Аннотация: О некоторых услугах кооперативов в период перестройки.
Я - сторонник перестройки! Я - за гласность, за демократию,
за социалистический плюрализм, за арендный подряд, за строй
цивилизованных кооператоров. Я не прохожу мимо кооперативов,
всегда спрашиваю: "Почём?" Дорого, но ничего, подождём, скоро
подешевеет. Вот только кооператоры развернутся, конкуренция
начнётся и - подешевеет.
Иду я однажды и вижу: кооператив "Сталинист". Я глазам не поверил!
Потом решил, что здесь "сталинист" может означать нечто вроде
"металлиста". Захожу.
- Здравствуйте, - говорю, - здесь, что, металлисты собираются?
- Нет, - отвечают, - сталинисты.
- Понял, - продолжаю я свою линию, - значит поклонники не всякого
металла (чугуна, меди, алюминия), а исключительно стали.
- Нет, - опять поправляют меня, - тут собираются исключительно
поклонники сталинского режима,
Я так и сел. Кругом перестройка, в газетах Сталина ругают, а здесь
совершенно легально собираются любители сталинского режима! В чём
дело, кто разрешил?!
Стал я разбираться и понял, что ничего тут страшного нет, а даже
есть огромная польза: кооператоры "Сталиниста" объяснили мне
суть своих услуг. Идея состояла в том, чтобы наглядно показать
современным советским людям тяжесть сталинских репрессий. Для
этого клиента сажали в концлагерь - совершенно добровольно.
Стоимость обслуживания - рубль двадцать в сутки.
"Вот здорово! - подумал я, - Наконец-то подешевело в кооперативах!"
На радостях оформил квитанцию на один день. Решил, что один день
не страшно, люди по двадцать лет сидели и - ничего.
Ночью за мной приехали и, как был я в трусах и майке, так и
забрали. Посадили в камеру битком, набитую людьми. Давка страшная,
куда там автобусам! По сравнению с той камерой автобус - монгольские
степи! По хуже всего было то, что уже через несколько часов
решительно все хотели облегчиться, а облегчаться было некуда,
и кое-кто стал облегчаться там, где его припёрло. Я понял, что
мне хватит!
Я стал кричать и звать администрацию, грозился сделать запись
в книгу жалоб. Не помню, что ещё я там орал, но пришёл здоровенный
охранник, а народ перед ним как-то сразу расступился, так что,
несмотря на давку, он меня легко нашёл. Он мне ничего не
говорил, а просто сильно ударил коленом в пах, я тут же облегчился,
и вопрос уладился сам собой.
Так прошли сутки, и я воображал, как побегу к прокурору в трусах
и в майке и пожалуюсь на произвол кооператоров. Я был немало
удивлён, когда нас перегнали в товарный вагон и куда-то повезли.
Я понял, произошла ужасная ошибка! Не помню где, но я достал клочок
бумаги и огрызок карандаша и начал писать письмо Гобачёву:
"Дорогой Михаил Сергеевич! С огромным подъёмом, как и весь советский
народ, принял я программу Перестройки, предложенную Вами..."
Тут я заметил, что в вагоне все что-то пишут. Я заглянул через
плечо соседа и успел заметить, как он пишет: "Дорогой Михаил Сергеевич!
С огромным подъёмом, как и весь советский народ... ."
- Как же так? - подумалось мне, - А где же демократия, плюрализм,
гласность, правовое государство? Неужели конец перестройке? Почему
не предупредили?
Нас выгрузили в тайге, где мы сами себе за два часа построили
лагерь и просидели в нём, кто на сколько оформил квитанцию:
кто на неделю взял отгулы, кто месячный отпуск. Я отсидел один
день, получил справку о "реабилитации" и пошёл по шпалам домой
в чём был: в трусах и майке. Дошёл домой за два месяца и вот что
теперь вам скажу: я по-прежнему за перестройку и за кооперацию.
Но в кооперативы не захожу. На всякий случай.