Аннотация: ... Мать, воспитывая детей, готовила их быть воинами и непременными врагами тех людей, которые оскорбили ее ближних, ибо славяне, подобно другим народам языческим, не забывали обиду (Карамзин). Черновик. Без вычитки.19.04.2012
... Мать, воспитывая детей, готовила их быть воинами и непременными врагами тех людей, которые оскорбили ее ближних, ибо славяне, подобно другим народам языческим, не забывали обиду (Карамзин).
Просто плакал.
Сто раз давал себе слово, что никто не увидит слез на его глазах, а тут не сдержался.
А поплакать поводов было много. Смерть родителей в автокатастрофе, похороны, предательство людей, которых считал друзьями семьи, выселение из дома, где родился и прожил все свои пятнадцать лет. Жгучее чувство обиды, ненависти и бессилия. Детдом. Побег. Скитание по подворотням. Воровство продуктов в супермаркете, избиение охранниками и последовавший за ним арест. Попытка следователей повесить на него целый ряд квартирных краж.
- Подпиши лучше, как несовершеннолетний срок не получишь, а мы тебе поможем, с нами нужно дружить. - Это добрый дядя.
- Не подпишешь, в камере тебя опустят, а я сам лично измордую. - Это злой.
Оба откровенно скучали, когда вели допрос. Хотели поскорей избавиться от мороки и пойти на обмывание звездочки, полученной начальником отдела. Добрый - давил на мозги лениво, злой - избивал вполсилы и почти совсем без ярости. Рутина. Вскоре, не добившись подписи, отпустили в камеру.
И была тюрьма. А после драка в камере. И заточка в бок. Потом тюремная больница. Выжил. Повезло....
Суд. Неожиданная поддержка со стороны защиты, и мягкий, условный приговор.
Поездка к опекуну, которого назначили по суду до совершеннолетия. Родственник как-никак, хоть и дальний. Двоюродный дед, если точнее.
Встреча на перроне какой-то маленькой железнодорожной закарпатской станции с неприветливым суровым стариком. Долгая дорога в коляске мотоцикла к одинокому дому в самом сердце карпатского леса. Каждая ямка отдавалась болью в плохо поджившей ране, но он, сцепив зубы молчал.
Его слез никто не видел за это время ни разу. Ощетинившийся человеческий детеныш достойно встречал удары судьбы. Держался. А вот переступив порог чужого дома и, увидев на стене две фотографии с родными лицами перехваченные черной лентой - не выдержал.
Остановился перед фотографиями и заплакал....
Первые три дня пребывания в доме деда Данилы он почти не помнил. После нервного срыва, который случился с ним в день приезда Леха слег. Организм просто объявил забастовку. И, как дополнение, рана в левом боку, не очень хорошо залеченная в тюремной больничке, воспалилась и стала кровить. Короче, свалился с горячкой. Все три дня лежал в полубессознательном состоянии, хотя полностью сознания не терял. Машинально ел что давали, справлял нужду, терпел перевязки и травяные компрессы. Жил, словно во сне.
На четвертый дед поднял Леху до света и погнал доить корову. Скорее от удивления он подчинился. Леха автоматически переставляя ноги, зашел в хлев. Резкие и непривычные запахи, абсолютно другой, незнакомый мир сельского быта несколько привели его в чувство.
- Смотри.
Дед начал доить корову. Нехитрые действия. Чего тут сложного?
- Пробуй.
Леха попробовал. Делал все на автомате, но тело стало понемногу отживать.
- Не так. Она живая и ей больно. Сила не нужна, нужна сноровка. Гляди еще.... А теперь пробуй....
Во, молодец. С непривычки пальцы будут ныть, но ты главное запомни. К скотине нужно только с терпением. Ты к ней с лаской, и она к тебе с благодарностью.
- А потом ее под нож и на мясо. - Хмыкнул Леха. Впервые за все время после приезда он начал чувствовать себя прежним.
- И это тоже. Именно на мясо того за кем ухаживал и растил. Что тебя в этом коробит? Для того и ухаживал, для того и растил, чтобы польза была. С человека - дело, со скотины - мясо. Чтоб не зря жил, понимаешь? Чтобы от твоей жизни польза была.
- Польза кому?
- Миру. Всему миру польза. Хоть с маковое зернышко.
- А себе...?
- А ты не часть мира?
- Ты дед не прав. Кто думает о себе тот и живет лучше. Насмотрелся уже.... О мире только лохи думают.
- Ладно, философ. Ты дойку заканчивай. Вечером опять подоишь. И вообще, эта скотина теперь от тебя зависит. Накормить, напоить, обиходить, на выпас выгнать, да дважды в день подоить. Наука нехитрая.
Вот Зорька, куры, кролики и поросята, и еще пес да кошка. Все живые и все от тебя зависят, пока меня не будет. А это выйдет дней пять, а то и неделя.
Что справишься, то я даже не спрашиваю. Ты мужчина, значит должен справиться. А то, что внове это для тебя, так не беда. Глаза бояться - а руки делают. Там на столе я тебе список написал, чего и как делать надо.
Все, будь здоров. Я уехал.
Во дворе затарахтел движок мотоцикла, взревел вытягивая на подъем и стал отдаляться.
Зорька повернув добрую лобастую голову дыхнула теплом. Вот тебе и на, целое хозяйство на руки упало. Абзац. До этого из всей живности только голубей кормил, да еще лебедей в парке, когда малышом вместе с мамой гулял....
- Вот так, Зорька, нет больше мамы.... Но мы справимся, и с хозяйством и со всем остальным. Справимся. Хорош хандрить, действительно....
А дед молодец. Думает, я не понимаю, что он хочет мне помочь. Все ворчит. Старый хитрюган, нагрузил трудотерапией по самое не могу. Будет мне занятие от утра и до вечера. Что за недоверчивые взгляды? И ничего странного нет, ведь что для умельца - минута, для неумехи - час. А я чисто городской пацан. Согласна?
Корова недоверчиво тряхнула головой. Ей было непонятно, как это - не уметь простых вещей.
- Ну, пойду, гляну, чего дед там мне написал, да позавтракаю заодно. Потом тебя на выпас выведу. Подождешь? Ты отличный собеседник, еще поболтаем ....
Леха отправился в дом читать список своих новых обязанностей.
С этого утра началась новая жизнь. Когда через неделю на дороге затархтел мотоциклетный мотор, парень с достоинством и не торопясь пошел открывать ворота. Он справился и даже более чем. Руки у него росли из правильного места, голова тоже тупой не была и все те обязанности, которые в первый день казались страшно сложными, к концу недели уже выполнялись играючи. Свободного времени теперь хватало, и чтобы не скучать Леха занялся стоящим в сарае транспортным раритетом - Газ-69A, который обнаружил в первый же день. Просто сунул любопытный нос в огромный сарай-сруб стоящий на отшибе этого хозяйства. С техникой он был на "ты" с семи лет, автосервис был семейным бизнесом, так что с отцовской работы он в свободное время не вылезал. А последние три года, когда на семью свалилось неожиданное богатство в виде маминого наследства очень не маленького размера, то просто для души возился помогая восстанавливать старую "Победу", вместе с отцовским водителем. Хотел на ней на выпускной подкатить. Круто могло бы выйти.
Советский джип стоял здесь уже давненько, судя по слою пыли на покрывающем его брезентовом чехле - много лет. Когда Леха сдернул чехол то пришел просто в дикий восторг. Машинерия была притаранена в этот сарай прямо с военной консервации и заброшена. Судя по газете в бардачке, это произошло в 1982 году. Получается почти тридцать лет в сарае простояла. Причем задние сидушки были сняты, а все свободное пространство до брезентового верха было забито запчастями к этому самому газону. Включая запасной двигатель и два комплекта резины. Из этого железа еще одну машину можно было бы при желании собрать. Вот разборкой и приведением этого багатства в порядок Леха и занялся. Что было в его силах вытащить наружу естественно. Все это железо он раскладывал на наскоро сколоченных стеллажах, и уже на них приводил в порядок и распределял по полкам, которые сам и сварганил из обрезков досок. В последний день занялся профилактикой движка. Знакомая штука, однотипный победовскому движку М-20, только форсированный.
Во вторую половину дома, где и обитал дед, Леха не заходил принципиально. Просто посчитал, что это будет правильно. Да и так, для одного человека было слишком просторно. Домина была что надо. Двухэтажная, первый этаж из дикого камня, но сложен искусно, второй - деревянный сруб с высокой шиферной крышей. Постройка старая, но основательная и прочнейшая. Такими же выглядели и хлев с многочисленой живностью, и две пристройки неизвестного назначения закрытые на висячий замок и громадный сарай выполняющий функцию и гаража и мастерской и склада. При желании в нем можно было запросто поставить три грузовика "Урал". Здесь явно не экономили на стройматериалах. Да и строить здесь умели. Странный дом. Этакий княжеский терем, но среди дикого леса государственного заказника.
Мотоцикл подкатил к крыльцу и фыркнув в последний раз заглох. Дед устало скинул шлем и слез из седла на твердую землю.
Дед усмехнулся. Потом протянул руку и взлохматил Лехе волосы на голове, точь-в-точь как отец.
- Чего проверять. Сказал, значит так и есть. Не малец уже.... Помоги вон разгрузиться, я продуктов набрал и так по мелочи. Еле "Урал" выпер такой груз. Надо бы движок глянуть, да все руки не доходят.
- Я завтра гляну, дед.
Улыбнулся. - Ну добро. Надеюсь на тебя, а то нездоровиться мне что-то. Завтра отлеживаться буду. Теперь мой черед. Ты уж сам....
Одним днем отлежки дело не ограничилось. Дед слег основательно. Больше недели в постели, а улучшения не намечалось, скорее даже наоборот. Днем еще бодрился, но по ночам стонал, не имея сил сдерживаться. Болело все нутро. Таблетки и даже обезболивающие уколы уже не помогали. Леха здорово струсил. Только обретя близкого человека, он панически боялся его потерять.
Однажды утром зайдя к деду с очередной порцией травяного чая, он застал его сидящим за столом с ручкой в руках.
На столе лежала схема-карта и дед старательно наносил на нее какие-то значки и пунктирные линии.
- Дед Данила, тебе полегчало? Здорово-то как. А я вот чаю.... - начал Леха.
- Значит так. Хворь за меня основательно взялась. Сейчас мне полегчало, но это ненадолго.... А дальше только хуже будет.
Надо Леха помощь звать.
Леха присел на край разобранной постели внимательно слушая. Чтобы помочь деду он был готов тут же бежать за помощью. Знать бы куда и к кому. Горы да лес кругом на десятки километров. А дед продолжал.
- Карту читаешь? - Парень кивнул. - То добре. Вот гляди....
Вот наш дом. Дальше та дорога, что мы приехали. По ней километра полтора, до поворота и моста через речушку. Первый мост - не пропустишь. Справа от моста ручей впадает в речку. Вот по нему вверх на гору и пойдешь. Тропы там нет. Будешь прямо по воде подниматься. Камни скользкие - оберегись. Для привычного человека такая дорога не проблема, но ты - городской. Возьмешь палку у двери стоит, на ней острие стальное набито. Шток. Он поможет, дополнительная опора будет.
Вот и будешь подниматься, пока не упрешься в водопад. Там дальше пройти нельзя. Опять возьмешь вправо. И опять без тропы. Сориентируешься по компасу.
Умеешь? Азимут вот на эту гору. Ты ее только у ручья и увидишь, дальше в чащу уйдешь, ориентира не будет.
По компасу иди, там дороги где-то на час, тебе конечно больше выйдет. Если собьешься чуть - не беда. Но лучше не сбиваться. Должен выйти на тропу. В том месте где выйдешь она вверх поднимается, а посла как бы вдоль горы идет. Траверсом.
Пока все ясно? Тогда дальше.
Тропка одна. По ней на полоныну выйдешь. До темна должен дойти. Там колыба старая стоит. Ее недавно подновили пастухи. Там все еще летом овец выпасают. Дам тебе сверток, в колыбе его оставишь. Там чай, соль, сигареты да спички. Свечей с десяток.
Так вот - колыба.... В ней есть очаг. Над ним труба. Запалишь огонь, да заночуешь в ней.
Одно правило. Огонь должен гореть всю ночь. Там есть дрова, кругляк нарезанный и топор. Поищешь - найдешь, лежит в левом от входа углу, под лежанкой. Наколешь дров. Колотые возьмешь если уж вовсе сил не будет, там тоже есть, но после, днем, поленницу доложишь как было.
Постарайся поддерживать огонь всю ночь, потом отоспишься.... Ну, надо так. Я после тебе объясню. Так вот, днем тоже пали ватру, это костер по местному, чтобы не гас. И жди. Два дня жди. Три ночи заночуешь, стало быть.
Если повезет, то к тебе где-то в это время выйдет человек, который сможет мне помочь. А если ушел куда или помер, так что ж, стало быть судьба.... Старый он уже совсем. Я старый, а он был стариком, когда мне всего тридцать было. Это стало быть сорок лет тому. Н-да. Вот ведь жизнь....
Справишься, Леха?
- Справлюсь, дед. Пойду собираться....
- Погоди.... Возьми в кладовке вещьмешок, там все собрано. Плюс хлеб, лук и сало положи. Все.... Мне еще пару дней будет полегче. Себя обойду. Иди.
Леха шел по лесу и недоумевал. Отчего это дед переживал. Дорога далась ему легко, даже удивительно легко, если смотреть на сложность маршрута для неподготовленного человека.
По мокрым камням ручья он скакал с ловкостью оленя, а на компас почти и не смотрел, просто зная - куда нужно идти.
Осенний лес принял его под свой золотой шатер с гостеприимством невиданным. Лехе было просто хорошо. Он был тут как дома. Даже не так. Только тут он и был дома. Воздух густой влажный чистый, соперничал свежестью с водой из родника. Тишина стояла такая, что опадающий лист, казалось, с грохотом падал к подножию серого букового ствола. Не бывает? Еще как бывает, только нужно уметь это услышать и еще, не быть чужим в лесных чертогах.
Если уж лес принял тебя, то дорога сама ложится под ноги. Нет ни усталости, ни скуки, а заблудиться так же немыслимо, как в собственном дворе.
Леха шел словно сквозь сказку, сам балдея от этого. Для городского пацана - немыслимо. Но ведь есть.
Он смеялся, глядя на возню ежа подъедавшего какую-то живность, и возмущенно фыркающего на топотящего невдалеке человека. Не боялся зараза. Совсем не пуганый....
А вот заслышав впереди рев быка-оленя, почтительно принял в сторону. Гон. Его это время и его место, тут он хозяин. Судя по реву здоровенный рогач. Нечего беспокоить королевскую особу. Ибо чревато....
Откуда знал? Да Господь его ведает. Может читал, может слыхал, а может просто память крови.
К колыбе вышел, когда солнце едва зацепилось за горизонт. Красивое место.
Калыба - небольшой сруб, верхние бревна и крыша значительно отличались цветом от остальной постройки. Недавно ремонтировалась.
Рядом гора кругляка, порезанного бензопилой на равные чурки, только бери и коли. Вдоль боковых стен колыбы навесы. Под одним поленница колотых дров, заполненная на две трети, под другим связки трав и лавка на всю длину стены.
Леха осторожно приоткрыл дверь на скрипящих навесах.
- Добрый день хозяева. Дозволите ли заночевать? - Полу в шутку, полу всерьез проговорил он входя. Ответом было громкое хлопанье крыльев какой-то птицы, которая видимо рассчитывала сама заночевать под крышей колыбы. Спугнул.
От неожиданности Леха аж присел. Сердце в груди затрепыхало козьим хвостиком.
- Фух, чтоб тебя. - Леха вытер вспотевший в момент лоб. И рассмеялся.
- Зря улетела. Всем места под крышей хватит.... Но если уступаешь, то благодарю. Мне на дереве ночевать не привычно, а под крышей в самый раз. Но если передумаешь, прилетай - не обижу.
Усталости так и не было. А если не устал надо заняться делом. Отыскал топор, там, где дед и говорил и пошел колоть дрова. Топор был острый, недавно точеный. И вообще создавалось впечатление, что в колыбе недавно еще были люди. Все чисто прибрано, очаг вычищен. На полках соль, чай, сигареты. Даже крупа и сахар. Плюс банка консервов. Под потолком керосиновая лампа на крюке, в углу трехлитровая банка с керосином, заполненная наполовину.
Леха развел в очаге огонь. Поужинал прихваченными из дома продуктами, запил водой из родника, воды в Карпатах всегда много. Оставалось только ждать. Устроился у очага. Уютно. Руки греются под наброшенной курткой, за неимением пледа, ноги удобно вытянуты, спина упирается в лапник, который нарезал еще засветло.
Сон сморил как-то вдруг. Леха так сидя у огня и задремал.
И попал в другой мир....
***
Человек, лежащий на изломанных ветках, тихо застонал.
Больно.
Он умел терпеть боль, не выдавая себя даже звуком, но сейчас находясь в бессознательном состоянии, контролировать себя не мог. Коварная боль этим воспользовалась и пробилась сквозь тьму беспамятства окутывавшую разум человека, по ходу приводя его в чувство.
Стон перешел в хрип глубокого вдоха. Человек очнулся.
- Болит - значит живой..., человек - тварь живучая.
Ох, ты ж .... - Прошептали запекшиеся губы. И тут же были закушены до крови. Нет не от боли человек закусил губу, а от того зрелища, что увидели его глаза.
"Человек - тварь живучая" - Так отец говорил, когда учил или наказывал. И то и другое он делал хорошо. Раньше делал. Теперь же он лежит у догорающего дома недвижимый мертвый и изрубленный. Кругом все в крови. В измазанной грязью и кровью, подогнутой под тело руке, зажат эфес обломанного клинка. Видно не одну жизнь взял отец взамен своей.
Он умел это - отнимать чужие жизни. Всю жизнь провел в войнах и походах, доводилось, и сам ходил в таких же ватагах, что напала на его собственный дом. Наемник и смерть принял от наемников. Судьба. Не самая худшая судьба.
Матери и сестре повезло меньше. Нет горше доли, чем доля женщины в войну. А уж если доведется ей встретить свой смертный час среди озверевшей солдатни, пьяной от крови и вина .... Святой Петр таких мучениц должен сам встречать у врат рая и провожать внутрь, поскольку их страшная смерть искупала грехи больше, чем любая исповедь и причастие.
Два распятых обнаженных тела белеют на воротах. Когда-то они были его матерью и сестрой. Можно ли их узнать в этих истерзанных телах?
Наемники - проклятие этой войны. Это проклятие обрушилось на его семью. И семьи не стало. Еще одной из многих тысяч. Война щедро берет свою дань с этих земель. Щедро и долго. Поколение выросло на этой войне. Человек даже не помнил, какой он - мир. Война была всю его жизнь. Все пятнадцать лет.
Попробовал пошевельнуться. Терпеть можно. Поперек груди шла длинная, но неглубокая рана, но больше всего болело в боку. И еще голова кружилась и болела. Левая рука совсем не слушалась. Еще плечо.... К горлу подкатывала дурнота, мешая вспомнить последние секунды перед утерей памяти.
Ну да, он бежал через двор. А всадник на гнедой лошади со смехом догонял его, поигрывая широкой длинной шпагой. Он узнал его. Три дня тому он гостил у отца. Они пили и вспоминали прежние годы. Войну....
Потом был удар лошадиных копыт.... Но ведь всадник еще и рубанул. Тогда почему он жив?
Случай.... Похоже, конь сбился с шага в момент удара. Бывает. Редко.
Перекатившись на живот человек попытался подняться. Со второй попытке удалось. Кровь из потревоженной раны теплом омыла бок.
Так. Дом еще горит, но уже огонь идет на убыль. А ведь когда упал, пожара еще не было. Ночь. Со стороны сенного сарая слышен гогот и звон разбиваемых бутылок. У коновязи лошади. Раз, два..., семь. Все под седлом. У забора привязаны их кони. Отцовский Валет, и запряжная пара. Пара волов соседа-поденщика. Его домик тоже горел. В наспех сделанной загородке сбились в кучу овцы козы и несколько коров.
Два воза на высоких колесах, на одном повизгивают связанные свиньи, на другом гора мешков и бочонков.
Фуражиры. Отец рассказывал....
Человек крепко сжал кулаки.
Сколько их? Коней семь. Но уж семеро их не осталось - это точно. Ага, вон возле сарая две пары босых ног. Двое проводят тебя отец к воротам Ада. В Рай тебе дороги нет, если ты сам вел такую вот жизнь почти десять лет. Надеюсь ты им там еще добавишь....
Стало быть пятеро.... А я этим. Здесь.... И сейчас. Эти дубы даже охрану не выставили, дорвались до нашего вина. Две дюжины бутылок из Португалии, сладкого и крепкого вина. Густого и красного как кровь.
Пейте, пейте сволочи. Это ваше последнее вино. Не зря наш сенный сарай это остатки старинных укреплений. Двери там - тараном не выбьешь. Пять окошек узеньких - для арбалетчиков бойницы. Сейчас заложены дощечками и закрыты сеном. Хорошо....
Тонкий пошатывающийся силуэт перебрался через двор подбираясь к дверям сарая сбоку. Миг и дверь закрыта и подперта с улицы толстенной слегой. Откуда и силы взялись....
За дверью на миг затихли, а после взорвались целым клубком богохульств выкриков и угроз. Дверь загудела от сильнейших ударов. Да куда там.... Тут действительно был нужен таран.
Человек чувствовал, что сейчас упадет. Сознание уплывало. Чтобы не допустить этого он схватил пылающую головню прямо за горящий конец голой рукой.
Боль пробила иглой затуманенный мозг и позволила собраться.
И вот уже одна за другой горящие куски отчего дома исчезают в окнах-бойницах сарая.
Одна, вторая, третья.... Горите!
За подпертой дверью загудело пламя. Дикий звериный крик заживо сгорающих людей резал уши.
- Человек... тварь... живучая. Живучая... Я помню отец.... Мама.... Попроси за отца, может Господь и смилуется над ним... Сестренка.... Прощайте...
Как он влез в седло чужой высокой рейтарской лошади, он не знал. Осознал себя уже в седле. Обожженная рука сжимала повод Валета, которого он тащил за собой.
Конь пятился от разгорающегося пожара. Крики уже затихли.
Последним усилием он послал коня в боковую калитку. Проехать мимо ворот с распятыми телами он не мог.
- Удержаться.... Удержаться в седле... Я смогу..., я живучий. Ты хорошо учил, отец....
***
Леха дернулся. Фух.... Ну и сон... Как наяву все... А ведь только кемарнул, вон дрова еще горят, не успели прогореть. Только рука болит зараза....
На ладони явственно был виден, крепкий ожег. На той руке, которая была под курткой....
Ну вот, это еще что за непонятка?
Леха тряхнул головой.
Это что выходит, сон - не совсем сон? Может еще и раны на груди есть?
Ощупал себя испуганно. Нет. Цел, к счастью. А вот волдыри на руке, это - что?
- Травма налицо, но не на лице, а только на руке.... Трам, тарам, тарам, папам....
Ха.... Шутка.
Где взялось непонятно, но лечить надо, это - однозначно. Вопрос чем и как? - Леха покрутил головой.
- Мочить водой нельзя, вроде.... Вот был бы, какой крем, чтобы смазать.... Помнится, масло растительное помогало, его еще кипятят да остужают вроде, да где его взять здесь? Хотя, стоп.... Сало же есть. Тоже жир. Свежее, дед привез, а заняться им все руки не доходили. Просолиться не успело, я его только три дня тому в соль положил. Хороший кусок в 'сидоре' лежит, вот из серединки кусочек и вырежем. Вон и банка консервная вымытая есть, видно вместо кружки использовалась, в ней и растопим кусочек, маленько жира и будет.
Займемся врачеванием.... Трав бы еще, да кто их эти травы знает? Хотя, вон под навесом связки каких-то есть. Глянем....
Бормоча себе под нос, старая привычка, Леха занялся делом.
Фонарь-динамка давал достаточно света, чтобы рассмотреть связки трав под навесом. Много незнакомых растений, если честно - то почти все. Из знакомых только ромашка да зверобой. Вот их и возьму, - решил парень.
Сказано - сделано. Растопил жир в банке, нарезал мелко зверобой, да закинул в жестянку с жиром. Одной рукой орудовать было неудобно, но справился потихоньку. Пахнет не очень, но это не беда. Помогло бы только. Вот теперь пусть остывает.
А пока, решив, что хуже не будет, замотал руку носовым платком, наложив на ожоги кашицу из прожеванного свежего лука. Дезинфекция, хоть какая-то. Правда, ощущения, те еще....
Интересно, то ли лечение помогло, то ли еще почему, но болеть стало поменьше. И значительно. Если руку не тревожить, то и не заметно вовсе. Ну, почти....
И вообще - жизнь прекрасна. Вон рассвет, какой замечательный встает. Это только в горах можно увидеть - такое удивительно-красивое небо.
Алая зоря, казалось, перемешала на небе остатки ультрамарина ночи с лазурью ясного дня и вплела в эту синь неизвестно откуда взявшиеся изумрудно-зеленые мазки. Пара небольших облачков, подсвеченные светом зори снизу красным отблеском, казалось, застыли в безветрии. Сами они, молочно-белые, похожие на два парусника, под всеми парусами.
Все это великолепие встречал оркестр птичьего щебета и посвистывания, хлопаньем крыльев просыпающегося лесного пернатого королевства.
Господи, красотища то какая!
Леха как зачарованный смотрел на все это..., на эту.... Да как назвать-то, высшее творение матушки-природы? Обыкновенное чудо....
Рассвет, солнце встает.
Эгэй, где вы художники, где вы хихикающие девчонки с мобилами и толстые дядьки с камерами, где спецфотокоры глянцевых журналов?
Как можно пропустить такое? Не заснять, не зарисовать, не запечатлеть навеки? Эх вы.... А я вот вижу!
- Доброе утро, Карпаты. - Леха шептал восторженно-вежливое приветствие миру, чуть слышно, подняв лицо вверх и зажмурившись.
Слышишь ли меня сквозь сон, Великий Святогор? Говорят, ты все слышишь. Твои правнуки тебя помнят. Добрых тебе снов. А у нас тут, утро вот..., красивое.... - И уже во весь голос. - Уррра!!
Объяснить даже самому себе, почему он упомянул вдруг героя старых былин Леха не смог бы. Просто глядя на эти могучие каменные хребты покрытые лесом он вдруг представил как тысячи лет тому скакал по ним бессмертный велет на громадном коне, а когда устал от бесконечной жизни то лег спать под этими самыми горами, чтобы проснуться когда будет самая великая нужда у его потомков. Старинная и суровая легенда. Как горы.
Леха стоял посреди небольшой полоныны, раскинув руки и подставив лицо первым лучам солнца. Роса промочила джинсы, и сверкала кругом россыпью брильянтовых лучиков. Ветерок чуть шевельнул коротко-стриженные волосы. Это было просто здорово.
- И чого так кричати, аж вуха заклало? - Низкий голос принадлежал человеку, только вышедшему к колыбе из леса. Говор был не местный, хоть и на украинском языке, но помягче, как в центральных и восточных районах говорят.
Колоритный такой дядечка, по возрасту лет пятитидесяти, под метр восемьдесят ростом, но фигурой ужасно похожий на увеличенного гнома. Плечи, шея, животик, румяное круглое лицо обрамленное рыжим с проседью курчавым волосом и такой же шкиперской бородой. Все как из классического описания горного народа. Даже нос картошкой. Вразрез шли только очки, прикрывающие смешливые голубые глаза. На плече у дядечки висел топор, зацепившись нижней частью лезвия за куртку на плече. Таскать топор таким оригинальным образом дядечку заставила суровая необходимость. Руки заняты....
Ага, в каждой руке грибы, вернее гриб. В каждой один. Очень большой... Настоящий белый гриб, вес которого меряют на килограммы, а в них было не меньше чем пара-тройка кг, причем в каждом. Два штука, или две штук, как там правильно. Ладонь-лопата руки этого гнома с трудом охватывали ножку гриба. Ух, ты....
Леха теоретически знал, что боровики бывают большие, но видеть вживую не приходилось.
Дядечка открыто и весело улыбнулся. Окинул Леху оценивающим взглядом и перешел на русский.
- Вижу новое лицо. Кто будешь, добрый молодец? К этой колыбе случайные люди не выходят. Я Сергей Шпырченко, можно Шпырь, это от моей сокращенной фамилии, так меня люди зовут, и ты зови. А ты...?
Лехе было все равно на каком языке говорить, отлично владел обеими, как и дополнительно неплохо мог общаться на английском и с некоторым трудом на немецком, но эту вежливость оценил.
- А я Леха, у деда Данилы живу, тут недалеко. Километров двенадцать или пятнадцать вон в ту сторону. Это тебя я жду? - Парень абсолютно без напряга перешел с взрослым человеком на 'ты'. Было в этом мужике что-то такое - располагающее.
- Это вряд ли. Я сам тут гость. Вот бродил неподалеку, дым унюхал. Кто-то сало жарит. Ну как не посетить такого человека? Твое сало, мои грибы. Сейчас нажарим, будет царская еда. А если и лук еще есть...?
-Есть.
- Во! Тогда я за повара. Что с рукой?
-Да так, обжег слегка.
- Что ж ты так не осторожно. Вроде парень ловкий....
- Да во сне..., случайно. - Лехе такие расспросы не понравились, и собеседник это заметил, поэтому легко свернул разговор на кулинарную тему. Было видно, что уж эта тема ему близка и отношение к ней у него трепетное.
Этот большой, сильный, смешливый и, похоже, добрый человек умел, и покушать, и приготовить. Смеялся он открыто, громко и от души над своими шутками и ответными шутками Лешки. Нормальный гном, только большой. А чего удивляться?
А еда вышла действительно царская. Таких вкуснючих грибов, да еще приготовленных на открытом огне в самодельной сковородке из листа железа, Лешка не ел в жизни. Этот железный монстр, оказывается, висел на стенке, на деревянном колышке. О его назначении Лешка бы в жизни не догадался. Правда, пожарили только один гриб. Для двоих и его было много. Второй аккуратно порезав Шпырь, нанизал на нитки и повесил сушиться. Таких грибных ожерелий под крышей уже висело больше дюжины, оставленные прежними обитателями колыбы. Еще несколько лишними не будут. Щедр осенний лес на такие подарки, только собирай - не ленись.
После завтрака-обеда, поскольку после такого количества съеденных грибов есть не захочется, наверное, до завтра, Шпырь распрощался и отправился дальше по своим делам, но перед этим обнадежил Лешку. Хозяин колыбы не помер, хоть и стар изрядно, но бодр, где-то по лесу бродит. В своем доме с многочисленной родней жить не любит, только на зиму к ним возвращается. Непоседливый старикан. В народе о нем разные слухи ходят, чуть ли не колдуном считают. Колдун или нет, то неизвестно, но знахарь он отличный. Правда за лечение берется редко, в исключительных случаях, передав это дело своим ученикам.
- Я и сам у старика учился. - Неожиданно, уже уходя, заявил Сергей, сверкнув в улыбке белыми зубами. - Не веришь? А зря, шаман я, однако. - И рассмеялся.
- Жди. Если бы старик не хотел тебя увидеть, то ты и до колыбы не дошел бы. Лес не пустил, закрутил бы, да на обратную дорогу и вывел. Это здесь запросто. А уж если дошел, то шанс есть.
Все, бывай!
И зашагал в сторону противоположную той, откуда появился. Топор он привесил на плече точно так же, хоть руки и были свободны. Видать такая у него привычка, необычная. А может так тут и принято. Лешка ведь настоящий лесорубский топор вообще в первый раз увидел. Солидный инструмент со следами ковки на металле, тяжелый и острый. На длинном и прямом дубовом топорище, отполированным ладонями и временем. Фундаментальная вещь, под стать человеку.
Ожидание Леху не пугало. Если бы не беспокойство за деда, то вообще чувствовал бы здесь себя на отдыхе. Ему тут нравилось.
Сергей наколол немного дров, причем сделал полешки солидными на четвертушку или половинку кругляка. Показал, как складывать дрова в очаг, чтобы огонь горел подольше. Причем сделал это так, между делом. Силы в нем было немеряно, да и сноровка чувствовалась.
В этот раз на ночь Леха устроился на лежанке. Поспать было надо, тем более огонь должен был гореть несколько часов, от правильно уложенных дров.
Сон не заставил себя ждать и, уже по традиции, был он ярким и жизненным. Хоть и не таким страшным как прошлый.
Самое странное, что сон начался с точно того места, где оборвался прошлой ночью. Все та же ночь, все та же боль, вот только рука чуток меньше болела. Копыта тихо бухали в пыльную поверхность дороги.
Все дальше и дальше от своего дома, от пожара и ужаса. А куда ...?
Человек придержал рейтарского коня.
Валет ткнул головой в бок. Хорошо хоть не в раненый. Ткнул второй раз и потянул в сторону. Умный конь, спасибо тебе. Действительно здесь тропка к реке, там на берегу брошенный рыбачий шалаш. И луг с сочной травой. Вот туда и двинем.
Сойдя с дороги кони и всадник скрылись в листве прибрежных зарослей.
Выехав к шалашу, человек с трудом слез с седла, попробовал отстегнуть подпругу чтобы дать коню роздых - не вышло. Передохнул, упершись лбом в теплый лошадиный бок. Конь стоял спокойно, словно чувствуя состояние своего измученного всадника. Попробовал еще раз. Вот теперь вышло....
Седло упало в траву. Все. Теперь можно и о себе позаботиться. Здесь у шалаша место было хорошее. Травы вдоволь, а вода - вот она, река рядом. От такой благодати кони не уйдут, да и Валет не бросит. Наверное....
Можно заняться и ранами.
Но что это? Обожженная рука была аккуратно перевязана тонким цветным полотном и явно отдавала луковым запахом. Не помнил чтобы делал перевязку, ну да Бог с ним. Не до этого. Перевязано - вот и славно. И так дырок в шкуре хватает.
У рейтарского седла оказалась притороченная сумка с разными бытовыми и походными мелочами прежнего хозяина. Обнаружилось там и полотно и корпия для перевязок, а также фляга с кислым вином и немного еды. Запасливый был покойник....
Процесс перевязки затянулся, сил почти не оставалось, сказывалась сильная кровопотеря. Пришлось несколько раз прерываться и отдыхать. Отец учил, что в таких ситуациях надо больше пить. Кровь иначе не восстановится. Да и жажда мучила жутко. Фляга была выпита в несколько приемов, старался растянуть удовольствие.
Хоть и слабенькое вино, но израненному и обессиленному парню в голову ударило мощно. Хватило сил только на то, чтобы заполнить флягу водой и положить возле себя на ночь и утро.
Человек вытянулся прямо на голой земле, уставив глаза в качающееся звездное небо. Было очень плохо, мутило и от слабости и от выпитого вина.
Надо заснуть - сон все лечит. Вот только что-то мешало провалиться в спасительную черноту сна. Что?
И вдруг человек понял что. Он не помнил кто он. Нет, он помнил свою жизнь, отца, мать, сестру соседей, но ни одного имени. Как такое может быть?
И тут пришла темнота то ли сна, то ли забвенья.
Проснулся Леха от равномерного стука топора. Кто-то колол кругляк рядом с колыбой. И судя по громогласному хеканью во время удара топора, это его вчерашний знакомый.
Леха потянулся и соскочив с лежанки пошел к двери. Сегодняшнее утро он проспал самым бессовестным образом. Солнце уже на ладонь поднялось над горбатым горным горизонтом. Жалко, пропустил кусочек красоты.... Но зато выспался знатно.
Шпырь колол дрова своим топором, управляясь легко и словно играя. Сам процесс доставлял ему, видимо, огромное удовольствие.
Цок - подхватил топором кругляк.
Хек - расколол его пополам.
Стук, стук, стук, стук - и шесть полешек летят в уже внушительную кучу.
И опять - цок....
Здорово у него выходит. Ни одного лишнего движения.
Сергей был не один. Недалеко от него на бревне сидел старик. Местный. На голове шляпа, фасоном сходная с теми, которые носили лет сорок тому партработники и похоже такого же почтенного возраста, полотняная, белая сорочка с вышивкой, овчинная безрукавка, серые мятые брюки и пыльные сапоги. Вот сапоги классные, с низким мягким голенищем, на толстой подошве. Явно, шитые сапожки у доброго мастера не из магазина. Вот только отношение хозяина к ним было самое пренебрежительное. Лицо, загорелое до черноты, все в морщинах, было заросшее хорошей такой, недельной, седой щетиной.