятельными мы чувствовали себя в течение этих двух недель !
Товарищи мои - ребята очень способные. Руки у них, в отличии от моих, растут откуда положено, и они способны сделать ими все - от покраски стен до укладки паркета; о мелких починках электричества и сантехники даже не возникает вопросов. Вадим еще в молодости собирал сам электронные приборы, радиоустановки, усилители. Рафик в дополнение ко всему, замечательно поет - у него приятный и сильный голос и прекрасный слух. Сам он всегда сожалел, что не учился пению. Свои любимые "Скажите, девушки, подружке вашей ..." и "Пою тебе, бог Гименей..." он всегда с готовностью поет по просьбе родных и близких , собирающихся на семейные торжества.
-------<<>>---------
С детства я всегда был неуклюжим, неспортивным, уроки физкультуры для меня были пыткой : я не мог влезть по канату, не мог подтянуться на перекладине или на кольцах, а сделать "вис согнувшись или прогнувшись" для меня было равносильно подвигу, который я совершить не мог. Единственное, что я мог - это бегать, а спортивные снаряды для меня всегда были страшнее боевых. Даже серебрянную медаль, а не золотую в школе я получил из-за четверки по физкультуре. В отличии от меня Вадим и Рафик были хорошими спортсменами, оба занимались баскетболом. Рафик всегда был и до сего дня очень энергичным и быстрым, в детстве у него было даже прозвище "Спартак".
-------<<>>-------
За 16 лет учебы в школе и институте и почти 40 лет работы я практически никогда и никуда не опаздывал, более того, приходил всегда задолго до начала работы, приезжал в аэропорт или на вокзал намного раньше начала регистрации или посадки, даже в театр однажды умудрился придти за час до начала спектакля, когда еще все двери в театр были закрыты. Если я с кем-то договаривался о встрече, то не опоздать ни на минуту, не допустить, чтобы меня ждали - было моей навязчивой мыслью. Сам себя считаю , не знаю насколько это обоснованно, человеком очень обязательным - если что-то обещаю, обязательно стараюсь выполнить, или приложить все усилия и свои возможности для выполнения обещанного. Будучи сам пунктуальным почти до абсурда, ужасно не люблю необязательность или отсутствие точности у других.
-------<<>>-------
Книги и театр всегда занимали в моей жизни особое место. Читать я любил всегда, не знаю откуда во мне возникла и укрепилась эта привычка читать в любое время и в любом месте - за едой, в транспорте, в постели. Хорошую книгу я не люблю "проглатывать", читаю всегда медленно, стараясь читать небольшими кусочками, чтобы продлить удовольствие. Не могу даже точно сформулировать свои литературные вкусы, какая-то эклектика. Из поэзии, конечно, на первом месте Пушкин весь, " Евгений Онегин" стоит особняком, его могу читать всегда , в любом настроении. Очень люблю Константина Симонова. Он был "сослан" в Ташкент в конце 50-х годов за опубликование чего-то недозволенного в журнале "Новый мир", где был Главным редактором. В Ташкенте он проработал корреспондентом газеты "Правда" около 2-х лет. Я видел и слышал его на встрече со студентами Медицинского института. Сутуловатый, среднего роста, скромный, с небольшими усиками и неизменной трубкой, Константин Михайлович читал нараспев, тихим, хрипловатым голосом на фоне звенящей тишины зала: " Не сегдитесь, к вучшему, что, себя не мучая, Вам пишу от свучая до двугого свучая ... "(он не выговаривал некоторые буквы).
Рассказывали, что во время его встречи в одной из ташкентских школ пятиклассница читала его поэму "Сын артиллериста " : " ... Был у майора Деева товарищ - майор Петров, Дружили еще с Гражданской, еще с двадцатых годов ..." и т.д. Стихотворение достаточно эмоциональное и печальное, девочка не выдержала и расплакалась, не дочитав до конца. Встреча продолжалась, но перед ее завершением эта девчушка вновь сама вышла на сцену и дочитала оставшуюся часть поэмы. Симонов встал, подошел к ней, поцеловал ей руку и вручил томик своих стихов с дарственной надписью: "За хорошее чтение и за твердость характера".
----------<<>>-----------
Тяга к лицедейству у меня была с детства. Меня всегда восхищал кукольный театр , ощущение живых существ, каковыми являются куклы в руках актеров. Я делал из больших картонных коробок подобие кукольной сцены, разрисовывал задник и кулисы, и водил кукол, устраивая представления для детей из нашего и соседних дворов. Сам был и художником, и рабочим сцены, и исполнителем всех ролей. В середине 50-х годов в стране впервые появились фильмоскопы и диафильмы к ним, в основном, сказки. Это было фантастически интересно, я даже сейчас явственно вспоминаю запах горячей пленки, нагреваемой лампой фильмоскопа. Мы обычно собирались в двухэтажном доме, что находился на другой стороне улицы напротив нашего двора, там на лестничном пролете отсутствовала электрическая лампочка , было достаточно темно , и мы, располагаясь на ступеньках могли наслаждаться историями маленького Мука, Балды, обманывающего и попа и чертенят, Кота в сапогах, издевающегося над Людоедом, царя Гвидона и еще многих замечательных персонажей любимых сказок, являющихся на светлой стенке дома, как на экране. Иногда на лестнице появлялся сильно выпивший дядя Жора, отец одного из зрителей, живущего в этом доме, и, шатаясь, со словами "Что?... Кино смотрите? Ну-ну...", приваливался к стенке-экрану, а затем медленно, закрывая собой изображение, поднимался к себе на второй этаж. Сыну становилось мучительно стыдно за отца, даже в темноте было видно как он краснел.
Театр для меня, как для зрителя, начался, тоже , естественно, с кукольного. В Ташкенте всегда был превосходный стационарный кукольный театр с хорошей труппой. К сожалению, в памяти не остались воспоминания о них. Но первый спектакль на большой сцене я помню почти во всех подробностях. Это была " Хижина дяди Тома ". Впечатления от этого спектакля сохранились у меня до сих пор. Это не касается , конечно, актерской игры, о которой я тогда представления не имел, но яркий свет рампы, загримированные актеры -"американцы" в клетчатых штанах и широкополых шляпах, продающие несчастных чернокожих рабов, эти самые рабы, вызывающие мое сочуствие , и вообще вся атмосфера первого в моей жизни театрального действа навсегда оставили в моей душе ощущение праздника и таинственности. Уже будучи старшеклассником
( 7 или 8 класс) , не помню почему, попал я за кулисы драматического театра ОДО ( окружного Дома офицеров), и , проходя через гримерную, увидел "Суворова", сидящего за столом и курящего папиросу "Казбек". Тогда мне показалось это кощунством, потому что артисты мне, подростку, представлялись людьми из другого мира, необыкновенными, резко отличающимися от остальных смертных. Потом было много других театров, много разных спектаклей. Во время моих краткосрочных командировок в Москву и трехмесячных курсов усовершенствования в Ленинграде я бывал во многих театрах, концерных залах. Приезжая в Москву , я уже заранее знал в каких театрах и что мне нужно посмотреть Я всегда был приверженцем классического театра : " Мария Стюарт" во МХАТе ( после его окончания в течение 20 минут стоя зрители устроили овацию двум блестящим актрисам: Алле Тарасовой и Ангелине Степановой ), " Дни Турбиных" там же , "История лошади " в Ленинградском БДТ, пьесы Островского в Малом, "Принцесса Турандот " в Вахтанговском . Я видел на сцене Любовь Орлову и Ростислава Плятта, Бориса Бабочкина и Михаила Ульянова, Евгения Евстигнеева, красавицу Элину Быстрицкую, Василия Ланового и Михаила Ивановича Царева , Игоря Ильинского , Анатолия Кторова, гениальную Раневскую, Аркадия Райкина , блестящего исполнителя Пушкина Дмитрия Журавлева, Всеволода Аксенова с "Пер Гюнтом "Г.Ибсена , знаменитого Сурена Кочаряна, великолепно читающего "Декамерон" Боккачо и еще многих - многих других прекрасных артистов, составлявших славу и гордость советского и российского театров.. Были и забавные моменты. Попали мы с женой как-то в Москве в Большой театр, в театральном буфете продавали бананы. В то время - это было начало или середина семидесятых годов - в Ташкенте никогда бананов не продавали, в Москве за ними нужно было выстаивать часовые очереди . Так вот, мы набрали бананов в авоську (другой тары у нас с собой не было), гардеробщица принять на вешалку эту авоську категорически отказалась, и мы вынуждены были занести эти злосчастные бананы в зал; я представляю, что о нас думали зрители , сидевшие в зале, потому что , кроме бананов, нам в тот раз посчастливилось достать билеты в партер, заполненный обычно или иностранцами или элитной московской публикой.
Мой собственный театральный опыт начался, когда мне было 12 лет, и в Концертном зале имени Свердлова в Ташкенте ( это было замечательное здание бывшего Цирка, в течение многих лет служившее концертным залом; сейчас в этом здании Республиканская биржа ) проходил городской смотр школьной самодеятельности. Я вышел на сцену и с выражением начал читать : " Дети нищих трущоб и окраин, Дети ближних и дальних стран, Дети Индии и Малайи, Через джунгли и океан, Через тысячи гор высоких Обращаюсь к вам в этот час, И стихов мои гневные строки , верю я, долетят до вас !...".
Я так был горд собой, что перед выходом на сцену даже не взглянул в зеркало , и мои мама и бабушка, сидевшие в зале, увидели, что одна штанина закатана высоко ( на улице шел дождь, и перед выходом из дома я закатал брючины, дабы не "испортить" свой "концерный" костюм ). В зале раздались смешки по поводу моего вида, но, окрыленный своим творческим вдохновением , я не замечал вокруг себя ничего.
Потом была сцена Медицинского института, 1959 год, открытие ежегодной студенческой олимпиады ... Я стою на авансцене и с пафосом читаю Маяковского. Естественно, концерт не мог начинаться иначе, чем
... " Время, начинаю про Ленина рассказ, но не потому, что горя нету
более ...". А за моей спиной большой студенческий хор сотней голосов грянул : " Ленин всегда живой, Ленин всегда с тобой В горе, надежде и в радости .. . Ленин в твоей весне, В каждом счастливом дне, Ленин в тебе и во мне...".
Вспоминаю , что дальше по ходу этого концерта на темной сцене под лучом прожектора Милочка Козлова, хорошенькая круглолицая и черноглазая генеральская дочь с 3-го курса лечебного факультета танцевала арабский танец. На ней были надеты прозрачные шаровары, прозрачная коротенькая кофточка с черным бархатным лифом и черные, расшитые золотом, остроносые восточные туфельки. Играла мелодичная, загадочная восточная музыка, в зале - мертвая тишина, все, затаив дыхание, следят за грациозными, волнующими движениями извивающегося, чуть полноватого Милочкиного тела ( за окном - пятьдесят девятый год, когда женщины и на улицах, и даже на сцене еще были одетыми ) . И вдруг, посреди этой звенящей тишины, раздается громкий голос Толика Манулкина, балагура, красавца, Милочкиного однокурсника: " А пупок-то какой, пупок !!!". Взрыв хохота, как взрыв гранаты, разорвал напряженную тишину зала. Милочка с малиновыми от жары и стыда щеками убежала со сцены, концерт катился по намеченной программе, но более ничего интересного и веселого уже не было.