Хайнлайн Р. : другие произведения.

Глава 8. Страна с проблемой. Часть 1

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:

[Глава 8 ч.2]

Глава 8. Страна с проблемой. Часть 1.

  

  

Жила красавица одна...
...Ни проста, ни добра, ни честна
Киплинг "Южная Африка"

  

  

[]

     Из всех стран, где мы побывали, труднее всего оценивать Южно-Африканский Союз.

     Это замечательная, славная страна. Нам понравилось в ней всё - кроме расовых проблем. Правда, это звучит как "Мне нравится в Тихом океане всё, кроме воды".

     Южная Африка - это рай на земле, живя в котором вы опасаетесь однажды утром проснуться с перерезанным горлом. По сравнению с ней, наши собственные расовые проблемы тривиальны и решены на девяносто процентов. Прежде чем кое-кто из моих цветных соотечественников, страдающий за обиженные поколения, вцепится мне в горло, позвольте мне добавить, что я знаю, что оставшиеся десять процентов проблем ещё не решены, и их надо решать, они должны быть решены, но я хочу отметить, что каждый образованный чернокожий из Южной Африки мечтает эмигрировать в Бирмингем, штат Алабама, или ещё куда-нибудь на нашем Дальнем Юге, где он сможет жить среди себе подобных и при этом наслаждаться свободой.

     У него нет ни одного шанса реализовать эти скромные амбиции. Тщательно продуманные законы и жёсткие таможенные правила не оставили чернокожим возможности скопить достаточную сумму денег для бегства. Чистый доход батрака - около двадцати пяти центов в день; наёмные промышленные рабочие в шахтах или на фабриках получают от двадцати пяти до шестидесяти центов в день - примерно столько, сколько проводник в поезде получает на чай.

     Apartheid переводится буквально как (расовая) обособленность, он является самым распространённым явлением Южной Африки. Но это нечто большее, чем джимкроуизм[01], или просто сегрегация, это означает, согласно законам, утверждённым националистической партией доктора Малана, что местные жители должны либо жить в резервации, либо заключать трудовой договор с белым человеком. Если их обнаружат в городе без рабочей карты, они будут привлечены к уголовной ответственности.

     Это означает, что у них нет голоса в правительстве, нет практически никаких шансов на образование, нет никакой надежды на будущее. Если бы местные жители могли получить в пользование участки пригодной для обработки земли, такую систему можно бы было оправдать, но это невозможно. Только семь процентов площади Южной Африки - хорошие пахотные земли, они заняты белыми людьми, а местным жителям достались скалистые, холмистые, засушливые и практически непригодные для использования площади, которыми погнушались африкандеры[02]. Практически единственный способ, которым чёрный фермер может получить приличный участок, это наняться к белому фермеру - тогда белый человек позволит ему отвести маленький кусочек земли для своих нужд.

     Если молодой парень из коренных не желает становиться дешевой рабочей силой, его положение становится безнадежным: он не может купить волов, он не может заплатить выкуп за жену. Поэтому он подписывает контракт.

     Это узаконенная система порабощения расы, избавляющая боссов от персональной ответственности за рабов, которых порождала бы система рабовладения. Южноафриканское коренное население не является ни свободными людьми, ни движимым имуществом, и у него нет никаких привилегий.

     Националистическая партия не имеет большинства, но он остаётся у власти благодаря совершенно легальной системе "гнилых местечек"[03] аналогичной той, которая имеет место в сенате штата Калифорния, в результате которой голоса фермеров имеют больший вес, чем голоса горожан. В целом, Националистическую партию составляют африкандеры, а юнионистскую - англичане, тогда как большинство фермеров имеют голландское происхождение, а большинство горожан выходцы из Англии. Но самое неожиданное - это то, что тут можно по пальцам пересчитать оппозиционные партии, которые не выступали бы за ту или иную форму расовой дискриминации. Хладнокровно рассмотрев ситуацию, можно понять причины такой позиции. Ведь независимо от того, как могло бы или должно было сложиться, подавляющее большинство коренных жителей всё ещё остаются безграмотными дикарями. И белые южноафриканцы, даже те, кто не верят в бренд apartheid доктора Малана, тем не менее, считают, что если просто наделить коренных жителей полными правами, как остальных людей, то они в два счёта проглотят белых.

     Есть и другие подходы, конечно. В Бельгийском Конго чёрный человек может упорно трудиться и стать evolvé, человеком с сертификатом, который законным образом приравнивает его к белым, наделяя правом на тот же уровень заработной платы, правом жить в белых районах, правом устраивать своих детей в школу для белых, и даже правом жениться на белой женщине, если он сможет это устроить. Все эти вещи категорически запрещены в Южной Африке.

     Я не ратую за систему evolvé, так как я никогда не видел её в действии. Я упомянул её в качестве иллюстрации того, что есть промежуточный вариант между крайностями апартеида и его противоположностью - противоположностью, на которую постоянно ссылаются националисты, стремясь доказать, что апартеид необходим и неизбежен... тогда как на самом деле это просто-напросто бесчеловечная система, устроенная исключительно в интересах белого человека.

     С другой стороны, не дайте ввести себя в заблуждение крокодиловыми слезами м-ра Неру: самыми худшими эксплуататорами чёрных оказались индусы. Мы знаем, что единственные реальные массовые беспорядки произошли в нынешней Южной Африке, когда туземцы поднялись на индусов и попытались вышвырнуть их обратно в Индийский океан. Если Южная Африка широко откроет двери ордам индусов, чёрные не будут молча на это смотреть. При сложившихся обстоятельствах улучшить судьбу местного населения, в конечном счете, поможет мировое общественное мнение и наиболее либеральные элементы среди южноафриканских белых - хотя сегодня этот процесс выглядит безнадежным.

      "Американцы не знают, каково иметь дело с аборигенами" ("кули", "ниггерами", "китайцами", "боями"). Так вежливо говорят нам британцы и другие народы, что выстраивали свои колониальные империи. Но факт то, что мы единственная влиятельная нация на земле, которая действительно знает, как иметь дело с людьми, которых называют вышеупомянутыми пренебрежительными словами. Доказательство: когда мы унаследовали от Испании Филиппины, мы пообещали им сорок лет обучения и помощи, а затем полную и безоговорочную свободу, и мы прекрасно выполнили своё обещание. После чего, когда мы нуждались в их помощи, они боролись за нас и с нами, и теперь являются нашим верным союзником и другом.

     Сравните этот пример с Индонезией, с Бирмой, с Индией, с Кенией, с Индокитаем, с самой Южной Африкой, наконец. Голландец едва ли сумеет получить визу в страну, которую он когда-то гордо называл "Голландия на Востоке", англичанин в Кении, укладываясь спать, берёт с собой в постель винтовку, Южная Африка пока еще свободна от "инцидентов" в крупных масштабах, но каждый южноафриканец знает, что туземцы начинают пробуждаться, они прислушиваются, они волнуются, они слышали о Мау-Мау на севере[04]. Это тревожит сон белого человека, это вынуждает его быть осторожным, запирать каждую дверь, каждую комнату, каждый шкаф, это заставляет его устанавливать прожекторы вокруг своего красивого дома в Йоханнесбурге. Это делает его очень осторожным на улицах его родного города в ночное время.

     Он знает, что сидит на пороховой бочке, но он не любит об этом распространяться. Он предпочитает говорить о том, как нужно "управляться с туземцами", и о том, как их не "испортить".

     Эти "настоящие сахибы" - сосунки, которые так много знают о том, "как обращаться с туземцами", совершенно не рассматривают туземцев, как человеческие личности. На "Ruys" южноафриканские пассажиры находили смешным, нелепым и не слишком полезным для репутации то, что мы с Тикки озаботились узнать имена китайских членов экипажа, с которыми мы ежедневно пребывали в контакте. Многие из них (я спрашивал) не знали даже имён стюардов, закреплённых за их каютами - хотя их имена были обозначены на маленьких карточках, прикреплённых за каждой дверью каюты. Что касается барменов или палубной обслуги, то они предпочитали свистеть и кричать: "Эй! Чарли!"

     Подобное отношение ещё больше проявляют голландские офицеры. Голландцы некогда имели всемирную репутацию идеальных колонистов... пока их не выгнали индонезийцы. Офицер-механик на "Ruys" сказал мне, что он не знал по именам китайцев из своей вахты в машинном отделении, он просто знал, кто был "Первым Номером" и через него он управлял остальными, при этом он не знал имени и "Первого Номера". Я продолжил расспросы и обнаружил, что большинство голландских офицеров не знали имён прислуги, обслуживающей их каюты, хотя зачастую в течение нескольких рейсов это были одни и те же китайцы.

     В ходе поездки мы постоянно сидели с тремя голландскими офицерами. Как обычно на борту судна столик обслуживают одни и те же официанты, от завтрака до ужина, день за днём​​. Но голландские офицеры, которые сидели с нами, похоже, сочли забавно причудливой, несколько несолидной и весьма поразительной демонстрацией памяти то, что мы с Тикки помним по именам всех официантов.

     Они не замечали, что при этом нас обслуживали лучше и быстрее, чем их, и даже лучше, чем самого капитана.

     Разумеется, мы не делали ничего необычного - с американской точки зрения. Я не пускал пыль в глаза. Обычное дело для американца, если он дважды обедает в одном и том же ресторане и видит одну и ту же официантку, он узнает, как её зовут, и дальше будет называть её по имени. Он может узнать её имя и при первом посещении, даже если не собирается там больше появляться, просто потому, что он не любит кричать: "Эй, ты!" Если его постоянно обслуживает одна и та же официантка или официант он, несомненно, будет знать их по имени.

     Эта распространённая американская привычка сама по себе не есть проявление демократии, это всего лишь простой здравый смысл. Я подчёркиваю это, потому что, в то время как для нас это незначительная вещь, просто хорошие манеры и соображения комфорта, это одно из основных, важных, даже принципиальных различий между нами и большинством других белых наций Запада. Чёрт возьми, да ведь даже с собакой проще управиться, если вы зовёте её по имени! Почему эти придурки не видят этого?

     Наиболее важным достоянием любого человека является его собственное имя. Без имени у него нет лица. Белый человек на Востоке всегда подчеркивал важность сохранения своего лица, но он, похоже мало задумывался о смертельной опасности отказать в праве иметь лицо местным жителям.

     Во всех других отношениях белые южноафриканцы (или "европейцы", как они сами себя называют) являются удивительно приятными людьми - дружелюбными, общительными, тёплыми, совершенно не чуждающимися незнакомых людей, в этом отношении они гораздо больше похожи на нас, чем на англичан. В целом они, как правило, настроены несколько антиамерикански, но не по отношению к отдельным американцам. Эти антиамериканские настроения в первую очередь происходят из убеждения, что мы разжигаем Третью Мировую Войну (в этом вопросе они клюнули на удочку Москвы), из неприязни к нам, как бизнес-конкурентам и из общего национализма - южноафриканцы одна из самых националистичных наций в мире. Мне показалось, что они не любят англичан даже больше, чем нас, и о том дне, когда они окончательно отделятся от Англии, говорят не "если", а "когда".

     Эта ксенофобия у африкандеров Южной Африки выливается в причудливые формы, вплоть до того, что они не слишком приветливы с теми, кто говорит на английском, а не на африкаанс. Официально страна является двуязычной, но государственный служащий будет с вами намного более вежлив, если обращаться к нему на африкаанс, а его англоговорящим согражданам будет с ним нелегко, как с иностранцем.

     То, как они цепляются за национальный язык, на котором больше никто не говорит нигде на земле (африкаанс не голландский, точно так же, как пенсильванский голландский не немецкий, это весьма ублюдочный диалект, полученный из голландского языка), как настаивают на своём африкаанс, пожалуй, самый неприятный симптом их невротического национализма. Африкаанс - язык ненужный и бесполезный. На нём говорит менее двух миллионов человек, практически все они говорят и по-английски - а на английском языке говорит более полумиллиарда людей на этой планете. У него нет традиций, достойных этого названия, на нём мало литературы, чтобы использовать его для науки или техники, требуется заимствовать все технические термины из какого-нибудь другого языка. Из-за него почти всё в Южной Африке требуется печатать дважды, на него впустую тратятся годы учебы - только ради того, чтобы приобрести второй повседневный язык, тогда как это время можно было бы потратить на обучение испанскому или немецкому. Нет вообще никакого смысла сохранять его, кроме как для того, чтобы отгородиться от остального мира.

     И это именно то, что многие южноафриканцы, в особенности африкандеры, хотели бы сделать.

     Многие из них хотят сделать Южную Африку самодостаточной во всех отношениях; политика нынешнего правительства направлена на то, чтобы страна не зависела от поставок продуктов питания и промышленных товаров. Они по-прежнему хотели бы торговать, но они не хотят ничего покупать, если в этом нет необходимости, и, если бы не прискорбная нужда покупать предметы первой необходимости, они хотели бы, чтобы весь мир ушёл от них куда подальше и позабыл дорогу назад. И зацикленность на языке, на котором никто больше не может разговаривать, помогает им поддерживать это стремление. У психиатров есть специальное название этого симптома, когда его проявляют отдельные индивидуумы.

     Так как им по-прежнему нужны доллары, они очень сильно рекламируют себя у нас дома, чтобы привлекать американских туристов, а потом их реальное отношение к приезжим проявляется в массе проволочек при допуске туристов в их страну. Мы столкнулись с такой же любопытной амбивалентностью в двух других небольших, националистических и подозрительных странах: Индонезия и Новая Зеландия сначала заманивают туристов, а затем относятся к ним как ссыльным преступникам.

     Но, несмотря ни на что, это очень приятная страна для посещения, если у вас кожа правильного цвета. Кейптаун совершенно английский город в самом хорошем значении этого слова, Дурбан очень похож на Флориду, Йоханнесбург - как переживающие бум города в Техасе. Все йоханнесбюргеры проявляют американский энтузиазм по поводу всего нового, большого, разнообразного и дорого; они говорят о том, сколько стоили те или иные вещи, и о крупных операциях, им хорошо знакома бесстыдная откровенность техасцев или голливудских кинопродюсеров - они настолько не-англичане, что испытываешь что-то вроде шока, когда натыкаешься здесь на поле для крикета.

     Но больше всего захватывает дух от красоты Южной Африки.

     "Ruys" был очень компанейским судном, в частности, на борту были южноафриканцы. Почти каждый вечер тут проходила какая-нибудь вечеринка: дамы одевались к ужину и большинство мужчин тоже, либо в вечерние костюмы или в летние белые. В канун Нового года была, конечно же, особенно большая вечеринка.

     Я вышел из бального зала на пару минут, чтобы сменить рубашку, которая на мне расплавилась. Когда я вернулся, высокий, красивый мужчина целовал мою жену. В левой руке у него была пышная блондинка, очевидно, про запас.

     Когда Тикки смогла снова говорить, она сказала:

     - Дорогой, я хочу познакомить тебя с Сэмом.

     Сэм протянул мне руку - видимо, это была третья рука - и закричал:

     - Привет, Боб! Выпейте с нами! Это мой день рождения.

     У него было красное лицо, а его рубашка тоже плавилась, но это его, похоже, нисколько не волновало. Рядом с ним на столике стояли три серебряных ведёрка со льдом, каждое с бутылкой вина. Я поздравил его, сел и начал пропитываться шампанским. Сэм присел с нами на мгновение, потом поспешно вскочил.

     - Я пропустил одну! Сейчас вернусь! - он ринулся через весь зал, сграбастал ещё одну женщину и принялся её целовать.

     Он охватил весь женщин по списку пассажиров первого класса, плюс стюардесс - которые, к слову, не были обычными старыми склочницами, им было самое место на борту какой-нибудь авиакомпании. Я продолжал наливаться его шампанским и надеяться, что на борту никто не болеет язвенной ангиной.

     Вот как получилось, что мы проехали поперёк всю Южную Африку.

     Сэм пригласил нас в эту поездку минут через десять после знакомства. На следующее утро оказалось, что он не забыл о своём приглашении и действительно собирается это сделать. Весь остаток пути до Кейптауна остальные южноафриканцы твердили нам, чтобы мы этого не делали; по их словам пустыня Кэру, которую нам предстояло пересечь, была некрасива, скучна и невыносима летом; нам будет жарко, мы станем грязными, несчастными и утомлёнными - послушайте совета опытного человека, сынок, садитесь на "Blue Train" или летите самолётом.

[]
Маршрут поездки Хайнлайнов по Южно-Африканской республике

     

     В конце концов, мне это слегка поднадоело, и я сказал одному из них, что мы поедем с Сэмом, даже если нам придётся идти пешком, волоча за собой наш сани; он нас пригласил, чёрт побери, и это было больше, чем сделал кто-либо другой! Это прекратило разговоры, но каждый остался при своём мнении.

     Они были неправы. Мы наслаждались каждой милей поездки.

     Мы прибыли в Столовую бухту рано утром, как обычно, и с обычным утренним недомоганием после вчерашней Капитанской Вечеринки. Тем не менее, я был в состоянии повторить запись сэра Френсиса Дрейка в журнал 1580: "Этот мыс - самая величественная вещь, и самый великолепный мыс из тех, какие мы видели по всей окружности Земли". Мыс Доброй Надежды так же прекрасен, как его имя.

     Другая достопримечательность - Столовая гора, возвышающаяся над Кейптауном и Столовой бухтой, она находится в нескольких милях к северу от мыса. На Столовую приятно посмотреть, но это обычный столовая гора или холм. Исключительность ей придаёт тот факт, что тут она единственная в своём роде, и подобный ей не разбросаны повсюду как в Нью-Мексико. Он создаёт великолепный фон для необычайно прекрасного города.

[]
Вид на Кейптаун и Столовую гору

     

     Первую картинку из жизни в Южной Африке, которую я увидел, были грузчики в доке. Они отдыхали и играли в "камень-ножницы-бумага" - игра, в которую я играл ещё школьником, которая изображена на фресках древних Помпей, в которую играют австралийские аборигены и гавайцы на другом конце света от Кейптауна. Это может иметь важное значение для антропологии, что же касается меня, то я был просто в восторге от этого необычного факта!

     Нас пропускали с невыносимой медлительностью. Время обеда давно прошло, когда мы прошли через таможню. Таможенный осмотр сам по себе не был исключительно долгим, и с нами был Сэм, который облегчить этот путь; единственная заминка вышла с сигаретами. Мы взяли, как нам казалось, на берег то количество, которое правила позволяют проносить беспошлинно, но в конечном итоге оказались неправы. Я так и не понял, насколько мы ошибались, но это, возможно, проблема была в том, что мужу и жене положена одна квота, а не две. Как бы то ни было, мне сказали заплатить пошлину за половину сигарет, которые мы брали для нашего личного пользования, и я так и сделал; сбор составил сто процентов.

     Всё это время Тикки тыкала меня в бок и подбивала к мятежу. Ее ультра-свободолюбивую душу в это утро уже пытались извести разными исключительно глупыми вопросами об иммиграции. "Не плати им! - шептала она достаточно громко, чтобы её услышали на судне. - Скажи ему, пусть убирается к дъяволу! Если им это не нравится, мы вернёмся на борт, но не потратим ни единого чёртова цента в их проклятой стране. Того, что мы взяли, нам едва хватало на дорогу - это безобразие!"

     Сумма была не очень большая, но для Тикки это дело принципа - обычные расходы её никогда не беспокоят. Я поспешно пообещал содрать с неё шкуру живой и продать, и быстро вытолкал её оттуда. Мы с Сэмом подхватили её с двух сторон и повели прочь, в то время как таможенники делали вид, что ничего не слышали, и фальшиво улыбались. Мы нашли такси и поехали в город.

     План состоял в том, чтобы забрать машину Сэма, загрузить в неё весь наш багаж, а потом осмотреть Кейптаун. Отъезд в пустыню был запланирован на следующее утро с рассветом. Ночь мы хотели провести на борту судна, потому что по случаю праздников ни в одной гостинице Кейптауна не было свободных номеров. Фактически, не было даже билетов на поезд или самолёт, по той же самой причине; если бы мы не ухватились за предложение Сэма, мы ни за что не смогли бы пересечь Африку пока наше судно идёт длинным путём вдоль побережья.

     Сэм жил в Йоханнесбурге и оставил свою машину в гараже одной Кейптаунской фирмы, которую он представлял на севере. Мы поехали на это предприятие, и Сэм оставил нас с одним из чиновников компании, пока получал свою машину. Этот джентльмен был приветлив, но я сразу же столкнулся с тем, что, как мне кажется, характеризует странное отношение южноафриканцев к американцам. Это человек, которого я буду называть "мистер Смит", не был африкандером. Первое, о чём он меня спросил:

     - В Нью-Йорке полным-полно гангстеров, правда?

     Я молча проклял Голливуд за то искажённое представление о США, которое он дал миру своими фильмами, и ответил ему со всем возможным спокойствием:

     - Отчего же? Я бы этого не сказал. Большинство подобных проблем вымерли после отмены Сухого Закона.

     М-р Смит испуганно посмотрел на меня и сказал:

     - Вы меня не поняли. Я имел в виду бизнесменов в Нью-Йорке.

     Мне показалось, это была реплика, не требующая ответа. В это время появился Сэм со своим автомобилем и спас меня от необходимости выпутываться из возникшей ситуации. Но как только мы оказались за пределами слышимости, я спросил:

     - Что он имел в виду?

     - Ах, это... - Сэм нахмурился и ответил: - На самом деле ничего. Это просто выражение. Так называют людей, которые хорошие торговцы, агрессивные, напористые. Почти комплимент.

     - Это не было похоже на комплимент.

     - Ну... некоторые люди не очень тактичны.

     Я заткнулся, поскольку Сэму явно не нравился предмет разговора. Но я не думаю, что термин был комплиментарным; я думаю, что это было обзывательство, которым они так привыкли пользоваться, говоря о нас, что "мистер Смит" забылся. Из этого и других замечаний я пришел к выводу, что представление о том, что все американцы в деловых вопросах настоящие бандиты - это "факт", о котором "всем известно" в Южной Африке.

     Я не экономист, и я, разумеется, не пытаюсь подвергнуть психоанализу целую нацию. Но однажды заметив подобное отношение, всегда хочется попытаться понять, откуда оно. Признаю, что касается Южной Африки, я так и не понял, почему... почему по отношению к Соединенным Штатам здесь принимают смешанную агрессивно-оборонительную позу.

     Причины, по которым мы не любимы во многих странах, достаточно очевидны, и их обсуждали слишком часто, чтобы была необходимость цитировать их здесь, но ни одна из обычных схем, похоже, не применима к Южной Африке. В Южно-Африканском Союзе нет ни чуточки коммунизма, так что причина не может быть в нём. И не в "Долларовом Империализме" - с ним тут тоже нет проблем; хотя мы инвестировали сюда немного денег, американские торговые марки не заполонили тут всё вокруг, и бросается в глаза отсутствие американских бизнесменов. Разумеется, мы не выталкивали Южную Африку из мировых лидеров, и вследствие этого она не испытала кислый вкус благодарности, во время или после войны её роль была больше похожа на нашу собственную в уменьшенном масштабе.

     На самом деле мы главный (и, возможно, единственный) оплот между ними и оккупантами из Москвы, но они, похоже, об этом не подозревают, так что вряд ли они не любят нас за это.

     Много раз мы слышали здесь одну и ту же фразу, когда кто-то говорит, что хотел бы купить то или это, сделанное в Америке, или хотел бы поехать в Америку, но "...мы не можем достать для этого доллары, ну, вы знаете". Эта замечание всегда произносится с укоризной, как будто тут есть вина Соединенных Штатов и конкретных американцев, в частности, моя.

     В ответ мы пытались напомнить, что американские товары практически запрещены в Союзе, благодаря смахивающим на эмбарго ограничениям, установленным самой Южной Африкой, но нас не слышали. Что же касается долларов для поездки в Штаты, то я указывал, что на Нью-Йоркской бирже свободно котируются южноафриканские фунты, их валюта считается приемлемой.

     В ответ на последнее замечание здесь качают головой. "О, нет! Валютные ограничения, вы же знаете. Мы не можем получить доллары".

     Вообще-то валютные ограничения введены Южной Африкой, а не нами, но южноафриканцам действительно не разрешается вывозить из страны суммы, необходимые для длительных путешествий. (Когда в последний раз вы встречали южноафриканских туристов в Штатах?) Для граждан крупнейшего в мире поставщика золота положение довольно странное. Южная Африка добывает в год золота на более чем полмиллиарда долларов, это почти половина поставок свободного мира и несравнимо больше, чем добывают у нас. Тем не менее, у неё очень маленький золотой запас и очень большой государственный долг (пропорции примерно те же, что у нас), а валюта относится к категории "мягких", её курс поддерживается на уровне жёсткими правилами обмена.

     Чаще всего это объясняют тем, что Южная Африка помогает Англии - ответ, которого я не понимаю, потому что между правительством доктора Малана и Англией никакой особой любви нет. И чаще всего предлагают решить эту проблему Соединенным Штатам, а именно - девальвировать доллар.

     Я вляпался в эту тему сразу, едва поднялся на борт "Ruys": бизнесмен и финансист из Йоханнесбурга спросил меня, как скоро, по моему мнению, Соединенные Штаты намерены поднять цену на золото? Я с некоторым удивлением ответил, что не знал, что это витает в воздухе.

     Он, кажется, был поражён моим ответом и пояснил, что считает, что это уже решено, вопрос только в том, когда. Позже я услышал, как он обсуждает мой ​​ответ со своим земляком, мой ответ, похоже, взволновал их обоих.

     Эта тема снова всплыла несколько недель спустя в разговорах с совершенно другой группой южноафриканцев. Их компания пригласила меня и Тикки выпить, но едва мы уселись, они тут же попёрли напролом: "Почему ваша страна не покупает наше золото по шестьдесят долларов за унцию?"

     Тон был весьма груб, я почувствовал, что меня успели обвинить, предать суду и вынести приговор. Но тут слово взяла Тикки:

     - А зачем?

     - Что? Ну, это же очевидно. Вы же не можете ожидать, что мы будем покупать ваши товары, если вы не будете покупать наше золото.

     - Мы давно покупаем ваше золото... всё, что вы выставляете на продажу, по тридцать пять долларов за унцию.

     - Но вы должны платить больше. Вы должны платить шестьдесят долларов за унцию.

     Мы слышали это столько раз, что уже наскучило, и Тикки мгновенно достигла точки кипения:

     - Почему это мы должны? Вы же всё равно не будете покупать наши товары, даже если мы это сделаем, ведь вы подстроили свои законы, чтобы закрыть от нас рынок. Какой смысл вам выкапывать золото под Йоханнесбургом, а нам покупать его у вас по шестьдесят долларов за унцию, чтобы потом закапывать обратно в землю в Форт-Ноксе? Какой в этом смысл? Если вам не нравится цена в долларах за золото, почему бы вам не оставить себе своё золото, и самим не перейти на золотой стандарт? Тогда вы могли бы установить покупательную силу вашего фунта, какую захотите, и он стал бы твёрдой валютой, как минимум, столь же твёрдой, как доллар. И вы смогли бы покупать на них всё, что вам угодно и где угодно. Это всё, что вам нужно: просто прекратите жаловаться на цену доллара и перейдите на золотой стандарт сами![05]

     В ответ шокированные оппоненты пробормотали что-то вроде "О, нет, мы не можем делать подобные вещи!" - как будто Тикки предложила нечто ужасно дурного тона. Никаких встречных аргументов выдвинуто не было, и компания разошлась - с заметным охлаждением отношений с обеих сторон.

     Я знаю, что Тикки не бог весть какой теоретик экономики, и я тоже, но мне показалось, что в её аргументах было больше смысла, чем с противоположной стороны. Я не собираюсь вдаваться в обсуждение достоинств, недостатков, последствий девальвации, инфляции и т.п., но я не вижу в их аргументах ничего, кроме жадности. И мне кажется, что это совершенно бездумная жадность, не учитывающая последствий. Возможно, я ошибаюсь, но я подозреваю, что внезапная девальвация доллара в то время, когда все другие валюты привязаны к его курсу, могла бы породить самый большой обвал в истории.

     Но это любопытно заблуждение, что мы умышленно и неправомерно зажали их леденец на палочке - из чистой подлости, хотя и сами всё прекрасно понимаем, оно может быть ключом к тому странно двойственному отношению, с которым мы сталкивались повсюду в Южной Африке. Они повесили на дядю Сэма одновременно две роли - Санта Клауса и Дьявола.

     Вскоре после того как мы с Сэмом покинули предприятие, он высадил нас в центре города. Мы намеревались осмотреть некоторые достопримечательности. Время было ограничено, и я нанял такси - лицензированный гид с экскурсионным автомобилем показался мне ненужным, так как это был англоговорящий город. Такси паркуются в Кейптауне посреди улицы, я нашёл одно и спросил у водителя, сколько стоит час аренды.

     У них не было никакой почасовой ставки, только по милям... тогда я объяснил ему, что мы собираемся делать, и спросил, какая сумма примерно набежит за час поездки. Он ответил, что за час мы сделаем по городу, наверное, от двадцати до тридцати миль, что показалось мне разумным, поэтому я его нанял и сказал, чтобы он покатал нас по городу и показал его достопримечательности.

     Я спросил его, сколько людей живёт в Кейптауне. Он ответил, что точно не знает, но где-то между восемью и девятью миллионами. Это была единственная "информация", которой он поделился с нами за время поездки. Я не стал обсуждать тему, и стал просто созерцать красоты. На самом деле в Кейптауне живёт чуть более полумиллиона, но выглядит он куда менее населённым, так как большая часть города растянута на полуостров Кейп, объединяя ранее независимые поселения. Центральная часть города перед Столовой горой - ленивое, сонное место, которое больше пристало для гораздо меньших поселений, а пригороды похожи на скопище приусадебных домиков - в общем, весь город выглядит прекрасно.

     Тронувшись с места, наш водитель как-то сразу растерял всё своё владение английским языком. Вместо того чтобы прокатить нас по центру города, он склонился над рулевым колесом и погнал свою машину прочь в чистое поле, так быстро, как только мог. На пустой дороге он поднял скорость свыше шестидесяти миль в час или придерживался её в дальнейшем. Наши протесты не имели никакого эффекта.

     Помня об ужине, я установил срок в два часа, он доставил нас обратно в город к трапу "Ruys" точно вовремя - покрыв максимальное расстояние, какое было возможно без несчастных случаев со смертельным исходом. Я заплатил ему точную сумму, без чаевых. Но на самом деле я не мог по-настоящему злиться на него, за ту хитрость, которую он сыграл с нами: давя на газ и увеличив пробег, он сумел прокатить нас вокруг Столовой горы и проехаться вглубь мыса Кейп, совершив экскурсию, от которой мы неохотно решили воздержаться из-за отсутствия времени. А так мы увидели почти всё, что обычно показывают в неторопливой экскурсии, длящейся целый день.

     Но все пейзажи, конечно, так и просвистели мимо нас.

     Те, что мы успели разглядеть, выглядели прекрасно. Красивые дома и сады на холмах предгорий Столовой горы, прекрасные бухты, пляжи и причудливые скальные образования, в особенности Двенадцать Апостолов на Марин-драйв вниз к Хаут-Бей на атлантическом побережье; это дюжина изломанных горных оплотов, глядящих в океан, которые могли быть как апостолами, так и чем-нибудь ещё, столь же достойным внимания. Как мы проезжали полуостров на обратном пути, мы впервые увидели Индийский океан.

     По дороге к судну мы проезжали голландскую мельницу, пережиток ранних времён колонизации. Многие дома Кейптауна щеголяют голландскими фронтонами, само по себе не самая изящная архитектурная концепция, безоговорочно полюбившаяся местному дворянству своими историческими ассоциациями. Кейптаун был изначально основан голландцами, как крепость и пункт снабжения их судов, плывущих в Индию; вначале его не планировали как колониальное поселение. Он несколько раз сменял хозяев, но основной массой населения всегда были голландские бюргеры и их рабы. В результате наполеоновских войн в него вошли англичане и удержали за собой; освобождение рабов, знаменитый Voortrek на севере, создание новых государств, англо-бурская война, а сейчас - независимая нация, бормочущая о своем выходе из Содружества - всё это закономерно последовало за появлением британцев как историческая неизбежность. Было бы обманчивым упрощением сказать, что африкандеры ненавидели британцев за освобождение рабов и до сих пор, сто двадцать лет спустя, полны угрюмой решимости сохранить рабство - но в этой абстракции есть доля правды.

[]
Улицы Кейптауна

     Мы договорились с ночным стюардом на "Ruys" чтобы нас разбудили в четыре утра - неприятное время - и спросили, можем ли мы надеяться на кофе, или, по крайней мере, чай? Спустя несколько минут после того как нас разбудили, раздался стук в двери нашей каюты и вместо ночного дежурного появился наш несравненный Квай Яу с большим подносом. Он решил, что мы не должны начинать день без надлежащего завтрака, и встал ещё раньше, чем мы, чтобы приготовить его для нас. Если бы Квай Яу уже не стукнуло сорок пять, и у него не было бы дома и семьи в Гонконге, я бы его непременно усыновил.

     Так что мы начали день, чувствуя себя лишь немного сонными, а не как после трёх дней загула. Нам не нужно было проходить таможню (которая всё равно была ещё закрыта), так как наш багаж был уже на берегу; мы просто предъявили наши пропуска и нас тут же выпустили. Раннее утро было холодным, хотя был январь, середине лета, и Тикки надела пальто. Почему я не заметил, что оно выпирает во все стороны?

     Едва мы миновали охрану на воротах, из него начали сыпаться сигареты. Оно под завязку оказалось набито пачками сигарет, их было ровно то количество, за которое нас заставили оплатить пошлину накануне. Я беспомощно поглядел на это, затем повернулся к Сэму.

     - Кажется, среди нас оказался контрабандист. Хотите вернуться и сдать её охранникам?

     Сэм усмехнулся и ответил:

     - Сейчас нет времени. Как-нибудь в другой раз.

     - Я не контрабандист! - возмутилась Тикки, - У меня есть полное право на эти сигареты, а вчера ты просто позволил им нас обдурить.

     - Послушай, дорогая, закон - это то, что говорят местные власти, а не то, что тебе кажется правильным.

     - А я не позволю им нас обирать!

     - Почему, во имя Хабеас Корпус[06], ты рискуешь сесть за решётку из-за нескольких шиллингов? Тебе не понравится тюремный паёк! Боже, дай нам только благополучно добраться на борт "Ruys" - там я надену на тебя хомут и прикую на цепь к койке!

     Она выпятила нижнюю губу и ничего не ответила, так что обсуждение на этом закончилось. В глубине души я испытывал те же чувства, что и она, но не собирался поощрять её беззаконие; она и без того в любой момент готова бросится в драку с полицейскими. Дух анархии, заложенный в основание нашей страны, проявляется у неё на генном уровне... если это генетический фактор, в чём я почти на сто процентов уверен.

     Мы миновали статую Яна ван Рибика, основателя Кейптауна, и направились через песчаные пустоши, которыми полуостров соединяется с материком. Здесь, в трущобах, в лачугах, которые называются pondokkies, живут полукровки Каписа (Кейптауна). В самом Кейптауне, похоже, нет никаких трущоб, по той причине, что туземцы и "цветные" живут за городской чертой. Это стандартный южноафриканский расклад: рядом с каждым городом белых расположено жуткое место, которое называется "локация", предназначенное для неевропейцев, где они могут обитать вдали от взглядов тех, кто выше их по закону.

[]
Трущобы Кейптауна

     Из пустошей мы въехали покрытые пышной растительностью фермерские угодья, затем, всего через двадцать миль или около того, мы достигли Клуф (или Клифф) дю Туа, крутой подъём вверх и далее через горы. У Сэма был новый "понтиак" и он был опытным водителем; мы плыли вверх и вверх, через облака, минуя крутые повороты, окружённые дивными скалистыми пейзажами. Все следующие пятьдесят миль мы как будто оказались в Колорадо.

     Потом мы вырвались из последнего ущелья в пустыню - если бы меня там высадили без предупреждения, я бы решил, что оказался на Шоссе 66 между Нью-Мексико и Аризоной. Единственным видимым отличием было то, что мы ехали по левой стороне дороги. Рядом с трассой шла железная дорога, которая должна была быть Санта-Фе; вокруг нас тянулась засушливая равнина с холмами вдалеке. Мы остановились в Лайнгсбурге, в ста семидесяти милях от Кейптауна, на второй завтрак. Было еще только девять утра, но уже становилось довольно жарко. Лайнгсбург был похож на любой из сотни небольших придорожных городков на нашем юго-западе, в котором индейцев заменили на банту.

     Ресторан был не лучше и не хуже, чем мы нашли бы в любом аналоге Нью-Мексико: бараньи отбивные, яйца, тосты и кофе были питательны и достаточно хорошо приготовлены. Тикки сообщила, что в дамская комната в гараже была безупречна (как и мужская, добавлю) - я упоминаю эти два пункта, приготовление пищи и туалеты, потому что и то, и другое было удовлетворительным или даже отличным повсюду в Южной Африке, в отличие от тех стран, которые мы уже посетили.

     Автомобиль мы припарковали самое затенённое место, какое только можно было найти, но, тем не менее, садиться в него было всё равно, что в сковородку. Но выехав на дорогу, мы быстро почувствовали себя комфортно. Я больше не стану рассказывать ни о жаре, ни о том, как выглядит пустыня; поездка по Большому Кару[07] в точности походит на поездку от границы до границы по Нью-Мексико и Аризоне, за вычетом пустыни Пейнтед и индейцев. Некоторые люди просто не переносят сухую жару, в какой бы пустыне они не находились. А мне это нравится.

     Различия можно было обнаружить в фауне - пустынная флора выглядело знакомо, здесь была даже юкка, только она по-другому называлась. Я предполагаю, что сорта могли различаться, и было много разновидностей, но мне из окна автомобиля они не были заметны - я, конечно, могу отличить дуб от вяза, но с большим трудом.

     Но африканская фауна не оставляет сомнений в африканском происхождении. Даже коровы здесь другие, большинство из них породы "африкандер", они крупные, почти как лонгхорн, но не с таким большим размахом рогов. Каждую корову сопровождают два компаньона - птицы-чистильщики.

     В Южной Африке водится два совершенно разных вида птиц, известных как птицы-чистильщики. Одна из них - маленькая, коричневая, размером с малиновку, вы можете встретить их в основном в буше, ползающими по оленям в поисках клещей, они так погружены в это занятие, как щенок, забравшийся в клумбу. Птицы-чистильщики носорога, возможно, какой-то третий вид, тут я не уверен. А самый знаменитый пернатый друг из тех, кого называют птицами-чистильщиками, у нас называется снежная цапля[08]. Да-да, я имею в виду ту самую птицу, за перо которой, если вас с ним поймают в Соединенных Штатах, вас сажают в камеру и заваривают дверь намертво. Может, она немного другой разновидности, но эта разница что-то значит только для другой цапли. (Возможно, я слаб в ботанике, но за идентификацию птиц я однажды выиграл приз... ещё один определитель птиц.)

     Пастбища в Южной Африке сплошь засижены белыми цаплями.

     Более дурацкого поведения я не видел ни у одной другой птицы (за исключением, возможно, Великолепной Райской Птицы из Австралии; мы доберёмся до неё позже). Белые цапли словно охраняют своих быков, по две на одного животного, каждая со своей стороны, они стоят по стойке смирно, торжественные, как почётный караул и совершенно неподвижные. Они выглядят так, будто их назначил на этот пост начальник караула и они не смеют шевельнуться, пока их не сменят.

[]
Египетские цапли Bubulcus ibis

     Они - невероятно зрелище, когда впервые их видишь, и по-прежнему впечатляют, даже когда к ним привыкаешь - это происходит довольно быстро, потому что птиц-чистильщиков здесь, похоже, точно в два раза больше, чем голов скота, а в Южной Африке этих голов очень много. Благодаря птицам-чистильщикам мы познакомились с антилопой-прыгуном, этим знакомством я буду дорожить всегда.

     Антилопа-прыгун или "спрингбок" является национальным символом Южной Африки. Здесь полно разных "Спрингбоков" - национальная авиакомпания, сеть театров, товарный знак государственной туристической корпорации, их национальные спортивные команды, практически всё, что только можно себе представить носит это имя, кроме местных бойскаутов, которые называются "Voortrekkers". Спрингбоки раньше были очень многочисленны, теперь они тоже довольно распространены, но уже не в таких больших стадах как раньше. Я слышал о них историю, которая звучит невероятно, но её рассказывают на полном серъёзе: говорят, что спрингбоки, подобно леммингам, могут совершать массовые самоубийства... бессчётными стадами они изливаются из буша к Индийскому океану, заходят в него, напиваются морской воды и умирают.

     Если это правда, то она так же трудно поддаётся объяснению, как экстрасенсорные эксперименты доктора Рейна. Как бы то ни было, антилопы сейчас уже столь многочисленны, как раньше.

     Первую антилопу мы увидели, когда наблюдали за птицами-чистильщиками. Я внимательно следил за ними, потому что не мог понять, как они поддерживают своё существование. Их страсть стоять на часах при своих коровах, казалось, никак не способствовала заполнению их собственного зоба: мы ни разу не видели, чтобы они прерывались ради еды, ни единого раза - а ведь у птиц очень высокий уровень метаболизма, и они должны есть, раньше и чаще.

     В тот день, чуть позже, мы пересекли Оранжевую реку в Оранжевой провинции и из открытых засушливых долин попали на зелёное, огороженное пастбище. Здесь было намного больше коров, и, соответственно, белых цапель. Вдруг Тикки сказала: "Смотри!"

     Спрингбок перескочила ограду и смешалась со скотом, который пасся справа от дороги. Сэм замедлился до скорости улитки и объяснил, что это было. Но это создание вломилось на вечеринку не для того, чтобы насладиться превосходным салатиком внутри загона, о, нет! Это был настоящий шутник, и он оказался там с единственной целью - погонять птиц. Он передвигался сериями изящных прыжков, нагибал голову и бодал белых цапель, птицы издавали пронзительные крики негодования и улетали.

     Он делал это снова и снова. Скот бродил по выпасу, а оставшиеся птицы-чистильщики продолжали стоять на своих постах, стойко, словно юнга на горящей палубе, вплоть до ужасного, но неизбежного момента, когда им приходилось взлетать или по-глупому подставляться под удар. Когда спрингбок очистил пастбище от глупых созданий, он снова перескочил забор и поскакал прочь, возможно, в поисках новых птиц-чистильщиков.

[]
Спрингбок

     Мы попросили Сэма, всегда ли они так себя ведут. Он признался, что за все те годы, что он разъезжает по стране, он такого ни разу не видел. Мы пришли к выводу, что этот полюбившийся на спрингбок был отклонением от нормы, среди своего вида столь же исключительным и осенённым гениальностью, какими среди нас были Марк Твен или Торн Смит.

     Южная оконечность Кару очень засушлива, это - край овец. Немного дальше на север местность улучшается, там край крупного рогатого скота. За скотом следуют птицы-чистильщики, а, чем зеленее край, тем больше там болотных птиц, аистов, журавлей, птиц-секретарей и других. Ещё попадались страусы, но я думаю, что все, которых мы видели, были одомашненными. Большая часть земли непригодна для сельского хозяйства из-за термитов, их холмы зачастую стоят так скученно, что превращают некогда ровную местность в бесплодные земли. Холмы бывают трёх типов, высокие церковные шпили в десятки футов высотой, маленькие насыпи, размером с хорошую корзину и крупнее, и большие насыпи, почти холмы или koppies. Грязь, пережёванная термитами и высушенная, застывает так, что её очень трудно разбить плугом, и, видимо, она не раскисает от дождя. Если когда-нибудь марсианам придётся решать, кто в действительности владеет Африкой, они наверняка присудят её термитам, невзирая на прочих претендентов.

     Мы остановились на чай в Колсберге в Капской провинции, недалеко от Оранжевой реки. Этот городок по виду не с юго-запада США, он, скорее как окружной центр в Айове или северном Миссури. Оттуда через Оранжевую провинцию и через реку Вааль в Трансваале земля была покрыта пышной зеленью, как лучшие из наших фермерских земель центральной части страны. Проехав более шестисот пятидесяти миль, мы остановились на ночь в Блумфонтейне, столице провинции, городе, где расположена знаменитая Гарвардская Обсерватория. Как обычно, Сэм, похоже, знал тут всех девушек, по дороге мы несколько раз останавливались, чтобы поприветствовать его знакомых женского пола, один раз прямо посреди пустыни, когда он увидел знакомое женское лицо за рулём автомобиля, приближающегося к нам с относительной скоростью в сто тридцать миль в час. У меня сложилось впечатление, что Сэм удаётся оставаться холостяком только потому, что он всё время в пути.

     Отель был восхитительный и современно оборудованный, но достаточно старый, чтобы в нём были прекрасные, большие номера и широкие ванны. В Южной Африке не считают потребность в отдельной ванной комнате эксцентричной и готовы её удовлетворить. По нашей просьбе, в пять тридцать утра в нашу дверь постучал банту, который принёс чай, чтобы продрать глаза/очухаться/...; это английский обычай, который нам не мешало бы перенять, если мы хотим начинать утро пораньше. Он более эффективен, чем холодный душ, и его намного легче реализовать.

     К сожалению, когда раздался стук, мои глаза не захотели открываться. Я вытащил себя из тёплой постели, нашарил свой халат, одновременно пытаясь взять свои очки с ночного столика. Они ударились об пол с отчётливым звоном разбившегося стекла.

     Я такой человек, которому нужно надеть очки для того, чтобы найти свои очки. Будучи столь зависимым от них, я не рискнул путешествовать всего с одной парой очков, но вторая пара была сломана накануне, во время нашей дикой поездки вокруг Столовой горы. Так что я, не успев моргнуть, оказался в положении, когда мне нужен был маленький мальчик, чтобы водить меня по улицам.

     Я повернулся к Тикки, всё ещё нежившейся в постели, и сказал:

     - Смотри, что ты натворила!

     Она подняла голову и уставилась на меня.

     - Ты испортил мой самый прекрасный сон - я была дома! Где это мы? И что я натворила?

     - В Африке. Я только что разбил свои вторые очки.

     - Бедный малыш! Бедный глупый малыш... как же это получилось, что мы в Африке?

     - Я не знаю. Если бы ты встала и открыла дверь, как подобает любящей жене, я бы их не разбил.

     Вновь раздался деликатный стук.

     - На тебе уже одна туфля и почти одет халат, - заявила она. - Ты можешь подать мне чай в постель, а после завтрака мы посмотрим, что можно сделать с твоими очками.

     Некоторые женщины совершенно бессердечны. Я принёс ей чай в постель, потом выглянул в коридор. Обувь Сэма, свеженачищенная, стояла перед его дверью, и там же был его чай; ночной портье не смог его разбудить. Я побарабанил ему в дверь, пока он не проснулся, а с ним и все остальные на этаже, потом вернулся в свой номер, выпил чаю и почувствовал жалость к себе.

     Я объяснил Сэму ситуацию за завтраком.

     - Как вы думаете, мы можем тут найти мастера-окулиста? Наш график такой плотный, что нужно чтобы их починили буквально на лету. "Ruys" отплывает в Сингапур в тот же день, когда мы прибудем в Дурбан.

     Он задумчиво нахмурил брови.

     - Нам пришлось бы потратить тут впустую два часа с лишним, пока он не откроется, за это время мы должны сделать сто миль по дороге в Йоханнесбург - а до него ещё более трёхсот миль. Всё действительно настолько плохо?

     - В настоящий момент не слишком плохо. У меня ещё есть в запасе старая пара, по старому рецепту, которой я могу обойтись. Но я даже думать не хочу о том, что все недели до Сингапура я буду в негодных очках. Слушайте, давайте найдём оптика в Йоханнесбурге, и я попрошу, чтобы он послал их авиапочтой в Дурбан.

     - Сегодня суббота. Я думаю, что в полдень они все закроются.

     - О, боже! Есть шанс, что мы будем там до полудня?

     - Сомневаюсь. Возможно... если мы будем гнать всю дорогу.

     - Тогда давайте, валим отсюда - и покатили!

     - Допивайте свой кофе и не беспокойтесь об этом.

     Я вздохнул.

     - У вас стопроцентное зрение. Вам меня не понять.

     - Говорю же, не волнуйтесь. Я поручу своей подруге позаботиться об этом.

     - Что? Какая подруга? Говорите яснее!

     - Да есть одна в Йоханнесбурге.

     - Только одна в Йоханнесбурге? Я думал, это большой город.

     - Будь повежливее, дорогой, - посоветовала Тикки. - Сэм пытается тебе помочь.

     Она повернулась к Сэму:

     - С ним тяжело в такую рань, Сэм, но как только солнце поднимется повыше, от него будет больше толка.

     - Я вовсе не хамил, - возразил я. - Я всего лишь подумал, что они там у Сэма как-то выстроены по приоритетности. Я им вообще восхищаюсь. И хотел бы быть как он.

     После этих слов разговор быстро развалился, поскольку Тикки попыталась логически совместить своё утверждение, что Сэм просто замечательный, с тем, что пообещала обломать мне обе руки, если я попытаюсь ему подражать. Мы сошлись на том, что Сэм попросит свою девушку, серийный номер один, класс "Йобург"[09], чтобы очки отремонтировали по времени как раз, чтобы мы могли забрать их по возвращению в город на пути в Дурбан. Я остался всем этим весьма доволен, мои приступы депрессии обычно заканчиваются после завтрака. И вообще у меня мягкий, добрый характер и дети меня любят.

     Всё утро мы двигались в глубь густонаселённых районов. Это всё ещё была сельская местность, но посевов становилось больше, а пасущихся животных меньше. Дикая природа почти исчезла, кроме случайных сурикатов (или "mierkat", или "meercat" - выбирайте сами). Эти маленькие, похожие на мангуст, существа любят перебегать дорогу прямо перед машиной. Для очень многих из них такая попытка завершается неудачно: мы видели их жалкие тельца чаще, чем размытую серую тень, отмечающие место, где он только что был.

     Приблизившись к Йоханнесбургу, мы увидели разбросанные среди ферм шахтные отвалы. Золотой прииск Витватерсранда - самое богатое золотое месторождение в истории - возможно у инков было что-то получше, но если так, то оно давно было утрачено. Это подземная золотоносная жила, по меньшей мере, шестидесяти миль в длину, регулярно открывающая новые нежданные сокровища. Некоторые из шахт прокопаны на глубине более чем в полумиле ниже уровня моря, почти в двух милях по вертикали от поверхности плато (высота 6000 футов), на котором воздвигнут Золотой Город. В этих ужасных глубинах вы можете приложить ухо к каменной колонне и услышать, как камни скрипят под непостижимым весом, который на них покоится.

     Мы прибыли в городе около часа дня, слишком поздно, чтобы найти открытую оптику, но я больше не волновался. Мы нашли подругу Сэма, Иду, которая оказалась высоким, гибким, белокурым созданием, профессиональной моделью. Сестра Иды, Лора, была высокой, гибкой брюнеткой, и тоже должна была быть моделью, но не была ею по причине какого-то недосмотра. План Сэма был пересмотрен с учётом того, что мою проблему брала в свои руки Лаура, которая согласилась проследить, чтобы мои две пары очков были отремонтированы. После этого они взяли нас, чтобы показать город.

[]
Йоханнесбург

  

[Глава 8 ч.2]

  


  

  

Комментарии

  

  

  [01] Jim Crow - презрительное название негра, также означает систему расовой сегрегации и дискриминации

  [02] африкандер - местная порода крупного рогатого скота. Точно тем же словом "afrikander" называется нация белых жителей ЮАР. Далее в тексте быки будут обозначаться кавычками. Возможно, кое-где я мог ошибиться

  [03] "гнилое местечко" - город, фактически прекративший существование, но сохранивший места депутатов в парламенте по территориальному принципу. На практике этих депутатов назначали местные землевладельцы, в результате получая в парламенте перевес по сравнению с представителями промышленных центров.

  [04] Мау-Мау - движение организации "Кенийская Армия Земли и Свободы", вылившееся в 1952 году в восстание

  [05] Так и произошло в 1967 году, когда ЮАР ввели в обращение золотой крюгерранд. Естественно, США тут же запретили ввоз крюгеррандов, потому что американским гражданам было запрещено владеть золотыми слитками и монетами. Другие страны мотивировали свой запрет борьбой с апартеидом.

  [06] habeas corpus - приказ доставить арестованного в суд для рассмотрения законности его ареста

  [07] Great Karoo - плато Большое Кару в ЮАР

  [08] snowy egret - белая американская цапля, Egretta thula

  [09] Joburg - не путайте с Ёбургом - Екатеринбургом, Йобург - это производное от Йоханнесбурга

 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"