Головань Андрей Петрович : другие произведения.

Поэт

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Литературной студии Республиканского Дома Ученых АН УССР конца 80-х годов посвящается...


   ПОЭТ
  
   - Хочешь познакомиться с поэтом Вайнштейном? - спросили меня
   однажды.
   - Конечно хочу! - поспешил ответить я. Живьем поэтов видеть мне
   еще не доводилось.
   -Тогда приходи сегодня вечером в "морозилку".
   Некоторое время ушло на выяснение, что такое "морозилка"
   и где она находится, а вечером я уже сидел в небольшом кафе
   "Мороженое" на Крещатике.
  
   Вайнштейн пришел в сопровождении могучего молодого чело-
   века с буйной шевелюрой, с бородой, но без усов, в двух
   кожаных куртках, надетых одна на другую. Вайнштейн рядом с
   ним казался маленьким, щуплым, он был без бороды и усов,
   зато с оригинальной стрижкой - короткий ежик, переходящий
   в длинные вьющиеся локоны, в свитере и длинном шарфе, который
   постоянно сваливался, и его приходилось все время
   поправлять. Из-за малого роста и худобы поэт казался значительно
   моложе - мальчиком лет на 14-15. Маленькие черные глазки
   забегали на его вытянутом лице, ощупывая посетителей.
   Молодые люди не спешили к стойке, как я ожидал, а пошли
   между столами шумно здороваться с приятелями. "Да тут все
   знакомы!" - удивился я и почувствовал некоторую неловкость.
   Наконец меня подвели к Вайнштейну.
  
  - Иванов, - скромно представился он, - можно просто Женя.
  
   "Псевдоним!" - догадался я, чувство неловкости начало
   таять и все присутствующие в кафе стали казаться мне как
   бы друзьями. Я пригласил нового знакомого к стойке и заказал
   два кофе - для себя и для Иванова-Вайнштейна. К нам начали
   подходить знакомые поэта, все хлопали его по плечу и
   спрашивали: "Ну, как, Кич, угощаешь?" Иванов-Вайнштейн-Кич
   угощал всех, и, казалось, все идет прекрасно, но минуту спустя
   я снова оказался белой вороной: заплатил за две чашки и
   хотел отойти, как вдруг увидел, что приятели поэта смотрят
   на меня с крайним удивлением. Пришлось заплатить за всех,
   С этого момента стоило мне подойти за очередной порцией кофе,
   как рядом оказывались какие-то ребята с вопросом типа:
   "Ты Боба не видел?" - и заказывали двойной кофе. Расплачиваться
   приходилось мне, но я не огорчался: не каждый день
   удается познакомиться с поэтом известным в Москве и Ленинграде.
  
   Окружение поэта оказалось весьма пестрым в буквальном
   смысле этого слова: в глазах рябило от джинсов-варенок,
   кроссовок, курток, сшитых из разных кусков вельвета и тер-
   той джинсовой ткани, безделушек, навешанных на грудь, на
   пояс, на рукава, на заплечные сумки - куда попало. Каждый
   стремился привлечь внимание окружающих своей выдумкой: кто
   наставил заплат на джинсы, кто вырядился в старую солдатскую
   шинель; девушки дополняли наряд фантастическим макияжем;
   больше всего меня поразили парни - чуть ли не каждый
   носил в ухе маленькую серьгу.
  
   Мы сидели за столиком впятером: я, Вайнштейн, его друг,
   которого все звали Джеком, и еще две девушки - Таня и Света.
   Света забавлялась с молодой белой крысой, которая была
   совсем ручной - не убегала, не кусалась и не пищала. Когда
   ее брали на руки, она тянула носом воздух и кончик, пушистой
   мордочки, где сквозь мех просвечивалась розовая кожица,
   мелко-мелко подрагивал. Когда же ее выпускали на стол, она
   садилась и начинала чистить свою шерстку.
   Татьяна читала поэту свои стихи:
  
   Учиться и работать - много ль проку?
   Чтоб сгорбиться и поседеть до срока?
   Мой друг желанный, где же ты,
   Пришедший из моей большой мечты?
   Я все познала за свои шестнадцать,
   Как если бы мне было восемнадцать...
   Ах, в чем еще искать мне утешенья,
   Какое мне поможет развлечение?
  
   Тем временем я рассматривал юную поэтессу - худенькую и
   невзрачную девушку с короткой стрижкой, бледным лицом и бес-
   цветными глазами. Она читала свои стихи, упершись взглядом
   во что-то невидимое перед собой и произносила слова без
   какой-либо интонации, казалось, жевала старое высохшее яблоко,
   которое надо или съесть, или выбросить. Тоскливая печаль
   исходила от нее - откуда, почему? - это стало для
   меня загадкой,
  
   После Татьяны стихи стал читать сам Иванов-Вайнштейн.
   Таких стихов я никогда не слышал:
  
   Мой дух у ворот твоего унитаза
   Наткнулся на истин разбитых заразу.
   Я думал там встретить богему в сортире,
   Но ангелы тоже расстреляны в тире.
   Не так-то все просто в прокуренном мире,
   Где доллар идет рубля за четыре -
   Везде существует своя иерархия,
   А вот с проституцией вышла анархия;
   Повышенный спрос создавали грузины -
   Жлобихи повыперли грудей вершины,
   Помойки свои понамазали кремом,
   Ядри-т-твою душу под задницу с хреном!!!
  
   Чем дальше я слушал Вайштейна, тем больше росло мое
   недоумение; унитазы, сортиры, помойки, проституция - разве
   это тема для высокой поэзии? Но тут я стал замечать, что
   стихи девушкам безумно нравятся и они это не скрывали!
   Поэт, ободренный таким вниманием, расходился все больше -
   в его стихах начали попадаться непечатные слова, каждое из
   которых вызывало у девочек целую бурю восторгов, - и он распалялся,
   пока не перешел полностью на непечатную прозу
   обматерив всех вокруг, после чего повалился на стол восклицая:
  
   - Суки вы все!
  
   Мне стало неловко опять, я осторожно попытался выяснить,
   кого он имеет в виду, девочек, или меня тоже.
  
   - Все, - последовал ответ, - и ты тоже сука!
  
   Я посмотрел на окружающих узнать, как здесь принято реагировать
   на такие слова. Оказалось - никак. За каждым столиком
   были заняты своим: пили кофе, шутили, смеялись, где-то
   в углу тянули песню под гитару, некоторые выходили на улицу
   с чашечками кофе и без - покурить. Успокоился и вышел
   покурить и Вайнштейн, а я опросил Джека, как они намерены
   проводить вечер дальше.
  
   - Потусуемся здесь, а потом двинем на флэт, - ответил он, - чувак, ты с нами?
  
   "Чувак" был не против: кто откажется увидеть творческую
   кухню поэта? Но с "чувихами" оказалось сложнее - Света
   спрятала свою крысу в сумочку и ушла "домой к маме, которая
   велела поздно не приходить", "На флэт" к поэту мы отправились
   вчетвером.
  
   По дороге с Ивановым-Вайнштейном приключился новый приступ.
   Его корчила и корежила какая-то внутренняя сила, лицо
   дергалось, а глазки пылали бешеной злобой. Он сдавленно
   матерился и закончил традиционными суками, Приступ острой
   депрессии оборвался так же внезапно, как и начался, Вайнштейн
   вдруг стал весел и шутлив и поволок нас к себе по
   пустынным улицам засыпающего города,
  
   Дома у поэта все оказалось забито книгами до потолка,
   Книжные шкафы стояли и в коридоре, и в комнатах, книги
   окружали нас везде: на полках, в шкафах, на столе и даже
   на полу лежали книги. Не было книг разве что на широкой
   тахте - там и устроилась вся кампания, а я присел в углу
   рядом с портативным "Шарпом",
  
   - Вруби кассетник, папик,- попросил Джек,
  
   Я врубил, и "Шарп" запел голосом Галича. Снова возникла
   определенная неловкость - я сидел чужой, никому не нужный,
   слушал, рассматривал корешки книг. Остальная кампания как
   бы чего-то ждала, приутихнув на тахте. Наконец Джека осенило:
   он стал шарить рукой за тахтой и извлек оттуда начатую бутылку
   шампанского. Все оживились, Вайнштейн достал фужеры, и
   Джек разлил на всех. Стало весело и интересно, дружески и
   по-домашнему. Вайнштейн после шампанского сразу размяк
   и полулежа поперек тахты, стал похожим на взъерошенного воробья.
   Татьяна, присев рядом, стала приглаживать его локоны. Глядя на эту
   сцену, я подумал, что может быть не только любовь к поэзии
   связывает их... .
  
   Джек, подобрав под себя ноги и потягивая шампанское, размышлял вслух:
   - Чихать я хотел на совдепы. У меня дядя в Копенгагене, получу визу -
   и свалю на полгода,
  
   - Поеду в Сорбонну учиться, - вставил Иванов-Вайнштейн.
  
   -Знаете, мальчики, - заговорила Татьяна, отрываясь от своего
   занятия, - Такая скука в школе, такая скука!
  
   Вайнштейн презрительно хмыкнул:
   - В гробу я видел твоих учителей!
  
   - Вот закончу школу, - продолжала Татьяна, - поступлю в институт,
   буду работать, выйду замуж, рожу ребенка - зачем?
  
   - Не рожай, - предложил Вайнштейн.
  
   Девушка не обратила на замечание никакого внимания:
   - Моя мама, например, работает всю жизнь, ничего кроме работы
   и кухни не видит - все ради меня, а я ее ненавижу... . И теперь
   мне начинать всё сначала?!
  
   - Выходи за негра, - подсказал Джек,- в Африку поедешь... .
   - Черномазеньких нарожаешь, - добавил Вайнштейн.
  
   - Мне пора, - отрезала Татьяна и стала собираться, Я вызвался
   ее проводить. Поэт с другом помрачнели.
  
   - Остаюсь здесь, - заявил Джек провожая нас, - Если что надо - возвращайтесь...
  
   Вайнштейн провожать нас не вышел: с ним опять приключил-
   ся знакомый приступ - он остался лежать на тахте, хрипел и
   ругался. Поэтому я пропустил предложение Джека мимо ушей -
   все внимание было занято Вайнштейном, который в это время
   катался по тахте и выл:
  
   -Су-ки!!!
  
   На улице мы с Татьяной молчали. Я не знал, что сказать,
   а она была чем-то расстроена.
  
   - Ты в каком классе учишься? - спросил я, чтобы нарушить молчание.
  
   - В десятом, - ответила она. Снова наступила неловкая тишина.
  
   Я мучительно пытался сообразить, о чем можно поговорить со
   школьницей.
  
   -Все это закончится абортом! - неожиданно сказала она, велела
   мне ее не провожать и ушла.
  
   А я отправился домой, размышляя о превратностях поэтической
   судьбы.
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"