Аннотация: Зомбиапокалипсис. Опубликован в журнале "Эдита" номер 78 за 2019 год.
КРАЙ БЕЗДНЫ
Неделю назад
Пришёл зомбиапокалипсис вовсе не из большого города, не из суперсовременной военной биолаборатории и даже не из космоса в виде какого-нибудь мутировавшего вируса, что свалился планете прямо на голову вместе с заблудившимся метеороидом. Нет. Смертельная пандемия начала отсчёт жертв с шахтёров Анска, одного закрытого города в Якутии. И вырвалась она на волю после случайного прорыва на глубине восьмидесяти метров в правой штольне по ходу главного проходческого канала. Обвалился солидный пласт породы, ножи комбайна замолотили пустоту, и машина заскользила всей массой куда-то вниз, в другой мир - тускло-зелёный, с тёмными зловещими неподвижными фигурами. Впрочем, неподвижными они были недолго, где-то с минуту. И... началось.
Добывался на руднике унит, чьё месторождение нашли в 25-м году нынешнего века. Единственное месторождение в мире, возле знаменитых якутских кимберлитовых трубок, открытое к тому же случайно. Унит позволял России забыть об энергетическом кризисе если не навсегда, то до построения продвинутого капитализма уж точно. Такие вот свойства у этого минерала - уран, по сравнению, выглядел просто сырыми дровами. Потому и город закрытый, потому и средств вбухано немерено (мерзлоту, например, рвали новыми криогенными экотехнологиями), и работали на руднике потому тоже круглосуточно.
Прорыв случился глубокой ночью, в 02.21. Это для любителей статистики, если таковые ещё найдутся. Табло с электронными часами плоским прямоугольником как раз висело над входом в будку начальника смены. Мигало секундной точкой между зелёными 02.21, как вдруг - бам-м-м! Фр-рх... Что-то вздрогнуло внутри рудника, колыхнулось под ногами, потревожило воздух. Начальник смены как раз с бригадиром чай допивали, когда ощутимо качнуло, будто не на жёстком стуле сидишь почти в сотне метров под землёй, а раскорячился на палубе какого-нибудь сухогруза.
- Что за нах? - аж поперхнулся последним глотком бригадир Семёныч, свой в доску мужик, матершинник и стахановец - других здесь не держали.
- Двадцать лет под землёй, а всё обвал на слух не определишь! - вскочил Яшин, который тут ночью командовал. Из молодых, да ранних, такие в начальники и нужны. Оба выскочили наружу, словно за ними черти гнались.
Двадцать четыре человека, вся смена, трудились дальше и правее, расширяли проход под перспективную жилу, пустую породу отвозили грузовыми вагонетками. Электровоз, на котором и прибыл бугор чайку попить, как раз отбыл за следующей партией породы. Там вскоре и бумкнуло.
Освещено всё было на совесть (специально для рудника и города построили в своё время малую АЭС, работающую уже на уните. Проект окупил себя тут же), поэтому и бугор, и начсмены разглядели главное: сверху всё держится, стены выработки тоже устояли, а вот по проходу, вдоль узкоколейки, облако пыли. В свете ламп казалась она зелёной. Что делается дальше по проходу, который заметно опускался вниз, разглядеть уже не представлялось возможным; мешала та же пыль, поэтому, не сговариваясь, побежали вперёд, но вскоре вернулись за респираторами - дышать там было сложно. Только надели, как из облака вдруг выскочили то ли четверо, то ли пятеро. И кто-то дальше заорал пронзительно. И ещё один. Кричали так, будто их резали по живому.
Бугор поймал за рукав первого бегущего, Яшин не растерялся и хапанул следующего, остальные просвистели мимо.
- Вовка! - заорал Семёныч в лицо задыхающемуся шахтёру. Тот явно ничего не соображал и только глазами ворочал, зажимая левой рукой правое предплечье. Спецовка набухла от крови. - Ядрит твою через коромысло! Живы? Чего с рукой? А там чего?
Вовка замотал головой и сделал попытку вырваться. Однако не на того напал, хватка у бугра железная.
Непонятно, чем бы закончилась их топтание на месте, как появились ещё люди. Много. Семёныч машинально отпустил рукав, не ожидающий этого Вовка дёрнулся и потерял равновесие, усевшись на пятую точку.
- Бежим! - это тот, которого поймал начсмены. - Отпусти, козёл!
Врезал по руке со всей дури и рванул в сторону подъёмной клети. Яшин, похоже, этого даже не заметил, он остолбенело смотрел на приближающихся. Семёныч ойкнул и выругался так витиевато, что при других обстоятельствах Яшин обязательно бы запомнил, чтобы потом где-нибудь в разговоре вставить якобы от избытка чувств. Но сейчас запоминалось совсем другое.
Мимо пробежали ещё человек пять-шесть, а за ними...
Какие-то твари гнались за людьми - высокие, угловатые, с длинными руками и ногами. Одно схватило бегущего, приблизило к себе и вырвало из шеи приличный кусок. Даже отсюда был виден фонтан крови - явно артерию порвали. И тут же с чавканьем, от которого волосы дыбом, несчастному откусили голову. Отчётливо послышался хруст сминаемого зубами черепа. Это что же за зубы такие, пронеслось в голове у Яшина.
- Семёныч... - слабо позвал он. Хотел развернуться и бежать, но ноги не слушались, стали ватными, будто к земле приросли.
Однако Семёныч не растерялся. Имел он такое свойство организма: чем вокруг хреновей, тем лучше мозги соображали. И то правда - двадцать лет под землёй, тут поневоле как надо соображать станешь, когда приспичит. А бывало так схватывало, что только смекалка и воля выручали.
Подхватил стонущего Вовку и деревянного Яшина, поволок к подъёмнику. Оглядываться никакого желания не было. А было желание рвать когти как можно быстрее и как можно дальше.
Как он их доволок, помнил смутно. Яшин, правда, очухался, помогать стал. А Володька совсем сомлел, дышал хрипло, всё время стонал и повторял:
- Она... меня... когтями... сука... сука...
- Терпи, казак, - Семёныч заволок парня в клеть, прислонил к стенке. Тот тут же сполз и повалился на бок. Воздуха ему не хватало.
Яшин заворожено смотрел, как твари рвут людей. На клеть пока никто не обращал внимания. Вопли и крики, как в аду. Повернулся к Семёнычу и спокойно приказал:
- Подымай.
Бугор глянул на совершенно белое лицо начальника смены, трясущиеся руки, оглядел таких же трясущихся остальных и без лишних слов нажал кнопку.
Из двадцати четырёх человек спастись удалось лишь восьмерым. И то ненадолго.
В дежурке комендатуры тихо, почти три утра. Самое лихое время, если кто понимает. Час совы и время туманов, когда лето. Но сейчас начало зимы, не до туманов.
Капитан Прохоров клевал носом за пультом дежурного, когда из полудрёмы его выдернул звонок городского телефона. Трель оглушительная, спецом сделали, чтобы дежурному служба мёдом не казалась.
- Чтоб тебя... - разлепил дежурный глаза и потянулся к трубке. - Дежурный по городу капитан Прохоров! Ваш звонок записывается, говорите!
Некоторое время слушал и чем дальше, тем сонливость улетучивалась с космической скоростью.
- Сигнал принят. Выезжаем!
Палец вдавил кнопку тревоги и одновременно капитан соединился с Лукинским, отвечающим в Анске за безопасность.
В недрах комендатуры звенело. Громко, призывно. Тоже чтобы для дежурной группы быстрого реагирования служба развлечением не казалась. Любят у нас такое.
На третий гудок безопасник поднял трубку. Спал он чутко.
- Слушаю, Лукинский.
- Тащполковник, поступил звонок с шахтоуправления. Даю запись...
В дверь дежурки заглянула конопатая физиономия командира СОБРА Переверзева. Невыспавшаяся, хмурая и злая.
- Чё за набат?
Прохоров сделал страшные глаза. Переверзев прислонился широченными плечами к дверному косяку. На его памяти ещё ни разу тревоги не поднимали, город хоть и большой, но кого попало сюда не набирали, чтобы среди ночи пьянь какую разгонять или нариков. Поэтому зевал и ждал объяснений.
- Не могу знать, тащполковник... Есть проверить! Группа уже выехала... Так точно докладывать.
Положил трубку, выдохнул.
- Миша, дорогой, сам ничего толком не знаю! Дуй к шахтоуправлению, звонок оттуда был. Кто-то напал там на людей. Да вот сам звонок, слушай, потом своим перескажешь.
Включил запись. Слушали молча, без комментариев. Голос захлёбывался криком, было понятно, что человек в панике.
- Это шутка такая? - почесал Переверзев переносицу. - Да непохоже, первое апреля давно прошло. Чё за херня? Какие ещё твари?
- Вот езжай и проверь, чё это за херня. Потом доложишь. Мне же Луке чего-то объяснять надо. Давай, давай! Езжай, пробздись!
- Эх, такой сон испоганили!
Отлепился от косяка и, напевая "мама, а я рыжего люблю...", исчез.
Живым его Прохоров больше не видел.
В половине шестого утра Валерка Тус (по прозвищу Туз из-за интересной фамилии) приступил к выполнению своих дворницких обязанностей. Вчера с мужиками нехило так посидели, но, как ни странно, встал нынче легко; был ещё в том возрасте, когда даже палёная водка не ломала почти молодой организм. Хотя в Анск палёную и не завозили, не тот статус у города. А завезли бы, так кое у кого головы бы сразу полетели - шутка ли, такой рудник, единственный в своём роде, плюс "Анский электрохимический завод" по обогащению унита, третий в мире по объёмам, между прочим. Вон он, круглосуточно дымит своими трубами как паровоз. Плюс спецприёмка. Аэродром. Своя АЭС опять же. Соответствующая инфраструктура. Но главное - кадры. Тут только в больничке работают сплошь кандидаты наук. А уж о режиме и говорить нечего - вон какая стена вокруг, бетонная, с колючкой поверху да с вышками. Как на зоне. По факту зона и есть. Особая. С уникальным производством. Но, как и везде, дворники тоже нужны. И продавцы. И водители. Пожарные. Менты. Да много кто.
Город потихоньку просыпался, вставали здесь рано. В домах уже светились окна, кое-где заводились машины на прогрев. Из авто народ предпочитал японцев, как, собственно, и везде в Сибири, начиная аж с Дальнего Востока. Умеют узкоглазые делать, это вам не тольяттинская консервная банка.
Зевая, Валерик открыл сарайчик, где хранился нехитрый дворницкий инструмент, поёжился от утреннего морозца - всё-таки зима нагрянула как всегда нежданно - и вытащил метлу с ведром. Савок бросил в ведро. Снега ещё не было, до снеговой лопаты дело на днях дойдёт, судя по хмурому небу. Так что пока мусор у подъездов уберём и с чистой совестью досыпать. Лёгкое похмелье не в счёт. Потом, если настроение будет, пива возьмёт, благо деньги имелись, вчера как раз зарплату выдали.
Прикрыл дверь и поплёлся в сторону первого подъёзда. Подобрал пустую банку из-под колы, потом ещё одну. Эх, молодёжь, никакого воспитания, где пьют, там и гадят. Поставил ведро возле лавочки, присел, закурил. Всякая большая работа требует большого перекура, эту незамысловатую истину он уяснил ещё в армии, куда угодил, как только стукнуло восемнадцать. Было дело, хлебнул, но ни о чём не жалел и два года выброшенными на ветер не считал тоже. Школа жизни, и то не пустые слова. Кто думает иначе, пусть бросит в него камень. И сюда попал благодаря той же армии, служил в части, где давал подписку. Серьёзную такую. ФСБ не зря свой хлеб ест.
Докурил, выбросил окурок в урну, поднялся и посмотрел вдоль пятиэтажки, оценить фронт работ. Ого, а это ещё что за фрукт? Ничего себе, с самого утра уже на бровях, такое умудриться надо. Всю ночь, что ли, квасил?
Навстречу ковылял какой-то мужик. Ноги заплетались, руки чуть ли не до земли опущены. Увидев дворника, вдруг заковылял быстрее, словно цель обозначил. Валера уставился на пьяного: чего ему надо? Мелочи стрельнуть на пиво? Мол, не хватает? Ухмыльнулся, глядя на приближающегося. Но ухмылка застыла, когда он разглядел глаза мужика. Тот как раз оказался под фонарём, и у Валеры мороз по коже прошёл от этого взгляда. Ничего живого, человеческого там не было, отсутствовало оно напрочь. А глядели на Валеру бельма, наполненные бессмысленной жаждой убивать и рвать - это он отчего-то прочувствовал вполне. И попятился от прожигающего взгляда, споткнулся о бордюр, распластался неуклюжей куклой, заворочался, пытаясь встать. Мужик оказался рядом, протянул руки, издал что-то похожее на утробный стон. "Ма-ма..." - пронеслось в голове у Валеры, и он выставил навстречу метлу, всё, что оказалось в руках. Чем бы всё закончилось, одному ангелу-хранителю известно, но тут хлопнула дверь подъезда, вышел на улицу Сенька Шпагин, он же Шпага, вчера вместе гуляли, и страшный мужик интерес к Валерику вдруг резко потерял, ковыльнул к Шпаге.
- О, уже по двести хряпнули? Не рано? Э, ты чего?
Якобы пьяный вцепился в Сеньку и легко повалил того перед подъездом. Раздался вопль вперемешку с матом, когда ему вгрызлись в шею. Кровь так и ударила, у Сеньки задёргались ноги, а мужик даже не думал останавливаться, присосался, как пиявка. Валерка, наконец, сумел подняться и рванул прочь, откуда только силы взялись. Орал при этом истошно, голос тоже прорезался. Бежал куда-то, а перед глазами так и стояла картина окровавленного Шпагина и рвущего его плоть психа.
Тузу повезло. Он сумел остаться в живых при встрече с ходячим.
Три дня назад
Лукинский, не спавший уже чёрт знает сколько, сидел за столом, курил чёрт знает какую сигарету и в который раз пытался осмыслить происходящее. Правда, сейчас картина выглядела куда логичнее, чем, скажем, в начале событий. В голове вот только не укладывалась.
- Так говорите, эти появились из рудника? - помассировал глаза полковник. - Тогда вопрос, профессор: откуда они там взялись? Из-под земли вылезли?
- Не исключаю и такой возможности, - собеседник Лукинского также выглядел уставшим. Все они нынче такие, расслабляться некогда. - Только я не профессор, а доцент, кандидат геолого-минералогических наук.
- Прямо как "Джентльмены удачи". У меня в городе, доцент, двадцать пять тысяч жителей и сколько из них заражённых, никто не знает. А ментов семьсот рыл всего, несмотря на статус месторождения, которое, на минуточку, единственное в мире. С десяток моих фээсбешников. И рота охраны периметра, сто тридцать архаровцев из "вованов", которые автомат держать умеют, но стреляют из него, как из рогатки, куда бог пошлёт. Правда, в двадцати километрах авиачасть и вертолётный полк, но им приказываю не я, увы. Да и что бы я приказал? Разбомбить город к чертям собачьим? Мне, господин учёный, понять надо, что там за хрень вылезла и как с ней бороться. Приказ стрелять на поражение зомбаков я дал лишь вчера, потому что, к сожалению, мы не сразу поняли, что это уже не люди. Начальству доложил, они обещали выслать комиссию, чтобы разобраться, что здесь происходит. А город не сегодня, завтра останется без электричества и тепла, не дай бог! Если АЭС не удержим. Есть серьёзные опасения, что можем и не удержать. А тут комиссия! Мне её хлебом-солью встречать? Или лучше вообще застрелиться, чтобы ни о чём не думать? Так что выслушаю любые гипотезы. Чтобы хоть что-то понять. Если это вообще понять можно.
- Извольте, вот ход событий, как он видится мне. Разумеется, за достоверность ручаюсь отчасти. Может, было именно так. А возможно, по-другому. Но суть, думаю, останется.
- Геннадий Фёдорович, если позволите. Просто "доцент" оно как-то фамильярно... Если в двух словах, картина мне видится следующей. Совершенно очевидно, что шахтёры каким-то образом спровоцировали появление этих... ммм... особей. Наверное, случился обвал или прорыв, в результате которого открылся проход... э-э... куда-то. Откуда, собственно, твари и явились...
- Минуту! В толще породы был какой-то схрон, что ли? Пустоты?
- Именно. Возможно, с незапамятных времён. Сибирь в этом плане уникальная территория, тут много чего есть. Вот шахтёры и наткнулись. Однако почему эти существа до сих пор вполне живы и активны, если исходить из того, что им не одна тысяча лет, я понимать отказываюсь. Есть только один ответ. Но он из области такой научной фантастики, что брать его в расчёт - самому стать фантазёром.
- Ну? - поторопил Лукинский, видя, что доцент замолчал и что-то усиленно обдумывает.
- Да как-то... А почему, собственно, невозможно?.. Знаете, если это правда, то мы свидетели невероятного события!
- Какого ещё? Или одного этого мало?
- Помните Холмса? Если вы исчерпали все объяснения и у вас осталось последнее, самое невероятное, значит, оно и есть самое верное. Всё просто, господин полковник: шахтёры прорубились в параллельный мир. И, боюсь, открыли дверь в бездну.
Лукинский только хмыкнул.
- Понятно, - он снова потёр глаза. - Ничего толкового я так и не услышал. Дверь говорите? Не знаю как насчёт двери, но за край бездны мы заглянули точно...
День сегодняшний. Артём Глебов.
Чуток покемарить Артём решил в коттедже по улице Пролетарской, выбрал, который особо не маячил, находился более-менее в глубине. Проверил на предмет ходячих (пусто, видно было, что хозяева удирали в спешке), потом расположился на втором этаже, в одной из спален. На всякий случай закрыл дверь, рюкзак поставил у прикроватной тумбочки, "Борей" аккуратно пристроил рядом и повалился, не раздеваясь, прямо поверх одеяла, головой в подушку, и тут же уснул, как в пропасть прыгнул.
Снилось ему море. Волны с шипением накатывали на галечный пляж, а он сидел на большом валуне и смотрел куда-то в туманную даль, из которой выбиралось красное солнце, и там, на краю туманного и зыбкого, белой чёрточкой застыл теплоход. Солнце казалось воспалённым оком, следящим за планетой на холсте бездонного неба. И за ним, Артёмом, следящим. От этого взгляда становилось неуютно, не по себе.
Но во сне не было ходячих, это он почему-то знал точно. И не было тех тварей из шахты. Над головой кружили чайки, и крики их не раздражали, а призывали думать, что жизнь продолжается не смотря ни на что. Крики, крики...
Он сел в кровати рывком, будто и не спал - привык так уже просыпаться. И привык, что сон превращался в какую-то полудрёму на час-другой. Хуже ходячих и тех, из шахты, только вялость от изматывающего недосыпа и постоянная какая-то полуапатия. Но тут помогала справляться злость - отстреливать причину всего этого ему, чем дальше, тем больше хотелось. Охотником он раньше был знатным. И какая разница, что был в той, другой уже жизни, и охотился совсем на другую дичь. Полуавтоматический "Борей" с оптикой справлялся и здесь, в городе.
Где-то опять послышался крик. Не крик даже - душераздирающий вопль, который его и разбудил. Будто корабельная сирена взвыла, напоминая зазевавшимся, кто тут главный в фарватере.
Быстро подскочил к окну, не забыв про винтовку, осторожно выглянул из-за шторы.
Уже намело. Зима подкралась как всегда в этих краях незаметно, навалилась и снегом, и морозом, и серым небом. Анск хоть и закрытый город, но только не для зимы.
Тварь неподвижно сидела на крыше соседнего коттеджа, падла. На улице видны зомби, или ходячие, как их стали называть после одного сериала. Почти все окровавленные. А тварь будто сопровождала - мне сверху видно всё, ты так и знай. Артём стал осторожно открывать окно. Получилось без скрипа, окно пластиковое. Вдохнул холодного воздуха, навёл перекрестье на голову твари, палец замер на спусковом крючке. Метров сто, ерунда, а не расстояние. Пару секунд пристально рассматривал её через оптику, отбросив эмоции. Зеленокожая, рыло скошено вперёд, широкие ноздри, внушительные клыки. Похоже существо на орка, что он видел в каком-то фильме. Только на женскую особь, мощи тут явно не хватало. Щас мы тебя, урода, снимем. Ага, только держись.
"Штолле, штолле, кайзер шахт, - выстрел. На, бля! - Видерхолле, апгемахт!". Дурацкая считалка привязалась ещё в институте, когда он ухаживал за обрусевшей немкой. Где ты теперь, Хельга? Иногда шептал считалочку как какое-то заклинание. Помогало те же эмоции если и не похерить, то отбросить на время. Потому что ничего, кроме ужаса, испытывать тут было нечего.
Тварь кулем полетела вниз. Бошку он ей расколошматил будь здоров, только ошмётки в стороны. Одной сукой меньше, туда тебе и дорога. Но кто так орал? Штолле, штолле, кайзер шахт... Тьфу ты!
Он выглянул из окна, стараясь разглядеть как можно больше.
Коттедж окружён хорошим забором, с кирпичными столбиками через каждые метров десять, с мощными воротами и будкой охраны, хозяин вложил сюда немало. И кому теперь всё это достанется? Ходячим? Тварям? Мародёрам? Ну, последним ещё постараться надо, чтобы досталось, запросто могут и сожрать. А тем, которые и сожрут, им добро-то пофиг. Единственное, что их интересует - человек. Исключительно с гастрономической точки зрения. Как часть пищевой цепочки. Впрочем, неизвестно, жрут ли твари с ходячими ещё что-нибудь, кроме хомо. Если брезгуют, тогда человечеству кранты. Вот в Анске большой Писец и начался - ну что, не ждали, вот он я!
Опять раздался вопль. Где-то недалеко. Ходячие не кричат, им нечем, они не дышат, а вот твари...
Артём убрался от окна, закрыл фрамугу, задёрнул шторы. Что-то ему совсем не хотелось встречаться с обладателем этой лужёной глотки.
Сел на кровать, винтовку положил плашмя на колени. Когда-то в армии учился на снайпера, всё-таки охотник-сибиряк, к оружию с детства приучен, отец потомственный егерь. Артём ему позвонил сразу, как только въехал в ситуацию. Жил тот далеко от Анска (это Артёма сюда судьба забросила), но сын посчитал, что предупредить надо. Единственный родной человек на свете, так уж сложилось. О чём предупредить? Да вот об этом самом, которое сейчас в окно наблюдает. Потому что зараза наверняка расползётся дальше по стране, аэропорт и машины вполне поспособствуют, народ в панике побежал из города и среди них точно найдутся укушенные, а карантин ввести или не получилось, или не до того было, власть она такая, первая и улетела в тёплые края, а вы тут сами уж как-нибудь. Отец у него мужик нормальный, важное слышит и запоминает то, что услышал. В ответ лишь спросил, как Артём сам? Пока в порядке. Выберешься? А хрен её знает, батя. Удачи, сын. Короткий мужской разговор, в их характере. Ну, такая уж закваска...
Выберешься, усмехнулся Артём. От окраины города, недалеко от выработки и шахтоуправления. Одинокий волк среди чужих монстров и земляков-зомбаков. А ведь только фильм посмотрел на похожую тему. Ага, как раз перед тем, как началось. Финал фильма оптимизма не внушал. Здешняя реальность тоже. Ну и ладно, будем выбираться. Вернее, прорываться. С боем.
День сегодняшний. Лукинский.
Он лежал возле стола, рядом валялся опрокинутый стул, разбросаны бумаги. Даже когда всему крах, мы один чёрт заполняем никому ненужные документы, вяло подумал Лукинский. Вот-вот: планета будет валиться в тартарары, но человек всё равно остановится, чтобы вытряхнуть из ботинка камушек, мешающий ему бежать. Камешка у него не было, зато во всём остальном была полная и беспросветная задница.
Специалист по горным породам, доцент, как его? Да неважно. Валяется ничком у разбитого окна. Пришлось упокоить, потому что обратился, или зомбанулся, как говорили его подчинённые фээсбэшники. Кстати, где они? Впрочем, тоже неважно. Ничего уже неважно. Кроме одного... Лукинский поднял левую руку с пистолетом - правую разодрала тварь, когда разбила окно и запрыгнула внутрь. Оружие у него лежало на столе, он даже успел его схватить. Но не успел ни выстрелить, ни увернуться толком, а та полоснула по руке когтями и тут же доцента достала, который от ужаса столбом застыл, и ушла через дверь. Он потом слышал вопли в здании и ни одного выстрела. Быстрая, сука. А доцент всё причитал, страшно ругался (тоже мне интеллигент), выл и орал, кляня бога, себя и обстоятельства, пока не захрипел и не затих. Потом поднялся минуты через две и сразу к нему. Ну, с левой-то полковник стреляет не хуже. Теперь доцент лежит с дыркой во лбу и развороченным затылком, пуля от "Стечкина" в упор это вам не фунт изюма. Параллельный мир, говоришь? Может быть, потому что такие твари у нас не водятся точно.
Сознание туманилось, скоро и он обратится. Благодаря стальной воли только и держится, школа выживания у него посуровее, чем у доцента. Но зомбануться он себе не даст, в пистолете полная обойма без одного патрона.
Себя он не жалел - не привык. Вся жизнь на службе. Как там у Лермонтова? Слуга царю, отец солдатам? Слугой, правда, не был, присяга поважнее будет, да и отец из него так себе, дочь вон в журналистику подалась, связалась с какими-то вечно протестующими. Хорошо, сейчас не здесь, умотала в очередную командировку. Он ей звонил, предупреждал о надвигающемся. Посмеялась, хорошо ещё не обозвала каким-нибудь "свихнувшимся папочкой", она могла. С другой стороны, чтобы он делал, будь она в городе? Ведь побежала бы за репортажем, идиотка.
Накатила тошнота, следом потемнело в глазах, в голове полный вакуум. И сердце всё сильнее ноет. Похоже, последние минуты доживает. Подумал про это отстранённо, как о постороннем человеке. Ну, лежит пожилой дядька на полу, концы отдаёт, ему какое дело? Разве что рука дико болит, аж огнём горит, но подавлять боль он умеет, вот и подавил, заставил себя не думать о причинах и вообще обо всём этом. Себя не жалко, а людей вокруг он бы пожалел. Всех. Потому что на самом деле противно и больно - вот так умирать.
Ещё через минуту пришла полная апатия, а боль как отрезало. И тут же им на смену к горлу подкатил зверский голод, утолить который он мог лишь одним единственным способом. И то, что ещё оставалось в полковнике человеком, дрожащей рукой приблизило дуло к виску и нажало спуск...
День тот же. Артём.
Артём всё-таки увидел то, что издавало этот рёв...
В коттедже стало опасно, он решил выбираться, спустился вниз. Проверил, как сидит рюкзак, винтовку положил на сгиб локтя и осторожно вышел. Крутил головой на триста шестьдесят. Особое внимание уделял близлежащим крышам. Твари почему-то очень любили там находиться. Прыгали и лазили они бесподобно. Артёму пока везло. Двоих таких он снял как раз в прыжке - охотились на него. Только реакция и верная рука спасли, а так шёл бы сейчас куда-нибудь безмозглым зомби, загребая свежий снег ботинками.
До будки охраны дошёл без происшествий, всё пока спокойно. Ворота не заперты (а то фиг бы сюда попал), выглянул, потянув створку на себя. На лице никаких эмоций, зато внутри их хоть отбавляй. И главная - страх. Это только дебилы ничего не боятся. А нормальные люди живут и умирают, боясь и смерти, и боли. Артём как раз нормальный и даже представлять не хотел, что будет, если он тварь проморгает. Или подпустит того же зомби, которых на улицах уже полно. Правда, медленные они, заторможенные какие-то, из-за холода, наверное, но тем не менее очень опасные. Зазеваешься и привет, станешь таким же.
А на улице хорошо. Снежку подвалило, и продолжает он тихо мельтешить. Погода ухудшается. Он даже не знал, хорошо это или плохо. А вдруг твари прекрасно видят, и снег им ни разу не помеха? Или как кошки - отлично ориентируются в темноте? М-да, проблема.
Метрах в двадцати, справа, стояли трое зомби. С другой стороны вроде никого. Вот туда и пойдём. Как раз к шахтоуправлению. Что-то ему подсказывало, что это правильно. Потому что началось именно оттуда. Значит, и заканчивать там. Что именно заканчивать, он представлял пока смутно. Главное сейчас просто выжить. А в центре города это куда проблематичнее.
Юркнул за ворота и побежал лёгкой трусцой по улице, не забывая осматриваться. Но тут заборы, опасность маловероятна. Дальше будет небольшой спуск и развилка, слева посадки, справа коробка подстанции. Центр города как раз налево, а направо дорога к руднику. И АЭС где-то там, он особо не интересовался, где именно, но ему там и делать нечего. А вот рудник...
- Дяденька... - девчонка, выглядывает из ворот последнего коттеджа, лет двенадцати, в красивой дублёнке и вязаной шапке с помпоном. В голубых глазищах и страх, и непонимание, и растерянность.
Артём от неожиданности вскинул винтовку, но тут же опустил.
- Господи, ты ещё кто? Чего тут забыла? - глупее вопроса не придумаешь, но это он всё от той же неожиданности. Понятно, что родителей уже нет, а что делать, как быть - кто подскажет? Артём и оказался тем, кто подскажет и который подвернулся вовремя.
Вот же угораздило, пронеслось где-то внутри, но уже протягивал руку:
- Цепляйся и за мной!
Оглянулся. К ним потихоньку приближались, ковыляя и как раз загребая ботинками. Человек восемь. Выродившиеся не пойми во что, уже не люди.
В пальцы крепко вцепились. Смотри-ка, мелкая, а сильная. Ну, тогда побежали!
До развилки из-за девчонки скорее дошли быстрым шагом, нежели добежали, и даже так Артём успевал контролировать окружающее, хотя прятаться тут особо негде, разве что в посадках, но и там всё проглядывается, тем более снег шёл реже. А уже возле самой развилки, когда спустились и успели немного отдышаться, взревело вновь, причём куда ближе. Вот не знай Артём, что орёт живое, пусть и чужое, подумал бы на ревун теплохода. Может даже того самого, что снился недавно.
- Да что за зараза такая... - оглядывался Артём.
- Дяденька, я боюсь, - глаза у девчонки стали ещё больше, хотя, куда уж больше.
- Знаешь, милая, будешь смеяться, но я тоже.
- Не буду. Если враг силён, ничего постыдного в том, чтобы его бояться. Просто я маленькая и мне страшнее.
- Это правильно. А давай-ка пока к подстанции отойдём, ладно? На всякий случай. Штолле, штолле, кайзер шахт... вон туда!.. видерхолле, апгемахт... Стой! И пригнись как можно ниже, чтоб те с дороги ещё не увидели.
Девочка не побоялась испачкать модную одежду, легла прямо на землю. Артём смотрел в сторону коттеджей. Зомби пока не видать. Но эти доковыляют обязательно. Живых они чуют за версту. Так, а что там, где ревело? Он поднял винтовку, осторожно выглянул за угол и тут же припал к окуляру.
Оптика у него стояла отличная, старая немецкая. Отец поспособствовал в своё время, сумел где-то надыбать, сейчас такое не сразу-то и найдёшь. И видно через неё не только отлично, но ещё и резкости прибавлялось. Вобщем, третий глаз, очень мощный и ещё очень качественный по части зрения. Любуйся на здоровье. Сейчас, однако, не до любования, потому что к местным красотам добавилось нечто чужое, непонятное и оттого ужаснее вдвойне.
Оптика приблизило нечто, ковыляющее по дороге. Похоже на огромного краба, тоже в пупырчатом панцире, только зелёном. И ног штук восемь. И не две, а четыре клешни. И сидело на плоской спине краба-переростка некое существо, похожее на богомола. Видно было, что богомол управлял крабом, как наездник лошадью. Он разумен, что ли?! Офигеть...
- Дяденька, там неживые вышли.
Артём оглянулся. Девочка показывала на дорогу. Весемь особей, тех, что за ними увязались. И не факт, что больше не будет.
- Первым идёт дядя Петя. Вон тот, без руки который, - спокойно прокомментировала девчушка.
И ещё раз охренеть. Хотя, дети к реалиям жизни привыкают куда быстрее их, взрослых.
- Тебя как зовут-то, милая?
- Аня. Мама звала Нютой.
- А я Артём. Сейчас мы их посчитаем, Нюта, - где сейчас мама, он благоразумно не спросил.
Стрелком он был что надо, а уж со снайперкой... Восемь выстрелов, ни разу не промазал. А насадка глушителя сделала их практически бесшумными.
- Видерхолле, апгемахт...
- Что?
- Не бери в голову. Посмотри, кстати, может, дверь в подстанцию не заперта? - и вернулся обратно наблюдать.
Ковылял краб не быстро. Богомол на спине у него вообще сидел неподвижно, как истукан какой. Метров двести до них. И вот Артёму было очень интересно, а видят ли его? Пусть он и выглядывает из-за угла, и очень осторожен, но кто знает? Краб вдруг остановился, присел и издал тот самый рёв. Богомол крутил головой. И была на нём какая-то накидка. Точно не безмозглый. А раз так, может, и договориться как-то возможно? И тут же ухмыльнулся: как можно поладить с убийцей? С палачом как возможно договориться? С пикирующим бомбардировщиком? С пулей, летящей тебе в голову?
- Дядя Артём, тут открыто, но внутри никого нет.
- Отлично! Пошли.
В помещении подстанции действительно пусто. Наверное, дежурный вышел посмотреть, в чём дело, когда началось, да и пропал в буквальном смысле. Агрегаты ровно гудели за ограждением, наверху на тросах горели лампы. Артём быстро огляделся и, увидев что-то типа каптёрки, повёл туда девочку. Там было тепло, на топчане даже матрац и одеяло имелись, а на столе чайник, на газете почти нетронутый ужин: зачерствевший хлеб, варёные яйца, копчёная колбаса, банка консервов, ещё что-то в пакете. Он невольно сглотнул, про подкрепиться за всем этим он как-то и забыл. Но нельзя, девочке оно будет нужнее. Если всё срастётся, если повернёт туда, куда нужно.
- Так, оставайся здесь, Нюта. Лучше место и не придумаешь. Дверь я прикрою, не думаю, что сюда сунутся, но потом запрись на всякий случай. Я постучу три раза, зомби стучать не умеют.
Потом он наклонился и внимательно посмотрел в эти большие голубые глаза.
- И ещё знаешь что?
- Знаю, - никогда он не видел у двенадцатилетних такого серьёзного выражения в глазах. - Желаю тебе удачи, дядя Артём! И возвращайся скорее. Пожалуйста...
Он выпрямился и хотел спросить, откуда она узнала про удачу, но молча повернулся и пошёл прочь. Иногда некоторые вещи понятны и без слов.
Прикрывая дверь, прошептал: "Я постараюсь".
Он поймал в прицел богомола и пару секунд прикидывал, куда выстрелить, чтоб наверняка, чтоб сразу. Наверное, лучше всего в глаз. Ну, тогда привет от тёти Моти, как говорил пулемётчик Т-34 из "Освобождения".